7

   В течение пяти минут, показавшихся ей вечностью, до Марджи доносились крики мужчин, ржание лошадей, треск дерева, а также пугающий скрип дилижанса, раскачивавшегося из стороны в сторону. Ее и Дафну швыряло от стенки к стенке. Шляпки их съехали набок, девушки отчаянно цеплялись друг за друга.
   Затем наступила тишина.
   Лошади прекратили свое жалобное ржание, дилижанс, хотя и был слегка перекошен, все же стоял неподвижно на всех четырех колесах. Сестры одновременно выдохнули с облегчением.
   — Я думала, нам конец, — прошептала Дафна, прижимая к груди муфту.
   — И я тоже, — ответила Марджи, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. Теперь она могла разглядеть злополучный экипаж, вступивший в битву с ее дилижансом за право проезда первым по улице.
   Ее, конечно, угнетали свалившиеся на них трудности, нервы ее были взвинчены, но окончательно добил ее вид человека, правившего встречным экипажем.
   — Раштон! — гневно воскликнула она. — Так я и знала! Кто же еще станет так гнать лошадей по переполненной улице?
   Дафна взглянула сначала на Марджи, потом туда, куда смотрела ее сестра, и ахнула от изумления.
   — Боже мой! — И следующие ее слова, произнесенные радостным тоном, довели Марджи до полуобморочного состояния. — Сомерсби, должно быть, с ним. О, смотри! Вот и он! — Затем Дафна густо покраснела, прижала муфту к пылающим щекам и резко отвернулась от окна.
   Марджи посмотрела на сестру и почувствовала признаки смятения, грозившего окончательно лишить ее спокойствия. Как истолковать столь сильную реакцию Дафны на появление Сомерсби? Марджи задала бы ей несколько вопросов по поводу ярко-красного оттенка ее лица, если бы ей не помешал вид взбешенного мистера Раштона, который быстро шел к кучеру с таким видом, будто собирается разорвать его на куски. Это быстро заставило Марджи позабыть о вопросах, уже висевших на кончике языка.
   Быстренько решив отложить все это на потом, она сердито смерила взглядом приближающегося Раштона. Разъяренный любитель быстрой езды не видел никого, кроме кучера, с виноватым видом поджидавшего грозного господина. Нимало не думая о том, прилично ли вообще вмешиваться в подобную перепалку, Марджи распахнула дверь дилижанса, легко спрыгнула на мостовую, не прибегая к помощи ступенек, и встала на пути мистера Раштона.
   Ее появление оказалось таким внезапным, что он вздрогнул и отступил на шаг.
   — Вы! — воскликнул он, явно придя в ужас. — Только не говорите мне, что именно вам я обязан тем, что потерял колесо от моего экипажа, что у моей передней лошади растянуто сухожилие и что я едва не отправился на тот свет!
   — Вы сами во всем виноваты, мистер Раштон, — с яростью в голосе ответила Марджори. — И вам это прекрасно известно! Вы забываете, что я была свидетельницей того, насколько неосторожно вы ездите в экипаже по деревенским дорогам! Но это безрассудство просто неописуемо, невероятно! В городе, на оживленной улице! Могли пострадать и пешеходы из-за вашей беспечности. И не смейте кричать на кучера! Я не сомневаюсь, что такой человек, как вы, обязательно захочет переложить свою вину на того, кто не может вам противостоять. Так что можете сложить оружие, — тут она многозначительно посмотрела на его сжатые кулаки, напоминавшие булыжники мостовой, на которой они стояли, испепеляя друг друга взглядами. — Займитесь лучше своими лошадьми, экипажем и тем драгоценным грузом, который вы столь поспешно увезли, чтобы спасти от ужасного влияния моей бедной сестры.
   Его лицо побледнело. Нет, это слишком слабо сказано. Марджи подумала, что оно напоминает застывший гипс. В глазах его бушевало пламя, как лава в жерле вулкана. Сжав челюсти, он изо всех сил боролся со своими эмоциями и со своим бурным темпераментом.
