Кап. Г. Да нечего рассказывать. Тогда я был ужасно стар, мне было почти двадцать два года, ей почти столько же.
   Миссис Г. Значит, она была старше тебя. Я очень рада этому. Будь она молоденькая, мне было бы неприятно. Ну дальше?
   Кап. Г. Мне казалось, что я влюблён, и некоторое время я бредил ею, даже… О да, да, клянусь Юпитером… я написал ей стихи. Ха-ха!
   Миссис Г. Мне ты не писал стихов. Что было дальше?
   Кап. Г. Я уехал сюда и все «фюить». Она написала, что ошиблась в своих чувствах. И вскоре после этого вышла замуж.
   Миссис Г. Она очень тебя любила?
   Кап. Г. Нет. По крайней мере, насколько я помню, она не показывала этого.
   Миссис Г. Насколько ты помнишь! А ты помнишь её имя? (Г. говорит ей имя, она наклоняет голову.) Благодарю тебя, мой муж.
   Кап. Г. Ты одна имеешь право знать все. Ну-с, милое пёрышко, скажи, была ли ты когда-нибудь замешана в мрачную и унылую трагедию?
   Миссис Г. Я, может быть, скажу это, если ты назовёшь меня миссис Гедсбай.
   Кап. Г. (громко, как во время учения) . Миссис Гедсбай, сознайтесь!
   Миссис Г. Благое небо, Филь! Я и не знала, что ты можешь говорить таким ужасным голосом.
   Кап. Г. Ты ещё не знаешь и половины моих талантов. Погоди, дай нам устроиться в долине, и я покажу тебе, как я могу кричать на солдат. Что же ты хотела сказать, милочка?
   Миссис Г. Я… я не хочу больше… слышать этого голоса. (С дрожью.) Филь, что бы я ни сделала, никогда не смей говорить со мной таким тоном.
   Кап. Г. Моя бедняжка, моя любовь! Да ты вся дрожишь! Мне грустно. Право, я не хотел расстроить тебя. Ничего не говори мне. Я — грубое животное.
   Миссис Г. Нет, совсем нет, и я скажу… В моей жизни был один человек…
   Кап. Г. (весело) . Да? Счастливый человек!
   Миссис Г. (шёпотом) . И мне казалось, что он мне нравится.
   Кап. Г. Ещё более счастливый человек! А дальше?
   Миссис Г. И я думала, что он мне нравится… А он мне не нравился… И потом явился ты… И ты мне понравился; очень-очень, правда, очень. Вот и все. (Прячет лицо.) Ты не сердишься? Нет?
   Кап. Г. Сержусь? Ничуть. (В сторону.) Господи, что я сделал, чтобы заслужить любовь такого ангела!
   Миссис Г. (в сторону) . И он даже не спросил фамилии! Какие странные мужчины! Но, может быть, это лучше.
   Кап. Г. Этот человек попадёт на небо, потому что ты когда-то воображала, будто он нравится тебе. Хотел бы я знать: возьмёшь ли ты меня с собой на небо?
   Миссис Г. (решительно) . Без тебя я не пойду в рай.
   Кап. Г. Благодарю. Киска, я плохо знаю твои религиозные верования. Ведь тебя учили верить в небо и во все такое, правда?
   Миссис Г. Да, но это небо походило на сумочку с книжками гимнов в каждом карманчике.
   Кап. Г. (покачивая головой с глубоким убеждением) . Не беда, небо существует.
   Миссис Г. Откуда у тебя это убеждение, мой пророк?
   Кап. Г. Да просто я верю, потому что мы любим друг друга. Значит, что говорят о небе, все правда.
   Миссис Г. (в эту минуту целая стая гималайских обезьян продирается сквозь ветви деревьев) . Значит, о небе все правда? Но Дарвин говорит, что мы происходим вот от них.
   Кап. Г. (спокойно) . Ах, Дарвин не был влюблён в ангела. Кшт, вы, звери!.. Обезьяны! Мы — обезьяны? Подумаешь! Тебе не следовало бы читать подобных книг.
   Миссис Г. (сжимая руки) . Если угодно моему господину, королю, пусть он издаст приказ.
   Кап. Г. Не говори так, дорогая. Между нами не может быть и речи о приказаниях. Просто мне не хотелось бы, чтобы ты читала такие сочинения. Они ни к чему не ведут, а только волнуют ум.
