– Играй, – велел олух сыну.
   Все заранее разразились аплодисментами, потому что олух был среди них самым богатым олигархом и контролировал общественные туалеты.
   Отпрыск провел пальцами по клавишам.
   Он был уже обучен нотам и потому ударял куда нужно.
   Но Шопена из него не получалось. И сколько бы ни старался мальчик, рояль смог выдавить из себя лишь популярную некогда песню – «Чижик-пыжик, где ты, блин, был?»
   В аудитории начали шептаться, а папа рассердился и немного ругался. Женщины на всякий случай ушли из гостиной. Некоторые вазы саксонского фарфора, что по-нежнее, падали на пол и разбивались.
   «Чижик-пыжик» грозной симфонией гремел по всему дому.
   И тогда олух приказал:
   – Иван, долой от машины! Профессор, иди проверь, все ли там в порядке.
   Олигархи и мафиози, которые на дух не выносили хозяина дома, стали посмеиваться и хихикать в кулаки.
   Профессор сел за инструмент и принялся играть, что еще утром опробовал. Тогда получалось.
   А сейчас не получилось.
   Получился только «чижик-пыжик».
   Тогда олух ударил профессора по голове кулаком, дал пинка под зад Ванечке и приказал охране:
   – Топор!
   Топор принесли в мгновение ока. Гости не расходились в ожидании редкого зрелища. Олух принялся рубить рояль «Стейнвей», гости потихоньку хлопали в ладоши. Профессор плакал. Олух рубил и сквернословил. И говорил, сквернословя, такую речь:
   – Я до этого Удалова доберусь! Я из него, блин, котлеты сделаю! Он у меня пыль будет вылизывать в принадлежащих мне общественных сортирах.
   Рояль взвизгивал, стонал и отчаянно сопротивлялся, даже пытался отбежать в угол.
   Когда рояль уже был основательно покалечен и понял, что смерть его близка, он кинулся прочь из коттеджа и побежал вниз по улице, надеясь получить убежище у Удалова – больше он никого в том городе не знал.
   И вы можете себе представить сцену во дворе дома № 16 по Пушкинской улице!
   Посреди двора стоят Удаловы.
   Перед носом у Корнелия Ивановича медленно летает туда и сюда тарелочка с неведомой планеты, из окон которой выглядывают милые военные слоники. Тут во двор вбегает нога рояля, за ней ползет часть клавиатуры, за которой множеством хвостов тянутся оборванные струны.
   За этими жалкими остатками рояля во двор врывается известный нам олух с топором и пытается добить рояль, который прячется за Удаловым.
   – Ах вот ты где мне попался! – закричал олух дурным голосом. – Ты мне что, блин, подсунул?
   И в этот момент летающая тарелочка влетела в промежуток между лицом перепуганного Удалова и взъяренной рожей олуха.
   И голос генерала с двумя хоботами раздался громко и сурово:
   – А ну, остановитесь немедленно, неразумный дикарь!
   Неразумный дикарь опешил при виде маленького слоника с двумя хоботами, а зрители – то есть гости олуха, которые его догнали – захохотали, столпившись в воротах.
   Но опомнившись, олух обратил топор против инопланетян, представителей гуманной и развитой цивилизации.
   Как обратил, так и окаменел.
   И гости его потеряли дар речи на три дня.
   – Мне понятно, – сказал двуххоботный генерал, – что жадность доводит местных дикарей до страшных пределов. Поэтому мне придется вынести вердикт, который вы можете опротестовать в высшем апелляционном суде Галактического Центра. Отныне вы никогда не сможете произнести ни одного дурного слова и будете с окружающими предельно вежливы. Понятно?
   – Так кто меня уважать будет? – заплакал олух.
   – Уважение достигается добрыми делами. Отныне вы будете стремиться совершать добрые бескорыстные поступки.
   – Только не это! – зарыдал олух.
   – За то, что вы пугали нашего друга Удалова и его внучонка, вы оставите ему свой топор.
   – Ой! – завопил олух.
   – И с этого момента чувство мести вас покинет и никогда к вам не вернется.
   – Конечно, – согласился олух. – Извините.
   Он протянул Удалову злополучный топор, а сам вежливо поклонился Корнелию и его внуку, а потом увел замолчавших гостей со двора.
   Говорят, что недавно он, продав свой коттедж и оставив семью, уехал в индийский штат Керала, где обитает в ашраме, питается только рисом и кипяченой водой и славит Кришну.
