Страница:
антиинтеллигентская кампания, новый всплеск "классового
подхода", повторяющий 20 -- 30-е годы. С 60-х годов, когда
усилился приток в состав интеллектуального слоя детей уже
советских интеллигентов, общая доля выходцев из интеллигентских
семей в его составе несколько повысилась (примерно до 30
процентов), но, медленно увеличиваясь и в дальнейшем, не
превысила к 80-м годам 35 -- 45 процентов. В результате
принятых мер рост удельного веса потомственных интеллектуалов
(хотя бы и советской формации) в массе интеллигенции удалось
существенно затормозить.
Однако если и не удалось снизить процент выходцев из
образованных слоев в составе интеллигенции до такой степени,
чтобы он соответствовал проценту этих слоев во всем населении
страны, то в целом задача создания новой, особого рода
советской интеллигенции была выполнена: это была более чем на
три четверти интеллигенция в первом поколении, мало
отличавшаяся по культурному уровню от массы населения. Такое
соотношение поддерживалось форсированным целенаправленным
ростом численности интеллигентов первого поколения. Наивысшего
удельного веса эта третья группа интеллигенции достигла в конце
30-х -- начале 40-х годов (до 80 -- 90 процентов), но затем, с
ростом второй группы, он стал медленно снижаться. Однако
благодаря контролю за социальным составом студентов режиму
удавалось сохранять ее абсолютное преобладание в составе
интеллектуального слоя до самого конца, сохраняя общий облик
советской интеллигенции как "интеллигенции первого поколения".
Лишь в наиболее элитарной своей части (академическая среда,
некоторые категории творческой интеллигенции) ее состав
отличался повышенной долей потомственных интеллектуалов.
В результате этого интеллигентская масса была лишена
понятий о личном и корпоративном достоинстве по условиям своего
формирования и отсутствия связи с прежним истеблишментом (где
такие понятия естественным образом проистекали от былой
принадлежности к высшему сословию). Новых же понятий такого
рода она приобрести не могла, поскольку в советском обществе
интеллектуальный слой не только не имел привилегированного
статуса, но, напротив, трактовался как неполноценная в
социальном плане, временная и ненадежная "прослойка" -- объект
идейного воспитания со стороны рабочих и крестьян. До революции
материальное обеспечение интеллектуального слоя в целом было
достаточно удовлетворительным. Во всяком случае, оно
соответствовало тому месту в социальной иерархии, которую он
занимал. Правда, связь "образованного сословия" с
собственностью была незначительной, огромное большинство его
членов не имело ни земельной, ни какой-либо иной недвижимости.
В начале XX века даже среди той его части, которая занимала
самое высокое положение на государственной службе (чины 1 -- 4
классов), не имело собственности более 60 процентов, среди
офицеров не владели собственностью более 95 процентов. Зато
жалованье и доходы лиц умственного труда от своей
профессиональной деятельности были довольно высоки, в несколько
раз превышая доходы работников физического труда. Жалованье
рядовых инженеров на государственной службе составляло около 2
тыс. руб., в частном секторе -- до 3 тыс. руб. и более, земские
врачи получали около 1,5 тыс. руб., преподаватели средней школы
-- от 900 до 2500 руб., младшие офицеры -- 660-- 1260 руб.,
актеры -- 1200-- 1800 руб., адвокаты -- 2-- 10тыс. руб.,
профессора вузов-- 3-- 5 тыс. руб. Заработки наиболее известных
художников, актеров, адвокатов, профессоров, руководителей
транспорта и промышленности простирались до 12 и более тыс.
руб. В целом же в 1913 году при среднем заработке рабочего в
258 руб. в год заработок интеллигенции составлял 1058 руб.
(технического персонала -- 1462 руб.). Лишь некоторые низшие
категории интеллектуального слоя -- учителя сельских начальных
школ, фельдшера и т. п. -- имели заработки, сопоставимые с
основной массой населения. При выслуге установленного срока
службы пенсия назначалась в размере полного оклада. Так что
благосостояние среднего представителя "образованного сословия"
позволяло ему поддерживать свой престиж и отвечало
представлениям о роли этого слоя в обществе. Статусу же
советской интеллигенции в обществе соответствовал и низкий
уровень благосостояния. После революции, в 20-х годах, средняя
зарплата рядового представителя интеллектуального слоя
сравнялась или была несколько ниже заработков рабочих (до
революции она была в 4 раза выше). Исключение режим делал лишь
для узкого слоя специалистов тяжелой промышленности и высших
научных кадров, оправдывая это временной острой потребностью в
этих кадрах. Не считая жилищных и прочих условий, только по
зарплате уровень обеспеченности интеллигенции упал в 4 -- 5
раз. Причем наиболее сильно пострадали ее средние и высшие слои
(если учителя начальных школ получали до 75 процентов
дореволюционного содержания, то профессора и преподаватели
вузов -- 20 процентов, даже в конце 20-х годов реальная
зарплата ученых не превышала 45 процентов дореволюционной). До
революции профессор получал в среднем в 15,4 раза больше
рабочего, в конце 20-х годов-- лишь в 4,1 раза.
