На автобусе он доехал до Лас Вегаса, и Поук встретил его на остановке.
– Один парень на побегушках у людей с итальянскими именами, – сказал Поук, – назвал мне время, когда он будет вести в Лос Анджелес крупную партию наркотиков и оружия. – Поук и Ллойд должны были напасть на него, связать и вставить кляп, потом забрать у него все и двинуть его пару раз для пущего правдоподобия. «Бить надо сильно», – предупредил парень. Людей с итальянскими именами не так-то легко одурачить. За все это он просил четверть от суммы, полученной от продажи товара.
– Ну что ж, – сказал Ллойд. – Звучит неплохо.
На следующий день Поук и Ллойд пошли на встречу с Джорджем (так звали парня) – шестифунтовой дубиной с маленькой головой, сидевшей на несуществующей шее. Джордж сказал им прийти к нему домой вечером в следующую пятницу около шести часов.
– Ради Бога, наденьте маски, – сказал он. – Вы расквасите мне нос и поставите фингал под глазом. Господи, и зачем только я в это ввязался.
Великий вечер наступил. Дверь в дом Джорджа оказалась заперта, но как он и сообщал, заперта не слишком крепко. На первом этаже была игровая комната. Там и стоял Джордж рядом с полным пакетом травы. На столе для пинг-понга лежало оружие. Джордж был испуган до смерти.
– Господи, Боже ты мой, и зачем только я в это ввязался, – повторял он Ллойду и Поуку, пока они его связывали.
Потом Ллойд двинул Джорджа в нос, расквасив его до крови, а Поук поставил ему синяк под глазом, в соответствии с высказанной просьбой.
– Господи! – завопил Джордж. – Зачем же так сильно?
– Ты сам этого хотел, – заметил Ллойд.
Поук скотчем закрепил Джорджу рот. Потом они стали собирать добычу.
– Хочу спросить у тебя одну вещь, дружок? – сказал Поук.
– О чем? – спросил Ллойд, нервно хихикнув.
– Как ты думаешь, сможет ли старина Джордж не выдать наш секрет?
Ллойд оказался не готов к такому вопросу. В течение томительно долгой минуты он смотрел на Джорджа, глаза которого выкатились от внезапного ужаса.
Потом Ллойд сказал:
– Конечно. Он ведь тоже в этом замешан. – Но голос его звучал неубедительно. Если семена посадить в землю, они почти всегда прорастают.
Поук улыбнулся.
– Ну, он может просто сказать им: Привет, ребята. Я встретил старого приятеля с дружком. Мы поболтали, выпили несколько бутылочек пива, и что же вы думаете, эти сукины дети заявились ко мне домой и ограбили меня. Уверен, что вы их поймаете. Давайте, я вам опишу, как они выглядят.
Джордж бешено тряс головой, а его глаза превратились в заглавные "О" ужаса.
К тому времени они сложили оружие в полотняную сумку для белья, найденную в ванной. Ллойд нервно подергал сумку и сказал:
– Ну, и что же, ты думаешь, мы должны делать?
– Я думаю, старичок, мы должны его кончить, – сказал Поук с сожалением. – Это единственный возможный выход.
– Это чертовски тяжело сделать после того, как он навел нас на это дело, – сказал Ллойд.
– Тяжело жить в этом мире, дружок.
– Да уж, – вздохнул Ллойд, и они подошли к Джорджу.
– Мммпф, – сказал Джордж, бешено тряся головой. – Мммм! Ммммммммпф!
– Я знаю, – утешил его Поук. – Хреново вышло, да? Мне очень жаль, без обмана. У меня к тебе нет никакой личной неприязни. Хочу, чтобы ты запомнил это. Держи его голову, Ллойд.
Легче было сказать, чем сделать. Джордж бешено мотал головой из стороны в сторону. Стены его игровой комнаты были из шлакоблоков, и он бился о них головой, но, похоже, не чувствовал никакой боли.
– Держи его, – безмятежно сказал Поук и оторвал очередной кусок скотча.
Ллойд наконец-то ухватил его за волосы и держал его достаточно долго, для того чтобы Поук успел прилепить кусок скотча прямо на ноздри Джорджа, тем самым запечатав все его дыхательные пути. Агония продолжалась почти пять минут.
Поук присел на корточки рядом с трупом и пощупал пульс.
– Ну? – спросил Ллойд.
– Ничего не слышно, кроме часов, старина, – сказал Поук. – Да, кстати, о часах… – Он поднял мясистую руку Джорджа и посмотрел на его запястье. – Нет, обычный «Таймекс». Я-то думал, «Касио» или что-нибудь в этом роде.
Ключи от машины Джорджа лежали в переднем кармане его брюк. А в буфете наверху они нашли банку из-под арахисового масла, доверху набитую десятицентовиками. В общей сложности было двадцать долларов и шестьдесят центов.
Они выехали из Вегаса по № 93 и поехали на юго-восток в Аризону. Вчера около девяти они остановились у магазинчика в двух милях от Шелдона по шоссе № 75. Они вошли внутрь и убили хозяина – пожилого джентльмена со вставными зубами. Им достались шестьдесят три доллара и старый грузовик.
Сегодня утром у грузовика лопнули две шины. Две шины одновременно, и ни один из них не обнаружил на шоссе ни одного гвоздя, хотя почти полчаса они провели в поисках. В конце концов Поук сказал, что, должно быть, это было совпадение. Ллойд сказал, что ему приходилось слышать и о более удивительных вещах. Потом появился белый «Конни», словно в ответ на их молитвы.
Водитель «Конни» высунулся из окна и спросил:
– Нужна ли помощь?
– Конечно, нужна, – сказал Поук и всадил ему между глаз пулю из «Магнума-357». Несчастный мудак так, наверное, никогда и не узнал, что его ударило.
– Почему бы тебе не повернуть здесь? – спросил Ллойд, указывая на приближающийся перекресток. Он был одурманен.
– И поверну, – весело сказал Поук.
Примерно час спустя справа показался дорожный знак: БАРРЕК 6.
– Давай остановимся там. Я голоден, – попросил Ллойд.
– Ты всегда голоден.
– Иди в жопу. Когда я накурюсь, всегда хочу жрать.
– О'кей. Да и деньжат надо раздобыть. Добудем денег и поедем на север. Эта мудацкая пустыня меня достала.
– О'кей, – сказал Ллойд.
Они проехали Баррек и на выезде обнаружили помещавшиеся в одном здании кафе, магазинчик и заправочную станцию. На площадке перед зданием стояли фордовский фургон, пыльный «Олдсмобиль» и телега. Лошадь внимательно изучала их, пока они ставили «Конни» на стоянку.
Поук взял 357 и проверил патроны.
– Готов?
– Думаю, да, – отозвался Ллойд и взялся за шмайсер.