   Генерал и его спутники с тарелочки растворили в воздухе остатки рояля, попрощались с Удаловым и улетели.
   Удалов поднялся к себе и хотел отнести топор в кладовку.
   – Погоди, дедуля, – сказал мальчонка. – Где-то мне по телевизору сказку показывали про золотой топор.
   – Нет, – сказал Удалова. – Он же белого металла, в крайнем случае серебряный.
   – Надкуси, – сказал мальчик.
   Удалов надкусил. И подумал: а в самом деле, ему еще не приходилось в руках держать такого тяжелого топора.
   Тут к ним поднялся профессор Минц, которому хотелось узнать про историю с роялем.
   – Погоди, сосед, – попросил Удалов. – Что за топор?
   Минц взвесил его на ладонях и сказал:
   – Скорее всего платина.
   Так Удаловы разбогатели. Оказывается, олух хранил все свои неправедно награбленные капиталы в платиновом топоре.
   Летом всей семьей Удаловы поехали отдыхать в Анталию.
   Там их на второй день обокрали.
   Но это уже другая история.

ГОРИЛЛА В БРОНЕЖИЛЕТЕ

1

   Лет двадцать назад профессора Минца упекли бы далеко и надолго, если бы он сделал то, что сделал сегодня.
   Как-то он прочел в газете «Гуслярское знамя» о печальной судьбе суматранских носорогов. По сообщению агентства Рейтер, их сохранилось не более дюжины, и они не могут размножаться по очень простой причине: самцу никогда не отыскать самку в джунглях острова Суматра и, значит, им никогда не создать семьи. Вот и бродят по горам и долинам полдюжины девиц и столько же молодых носорогов, а построить семью не могут – между ними сотни миль пересеченной местности.
   Эта новость потрясла профессора Минца, но тут же она дополнилась еще одним известием: на прошлой неделе в овраге у селения Мачех найдены две гниющие туши молодых носорогов, которые все же перед смертью нашли друг друга. У трупов спилены рога.
   Каждому было понятно, что это дело рук браконьеров, которые продают носорожьи рога в богатые дома Гонконга и Сингапура, потому что порошок из рога носорога обладает особым действием и поднимает мужскую потенцию. По крайней мере последние две тысячи лет китайцы в это верят.
   После обеда, когда удрученный Лев Христофорович Минц, надежда российской науки, временно проживающий в Великом Гусляре, глядел в окно на струи скучного октябрьского дождика, к нему вошел сосед Корнелий Удалов и спросил:
   – Ты сегодня в «Аргументах и фактах» читал?
   – Что я читал?
   – Как на Шереметьевской таможне тюк распаковали, а в нем двести сорок редких бразильских попугаев – все сдохли! И виноватых, как всегда, не нашли.
   – Этого я ожидал, – сказал Минц так убежденно, что Корнелий оторопел. И понятно: идешь к человеку с сенсацией на языке, а он, оказывается, уже все знает. Когда-то в детстве Удалов проходил в школе балладу поэта Николая Тихонова о Синем пакете. В ней человек несется через опасности в Кремль, чтобы донести до столицы важное сообщение. Еле живой он добирается до Кремля, там свет горит, потому что «люди в Кремле никогда не спят». Его проводят в кабинет к главному человеку. А тот вскрыл конверт.
   Прочел, руки о френч отер,
   Скомкал и выбросил на ковер.
   Сказал, поднеся трубку к усам:
   – Поздно, уж полчаса знаю сам!
   Эта сцена отложилась в памяти Удалова. И сейчас он почувствовал себя точно как тот гонец.
   Поэтому стоял в дверях и ждал продолжения беседы.
   – Скоро, – произнес наконец Минц, – на Земле совсем не останется диких животных, кроме ворон, крыс и воробьев.
   – Вот именно! – согласился Удалов. – И людей.
   Минц резко обернулся к другу и соседу.
   – С этим пора кончать! – заявил он. – А то некому будет кончить.
   – А что конкретно? – спросил Корнелий.
   – Конкретно поднимай народ, – сказал Минц.
   – Кого?
   – Кого? – Минц задумался. – Сашу Грубина поднимай, старика Ложкина, если он ко мне пойдет.
   – Может и не пойти, он подозревает, что ты демократ, – сказал Удалов.
   – Знаю. Кого еще? Савича попробуй позвать. Стендалю позвони на мобильник. А я буду срочно думать. Я уже начал думать.