По мере "пролетаризации" и "советизации" интеллектуального
слоя в конце 30-х годов его благосостояние относительно других
социальных групп было сочтено возможным несколько повысить;
хотя и в это время зарплата работников ряда отраслей
умственного труда была ниже зарплаты промышленных рабочих, но
по крайней мере зарплата ИТР превосходила ее более чем вдвое,
научных сотрудников -- на треть. Однако в дальнейшем происходил
неуклонный процесс снижения относительной зарплаты лиц
умственного труда всех категорий, процесс, не знавший
каких-либо остановок и особенно усилившийся в 50 -- 60-х годах,
когда зарплата почти во всех сферах умственного труда
опустилась ниже рабочей. В начале 70-х ниже рабочих имели
зарплату даже ученые, а к середине 80-х -- и последняя группа
интеллигенции (ИТР промышленности), которая дольше других
сохраняла паритет с рабочими по зарплате.
Учитывая, что так называемые "общественные фонды
потребления" также в гораздо большей степени перераспределялись
в пользу рабочих, уровень жизни интеллектуального слоя к 80-м
годам был в 2 -- 2,5 раза ниже жизненного уровня рабочих
(зарплата основной массы врачей, учителей, работников культуры
была в 3 -- 4 раза ниже рабочей). Причем в социологических
трудах подчеркивалась "бесспорно позитивная направленность"
этого процесса как "одной из существенных сторон движения
социалистического общества к социальной однородности". Таким
образом, дореволюционная иерархия уровней жизни лиц физического
и умственного труда оказалась не только выровнена, но
перевернута с ног на голову, в результате чего относительный
уровень материального благосостояния интеллектуального слоя
ухудшился по сравнению с дореволюционным более чем в 10 раз.
Итак, какую бы сторону бытия "образованного сословия" ни
взять, разница такова, что вроде бы не оставляет места для
претензий на восстановление статуса современного интеллектуала.
Интеллектуальный слой, выращенный советским строем, являет
собой в некотором роде уникальное явление. В отличие от
практики других стран и дореволюционной России, где он
складывался естественно-историческим путем, в СССР он был
создан искусственно, причем в огромной степени из негодного к
тому материала и как нечто временное, подлежащее "отмиранию" в
недалеком будущем. Общество с подобным качеством, статусом и
положением в нем "образованного сословия" в принципе не может
быть конкурентоспособным в сколь-нибудь длительной исторической
перспективе и обречено на деградацию. Деградация
интеллектуального слоя была неизбежной прежде всего потому, что
советский строй основан на принципе антиселекции. Он не только
уничтожает лучших, но (что еще более существенно)
последовательно выдвигает худших. Результатом же
продолжавшегося более полувека отбора худших явилось то, что не
только верхушка политического руководства в составе нескольких
сот человек представляла собой коллекцию соответствующих
человеческих образцов, но и на всех последующих, низших слоях
пирамиды находились люди тех же достоинств. Вот почему
советский строй не способен принципиально измениться в случае
устранения его высшего руководящего слоя.
Успешное развитие государственного организма в огромной
степени зависит от того, насколько удается "совместить" элиту
интеллектуальную с элитой управленческо-политической, проще
говоря, в какой мере удается в данном обществе привести
интеллектуальные качества человека в соответствие с его
общественным положением (то, что И. Ильин называл "идеей
ранга") -- обеспечить продвижение по служебной лестнице если не
наиболее одаренных, то по крайней мере наиболее образованных
людей. (Если одаренность может оцениваться субъективно, то уж
для уровня образования в каждом обществе существуют объективные
критерии, и по тому, насколько они оказываются значимы для
служебной карьеры, можно судить об установках данного
общества.) Так вот, если управленческая элита дореволюционной
России состояла из лиц, получивших лучшее для своего времени
воспитание и образование, если государственную элиту
современных европейских стран в огромном большинстве также
образуют выпускники самых престижных университетов, то в СССР
наблюдалась прямо противоположная картина: высший
политико-управленческий слой отличался едва ли не самыми
худшими культурно-образовательными характеристиками среди
других категорий лиц умственного труда. Хотя в стране имелось
несколько престижных учебных заведений, действительно
отличающихся качеством предоставляемого образования (пусть даже
только на фоне других советских вузов), лишь в виде исключения
можно было встретить их выпускников в составе управленческой
элиты. Типичное же образование ее членов -- провинциальный
технический вуз плюс ВПШ, то есть учебные заведения наинизшего
общекультурного уровня. То обстоятельство, что средняя степень
образованности и культуры партийной номенклатуры была ниже
таковой у интеллигенции в целом, привнесло некоторую
объективную правомерность в известное противопоставление
"чиновник -- интеллигент" (лишенного смысла до революции, когда
культурный уровень высшего эшелона власти был выше среднего
показателя тогдашнего интеллектуального слоя). Катастрофически
отразилось на качестве и положении интеллектуального слоя
хрущевское правление и заданные им подходы к политике в области
науки и просвещения. Именно тогда профанация высшего
образования достигла апогея: открывались десятки новых вузов,
не имеющих реальной возможности соответствовать своему
назначению. В 60-е годы произошел наиболее резкий скачок
численности студенческого контингента в сочетании с резким
ухудшением его качества. Именно тогда была заложена основа для
невиданного "перепроизводства" специалистов, столь
катастрофически обнажившегося к 80-м годам. Как раз в
результате и в ходе расширения в ту пору слоя лиц
интеллигентских профессий произошло решающее, "переломное"
падение престижа умственного труда и качественное понижение
относительного благосостояния занимающихся им людей. Особенно
тяжелые последствия имели эти годы для будущего науки.
