Киселев Владимир. За гранью возможного

   Размахивая прикладом пулемета налево и направо, он прокладывал дорогу к товарищу.
   Ни на шаг не отставал Чеслав. При каждом ударе стволом автомата он зло приговаривал:
   - Это тебе, гад, за Белоруссию! Это тебе, подонок, за родную Польшу! Это тебе, нечисть, за любимую Варшаву!
   Но силы были слишком неравны...
   В этом бою погибло семь бойцов группы. Каратели потеряли несколько солдат и офицеров.
   ...Синкевич кончил говорить, но, судя по его мелко дрожащим губам, воспаленно горящим глазам, мыслями все еще был там, под Антоновкой.
   Тихо стоял, прислонясь к печке спиной, будто отогреваясь от внезапно обрушившегося неприятного холодка, Линке.
   - Так... - Рабцевич качнулся взад-вперед, перевел взгляд на Линке. Что предложишь, комиссар? Как поступить с командиром группы?
   Линке ответил не сразу.
   - За то, что, попав в такое положение, не растерялся, не дал погибнуть всей группе, его следовало бы наградить. Но, думаю, наши потери могли бы быть меньше, если бы он, перед тем как войти в Антоновку, не только наблюдал за деревней, но и выслал дозор. - Линке помолчал. - В таком случае его следовало бы наказать.
   Рабцевич резко встал, приказным тоном произнес, глядя на Синкевича:
   - Отстраняю-тебя от командования группой. Можешь идти!
   Синкевич повернулся, шагнул к двери. Из рваного сапога вылезла портянка.
   - Постой, - окликнул Рабцевич. - Найди Процанова, скажи, что я приказал выдать тебе и бойцам новое обмундирование. Все!
   Командир и комиссар видели в окно, как Синкевич медленно, будто не зная, куда идти и что делать, спустился с крыльца, постоял и потом побрел через двор.
   - Не следовало бы его отстранять, - покачал головой Линке, - он ведь, можно сказать, на том свете побывал...
   В расширенных глазах Рабцевича блеснуло пламя.
   - А почему же ты мне это раньше не предложил? Или теперь жалко стало? - Волнуясь, полез за кисетом. Сделал одну затяжку, другую и, несколько успокоясь, добавил: - Ты видел его состояние? Глаза видел? Его сейчас нельзя оставлять командиром. Вот забудется, придет в себя, тогда и решим.
   На новое место
   В начале ноября из Центра пришла радиограмма. В ней в связи с приближением Советской Армии отряду приказывали перебазироваться под Пинск.
   Рабцевич хорошо знал Пинщину еще с гражданской.
   После изгнания белополяков и кайзеровцев из Качеричей Рабцевича избрали в волостной революционный комитет. Заведовал земельным отделом, участвовал в распределении помещичьих земель среди крестьян. Тогда же, в семнадцатом, стал членом РСДРП(б). В конце 1918 года добровольцем вступил в Красную Армию. Вскоре Рабцевича направили на курсы командного состава. Учеба в Москве неоднократно прерывалась боевыми заданиями: курсантов бросали то на один, то на другой фронт. Участвовал Рабцевич и в боях с Юденичем на подступах к Петрограду. В феврале 1920 года по окончании курсов его назначили начальником полковой команды пеших разведчиков 29-го стрелкового полка. В один из январских дней 1921 года Рабцевича вызвал член Реввоенсовета Западного фронта товарищ Жан и предложил отправиться в длительную командировку в Западную Белоруссию. Три с половиной года провел тогда Рабцевич под Барановичами, Пинском, вдоль и поперек исходил местные леса и болотные топи.
   Как же пригодился теперь опыт тех далеких лет!..
   Посоветовавшись с Линке, начальником разведки Николаем Прокопьевичем Бабаевским и начальником штаба Федором Федоровичем Побажеевым, Рабцевич решил сначала послать под Пинск одну из боевых групп, чтобы она подыскала место для базы, а уж потом отправиться в дорогу всем отрядом.