   Удалов по-военному повернулся на сто восемьдесят градусов и отправился выполнять приказание.
   Не то чтобы Удалов подчинялся Льву Христофоровичу, но он ценил его ум, талант и бескорыстие, что теперь среди академиков встречается редко.
   Через час в кабинете Минца собрались:
   Пенсионер Корнелий Иванович Удалов, бывший начальник стройконторы и знаменитый человек в масштабах нашей Галактики.
   Заслуженный пенсионер Ложкин Николай. Склочник. Профессиональный правдолюб.
   Провизор Никита Савич.
   Александр Грубин, сосед снизу, человек сложной судьбы.
   Миша Стендаль, до седин молодой корреспондент газеты «Гуслярское знамя».
   Минц уже соорудил чайник и поставил на столе крекеры и македонское печенье. Из-за этого пришлось потеснить на столе научную литературу, сбросить на пол принтер и часть журналов.
   Все расселись, разлили по чашкам чай, и тогда Минц произнес речь:
   – Я созвал вас, господа, по делу, не терпящему отлагательств.
   – Вот именно! – воскликнул Ложкин. – В наше тяжелое время, когда экономика страны лежит в разрухе, а держава в руинах, пора сказать свое решительное «нет» так называемым демократам, без исключения агентам ЦРУ!
   – Если кто-то пришел сюда, чтобы меня перебивать, – заметил Лев Христофорович, – он может покинуть наш зал заседаний. Не держим.
   При этом Минц посмотрел на Ложкина, а Ложкин смотрел в угол. Ему хотелось участвовать, но быть в оппозиции.
   – Я тут собрал в Интернете и по прессе сумму сведений, – сказал Минц, – и пришел к выводу: если мы немедленно не остановим истребление живого мира, то есть фауны, на Земле, мы останемся вообще без диких животных.
   – Может, и к лучшему, – заметил Ложкин. – А то вот-вот всех перекусают, ротвейлеры вонючие!
   – Не о них речь, – сказал Савич, владелец афганской борзой.
   – Я не раз поднимал свой голос против истребления флоры и фауны на Земле, – продолжал Минц. – Ведь это ведет к гибели всего живого, в первую очередь человека. Но мой голос вопиющего в пустыне не был услышан. Вас это удивляет?
   – Нет, – вразнобой ответили единомышленники.
   – Надо защищать, понимаешь, – сказал старик Ложкин. – Детям в школах преподавать. Пускай растут с понятием.
   – Когда вырастут, – сказал Грубин, запуская пятерню в поседевшую шевелюру, – нечего будет защищать.
   – Средств у нас нет, – сказал Удалов. – Пока бьемся, бьемся, какой-нибудь капиталист сунет на лапу в горсовете – и нет заповедной рощи!
   Это было горькое воспоминание. Городскую заповедную рощу вырубили в том месяце. Чтобы освободить площадку под казино. А то везде есть казино – и в Вологде, и в Котласе, и в Потьме, а в Гусляре нет казина!
   Вырубили, а чины из гордома объявили, что сделано это не за взятку, а для профилактики, чтобы шелкопряд не заводился.
   Ни больше ни меньше.
   Тут все и заткнулись. Разве против шелкопряда попрешь?
   – Займемся фауной, – сказал Минц. – У меня в этом направлении есть глобальная идея.
   – Говори, друг, – сказал Удалов.
   – Колитесь, Лев Христофорович, – поддержал его Стендаль.
   – Подумайте, – сказал Минц, – из-за чего гибнут в первую очередь животные? Да потому, что людям что-то от них понадобилось. Жил соболь, да шкурку красивую заимел, топал себе носорог, да какому-то похотливому китайскому старцу вздумалось понежиться в постельке с любовницей. Бегал себе страус, летала райская птица – видите ли, их оперение полюбилось дамам света и полусвета. И так далее. Я прав?
   – Прав, прав! – прокатилось по комнате.
   – Что надо сделать, чтобы спасти животных? Усилить охрану? Да сами охранники их в первую очередь пришлепнут, потому что охотники с ними готовы поделиться, а у работников заповедников никогда не бывает достойной зарплаты.
   – Утяжелить, – вмешался Ложкин.
   – Что утяжелить?
   – Наказание, ясное дело, – уточнил Ложкин. – Как увидел, что шкуру снимает с барана, с самого шкуру снять. Рога срезал, свои отдай!
   – А если нет у меня рогов? – спросил Грубин.
   – У каждого мужика есть рога, только не у всех видны.