Обвальное расширение штатов НИИ, умножение их количества имело
естественным следствием заполнение научных должностей первыми
попавшимися людьми, которые в обычных условиях не имели бы
шансов попасть на научную работу, а в значительной части и не
помышлявшими об этом. Люди, пришедшие в науку в 60-х, в пору
"массового призыва", без естественного конкурса, -- худшее ее
пополнение за все годы. К 80-м годам они составили большую
часть того "балласта", от которого никак не могли избавиться в
ходе начавшихся тогда поползновений на реформы. Более того, в
силу естественного процесса смены поколений они заняли к тому
времени основную часть руководящих постов в науке, провод
кадровую политику в этой сфере соответственно своей сущности.
Еще одним обстоятельством, определившим новый этап
качественного падения уровня интеллектуального слоя в 60-х
годах по сравнению с 50-ми, было то, что как раз к тому времени
полностью оказался исчерпан запас специалистов дореволюционной
формации, получивших действительно полноценное образование. И,
таким образом, были утрачены критерии подлинной образованности.
Их отсутствие сделало тип советского интеллигента абсолютной
нормой.
Плачевное состояние и положение в обществе
интеллектуального слоя, наблюдаемое в настоящее время,
полностью определилось в конце 70-х-- начале 80-х годов.
Окончательна его деградация уже тогда стала свершившимся
фактом. В это время, между прочим, появилось немало книг и
статей, посвященных проблемам интеллигенции и ее будущего.
Взгляды их авторов сводились к нескольким основным положениям:
1)интеллигенция все больше сближается с рабочим классом, так
что дело идет уже об их слиянии, 2) едва ли не большинство
семей смешаны в социальном отношении, 3) интеллигенция не
воспроизводит себя, а пополняется в каждом новом поколении в
основном за счет рабочих и крестьян, 4) характер выполняемой
интеллигенцией и рабочими работы свидетельствует о стирании
различий между физическим и умственным трудом. Откуда следовал
общий вывод о ближайшей полной победе советского общества в
деле формирования его социальной однородности.
Не вдаваясь в разбор многочисленных натяжек и подтасовок,
характерных дл этих публикаций, приходится признать, что в
определенной мере победные реляции советских социологов
отражали реальность. Советскому режиму за десятилетия
целенаправленных усилий действительно почти удалось упразднить
интеллектуальный слой как социальный феномен, уничтожить его
как более или менее цельный организм со своим специфическим
самосознанием, полностью ликвидировать его элитный характер и
даже устранить по уровню информированности и общей культуры
существенное различие между ним и всей остальной массой
населения.
* * *
Однако же попытки поставить вопрос о положении
интеллектуалов имеют место, следовательно, налицо возрождение
самосознания какой-то их части и интереса к идее восстановления
статуса интеллектуального слоя в обществе. Каковы же
перспективы этого? Возрождение отечественного интеллектуального
слоя зависит от двух общих обстоятельств: 1) способности
государства целенаправленно выращивать новую генерацию
интеллектуалов (по крайней мере создавать для этого условия) и
делать правильный выбор при использовании ныне имеющихся и 2)
существования самого такого государства, которое было бы в этом
заинтересовано. Едва ли возможно создать качественный
интеллектуальный слой в стране, где государственная власть не
ориентирована на самостоятельную ведущую роль в мире или не
руководствуется понятием самоценности национальной культуры.
Выращенные в ней интеллектуальные кадры (пусть самого высокого
уровня) не будут в этом случае связывать свою карьеру, свои
личные успехи и достижения с успехами своей страны и ее
положением в мире, а, напротив, будут стремиться влиться в ряды
интеллектуалов более "престижных" государств.