   - Карл, - сказал Рабцевич, - думаю, тебе следует возглавить это дело... Группу Игнатова возьмешь с собой?
   - Конечно...
   Еще когда стояли под деревней Столпище, Линке ходил с Игнатовым на диверсионную операцию. Между комиссаром и бойцами группы установились дружеские отношения. Шло время, взаимная симпатия росла. Когда выдавалось время, Линке с удовольствием приходил к игнатовцам, проводил занятия с бойцами, участвовал с ними в операциях.
   - Вот и хорошо, - сказал Рабцевич, - пойдете вместе...
   Александр Маркович тут же написал письмо давнему другу Василию Захаровичу Коржу, командовавшему под Пинском партизанским соединением, попросил оказать комиссару необходимую помощь.
   Собирались обстоятельно, но недолго. Уже прощаясь, Рабцевич заметил:
   - Под Пинском будешь заходить в деревни, передай старожилам привет от Виноградского (в гражданскую у меня кличка такая была) - примут как своего, не только расскажут, покажут, но и пособят, чем смогут.
   Только Линке ушел, как из Москвы поступила новая радиограмма. Центр требовал отчета о деятельности отряда. Эта директива не застала Рабцевича врасплох. Ему было что рассказать о своих людях. В отряде уже было сто четыре человека, на их счету сорок два пущенных под откос эшелона, более двух тысяч уничтоженных оккупантов. В Бобруйске, Жлобине, Калинковичах, Мозыре активно действовали связные.
   Отчет написал быстро. Можно было передать его шифром по рации. Но в распоряжении Рабцевича находились еще добытые разведчиками секретные документы врага. Встал вопрос о том, кто доставит их в Москву.
   - Пожалуй, лучше всего это сделать тебе, - сказал Рабцевич Бабаевскому. - Ты уже летал в Москву, со всеми знаком, тебе и карты в руки. Сам знаешь, как необходим нашему командованию план взрыва фашистами важных объектов Бобруйска на случай своего отступления и схема укрепления фашистами Калинковичей.
   На том и договорились. Утром 7 декабря 1943 года начальник разведки Бабаевский и начальник штаба Побажеев отправились в Москву.
   Участок белорусской земли шириной почти в сорок километров, от Паричей до Озаричей, и глубиной до самого фронта, который придвинулся чуть ли не вплотную к Жлобину, был освобожден партизанами от фашистов. Получился своеобразный коридор до передовых частей Советской Армии. Этим коридором и решил воспользоваться Рабцевич. Ему нужно было оружие для связных, изъявивших желание уйти с отрядом на Пинщину. Рабцевич надеялся получить это оружие на армейских складах.
   Синкевич, который вновь командовал группой, разведал дорогу, и Рабцевич 10 декабря на санитарном фургоне, недавно угнанном у фашистов, отправился к линии фронта в район Гороховичи - Любань. Он сам вел машину.
   Свободно, без приключений доехали до передовой и попали к бойцам Севской дивизии, бывшим московским ополченцам. Рабцевич сразу же отправился к командиру полка, а от него на склад дивизии за оружием, патронами, взрывчаткой, обмундированием, солью... Машину набили доверху: Процанову и гвозди надо, и дратва нужна, а когда увидел, что офицер подметок дает сколько ни попроси, от избытка радости обнял его.
   - Ну, друже, ну спасибо, браток, век тебя мои бойцы не забудут!
   Вечером засобирались в обратный путь. И тут Рабцевич увидел у полчан противотанковое ружье. Он сразу загорелся мыслью приспособить его для нужд своего отряда. Ведь с помощью ПТР можно издали вывести из строя вражеский эшелон: бронебойные пули свободно пробьют котел на паровозе. Командир полка распорядился изыскать возможность и выдать Рабцевичу пару таких ружей и пару ящиков патронов к ним.
   В отряде сначала не оценили достоинств ружья. Но вскоре, после первого же выхода на железную дорогу, изменили свое мнение. Паровоз подбили бойцы группы Бочерикова, даже не выходя из леса. Железнодорожное движение приостановилось. Фашисты не сразу определили, что произошло с паровозом, и, пока подогнали новый, прошло ни много ни мало - шесть часов...