Заправка была на самообслуживании. Дежурный должен был только включить насос. Они поднялись по ступенькам и вошли внутрь. За прилавком человек в ковбойской одежде расплачивался за пачку сигарет. Утомленная женщина с жесткими черными волосами пыталась сделать выбор между двумя видами соуса для спагетти. За прилавком стоял хозяин – веснушчатый человек в серой рубашке. Он поднял взгляд, когда хлопнула входная дверь, и глаза его расширились от ужаса.
Ллойд дал очередь в потолок. Два стеклянных колпака разбились вдребезги. Человек в ковбойской одежде сделал движение, чтобы обернуться.
– Стойте на месте, и мы никого не тронем! – закричал Ллойд. Поук немедленно превратил его в лжеца, проделав дырку в женщине, разглядывавшей соус.
– Боже мой, Поук! – закричал Ллойд. – Ты не должен…
– Кончил ее, старичок! – завопил Поук. – Ей больше не придется смотреть телек! Ннннооо! Нннннооо!
Человек в ковбойской одежде медленно обернулся. В левой руке он держал пачку сигарет. За поясом у него был револьвер сорок пятого калибра. Пока Ллойд и Поук таращились на мертвую женщину, он неторопливо взял в руки револьвер, прицелился, выстрелил, и левая половина лица Поука неожиданно превратилась в месиво из крови, мяса и зубов.
– Меня ранили! – завопил Поук, роняя свой 357. – Меня ранили, Ллойд! Ранили! Ранили! – Он ударился о входную дверь, и она распахнулась. Поук тяжело опустился на крыльцо.
Ошеломленный Ллойд выстрелил скорее инстинктивно, чем в целях самозащиты. Грохот «шмайсера» заполнил комнату. Бутылки и консервные банки взорвались на своих полках. Человек в ковбойской одежде, равнодушный, спокойный и собранный, снова выстрелил. Ллойд скорее почувствовал, чем услышал, как пуля пролетела у него над головой. Он дал еще одну очередь.
Человек за прилавком упал с такой внезапностью, что можно было подумать, будто он провалился в люк. Автомат с жвачкой разлетелся вдребезги. Повсюду рассыпались красные, синие и зеленые шарики. Шмайсер проделал три дырки в ковбое, и большая часть его внутренностей оказалась на пакетиках с сухой картошкой. Ковбой осел, все еще сжимая в одной руке 45, а в другой – пачку «Лаки».
Ллойд, обезумев от страха, продолжал палить. Автомат нагревался у него в руках. Коробка с бутылками соды зазвенела и упала. Девушка на календаре, одетая в соблазнительные шорты, получила пулю в бедро волшебного персикового цвета. Рухнула стопка книжек. Потом патроны кончились, и наступила оглушающая тишина. В комнате стоял тяжелый и отвратительный запах пороха.
– Боже мой, – выдохнул Ллойд. Он опасливо посмотрел на ковбоя. Было непохоже, что ковбой причинит ему какие-нибудь неприятности в ближайшем или отдаленном будущем.
– Меня ранили! – промычал Поук, вваливаясь обратно внутрь.
– Я кончил его, Поук, – утешил Ллойд, но Поук, похоже, ничего не слышал. Его правый глаз сиял, как сапфир. Левого глаза не было. Левой щеки тоже не наблюдалось: можно было видеть, как движется его челюсть, когда он говорит. Рубашка пропиталась кровью.
– Чертов мудак достал меня! – закричал Поук. Он наклонился и поднял свой «Магнум». – Я покажу тебе, сучье отродье, как стрелять в меня!
Он двинулся к ковбою, поставил ногу ему на голову, как охотник, позирующий для фотографии, и приготовился опорожнить свой 357. Ллойд стоял и смотрел на это с раскрытым ртом, с дымящимся автоматом в руке, все еще пытаясь понять, как же все это могло случиться.
В этот момент человек, упавший за прилавок, появился оттуда, как тещин язык. Его лицо выражало отчаянную решимость, а в руках у него была зажата двустволка.
– Что? – сказал Поук и поднял взгляд как раз вовремя, чтобы встретиться с обоими зарядами. Лицо его превратилось в еще большую кашу, чем раньше, и он упал.
Ллойд решил, что самое время сматывать. Черт с ними, с деньгами. В конце концов, деньги можно найти в любом другом месте. Похоже, что пришло время опять сбивать погоню со следа. Он выбежал из магазинчика.
Он уже наполовину слетел со ступенек, когда подъехала патрульная машина аризонской полиции. Из правой двери вылез полицейский и вытащил пистолет.
– Стой на месте! Что происходит внутри?
– Трое убитых! – закричал Ллойд. – Ну и заваруха! Парень, который сделал это, сбежал через заднюю дверь! Я уношу ноги!
Он подбежал к «Конни», скользнул за руль и как раз успел вспомнить, что ключи остались у Поука в кармане, когда полицейский завопил:
– Стой! Стой, стрелять буду!
– Боже мой, – сказал Ллойд, когда второй полицейский приставил ему к голове здоровенный ковбойский пистолет, а первый надел на него наручники.
– Отправляйся в багажник, красавчик.
Владелец вышел из магазинчика, все еще сжимая в руках двустволку.
– Он застрелил Билла Марксона. Другой прикончил миссис Сторм! Я застрелил одного! Он мертв, как собачье дерьмо! Отойдите, мальчики, я с удовольствием кончу и этого!
– Успокойся, Поп, – сказал один из полицейских. – Веселье кончилось.
– Эй, ребята, держите меня подальше от этого парня, – попросил Ллойд. – Такое впечатление, что он сдвинулся.
– А это ты получил, когда выходил из магазина, красавчик, – сказал первый полицейский. Его пистолет поднялся, блеснув в солнечных лучах, и опустился на голову Ллойда Хенрида. Очнулся он только в тюрьме Арапахоу.
Старки внимательно посмотрел на монитор 2. Специалист второго класса Фрэнк Д.Брюс по-прежнему сидел, уткнувшись лицом в миску супа. Ситуация не изменилась. Задумчиво Старки перешел к монитору 4, на котором положение изменилось к лучшему. Доктор Эммануэль Эзвик по-прежнему неподвижно лежал на полу, но центрифуга остановилась. В 19:40 часов (прошедших с момента несчастного случая) из центрифуги начали появляться тонкие струйки дыма. В 21:07 часов внутри центрифуги в последний раз что-то звякнуло, и она медленно перешла в состояние покоя. Кажется, Ньютон сказал, что где-то далеко, за самой дальней звездой, может находиться тело в абсолютном состоянии покоя. Ньютон оказался прав во всем, кроме расстояния, – подумал Старки. Совсем не надо углубляться в такую даль. Проект Блу – вот воплощение абсолютной неподвижности.
В кабинете раздался сигнал вызова. Старки подошел к переговорному устройству и нажал на кнопку:
– Слушаю, Лен.
– Билли, у меня срочное сообщение от одного из наших подразделений из Сайп Спрингса, штат Техас. Почти в четырехстах милях от Арнетта. Они утверждают, что им надо поговорить с тобой.