   Миссис Г. Как твоя первая помолвка!
   Кап. Г. (с поразительным спокойствием) . Она была необходимым злом и привела меня к тебе. Разве ты — ничто?
   Миссис Г. Не так-то я много значу. Правда?
   Кап. Г. Для меня ты — целый мир, ты — все в этой жизни и в будущей.
   Миссис Г. (очень нежно) . Мой милый, милый мальчик! Сказать тебе одну вещь?
   Кап. Г. Да, если это не что-нибудь ужасное… о других.
   Миссис Г. Я скажу несколько слов о своей собственной маленькой особе.
   Кап. Г. Значит, скажешь что-нибудь хорошее. Говори же, дорогая.
   Миссис Г. (медленно) . Я не знаю, почему я говорю тебе это, Филь, но, если ты когда-нибудь вторично женишься… (Поцелуи.) Сними руку с моих губ, не то я тебя укушу. Так помни же… Я не знаю, как сказать.
   Кап. Г. (фыркает от негодования) . И не старайся. Женюсь вторично! Действительно!
   Миссис Г. Я должна сказать. Слушай, мой муж. Никогда, никогда-никогда не говори своей жене таких вещей, которые, по твоему мнению, она не должна была бы помнить всю жизнь. Ведь женщина… (да, я женщина) … не может забыть.
   Кап. Г. Откуда ты знаешь это?
   Миссис Г. (смущённо) . Не знаю. Я не знаю. Я только догадываюсь. Я теперь… Я была… глупая маленькая девочка, но чувствую, что знаю больше, о, гораздо больше тебя, мой любимый. Начать с того, что я твоя жена.
   Кап. Г. Я имею основание так думать.
   Миссис Г. И я желаю слышать все твои тайны, хочу знать решительно все, что ты знаешь. (Растерянно оглядывается вокруг.)
   Кап. Г. И будешь знать, дорогая, будешь… Только не смотри такими странными глазками.
   Миссис Г. Ради самого себя не останавливай меня, Филь. Я никогда больше не буду говорить с тобой таким образом. Не рассказывай мне ничего, по крайней мере, в настоящую минуту. Позже, когда я буду старая матрона, такие вещи потеряют значение, но, если ты меня любишь, в данное время будь добр со мной. Видишь ли, я никогда не забуду этой части моей жизни. Говорила ли я достаточно понятно?
   Кап. Г. Мне кажется, моё дитя, я понял. Сказал ли я уже что-нибудь, что тебе не нравится?
   Миссис Г. Ты очень рассердишься. Но мне не понравился… твой страшный голос, не понравилось и все, что ты сказал о своей первой помолвке.
   Кап. Г. Но ведь ты хотела, чтобы я сказал тебе об этом, милочка.
   Миссис Г. Вот потому-то тебе и не следовало рассказывать мне о твоей первой невесте. Ты должен сам понимать… И, Филь, как ни горячо люблю я тебя, я вечно буду мешать тебе принимать решения, и тебе придётся действовать, не обращая на меня внимания.
   Кап. Г. (задумчиво) . Нам придётся до многого доходить вместе, и помоги нам, Боже. (Скажи это, кисонька.) Но с каждым днём мы будем все лучше и лучше понимать друг друга; мне кажется, у меня в голове проясняется. Но как могла ты угадать важность указаний, которые дала мне?
   Миссис Г. Я уже говорила тебе, что сама не знаю. Только мне почему-то казалось, что в этой новой жизни я нашла путь и для тебя, и для себя.
   Кап. Г. (в сторону) . Значит, Мефлин прав. Девушки все знают, а мы — мы слепы. (Весело.) Кажется, моя дорогая, мы заглядываем в жизнь глубже, чем следует, не правда ли? Я буду помнить, а если забуду, накажи меня как следует.
   Миссис Г. Наказаний не будет. С этой минуты мы начнём жизнь вместе. Ты и я, только мы двое.
   Кап. Г. Только мы двое. (Поцелуи.) Твои ресницы влажны, голубчик. Ну была ли когда-нибудь в мире такая странная маленькая нелепость?
   Миссис Г. Говорил ли кто-нибудь такие пустяки?