   Только-только Рабцевич вернулся из Севской дивизии в Рожанов, как от первого секретаря Полесского подпольного обкома партии Ветрова прискакал порученец с письмом. Иван Дмитриевич просил Рабцевича помочь партизанам собрать продукты у населения для Советской Армии.
   Через несколько дней в Рожанов прибыла группа красноармейцев. Однако помочь им в заготовке продуктов не удалось. Фашисты, стягивая войска к фронту, заняли близлежащие города и поселки - Октябрьский, Копаткевичи. Коридор был закрыт. В селах Озаричи, Петриково, Копцевичи, Рудня фашисты создали концентрационные лагеря.
   Рабцевич приказал всем группам собраться на базе. Отряд привели в боевую готовность, ждали: вот-вот фашисты пойдут в наступление.
   Неожиданно из Центра пришла радиограмма. В связи со скорым наступлением Советской Армии отряду приказывали немедленно перебазироваться.
   Выход из деревни наметили на 6 января 1944 года. С раннего утра все было собрано: оружие, боеприпасы, продовольствие. Обоз получился в двадцать саней.
   Жителям деревни Рабцевич объявил, что перед уходом состоится митинг. Ждали приезда Ветрова. Но его не было ни в десять часов, ни в одиннадцать. Рабцевич обеспокоился не на шутку, но тут в деревне появился порученец, сообщил, что Ветров задерживается и нагонит отряд в пути.
   Рабцевич пристально оглядел селян. Каждый был ему знаком и дорог. Они не только поили, кормили, обстирывали отряд, но и не раз ходили проводниками с группами на задания, выполняли другие поручения. Больше года в Рожанове находилась база отряда. И за все это время фашисты не осмелились подойти к деревне, лишь раз попытались уничтожить ее с воздуха. Во время налета фашисты разрушили тринадцать хат, разбомбили склад с имуществом, но деревня выстояла.
   - Мои дорогие друзья, славные жители белорусской деревни Рожанов! начал командир отряда. - В этот прощальный час говорю всем вам сердечное спасибо за то, что вы сделали для нас.
   Александр Маркович понимал: того, что сейчас скажет, недостаточно, чтобы оценить всю мужественную доброту этих простых людей. Он говорил о том, что жили они здесь, воины и крестьяне, одной большой семьей, делая все для победы над врагом. Был крепкий мороз, но Рабцевич его не замечал. Он снял шапку и со словами "Спасибо, большое спасибо вам!.." низко поклонился.
   Потом слово попросил Бочериков. Выступили и крестьяне.
   Прощались, как близкие родные, - целовались, плакали, наказывали беречь друг друга.
   Всей деревней, как были на митинге, крестьяне пошли провожать отряд далеко за околицу и долго потом не расходились. Не думали не гадали, что вскоре в Рожанов нагрянут каратели и жестоко расправятся с ними...
   Тяжело было уходить из деревни Рабцевичу. Здесь погибли его боевые товарищи - Михаил Пикунов, Иван Шинкевич, Иван Бабина, Станислав Юхневич и Чеслав Воронович, Кузьма Кучер и другие... Особенно мучительной была смерть Кучера. При выполнении одного из заданий он угодил в засаду и, раненный, попал в руки карателей. В его вещмешке нашли магнитные мины. Стали пытать, кому нес их. Кучер молчал. Тогда фашисты забили его насмерть.
   ...Иван Дмитриевич Ветров со взводом автоматчиков нагнал отряд уже в деревне Буда.
   Рабцевич выехал ему навстречу, доложил.
   Вместе подъехали к выстроившимся бойцам. Разгоряченный долгой дорогой конь Ветрова никак не хотел стоять на месте. Ветров пришпорил его, натянул поводья, и конь, почувствовав властную руку седока, замер.
   - Товарищи бойцы! - заговорил Ветров. - Я приехал сюда, чтобы сердечно поблагодарить вас от имени подпольного обкома партии и штаба партизанского соединения Полесья за все то, что сделали вы для приближения радостного часа победы. Ваши героические дела - хороший пример для всех. И мне хочется от души пожелать вам, товарищи, чтобы на новом месте вы так же беспощадно били ненавистных захватчиков!
