– Важно!
   – Дорогая, – морщится мама, – сама знаешь, от меха у меня раздражение на коже. И я так мечтала надеть это кимоно. А у Дженис такое изысканное японское свадебное пальто, ты будешь в восторге…
   – Хочешь сказать, Дженис тоже явится в японском?!
   Я должна была предвидеть, как все обернется. Мама подсела на японскую тему после того, как Дженис вернулась из Токио и стала устраивать суши-вечеринки с бриджем. Но сегодня ведь я тут главная, а я объявила, что все будет в русском стиле.
   – Прошу прощения! – В холл вплывает жизнерадостная особа, в руках у нее серебряный поднос, уставленный тарелками. – Куда поставить азиатские закуски?
   Какие закуски?!
   – Прошу прощения! – Сверлю особу свирепым взглядом. – Я заказывала русскую еду! Икру, копченую лососину, пирожки, водку…
   – Ну да, а еще суши и сашими. – Особа встревоженно косится на маму. – Разве не так? И сакэ.
   – Все верно, – торопливо говорит мама. – Несите все на кухню. Спасибо, Норин.
   Я скрещиваю руки на груди и пристально смотрю на маму:
   – Кто заказал суши?
   – Я кое-что добавила в меню, – бормочет она. – Для разнообразия.
   – У нас сегодня русская тема!
   От злости я чуть ногами не топаю. Что толку ломать голову, стараться, если все твои наработки игнорируют, да еще тебе ни слова не говорят об изменениях?!
   – У нас могут быть две темы! – с воодушевлением предлагает мама.
   – Нет!
   – Сочетание русского и японского! Да-да! В наши дни все знаменитости предпочитают фьюжн.
   – Но… – Я умолкаю.
   Русско-японское сочетание. На самом-то деле, занятно… И почему я до этого не додумалась?
   – Ты можешь воткнуть в волосы японские палочки для еды. Будет так мило!
   – Ладно, – нехотя соглашаюсь я. – Деваться все равно некуда.
   Достаю телефон и отправляю эсэмэску Сьюзи и Дэнни:
   Привет. Новая тема – русско-японский фьюжн. Позвоню! Целую.
   Тут же приходит ответ от Сьюзи:
   Японский?? И что мне делать???
   Настукиваю:
   Может, воткнешь в волосы палочки для еды?
   Мама уже принесла лакированные черные палочки и тычет ими мне в голову.
   – Без заколок не обойтись! – выносит она вердикт. – А как насчет Люка?
   – Он не станет втыкать в волосы палочки для еды.
   – Да нет, глупенькая! – смеется мама. – Я спрашиваю, он уже здесь?
   Мы не сговариваясь смотрим на часы. Люк раз шестьсот поклялся, что не опоздает на крестины.
   И он не опоздает. Не должен.
   Бог его знает, что у него за жуткий кризис на работе. Люк ничего мне не рассказывает, но последние два дня он почти не бывает дома, а наши телефонные беседы длятся не дольше трех секунд.
   Отправляю ему очередное сообщение:
   Ты едешь?! Где ты?!!!!
   Почти тут же получаю ответ:
   Стараюсь изо всех сил.
   Старается? И что это означает? Он едет или еще торчит в офисе? Мне не по себе. Люк не вправе опоздать на крестины собственной единственной дочери.
   Появляется папа:
   – Где Люк? Еще не вернулся?
   – Нет.
   – Времени у него в обрез.
   – Он будет с минуты на минуту. – Вымучиваю безмятежную улыбку. – Торопиться совершенно некуда.
 
   Но Люка все нет и нет. Поставщики уже закончили работу. Все готово. Без двадцати двенадцать я стою с Минни в холле и не отрываю взгляда от подъездной дорожки. Я писала Люку каждые пять минут, но потом бросила это занятие. У меня кружится голова. Где мой муж?!
   Сзади неслышно подкрадывается мама:
   – Солнышко, нам пора. Гости уже собираются в церкви.
   – Но… – Я поворачиваюсь и вижу, что мама сама не своя от беспокойства. Она права. Мы не можем так обойтись с гостями. – Хорошо. Пошли.