– В чем там дело, Лен? – спросил он спокойно. За последние десять часов он принял шестнадцать «отрубонов» и чувствовал себя сравнительно неплохо.
– Пресса.
– О, Господи, – сказал Старки. – Соедини меня с ними.
– Подожди минутку, – сказал Лен.
Атмосферные помехи постепенно исчезли.
– …Лайон, подразделение Лайон, как слышите, база Блу? Как слышите нас? Раз… два… три… четыре… говорит подразделение Лайон.
– Слышу вас, подразделение Лайон, – сказал Старки. – Говорит база Блу один.
– Кодовое обозначение проблемы – Цветочный Горшок, – произнес металлический голос. – Повторите, Цветочный Горшок.
– Я прекрасно знаю, что такое Цветочный Горшок, – сказал Старки. – В чем там дело?
Металлический голос из Сайп Спрингса говорил почти пять минут подряд. Сама по себе ситуация его не слишком-то интересовала, потому что уже два дня назад компьютер проинформировал его, что это произойдет до конца июня с вероятностью 88%. Специфика же несущественна. Если у вещи есть две штанины и место, куда вдеть ремень, то это брюки. Цвет не имеет значения.
Доктор из Сайп Спрингса сделал несколько остроумных предположений, и репортеры ежедневной газеты из Хьюстона связали происходящее в Сайп Спрингс с тем, что уже произошло в Арнетте, Вероне, Коммерс Сити и городке Поллистон, штат Канзас. В этих городах процесс развивался так стремительно и так неблагоприятно, что военным был отдан приказ ввести карантин. В компьютере был заложен список других двадцати пяти городов десяти штатов, в которых начали обнаруживаться следы Проекта Блу.
Старки принял решение. Он отпер ключом нижний ящик своего письменного стола и вытащил оттуда синий сверток, запечатанный красной бумажной лентой. Надпись на нем гласила: ЕСЛИ ЛЕНТА ОКАЖЕТСЯ СОРВАННОЙ, НЕМЕДЛЕННО ИЗВЕСТИТЕ ВСЕ ОТДЕЛЫ БЕЗОПАСНОСТИ. Старки сорвал ленту.
– Вы на связи, база Блу? – спрашивал голос. – Мы вас не слышим.
– Я здесь, Лайон, – ответил Старки. Он открыл последнюю страницу книги из свертка и провел пальцем по колонке, озаглавленной ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЕ СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНЫЕ КОНТРМЕРЫ.
– Вы слышите меня, Лайон?
– Слышим, база Блу.
– Троя, – сказал Старки решительно. – Повторите, Лайон: Троя.
Молчание. Отдаленный треск помех. Старки вспомнил о тех телефонах, которые они делали в детстве: две консервных банки и двадцать ярдов вощеной бечевки.
– Повторяю…
– О Господи! – раздалось из Сайп Спрингса.
– Повтори, сынок, – сказал Старки.
– Т-т-троя, – сказал голос. Потом, более уверенно: – Троя.
– Очень хорошо, – сказал Старки. – Благослови тебя Бог, сынок. Отбой.
– И вас, сэр. Отбой.
За щелчком последовали сильные помехи, потом снова щелчок, молчание, и голос Лена Крейтона.
– Билли?
– Да, Лен.
– Я слышал весь разговор.
– Прекрасно, Лен, – сказал устало Старки. – Ты можешь доложить об этом в какой угодно форме.
– Ты не понял. Билли, – сказал Лен. – Ты поступил правильно. Думаешь, я не понимаю этого?
Старки позволил глазам закрыться. На мгновение все замечательные «отрубоны» перестали действовать.
– Благослови и тебя Бог, Лен, – сказал он еле слышно. Он отключил переговорное устройство и занял свою привычную позицию перед монитором 2. Через некоторое время он вновь почувствовал себя вполне сносно.
Если поехать на юг от Сайп Спрингса по шоссе № 36, то за день можно добраться до Хьюстона. По дороге неслась машина – старый «Понтиак», выжимавший восемьдесят миль в час. Машина поднялась на холм. Внизу дорогу перегораживал «Форд», что чуть не привело к катастрофе.
Водитель, тридцатишестилетний репортер хьюстонской ежедневной газеты, нажал на тормоза.
– Боже мой! – завопил фотограф, сидевший рядом с водителем. Он уронил фотоаппарат на пол и ухватился за ремень безопасности.
Голубой дымок вырвался из-под шин. Радио продолжало орать:
Крошка, поймешь ли ты своего парня?
Он – парень что надо.
Он парень шикарный.
Крошка, поймешь ли ты своего парня?
«Понтиак» наконец-то остановился. Водитель облегченно вздохнул и разразился приступом кашля. Им начал овладевал гнев. Он вышел из машины и, сжав кулаки, направился к двум молодым людям, стоявшим за «Фордом».
– Ага, раздолбай! – закричал он. – Вы нас чуть на хрен не угробили, и я хочу…
Четыре года он прослужил в армии. Добровольцем. Ему как раз хватило времени на то, чтобы определить тип винтовок, которые они доставали из багажника «Форда». Он ошеломленно остановился под палящим техасским солнцем и намочил свои штаны.
Он начал кричать и мысленно повернулся и побежал обратно к «Понтиаку», но ноги его не сдвинулись с места. Пули вырвали бесформенные куски мяса у него из груди и мошонки. Он упал на колени, немо протягивая руки в жесте пощады. Следующая пуля попала ему в лоб над правым глазом и снесла ему полголовы.
Фотограф, сползший с сиденья, был не в состоянии понять, что же происходит, до тех пор, пока двое молодых людей не переступили через тело репортера и не направились к нему с винтовками наперевес. Он успел завести мотор и тронуться, прежде чем они начали стрелять. Прострелив обе задние шины, молодые люди бросились к своему «Форду», номер которого числился в списке военных средств передвижения Пентагона, и, развернувшись, ринулись за «Понтиаком». «Форд» резко подскочил, когда они переезжали тело репортера. Сержант, сидевший рядом с водителем, испуганно чихнул, брызнув слюной на ветровое стекло.
Фотограф начал плакать, заметив в зеркале заднего вида увеличивающийся силуэт «Форда». Он утопил педаль газа до предела, но «Понтиак» с пробитыми шинами не выжимал больше сорока. По радио Ларри Андервуда сменила Мадонна. Мадонна утверждала, что она девчонка что надо.
«Форд» обогнал «Понтиак» и притормозил. Раздался визг раздираемого металла. Фотограф ударился о рулевую колонку, и кровь хлынула у него из носа. Он соскользнул с сиденья и, извернувшись, выскочил из правой двери. Он выбежал на обочину и спрыгнул с откоса. Перед ним оказалось ограждение из колючей проволоки, и он попытался его перепрыгнуть. «Я смогу убежать, – подумал он. – Я могу бежать вечно».
Он приземлился на другой стороне с ногой, запутавшейся в проволоке. Он все еще пытался отцепить брюки, когда двое молодых людей сошли с обочины с винтовками наперевес.