   Троекратное "Ура!" прозвучало над деревней.
   Рабцевич был растроган высокой оценкой боевых дел отряда, которую дал Ветров.
   - От имени бойцов и командиров, - сказал он в своем выступлении, заверяю, что наказ партии выполним с честью!
   Уже прощаясь, Ветров с сожалением заметил:
   - Не так бы, Игорь, проводить тебя следовало, но что поделаешь обстановка не позволяет, да и мне еще надо успеть на совещание в партизанскую бригаду Федора Илларионовича Павловского. Ждут.
   Распростившись с Ветровым, отряд двинулся дальше. Впереди у него была изнурительная дорога. Большинство встречавшихся на пути деревень заняли фашисты. Лошади вязли в глубоком снегу. Сани приходилось тащить на себе. Иногда попадались деревни, свободные от гитлеровцев. Можно было бы отдохнуть, просушиться. Но почти всюду свирепствовал тиф. Ночевали в лесу у костров, а порой и обогреваться не удавалось.
   Наконец добрались до деревни Бунос. У многих развалилась обувь, ее нужно было заменить или хотя бы отремонтировать. К тому же Рабцевич знал, что поблизости штаб Пинского партизанского соединения, он надеялся встретиться с Василием Захаровичем Коржом.
   Синкевич, посланный в разведку с группой бойцов, без особого труда нашел штаб и проводил туда Рабцевича.
   Корж жил в бревенчатой хате, перенесенной партизанами в лес из соседней деревни. Узнав о приезде Рабцевича, он вышел на крыльцо. Друзья обнялись, расцеловались.
   Дружба между ними началась еще в двадцать втором году, когда Корж пришел в отряд Кирилла Прокофьевича Орловского. Часто встречались они и после. Перед Великой Отечественной войной работали почти рядом: Корж - в Пинском обкоме партии, Рабцевич - в Бресте.
   - Какой ты, друг, стал важный! - войдя в хату, сказал Рабцевич, весело оглядел Коржа с ног до головы, вновь обнял, похлопал по спине. - А знаешь, Вася, тебе чертовски идет генеральская форма! - И заразительно рассмеялся.
   Поездка Рабцевича оказалась удачной. Кроме Коржа он повидался с первым секретарем Пинского подпольного обкома партии А. Е. Клещевым. Уточнили место базирования отряда, наметили запасные стоянки, скоординировали партийные и боевые действия. Рабцевич почувствовал локоть друзей - не в одиночку придется воевать на новом месте.
   Свой отряд он перевел в деревню Чучевичи и там решил ждать Игнатова. А чтобы не терять времени даром, направил боевые группы на разные участки железной дороги Барановичи - Лунинец. Одновременно с Бочериковым и Синкевичем на задание ушла группа Михаила Громыко.
   Первый же выход на железную дорогу принес удачу. В Центр полетели радиограммы:
   "25 января 1944 года на перегоне между станциями Ганцевичи - Люсино в 20 часов 35 минут взорван эшелон противника с военной техникой, следовавший на станцию Лунинец. Уничтожены: паровоз и 2 вагона с техникой. В подрыве участвовали: Синкевич, Чмут, Дворянчиков, Кожич, Герасимович А., Батыров, Корзун, Шахно, Гурко, Носовцов. Проводник Бобок Ф. П. из деревни Люсино. Группа Синкевича";
   "31 января на перегоне между станциями Люсино - Малковичи в 20 часов 50 минут взорван эшелон с живой силой противника. Уничтожены: паровоз и 4 вагона с солдатами и офицерами, остальные вагоны получили повреждения. В подрыве участвовали: Бочериков, Тюлькин, Ильин, Сидоров, Маслов, Семенов, Заруба, Бендерин. Проводник - житель Малковских хуторов Зенько П. М. Группа Бочерикова";
   "1 февраля на перегоне между станциями Люсино - Ганцевичи в 19 часов 30 минут была заминирована железная дорога. Следовавшая по путям охрана в количестве 50 человек обнаружила мину и попыталась ее обезвредить. Посредством шнура и упрощенного взрывателя мина была взорвана. Убито 11 солдат противника, 6 - сильно контужено и несколько человек ранено. Группа Сидора". (Сидор - кличка Громыко.)