   У машины набираю новое сообщение, хотя перед глазами все плывет от слез.
   Люк, мы едем в церковь. Ты можешь пропустить крестины.
   Устраиваю Минни в детском сиденье и сажусь рядом с ней.
   – Уверен, у него уважительная причина, – говорит папа, сворачивая с подъездной дорожки.
   Мы с мамой молчим, страшась предположить, что это за причина.
   – Что опять случилось, родная? – решается спросить мама. – Новый кризис?
   – Наверное. – Я смотрю в окно. – Что-то очень серьезное. Больше я ничего не знаю.
   Мой телефон неожиданно подает признаки жизни.
   Бекки, так жаль. Не могу объяснить. Все еще в офисе. Возьмем вертолет. Ждите меня. Л
   Я с недоверием пялюсь на экранчик. Вертолет? Он прилетит на вертолете?
   И неожиданно я взбадриваюсь. Хочу сообщить маме и папе про вертолет, но телефон снова пикает.
   Может, еще задержусь. По уши в дерьме.
   Меня окатывает волной разочарования.
   Какое дерьмо? Какие уши?!!
   Но ответа нет. Ох, до чего же он невыносим. Вечно что-то скрывает. Наверное, просто какой-то мерзкий инвестиционный фонд заработал на пару миллионов фунтов меньше, чем ожидалось.
 
   Церковь уже полна гостей, и я верчу головой по сторонам, приветствуя маминых партнерш по бриджу. Что вы думаете, половина из них явились в японских нарядах. Нет, я все-таки устрою маме сладкую жизнь! Слышу свой голос, раз пятьдесят повторяющий: «На самом деле у нас сегодня японско-русская тема» и «Люк летит сюда на вертолете». Затем мама выводит за руку Минни, и все дружно принимаются ворковать.
   – Бекс!
   Я оборачиваюсь.
   Это Сьюзи, она выглядит чудесно в фиолетовом с вышивкой пальто и отороченных мехом сапогах, в волосах у нее пара деревянных мешалок для кофе из «Старбакса».
   – Это все, что я смогла найти, – сердито говорит она. – Ты сказала – русский стиль! Откуда вдруг взялись японцы?
   – Это все мама! – Хочу рассказать, как было дело, но тут появляется преподобный Паркер, такой нарядный в своей шелестящей белой хламиде.
   – Ой, здравствуйте! – радуюсь я. – Как поживаете?
   Отец Паркер не из этих нудных святош, что заставляют тебя терзаться чувством вины по любому поводу. Нет, он викарий типа «почему-бы-нам-не-выпить-джина-с-тоником-перед-ланчем». Жена его работает, а сам он всегда загорелый и раскатывает на «ягуаре».
   – Прекрасно. – Он тепло пожимает мне руку. – Рад вас видеть, Ребекка. И хочу сказать, ваша японская тема очаровательна. Я обожаю суши.
   – Вообще-то у нас японско-русский микс, – поправляю его я. – Будут блины и водка из стопок.
   – А, в самом деле! – сияет он. – Как я понимаю, Люк задерживается.
   – Он будет с минуты на минуту. – Я скрещиваю пальцы за спиной. – Вот-вот приедет.
   – Хорошо. Потому что меня слегка поджимает время. Вы определились со вторым именем? Не могли бы вы написать его для меня?
   О господи.
   – Почти. Я почти…
   – Ребекка, ну куда это годится? – В голосе викария нетерпение. – Я не могу крестить вашу дочь, не зная ее имени.
   Ну вот, опять на меня давят. Я думала, викариям положено быть понимающими.
   – Я окончательно решу этот вопрос, когда буду молиться, – спешу оправдаться я. – Хочу, чтобы меня вдохновила Книга. – Хватаю Библию, лежащую на соседнем столике. – Может, я решу назвать ее Евой. Или Марией.
   Проблема в том, что викарий знает меня с пеленок. Он скептически приподнимает брови и спрашивает:
   – А крестные родители здесь? Надеюсь, они достойные люди.