– За что? – попытался он спросить у них, но из его горла раздался лишь тихий и беспомощный птичий вскрик.
По официальным сообщениям, ничего тревожного в Сайп Спрингсе, штат Техас, в тот день не произошло.
Не успел Ник открыть дверь, отделявшую кабинет шерифа Бейкера от тюремных камер, как на него посыпался град угроз и насмешек. Винсент Хоган и Билли Уорнер сидели в двух камерах слева, Майк Чайлдрес занимал одну из камер справа. Еще одна камера пустовала, а пустовала она потому, что Рэю Буту, человеку с рубиновым перстнем, удалось сбежать.
– Эй, мудозвон! – позвал Чайлдрес. – Чертов мудозвон! Что с тобой будет, когда мы выйдем отсюда? А? Ты подумал об этом?
– Я лично отрежу ему яйца и засуну их в глотку так, чтобы он задохнулся, – сказал Билли Уорнер.
Только Винс Хоган не участвовал в этих упражнениях в красноречии. Утром шериф Бейкер насел на него, и он раскололся. Теперь все они сидели в камерах в ожидании суда. Бейкер сказал Нику, что он сможет получить обвинительный акт на этих ребят, но когда дело дойдет до суда присяжных, то показаниям Ника будут противостоять показаниях всех троих – или четверых, если они поймают Рэя Бута.
За последнее время Ник проникся к Бейкеру глубоким уважением. И не потому, что шериф арестовал людей, избивших и ограбивших Ника. Упрятав троицу за решетку, шериф, похоже, подхвативший сильную простуду, был вынужден уйти домой и оставил заключенных на попечение Ника. Через полчаса в тюрьме появился любопытный прыщавый мальчишка с тремя подносами, на которых стоял обед для арестованных. Ник жестом показал ему поставить подносы на койку и, взяв листок бумаги, написал: «Это оплачено?»
Мальчишка изучил записку со вниманием новичка-студента, взявшегося за «Моби Дика».
– Конечно, – сказал он. – У шерифа есть свой счет. Скажи, ты действительно не можешь говорить?
Ник кивнул.
– Хреновое дело, – сказал мальчишка и быстро ретировался, словно боялся, что немота заразна.
Ник отнес подносы к камерам и пропихнул их арестованным с помощью щетки. Вернувшись в кабинет, он вспомнил о том, что Бейкер попросил его вкратце изложить свою биографию. Он сел за письменный стол, положил в центре его блокнот, помедлил секунду и вывел наверху страницы:
Ник Андрос
История Жизни
Он прервался, слегка улыбаясь. После небольшой паузы он снова начал писать:
"Я родился в Каслине, штат Небраска, 14 ноября 1968 года. Мой отец был фермером. Он и моя мама всегда жили на краю разорения. Они были должны трем разным банкам. Моя мать была уже шесть месяцев беременная мной, и отец решил отвезти ее к городскому доктору. Грузовик потерял управление и они заехали в кювет. У моего отца случился сердечный приступ, и он умер.
Тем не менее, спустя три месяца мать родила меня таким, какой я есть. Для нее это был тяжелый удар, особенно после потери мужа.
Она маялась с фермой до 1973 года, после чего ферма была конфискована в счет уплаты долгов. Родственников у нее не было, но она написала друзьям в Биг Спрингс, и кто-то из них нашел ей работу в булочной. Мы прожили там до 1977 года, когда она погибла в результате несчастного случая. Человек на мотоцикле сбил ее, когда она возвращалась домой после работы. В этом даже не было его вины, только невезение – у него отказали тормоза. Он даже не превысил скорость. Баптистская церковь похоронила мою маму за свой счет. Та же самая церковь послала меня в приют для сирот в Де Муан. Церкви всех вероисповеданий перечисляют средства в фонд этого приюта. Там я научился читать и писать…"
Здесь он остановился. Рука его заболела от долгого писания, но прервался он не по этой причине. Ему было трудно снова воскрешать все эти события в памяти. Он перечел последнюю строчку. «Там я научился читать и писать». Но это было не так-то просто. Он жил в безмолвном мире. Речь была для него танцем губ, зубов, языка. Только в четыре года он понял, что такое слово. Только в шесть лет он понял, что высокие зеленые штуки называются деревьями.Он хотел знать имена вещей, но не мог о них спросить.
В приюте он потерял желаниеовладеть механизмами обозначения, и когда это случилось, его мыслительный механизм заржавел и стал распадаться. Он стал тупо бродить с места на место, созерцая безымянные предметы в безымянном мире. Потом появился Руди. Массивный человек со шрамами на лице и с лысой головой. Шесть футов пять дюймов роста. Низкорослому Нику он казался почти великаном. В первый раз они встретились в игровой комнате в подвале. Руди наклонился к нему, так что их глаза оказались примерно на одном уровне. Потом он поднял свои огромные, покрытые шрамами руки и прижал их сначала ко рту, а потом к ушам.
«Я глухонемой».
Ник хмуро отвернулся: «Меня это не ебет».
Руди ударил его по щеке.
Ник упал. Рот его открылся, и безмолвные слезы потекли из глаз. Он не хотел больше видеть это лысое чудище. Он не глухонемой, он просто издевается.
Руди бережно помог ему подняться и повел его к столу. Там лежал чистый лист бумаги. Руди указал на лист, а потом на Ника. Ник покачал головой. Руди протянул ему карандаш. Ник отдернул руку, словно карандаш был раскален докрасна. Руди указал на карандаш, потом на Ника и снова на бумагу. Ник покачал головой. Руди снова ударил его.
Вновь безмолвные слезы. Покрытое шрамами лицо не выражало ничего, кроме бесконечного терпения. Руди вновь указал на бумагу. На карандаш. На Ника.
Ник зажал карандаш в кулаке. Он написал пять известных ему слов:
НИКОЛАС АНДРОС
ПОШЕЛ В ЖОПУ
Потом он разломал карандаш пополам и хмуро и непокорно посмотрел на Руди. Но Руди улыбался. Неожиданно он наклонился над столом и обхватил голову Ника своими мозолистыми ладонями. Руки его были теплыми и нежными. Ник не мог вспомнить, когда в последний раз к нему прикасались с такой любовью. Так его трогала только мать.
Руди убрал руки. Он поднял половинку карандаша с грифелем. Перевернул лист бумаги. Постучал по пустому белому пространству кончиком карандаша, а потом указал на Ника. Он сделал это снова. И еще раз. И еще раз. И в конце концов Ник понял.
«Ты – это пустая страница».
Ник заплакал.
Руди остался с ним на шесть лет.
"…читать и писать. Человек по имени Руди Спаркмен помог мне. Мне очень повезло, что я его встретил. В 1984 году мне сказали, что меня отдадут в семью, а государство будет выплачивать деньги за мое содержание. Я хотел бы быть с Руди, но Руди служил в Африке в войсках ООН.