   6 февраля в деревню Чучевичи от Линке и Игнатова прибыли бойцы во главе с Василием Козловым. Они сообщили, что место для базы подобрано, ждут отряд.
   В пути у шестерых бойцов поднялась температура.
   - Тиф, - сказал врач Строганов.
   Известие сильно расстроило Рабцевича и комиссара, ведь каждый обстрелянный боец был на вес золота.
   Первый хлеб
   На новом месте все пришлось начинать сначала. Площадку для базы Линке с Игнатовым выбрали удачную. Это была небольшая возвышенность в лесу среди болот под деревней Липники, сравнительно недалеко от железных дорог Пинск - Лунинец, Барановичи - Лунинец. Они даже избушку с подслеповатыми окошками срубили. Ее тут же отвели под лазарет.
   Рабцевич вместе с Линке и Процановым обошли площадку, наметили, где поставить баню с прачечной, склады, конюшню, жилые помещения. По опыту гражданской войны Рабцевич знал, что землянки в этой местности строить нельзя: весенние паводки, которые были не за горами, затопят всю округу; кроме того, вода близко к поверхности земли, копнешь лопатой раз-другой, и она появляется. Решили рубить небольшие избушки, подобные той, что отвели под лазарет.
   - Чувствуешь, сколько у тебя работы? - спросил Рабцевич Процанова.
   Хозяйственник задумчиво мотнул головой.
   - Понятно... - И вдруг взмолился: - Товарищ Игорь, будьте добры, переведите меня бойцом в какую-нибудь группу. Война, глядишь, скоро кончится, а я еще не только состава не подорвал, но даже ни одного фрица на тот свет не отправил. Неужели я не воин?
   Рабцевич насупился, хмуро глянул на Процанова.
   - Мы же, помнится, договорились: твои эшелоны - это обутые, одетые, накормленные и обстиранные бойцы.
   - Товарищ Игорь, - не унимался Процанов, - у нас же есть люди постарше, вот хотя бы... - Он назвал несколько фамилий. - Они справятся, а я охотно пойду на железку, да куда ни пошлете - соглашусь.
   Рабцевич внимательно поглядел на хозяйственника, отвернулся.
   - Ладно, вот отстроимся, тогда решим.
   - Да я, товарищ Игорь, - обрадовался Процанов, - да я все сделаю, как прикажете!
   Осмотрев площадку, Рабцевич собрал совещание актива отряда. На нем решили строить базу, не прекращая боевых действий. Поэтому небольшие группы во главе с Бочериковым, Игнатовым, Синкевичем, Громыко тут же отправились на задания. Кроме диверсий на железных и шоссейных дорогах, установления связи с местным населением им поручалось добывать медикаменты. Благодаря своевременным мерам тиф удалось остановить. В этом большую роль сыграли не только врачи, медсестры отряда, но и медчасть соседнего, 208-го партизанского полка имени И. В. Сталина.
   Работа на базе закипела. С раннего утра до глубокой ночи над стройкой слышалось задорное пение пил, перестукивание топоров, молотков.
   Однако сложным оказалось не строительство, а питание отряда. В Рожанове с этим было проще - расселились по хатам, там и кормились. Теперь бойцы сами готовили пищу.
   Не мудрствуя лукаво, решили питаться по группам, приготовление пищи поручить девушкам - бывшим связным. В группе Синкевича этим занималась Ольга Войтик - учительница из деревни Михновичи, которая в свое время вместе с другой учительницей, Ольгой Негрей, помогла Синкевичу установить связь с подпольщиками города Калинковичи. При выполнении одного из заданий Негрей попала в гестапо. Фашисты пытали ее и, ничего не добившись, живьем закопали в землю. Ольга Войтик стала членом отряда. Вместе с подругами пекла лепешки, готовила другую еду...