Если же государственная власть окажется на высоте стоящих
перед нею задач и озаботится формированием полноценного
интеллектуального слоя, то ей придется иметь дело с рядом
обстоятельств. Состояние советского интеллектуального слоя
таково, что вызывает большое затруднение даже идентификация его
членов. При трактовке его как подлинно элитного слоя общества
за пределами этого слоя должны остаться не только низшие слои
лиц умственного труда (естественным образом выпадающие из него
по мере сравнивания их уровня информированности и общей
культуры с уровнем остального населения -- как это происходило
во всех европейских странах), но и большинство членов тех
интеллектуальных групп, которые еще остаются элитными по
европейским понятиям, поскольку степень их компетентности и
культуры не соответствует общепринятым стандартам. Не вызывает
сомнения, что огромное число наштампованных советским режимом
невежественных и недееспособных "образованцев" останется не у
дел при твердом курсе на разрыв с практикой социалистического
строительства. Эти люди объективно должны остаться вне нового
интеллектуального слоя, поэтому будут сопротивляться его
формированию, отстаивая те критерии подготовки и культурного
уровня, которым сами отвечают. С другой стороны, практика
функционирования новых властных структур свидетельствует, что
обретение достойного места в обществе людьми, вполне
отвечающими самым высоким требованиям, также весьма
проблематично, поскольку отсутствует четко выраженная
заинтересованность в их использовании со стороны
государственной власти.
В принципе численная незначительность отвечающих своему
предназначению интеллектуалов могла бы компенсироваться
целенаправленным насыщением ими важнейших сфер государственной
деятельности, выдвижением их на соответствующие должности.
Однако практика индивидуального отбора в современных условиях
оказывается далека от такого подхода, поскольку в сфере
государственных назначений всецело господствует политический
критерий отбора кадров, а в сфере частного предпринимательства
(где в нормальных условиях естественный отбор работает
безотказно), из-за мафиозно-номенклатурного характера нашего
"бизнеса", -- критерий "блата".
Несмотр на противоестественный характер советского
интеллектуального слоя в целом, в его составе сохранились или
даже сформировались отдельные слои и группы, отличающиеся в
лучшую сторону качеством некоторой части своих членов. Речь
идет в первую очередь об академической среде и сфере
военно-технических разработок. В ряде их отраслей сосредоточен,
как известно, интеллектуальный потенциал, не уступающий
зарубежному уровню по крайней мере в профессиональном смысле.
Оказавшись по разным причинам (одни из-за приоритетного к ним
внимания и бережного отношения, другие, напротив,-- из-за
максимальной "удаленности" от магистральной линии
коммунистического строительства) вне сферы жесткого
идеологического контроля, эта среда сумела отчасти сохранить
черты, свойственные нормальной интеллектуальной элите. Она
отличается и достаточно высоким уровнем самовоспроизводства.
Если в целом слой специалистов пополнялся из образованной среды
меньше чем наполовину (особенно ИТР предприятий), то
сотрудников конструкторских подразделений -- почти на 60
процентов, сотрудников отраслевых НИИ -- до 70 процентов,
академических институтов-- более чем на 80 процентов. Она же
отчасти сохранила даже некоторые традиции дореволюционного
интеллектуального слоя. Что касается подготовки новой генерации
интеллектуалов, то она может быть осуществлена через систему
элитарных учебных заведений всех звеньев образования с
конкурсным приемом, как это делается во всех нормальных
странах. При сознательной ориентации на известные образцы
подготовка некоторого (хотя поначалу и сравнительно небольшого)
числа отвечающих своему назначению интеллектуалов вполне
возможна даже при имеющемся в настоящее время советском
педагогическом потенциале.
Таким образом, если слою интеллектуалов в нашей стране
суждено будет возродиться как элитному, то он, по-видимому,
сложится из трех основных составляющих: некоторого числа
представителей интеллигенции, прошедших в новых условиях сито
естественного отбора, отвечающих своему предназначению нынешних
интеллектуалов и интеллигентов новой генерации. Однако
возрождение этой интеллектуальной элиты как отечественного
социального слоя возможно лишь как следствие сознательных
усилий государственной власти. Без этого страна в лучшем случае
превратится в поставщика интеллектуальных кадров для других
государств.
1 См., например: Ю. Шрейдер, "Двойственность шестидесятых"
(1992, No 5); Рената Гальцева, "Возрождение России и новый
"орден" интеллигенции" (1992, No 7); Д. С. Лихачев, "О русской
интеллигенции" (1993, No 2); Алексей Кива, "Intelligentsia в
час испытаний" (1993, No 8); Андрей Быстрицкий, "Приближение к
миру" (1994, No 3); Ю. Каграманов, "На стыке времен" (1994, No
5); Модест Колеров, "Самоанализ интеллигенции как политическая
философия" (1994, No 8); и др.