   — Если бы вы были мужчиной, — процедил он сквозь зубы.
   — О! — мечтательно произнесла Марджи. — Тогда бы я с удовольствием преподала вам урок, который вам так необходим. Но, поскольку судьбе не было угодно устроить все по нашему обоюдному желанию, мне придется вас покинуть и выразить надежду, что в будущем вы прислушаетесь к моему совету и научитесь, пока не поздно, вовремя сворачивать в сторону. — Она решительно проследовала дальше, к лошадям. Там стоял кучер, уставившийся на нее с полуоткрытым ртом, взъерошенными волосами и глазами, почти вылезшими из орбит.

   Достопочтенный мистер Грегори Раштон смотрел в спину мисс Чалкот и чувствовал себя так же, как и несколько дней назад, когда они повздорили на деревенской дороге. Тогда его совершенно выбила из колеи ее возмутительная манера общаться и резкое самодовольство. Потрясающая нахалка!
   В тот же миг он почувствовал такую ярость, что с трудом сохранил видимость спокойствия. Он предпочел бы схватить не в меру дерзкую девицу, перекинуть ее через колено и влепить ей дюжину крепких шлепков за неслыханные оскорбления, которыми она осыпала его с завидным постоянством. Безумно жаль, что это невозможно!
   Вовсе он не ехал слишком быстро! Его экипаж серьезно задел колесо дилижанса только по вине кучера. Тот гнал своих лошадей, как на пожар, и не смог их удержать в последний момент!
   Раштон быстро сжал и разжал кулаки несколько раз, как бы стряхивая невыносимый заряд распирающей его ярости. И только после этого направился к мисс Чалкот. Кучер, кажется, как раз объяснял этой вздорной скандалистке, как он виноват.
   Пока Раштон шел, он услышал, с каким негодованием Марджори отвергала все объяснения:
   — Что значит твоя вина? Из-за высокого положения мистера Раштона ты готов из кожи вылезти. Конечно, виноват он, и ты просто боишься ему это сказать.
   Кучер во время столкновения потерял шляпу, но потом поднял ее с тротуара, мокрую и помятую, и теперь нервно вертел ее в руках. Через определенный промежуток времени пострадавшая шляпа описывала в его руках полный круг.
   — Просто я хотел есть, мисс! — бормотал он. — Я только и думал, что о кружке эля да о пироге, который испечет жена. Не надо мне было мчаться так, будто за мной гнался сам дьявол. Это я виноват! Я видел экипаж, но думал, что проскочу на Милсом-стрит раньше, чем он свернет!
   Мистер Раштон встал рядом с мисс Чалкот, скрестив руки на груди, и чувствовал, как несказанное удовлетворение согревает ему сердце. Она краснела! Весь гнев мгновенно угас, как будто огонь, на который вылили ведро воды. Он предвкушал извинения, которые дерзкая, несомненно, принесет ему за публичные оскорбления. Оглянувшись по сторонам, он с большим удовольствием отметил, что вокруг собралась значительная толпа. Он уже мысленно наслаждался тем моментом, когда она откроет рот, чтобы выдавить из себя подходящие случаю смиренные слова! Он едва не рассмеялся при этой мысли, но, чувствуя, что это, пожалуй, слишком, удовольствовался лишь широкой улыбкой.

   Дафна нервно смотрела вперед, несколько раз переведя взгляд со спины сестры, одетой в бордовую мантилью, на странно улыбавшегося мистера Раштона. Наконец она пришла к выводу, что несколько минут на нее не будут обращать внимания. Дафна прижалась к окну дилижанса и поскребла по стеклу. Лорд Сомерсби находился от нее не более чем в восьми футах, но стоял к ней спиной, рассматривая ногу одной из серых лошадей, запряженных в экипаж мистера Раштона. Она не могла его окликнуть — ведь ее наверняка бы услышали.