   Кап. Г. (выколачивает пепел из своей трубки) . Значение имеют не слова, а невысказанные мысли. И все это — глубочайшая философия. Но никто не поймёт её, даже если это будет написано в книге.
   Миссис Г. Какая мысль! Нет, никто не поймёт, кроме нас или людей таких же, как мы… если только на свете есть люди, похожие на нас.
   Кап. Г. (тоном преподавателя) . Все люди, которые на нас не похожи, — слепые идиоты.
   Миссис Г. (вытирая глаза) . Значит, ты думаешь, что на земле есть ещё такие же счастливые люди, как мы?
   Кап. Г. Должны быть, если только мы не завладели всем счастьем мира.
   Миссис Г. (глядя в сторону Симлы) . Если мы взяли себе все счастье земли, бедняжки остальные!
   Кап. Г. Мы должны крепко держать наше счастье. Оно слишком прекрасно, нам нельзя рисковать им. Правда, моя маленькая жена?
   Миссис Г. О Филь, Филь, трудно решить, больше ли в тебе черт характера женатого человека или ужасного школьника.
   Кап. Г. Если ты скажешь мне, чего в тебе больше: восемнадцатилетней девочки или женщины, старой, как сфинкс, и вдвое более таинственной, — тогда я, может быть, отвечу тебе. Дай мне банджо. Моя душа заставляет меня петь.
   Миссис Г. Смотри, инструмент не настроен. Ах, как это царапает нервы.
   Кап. Г. (поворачивая колки) . Удивительно трудно настроить банджо.
   Миссис Г. Как и все музыкальные инструменты. Что ты будешь петь?
   Кап. Г. «Суету». И пусть горы слушают. (Поёт первый и половину второго куплета. Обращается к миссис Г.) Теперь — хор. Пой, киса.
   Оба(con brio, к ужасу обезьян, которые начали было устраиваться на ночлег) . «Суета, все суета, — сказала Мудрость, и т. д.». Куплет заканчивается словами: «Владей же миром, суета суёт».
   Миссис Г. (с вызовом серому вечернему небу) . Владей же миром, суета суёт.
   Эхо(с отрога гор Фагу) . Суета суёт.

ФАТИМА

   И ты можешь входить в каждую комнату моего дома, осматривать все, только не входи в синюю комнату.
Сказание о Синей Бороде

 
   Место действия — бунгало Гедсбая в долине. Время — 11 часов, утро воскресенья. Капитан Гедсбай, без сюртука, наклоняется над полным снаряжением гусарской лошади, начиная от седла до недоуздка; все это аккуратно разложено на полу его кабинета. Он курит довольно неопрятную черешневую трубку; его лоб наморщился от дум.
 
   Кап. Г. (перебирая узду) . Джек — осел. Здесь столько меди, что ею можно нагрузить мула, и если американцы знают что-нибудь о чем-нибудь, то всю эту историю можно уменьшить наполовину. Не нужно мне мартингала. Чепуха! Полдюжины систем цепочек и колец для одной лошади! Глупость! (Почёсывая себе голову.) Рассмотрим все с самого начала. Ей-богу, я забыл список желаемого веса. Ничего. Будем рассматривать все поодиночке и облегчим каждую бляху, начиная с крупа до нагрудника. Нагрудник совсем не нужен. Просто ремень через грудь, как у русских. Джек не подумал об этом.
   Миссис Г. (быстро входит. Её рука завязана полотняной тряпочкой) . О Филь, я обварила себе руку из-за этого ужасного-ужасного варенья.
   Кап. Г. (рассеянно) . А? Что-о?
   Миссис Г. (изумлённо и с упрёком) . Я ужасно обожгла руку. Разве тебе не жаль? А мне так хотелось хорошенько сварить варенье.
   Кап. Г. Бедная малютка! Дай я поцелую обожжённое место и вылечу его. (Разматывая бинт.) Ах ты, маленькая грешница! Где же ожог? Я его не вижу.
   Миссис Г. На конце мизинца. Вот. Это огромный, чудовищно большой ожог!
   Кап. Г. (целуя мизинец) . Малютка! Пусть за вареньем присмотрит Хайдер. Ты знаешь, я не люблю сладкого.
   Миссис Г. Не-у-же-ли? Филь!