   Спорить с Ложкиным не стали. По большому счету он был прав.
   Но к делу это не относилось.
   – Ассигнования нужны, – сказал Стендаль. – Об этом многие пишут. Заповедники расширять, машины им давать, компьютеры...
   – Разворуют, – не согласился с ним Ложкин.
   – Ну ладно, хватит споров, а то мы превратимся в Организацию Объединенных Наций. Ни шагу вперед... – сказал Минц. – Я нашел более простой и эффективный путь.
   – Так говори же, друг, говори! – взмолился Удалов.
   – Надо отнять у животных то, ради чего их убивают! – воскликнул Лев Христофорович, и никто его не понял.
   – Как отнять? – был общий крик.
   – Я попрошу конкретнее, – сказал Стендаль. – Мне же отчет в прессе надо выдавать.
   – А вот в этом я не уверен, – сказал профессор. – Черт его знает, стоит ли начинать нашу деятельность с пропаганды и рекламы.
   – А как же? – удивился Стендаль. – Кто же нас тогда финансировать будет? Откуда потечет спонсорский капитал?
   – Спонсорский капитал, – сурово произнес Минц, – потечет из наших пенсий и добровольных взносов.
   – Так не пойдет, – сказал Ложкин. – У меня пенсия персональная. А у вас простые.
   – Многого я не попрошу, – сказал Минц. – Есть одна идея...
   Ложкин с шумом отодвинул стул и тяжело пошел к выходу.
   – Я думаю, что мы обойдемся малой кровью, – сказал Минц. – А Ложкина мне хотелось испытать. Испытания он не выдержал.
   – А ты думал, выдержит? – спросил Удалов, и все засмеялись.
   – Позвольте, тогда я изложу вам свою общую идею. Конкретизировать ее мы будем в ходе эксперимента.

2

   Странные, загадочные и зловещие события привлекли к себе внимание Интерпола и национальных служб на разных континентах.
   Сегодня уже трудно определить их последовательность, но независимо от этого они сначала казались не связанными между собой, а потом некоторые связи все же обнаружились.
   Пожалуй, первым по времени из событий можно считать последствия смелого замысла Федора Ассобакина, который сказал своему другу Прохору:
   – Есть идея.
   – Клади на стол.
   – В Ханты-Мансийске газовики живут, им бабки некуда девать.
   – Возьмем, – обрадовался Прохор.
   – А они не отдадут.
   Прохор растерялся. Не привык, чтобы ему противоречили.
   – А чего? – спросил он.
   – А того, – ответил Ассобакин.
   И друзья отправились за Полярный круг, где вошли в преступный сговор с вертолетчиками и полетели на заповедные гнездовья диких гусей. С помощью пулеметов они отстреляли значительную часть популяции этих редеющих птиц, загрузили ими машину и вернулись к газовикам, которым и сбыли товар.
   В тот же вечер весь Ханты-Мансийск употреблял гусей под водку.
   Мясо оказалось странным на вкус, но это неважно, потому что в качестве закуски и невкусное мясо проходит.
   Однако, помимо сомнительного вкуса, это мясо обладало странным свойством, которое проявилось только ночью, ибо от пожравших гусятины пошел такой запах гнилой рыбы, что находиться с человеком в одном помещении было невозможно.
   На глазах распались семьи, даже такие, что создавались десятилетиями, возлюбленные бросали друг друга и удалялись в тайгу, погибали под укусами мошки, но не возвращались. Когда утром остатки трудового населения столицы газового края отправились на службу, то до службы никто не добрался. Вонь, вошедшая вместе с ними в автобусы, заставила водителей покинуть рабочие места.
   Говорят, что один из крупных деятелей мансийского бизнеса застрелил свою секретаршу, которая принесла ему чай. Или она, или чай пахли не тем.
   К девяти утра у всех, кто питался гусями, начали расти перья из ушей.
   Месть газовиков и буровиков настигла Ассобакина и его друга Прохора на краю летного поля, где они делили с вертолетчиком прибыль. Мстители, задыхаясь от рвотных приступов, неправедными купюрами заткнули рты авантюристов.
   С тех пор в Ханты-Мансийске не едят не только гусей, но и кур.
   Большинство же населения газового края подались в вегетарианцы.