   Она решила легонько постучать. Дафна старалась целую минуту. Сомерсби поднял наконец голову, привлеченный этим тихим звуком. Он отпустил лошадиную ногу и обернулся с вопросительным выражением лица.
   Как только он ее узнал, в его мягких карих глазах засветилось выражение нежной привязанности. Как он был красив. Какой удивительно знакомой и доброй была его улыбка, просиявшая на дорогом ей лице. Дафна больше не чувствовала отчаяния, так терзавшего ее сердце всю дорогу в Бат. Он приблизился к окну и назвал ее имя. Он коснулся рукой в перчатке стекла в том же месте, где лежала ее рука. Он смотрел на нее с необыкновенной преданностью.
   О, как она его любила! Она его любила! Впервые в жизни Дафна поняла, что такое любовь!
   — Ну, что же вы молчите, мисс Чалкот? — с самодовольным видом произнес Раштон. — Вы же слышали, кучер признал свою вину, и все же не говорите ни слова! Почему же, позвольте узнать?
   Марджори долго смотрела на Раштона, сделав возникшую паузу мучительно неловкой. Ей, конечно, следовало извиниться, но это казалось ужасно глупым. Все равно он заслужил все, что она заставила его выслушать. Она обдумала кое-что и решила, что отнюдь не все потеряно и по-прежнему лучшая защита — нападение.
   — Во-первых, возможно, кучер, — начала она прямо и уверенно, — и гнал лошадей чуть быстрее обычного, но, безусловно, вы оба виноваты в равной степени. Остается только радоваться, что никто не понес незаслуженной обиды. — Она пришла в полный восторг, увидев изумление Раштона. Удивленное выражение сменило тот самодовольный взгляд, которым он окинул ее, когда подошел несколько минут назад.
   «Что, съели, заносчивый мистер?!» — весело подумала она.
   Когда она дружески протянула ему руку и любезно улыбнулась, он в ответ подал ей руку очень медленно, как будто ошеломленный. Внезапно ей захотелось пошалить, и она продолжила:
   — Дафна и я все лето будем гостить у тетушки в Лэндсдаун Кресент, мистер Раштон. Надеюсь, вы навестите нас. И обязательно привезите с собой лорда Сомерсби. Я уверена, Дафна будет рада повидать его светлость. До свидания.
   Затем она сделала оскорбительно неглубокий реверанс, так же как в Вэллоу Прайори, велела кучеру занять свое место и повернулась, чтобы идти к дилижансу.
   Тут только она увидела, что лорд Сомерсби совершенно откровенно флиртует с Дафной, стоя у окна дилижанса.
   — Ах, подумать только, — раздался ее голос во влажном воздухе. Ей захотелось обернуться и посмотреть на лицо Раштона. Без сомнения, он тоже видел эту прелестную картину. Виконт прижимался губами к стеклу дилижанса, изображая, будто целует пальцы Дафны.
   У подвергнувшегося подобным испытаниям мистера Раштона вырвались слова, от которых возликовало мстительное сердце Марджи.
   — Черт бы его побрал! — произнес он едва приглушенным шепотом.
   Марджи почувствовала, что Раштон схватил ее за руку, как раз за локоть. Она и ахнуть не успела, а он уже тащил ее к экипажу.
   — Ведь это вы нарочно все устроили, мегера! — сердито проворчал он ей прямо в ухо.
   Марджи не могла не засмеяться про себя. «Он просто безнадежен», — решила она.
   — О, разумеется, — шутливо подтвердила она, когда он вталкивал ее в дилижанс. Усаживаясь на подушки и не обращая внимания на испуганные крики сестры, опять застигнутой на месте преступления, она продолжала:
   — Я попросила кучера врезаться в ваш экипаж. Вот только он плохо понял меня и всего лишь поцарапал ваше колесо! Я-то хотела, чтобы экипаж перевернулся, а вы, по меньшей мере, переломали себе ноги, чтобы мне не пришлось с вами здесь встречаться!