подхода", повторяющий 20 -- 30-е годы. С 60-х годов, когда
усилился приток в состав интеллектуального слоя детей уже
советских интеллигентов, общая доля выходцев из интеллигентских
семей в его составе несколько повысилась (примерно до 30
процентов), но, медленно увеличиваясь и в дальнейшем, не
превысила к 80-м годам 35 -- 45 процентов. В результате
принятых мер рост удельного веса потомственных интеллектуалов
(хотя бы и советской формации) в массе интеллигенции удалось
существенно затормозить.
Однако если и не удалось снизить процент выходцев из
образованных слоев в составе интеллигенции до такой степени,
чтобы он соответствовал проценту этих слоев во всем населении
страны, то в целом задача создания новой, особого рода
советской интеллигенции была выполнена: это была более чем на
три четверти интеллигенция в первом поколении, мало
отличавшаяся по культурному уровню от массы населения. Такое
соотношение поддерживалось форсированным целенаправленным
ростом численности интеллигентов первого поколения. Наивысшего
удельного веса эта третья группа интеллигенции достигла в конце
30-х -- начале 40-х годов (до 80 -- 90 процентов), но затем, с
ростом второй группы, он стал медленно снижаться. Однако
благодаря контролю за социальным составом студентов режиму
удавалось сохранять ее абсолютное преобладание в составе
интеллектуального слоя до самого конца, сохраняя общий облик
советской интеллигенции как "интеллигенции первого поколения".
Лишь в наиболее элитарной своей части (академическая среда,
некоторые категории творческой интеллигенции) ее состав
отличался повышенной долей потомственных интеллектуалов.
В результате этого интеллигентская масса была лишена
понятий о личном и корпоративном достоинстве по условиям своего
формирования и отсутствия связи с прежним истеблишментом (где
такие понятия естественным образом проистекали от былой
принадлежности к высшему сословию). Новых же понятий такого
рода она приобрести не могла, поскольку в советском обществе
интеллектуальный слой не только не имел привилегированного
статуса, но, напротив, трактовался как неполноценная в
социальном плане, временная и ненадежная "прослойка" -- объект
идейного воспитания со стороны рабочих и крестьян. До революции
материальное обеспечение интеллектуального слоя в целом было
достаточно удовлетворительным. Во всяком случае, оно
соответствовало тому месту в социальной иерархии, которую он
занимал. Правда, связь "образованного сословия" с
собственностью была незначительной, огромное большинство его
членов не имело ни земельной, ни какой-либо иной недвижимости.
В начале XX века даже среди той его части, которая занимала
самое высокое положение на государственной службе (чины 1 -- 4
классов), не имело собственности более 60 процентов, среди
офицеров не владели собственностью более 95 процентов. Зато
жалованье и доходы лиц умственного труда от своей
профессиональной деятельности были довольно высоки, в несколько
раз превышая доходы работников физического труда. Жалованье
рядовых инженеров на государственной службе составляло около 2
тыс. руб., в частном секторе -- до 3 тыс. руб. и более, земские
врачи получали около 1,5 тыс. руб., преподаватели средней школы
-- от 900 до 2500 руб., младшие офицеры -- 660-- 1260 руб.,
актеры -- 1200-- 1800 руб., адвокаты -- 2-- 10тыс. руб.,
профессора вузов-- 3-- 5 тыс. руб. Заработки наиболее известных
художников, актеров, адвокатов, профессоров, руководителей
транспорта и промышленности простирались до 12 и более тыс.
руб. В целом же в 1913 году при среднем заработке рабочего в
258 руб. в год заработок интеллигенции составлял 1058 руб.
(технического персонала -- 1462 руб.). Лишь некоторые низшие
категории интеллектуального слоя -- учителя сельских начальных
школ, фельдшера и т. п. -- имели заработки, сопоставимые с
основной массой населения. При выслуге установленного срока
службы пенсия назначалась в размере полного оклада. Так что
благосостояние среднего представителя "образованного сословия"
позволяло ему поддерживать свой престиж и отвечало
представлениям о роли этого слоя в обществе. Статусу же
советской интеллигенции в обществе соответствовал и низкий
уровень благосостояния. После революции, в 20-х годах, средняя
зарплата рядового представителя интеллектуального слоя
сравнялась или была несколько ниже заработков рабочих (до
революции она была в 4 раза выше). Исключение режим делал лишь
для узкого слоя специалистов тяжелой промышленности и высших
научных кадров, оправдывая это временной острой потребностью в
этих кадрах. Не считая жилищных и прочих условий, только по
зарплате уровень обеспеченности интеллигенции упал в 4 -- 5
раз. Причем наиболее сильно пострадали ее средние и высшие слои
(если учителя начальных школ получали до 75 процентов
дореволюционного содержания, то профессора и преподаватели
вузов -- 20 процентов, даже в конце 20-х годов реальная
зарплата ученых не превышала 45 процентов дореволюционной). До
революции профессор получал в среднем в 15,4 раза больше
рабочего, в конце 20-х годов-- лишь в 4,1 раза.
