Страница:
Их разделял обеденный стол. Марджи никак не могла найти тему для разговора. Прошло около недели с тех пор, как они беседовали в последний раз, танцуя в зале для приемов. После, дважды встречаясь с ней в обществе, он приветствовал ее вежливым поклоном, и она в ответ кивала ему, но не больше.
А теперь он был здесь и смотрел на нее, слегка улыбаясь и не говоря ни слова.
Она попыталась вспомнить какую-нибудь новость или анекдот, чтобы рассказать ему, но ничего не приходило в голову. Спустя секунду — он все же упорно молчал, заставляя ее чувствовать еще большую неловкость, — Марджи решила, что не станет даже пытаться говорить с ним. Если он желал быть невежливым, она отплатит ему тем же.
Поэтому она уселась у стола, взяла перо и начала делать набросок накидки, напоминавший ту, которую она видела в « La Belle Assemblee ». Казалось, он понял, почему она молчит, и заговорил:
— Я хотел побеседовать именно с вами.
— Я польщена, — ровным голосом отозвалась Марджи, не отрывая взгляда от рисунка. Она снова окунула перо в чернильницу и продолжала водить им по гладкой бумаге своего альбома с набросками.
Услышав ее равнодушный ответ, он встал со стула.
— Уверен, что так, — шутливо сказал он, остановившись напротив нее. Марджи украдкой на него посмотрела. Он изучал некоторые из ее набросков.
— Это все ваши? — спросил он несколько изумленным голосом.
— Да, — снова ответила она безо всякого выражения. — Вас это, кажется, удивляет?
— Думаю, что да, немного. — Затем он откашлялся и подошел совсем близко к ней. — Вас, может быть, интересует, о чем я хотел с вами поговорить?
Марджи подняла на него взгляд.
— Вероятно, собираетесь на что-то пожаловаться. До сих пор это было единственной причиной ваших встреч со мной. Говорите побыстрее и уходите. У меня очень много работы!
Она положила перо с серебряной ручкой на поднос перед собой и встала. Ее расстроили его приход не вовремя, его нарочитое немногословие. Она начал собирать некоторые наброски со стола и складывать их в стопку.
— Вы, конечно, правы, — произнес он. — У меня и в самом деле есть жалоба. Мне стало известно, что вы сообщаете всем и каждому о своем намерении выдать сестру за Сомерсби.
Марджи положила еще один набросок на верхушку растущей кипы. Она не могла поверить своим ушам!
— Неужели вы глухи, мистер Раштон? — сказала она в раздражении. — Сколько раз я должна повторять вам, что у меня и в мыслях нет устраивать свадьбу Дафны и вашего подопечного! По крайней мере, в этом мы с вами согласились друг с другом. Однако вы упорно отказываетесь мне верить! Я без колебаний заявляю вам, что ваше недоверие меня обижает!
— Видите ли, ко мне подошли три разных человека, и каждый из них доверительно сообщил мне, что вы хвалились, будто брак вашей сестры с Сомерсби состоится раньше, чем закончится это лето. Я не обратил внимания на первый и даже на второй слух. Но, кажется, решительно все полагают, что Сомерсби женится на мисс Чалкот, а вы собираетесь это организовать!
Марджори уставилась на Раштона, потрясенная до глубины души. Она покачала головой:
— Нет. Я сказала вам правду о своих намерениях! Не могу представить себе, как или почему… — Она замолчала, вдруг припомнив, как опрометчиво отреагировала на провоцирующие замечания Оливии Притчард. — О… — наконец сказала она, понимая, что именно мисс Притчард позаботилась о том, чтобы представить их разговор в наихудшем свете.
— В чем дело? — спросил он.
— Это моя вина, — сказала она, опуская взгляд на набросок перед ней. Она провела пальцем по шершавой сухой бумаге для рисования и продолжила:
— Я разговаривала с мисс Притчард, и та, кажется, совершенно не правильно истолковала мои слова. В действительности, боюсь, что я сказала именно то, что вы мне повторили. Но я говорила иронически. Неужели мисс Притчард пришло в голову поверить такой глупой речи?
— Значит, вы все-таки сказали «к концу лета»?
— Боюсь, что да. Я знаю, что поступила дурно, но мисс Притчард разговаривала таким тоном, как будто обитает на хрустальной горе в золотом дворце и лишь из чувства долга снисходит до нас, простых смертных, — вот я и потеряла самообладание.
— Знаете, это с вами слишком часто происходит.
— Вот как! — воскликнула она, мгновенно вскипая и, стало быть, подтверждая сказанное Рашто-ном. — Думаю, нехорошо с вашей стороны так говорить. Я все время вынуждена признавать перед вами свои недостатки и ошибки, просить у вас прощения и всячески оправдывать свое поведение! Мне никогда раньше не надо было этого делать, и я должна сказать, что мне это ни капли не нравится!
— Очень странно! — усмехнулся он, слегка опустив голову. Вдруг он посмотрел на нее совсем с другим выражением. — Я как раз подумал то же самое! Не сердитесь, умоляю! Я имел в виду себя, а не вас.
Марджори видела, как прежняя холодность Раштона уступила место другим чувствам. Сердце ее начало таять. Он мог быть таким приятным, когда его голубые глаза сияли добротой и очарованием.
Она вздохнула.
— Полагаю, мы раздражаем друг друга, не так ли?
— Да, — признал он.
Раштон продолжал задумчиво на нее смотреть, в его глазах по-прежнему светилась улыбка. Марджори не могла догадаться, о чем он думает. Он просто твердо смотрел ей в глаза, и было невозможно прочесть его мысли. Она снова попыталась придумать что-нибудь интересное для беседы. В воздухе повисло напряжение, которое ей было вовсе не по душе. Гневное выражение, конечно, исчезло с его лица, но Марджори не могла понять, что он чувствует теперь.
Ее руки и ноги охватила уже знакомая томительная слабость. Вздрогнув, она подумала, что чувствует себя так же, как во время того вальса, испытывая головокружение и еще что-то странное и необъяснимое. Она хотела, чтобы он ушел, боясь своего непонятного ей состояния и все же приходя в ужас при мысли о том, что он действительно может уйти.
Раштон на мгновение резко повернулся к двери. Она подумала, что он решил-таки уйти. Но где-то в глубине души Марджи была убеждена, что он не сделает этого. По всей вероятности, Раштон просто прислушивался. Потом он вновь повернулся к ней, но на этот раз выражение его лица почти пугало своей напряженностью.