   Кап. Г. Во всяком случае, не люблю сладкое этого рода. Ну а теперь беги прочь, Минни, и оставь меня с моими неинтересными делами. Я занят.
   Миссис Г. (спокойно усаживаясь на кушетке) . Я вижу. Что ты тут натворил? Зачем ты принёс в дом все эти дурно пахнущие кожаные вещи?
   Кап. Г. Хочу с ними повозиться. Разве тебе неприятно?
   Миссис Г. Дай я помогу тебе, это будет так весело.
   Кап. Г. Боюсь, что нет, киса. А не пригорит ли варенье или не сделается ли с ним что-нибудь, что происходит, когда за ним не смотрит умная маленькая хозяюшка?
   Миссис Г. Кажется, ты сказал, что вареньем может заняться Хайдер. Он был на веранде и мешал ягоды… когда я так страшно обожглась.
   Кап. Г(снова оглядывая седло и другие вещи) . Бе-едная маленькая женщина! Три фунта, четыре и семь составляют три и одиннадцать; это можно уменьшить до двух и восьми. Стоит не-емножечко постараться и облегчишь вес, ничего не ослабив. В неопытных руках металлические части — дрянь. Зачем ящик для башмаков, когда человек идёт в разведку? Он не может приклеить башмак, лизнув его языком, как марку. Что за вздор!..
   Миссис Г. А это что такое? Ох, чем чистят эту кожу?
   Кап. Г. Сливками с шампанским и… Вот что, милочка, тебе действительно нужно поговорить со мной о чем-нибудь серьёзном?
   Миссис Г. Нет. Я освободилась, и мне захотелось посмотреть, что ты делаешь.
   Кап. Г. Хорошо, моя любовь, теперь ты видела и… Ты не рассердишься, если… То есть я хотел сказать… Знаешь, Минни, я действительно занят.
   Миссис Г. Ты хочешь, чтобы я ушла?
   Кап. Г. Да, милочка, на короткое время. Твоё платье пропахнет табаком, и ведь седла тебя не интересуют.
   Миссис Г. Меня интересует все, что ты делаешь, Филь.
   Кап. Г. Да, я знаю, знаю, дорогая. Со временем я все расскажу тебе об этом, но прежде мне нужно кое-что придумать. Теперь же…
   Миссис Г. Меня следует выгнать из комнаты, как надоедливого ребёнка?
   Кап. Г. Не-ет. Не совсем. Только видишь ли, мне придётся расхаживать взад и вперёд, перекладывать все эти вещи то в одну, то в другую сторону, и я буду попадаться тебе на дороге. Разве нет?
   Миссис Г. А я не могу переносить их? Дай попробую. (Наклоняется к солдатскому седлу.)
   Кап. Г. Боже милостивый, не трогай его, дитя. Тебе будет больно. (Поднимает седло.) Никто не ждёт, чтобы маленькие девочки распоряжались сёдлами. Куда ты хотела его положить? (Держит седло над головой.)
   Миссис Г. (прерывающимся голосом) . Никуда. Какой ты добрый, Филь… и какой сильный. О, что это за безобразная красная полоса у тебя на руке?
   Кап. Г. (быстро опуская седло) . Ничего, рубец. (В сторону.) Ещё, как на грех, явится Джек со своими настойчивыми замечаниями.
   Миссис Г. Знаю, что шрам, но до сих пор я никогда не видела его. Он тянется вверх по всей руке. Что это такое?
   Кап. Г. Разрез… если ты хочешь знать.
   Миссис Г. Хочу ли знать? Конечно, хочу. Я не желаю, чтобы мой муж был таким образом разрезан на кусочки. Как это случилось? Произошло несчастье? Расскажи мне, Филь.
   Кап. Г. (мрачно) . Нет, это не был несчастный случай. Рану мне нанёс один человек… в Афганистане.
   Миссис Г. В бою? О Филь, ты никогда не рассказывал мне.
   Кап. Г. Я совсем забыл об этом.
   Миссис Г. Подними руку. Какой ужасный, безобразный рубец! А он никогда не болит теперь? Каким образом этот человек ранил тебя?
   Кап. Г. (с отчаянием, глядя на часы) . Ножом. Я упал… то есть упал старый Ван Лоо и придавил мне ногу, я не мог бежать. Выскочил афганец и резанул меня ножом; я беспомощно извивался.