   – Конечно! Вот крестная мать. – Я выталкиваю Сьюзи вперед, она обменивается с Паркером рукопожатием и принимается нахваливать церковные витражи.
   Сьюзи бесподобна. Она всегда знает, что кому сказать. Вот и сейчас очень кстати завела речь о витражах. И где только она всего набралась? Должно быть, в своем пансионе благородных девиц. Если честно, витражи меня не слишком интересуют, поэтому я листаю Библию.
   О-о… Далила. Клевое имя.
   – Вот черт! Бекки!
   Мне не послышалось? Действительно знакомый американский акцент?
   Позади образуется небольшая суматоха, кто-то восклицает:
   – Кто, ради всего святого, этот человек?
   – Дэнни! – радостно кричу я. – Ты здесь!
   Я не виделась с Дэнни очень давно. Он кажется еще субтильнее прежнего, на нем кожаное пальто в казачьем стиле, черные виниловые брюки в обтяжку и армейские ботинки. А рядом крошечная белая собачка на поводке. Тянусь обнять Дэнни, но он поднимает руку, будто должен сделать важное заявление.
   – Что у вас тут за тема? – Он настроен скептически. – Японско-русский чертов фьюжн? Ты откуда, блин, черпаешь вдохновение? Вот пришлось фочно завести эту шапку Чертову ши-тцу.
   – Круто. – Тут я вспоминаю о викарии. – Э… преподобный Паркер… Это Дэнни Ковитц. Крестный отец.
   – Ага, мать твою! – Дэнни затыкает себе рот кулаком. – Прошу прощения. Э-э… чудесная церковь. Бодренький такой декор. Вам кто-то помогал подобрать цвета?
   – Вы очень добры, – сухо улыбается викарий. – Но не могли бы вы выражаться менее витиевато во время службы?
   – Дэнни знаменитый дизайнер одежды, – поясняю я.
   – Да ла-адно! – Дэнни напускает на себя показную скромность. – Не знаменитый. Скорее… известный. Печально известный. А где Люк? – Он понижает голос: – Он мне нужен. Мне каждый день названивает Джарек. Угрожает, типа, в суд подать. – В голосе Дэнни тревога, и он машинально начинает говорить громче: – Ты же знаешь, я не иду на конфронтации.
   Джарек – бывший менеджер Дэнни. Мы встретились с ним в прошлом году и скоро поняли, что он забирал себе солидную часть денег Дэнни и не делал совершенно ничего, только носил одежду от Дэнни забесплатно и обедал за счет фирмы. Именно Люк организовал его увольнение и вдобавок прочитал Дэнни лекцию о том, что нельзя давать человеку работу только потому, что тебе нравится его стрижка.
   – Я думала, ты поменял все телефонные номера, – удивляюсь я. – Думала, ты больше не собираешься разговаривать с ним.
   – Я и не разговаривал, – ощетинивается Дэнни. – Поначалу. Но у него были билеты на тот фестиваль на Бали, и мы туда рванули, ну он и узнал мой новый номер…
   – Дэнни! Ты ездил с ним на фестиваль? После того, как уволил его?
   – О’кей. Черт со мной. Где Люк? – Он горестно оглядывает церковь. – Люк ведь поговорит с ним?
   – Я не знаю, где Люк, – жалобно шепчу я. – Надеюсь, в вертолете.
   – В вертолете? – Дэнни приподнимает бровь. – Однако. Он что, спустится на веревке, как морпех?
   – Не говори глупостей!
   Хотя если подумать, то Дэнни, может, и прав. Где тут приземлиться вертолету?
   Достаю телефон.
   Ты в вертолете? Где приземлитесь? На крыше?
   – Боже ты мой. А вот и его светлость! – Дэнни отвлекает появление Таркина. – Ах, держите! Моя промежность!
   – Дэнни! – Я бью его по руке и оглядываюсь на викария, но тот, к счастью, уже отошел. – Мы же в церкви.
   Дэнни всегда немного западал на Таркина. И справедливости ради надо заметить, что Таркин сегодня необычайно хорош. На нем просторная белая рубаха и черные бриджи, а поверх – пальто, напоминающее шинель. Темные волосы растрепаны, и Таркин выглядит почти стильно.