Он приближался к ней, постепенно уменьшая и без того небольшое расстояние, которое оставалось между ними, обходя стол со словами:
— Я задал вам вопрос во время танца. Вы не ответили мне.
Марджори почувствовала, что у нее пересохло в горле. Он приближался к ней явно с худшими — или, может быть, с лучшими — намерениями! Марджори повернулась к нему лицом. От ее резких движений один из набросков скользнул на пол к ее ногам.
— И что же это был за вопрос? — спросила она хрипловато. Она не смела встретиться с ним взглядом.
— Зачем вы сюда приехали? — спросил он. — Нет, не отворачивайтесь! Смотрите на меня! — Он взял ее рукой за подбородок.
Она вздрогнула, в ее груди бешено стучало сердце. Марджи встретилась с ним взглядом и вдруг поняла, что он уже держит ее в объятиях. Она прошептала:
— Я уже говорила вам, что должна найти Дафне мужа. Разве вы не понимаете, что это важно? Вы встречались с ней, вы с ней говорили! Наверняка теперь вам ясно, в каком я сложном положении?
— Неужели мы все время должны говорить о Дафне? — прошептал он, скользя взглядом по ее лицу, как будто запоминая, какие у нее глаза, щеки, нос, губы. — Как насчет вас? Вы ищете себе мужа?
Она покачала головой.
— Нет. Я уверена, что из меня не вышло бы хорошей жены. Я не отличаюсь послушанием, должным смирением и прочими необходимыми достоинствами. — Он стоял слишком близко, невозможно близко. Она провела языком по губам, надеясь избавиться от этой раздражающей сухости. — Я не стремлюсь к замужеству. Выходит так, что у меня… у меня совсем другое будущее.
— Я не беспокоюсь о будущем, — прошептал он в ответ. И с этими словами он очень крепко и пылко поцеловал ее в губы.
Чувства слабости и головокружения возросли до такой степени, что Марджори беспомощно оперлась на мистера Раштона. Тело ее не желало повиноваться хозяйке. Его руки все еще крепко обнимали ее за талию, и рот его не отрывался от ее губ.
Она напрасно позволила ему себя поцеловать. Поощрять его было прискорбным безумием, и все же она испытывала в его присутствии такие мучения! Он обладал над ней несомненной властью, какой-то удивительной способностью начисто лишать ее воли. Как это было возможно? Почему она позволяла ему обнимать себя и, в сущности, не сопротивлялась?
Осознание того, что она так мало собой владеет наконец отрезвило ее. Марджи оттолкнула от себя Раштона. Он напугал ее.
— Сэр! — вскричала она. — Прошу вас, перестаньте докучать мне. Ваше поведение совсем не подходит джентльмену!
— Марджори, — тихо заговорил он, — я не собирался целовать вас. Придя сюда, я только хотел выяснить все насчет тех слухов, которые поползли всюду со времени нашей последней встречи. Но с этим мы покончили. Что касается остального, вы так чертовски привлекательны, что, кажется, я теряю голову, как только оказываюсь рядом с вами! Надеюсь, вы простите мне ссору, произошедшую по моей вине. Тогда, во время танца. Я приношу вам свои извинения. У меня нет права судить вас и кого бы то ни было. Ах, черт! Я не могу понять, почему рядом с вами веду себя как последний дурак!
— Это не комплимент, — шепотом ответила Марджори. Она чувствовала смятение, почти панику, вызванные его близостью и странными извинениями. Она не могла понять его.
Раштон отошел от нее и поклонился.
— Вы были правы, Марджори. Я слишком докучал вам. Простите мою дерзость. Ваша красота привлекает меня непонятным образом. И я без колебаний признаюсь вам, что в ваших возмутительных манерах есть что-то, что усиливает худшие черты моего характера. Я становлюсь сам не свой.
— Ах, боже мой! — воскликнула она в притворном негодовании. — Как это похоже на вас, винить меня в своем дурном поведении! Если я плохо на вас влияю, то от души советую вам уйти. Ваше присутствие здесь не делает чести ни одному из нас. Кроме того, если тетя вернется и застанет нас наедине в такой скандальной ситуации, она наверняка выгонит вас из дома! — Марджори отлично знала, как это было далеко от истины. Она ясно поняла, что ее тетя охотно выщипала бы себе брови, если бы это привело в ее дом мистера Раштона или лорда Сомерсби! Впрочем, мистеру Раштону не нужно было так много знать.
— Вы, конечно, правы! Я должен уйти.
Этот странный человек резко от нее отвернулся и вышел из маленькой столовой.
Когда он ушел, Марджори без сил упала на стул, стоявший позади. Немного успокоившись, она наклонилась, чтоб поднять упавший на пол набросок. Ее пальцы были холодными и все еще дрожали. Она положила акварель на стол и затем мягко коснулась губ ледяными руками.
Почему она позволяла ему подобные вольности?! Никогда в жизни она не встречала мужчину, который, подобно мистеру Раштону, переворачивал ее уютный мир вверх тормашками. И что он имел в виду, когда поцеловал ее, а потом признал, что поступил не правильно? О, это опасный человек. Он мог разбить ей сердце.
Прошло минут пятнадцать, прежде чем Марджори почувствовала, что понемногу приходит в себя. Все это время она читала себе суровую лекцию по поводу того, что необходимо держаться как можно дальше от этого непонятного мистера Раштона. Может быть, дело было в том, что она проводила мало времени в обществе джентльменов и не знала, что там у них принято. Может быть, она впервые в жизни получала удовольствие, но, как бы то ни было, ее сердце было крайне уязвимо. Если она не проявит разумную осторожность, то скоро весьма об этом пожалеет!
Поэтому, начиная с этого момента, она постарается не обращать на Раштона внимания. Ничего хорошего не выйдет, если общаться с мужчиной, обладающим значительным опытом жизни, чьи цели ей непонятны и, уж конечно, не принесут ей счастья в будущем.
15
16
А теперь он был здесь и смотрел на нее, слегка улыбаясь и не говоря ни слова.
Она попыталась вспомнить какую-нибудь новость или анекдот, чтобы рассказать ему, но ничего не приходило в голову. Спустя секунду — он все же упорно молчал, заставляя ее чувствовать еще большую неловкость, — Марджи решила, что не станет даже пытаться говорить с ним. Если он желал быть невежливым, она отплатит ему тем же.
Поэтому она уселась у стола, взяла перо и начала делать набросок накидки, напоминавший ту, которую она видела в « La Belle Assemblee ». Казалось, он понял, почему она молчит, и заговорил:
— Я хотел побеседовать именно с вами.