   — Вы просто смешны, — заявил он, явно собираясь захлопнуть дверь, но Марджи нагнулась вперед и остановила его.
   — Мистер Раштон, — прошептала она, искренне улыбаясь, — прошу вас, поверьте: Сомерсби не входит в мои планы, но мне все же надо устроить жизнь Дафны. Вы верно понимаете, что у меня есть кое-какие замыслы, и предупреждаю вас: не стойте у меня на пути.
   — Буду счастлив оказать вам услугу, сударыня.
   — Спасибо, — сладким голосом ответила она и наконец позволила ему закрыть дверь. Раштон, хлопнув ею, остался стоять напротив дилижанса, и Марджи не могла его не видеть, пока кучер не погнал лошадей. Он смотрел на нее, и она не могла понять, о чем он думает. Как раз перед тем, как экипаж тронулся с места, у него на лице медленно появилась злая улыбка. Что же это значило?
   Марджи почувствовала, как у нее вдруг сильно забилось сердце.
   — Что за чушь? — прошептала она тихо. Сердцебиение не унималось. Разве возможно, чтобы какой-нибудь человек мог привести ее в такое состояние? Особенно этот мистер Раштон! В нем было щедро собрано все, чего она не любила в мужчинах: он был гордым, назойливым, властным. — Почему же тогда так кружится голова?
   К ее удивлению, Дафна решила, что вопрос адресован ей.
   — Ничего такого, Марджори, правда, ничего такого! Не знаю, с чего вдруг лорд Сомерсби стал целовать оконное стекло. Я сказала, чтобы он уходил и больше меня не беспокоил. Сказала! Честное слово, сказала!
   Марджи повернулась к своей сестре и, взяв ее руку в ладони, просто сказала:
   — Тебе не стоит забивать себе голову и сердце надеждами, которым не суждено сбыться. Лорд Сомерсби не для тебя. Он не может быть твоим мужем. Ты должна мне поверить! Даже если бы Раштон согласился на ваш брак, я была бы против. Тебе нужен добрый, сердечный, великодушный человек, очень опытный — в отличие от Сомерсби! — который окружит тебя любовью и нежностями и… и всевозможной заботой. Как только мы все уладим с тетей Лидией, я стану искать для тебя такого джентльмена. Понимаешь, Дафна?
   К удивлению Марджи, Дафна весело улыбнулась и ответила:
   — О да, понимаю. Конечно, понимаю. Я хочу быть очень хорошей и слушаться тебя. — Затем она отвернулась от сестры, посмотрела в окно и начала безостановочно болтать о том, что видит на улице.
   Марджи впервые за долгое время почувствовала себя спокойно. Они были в Бате. Дафна проявила редкую уступчивость. Пока ей больше нечего было желать. Она убедила себя, что преуспеет в задуманном. Если Раштон не станет вмешиваться в ее план!
   Надо еще, конечно, чтобы Лидия пожелала приблизить к себе осиротевших детей своей отверженной сестры Амелии!

8

   — Но ведь ты уже была в Бате! — вскричала Дафна. — Как же ты забыла эти холмы?
   Марджи видела ровно столько, сколько могла, будучи зажатой Дафной в самый угол.
   — Наверное, это потому, моя дорогая, что тогда я была ребенком, — ответила Марджи насмешливо.
   Бат, модный курорт за рекой Эйвон, располагался в довольно узкой долине, постепенно расширявшейся к западу. Городской дом их тети стоял близ холма Лэндсдаун. Ряд зданий здесь вытягивался элегантным полукругом, за что и получил романтическое название «Полумесяц». Дорога от почтовой гостиницы к дому миссис Вэнстроу довольно крутая. Их экипаж тащили вперед две тяжеловесные лошади.