По мере "пролетаризации" и "советизации" интеллектуального
слоя в конце 30-х годов его благосостояние относительно других
социальных групп было сочтено возможным несколько повысить;
хотя и в это время зарплата работников ряда отраслей
умственного труда была ниже зарплаты промышленных рабочих, но
по крайней мере зарплата ИТР превосходила ее более чем вдвое,
научных сотрудников -- на треть. Однако в дальнейшем происходил
неуклонный процесс снижения относительной зарплаты лиц
умственного труда всех категорий, процесс, не знавший
каких-либо остановок и особенно усилившийся в 50 -- 60-х годах,
когда зарплата почти во всех сферах умственного труда
опустилась ниже рабочей. В начале 70-х ниже рабочих имели
зарплату даже ученые, а к середине 80-х -- и последняя группа
интеллигенции (ИТР промышленности), которая дольше других
сохраняла паритет с рабочими по зарплате.
Учитывая, что так называемые "общественные фонды
потребления" также в гораздо большей степени перераспределялись
в пользу рабочих, уровень жизни интеллектуального слоя к 80-м
годам был в 2 -- 2,5 раза ниже жизненного уровня рабочих
(зарплата основной массы врачей, учителей, работников культуры
была в 3 -- 4 раза ниже рабочей). Причем в социологических
трудах подчеркивалась "бесспорно позитивная направленность"
этого процесса как "одной из существенных сторон движения
социалистического общества к социальной однородности". Таким
образом, дореволюционная иерархия уровней жизни лиц физического
и умственного труда оказалась не только выровнена, но
перевернута с ног на голову, в результате чего относительный
уровень материального благосостояния интеллектуального слоя
ухудшился по сравнению с дореволюционным более чем в 10 раз.
Итак, какую бы сторону бытия "образованного сословия" ни
взять, разница такова, что вроде бы не оставляет места для
претензий на восстановление статуса современного интеллектуала.
Интеллектуальный слой, выращенный советским строем, являет
собой в некотором роде уникальное явление. В отличие от
практики других стран и дореволюционной России, где он
складывался естественно-историческим путем, в СССР он был
создан искусственно, причем в огромной степени из негодного к
тому материала и как нечто временное, подлежащее "отмиранию" в
недалеком будущем. Общество с подобным качеством, статусом и
положением в нем "образованного сословия" в принципе не может
быть конкурентоспособным в сколь-нибудь длительной исторической
перспективе и обречено на деградацию. Деградация
интеллектуального слоя была неизбежной прежде всего потому, что
советский строй основан на принципе антиселекции. Он не только
уничтожает лучших, но (что еще более существенно)
последовательно выдвигает худших. Результатом же
продолжавшегося более полувека отбора худших явилось то, что не
только верхушка политического руководства в составе нескольких
сот человек представляла собой коллекцию соответствующих
человеческих образцов, но и на всех последующих, низших слоях
пирамиды находились люди тех же достоинств. Вот почему
советский строй не способен принципиально измениться в случае
устранения его высшего руководящего слоя.
Успешное развитие государственного организма в огромной
степени зависит от того, насколько удается "совместить" элиту
интеллектуальную с элитой управленческо-политической, проще
говоря, в какой мере удается в данном обществе привести
интеллектуальные качества человека в соответствие с его
общественным положением (то, что И. Ильин называл "идеей
ранга") -- обеспечить продвижение по служебной лестнице если не
наиболее одаренных, то по крайней мере наиболее образованных
людей. (Если одаренность может оцениваться субъективно, то уж
для уровня образования в каждом обществе существуют объективные
критерии, и по тому, насколько они оказываются значимы для
служебной карьеры, можно судить об установках данного
общества.) Так вот, если управленческая элита дореволюционной
России состояла из лиц, получивших лучшее для своего времени
воспитание и образование, если государственную элиту
современных европейских стран в огромном большинстве также
образуют выпускники самых престижных университетов, то в СССР
наблюдалась прямо противоположная картина: высший
политико-управленческий слой отличался едва ли не самыми
худшими культурно-образовательными характеристиками среди
других категорий лиц умственного труда. Хотя в стране имелось
несколько престижных учебных заведений, действительно
отличающихся качеством предоставляемого образования (пусть даже
только на фоне других советских вузов), лишь в виде исключения
можно было встретить их выпускников в составе управленческой
элиты. Типичное же образование ее членов -- провинциальный
технический вуз плюс ВПШ, то есть учебные заведения наинизшего
общекультурного уровня. То обстоятельство, что средняя степень
образованности и культуры партийной номенклатуры была ниже
таковой у интеллигенции в целом, привнесло некоторую
объективную правомерность в известное противопоставление
"чиновник -- интеллигент" (лишенного смысла до революции, когда
культурный уровень высшего эшелона власти был выше среднего
показателя тогдашнего интеллектуального слоя). Катастрофически
отразилось на качестве и положении интеллектуального слоя
хрущевское правление и заданные им подходы к политике в области
науки и просвещения. Именно тогда профанация высшего
образования достигла апогея: открывались десятки новых вузов,
не имеющих реальной возможности соответствовать своему
назначению. В 60-е годы произошел наиболее резкий скачок
численности студенческого контингента в сочетании с резким
ухудшением его качества. Именно тогда была заложена основа для
невиданного "перепроизводства" специалистов, столь
катастрофически обнажившегося к 80-м годам. Как раз в
результате и в ходе расширения в ту пору слоя лиц
интеллигентских профессий произошло решающее, "переломное"
падение престижа умственного труда и качественное понижение
относительного благосостояния занимающихся им людей. Особенно
тяжелые последствия имели эти годы для будущего науки.