— Я польщена, — ровным голосом отозвалась Марджи, не отрывая взгляда от рисунка. Она снова окунула перо в чернильницу и продолжала водить им по гладкой бумаге своего альбома с набросками.
Услышав ее равнодушный ответ, он встал со стула.
— Уверен, что так, — шутливо сказал он, остановившись напротив нее. Марджи украдкой на него посмотрела. Он изучал некоторые из ее набросков.
— Это все ваши? — спросил он несколько изумленным голосом.
— Да, — снова ответила она безо всякого выражения. — Вас это, кажется, удивляет?
— Думаю, что да, немного. — Затем он откашлялся и подошел совсем близко к ней. — Вас, может быть, интересует, о чем я хотел с вами поговорить?
Марджи подняла на него взгляд.
— Вероятно, собираетесь на что-то пожаловаться. До сих пор это было единственной причиной ваших встреч со мной. Говорите побыстрее и уходите. У меня очень много работы!
Она положила перо с серебряной ручкой на поднос перед собой и встала. Ее расстроили его приход не вовремя, его нарочитое немногословие. Она начал собирать некоторые наброски со стола и складывать их в стопку.
— Вы, конечно, правы, — произнес он. — У меня и в самом деле есть жалоба. Мне стало известно, что вы сообщаете всем и каждому о своем намерении выдать сестру за Сомерсби.
Марджи положила еще один набросок на верхушку растущей кипы. Она не могла поверить своим ушам!
— Неужели вы глухи, мистер Раштон? — сказала она в раздражении. — Сколько раз я должна повторять вам, что у меня и в мыслях нет устраивать свадьбу Дафны и вашего подопечного! По крайней мере, в этом мы с вами согласились друг с другом. Однако вы упорно отказываетесь мне верить! Я без колебаний заявляю вам, что ваше недоверие меня обижает!
— Видите ли, ко мне подошли три разных человека, и каждый из них доверительно сообщил мне, что вы хвалились, будто брак вашей сестры с Сомерсби состоится раньше, чем закончится это лето. Я не обратил внимания на первый и даже на второй слух. Но, кажется, решительно все полагают, что Сомерсби женится на мисс Чалкот, а вы собираетесь это организовать!
Марджори уставилась на Раштона, потрясенная до глубины души. Она покачала головой:
— Нет. Я сказала вам правду о своих намерениях! Не могу представить себе, как или почему… — Она замолчала, вдруг припомнив, как опрометчиво отреагировала на провоцирующие замечания Оливии Притчард. — О… — наконец сказала она, понимая, что именно мисс Притчард позаботилась о том, чтобы представить их разговор в наихудшем свете.
— В чем дело? — спросил он.
— Это моя вина, — сказала она, опуская взгляд на набросок перед ней. Она провела пальцем по шершавой сухой бумаге для рисования и продолжила:
— Я разговаривала с мисс Притчард, и та, кажется, совершенно не правильно истолковала мои слова. В действительности, боюсь, что я сказала именно то, что вы мне повторили. Но я говорила иронически. Неужели мисс Притчард пришло в голову поверить такой глупой речи?
— Значит, вы все-таки сказали «к концу лета»?
— Боюсь, что да. Я знаю, что поступила дурно, но мисс Притчард разговаривала таким тоном, как будто обитает на хрустальной горе в золотом дворце и лишь из чувства долга снисходит до нас, простых смертных, — вот я и потеряла самообладание.
— Знаете, это с вами слишком часто происходит.
— Вот как! — воскликнула она, мгновенно вскипая и, стало быть, подтверждая сказанное Рашто-ном. — Думаю, нехорошо с вашей стороны так говорить. Я все время вынуждена признавать перед вами свои недостатки и ошибки, просить у вас прощения и всячески оправдывать свое поведение! Мне никогда раньше не надо было этого делать, и я должна сказать, что мне это ни капли не нравится!
— Очень странно! — усмехнулся он, слегка опустив голову. Вдруг он посмотрел на нее совсем с другим выражением. — Я как раз подумал то же самое! Не сердитесь, умоляю! Я имел в виду себя, а не вас.
Марджори видела, как прежняя холодность Раштона уступила место другим чувствам. Сердце ее начало таять. Он мог быть таким приятным, когда его голубые глаза сияли добротой и очарованием.
Она вздохнула.
— Полагаю, мы раздражаем друг друга, не так ли?
— Да, — признал он.
Раштон продолжал задумчиво на нее смотреть, в его глазах по-прежнему светилась улыбка. Марджори не могла догадаться, о чем он думает. Он просто твердо смотрел ей в глаза, и было невозможно прочесть его мысли. Она снова попыталась придумать что-нибудь интересное для беседы. В воздухе повисло напряжение, которое ей было вовсе не по душе. Гневное выражение, конечно, исчезло с его лица, но Марджори не могла понять, что он чувствует теперь.
Ее руки и ноги охватила уже знакомая томительная слабость. Вздрогнув, она подумала, что чувствует себя так же, как во время того вальса, испытывая головокружение и еще что-то странное и необъяснимое. Она хотела, чтобы он ушел, боясь своего непонятного ей состояния и все же приходя в ужас при мысли о том, что он действительно может уйти.
Раштон на мгновение резко повернулся к двери. Она подумала, что он решил-таки уйти. Но где-то в глубине души Марджи была убеждена, что он не сделает этого. По всей вероятности, Раштон просто прислушивался. Потом он вновь повернулся к ней, но на этот раз выражение его лица почти пугало своей напряженностью.
Он приближался к ней, постепенно уменьшая и без того небольшое расстояние, которое оставалось между ними, обходя стол со словами:
— Я задал вам вопрос во время танца. Вы не ответили мне.
Марджори почувствовала, что у нее пересохло в горле. Он приближался к ней явно с худшими — или, может быть, с лучшими — намерениями! Марджори повернулась к нему лицом. От ее резких движений один из набросков скользнул на пол к ее ногам.
— И что же это был за вопрос? — спросила она хрипловато. Она не смела встретиться с ним взглядом.
— Зачем вы сюда приехали? — спросил он. — Нет, не отворачивайтесь! Смотрите на меня! — Он взял ее рукой за подбородок.
Она вздрогнула, в ее груди бешено стучало сердце. Марджи встретилась с ним взглядом и вдруг поняла, что он уже держит ее в объятиях. Она прошептала:
— Я уже говорила вам, что должна найти Дафне мужа. Разве вы не понимаете, что это важно? Вы встречались с ней, вы с ней говорили! Наверняка теперь вам ясно, в каком я сложном положении?
— Неужели мы все время должны говорить о Дафне? — прошептал он, скользя взглядом по ее лицу, как будто запоминая, какие у нее глаза, щеки, нос, губы. — Как насчет вас? Вы ищете себе мужа?
Она покачала головой.
— Нет. Я уверена, что из меня не вышло бы хорошей жены. Я не отличаюсь послушанием, должным смирением и прочими необходимыми достоинствами. — Он стоял слишком близко, невозможно близко. Она провела языком по губам, надеясь избавиться от этой раздражающей сухости. — Я не стремлюсь к замужеству. Выходит так, что у меня… у меня совсем другое будущее.
— Я не беспокоюсь о будущем, — прошептал он в ответ. И с этими словами он очень крепко и пылко поцеловал ее в губы.
Чувства слабости и головокружения возросли до такой степени, что Марджори беспомощно оперлась на мистера Раштона. Тело ее не желало повиноваться хозяйке. Его руки все еще крепко обнимали ее за талию, и рот его не отрывался от ее губ.
Она напрасно позволила ему себя поцеловать. Поощрять его было прискорбным безумием, и все же она испытывала в его присутствии такие мучения! Он обладал над ней несомненной властью, какой-то удивительной способностью начисто лишать ее воли. Как это было возможно? Почему она позволяла ему обнимать себя и, в сущности, не сопротивлялась?
Осознание того, что она так мало собой владеет наконец отрезвило ее. Марджи оттолкнула от себя Раштона. Он напугал ее.
— Сэр! — вскричала она. — Прошу вас, перестаньте докучать мне. Ваше поведение совсем не подходит джентльмену!
— Марджори, — тихо заговорил он, — я не собирался целовать вас. Придя сюда, я только хотел выяснить все насчет тех слухов, которые поползли всюду со времени нашей последней встречи. Но с этим мы покончили. Что касается остального, вы так чертовски привлекательны, что, кажется, я теряю голову, как только оказываюсь рядом с вами! Надеюсь, вы простите мне ссору, произошедшую по моей вине. Тогда, во время танца. Я приношу вам свои извинения. У меня нет права судить вас и кого бы то ни было. Ах, черт! Я не могу понять, почему рядом с вами веду себя как последний дурак!
— Это не комплимент, — шепотом ответила Марджори. Она чувствовала смятение, почти панику, вызванные его близостью и странными извинениями. Она не могла понять его.
Раштон отошел от нее и поклонился.
— Вы были правы, Марджори. Я слишком докучал вам. Простите мою дерзость. Ваша красота привлекает меня непонятным образом. И я без колебаний признаюсь вам, что в ваших возмутительных манерах есть что-то, что усиливает худшие черты моего характера. Я становлюсь сам не свой.
— Ах, боже мой! — воскликнула она в притворном негодовании. — Как это похоже на вас, винить меня в своем дурном поведении! Если я плохо на вас влияю, то от души советую вам уйти. Ваше присутствие здесь не делает чести ни одному из нас. Кроме того, если тетя вернется и застанет нас наедине в такой скандальной ситуации, она наверняка выгонит вас из дома! — Марджори отлично знала, как это было далеко от истины. Она ясно поняла, что ее тетя охотно выщипала бы себе брови, если бы это привело в ее дом мистера Раштона или лорда Сомерсби! Впрочем, мистеру Раштону не нужно было так много знать.
— Вы, конечно, правы! Я должен уйти.
Этот странный человек резко от нее отвернулся и вышел из маленькой столовой.
Когда он ушел, Марджори без сил упала на стул, стоявший позади. Немного успокоившись, она наклонилась, чтоб поднять упавший на пол набросок. Ее пальцы были холодными и все еще дрожали. Она положила акварель на стол и затем мягко коснулась губ ледяными руками.
Почему она позволяла ему подобные вольности?! Никогда в жизни она не встречала мужчину, который, подобно мистеру Раштону, переворачивал ее уютный мир вверх тормашками. И что он имел в виду, когда поцеловал ее, а потом признал, что поступил не правильно? О, это опасный человек. Он мог разбить ей сердце.
Прошло минут пятнадцать, прежде чем Марджори почувствовала, что понемногу приходит в себя. Все это время она читала себе суровую лекцию по поводу того, что необходимо держаться как можно дальше от этого непонятного мистера Раштона. Может быть, дело было в том, что она проводила мало времени в обществе джентльменов и не знала, что там у них принято. Может быть, она впервые в жизни получала удовольствие, но, как бы то ни было, ее сердце было крайне уязвимо. Если она не проявит разумную осторожность, то скоро весьма об этом пожалеет!
Поэтому, начиная с этого момента, она постарается не обращать на Раштона внимания. Ничего хорошего не выйдет, если общаться с мужчиной, обладающим значительным опытом жизни, чьи цели ей непонятны и, уж конечно, не принесут ей счастья в будущем.
15
Грегори Раштон шел быстрым шагом, гулко стуча каблуками по мощеной дороге. Учитывая его возбужденное состояние, путь от «Полумесяца» до его жилища рядом с купальнями казался совсем коротким.
Что, черт возьми, с ним происходило?
Он никогда не собирался так обращаться с Марджори! Никогда. Он только хотел узнать правду обо всех этих слухах, только и всего.
В тот момент, когда она все ему объяснила, следовало немедленно уйти. И если сказать всю правду, то, как только он узнал, что ее тети нет дома, надо было оставить свою визитную карточку и уехать, вместо того чтобы настаивать на встрече с Марджи. Чего ради ему взбрело в голову навязывать ей свое присутствие?
Он с силой ударял тростью по камням, с трудом сдерживая крик ярости, бушевавшей в его груди. Но вокруг было столько народу, что он ограничился лишь тем, что ворчал и бормотал про себя, каким ужасным бедствием может оказаться женщина, в особенности красивая и искренняя, для здравого смысла и разума мужчины.
Черт побери! Что ж, он не поддастся Марджори, как бы она его ни интриговала. Он покачал головой, когда подумал о ней, ошеломленный своим интересом к молодой женщине, явно не соответствующей его идеалу. Да ведь она, кажется, была в на редкость неприглядном платье, как будто специально его выбрала. И прическа… боже, что у нее была за прическа? Какое-то воронье гнездо на голове! И все же, когда она признавалась в своем неблагоразумии, он мог думать лишь о том, как прекрасны при утреннем свете ее фиалковые глаза и как он снова хотел ее поцеловать. Вот ведь дьявольщина!
Он снова ударил тростью по тротуару!
Черт бы все это побрал! Все выглядело так, как будто он заехал к Марджори только затем, чтобы заключить ее в объятия и понять, был ли их первый поцелуй обыкновенной случайностью или она в самом деле охотно ответила ему взаимностью.
Теперь он, без сомнения, подтвердил первоначальное впечатление о ней. Он не зря счел ее пламенным, живым, полным сил созданием, которое разбудило его потаенные желания, сдерживаемые годами.
Отличное утешение! Желать женщину, с которой он решил не иметь ничего общего!
Миссис Вэнстроу с чувством огромного облегчения узнала, что одна из лошадей ее экипажа потеряла подкову сразу после того, как они отъехали от зала для питья минеральной воды. Поэтому у нее не возникло необходимости ломать себе голову и изобретать предлог, чтобы вернуться домой позже одиннадцати и опоздать на встречу с мистером Раштоном. Ее сердце забилось при мысли о неких возможностях, касавшихся Марджори и Раштона. Он явно интересовался ее племянницей, как бы ни пытался это скрыть. И если она устроит такой блестящий брак своей дорогой Марджори, то, разумеется, по праву воспользуется всеми открывающимися преимуществами.
Хотя ее кучер немало удивился, услышав, как хозяйка настаивает на том, чтобы проделать утомительный путь в гору к «Полумесяцу» в портшезах вместе с Дафной, он только поклонился и пообещал, что проследит за тем, чтобы лошадь должным образом подковали перед тем, как ландо вернутся в конюшни. Кучер направился к ближайшей кузнице, миссис Вэнстроу и Дафна устроились в тесных портшезах.
Миссис Вэнстроу, правда, не понравилось, как стонут и ругаются носильщики, взявшись за ручки портшеза, но она была рада часок-другой провести без Дафны. Ее племянницы предоставили ей немалую пищу для размышлений, так что ей хотелось подумать без свидетелей. Она сузила глаза и принялась кое-что прикидывать в уме.
Лорд Сомерсби, густо покрасневший и потрясенный до глубины души, подошел к Дафне спустя три минуты после своего прибытия в зал для питья минеральной воды. Он делал это каждое утро всю неделю, если, конечно, рядом не было Раштона. Если Раштон присутствовал, то Сомерсби совсем не обращал внимания на Дафну. Если его постоянное мечтательное выражение лица, появлявшееся каждый раз, когда он подходил к ее племяннице, не доказывало его страстной увлеченности, то явным подтверждением служило то, что раньше виконт пил эту воду всего лишь раз или два за сезон.
Последнему дураку ясно, что Сомерсби был безумно влюблен в Дафну!
Да и какой джентльмен не был влюблен в нее?
Как только все узнали, что она, миссис Вэнстроу, стала опекать обеих девиц и объявила, что ее милые родственницы — по крайней мере, в течение лета — получат все возможные преимущества ее влияния в Бате, и у Марджори, и у Дафны тут же появились поклонники. Особенно много их было у Дафны, чья мягкая, какая-то белоснежная красота привела к ее ногам несколько подающих надежды поэтов, которые галлонами черпали вдохновение прямо из воздуха при одном только виде ее прекрасного лица.
Даже сэр Литон-Джонс не раз подходил к ней с вопросом, не может ли он сослужить ей службу, развлекая ее племянницу. Очень любопытно! Она никогда не видела, чтобы сэр Литон-Джонс бегал за какой-нибудь женщиной, в особенности настолько обделенной умом. Но он появлялся возле Дафны нередко, почти так же часто, как лорд Сомерсби, очевидно, стремясь получить руку разорившейся очаровательницы.
Ей-богу, любопытно и становится все любопытнее!
Миссис Вэнстроу размышляла о том удовольствии, которое она получила от визита племянниц. Ей крайне не хотелось расставаться ни с одной лишней монетой, разве что это было продиктовано необходимостью роста инвестиций на бирже. И все же она не могла не думать, что у нее появилась прекрасная возможность одержать этим летом сокрушительную победу над невыносимо заносчивой миссис Притчард!
У нее просто слюнки текли от восторженных предвкушений! Ну и вид будет у ее соперницы, если милый мистер Раштон женится на Марджори, а этот глуповатый лорд Сомерсби сделает предложение Дафне! Она откинулась на сиденье и прижала руку к груди. Глубоко и удовлетворенно вздыхая, она воображала себе, с каким удовольствием сообщит эти новости миссис Притчард:
— Вы видели объявление в «Батском вестнике»? Да, это правда! Две свадьбы состоятся одновременно. И подумать только, ведь Марджори и Дафна завоевали сердца самых завидных женихов! Кто бы мог себе такое представить!
Миссис Притчард просто лопнет от злости!
Тетя Лидди рассмеялась вслух. Правда, смех ее стал несколько сдавленным, когда она услышала, как один из носильщиков шепотом обругал ее изрядные габариты.
Ах, все равно! Жизнь могла преподносить внезапно такие сюрпризы и удовольствия, причем в самый неожиданный момент!
Но что же ей делать с тем затруднительным положением, в котором оказалась Дафна, подумала миссис Вэнстроу. Племянница, рыдая и всхлипывая, объяснила ей, что Марджори запретила ей даже упоминать о браке с Сомерсби. А мистер Раштон, оказывается, в свою очередь не выносил упоминаний о желании своего подопечного жениться на этой красивой дурочке.
Она опять вздохнула. Ну что же, она не напрасно пользовалась в Бате такой известностью! Слава богу, можно деликатно поощрить любую интригу, небольшую сплетню и тайную встречу. Ей уже столько раз доводилось это делать. Да ведь это она заставила Оливию Притчард несколько лет назад невольно обнаружить свои подлинные мотивы перед Грегори Раштоном в тот самый день, когда он собирался сделать ей предложение. Какой глупой была Оливия!
Миссис Притчард никогда не простила ей этого! Все же в конце концов это была вина Оливии. Что касается ее, она не могла попросту даже вынести мысль о том, что мистер Раштон женится на такой лживой женщине. Его обычно высокомерный и тщеславный вид делал его достойным такого наказания, как этот брак, но все же было бы жаль.
Она улыбнулась про себя и дотронулась до аметистового ожерелья, которое несколько раз обвивало ее шею. Как приятно думать, что она так много достигла. Шутка ли — помешать браку с представителем известной семьи Раштонов, на который так надеялась Оливия! Если все пойдет так, как она хочет, то через несколько недель дело будет улажено. Она сама окажется в родстве с этой высокопоставленной семьей. Марджори сумеет заставить мистера Раштона перейти к решительным действиям.
Она снова сузила глаза. У молодой девицы, конечно, был сложный характер, который она пока не могла до конца понять. Она явно отличалась умом. Чем больше миссис Вэнстроу размышляла, тем больше она начинала подозревать, что племянница ее была даже слишком умна. Ведь она с самого начала рассчитывала, что, подарив ей этот элегантный наряд, убедит ее разрешить им погостить у нее подольше. Если это и вправду было ее целью, то она, без сомнения, добилась своего. А какова интрига с этими набросками?! Все это вызвало у миссис Вэнстроу чувство уважения к своей сообразительной племяннице. Значит, ей придется особенно тщательно обдумать, каким именно способом она устроит будущее Марджори.
Марджори Раштон! Только подумайте!
Миссис Притчард наверняка ужасно расстроится!
Какая радость! Какое блаженство!
Когда портшезы наконец завершили свой ужасный подъем к «Полумесяцу», у носильщиков миссис Вэнстроу от чрезмерных усилий покраснели лица. Миссис Вэнстроу повернулась к Дафне, когда та выходила из портшеза, и сказала:
— Думаю, завтра мы с тобой отправимся на барже в Весенние сады. Думаю, что тебе понравится. Если бы я была коротко знакома с лордом Сомерсби, я пригласила бы его сопровождать нас. Разве не было бы мило случайно там встретиться с ним? Полагаю, иногда происходят и более странные вещи. — Попросив Дафну подать ей руку и проводить к двери, она невинным голосом добавила:
— Думаю, Сомерсби очень ко мне привязался, не так ли, Дафна?
Дафна явно удивилась, и миссис Вэнстроу с трудом сдержала свое раздражение, вызванное глупостью этой девочки, но продолжала непринужденно болтать:
— Ах, это происходит очень часто, со многими женщинами, внешне похожими на матерей. Молодые люди нередко крутятся вокруг нас. Меня, к примеру, вовсе не удивляет, что лорд Сомерсби недавно сделал мне комплимент. У этого молодого человека очень доброе сердце. Мне, знаешь ли, очень хочется поближе с ним познакомиться. Ты должна ему это сказать, когда сможешь поговорить в следующий раз с его светлостью. Надеюсь, мне не надо предупреждать тебя, что мы ни слова не скажем об этом Марджори, ведь ей не нравится твоя привязанность к Сомерсби. Ты ведь расскажешь ему о моих чувствах, Дафна. Расскажешь, не так ли?
— Д-да, мэм. Конечно, если вы хотите!
— О, я этого очень хочу, дорогая. Может быть, он завтра утром тоже придет в зал. Я, конечно, сказала ему, что мы будем, как всегда, в восемь. А если ты упомянешь о нашем посещении Весенних садов, я притворюсь, что не слышала ни слова об этом!
Только договорив все до конца, миссис Вэнстроу обернулась и посмотрела на Дафну. Ее вид был совершенно потрясающ. В блестящих голубых глазах Дафны стояли слезы, и ее губы дрожали.
— Моя милая, чудесная тетушка!
Затем миссис Вэнстроу чуть не отбросило назад, потому что Дафна бросилась в ее объятия и изо всех сил ее обняла, всхлипывая каким-то птичьим голосом.
— О, Дафна! — воскликнула миссис Вэнстроу, обнаружив, что бурное проявление радости со стороны ее племянницы неожиданно вызвало у нее самой слезы. — Дитя мое, ты не должна плакать! Ради бога, ты ведь задушишь меня! Перестань же!
Но Дафна так и не перестала обнимать ее, по крайней мере, сразу. Миссис Вэнстроу оставалось только стоически переносить нежности своей племянницы, сохраняя невозмутимость. Впрочем, как она вскоре обнаружила, ей это удивительно легко удавалось.
Дворецкого мистера Брокли едва не хватил удар при виде своей скупой, жадной, лишенной всяческих глупых привязанностей, эгоистичной хозяйки, обнимавшей свою хорошенькую племянницу. Но он каким-то непостижимым образом сдержался и с обычным поклоном впустил в дом всхлипывающую пару.
Что, черт возьми, с ним происходило?
Он никогда не собирался так обращаться с Марджори! Никогда. Он только хотел узнать правду обо всех этих слухах, только и всего.
В тот момент, когда она все ему объяснила, следовало немедленно уйти. И если сказать всю правду, то, как только он узнал, что ее тети нет дома, надо было оставить свою визитную карточку и уехать, вместо того чтобы настаивать на встрече с Марджи. Чего ради ему взбрело в голову навязывать ей свое присутствие?
Он с силой ударял тростью по камням, с трудом сдерживая крик ярости, бушевавшей в его груди. Но вокруг было столько народу, что он ограничился лишь тем, что ворчал и бормотал про себя, каким ужасным бедствием может оказаться женщина, в особенности красивая и искренняя, для здравого смысла и разума мужчины.
Черт побери! Что ж, он не поддастся Марджори, как бы она его ни интриговала. Он покачал головой, когда подумал о ней, ошеломленный своим интересом к молодой женщине, явно не соответствующей его идеалу. Да ведь она, кажется, была в на редкость неприглядном платье, как будто специально его выбрала. И прическа… боже, что у нее была за прическа? Какое-то воронье гнездо на голове! И все же, когда она признавалась в своем неблагоразумии, он мог думать лишь о том, как прекрасны при утреннем свете ее фиалковые глаза и как он снова хотел ее поцеловать. Вот ведь дьявольщина!
Он снова ударил тростью по тротуару!
Черт бы все это побрал! Все выглядело так, как будто он заехал к Марджори только затем, чтобы заключить ее в объятия и понять, был ли их первый поцелуй обыкновенной случайностью или она в самом деле охотно ответила ему взаимностью.
Теперь он, без сомнения, подтвердил первоначальное впечатление о ней. Он не зря счел ее пламенным, живым, полным сил созданием, которое разбудило его потаенные желания, сдерживаемые годами.
Отличное утешение! Желать женщину, с которой он решил не иметь ничего общего!
Миссис Вэнстроу с чувством огромного облегчения узнала, что одна из лошадей ее экипажа потеряла подкову сразу после того, как они отъехали от зала для питья минеральной воды. Поэтому у нее не возникло необходимости ломать себе голову и изобретать предлог, чтобы вернуться домой позже одиннадцати и опоздать на встречу с мистером Раштоном. Ее сердце забилось при мысли о неких возможностях, касавшихся Марджори и Раштона. Он явно интересовался ее племянницей, как бы ни пытался это скрыть. И если она устроит такой блестящий брак своей дорогой Марджори, то, разумеется, по праву воспользуется всеми открывающимися преимуществами.
Хотя ее кучер немало удивился, услышав, как хозяйка настаивает на том, чтобы проделать утомительный путь в гору к «Полумесяцу» в портшезах вместе с Дафной, он только поклонился и пообещал, что проследит за тем, чтобы лошадь должным образом подковали перед тем, как ландо вернутся в конюшни. Кучер направился к ближайшей кузнице, миссис Вэнстроу и Дафна устроились в тесных портшезах.
Миссис Вэнстроу, правда, не понравилось, как стонут и ругаются носильщики, взявшись за ручки портшеза, но она была рада часок-другой провести без Дафны. Ее племянницы предоставили ей немалую пищу для размышлений, так что ей хотелось подумать без свидетелей. Она сузила глаза и принялась кое-что прикидывать в уме.
Лорд Сомерсби, густо покрасневший и потрясенный до глубины души, подошел к Дафне спустя три минуты после своего прибытия в зал для питья минеральной воды. Он делал это каждое утро всю неделю, если, конечно, рядом не было Раштона. Если Раштон присутствовал, то Сомерсби совсем не обращал внимания на Дафну. Если его постоянное мечтательное выражение лица, появлявшееся каждый раз, когда он подходил к ее племяннице, не доказывало его страстной увлеченности, то явным подтверждением служило то, что раньше виконт пил эту воду всего лишь раз или два за сезон.
Последнему дураку ясно, что Сомерсби был безумно влюблен в Дафну!
Да и какой джентльмен не был влюблен в нее?
Как только все узнали, что она, миссис Вэнстроу, стала опекать обеих девиц и объявила, что ее милые родственницы — по крайней мере, в течение лета — получат все возможные преимущества ее влияния в Бате, и у Марджори, и у Дафны тут же появились поклонники. Особенно много их было у Дафны, чья мягкая, какая-то белоснежная красота привела к ее ногам несколько подающих надежды поэтов, которые галлонами черпали вдохновение прямо из воздуха при одном только виде ее прекрасного лица.
Даже сэр Литон-Джонс не раз подходил к ней с вопросом, не может ли он сослужить ей службу, развлекая ее племянницу. Очень любопытно! Она никогда не видела, чтобы сэр Литон-Джонс бегал за какой-нибудь женщиной, в особенности настолько обделенной умом. Но он появлялся возле Дафны нередко, почти так же часто, как лорд Сомерсби, очевидно, стремясь получить руку разорившейся очаровательницы.
Ей-богу, любопытно и становится все любопытнее!
Миссис Вэнстроу размышляла о том удовольствии, которое она получила от визита племянниц. Ей крайне не хотелось расставаться ни с одной лишней монетой, разве что это было продиктовано необходимостью роста инвестиций на бирже. И все же она не могла не думать, что у нее появилась прекрасная возможность одержать этим летом сокрушительную победу над невыносимо заносчивой миссис Притчард!
У нее просто слюнки текли от восторженных предвкушений! Ну и вид будет у ее соперницы, если милый мистер Раштон женится на Марджори, а этот глуповатый лорд Сомерсби сделает предложение Дафне! Она откинулась на сиденье и прижала руку к груди. Глубоко и удовлетворенно вздыхая, она воображала себе, с каким удовольствием сообщит эти новости миссис Притчард:
— Вы видели объявление в «Батском вестнике»? Да, это правда! Две свадьбы состоятся одновременно. И подумать только, ведь Марджори и Дафна завоевали сердца самых завидных женихов! Кто бы мог себе такое представить!
Миссис Притчард просто лопнет от злости!
Тетя Лидди рассмеялась вслух. Правда, смех ее стал несколько сдавленным, когда она услышала, как один из носильщиков шепотом обругал ее изрядные габариты.
Ах, все равно! Жизнь могла преподносить внезапно такие сюрпризы и удовольствия, причем в самый неожиданный момент!
Но что же ей делать с тем затруднительным положением, в котором оказалась Дафна, подумала миссис Вэнстроу. Племянница, рыдая и всхлипывая, объяснила ей, что Марджори запретила ей даже упоминать о браке с Сомерсби. А мистер Раштон, оказывается, в свою очередь не выносил упоминаний о желании своего подопечного жениться на этой красивой дурочке.
Она опять вздохнула. Ну что же, она не напрасно пользовалась в Бате такой известностью! Слава богу, можно деликатно поощрить любую интригу, небольшую сплетню и тайную встречу. Ей уже столько раз доводилось это делать. Да ведь это она заставила Оливию Притчард несколько лет назад невольно обнаружить свои подлинные мотивы перед Грегори Раштоном в тот самый день, когда он собирался сделать ей предложение. Какой глупой была Оливия!
Миссис Притчард никогда не простила ей этого! Все же в конце концов это была вина Оливии. Что касается ее, она не могла попросту даже вынести мысль о том, что мистер Раштон женится на такой лживой женщине. Его обычно высокомерный и тщеславный вид делал его достойным такого наказания, как этот брак, но все же было бы жаль.
Она улыбнулась про себя и дотронулась до аметистового ожерелья, которое несколько раз обвивало ее шею. Как приятно думать, что она так много достигла. Шутка ли — помешать браку с представителем известной семьи Раштонов, на который так надеялась Оливия! Если все пойдет так, как она хочет, то через несколько недель дело будет улажено. Она сама окажется в родстве с этой высокопоставленной семьей. Марджори сумеет заставить мистера Раштона перейти к решительным действиям.
Она снова сузила глаза. У молодой девицы, конечно, был сложный характер, который она пока не могла до конца понять. Она явно отличалась умом. Чем больше миссис Вэнстроу размышляла, тем больше она начинала подозревать, что племянница ее была даже слишком умна. Ведь она с самого начала рассчитывала, что, подарив ей этот элегантный наряд, убедит ее разрешить им погостить у нее подольше. Если это и вправду было ее целью, то она, без сомнения, добилась своего. А какова интрига с этими набросками?! Все это вызвало у миссис Вэнстроу чувство уважения к своей сообразительной племяннице. Значит, ей придется особенно тщательно обдумать, каким именно способом она устроит будущее Марджори.
Марджори Раштон! Только подумайте!
Миссис Притчард наверняка ужасно расстроится!
Какая радость! Какое блаженство!
Когда портшезы наконец завершили свой ужасный подъем к «Полумесяцу», у носильщиков миссис Вэнстроу от чрезмерных усилий покраснели лица. Миссис Вэнстроу повернулась к Дафне, когда та выходила из портшеза, и сказала:
— Думаю, завтра мы с тобой отправимся на барже в Весенние сады. Думаю, что тебе понравится. Если бы я была коротко знакома с лордом Сомерсби, я пригласила бы его сопровождать нас. Разве не было бы мило случайно там встретиться с ним? Полагаю, иногда происходят и более странные вещи. — Попросив Дафну подать ей руку и проводить к двери, она невинным голосом добавила:
— Думаю, Сомерсби очень ко мне привязался, не так ли, Дафна?
Дафна явно удивилась, и миссис Вэнстроу с трудом сдержала свое раздражение, вызванное глупостью этой девочки, но продолжала непринужденно болтать:
— Ах, это происходит очень часто, со многими женщинами, внешне похожими на матерей. Молодые люди нередко крутятся вокруг нас. Меня, к примеру, вовсе не удивляет, что лорд Сомерсби недавно сделал мне комплимент. У этого молодого человека очень доброе сердце. Мне, знаешь ли, очень хочется поближе с ним познакомиться. Ты должна ему это сказать, когда сможешь поговорить в следующий раз с его светлостью. Надеюсь, мне не надо предупреждать тебя, что мы ни слова не скажем об этом Марджори, ведь ей не нравится твоя привязанность к Сомерсби. Ты ведь расскажешь ему о моих чувствах, Дафна. Расскажешь, не так ли?
— Д-да, мэм. Конечно, если вы хотите!
— О, я этого очень хочу, дорогая. Может быть, он завтра утром тоже придет в зал. Я, конечно, сказала ему, что мы будем, как всегда, в восемь. А если ты упомянешь о нашем посещении Весенних садов, я притворюсь, что не слышала ни слова об этом!
Только договорив все до конца, миссис Вэнстроу обернулась и посмотрела на Дафну. Ее вид был совершенно потрясающ. В блестящих голубых глазах Дафны стояли слезы, и ее губы дрожали.
— Моя милая, чудесная тетушка!
Затем миссис Вэнстроу чуть не отбросило назад, потому что Дафна бросилась в ее объятия и изо всех сил ее обняла, всхлипывая каким-то птичьим голосом.
— О, Дафна! — воскликнула миссис Вэнстроу, обнаружив, что бурное проявление радости со стороны ее племянницы неожиданно вызвало у нее самой слезы. — Дитя мое, ты не должна плакать! Ради бога, ты ведь задушишь меня! Перестань же!
Но Дафна так и не перестала обнимать ее, по крайней мере, сразу. Миссис Вэнстроу оставалось только стоически переносить нежности своей племянницы, сохраняя невозмутимость. Впрочем, как она вскоре обнаружила, ей это удивительно легко удавалось.
Дворецкого мистера Брокли едва не хватил удар при виде своей скупой, жадной, лишенной всяческих глупых привязанностей, эгоистичной хозяйки, обнимавшей свою хорошенькую племянницу. Но он каким-то непостижимым образом сдержался и с обычным поклоном впустил в дом всхлипывающую пару.
16
— Но это же смешно! — миссис Вэнстроу отбросила в сторону тонкий тюль, который Марджори накинула ей на плечи мягкой волной. — Я никогда не носила таких прозрачных тканей и не собираюсь делать этого и сейчас! Это же абсурд. На меня все будут указывать пальцем. Я выставлю себя на посмешище перед миссис Притчард, не говоря уже о миссис Раштон.
— Вы слишком серьезно воспринимаете их мнение, тетя Лидди! — возразила Марджори. — Вы должны дать мне закончить. Я собираюсь сделать подкладку из кисеи, если понадобится, в два слоя…
— И ты думаешь, что один или даже два куска кисеи хоть что-нибудь изменят? Да ты поглупела так же, как твоя сестра! Ты уже три недели в Бате и почти все время сидишь, запершись в маленькой столовой допоздна, изводишь все мои свечи, заставляешь меня терпеть огромные убытки и к тому же, чего доброго, слепнешь! Должно быть, в этом все и дело! Неужели ты не видишь, как неприлично носить такое платье в мои годы, не говоря уже о моей… моей полной фигуре? — Марджори упрямо пристраивала мягкий тюль на плечо тети, и миссис Вэнстроу снова сбросила его. — Я не стану его носить, говорю тебе! Ты не только слепа, но и сошла с ума в придачу!
— Подумайте! — твердым голосом ответила Марджори. — Дамы при дворе императора носят особое шелковое белье, которое полностью закрывает их тела. — Она не стала уточнять, что они одеваются так только зимой, чтобы защититься от холода. — Если вы такое наденете — подумайте! — под тюль и подкладку, уверена, что результат покажется вам чрезвычайно эффектным.
Миссис Вэнстроу уставилась на свою племянницу.
— Вы слишком серьезно воспринимаете их мнение, тетя Лидди! — возразила Марджори. — Вы должны дать мне закончить. Я собираюсь сделать подкладку из кисеи, если понадобится, в два слоя…
— И ты думаешь, что один или даже два куска кисеи хоть что-нибудь изменят? Да ты поглупела так же, как твоя сестра! Ты уже три недели в Бате и почти все время сидишь, запершись в маленькой столовой допоздна, изводишь все мои свечи, заставляешь меня терпеть огромные убытки и к тому же, чего доброго, слепнешь! Должно быть, в этом все и дело! Неужели ты не видишь, как неприлично носить такое платье в мои годы, не говоря уже о моей… моей полной фигуре? — Марджори упрямо пристраивала мягкий тюль на плечо тети, и миссис Вэнстроу снова сбросила его. — Я не стану его носить, говорю тебе! Ты не только слепа, но и сошла с ума в придачу!
— Подумайте! — твердым голосом ответила Марджори. — Дамы при дворе императора носят особое шелковое белье, которое полностью закрывает их тела. — Она не стала уточнять, что они одеваются так только зимой, чтобы защититься от холода. — Если вы такое наденете — подумайте! — под тюль и подкладку, уверена, что результат покажется вам чрезвычайно эффектным.
Миссис Вэнстроу уставилась на свою племянницу.