   Дафна хихикнула, услышав забавный ответ Марджи. Этот восхитительный, мелодичный звук несколько ослабил напряжение, от которого сжималось сердце Марджи. Любой самый мелкий расход оставлял у нее сейчас неприятное чувство. Ее беспокойство только возросло, когда пришлось платить за то, чтобы ее, Дафну и багаж отвезли в «Полумесяц». Больше всего она боялась, что тетя Лидия немедленно выставит за дверь своих непрошеных гостей.
   Войдя вместе с Дафной в элегантную комнату, целиком отделанную красной шелковой узорчатой тканью, покрывавшей и мебель, и стены, и окна, Марджи почувствовала странное чувство облегчения, с трудом поддававшееся объяснению. Что-то успокаивающее было здесь в самой атмосфере. Расстановка мебели, портрет молодой женщины над каминной полкой, сверкающая арфа и глянцевитое фортепьяно красновато-желтого цвета в углу напротив окон, прекрасное качество тканей — все это заставляло предполагать прекрасный вкус хозяйки.
   И все же, отчего Лидия и Амелия рассорились до такой степени, что больше никогда не общались, до самой смерти Амелии во цвете лет?
   Обе девушки стояли перед холодным камином, глядя на портрет. Наверное, на нем и была изображена их тетя.
   — Она очень хорошенькая, верно, Марджи? — тихо спросила Дафна.
   — Вот спасибо, — неожиданно ответил густой женский голос из дверей приемной.
   Марджори обернулась в направлении голоса и с некоторым потрясением обнаружила, что тетя Лидия лишь отдаленно напоминала собой ту молодую даму, которая когда-то столь элегантно позировала сэру Томасу Лоренсу. Она заметно располнела за те пятнадцать лет, которые прошли со времени написания портрета. И хотя у нее было умное лицо, а в голубых глазах светилась неукротимая энергия, красота ее в значительной степени терялась в складках ее подбородка.
   — Тетя Лидия? — шепотом спросила Марджи.
   Внезапно она осознала всю дерзость своих планов. Надо же было так глупо явиться без предупреждения. Марджи почувствовала себя такой униженной, что сделала несколько шагов вперед и забормотала первое, что пришло ей в голову:
   — Мы не должны были приезжать! Пустая затея! Я очень сожалею! Нам не следовало вас беспокоить, ведь у нас нет никакого права рассчитывать на ваше гостеприимство.
   Лидия Вэнстроу подняла изящную руку, утихомирила свою племянницу. Она вошла в комнату чинной походкой, ее желтый шелковый шлейф шелестел подобно легкому ветерку по узорчатому дорогому ковру. Она прошла мимо Марджи и села на диван у камина.
   — Садитесь, мои дорогие. Думаю, нам надо многое обсудить. Для начала расскажите мне, что привело вас в Бат.
   Марджи и Дафна уселись напротив своей вальяжной тети, и Марджи, запинаясь, изложила свои просьбы. Но миссис Вэнстроу — она пожелала, чтобы племянницы обращались к ней именно так — мягко уговорила ее рассказать обо всех своих трудностях. Голос у Марджи стал более уверенным, особенно подробно она остановилась на том, что в их бедах в основном повинна нехватка денег, и закончила так:
   — Выходит, мы здесь просто для того, чтобы найти Дафне мужа. У меня хватит денег, чтобы купить платья на это лето и выглядеть очень модными. Полагаю, это важно для затеянного мною дела. Но боюсь, что это не все. С нашей стороны это величайшая наглость, но осмелюсь молить вас о помощи. Без вас нам ни за что не попасть в общество тех благородных семейств, что отдыхают обычно в Бате. — Она почувствовала, что у нее перехватывает дыхание.
   — И это все? — спросила миссис Вэнстроу.
   — Мы еще надеялись остановиться у вас в доме. — Марджи почувствовала, что ее сердце ухнуло куда-то вниз. Выражение лица тети отнимало у нее всякую надежду.