– Один парень на побегушках у людей с итальянскими именами, – сказал Поук, – назвал мне время, когда он будет вести в Лос Анджелес крупную партию наркотиков и оружия. – Поук и Ллойд должны были напасть на него, связать и вставить кляп, потом забрать у него все и двинуть его пару раз для пущего правдоподобия. «Бить надо сильно», – предупредил парень. Людей с итальянскими именами не так-то легко одурачить. За все это он просил четверть от суммы, полученной от продажи товара.
– Ну что ж, – сказал Ллойд. – Звучит неплохо.
На следующий день Поук и Ллойд пошли на встречу с Джорджем (так звали парня) – шестифунтовой дубиной с маленькой головой, сидевшей на несуществующей шее. Джордж сказал им прийти к нему домой вечером в следующую пятницу около шести часов.
– Ради Бога, наденьте маски, – сказал он. – Вы расквасите мне нос и поставите фингал под глазом. Господи, и зачем только я в это ввязался.
Великий вечер наступил. Дверь в дом Джорджа оказалась заперта, но как он и сообщал, заперта не слишком крепко. На первом этаже была игровая комната. Там и стоял Джордж рядом с полным пакетом травы. На столе для пинг-понга лежало оружие. Джордж был испуган до смерти.
– Господи, Боже ты мой, и зачем только я в это ввязался, – повторял он Ллойду и Поуку, пока они его связывали.
Потом Ллойд двинул Джорджа в нос, расквасив его до крови, а Поук поставил ему синяк под глазом, в соответствии с высказанной просьбой.
– Господи! – завопил Джордж. – Зачем же так сильно?
– Ты сам этого хотел, – заметил Ллойд.
Поук скотчем закрепил Джорджу рот. Потом они стали собирать добычу.
– Хочу спросить у тебя одну вещь, дружок? – сказал Поук.
– О чем? – спросил Ллойд, нервно хихикнув.
– Как ты думаешь, сможет ли старина Джордж не выдать наш секрет?
Ллойд оказался не готов к такому вопросу. В течение томительно долгой минуты он смотрел на Джорджа, глаза которого выкатились от внезапного ужаса.
Потом Ллойд сказал:
– Конечно. Он ведь тоже в этом замешан. – Но голос его звучал неубедительно. Если семена посадить в землю, они почти всегда прорастают.
Поук улыбнулся.
– Ну, он может просто сказать им: Привет, ребята. Я встретил старого приятеля с дружком. Мы поболтали, выпили несколько бутылочек пива, и что же вы думаете, эти сукины дети заявились ко мне домой и ограбили меня. Уверен, что вы их поймаете. Давайте, я вам опишу, как они выглядят.
Джордж бешено тряс головой, а его глаза превратились в заглавные "О" ужаса.
К тому времени они сложили оружие в полотняную сумку для белья, найденную в ванной. Ллойд нервно подергал сумку и сказал:
– Ну, и что же, ты думаешь, мы должны делать?
– Я думаю, старичок, мы должны его кончить, – сказал Поук с сожалением. – Это единственный возможный выход.
– Это чертовски тяжело сделать после того, как он навел нас на это дело, – сказал Ллойд.
– Тяжело жить в этом мире, дружок.
– Да уж, – вздохнул Ллойд, и они подошли к Джорджу.
– Мммпф, – сказал Джордж, бешено тряся головой. – Мммм! Ммммммммпф!
– Я знаю, – утешил его Поук. – Хреново вышло, да? Мне очень жаль, без обмана. У меня к тебе нет никакой личной неприязни. Хочу, чтобы ты запомнил это. Держи его голову, Ллойд.
Легче было сказать, чем сделать. Джордж бешено мотал головой из стороны в сторону. Стены его игровой комнаты были из шлакоблоков, и он бился о них головой, но, похоже, не чувствовал никакой боли.
– Держи его, – безмятежно сказал Поук и оторвал очередной кусок скотча.
Ллойд наконец-то ухватил его за волосы и держал его достаточно долго, для того чтобы Поук успел прилепить кусок скотча прямо на ноздри Джорджа, тем самым запечатав все его дыхательные пути. Агония продолжалась почти пять минут.
Поук присел на корточки рядом с трупом и пощупал пульс.
– Ну? – спросил Ллойд.
– Ничего не слышно, кроме часов, старина, – сказал Поук. – Да, кстати, о часах… – Он поднял мясистую руку Джорджа и посмотрел на его запястье. – Нет, обычный «Таймекс». Я-то думал, «Касио» или что-нибудь в этом роде.
Ключи от машины Джорджа лежали в переднем кармане его брюк. А в буфете наверху они нашли банку из-под арахисового масла, доверху набитую десятицентовиками. В общей сложности было двадцать долларов и шестьдесят центов.
Они выехали из Вегаса по № 93 и поехали на юго-восток в Аризону. Вчера около девяти они остановились у магазинчика в двух милях от Шелдона по шоссе № 75. Они вошли внутрь и убили хозяина – пожилого джентльмена со вставными зубами. Им достались шестьдесят три доллара и старый грузовик.
Сегодня утром у грузовика лопнули две шины. Две шины одновременно, и ни один из них не обнаружил на шоссе ни одного гвоздя, хотя почти полчаса они провели в поисках. В конце концов Поук сказал, что, должно быть, это было совпадение. Ллойд сказал, что ему приходилось слышать и о более удивительных вещах. Потом появился белый «Конни», словно в ответ на их молитвы.
Водитель «Конни» высунулся из окна и спросил:
– Нужна ли помощь?
– Конечно, нужна, – сказал Поук и всадил ему между глаз пулю из «Магнума-357». Несчастный мудак так, наверное, никогда и не узнал, что его ударило.
– Почему бы тебе не повернуть здесь? – спросил Ллойд, указывая на приближающийся перекресток. Он был одурманен.
– И поверну, – весело сказал Поук.
Примерно час спустя справа показался дорожный знак: БАРРЕК 6.
– Давай остановимся там. Я голоден, – попросил Ллойд.
– Ты всегда голоден.
– Иди в жопу. Когда я накурюсь, всегда хочу жрать.
– О'кей. Да и деньжат надо раздобыть. Добудем денег и поедем на север. Эта мудацкая пустыня меня достала.
– О'кей, – сказал Ллойд.
Они проехали Баррек и на выезде обнаружили помещавшиеся в одном здании кафе, магазинчик и заправочную станцию. На площадке перед зданием стояли фордовский фургон, пыльный «Олдсмобиль» и телега. Лошадь внимательно изучала их, пока они ставили «Конни» на стоянку.
Поук взял 357 и проверил патроны.
– Готов?
– Думаю, да, – отозвался Ллойд и взялся за шмайсер.