   Как-то бойцы чуть ли не в один голос попросили: "Хотим хлеба, настоящего печеного хлеба!"
   - Будет печка, испеку, - пообещала Ольга.
   Мастер-печник тут же нашелся. Да и за материалом далеко ходить не пришлось: на погорелках ближней деревни в достатке набрали не только добротного кирпича, но и всякого литья, кованых приспособлений для печки, начиная от вьюшки, дверок и вплоть до заслонки.
   Вскоре на удобном месте, около жилых построек, сложили большую русскую печь, даже под навес поставили, обожгли. И сразу же к Ольге: "Обещала?.. Выполняй!"
   Синкевич принес ей закваски из деревни Вулька, бойцы раздобыли дубовую квашню.
   С вечера, как только группа ушла под Пинск, Ольга с подружками принялась за стряпню. Так вышло, что сама она ни разу в жизни не пекла хлеб. Сначала мать не доверяла, а потом, когда стала взрослой, не доводилось - училась в педучилище вдали от дома. Признаться подругам в своем неумении постеснялась, хотя и они мало чем могли ей помочь. Утешало то, что помнила порядок, как мать пекла. Ольга взяла немного муки. Тесто хорошо промесила и, когда оно стало отлипать от рук, сложила в квашню, верх разровняла, спрыснула водичкой. Квашню закутала в овчинку, поставила в теплое место в своей хатке - у буржуйки. Утром протопила печь, кочергой разгребла по бокам и под заслонку угли, смоченным водой березовым веником тщательно подмела под и прикрыла печь заслонкой, чтобы жар не выходил. На стол, посыпанный мукой, вывалила подошедшее тесто, разрезала его на четыре куска, из них скатала ровные кругляши, и на деревянной лопатке сунула их в печь на под.
   - Теперь, родная, не подведи. - Ольга, как, бывало, делала мать, ласково похлопала по теплым бокам печи, словно это было живое существо...
   - Через три часа, девочки, - сказала она помогавшим подружкам, - хлеб будет готов.
   Потом, чтобы не терять времени, все вместе принялись готовить обед. Надо было поспеть к приходу группы. Старались. Уж очень хотелось угодить бойцам.
   Спустя часа полтора возле печки нет-нет да и стали задерживаться бойцы других групп. Спрашивали:
   - Никак, девчата, хлеб печете?
   - Ага, - радостно отвечали девушки.
   - Угостите?
   - Конечно!
   Группа о своем прибытии заявила еще издалека радостными восклицаниями:
   - Братцы, чует мой нос, хлеб уже поспевает!
   - Ого-о!
   - Ну, тогда поедим!
   Обычно бойцы, вернувшись с задания, тут же разбредались по своим хаткам, отсыпались и уже потом принимались за еду. Теперь все собрались возле печки: ведь в таком случае, как бы ни устал, не уснешь...
   - Милые, распрекрасные вы мои девочки, чем нас порадуете? - весело спросил Михаил Чмут. Он живо заглянул в одну кастрюлю, в другую. - Щи наваристые-то какие!.. Может, красавицы, нальете?
   Получив отказ, он сунулся к печке, схватился за заслонку, но, схлопотав затрещину, заливисто рассмеялся.
   - А щи-то и впрямь вкусные, я уже не говорю про хлеб - пышный, пахучий... - Он уселся на скамейку, шумно сглотнул слюну.
   - Не томи ты нас, Ольгуша, - попросил Алексей Герасимович. - Сил больше нет терпеть.
   - Да что ж я сделаю, товарищи мои дорогие, - хлеб должен пропечься, пояснила Ольга. - Она глянула на часы - немецкую штамповку, одолженную по такому случаю у бойца. - Через полчасика выну хлеба. - Чтобы убедиться в точности сказанного, заглянула в печь.
   Глянул в печь и подоспевший Чмут.
   - Братцы вы мои, хлеба-то какие!.. Готовы уже, с места мне не сойти!..