   Миссис Вэнстроу слегка нахмурилась и перевела взгляд на свои белые гладкие руки. Она слегка коснулась по очереди трех колец, усыпанных драгоценными камнями, на левой руке и зачем-то поправила их. Долгое время она молчала. Марджи смотрела на нее, пытаясь постичь характер тети. За последние несколько лет она познакомилась с несколькими зрелыми женщинами, в основном благодаря талантам Дафны терять работу. Они переменили немало хозяек, но никогда не встречали такой женщины, как тетя Лидия. Она поняла, что миссис Вэнстроу обладала вкусом, элегантностью и утонченностью. Похоже было, что она довольно богата. Она, несомненно, была женщиной разумной, но в холодноватом взгляде проглядывала расчетливость. Скорее всего, миссис Вэнстроу не делала ничего, что каким-то образом не служило бы ее интересам.
   Догадавшись об этом, Марджи не удивилась полученному ответу:
   — Ради моей сестры, которой вы лишились в столь важное время вашей жизни, я буду счастлива предложить вам остаться на два, может быть, три дня, но… — тут она сделала паузу и снова поправила свои кольца с драгоценными камнями, особенно задержавшись на аметистовом, — боюсь, у меня нет средств, чтобы приютить вас надолго должным образом. Несмотря на то как выглядят мои обстановка и хозяйство, у меня мало денег. Лишь путем строжайшей экономии я поддерживаю мой дом на этом уровне. — И, очень тонко улыбаясь, она закончила разговор:
   — А теперь, когда мы уладили дело, позвольте мне предложить вам чаю. А потом, надеюсь, вы расскажете мне обо всех ваших приключениях за последние годы.

9

   — Да, Дафна, я уверена, что тетя — то есть миссис Вэнстроу — сказала, что в восемь часов надо появиться в зале минеральных вод. — Марджи заговорила, подражая громкому, внушительному голосу тети:
   — «И ни минутой позже! Я всегда появляюсь точно в этот час, и во время моего прихода бьют часы рядом со статуей. Я вращаюсь в очень строгом, тщательно отобранном кругу знакомых и предпочитаю соблюдать сложившийся порядок. Советую вам последовать моему примеру. Спокойной ночи».
   — Да, что касается сна, — вздохнула Дафна, растирая руки и морщась, — Марджи, у меня невыносимая кровать. Даже когда спали на чердаке того ужасного особняка в Оксфордшире, и то там не было такого неудобного матраца, как у миссис Вэнстроу.
   — Тихо! Вон идет тетя! Ты же не хочешь показаться неблагодарной?
   — Но ведь так оно и есть! — закончила Дафна уже тихим шепотом. — Мне не хочется об этом говорить, Марджи, но младшая горничная рассказывала, что у миссис Вэнстроу три экипажа и, по меньшей мере, шесть лошадей!
   Марджи резко повернулась и посмотрела на сестру.
   — Ты, должно быть, шутишь! — быстро проговорила она тихим голосом. — После всех ее нескончаемых жалоб на бедность, и это за обедом, который можно было бы подать принцу, — так-так! Дафна, мне кажется, что-то прогнило в Датском королевстве!
   — Датском? — удивилась Дафна. — Но мы же не в Дании, мы в Бате.
   Марджи не собиралась вдаваться в объяснения, тем более уже подошла миссис Вэнстроу и, прищурившись, пронзительными голубыми глазами начала изучать каждый дюйм их нарядов.
   Три раза обойдя вокруг каждой из них и проверив, не выглядели ли поношенными их перчатки и обувь, миссис Вэнстроу наконец выразила свое одобрение.
   — Отлично, — сказала она наконец, обращаясь к Марджи. — Полагаю, это ты выбирала туалет? Весьма похвально. Скажи-ка мне, сколько тебе стоил этот шелковый жакет? Я видела такой в « La Belle Assem-Ыее », и тоже с золотой тесьмой, меньше двух месяцев назад. Только лондонский портной сумел бы сшить так, но ты сказала, что жила в Глостершире уже больше полугода. Ты, случайно, не ездила отдохнуть в Лондон? Иначе, каким же образом тебе удалось его заполучить?