   – Вот моя следующая коллекция, и ходить далеко не надо. – Дэнни делает набросок Таркина прямо в Библии. – Помесь английского лорда с русским князем.
   – Тарки шотландец, – уточняю я.
   – Еще круче. Килт – это так секси.
   – Дэнни, – хихикаю я, увидев набросок. – Это ужасно!
   Портрет Таркина вышел страшно неприличным. Хотя я слышала как-то от мамы Сью, что все Клиф-Стюарты хорошо оснащены. Может, рисунок и недалек от истины…
   – И где моя крестница?
   Дэнни вырывает страницу, складывает ее и снова начинает рисовать.
   – Где-то с мамой…
   Озираюсь и обнаруживаю Минни в окружении маминых подруг. Что она там вытворяет? У нее в руках не меньше пяти сумочек, а шестую она стягивает с плеча пожилой леди, выводя знакомое «Мо-о-о-о-я!».
   – Какая прелесть! – заливается смехом леди. – Вот, держи, сладенькая моя. – Она набрасывает ремешок Минни на шею, и та нетвердой походкой бредет прочь.
   – Хорошая Баленсиага, – комментирует Дэнни. – Идеальный аксессуар для крестин.
   Я киваю:
   – Поэтому я ей и одолжила.
   – А сама позоришься с прошлогодней Миу Миу… – Дэнни мелодраматично вздыхает. – Лучшее доказательство материнской жертвенности.
   – Заткнись! – толкаю его я.
   Наблюдаю, как он черкает карандашом на страницах Библии, и меня вдруг осеняет. Если Дэнни действительно собирается за основу новой коллекции взять образ Тарки, то, может, они объединят силы? И на пару займутся шетлендским печеньем! Ха, все-таки я очень деловая женщина! Люк наверняка будет потрясен. Я уже собираюсь поделиться грандиозной идеей со Сьюзи, как раздается гулкий голос викария Паркера:
   – Предлагаю всем сесть. – Он указывает на церковные скамьи. – И мы начнем.
   Начнем? Уже?!
   Когда викарий с шелестом следует мимо меня, я тяну его за белое одеяние:
   – Но Люка еще нет. Не могли бы вы немного подождать?
   – Дорогая, мы и так задержались на двадцать минут. – Улыбка викария чуточку подмороженная. – Если ваш муж не собирается…
   – Конечно, собирается. – Я немного уязвлена. – Он на пути сюда. Он будет здесь…
   – Мо-о-о-о-о-о-о-е! – Высокий ликующий визг наполняет воздух, я каменею, сердце ухает в пятки.
   Минни перебралась через заграждение, стоит прямо у алтаря и методично вытряхивает содержимое сумочек. Сзади раздаются негодующие крики маминых подруг.
   – Минни! – ору я, кидаясь к алтарю. – ПРЕКРАТИ!
   – Мо-о-о-о-о-о-о-е! – Дочь весело трясет сумочку от «Барберри». Весь алтарь усеян кошельками, монетами, пудреницами, тюбиками помады и расческами.
   – Это твои крестины! – яростно шепчу я Минни на ухо. – Ты должна вести себя идеально. Или у тебя никогда не будет братика или сестрички!
   Но Минни и не думает раскаиваться, даже когда мамины подруги кидаются спасать свое имущество.
   Сказать по правде, у происшествия есть и хорошая сторона – процедура крещения откладывается. Но скоро викарий опять велит всем садиться. Ладно, думаю я, все как-нибудь обойдется. Сначала будет молитва, проповедь, так что времени еще полно.
 
   Так. Надо написать жалобу архиепископу Кентерберийскому. Процедура крещения недопустимо коротка.
   Уже прочитаны две молитвы, сказано об отречении от зла, спет гимн, два сборника с псалмами изничтожены Минни. (Другого способа утихомирить ее я не нашла. Не страшно, сделаю церкви огромное пожертвование.) И вот викарий уже просит собраться вокруг купели. Меня охватывает паника.