Заправка была на самообслуживании. Дежурный должен был только включить насос. Они поднялись по ступенькам и вошли внутрь. За прилавком человек в ковбойской одежде расплачивался за пачку сигарет. Утомленная женщина с жесткими черными волосами пыталась сделать выбор между двумя видами соуса для спагетти. За прилавком стоял хозяин – веснушчатый человек в серой рубашке. Он поднял взгляд, когда хлопнула входная дверь, и глаза его расширились от ужаса.
Ллойд дал очередь в потолок. Два стеклянных колпака разбились вдребезги. Человек в ковбойской одежде сделал движение, чтобы обернуться.
– Стойте на месте, и мы никого не тронем! – закричал Ллойд. Поук немедленно превратил его в лжеца, проделав дырку в женщине, разглядывавшей соус.
– Боже мой, Поук! – закричал Ллойд. – Ты не должен…
– Кончил ее, старичок! – завопил Поук. – Ей больше не придется смотреть телек! Ннннооо! Нннннооо!
Человек в ковбойской одежде медленно обернулся. В левой руке он держал пачку сигарет. За поясом у него был револьвер сорок пятого калибра. Пока Ллойд и Поук таращились на мертвую женщину, он неторопливо взял в руки револьвер, прицелился, выстрелил, и левая половина лица Поука неожиданно превратилась в месиво из крови, мяса и зубов.
– Меня ранили! – завопил Поук, роняя свой 357. – Меня ранили, Ллойд! Ранили! Ранили! – Он ударился о входную дверь, и она распахнулась. Поук тяжело опустился на крыльцо.
Ошеломленный Ллойд выстрелил скорее инстинктивно, чем в целях самозащиты. Грохот «шмайсера» заполнил комнату. Бутылки и консервные банки взорвались на своих полках. Человек в ковбойской одежде, равнодушный, спокойный и собранный, снова выстрелил. Ллойд скорее почувствовал, чем услышал, как пуля пролетела у него над головой. Он дал еще одну очередь.
Человек за прилавком упал с такой внезапностью, что можно было подумать, будто он провалился в люк. Автомат с жвачкой разлетелся вдребезги. Повсюду рассыпались красные, синие и зеленые шарики. Шмайсер проделал три дырки в ковбое, и большая часть его внутренностей оказалась на пакетиках с сухой картошкой. Ковбой осел, все еще сжимая в одной руке 45, а в другой – пачку «Лаки».
Ллойд, обезумев от страха, продолжал палить. Автомат нагревался у него в руках. Коробка с бутылками соды зазвенела и упала. Девушка на календаре, одетая в соблазнительные шорты, получила пулю в бедро волшебного персикового цвета. Рухнула стопка книжек. Потом патроны кончились, и наступила оглушающая тишина. В комнате стоял тяжелый и отвратительный запах пороха.
– Боже мой, – выдохнул Ллойд. Он опасливо посмотрел на ковбоя. Было непохоже, что ковбой причинит ему какие-нибудь неприятности в ближайшем или отдаленном будущем.
– Меня ранили! – промычал Поук, вваливаясь обратно внутрь.
– Я кончил его, Поук, – утешил Ллойд, но Поук, похоже, ничего не слышал. Его правый глаз сиял, как сапфир. Левого глаза не было. Левой щеки тоже не наблюдалось: можно было видеть, как движется его челюсть, когда он говорит. Рубашка пропиталась кровью.
– Чертов мудак достал меня! – закричал Поук. Он наклонился и поднял свой «Магнум». – Я покажу тебе, сучье отродье, как стрелять в меня!
Он двинулся к ковбою, поставил ногу ему на голову, как охотник, позирующий для фотографии, и приготовился опорожнить свой 357. Ллойд стоял и смотрел на это с раскрытым ртом, с дымящимся автоматом в руке, все еще пытаясь понять, как же все это могло случиться.
В этот момент человек, упавший за прилавок, появился оттуда, как тещин язык. Его лицо выражало отчаянную решимость, а в руках у него была зажата двустволка.
– Что? – сказал Поук и поднял взгляд как раз вовремя, чтобы встретиться с обоими зарядами. Лицо его превратилось в еще большую кашу, чем раньше, и он упал.
Ллойд решил, что самое время сматывать. Черт с ними, с деньгами. В конце концов, деньги можно найти в любом другом месте. Похоже, что пришло время опять сбивать погоню со следа. Он выбежал из магазинчика.
Он уже наполовину слетел со ступенек, когда подъехала патрульная машина аризонской полиции. Из правой двери вылез полицейский и вытащил пистолет.
– Стой на месте! Что происходит внутри?
– Трое убитых! – закричал Ллойд. – Ну и заваруха! Парень, который сделал это, сбежал через заднюю дверь! Я уношу ноги!
Он подбежал к «Конни», скользнул за руль и как раз успел вспомнить, что ключи остались у Поука в кармане, когда полицейский завопил:
– Стой! Стой, стрелять буду!
– Боже мой, – сказал Ллойд, когда второй полицейский приставил ему к голове здоровенный ковбойский пистолет, а первый надел на него наручники.
– Отправляйся в багажник, красавчик.
Владелец вышел из магазинчика, все еще сжимая в руках двустволку.
– Он застрелил Билла Марксона. Другой прикончил миссис Сторм! Я застрелил одного! Он мертв, как собачье дерьмо! Отойдите, мальчики, я с удовольствием кончу и этого!
– Успокойся, Поп, – сказал один из полицейских. – Веселье кончилось.
– Эй, ребята, держите меня подальше от этого парня, – попросил Ллойд. – Такое впечатление, что он сдвинулся.
– А это ты получил, когда выходил из магазина, красавчик, – сказал первый полицейский. Его пистолет поднялся, блеснув в солнечных лучах, и опустился на голову Ллойда Хенрида. Очнулся он только в тюрьме Арапахоу.
– 16 -
Старки внимательно посмотрел на монитор 2. Специалист второго класса Фрэнк Д.Брюс по-прежнему сидел, уткнувшись лицом в миску супа. Ситуация не изменилась. Задумчиво Старки перешел к монитору 4, на котором положение изменилось к лучшему. Доктор Эммануэль Эзвик по-прежнему неподвижно лежал на полу, но центрифуга остановилась. В 19:40 часов (прошедших с момента несчастного случая) из центрифуги начали появляться тонкие струйки дыма. В 21:07 часов внутри центрифуги в последний раз что-то звякнуло, и она медленно перешла в состояние покоя. Кажется, Ньютон сказал, что где-то далеко, за самой дальней звездой, может находиться тело в абсолютном состоянии покоя. Ньютон оказался прав во всем, кроме расстояния, – подумал Старки. Совсем не надо углубляться в такую даль. Проект Блу – вот воплощение абсолютной неподвижности.
В кабинете раздался сигнал вызова. Старки подошел к переговорному устройству и нажал на кнопку:
– Слушаю, Лен.
– Билли, у меня срочное сообщение от одного из наших подразделений из Сайп Спрингса, штат Техас. Почти в четырехстах милях от Арнетта. Они утверждают, что им надо поговорить с тобой.