   Миссис Г. О довольно, не надо, не надо. Довольно!.. Ну что же случилось потом?
   Кап. Г. Я не мог дотянуться до моей кобуры, из-за скал выбежал Мефлин и прекратил всю эту историю.
   Миссис Г. Как? Он такой ленивый, я не верю, что он сделал это.
   Кап. Г. Нет? А я думаю, у афганца осталось мало сомнений на этот счёт. Джек отрубил ему голову.
   Миссис Г. Отрубил го-ло-ву! Одним ударом, как говорится в книгах?
   Кап. Г. Не знаю, меня так интересовала собственная судьба, что я не обратил особого внимания на это. Во всяком случае, голова была отрублена, и Джек толкал старину Ван Лоо в бок, чтобы он поднялся. Вот, милочка, ты услышала все об этой ране и теперь…
   Миссис Г. Ты хочешь, чтобы я ушла? Ты мне не рассказывал, как тебя ранили, хотя я уже так давно-давно замужем; ты не рассказал бы мне ничего, если бы я не увидела шрам. Вообще ты никогда ничего не рассказываешь мне о себе, о том, что ты делаешь, о том, что тебя занимает.
   Кап. Г. Моя дорогая, я всегда с тобой, разве не правда?
   Миссис Г. Ты хотел сказать, что вечно пришит ко мне? Правда. Но твои мысли далеко от меня.
   Кап. Г. (стараясь скрыть улыбку) . Разве? Я этого не знал. И мне очень жаль.
   Миссис Г. (жалобно) . О, не смейся надо мной, Филь, ты знаешь, что я хотела сказать. Когда ты читаешь «Статьи о кавалерии», которые написал этот идиотский принц… Почему он не желает оставаться принцем, вместо того чтобы быть конюхом?
   Кап. Г. Принц Крафт — конюх? О матушки! Но оставим принца, моя дорогая. Что же ты хотела сказать?
   Миссис Г. Не все ли равно? Ведь тебя не занимает, что я скажу. Только… только ты расхаживаешь по комнате, смотришь куда-то в пространство, потом к обеду является Мефлин, и, когда я ухожу в гостиную, я слышу, как вы с ним разговариваете, все разговариваете и разговариваете о непонятных для меня вещах… О, я так устаю, мне так скучно, и я чувствую себя до того одинокой! Я не хочу жаловаться, не хочу быть для тебя обузой, Филь, но, право, это так, право же.
   Кап. Г. Моя бедная, любимая. Я никогда об этом не думал. Почему ты не приглашаешь к обеду каких-нибудь милых людей?
   Миссис Г. Милых людей? Откуда их взять? Все ужасные, натянутые особы. Да если бы я и пригласила к себе гостей, мне не было бы весело. Ты отлично знаешь, что мне нужен только ты.
   Кап. Г. И конечно, я твой, моя любимая.
   Миссис Г. Нет, Филь, почему ты не хочешь ввести меня в свою жизнь?
   Кап. Г. Больше, чем я уже сделал это? Трудновато, милочка.
   Миссис Г. Да, вероятно, для тебя. Я не твоя помощница, не твой товарищ. И ты желаешь, чтобы наша жизнь всегда шла таким образом?
   Кап. Г. Скажи, киска, разве ты не чувствуешь, что ты не совсем благоразумна?
   Миссис Г. (топая ногой) . Я самая благоразумная женщина в мире… когда со мной обращаются как следует.
   Кап. Г. А с каких пор я обращаюсь с тобой не «как следует»?
   Миссис Г. С самого начала. И ты сам это знаешь.
   Кап. Г. Нет, но, пожалуйста, убеди меня.
   Миссис Г. (указывая на седло) . Вот.
   Кап. Г. Что ты хочешь сказать?
   Миссис Г. Что значит все «это»? Почему ты мне не объяснишь? Разве это уж так драгоценно?
   Кап. Г. В настоящую минуту я не помню, в какую сумму правительство оценивает эти вещи. Просто я нахожу, что седло слишком тяжело.
   Миссис Г. Так зачем же ты возишься с ним?