   Нет, еще не время резвиться в святой воде! Не допущу, чтобы Люк пропустил этот великий момент.
   Но Люк пропал бесповоротно. Может, отключил телефон, чтобы тот не мешал управлению вертолетом? Напряженно прислушиваюсь, не раздастся ли характерный стрекот.
   – Минни? – улыбается викарий Паркер. – Ты готова?
   – Подождите! – в отчаянии кричу я, когда публика встает. – Прежде чем начать крещение… э… крестная мать Минни, Сьюзан Клиф-Стюарт, желает прочитать подходящее к случаю стихотворение. Правда, Сьюзи?
   – Что?! – чуть ли не взвизгивает Сьюзи.
   – Пожалуйста, Сьюзи! – переполошенно шепчу я. – Нужно потянуть время. Люк успеет.
   – Да не знаю я никаких стихотворений!
   – Прочитай какой-нибудь из гимнов! Самый длинный!
   Сьюзи обреченно встает, медленно берет сборник гимнов, выходит вперед и улыбается аудитории.
   – Мне бы хотелось прочитать… «Три волхва». – Она открывает книгу, откашливается. – «Вот волхвы идут с Востока, и при них дары…»
   Сьюзи просто звезда. Она тянет каждое слово, вставляет бесконечные паузы и по два раза повторяет припев.
   – Очень мило. – Викарий подавляет зевок. – А теперь давайте соберемся вокруг купели…
   – Нет! – снова подскакиваю я. – А теперь крестный отец Минни, Дэнни Ковитц… – Я вопросительно смотрю на него. – Он тоже… прочитает стихотворение?
   Дэнни подмигивает мне и встает.
   – В честь крещения моей крестной дочери я исполню рэп Эминема, – доверительно говорит он.
   Черт. Надеюсь, викарий Паркер мало что поймет.
   Дэнни не лучший в мире рэпер. Но когда он заканчивает, все хлопают и восторженно кричат, даже мамины партнерши по бриджу. На бис он исполняет еще одну песню Эминема, а Сьюзи изображает Дайдо[13]. Затем Том с Джесс читают южноамериканскую детскую молитву, очень трогательную. Эстафету принимает папа, он поет «Que Sera Sera», и все подхватывают, а Мартин дирижирует китайской палочкой для еды.
   Викарий почему-то выглядит слегка испуганным.
   – Благодарю всех за столь оригинальный вклад в церемонию, – цедит он. – А теперь не могли бы вы подойти к купели…
   – Нет! – прерываю его я. – Я тоже хочу произнести речь, я ведь мать Минни.
   – Ребекка! – гремит Паркер. – Хватит уже!
   – Я быстренько!
   Спешу по проходу, спотыкаюсь и почти падаю. Буду говорить, пока не появится Люк. Это единственный выход.
   – Приветствую вас, друзья и члены семьи! – начинаю я, старательно избегая взгляда викария. – Сегодня особенный день. Очень, очень особенный. Сегодня крестят Минни.
   Делаю паузу, дабы все осознали, и быстро проверяю телефон. Ничего.
   – Но что мы имеем в виду под этим? – Я поднимаю палец, в точности как викарий Паркер во время проповедей. – Или мы тут собрались забавы ради?
   Присутствующих охватывает волнение, слушатели пихают друг дружку локтями, перешептываются. Я польщена. Не думала, что моя речь так всколыхнет всех.
   – Легко пройти по жизни, не обращая внимания на ее цветы. – Я многозначительно киваю и вызываю еще большее волнение среди публики.
   Реакция потрясающая! Может, мне податься в проповедники? У меня, похоже, дар.
   – Это заставляет призадуматься, верно? – продолжаю я. – Но что мы имеем в виду под словом «призадуматься»?
   Теперь уже шепчутся все. Люди передают друг другу телефоны, показывая на экран. Что происходит?
   – Почему мы все сегодня здесь собрались? – вопрошаю я, пытаясь перекричать нарастающий гвалт. – В чем дело? На что вы все смотрите?
   Даже мама с папой уставились в мамин «блекберри».