– В чем там дело, Лен? – спросил он спокойно. За последние десять часов он принял шестнадцать «отрубонов» и чувствовал себя сравнительно неплохо.
– Пресса.
– О, Господи, – сказал Старки. – Соедини меня с ними.
– Подожди минутку, – сказал Лен.
Атмосферные помехи постепенно исчезли.
– …Лайон, подразделение Лайон, как слышите, база Блу? Как слышите нас? Раз… два… три… четыре… говорит подразделение Лайон.
– Слышу вас, подразделение Лайон, – сказал Старки. – Говорит база Блу один.
– Кодовое обозначение проблемы – Цветочный Горшок, – произнес металлический голос. – Повторите, Цветочный Горшок.
– Я прекрасно знаю, что такое Цветочный Горшок, – сказал Старки. – В чем там дело?
Металлический голос из Сайп Спрингса говорил почти пять минут подряд. Сама по себе ситуация его не слишком-то интересовала, потому что уже два дня назад компьютер проинформировал его, что это произойдет до конца июня с вероятностью 88%. Специфика же несущественна. Если у вещи есть две штанины и место, куда вдеть ремень, то это брюки. Цвет не имеет значения.
Доктор из Сайп Спрингса сделал несколько остроумных предположений, и репортеры ежедневной газеты из Хьюстона связали происходящее в Сайп Спрингс с тем, что уже произошло в Арнетте, Вероне, Коммерс Сити и городке Поллистон, штат Канзас. В этих городах процесс развивался так стремительно и так неблагоприятно, что военным был отдан приказ ввести карантин. В компьютере был заложен список других двадцати пяти городов десяти штатов, в которых начали обнаруживаться следы Проекта Блу.
Старки принял решение. Он отпер ключом нижний ящик своего письменного стола и вытащил оттуда синий сверток, запечатанный красной бумажной лентой. Надпись на нем гласила: ЕСЛИ ЛЕНТА ОКАЖЕТСЯ СОРВАННОЙ, НЕМЕДЛЕННО ИЗВЕСТИТЕ ВСЕ ОТДЕЛЫ БЕЗОПАСНОСТИ. Старки сорвал ленту.
– Вы на связи, база Блу? – спрашивал голос. – Мы вас не слышим.
– Я здесь, Лайон, – ответил Старки. Он открыл последнюю страницу книги из свертка и провел пальцем по колонке, озаглавленной ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЕ СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНЫЕ КОНТРМЕРЫ.
– Вы слышите меня, Лайон?
– Слышим, база Блу.
– Троя, – сказал Старки решительно. – Повторите, Лайон: Троя.
Молчание. Отдаленный треск помех. Старки вспомнил о тех телефонах, которые они делали в детстве: две консервных банки и двадцать ярдов вощеной бечевки.
– Повторяю…
– О Господи! – раздалось из Сайп Спрингса.
– Повтори, сынок, – сказал Старки.
– Т-т-троя, – сказал голос. Потом, более уверенно: – Троя.
– Очень хорошо, – сказал Старки. – Благослови тебя Бог, сынок. Отбой.
– И вас, сэр. Отбой.
За щелчком последовали сильные помехи, потом снова щелчок, молчание, и голос Лена Крейтона.
– Билли?
– Да, Лен.
– Я слышал весь разговор.
– Прекрасно, Лен, – сказал устало Старки. – Ты можешь доложить об этом в какой угодно форме.
– Ты не понял. Билли, – сказал Лен. – Ты поступил правильно. Думаешь, я не понимаю этого?
Старки позволил глазам закрыться. На мгновение все замечательные «отрубоны» перестали действовать.
– Благослови и тебя Бог, Лен, – сказал он еле слышно. Он отключил переговорное устройство и занял свою привычную позицию перед монитором 2. Через некоторое время он вновь почувствовал себя вполне сносно.
Если поехать на юг от Сайп Спрингса по шоссе № 36, то за день можно добраться до Хьюстона. По дороге неслась машина – старый «Понтиак», выжимавший восемьдесят миль в час. Машина поднялась на холм. Внизу дорогу перегораживал «Форд», что чуть не привело к катастрофе.
Водитель, тридцатишестилетний репортер хьюстонской ежедневной газеты, нажал на тормоза.
– Боже мой! – завопил фотограф, сидевший рядом с водителем. Он уронил фотоаппарат на пол и ухватился за ремень безопасности.
Голубой дымок вырвался из-под шин. Радио продолжало орать:
Крошка, поймешь ли ты своего парня?
Он – парень что надо.
Он парень шикарный.
Крошка, поймешь ли ты своего парня?
«Понтиак» наконец-то остановился. Водитель облегченно вздохнул и разразился приступом кашля. Им начал овладевал гнев. Он вышел из машины и, сжав кулаки, направился к двум молодым людям, стоявшим за «Фордом».
– Ага, раздолбай! – закричал он. – Вы нас чуть на хрен не угробили, и я хочу…
Четыре года он прослужил в армии. Добровольцем. Ему как раз хватило времени на то, чтобы определить тип винтовок, которые они доставали из багажника «Форда». Он ошеломленно остановился под палящим техасским солнцем и намочил свои штаны.
Он начал кричать и мысленно повернулся и побежал обратно к «Понтиаку», но ноги его не сдвинулись с места. Пули вырвали бесформенные куски мяса у него из груди и мошонки. Он упал на колени, немо протягивая руки в жесте пощады. Следующая пуля попала ему в лоб над правым глазом и снесла ему полголовы.
Фотограф, сползший с сиденья, был не в состоянии понять, что же происходит, до тех пор, пока двое молодых людей не переступили через тело репортера и не направились к нему с винтовками наперевес. Он успел завести мотор и тронуться, прежде чем они начали стрелять. Прострелив обе задние шины, молодые люди бросились к своему «Форду», номер которого числился в списке военных средств передвижения Пентагона, и, развернувшись, ринулись за «Понтиаком». «Форд» резко подскочил, когда они переезжали тело репортера. Сержант, сидевший рядом с водителем, испуганно чихнул, брызнув слюной на ветровое стекло.
Фотограф начал плакать, заметив в зеркале заднего вида увеличивающийся силуэт «Форда». Он утопил педаль газа до предела, но «Понтиак» с пробитыми шинами не выжимал больше сорока. По радио Ларри Андервуда сменила Мадонна. Мадонна утверждала, что она девчонка что надо.
«Форд» обогнал «Понтиак» и притормозил. Раздался визг раздираемого металла. Фотограф ударился о рулевую колонку, и кровь хлынула у него из носа. Он соскользнул с сиденья и, извернувшись, выскочил из правой двери. Он выбежал на обочину и спрыгнул с откоса. Перед ним оказалось ограждение из колючей проволоки, и он попытался его перепрыгнуть. «Я смогу убежать, – подумал он. – Я могу бежать вечно».
Он приземлился на другой стороне с ногой, запутавшейся в проволоке. Он все еще пытался отцепить брюки, когда двое молодых людей сошли с обочины с винтовками наперевес.