   Кап. Г. Чтобы сделать его легче. Видишь ли, моя любовь, я придерживаюсь одного мнения, Джек — другого, но мы оба находим, что эти вещи можно облегчить на тридцать фунтов. Вопрос только в том, как облегчить их, не ослабляя ни одной части и в то же время давая возможность солдату брать с собой все, что необходимо для его удобства: носки, рубашки и тому подобные вещи.
   Миссис Г. Почему бы не укладывать их в маленький чемодан?
   Кап. Г. (целуя её) . О, ты милочка! Действительно, уложить их в чемоданчик! Гусары не возят с собой чемоданов, и важнее всего, чтобы все несла лошадь.
   Миссис Г. Но почему именно ты заботишься об этом? Ведь ты же не солдат.
   Кап. Г. Нет, но я командую несколькими десятками солдат, а снаряжение лошади в настоящее время — чуть ли не самая важная вещь.
   Миссис Г. Важнее меня?
   Кап. Г. Глупышка! Конечно, нет, но это дело глубоко занимает меня; если я или Джек, или я и Джек, придумаем лёгкое седло и весь набор, очень вероятно, наше изобретение будет принято.
   Миссис Г. Что значит «принято»?
   Кап. Г. Его одобрят в Англии; там сделают установленный образец, образец, который будут копировать седельники, и его примут в кавалерии.
   Миссис Г. И это тебя интересует?
   Кап. Г. Это входит в мою профессию, пойми, а моя профессия имеет для меня большое значение. Все касающееся солдата — важно, и если нам удастся исправить седло и седельный набор, будет лучше и для солдат и для нас.
   Миссис Г. Для кого «нас»?
   Кап. Г. Для Джека и меня; только понятия Джека слишком радикальны… Почему такой глубокий вздох, Минни?
   Миссис Г. Так, ничего, и ты все это держал от меня в секрете. Почему?
   Кап. Г. Я не держал в секрете, дорогая. Я ничего не говорил тебе, так как не думал, что подобные вещи могут тебя забавлять.
   Миссис Г. А я создана только для того, чтобы меня забавляли?
   Кап. Г. Нет, конечно. Я просто хотел сказать, что эти вещи не могли тебя занимать.
   Миссис Г. Это твоя работа и… и, если бы ты позволил мне, я могла бы вести подсчёты. Если вещи слишком тяжелы, ты, конечно, знаешь, насколько они слишком тяжелы; и вероятно, у тебя есть список с обозначением желательного для тебя веса и…
   Кап. Г. Список того и другого веса у меня в голове, но без настоящей модели очень трудно сказать, какой лёгкой хочешь сделать, например, узду.
   Миссис Г. Но, если ты прочитаешь список, я запишу все и приколю листок над твоим столом. Разве это не пригодилось бы?
   Кап. Г. Это было бы страшно мило с твоей стороны, моя дорогая, но ты трудилась бы из-за пустяков. Работать таким образом я не умею. Я действую на ощупь. Мне известен настоящий вес каждой вещи и тот, которого я хочу добиться. Для этого мне придётся много раз менять все. Я знаю это. И буду так часто перемещать и изменять различные части конского снаряжения, что даже при письменном перечне потеряю уверенность.
   Миссис Г. О, как жалко! Я думала, что я могу помогать тебе. И здесь нет ничего, в чем я могла бы принести пользу?
   Кап. Г. (окидывая взглядом комнату) . Ничего не могу придумать. Да ведь ты всегда помогаешь мне.
   Миссис Г. Да? Каким образом?
   Кап. Г. Ты, конечно, ты, и пока ты подле меня… Я не могу хорошо объяснить тебе, но это чувствуется.
   Миссис Г. И поэтому ты отсылаешь меня прочь?
   Кап. Г. Только в тех случаях, когда я работаю… делаю что-нибудь тяжёлое, грубое.
   Миссис Г. Значит, Мефлин полезнее меня? Да?
   Кап. Г. (необдуманно) . Ну, конечно. Мы с Джеком долгое время думали в одном направлении, два или три года размышляли об этой части солдатского снаряжения. Это наш конёк, и он когда-нибудь может принести нам настоящую пользу.
   Миссис Г. (после паузы) . И только эта часть твоей жизни идёт отдельно от меня?
   Кап. Г. В настоящую минуту она тоже совсем недалеко от тебя. Смотри, чтобы масло с этого ремня не попало на твоё платье.