   - А вот и начальство идет, - тихо сказала Ольга, поправляя косынку, румянец выступил у нее на лице.
   Из-за деревьев, о чем-то переговариваясь меж собой, вышли Рабцевич и Синкевич.
   Увидев бойцов вокруг печки и за столом, Рабцевич спросил:
   - Обедать собрались?..
   - И даже с хлебом, - расплывшись в улыбке, похвастался Синкевич. Из-за спины командира отряда он показал бойцам, чтобы освободили место за столом: - Давайте с нами за компанию.
   Рабцевич окинул взглядом забеспокоившихся у печи девчат.
   - Если с хлебом, не откажусь. - Он сел за стол. Рядом, потеснив бойцов, уселся Синкевич.
   - Предупреждаем, товарищ Игорь, - раздался чей-то шутливый голос, это у нас пробная выпечка. Можно не дождаться!
   Рабцевич глянул настороженно, но, увидев веселые лица бойцов, засмеялся.
   - Дождусь!
   Дружный смех совсем смутил девчат.
   Ольга открыла заслонку, глянула в печь.
   - Девчата, разливайте щи, сейчас хлеб подам...
   На столе вместе с большой кастрюлей появились миски, тарелки, котелки, ложки.
   Ольга, поддев лопаткой, выволокла каравай из печи и, поднеся к столу, осторожно поставила перед Рабцевичем.
   - Вот это хлеб! - не удержался Пархоменко, все это время терпеливо дожидавшийся обеда.
   Каравай действительно был отменный: большой, пышный, с аппетитной коричневой корочкой.
   - А пахнет-то, - возрадовался кто-то с конца стола, - даже отсель слышно!
   Рабцевич невольно поддался соблазну и, нагнувшись над караваем, втянул воздух. Разогнулся, выдохнул:
   - Какую же власть имеет хлеб над человеком!
   Синкевич достал финский нож, тщательно протер лезвие о рукав ватника, попросил:
   - Товарищ командир, режьте...
   За столом вмиг сделалось необычно тихо. Все уставились на Рабцевича.
   Чувствуя необычность происходящего, Рабцевич встал, прижал горячий каравай к груди и, как, бывало, в далекие времена делал отец, вытянул руку, приставил нож к караваю, вонзил в него и потащил на себя...
   Но что такое? Вместо обычного в таком случае мягкого хруста из-под ножа послышался треск, напоминающий звуки не то ломающегося, пересушенного зноем сучка, не то рвущейся парусины. И тут же на стол, гулко стукнувшись, упала горбушка. Собственно, это была не горбушка, а подсушенная корочка без мякоти.
   Вздох недоумения, растерянности, огорчения вырвался у всех.
   Рабцевич удивленно посмотрел направо, налево, перед собой и неожиданно для всех улыбнулся.
   - Когда у моей мамаши почему-либо не получался хлеб, отец шутливо говорил: "Ну, мать, у нас в доме сегодня не иначе как Христос ночевал!" Засмеявшись, он хотел что-то веселое отпустить в адрес пекаря, но, увидев заплаканную Ольгу, сочувственно хмыкнул и положил опавший каравай, похожий теперь на большую лепешку, перед Синкевичем. - Отрезай свой кусок.
   За столом зашумели, каравай-лепешка пошел по кругу...
   Неудавшийся хлеб скрасили вкусные щи и не менее вкусные белорусские клецки.
   Благодаря девчат за обед, Рабцевич ободряюще заметил огорченной Ольге:
   - А ты, дивчина, не вешай носа и вытри слезы - бойцу не положено нюни распускать. Еще такие нам хлеба испечешь, что все порадуются.
   Рабцевич оказался прав: Ольга Войтик вскоре наловчилась выпекать такие прекрасные хлеба, что даже из других групп приглашали наладить выпечку караваев.
   Победное шествие
   В начале марта сорок четвертого года из Центра поступила радиограмма о прибытии на аэродром Василия Захаровича Коржа, Бабаевского и Побажеева. Рабцевичу приказывали организовать встречу: товарищи прилетят с большим грузом.