– За что? – попытался он спросить у них, но из его горла раздался лишь тихий и беспомощный птичий вскрик.
По официальным сообщениям, ничего тревожного в Сайп Спрингсе, штат Техас, в тот день не произошло.
– 17 -
Не успел Ник открыть дверь, отделявшую кабинет шерифа Бейкера от тюремных камер, как на него посыпался град угроз и насмешек. Винсент Хоган и Билли Уорнер сидели в двух камерах слева, Майк Чайлдрес занимал одну из камер справа. Еще одна камера пустовала, а пустовала она потому, что Рэю Буту, человеку с рубиновым перстнем, удалось сбежать.
– Эй, мудозвон! – позвал Чайлдрес. – Чертов мудозвон! Что с тобой будет, когда мы выйдем отсюда? А? Ты подумал об этом?
– Я лично отрежу ему яйца и засуну их в глотку так, чтобы он задохнулся, – сказал Билли Уорнер.
Только Винс Хоган не участвовал в этих упражнениях в красноречии. Утром шериф Бейкер насел на него, и он раскололся. Теперь все они сидели в камерах в ожидании суда. Бейкер сказал Нику, что он сможет получить обвинительный акт на этих ребят, но когда дело дойдет до суда присяжных, то показаниям Ника будут противостоять показаниях всех троих – или четверых, если они поймают Рэя Бута.
За последнее время Ник проникся к Бейкеру глубоким уважением. И не потому, что шериф арестовал людей, избивших и ограбивших Ника. Упрятав троицу за решетку, шериф, похоже, подхвативший сильную простуду, был вынужден уйти домой и оставил заключенных на попечение Ника. Через полчаса в тюрьме появился любопытный прыщавый мальчишка с тремя подносами, на которых стоял обед для арестованных. Ник жестом показал ему поставить подносы на койку и, взяв листок бумаги, написал: «Это оплачено?»
Мальчишка изучил записку со вниманием новичка-студента, взявшегося за «Моби Дика».
– Конечно, – сказал он. – У шерифа есть свой счет. Скажи, ты действительно не можешь говорить?
Ник кивнул.
– Хреновое дело, – сказал мальчишка и быстро ретировался, словно боялся, что немота заразна.
Ник отнес подносы к камерам и пропихнул их арестованным с помощью щетки. Вернувшись в кабинет, он вспомнил о том, что Бейкер попросил его вкратце изложить свою биографию. Он сел за письменный стол, положил в центре его блокнот, помедлил секунду и вывел наверху страницы:
Ник Андрос
История Жизни
Он прервался, слегка улыбаясь. После небольшой паузы он снова начал писать:
"Я родился в Каслине, штат Небраска, 14 ноября 1968 года. Мой отец был фермером. Он и моя мама всегда жили на краю разорения. Они были должны трем разным банкам. Моя мать была уже шесть месяцев беременная мной, и отец решил отвезти ее к городскому доктору. Грузовик потерял управление и они заехали в кювет. У моего отца случился сердечный приступ, и он умер.
Тем не менее, спустя три месяца мать родила меня таким, какой я есть. Для нее это был тяжелый удар, особенно после потери мужа.
Она маялась с фермой до 1973 года, после чего ферма была конфискована в счет уплаты долгов. Родственников у нее не было, но она написала друзьям в Биг Спрингс, и кто-то из них нашел ей работу в булочной. Мы прожили там до 1977 года, когда она погибла в результате несчастного случая. Человек на мотоцикле сбил ее, когда она возвращалась домой после работы. В этом даже не было его вины, только невезение – у него отказали тормоза. Он даже не превысил скорость. Баптистская церковь похоронила мою маму за свой счет. Та же самая церковь послала меня в приют для сирот в Де Муан. Церкви всех вероисповеданий перечисляют средства в фонд этого приюта. Там я научился читать и писать…"
Здесь он остановился. Рука его заболела от долгого писания, но прервался он не по этой причине. Ему было трудно снова воскрешать все эти события в памяти. Он перечел последнюю строчку. «Там я научился читать и писать». Но это было не так-то просто. Он жил в безмолвном мире. Речь была для него танцем губ, зубов, языка. Только в четыре года он понял, что такое слово. Только в шесть лет он понял, что высокие зеленые штуки называются деревьями.Он хотел знать имена вещей, но не мог о них спросить.
В приюте он потерял желаниеовладеть механизмами обозначения, и когда это случилось, его мыслительный механизм заржавел и стал распадаться. Он стал тупо бродить с места на место, созерцая безымянные предметы в безымянном мире. Потом появился Руди. Массивный человек со шрамами на лице и с лысой головой. Шесть футов пять дюймов роста. Низкорослому Нику он казался почти великаном. В первый раз они встретились в игровой комнате в подвале. Руди наклонился к нему, так что их глаза оказались примерно на одном уровне. Потом он поднял свои огромные, покрытые шрамами руки и прижал их сначала ко рту, а потом к ушам.
«Я глухонемой».
Ник хмуро отвернулся: «Меня это не ебет».
Руди ударил его по щеке.
Ник упал. Рот его открылся, и безмолвные слезы потекли из глаз. Он не хотел больше видеть это лысое чудище. Он не глухонемой, он просто издевается.
Руди бережно помог ему подняться и повел его к столу. Там лежал чистый лист бумаги. Руди указал на лист, а потом на Ника. Ник покачал головой. Руди протянул ему карандаш. Ник отдернул руку, словно карандаш был раскален докрасна. Руди указал на карандаш, потом на Ника и снова на бумагу. Ник покачал головой. Руди снова ударил его.
Вновь безмолвные слезы. Покрытое шрамами лицо не выражало ничего, кроме бесконечного терпения. Руди вновь указал на бумагу. На карандаш. На Ника.
Ник зажал карандаш в кулаке. Он написал пять известных ему слов:
НИКОЛАС АНДРОС
ПОШЕЛ В ЖОПУ
Потом он разломал карандаш пополам и хмуро и непокорно посмотрел на Руди. Но Руди улыбался. Неожиданно он наклонился над столом и обхватил голову Ника своими мозолистыми ладонями. Руки его были теплыми и нежными. Ник не мог вспомнить, когда в последний раз к нему прикасались с такой любовью. Так его трогала только мать.
Руди убрал руки. Он поднял половинку карандаша с грифелем. Перевернул лист бумаги. Постучал по пустому белому пространству кончиком карандаша, а потом указал на Ника. Он сделал это снова. И еще раз. И еще раз. И в конце концов Ник понял.
«Ты – это пустая страница».
Ник заплакал.
Руди остался с ним на шесть лет.
"…читать и писать. Человек по имени Руди Спаркмен помог мне. Мне очень повезло, что я его встретил. В 1984 году мне сказали, что меня отдадут в семью, а государство будет выплачивать деньги за мое содержание. Я хотел бы быть с Руди, но Руди служил в Африке в войсках ООН.