   Миссис Г. Мне так, так сильно хочется действительно помочь тебе. Мне кажется, я это сделаю… если уйду. Но я подразумеваю другое.
   Кап. Г. (в сторону) . Небо, дай мне терпения! Хоть бы она ушла. (Громко.) Уверяю тебя, ты ничем не можешь помочь мне, Минни, и мне действительно необходимо заняться этим делом. Где мой кисет?
   Миссис Г. (подходя к письменному столу) . Ах ты, медведь. В каком беспорядке ты держишь свой стол!
   Кап. Г. Ничего не трогай. В моем беспорядке есть известная система, хотя, может быть, это покажется тебе невероятным.
   Миссис Г. (около стола) . Я хочу посмотреть… Ты ведёшь счета, Филь?
   Кап. Г. (наклоняясь к седлу) . Некоторые. Ты роешься в войсковых бумагах? Осторожнее.
   Миссис Г. Почему? Я ничего не перепутаю. Боже милостивый! Я и не представляла себе, что тебе приходится возиться с таким количеством больных лошадей.
   Кап. Г. Я был бы рад, если бы не приходилось, но они настойчиво заболевают. Знаешь, Минни, на твоём месте я не стал бы рассматривать эти бумаги. Ты может натолкнуться на что-нибудь неприятное.
   Миссис Г. Почему ты обращаешься со мной, как с маленьким ребёнком? Ведь я же не путаю эти противные бумаги.
   Кап. Г. (тоном покорности судьбе) . Ну хорошо, если что-нибудь случится, не вини меня. Возись со столом и позволь мне продолжать моё дело. (Запуская руку в карман рейтуз.) Дьявольщина!
   Миссис Г. (стоя спиной к Г.) . Почему это восклицание?
   Кап. Г. Так, пустяки. (В сторону.) В нем нет ничего особенного, но все-таки жаль, что я не разорвал его.
   Миссис Г. (переворачивая все на столе) . Я знаю, ты ужасно рассердишься на меня за это, но мне нужно узнать, в чем состоит твоё дело. (Молчание.) Филь, что такое чесоточные волдыри?
   Кап. Г. Ах! Ты действительно желаешь знать? Это непривлекательные вещи.
   Миссис Г. В ветеринарном журнале говорится, что они имеют «поглощающий интерес». Расскажи.
   Кап. Г. (в сторону) . Это может отвлечь её внимание. (Пространно и с умышленно отталкивающими подробностями рассказывает ей о сапе и чесотке.)
   Миссис Г. О довольно! Не продолжай!
   Кап. Г. Но ведь ты хотела знать. Потом происходит нагноение, скапливается жидкость, волдыри распространяются…
   Миссис Г. Филь, мне дурно. Ты ужасный, отвратительный школьник.
   Кап. Г. (стоя на коленях между ремёнными поводьями) . Ты же просила, чтобы я рассказал. Не я виноват, что ты заставляешь меня говорить об ужасах.
   Миссис Г. Зачем ты не сказал мне «нет»?
   Кап. Г. Благие небеса, малютка! Неужели ты пришла сюда только затем, чтобы упрекать и бранить меня?
   Миссис Г. Я браню тебя? Возможно ли? Ты такой сильный. (Истерически.) Ты так силён, что можешь поднять меня, отнести за дверь и оставить одну плакать там. Правда?
   Кап. Г. Мне кажется, ты неразумное крошечное дитя. Вполне ли ты здорова?
   Миссис Г. Разве я похожа на больную? (Возвращаясь к столу.) У кого из твоих приятельниц большие серые конверты с крупной монограммой на внешней стороне?
   Кап. Г. (в сторону) . Значит, я не запер его. Проклятье. (Громко.) «Господь создал её, а потому пусть она считается женщиной!» Ты помнишь, какой вид у чесоточных прыщей?
   Миссис Г. (показывая конверт) . Это не имеет никакого отношения к ним. Я его распечатаю, можно?
   Кап. Г. Конечно, если хочешь. Однако лучше бы ты этого не делала. Ведь я же не прошу тебя показывать мне твои письма к этой Диркоурт.
   Миссис Г. Вот как, сэр. (Вынимает письмо из конверта.) Теперь могу я просмотреть его? Если ты скажешь нет, я заплачу.