   Эта история канула бы в вечность, если бы не сотрудник заповедника Птичьи скалы, на территории которого и резвились покойные авантюристы. Он заявился для дачи показаний в горотдел милиции и в ответ на обвинения в недостатке бдительности сказал, что за несколько дней до налета грабителей на территории заповедника появился человек с мешком, который рассыпал порошок у гнездовий и на все вопросы отвечал, что работает по международной программе «Избавим Север от насекомых». Сохранилась и фотография пришельца, изображавшая пожилого круглолицего мужчину в кепке. Но ведь таких много!
   Следующим тревожным событием стала эпидемия на островах Рюкю в районе Японии. Ее источником был теплоход «Адмирал Колчак» (бывший трофейный лайнер «Матрос Дыбенко»). Этот лайнер вез российских туристов круизом от Мальдивских островов до Гавайских. В пути теплоход проходил сквозь места, где водятся редкие породы китов.
   Многие профессиональные туристы-круизеры с интересом и симпатией относились к пожилому туристу из городка Великий Гусляр, оказавшемуся впервые в настоящем океане. Особенно сдружился с Корнелием Иванычем Юрий Митин, который совершал на этом теплоходе уже сорок второй круиз. Юрий Митин был пенсионером-коллекционером, и ввиду того, что его пенсия была невелика, он собирал монеты, глядя под ноги в зарубежных государствах. Наиболее перспективными ему казались города, в которых были спецфонтаны, предназначенные для того, чтобы сентиментальные туристы, не сумевшие ухлопать все свои сбережения в данном городе, кидали в них монеты. Корнелий Иванович из Великого Гусляра, как и Митин, томился безденежьем, когда единственным стоящим развлечением была бесплатная сытная кормежка.
   – Слушай, Корнелий, – говаривал Митин во время долгих переходов от Мальдив до Маскарен и от Маскарен до Андаман, – что ты все за борт сыпешь? Не хочешь же ты отравить наш последний океан?
   – Подрядился для Института правильного питания планктон подкармливать, – с доброй улыбкой отвечал Корнелий Иванович, сдвигая на затылок панамку и вытирая потный лоб.
   Особенно активен становился Корнелий Иванович, когда на горизонте показывались фонтаны китов. Тут его даже Митин не мог оторвать от борта. И Удалов сыпал за борт, спал и еще раз сыпал.
   Наивный Митин, поверивший сокруизнику, не знал о том, что в районе Гавайских островов проплывающее стадо редчайших полосатиков увидели с китобойного судна «Цусима-мару» и в течение двух часов перебили его, хотя в трюмы они могли вместить не больше четырех китов. Но японские китобои опасались, что если кто-то из китов останется в живых, он доведет до сведения китоохраняющих органов сообщение о зверствах японских китобоев.
   С грузом китового мяса «Цусима-мару» вошла в порт на острове Рюкю, и вскоре мясо было выгружено в холодильники.
   И не успел «Адмирал Колчак» возвратиться домой в Одессу, как китовое мясо поступило на рынок островов.
   Стоило человеку или иному животному съесть кусочек китового мяса, как у него начинались судороги и рвота.
   Санитарная инспекция Рюкю запретила употребление мяса полосатиков в пищу, а также приказала выбросить весь улов в море.
   Владелец «Цусима-мару», разоренный решением медиков, решил прилюдно разоблачить их как орудие в руках конкурентов. Он велел приготовить котлету из китового мяса и прилюдно, при стечении народа, ее сжевал.
   – И что вы на это скажете? – спросил он.
   Толпа рукоплескала.
   А капитан упал на помост и больше никогда не поднялся.
   Нет, он не умер, но превратился в некое подобие кита, выброшенного волной на берег. Теперь он обитает в большом бассейне и занимается тем, что украшает его разнообразными камнями, которые приносят ему посетители, привлеченные чудесной и трагической историей этого достойного человека.
   Нельзя обойти вниманием и умопомрачительную историю, связанную с коронацией эрцгерцога Мекленбургского, на которой его мантия, подбитая российским горностаем, осыпалась, как лиственница под осенним ветром. Белый мех покрыл снежным слоем весь паркет.
   А невероятная история мистера Вана, главы гонконгской триады Белого можжевельника?
   Об этом писали за рубежом, потому что жертвой ее стала известнейшая порномодель Запада Хуанита Маркина.
   Мистер Ван заплатил ей за визит сорок тысяч долларов аванса.
   Двести тысяч она должна была получить по истечении ночи любви.
   Для этого был закуплен отель «Метрополитен», и если шестнадцатый этаж занимал лично мистер Ван и его гостья, то на остальных пили, гуляли и любили друг дружку его гости. И были среди них Мадонна, Майкл Джексон, Иосиф Кобзон, и обещал приехать, но не приехал Михаил Жванецкий.