Обвальное расширение штатов НИИ, умножение их количества имело
естественным следствием заполнение научных должностей первыми
попавшимися людьми, которые в обычных условиях не имели бы
шансов попасть на научную работу, а в значительной части и не
помышлявшими об этом. Люди, пришедшие в науку в 60-х, в пору
"массового призыва", без естественного конкурса, -- худшее ее
пополнение за все годы. К 80-м годам они составили большую
часть того "балласта", от которого никак не могли избавиться в
ходе начавшихся тогда поползновений на реформы. Более того, в
силу естественного процесса смены поколений они заняли к тому
времени основную часть руководящих постов в науке, провод
кадровую политику в этой сфере соответственно своей сущности.
Еще одним обстоятельством, определившим новый этап
качественного падения уровня интеллектуального слоя в 60-х
годах по сравнению с 50-ми, было то, что как раз к тому времени
полностью оказался исчерпан запас специалистов дореволюционной
формации, получивших действительно полноценное образование. И,
таким образом, были утрачены критерии подлинной образованности.
Их отсутствие сделало тип советского интеллигента абсолютной
нормой.
Плачевное состояние и положение в обществе
интеллектуального слоя, наблюдаемое в настоящее время,
полностью определилось в конце 70-х-- начале 80-х годов.
Окончательна его деградация уже тогда стала свершившимся
фактом. В это время, между прочим, появилось немало книг и
статей, посвященных проблемам интеллигенции и ее будущего.
Взгляды их авторов сводились к нескольким основным положениям:
1)интеллигенция все больше сближается с рабочим классом, так
что дело идет уже об их слиянии, 2) едва ли не большинство
семей смешаны в социальном отношении, 3) интеллигенция не
воспроизводит себя, а пополняется в каждом новом поколении в
основном за счет рабочих и крестьян, 4) характер выполняемой
интеллигенцией и рабочими работы свидетельствует о стирании
различий между физическим и умственным трудом. Откуда следовал
общий вывод о ближайшей полной победе советского общества в
деле формирования его социальной однородности.
Не вдаваясь в разбор многочисленных натяжек и подтасовок,
характерных дл этих публикаций, приходится признать, что в
определенной мере победные реляции советских социологов
отражали реальность. Советскому режиму за десятилетия
целенаправленных усилий действительно почти удалось упразднить
интеллектуальный слой как социальный феномен, уничтожить его
как более или менее цельный организм со своим специфическим
самосознанием, полностью ликвидировать его элитный характер и
даже устранить по уровню информированности и общей культуры
существенное различие между ним и всей остальной массой
населения.
* * *
Однако же попытки поставить вопрос о положении
интеллектуалов имеют место, следовательно, налицо возрождение
самосознания какой-то их части и интереса к идее восстановления
статуса интеллектуального слоя в обществе. Каковы же
перспективы этого? Возрождение отечественного интеллектуального
слоя зависит от двух общих обстоятельств: 1) способности
государства целенаправленно выращивать новую генерацию
интеллектуалов (по крайней мере создавать для этого условия) и
делать правильный выбор при использовании ныне имеющихся и 2)
существования самого такого государства, которое было бы в этом
заинтересовано. Едва ли возможно создать качественный
интеллектуальный слой в стране, где государственная власть не
ориентирована на самостоятельную ведущую роль в мире или не
руководствуется понятием самоценности национальной культуры.
Выращенные в ней интеллектуальные кадры (пусть самого высокого
уровня) не будут в этом случае связывать свою карьеру, свои
личные успехи и достижения с успехами своей страны и ее
положением в мире, а, напротив, будут стремиться влиться в ряды
интеллектуалов более "престижных" государств.