   Марджи сочла за благо не уклоняться от истины, но и не раскрывать полностью своих карт.
   — Нет, я не ездила в Лондон, — уклончиво ответила она.
   — Ты что же, сама себе сшила это? — спросила тетя, ощупывая гладкую синюю шелковую ткань.
   — Да.
   — Я просто озадачена. Удивительная работа. Где ты купила шелк?
   — В захолустном магазине.
   — Значит, это, должно быть, обошлось очень дешево. В самом деле, невероятно!
   Марджи, посчитавшая подробные тетины расспросы довольно неуместными и обидными, решила не отвечать на ее замечание.
   — Не стоит задирать передо мной нос, дитя мое! Хотя я прекрасно понимаю твою гордость! — миссис Вэнстроу хмыкнула. — Как бы ты это ни оценила, я хвалю твой вкус и с удовольствием представлю тебя в зале всем моим друзьям, которые захотят с тобой познакомиться.

   Марджори не знала точно, что их ждет за порогам вожделенного зала, но, поскольку тетя так заботилась об их туалетах, она предполагала, что будет полно модных дам. Однако, к ее немалому удивлению и в некоторой степени восторгу, кого там только не было: и несчастный ревматик, чей статус определить было довольно трудно, прикованный к креслу на колесиках, и явно не слишком богатый люд — картина довольна пестрая. И, венец творенья, тот избранный круг, о котором с такой гордостью рассказывала миссис Вэнстроу.
   Тетя переступила через порог, лишь когда пробили часы, с высоко поднятой головой. С каждым ее движением и кивком, которым она приветствовала знакомых, слегка покачивалось одинокое страусиное перо на ее элегантной шляпе.
   По мере того как толпа, подобострастного почтения которой искала миссис Вэнстроу, поворачивалась и отвечала там взмахом платка, там — вежливым поклоном, то есть должным образом отзывалась на ее появление, Марджори осознала, что ее тетя считала себя королевой среди обитателей Бата. Она занимала это место если и без изящества, то с немалым достоинством. Для нее тут же освободили дорогу, чтобы немедленно дать ей пройти к хорошенькой молодой женщине, которая подавала стаканы с лечебной минеральной водой всем желающим.
   Не дожидаясь от нее просьбы, да и не нуждаясь в ней, подавальщица налила три стакана — обычную норму, полагающуюся здесь, — и протянула миссис Вэнстроу.
   Еще три стакана подали Марджори, следующие три — Дафне, которая, попробовав, воскликнула:
   — Клянусь, на вкус это теплый утюг!
   Те, кто стоял неподалеку, услышали это и вежливо рассмеялись.
   Марджи улыбнулась, но решила проявить мудрость и не добавлять к этому свое нелестное мнение, потому что миссис Вэнстроу сердито нахмурилась.
   После того как воду терпеливо и без наслаждения выпили, и только тогда, не раньше, миссис Вэнстроу позволила себе радостно поприветствовать своих друзей.
   — Моя дорогая миссис Притчард, — вежливым голоском проворковала она, изогнув губы в явно фальшивой, по мнению Марджори, улыбке. — Как вы поживаете? Помнится, вас мучили головные боли. Клянусь, мне было так жаль вас. Надеюсь, вы поправились?
   Миссис Притчард, высокая, худая, элегантная женщина с пронзительно зелеными глазами и черными волосами, ответила, равнодушно улыбаясь:
   — Вы прекрасно знаете, что я совершенно здорова.
   Ее сопровождала красивая молодая женщина, скорее всего дочь. Сходство, во всяком случае, было явное. И та же элегантная ухоженность.
   — Может быть, — предположила миссис Вэнстроу, — у вас было дурное настроение. Клянусь, весь вечер на вашем лице было страдальческое выражение.