   – Бекки, взгляни сюда. – Голос у папы какой-то странный.
   Он встает и передает мне телефон. Я пялюсь на диктора на сайте Би-би-си.
   – …Новая информация о главной новости дня о том, что «Банк Лондона» согласился на экстренное финансирование со стороны «Банка Англии». Решение принято после многодневных конфиденциальных переговоров, в ходе которых руководство предпринимало усилия, чтобы спасти положение…
   Я вглядываюсь в интернетовский ролик. Несколько мужчин в костюмах выходят из «Банка Англии» с самым мрачным видом. Среди них Люк. Он был в «Банке Англии»?
   О боже, он и теперь там?
   На экране появляется группа комментаторов, сидящих вокруг стола, вид у них самый что ни на есть серьезный.
   – Значит, по сути, «Банк Лондона» – банкрот? – вопрошает телевизионная девица в очках, мымра сушеная.
   – «Банкрот» – слишком сильное слово… – начинает один из комментаторов, но я не слышу его дальнейших слов, потому что в церкви поднимается настоящая паника.
   – Банкрот!
   – «Банк Лондона» разорился!
   – Но там все наши деньги! – истерично кричит мама. – Грэхем, сделай что-нибудь! Забери деньги!
   – Наши деньги на отпуск! – причитает Дженис.
   – Моя пенсия! – вторит ей какой-то старичок.
   – Не надо преувеличивать! – пытается перекричать всех Джесс. – Я уверена, вкладчики ничего не потеряют, банки гарантируют…
   Ее никто не слушает.
   – Мои ценные бумаги! – Викарий срывает с себя свою парадную хламиду и несется к двери.
   – Вы не можете уйти! – взываю к нему я. – У нас крестины!
   Но он игнорирует мои вопли – и, к моему изумлению, мама спешит вслед за ним.
   – Мама! Вернись!
   Хватаю Минни за руку, прежде чем она тоже свалит. Через каких-то несколько секунд в церкви пусто. Остались только мы с Минни, Сьюзи, Джесс, Том и Дэнни. Мы переглядываемся, затем молча бредем к дверям, выходим на крыльцо и застываем от изумления.
   – Вот же мать твою! – выдыхает Дэнни.
   По улице, по направлению к местному отделению «Банка Лондона», несется людской поток. Я вижу, как мама ожесточенно сражается за место в очереди, а викарий Паркер нахально втискивается перед пожилой дамой. У дверей в панике мечется молодой человек в форме банковского клерка, тщетно пытаясь навести порядок.
   В изумлении я наблюдаю за происходящим и тут вижу нечто совсем уж небывалое. В толпе мелькает знакомая фигура. Темные волосы, уложенные в прическу-шлем, бледная кожа, стильные очки, костюм в мелкую клетку…
   Я не верю своим глазам. Это же…
   Элинор?
   Не может быть, померещилось. В центре толпы что-то истошно кричит полицейский. Костюма в клетку нигде не видно. Странно. Должно быть, ошиблась.
   – Посмотрите на копа, – хихикает Дэнни. – Сейчас психанет. У него есть электрошокер, как думаете?
   – О боже! – вскрикивает Сьюзи.
   На крыше банка появляются люди, они пытаются спуститься к окну второго этажа. Мы обмениваемся со Сьюзи ошарашенными взглядами. Такое впечатление, что на Землю напали инопланетяне. Или что разразилась война или землетрясение. За всю свою жизнь я не видела ничего подобного.

5

   Так. По крайней мере, все встало на свои места. И я могу простить Люка. У него и вправду «серьезные проблемы», и кризис, о котором он говорил, самый настоящий.
   Люк уже позвонил и пообещал приехать домой при первой же возможности. Все это время он находился в «Банке Англии», где вместе со всякими шишками пытался найти выход из положения. А теперь пытается «справиться с ситуацией» и «минимизировать ущерб». Вкладчики осадили все отделения «Банка Лондона». Сам премьер-министр собирается обратиться к нации с заявлением.
   – Хотите чаю?