Если же государственная власть окажется на высоте стоящих
перед нею задач и озаботится формированием полноценного
интеллектуального слоя, то ей придется иметь дело с рядом
обстоятельств. Состояние советского интеллектуального слоя
таково, что вызывает большое затруднение даже идентификация его
членов. При трактовке его как подлинно элитного слоя общества
за пределами этого слоя должны остаться не только низшие слои
лиц умственного труда (естественным образом выпадающие из него
по мере сравнивания их уровня информированности и общей
культуры с уровнем остального населения -- как это происходило
во всех европейских странах), но и большинство членов тех
интеллектуальных групп, которые еще остаются элитными по
европейским понятиям, поскольку степень их компетентности и
культуры не соответствует общепринятым стандартам. Не вызывает
сомнения, что огромное число наштампованных советским режимом
невежественных и недееспособных "образованцев" останется не у
дел при твердом курсе на разрыв с практикой социалистического
строительства. Эти люди объективно должны остаться вне нового
интеллектуального слоя, поэтому будут сопротивляться его
формированию, отстаивая те критерии подготовки и культурного
уровня, которым сами отвечают. С другой стороны, практика
функционирования новых властных структур свидетельствует, что
обретение достойного места в обществе людьми, вполне
отвечающими самым высоким требованиям, также весьма
проблематично, поскольку отсутствует четко выраженная
заинтересованность в их использовании со стороны
государственной власти.
В принципе численная незначительность отвечающих своему
предназначению интеллектуалов могла бы компенсироваться
целенаправленным насыщением ими важнейших сфер государственной
деятельности, выдвижением их на соответствующие должности.
Однако практика индивидуального отбора в современных условиях
оказывается далека от такого подхода, поскольку в сфере
государственных назначений всецело господствует политический
критерий отбора кадров, а в сфере частного предпринимательства
(где в нормальных условиях естественный отбор работает
безотказно), из-за мафиозно-номенклатурного характера нашего
"бизнеса", -- критерий "блата".
Несмотр на противоестественный характер советского
интеллектуального слоя в целом, в его составе сохранились или
даже сформировались отдельные слои и группы, отличающиеся в
лучшую сторону качеством некоторой части своих членов. Речь
идет в первую очередь об академической среде и сфере
военно-технических разработок. В ряде их отраслей сосредоточен,
как известно, интеллектуальный потенциал, не уступающий
зарубежному уровню по крайней мере в профессиональном смысле.
Оказавшись по разным причинам (одни из-за приоритетного к ним
внимания и бережного отношения, другие, напротив,-- из-за
максимальной "удаленности" от магистральной линии
коммунистического строительства) вне сферы жесткого
идеологического контроля, эта среда сумела отчасти сохранить
черты, свойственные нормальной интеллектуальной элите. Она
отличается и достаточно высоким уровнем самовоспроизводства.
Если в целом слой специалистов пополнялся из образованной среды
меньше чем наполовину (особенно ИТР предприятий), то
сотрудников конструкторских подразделений -- почти на 60
процентов, сотрудников отраслевых НИИ -- до 70 процентов,
академических институтов-- более чем на 80 процентов. Она же
отчасти сохранила даже некоторые традиции дореволюционного
интеллектуального слоя. Что касается подготовки новой генерации
интеллектуалов, то она может быть осуществлена через систему
элитарных учебных заведений всех звеньев образования с
конкурсным приемом, как это делается во всех нормальных
странах. При сознательной ориентации на известные образцы
подготовка некоторого (хотя поначалу и сравнительно небольшого)
числа отвечающих своему назначению интеллектуалов вполне
возможна даже при имеющемся в настоящее время советском
педагогическом потенциале.
Таким образом, если слою интеллектуалов в нашей стране
суждено будет возродиться как элитному, то он, по-видимому,
сложится из трех основных составляющих: некоторого числа
представителей интеллигенции, прошедших в новых условиях сито
естественного отбора, отвечающих своему предназначению нынешних
интеллектуалов и интеллигентов новой генерации. Однако
возрождение этой интеллектуальной элиты как отечественного
социального слоя возможно лишь как следствие сознательных
усилий государственной власти. Без этого страна в лучшем случае
превратится в поставщика интеллектуальных кадров для других
государств.
1 См., например: Ю. Шрейдер, "Двойственность шестидесятых"
(1992, No 5); Рената Гальцева, "Возрождение России и новый
"орден" интеллигенции" (1992, No 7); Д. С. Лихачев, "О русской
интеллигенции" (1993, No 2); Алексей Кива, "Intelligentsia в
час испытаний" (1993, No 8); Андрей Быстрицкий, "Приближение к
миру" (1994, No 3); Ю. Каграманов, "На стыке времен" (1994, No
5); Модест Колеров, "Самоанализ интеллигенции как политическая
философия" (1994, No 8); и др.