   Утром мистер Ван принял первую порцию снадобья из свежего рога недавно убитого суматранского носорога.
   Вторую ампулу он раздавил, общаясь с друзьями.
   – Сможешь? – спросил его Кеннет Ли.
   – Я как зверь! – ответил мистер Ван.
   И он так блеснул узкими глазами на свою будущую возлюбленную, что та ощутила желание бежать в постель немедленно, а не ждать приезда бывшего британского губернатора.
   В двенадцать ноль-три она поднялась в королевские апартаменты. Музыку убавили, чтобы не беспокоила, трудился лишь большой барабан, задавая по просьбе мистера Вана нужный ему темп.
   Через час двадцать минут двери апартаментов отворились и оттуда выскочила растрепанная, в расстегнутом халатике, усталая порномодель.
   – Я больше не могу! – закричала она.
   – Вот видишь, – сказал мистер Кеннет Ли мистеру Говарду Ли. – Он ее изнурил.
   – Он меня изнурил! – кричала девица. – Сколько можно ждать, пока он совершит?
   – Прошу немедленно арестовать и кинуть в подвалы китайского ЧК продавцов носорожьей приправы, – заявил Ван. – Они меня обманули, и я буду сурово мстить.
   Когда охранники возмущенного мистера Вана добрались до магазина доктора Чжоу Ли, их глазам предстало страшное зрелище: толпа возмущенных мужчин уничтожала содержимое магазина, уже охваченного трепещущим пламенем. Сам доктор, кастрированный и истекающий кровью, был распят над вывеской, гласившей в нескольких каллиграфически исполненных иероглифах: «Сила и молодость настоящего мужчины».
   Оказалось, что все без исключения мужчины, которые пользовались настойкой из рога суматранского носорога, полностью лишились потенции.

3

   – Каковы наши достижения? – спросил профессор Минц, окидывая своих соратников орлиным взором.
   За прошедший год соратники изменились. Помолодели, похудели, поздоровели. Немало стран пришлось им проехать, немало дорог перейти.
   Главное – следы их деятельности были очевидны.
   – Докладывай ты первый, Корнелий, – попросил Лев Христофорович.
   Бронзовый, стройный, забывший о пузе Корнелий Иванович начал так:
   – На той неделе чуть не попался. В заповеднике Черенгети на склонах Килиманджаро у водопоя травил...
   – Ой, Корнелий, ну как ты выражаешься! – возмутился провизор Савич. – Можно подумать, что ты и в самом деле чем-то ужасным занимался.
   – С точки зрения закона, – заметил Саша Грубин, – Удалов стал международным преступником, и его должен разыскивать Интерпол.
   Все засмеялись, пуще всех сам Удалов.
   Хотя именно в те минуты в штаб-квартире Интерпола в Брюсселе началось совещание по делу «Зеленый шум», как условно называлась операция против загадочной банды, что орудовала в разных странах, подрывая важные отрасли промышленности и досуга, нанося колоссальный ущерб меховому бизнесу, китобоям, охотникам и рыболовам. На совещании впервые появился седой моложавый полковник из русского ФСБ, подтянутый, строгий, в контактных линзах бирюзового цвета, что придавало его лицу странный ангельский оттенок. А звали его Кимом. Господин Ким. И ни слова больше. А еще лучше – полковник Ким.
   Ему и слово.
   – Под видом дагестанского браконьера, – сообщил полковник, – я проник в банду Исмаилова, который держит осетровый промысел на Каспии. Именно его банда ответственна за взрыв дома пограничников в поселке Приморский, именно его люди зверски расстреляли в открытом море сотрудников нашего управления, когда мы застали их за перегрузкой черной икры в танкер «Дербент», отправлявшийся в Иран.
   – Как же, – заметил вице-маршал Роджерс-Джоунс, представлявший в организации Уэллс. – Нам известен этот негодяй. Именно его икра идет на питание Ирландской освободительной армии.
   – Мы вышли в море, – продолжал русский полковник, – в темную августовскую ночь. Осетры послушно шли на приманку. Им тут же вспарывали животы. Если была икра – складывали в бочки, если икры не было – осетры отправлялись за борт.
   – И они тонули? – удивился представитель Люксембурга и задумал тут же кампанию по вылову дохлых осетров в Каспийском море.
   Но его мечты одним ударом убил полковник Ким.