   Мы все – Дэнни, Сьюзи, Таркин, Джесс, Том и я – сидим в гостиной, растерянные и онемевшие. По новостному каналу крутят одни и те же кадры – как мрачный Люк выходит из банка в окружении столь же мрачных шишек.
   – Ну вот. – Папа ставит поднос на стол. – Такая неразбериха. Вы собираетесь перенести крестины?
   – Придется, – говорю я. – Надо найти дату, когда все смогут вырваться.
   – Весь январь дел по уши. – Дэнни сверяется со своим айфоном и радостно сообщает: – Но январь следующего года у меня совершенно свободен.
   – А у нас открывается охотничий сезон, – вздыхает Сьюзи.
   – Не забудь, что мы собирались в Озерный край, – напоминает папа.
   Боже, все так заняты. В конце концов я прошу написать каждого, когда он сможет выбраться в ближайшие несколько месяцев. Джесс рисует календарь и методично вычеркивает почти все дни.
   – Три варианта, – наконец объявляет она. – Восемнадцатое февраля, одиннадцатое марта или седьмое апреля.
   – Седьмое апреля? – переспрашиваю я. – Это день рождения Люка.
   – А я и не знала, – удивленно говорит Сьюзи. – Я вообще не знала, что у Люка бывают дни рождения.
   – Он про них и не вспоминает. Я каждый раз пытаюсь устроить праздник, но он каждый раз все отменяет из-за своей занятости.
   Никогда мне в этом не понять Люка. Он не волнуется из-за подарков, не считает оставшиеся дни. Он вообще о своих днях рождения не помнил бы, если бы не я. И как можно забыть о собственном дне рождения?
   Я снова смотрю на экран телевизора. Вот Люк в который раз появляется из дверей «Банка Англии», морщины на его лбу глубже обычного. Меня затопляет нежность. У Люка выдался ужасный год, и он заслужил удовольствие. Устрою ему вечеринку. Даже если он не хочет. Даже если попытается отменить ее.
   – А что, если я устрою для Люка вечеринку-сюрприз? – Я взволнованно оглядываю друзей. – Он решит, что я готовлюсь к крестинам Минни… но это будет и вечеринка в честь его дня рождения!
   Я тут же представляю, как Люк входит в темную комнату, вспыхивает свет и все кричат: «С днем рождения!» Люк каменеет от удивления…
   О боже. Я должна сделать это. Должна.
   – Хорошая идея, Бекс! – Глаза у Сьюзи загораются.
   – Устрашающая. – Дэнни отрывается от айфона. – А какая тема?
   – Не знаю. Но что-то действительно потрясающее. Чтобы Люку понравилось.
   Я никогда прежде не устраивала подобных вечеринок, но ведь это не так уж и сложно, верно? То есть это обычная вечеринка, только ты готовишься к ней втайне. Легче легкого.
   – Бекки, ты уверена, что сейчас подходящее время для вечеринок? – хмурится Джесс. – Вдруг все это, – она показывает на телевизор, – окажется правдой? Вдруг мы стоим на краю финансовой катастрофы?
   В этом вся Джесс. Кто еще способен завести речь о финансовой катастрофе во время милого обсуждения вечеринки?
   – Ну, тогда всем уж точно нужно повеселиться, разве не так? – с вызовом говорю я.
   Но Джесс стоит на своем:
   – Надо быть благоразумными, особенно в такие времена. У тебя есть деньги на вечеринку?
   Ну что это такое? Шоу «Кто хочет стать надоедливой старшей сестрой?»
   – Может, и есть. – Я беззаботно пожимаю плечами. – Может, я специально копила ради такого случая.
   В комнате воцаряется тишина, лишь Дэнни коротко фыркает. Том глупо ухмыляется, и я награждаю его сердитым взглядом. Я когда-нибудь смеялась над его задумками? Смеялась, когда он построил нелепый двухэтажный летний домик в саду Дженис? (Впрочем, может, и смеялась. Но летние домики и вечеринки – вещи разные.)
   Но особенно задевает меня страдальческий взгляд Сьюзи, будто она едва сдерживает смех. Она краснеет и говорит поспешно: