Страница:
Самые ужасные случаи известны в Восточной Европе, в районах Силезии и Восточной Пруссии. Однако изнасилования происходили не только в регионах, прилегающих к местам сражений. Они участились повсюду во время войны, даже в тех районах, где не было боевых действий. Например, в Великобритании и Северной Ирландии число сексуальных преступлений, включая изнасилования, увеличилось почти на 50 % между 1939 и 1945 гг. и вызвало огромную озабоченность в тот период.
Не существует однозначных объяснений колоссальному увеличению числа изнасилований, происходивших в Европе на последних этапах войны и после нее, но есть несколько определенных тенденций, общих для всего континента. Штатские мужчины лишь иногда несли ответственность за совершение этого преступления, поскольку это была преимущественно военная проблема: когда армии союзников окружили Германию со всех сторон, с ними пришла и волна сексуального насилия, наряду с другими преступлениями. Хуже всего дела в этом отношении обстояли там, где царила неразбериха, например сразу после тяжелого сражения или в войсках со слабой дисциплиной. Важно отметить: изнасилования происходили несравнимо чаще в тех странах, которые скорее завоевывались, а не освобождались. Это наводит на мысль, что месть и желание занять господствующее положение главенствовали, становясь движущей силой массовых изнасилований в 1945 г.
Исследования говорят о том, что изнасилования в военное время отличаются особой жестокостью и особенно широко распространены там, где между оккупационными войсками и гражданским населением больше культурных различий. Эта теория, безусловно, была порождена событиями Второй мировой войны. Французские войска в Баварии «прославились» особо. По словам англичанки Кристабель Биленберг, которая жила в деревне рядом со Шварцвальдом (горный массив на юго-западе Германии. – Пер.), марокканские войска «перетрахали всю долину», как только появились здесь. Позднее их сменили войска из Сахары, которые «прибыли ночью, окружили каждый дом в деревне и изнасиловали всех женщин в возрасте от 12 до 80 лет». В городе Тюбингене марокканские войска насиловали девочек от 12 лет и женщин до 70 лет. Ужас этих женщин усиливала чужеродная внешность мужчин, особенно после многих лет нацистской расовой пропаганды.
Культурные различия также служили факторами, сыгравшими свою роль на Восточном фронте. Презрение, которое многие немецкие солдаты испытывали по отношению к живущим на востоке «людям второго сорта», когда они вторглись в Советский Союз, безусловно, внесло свой вклад в жестокое обращение с украинскими и русскими женщинами. Василий Гроссман побеседовал с одной учительницей, которая была изнасилована немецким офицером, угрожавшим пристрелить ее шестимесячного ребенка. Другая русская школьная учительница по имени Женя Демьянова описала, как подверглась групповому изнасилованию больше чем дюжиной немецких солдат после того, как один из них отхлестал ее конским хлыстом. «Они разорвали меня на куски, – написала она. – Я просто труп».
Когда фортуна переменилась и Красная армия стала наступать на Центральную и Юго-Восточную Европу, солдаты под влиянием расовых и культурных мотивов действовали подобным образом. В Болгарии, например, по сравнению с ее соседями, едва ли кто-то пострадал от изнасилований, отчасти потому, что русская армия в Болгарии была более дисциплинированной, чем некоторые другие. Кроме того, Болгария и Россия схожи в культурном и языковом аспектах и целый век находились в дружеских отношениях. Когда Красная армия пришла сюда, ее искренне приветствовали большинство болгар. В Румынии, наоборот, язык и культура очень отличались от советских, и она до 1944 г. вела с Советами жестокую войну. В результате румынские женщины пострадали больше болгарок.
В Венгрии и Австрии положение женщин было еще хуже, а в некоторых районах поистине ужасающим. И вновь все упиралось в культурные различия между двумя сторонами, но в этом случае враждебность подогревалась тем, что венгры и австрийцы, в отличие от румын, по-прежнему воевали с СССР, когда сюда пришла Красная армия. (Советским командованием были отданы приказы, в соответствии с которыми немало насильников было расстреляно. В гитлеровской армии солдаты освобождались от ответственности за любые преступления против гражданского населения оккупированных территорий. – Ред.) Многие женщины в районе Чаквара, к западу от Будапешта, подвергались такому бесчеловечному насилию, что их спины ломались под мужским натиском. Двадцатитрехлетняя венгерка Алин Полш из Трансильвании получила, таким образом, болезненные, но, к счастью, преходящие травмы. Ее насиловали многократно на протяжении нескольких недель, и она часто не знала, сколько мужчин нападали на нее в течение ночи. «Это не имело ничего общего с объятиями или сексом, – написала она позднее. – Это не имело ничего общего ни с чем. Это была – теперь, когда я это пишу, я подобрала точное определение – агрессия. Вот что это было». Ее также мучило знание того, «что подобное происходит по всей стране».
Но именно в Германии изнасилования были распространены более всего. В Восточной Пруссии, Силезии и Померании были изнасилованы, а затем убиты десятки тысяч женщин во время вакханалии поистине средневековой жестокости. Мари Науман, молодая мать из Баервальде в Померании, была изнасилована, а затем повешена толпой солдат на сеновале вместе с мужем, а в это время ее детей задушили веревками. Какие-то штатские поляки сняли ее с веревки еще живой и спросили, кто сделал это с ней. Она сказала им, что это были русские, они обозвали ее лгуньей и избили. Не имея сил вынести все, что с ней случилось, она попыталась утопиться в близлежащем ручье, но не смогла завершить это. Промокнув насквозь, пошла на квартиру к одной знакомой, где случайно встретила другого русского офицера, который изнасиловал ее еще раз. Вскоре после того, как он ушел, пришли еще четверо советских солдат и изнасиловали ее «неестественным способом». Закончив, они принялись бить ее ногами, пока она не потеряла сознание. Она пришла в себя, когда в комнату вошли еще двое солдат, «но они не тронули меня, так как я была скорее мертвой, чем живой».
Тысячи подобных историй собраны в ходе немецких исследовательских проектов в церковных архивах и правительством Германии. Советские источники тоже подтверждают эти заявления. Мемуары русских офицеров Льва Копелева и Александра Солженицына описывают сцены широко распространенных изнасилований, как и несколько рапортов о произволе советских войск, поданных подразделениями их тайной полиции – НКВД в 1945 г.
Изнасилования продолжались по мере того, как Красная армия продвигалась по Силезии и Померании к Берлину. В огромном количестве случаев женщины подвергались групповым изнасилованиям, зачастую многократным в последующие ночи. Василий Гроссман взял интервью у женщины в Шверине, которая рассказала ему, что сегодня «ее уже изнасиловали десять человек». В Берлине Ханнелора Тиле была изнасилована «семью мужчинами подряд, как животными». Другую женщину нашли, когда она пряталась в куче угля в подвале своего дома. «Двадцать три солдата один за другим, – сказала она потом. – Меня потом зашивали в больнице. Я не хочу больше иметь дела с мужчинами». Карл Август Кнорр, немецкий офицер в Восточной Пруссии, утверждает, что спас несколько десятков женщин из виллы, где «в среднем их насиловали по 60–70 раз в день». И этот список продолжается.
Сообщения об изнасилованиях в 1945 г. вызывают тошноту, как и отчеты о других зверствах, происходивших во время войны, потому что они многочисленны. Рассказы, подтвержденные документами и хранящиеся в Восточных архивах в Кобленце, на Нюрнбергском процессе читали так же монотонно, как и описания массовых убийств евреев – это бесконечное повторение ужаса, который становится невозможно пережить. В районах Центральной Европы происходили не отдельные случаи, а массовые изнасилования всего женского населения. В Вене, по сообщениям врачей в больницах, были изнасилованы 87 тысяч женщин. В Берлине обстояло еще хуже: полагают, что там жертвами стали 110 тысяч женщин. На востоке страны, особенно в районах близ казарм советских солдат, постоянная угроза нападений существовала до конца 1948 г. Считается, что в Германии в целом после войны были изнасилованы почти 2 миллиона женщин.
Цифры по Венгрии получить труднее. В то время как изнасилования немецких и австрийских женщин после войны тщательно документировались, в Венгрии это явление так и не признавалось послевоенными коммунистическими властями. И только после 1989 г. стало возможно провести надлежащие исследования, но к этому времени большая часть информации была труднодоступна. Грубые оценки, основанные на больничных записях, предполагают, что советскими солдатами были изнасилованы от 50 до 200 тысяч венгерских женщин. Цифры в Западной Европе хоть и гораздо ниже, все же имеют значение. Например, армию Соединенных Штатов обвиняют в том, что между 1942 и 1945 гг. ее солдатами были изнасилованы 17 тысяч женщин в Северной Африке и Западной Европе.
Последствия сексуального насилия и эксплуатации после войны были огромны. Несмотря на 2 миллиона нелегальных абортов, которые производились каждый год в Германии, у немецких женщин родились 150–200 тысяч «иностранных младенцев», некоторые из них вследствие изнасилования. Многие из этих детей вынуждены были страдать от нелюбви своих матерей всю свою жизнь. Большой процент женщин заразились венерическими заболеваниями, как правило, неизлечимыми – в некоторых районах до 60 процентов. Цена одной инъекции антибиотика в Германии в августе 1945 г. была сравнима с двумя фунтами натурального кофе. Физические проблемы повлекли за собой эмоциональные и психологические последствия не только для тех, кто непосредственно пострадал от насилия, но и для женщин в целом. Когда столь многие из них были низведены до уровня военной добычи, все женщины осознали то, что никогда не будут в безопасности, а мир, в котором правят мужчины, ценит их только ради одного. Поэтому женщины на огромных просторах Европы были вынуждены жить в постоянном страхе.
Мы не должны забывать, что мужчины тоже подверглись влиянию этого массового явления. Многие мужчины были вынуждены наблюдать, как насилуют их жен, матерей, сестер и дочерей. Тех, кто пытался помешать, часто пристреливали, но в целом немецкие мужчины просто находились рядом и все время после этого мучились от своего бессилия. Так, в Венгрии, Австрии и особенно Германии страшный и унизительный опыт массовых изнасилований явился опытом выхолащивания для мужчин. Даже те из них, кто отсутствовал во время освобождения, пережили его, вернувшись в свои дома и увидев необратимо преображенных жен и любимых после испытания, которому подверглись. Многие, не в состоянии справиться с этой переменой, бросали своих жен, тем самым усиливая бедственное положение женщин. Страх перед реакцией мужей заставлял многих женщин хранить случившееся в тайне, и огромное их число скрывало тот факт, что они подхватили венерическое заболевание, делали аборты или даже рожали «русских младенцев». В результате различных стрессов в супружеских отношениях в послевоенной Германии показатель разводов повысился вдвое по сравнению с довоенным уровнем – характерное для всей Европы явление.
Наконец, важно вспомнить о воздействии, которое бытовое изнасилование и эксплуатация женщин оказали на солдат, участвовавших в этом, особенно ввиду того, что большинство из них не понесли никакого наказания. Огромное количество изнасилований на протяжении нескольких лет после войны наводит на мысль о том, что мотивом послужила не только месть, как утверждают многие, – перед нами более тревожное предположение: многие солдаты совершали изнасилования просто потому, что могли делать это.
Заявления солдат, сделанные в то время, выдают уверенность в том, что у них есть право на секс, и они получат его силой, если нужно: «Мы вас освободили, а вы отказываете нам в таком пустяке?», «Мне нужна женщина! Я за это кровь проливал!», «У американских и английских солдат есть сигареты и шоколад, чтобы дать фрейлейн, и у них нет необходимости насиловать. У русских нет ни того ни другого». В обстановке неограниченной власти над женщинами угроза наказания была невелика, и все сослуживцы занимались сексуальным насилием, изнасилование стало нормой. Так, например, коллега Василия Гроссмана, военный корреспондент, изнасиловал русскую девушку, которая пришла искать у них в комнатах спасения от толп пьяных солдат на улице, и вовсе не потому, что был чудовищем, он просто не смог «устоять перед искушением».
Мужчины, которых американцы сейчас называют «величайшее поколение», не такие уж бескорыстные герои, которыми их зачастую изображают: какая-то их часть была ворами, грабителями самого худшего пошиба и жестокими людьми. Сотни тысяч солдат союзнических армий были также серийными насильниками. Лев Копелев в то время писал:
«Позор – не беда? Как насчет тех солдат, которые встают в очередь к немецкой женщине, насилуют девочек, убивают старух? Они вернутся в наши города, к нашим женщинам, нашим девочкам. Тысячи и тысячи потенциальных преступников, которые вдвое опаснее, потому что они будут возвращаться с репутацией героев».
После военной службы эти мужчины растворились среди населения Европы, а также вернулись в Канаду, Америку, Австралию и другие страны мира. Было бы действительно интересно изучить изменения – если они произошли – в отношении этих мужчин к женщинам в своих собственных странах после войны.
Как я уже отмечал, дети довольно редко видели мужчин не в форме. На самом деле в некоторых районах континента они вообще редко видели каких-либо мужчин. Нехватка моделей мужского поведения вкупе со снижением авторитета взрослых возымела сильное действие на поведение детей. В Великобритании во время войны подростковая преступность выросла почти на 40 %, особенно увеличилось количество взломов и проникновений, злостного причинения вреда и краж (их число выросло более чем вдвое). В Германии, если верить цифрам, распространенным Мартином Борманом, подростковая преступность более чем удвоилась в период 1937–1942 гг. и продолжала расти в 1943 г. В некоторых городах, таких как Гамбург, детская преступность за войну утроилась. К середине 1945 г. появились сообщения о группах «детей-гангстеров», которые в советской зоне нападали с целью ограбления и иногда убивали людей ради еды и денег. Отсутствие родительского надзора превращало их в «маленьких дикарей».
Наибольшую озабоченность вызывали немецкие дети. Некоторые люди полагали, что они представляют собой угрозу просто в силу своей немецкой крови. В Норвегии стали поступать массовые требования депортировать любых детей, отцами которых были немецкие солдаты, на том основании, что, повзрослев, они могут стать в будущем нацистской пятой колонной. Тот же самый евгенический (евгеника – учение о селекции применительно к человеку, о путях улучшения его наследственных качеств. – Пер.) принцип, который заставлял нацистов верить, что они раса господ, теперь применяли к немецким детям, видя в них будущую угрозу.
Внутри самой Германии союзники больше беспокоились о подростках, нежели о малолетних детях. Немецкие подростки к 1945 г. уже подвергались обработке нацистской идеологией на протяжении всей своей жизни – двенадцати лет обучения в школе и в обязательных нацистских группах для молодежи, вроде Лиги немецких девушек и гитлерюгенд. Многие боялись, что это поколение детей окажется неисправимым. Английские солдаты в 1944 и 1945 гг. часто замечали, что «чем моложе немец, тем более он заносчив и авторитарен». В замечательной статье в «Дейли экспресс» майор Р. Крисп утверждал, что обычных немецких солдат, с которыми ему доводилось сталкиваться, сменила армия фанатичных пятнадцати – шестнадцатилетних юнцов, которые, казалось, были не способны ни на что, кроме жестокости.
«В них нет ничего порядочного, или благородного, или скромного. Это грубые животные, похотливые и жестокие. Поколение мужчин, намеренно воспитанных варварами, обученных выполнять ужасные приказы психопата. Ни одна чистая мысль никогда не касалась их… Каждый немец, рожденный после 1920 г., находится под этим сатанинским заклятием. Чем они моложе, тем сильнее пропитаны губительным ядом. Каждый ребенок, рожденный при гитлеровском режиме, – потерянный ребенок. Это потерянное поколение».
Далее статья повествует о том, что смерть этих детей в сражениях – настоящее благо, а оставшихся следует истребить ради будущего мира. «Независимо от того, будут они истреблены или стерилизованы, нацизм во всем своем кошмарном обличье не исчезнет с лица земли, пока не умрет последний нацист».
Ужасы нацистской власти наконец нашли отражение в мыслях и записках союзников. В главной английской газете прозвучало предложение истребления как нравственный метод решения проблемы того зла, которое Гитлер выпустил в Европу. Ничто не отделяет эти идеи от некоторых самых фанатичных статей Геббельса в «Фёлькишер беобахтер» (газета «Народный обозреватель», с 1920 г. печатный орган НСДАП. – Пер.). Разница – и огромная – состоит в том, что в Великобритании люди с такими идеями не держали в руках бразды правления, и поэтому такие предложения никогда не были осуществлены. Но сам факт возникновения подобных мыслей мог быть вполне серьезно изложен в национальном средстве массовой информации, демонстрируя тем самым ущербность нравственности даже в странах, не подвергшихся оккупации во время войны.
Глава 6
Не существует однозначных объяснений колоссальному увеличению числа изнасилований, происходивших в Европе на последних этапах войны и после нее, но есть несколько определенных тенденций, общих для всего континента. Штатские мужчины лишь иногда несли ответственность за совершение этого преступления, поскольку это была преимущественно военная проблема: когда армии союзников окружили Германию со всех сторон, с ними пришла и волна сексуального насилия, наряду с другими преступлениями. Хуже всего дела в этом отношении обстояли там, где царила неразбериха, например сразу после тяжелого сражения или в войсках со слабой дисциплиной. Важно отметить: изнасилования происходили несравнимо чаще в тех странах, которые скорее завоевывались, а не освобождались. Это наводит на мысль, что месть и желание занять господствующее положение главенствовали, становясь движущей силой массовых изнасилований в 1945 г.
Исследования говорят о том, что изнасилования в военное время отличаются особой жестокостью и особенно широко распространены там, где между оккупационными войсками и гражданским населением больше культурных различий. Эта теория, безусловно, была порождена событиями Второй мировой войны. Французские войска в Баварии «прославились» особо. По словам англичанки Кристабель Биленберг, которая жила в деревне рядом со Шварцвальдом (горный массив на юго-западе Германии. – Пер.), марокканские войска «перетрахали всю долину», как только появились здесь. Позднее их сменили войска из Сахары, которые «прибыли ночью, окружили каждый дом в деревне и изнасиловали всех женщин в возрасте от 12 до 80 лет». В городе Тюбингене марокканские войска насиловали девочек от 12 лет и женщин до 70 лет. Ужас этих женщин усиливала чужеродная внешность мужчин, особенно после многих лет нацистской расовой пропаганды.
Культурные различия также служили факторами, сыгравшими свою роль на Восточном фронте. Презрение, которое многие немецкие солдаты испытывали по отношению к живущим на востоке «людям второго сорта», когда они вторглись в Советский Союз, безусловно, внесло свой вклад в жестокое обращение с украинскими и русскими женщинами. Василий Гроссман побеседовал с одной учительницей, которая была изнасилована немецким офицером, угрожавшим пристрелить ее шестимесячного ребенка. Другая русская школьная учительница по имени Женя Демьянова описала, как подверглась групповому изнасилованию больше чем дюжиной немецких солдат после того, как один из них отхлестал ее конским хлыстом. «Они разорвали меня на куски, – написала она. – Я просто труп».
Когда фортуна переменилась и Красная армия стала наступать на Центральную и Юго-Восточную Европу, солдаты под влиянием расовых и культурных мотивов действовали подобным образом. В Болгарии, например, по сравнению с ее соседями, едва ли кто-то пострадал от изнасилований, отчасти потому, что русская армия в Болгарии была более дисциплинированной, чем некоторые другие. Кроме того, Болгария и Россия схожи в культурном и языковом аспектах и целый век находились в дружеских отношениях. Когда Красная армия пришла сюда, ее искренне приветствовали большинство болгар. В Румынии, наоборот, язык и культура очень отличались от советских, и она до 1944 г. вела с Советами жестокую войну. В результате румынские женщины пострадали больше болгарок.
В Венгрии и Австрии положение женщин было еще хуже, а в некоторых районах поистине ужасающим. И вновь все упиралось в культурные различия между двумя сторонами, но в этом случае враждебность подогревалась тем, что венгры и австрийцы, в отличие от румын, по-прежнему воевали с СССР, когда сюда пришла Красная армия. (Советским командованием были отданы приказы, в соответствии с которыми немало насильников было расстреляно. В гитлеровской армии солдаты освобождались от ответственности за любые преступления против гражданского населения оккупированных территорий. – Ред.) Многие женщины в районе Чаквара, к западу от Будапешта, подвергались такому бесчеловечному насилию, что их спины ломались под мужским натиском. Двадцатитрехлетняя венгерка Алин Полш из Трансильвании получила, таким образом, болезненные, но, к счастью, преходящие травмы. Ее насиловали многократно на протяжении нескольких недель, и она часто не знала, сколько мужчин нападали на нее в течение ночи. «Это не имело ничего общего с объятиями или сексом, – написала она позднее. – Это не имело ничего общего ни с чем. Это была – теперь, когда я это пишу, я подобрала точное определение – агрессия. Вот что это было». Ее также мучило знание того, «что подобное происходит по всей стране».
Но именно в Германии изнасилования были распространены более всего. В Восточной Пруссии, Силезии и Померании были изнасилованы, а затем убиты десятки тысяч женщин во время вакханалии поистине средневековой жестокости. Мари Науман, молодая мать из Баервальде в Померании, была изнасилована, а затем повешена толпой солдат на сеновале вместе с мужем, а в это время ее детей задушили веревками. Какие-то штатские поляки сняли ее с веревки еще живой и спросили, кто сделал это с ней. Она сказала им, что это были русские, они обозвали ее лгуньей и избили. Не имея сил вынести все, что с ней случилось, она попыталась утопиться в близлежащем ручье, но не смогла завершить это. Промокнув насквозь, пошла на квартиру к одной знакомой, где случайно встретила другого русского офицера, который изнасиловал ее еще раз. Вскоре после того, как он ушел, пришли еще четверо советских солдат и изнасиловали ее «неестественным способом». Закончив, они принялись бить ее ногами, пока она не потеряла сознание. Она пришла в себя, когда в комнату вошли еще двое солдат, «но они не тронули меня, так как я была скорее мертвой, чем живой».
Тысячи подобных историй собраны в ходе немецких исследовательских проектов в церковных архивах и правительством Германии. Советские источники тоже подтверждают эти заявления. Мемуары русских офицеров Льва Копелева и Александра Солженицына описывают сцены широко распространенных изнасилований, как и несколько рапортов о произволе советских войск, поданных подразделениями их тайной полиции – НКВД в 1945 г.
Изнасилования продолжались по мере того, как Красная армия продвигалась по Силезии и Померании к Берлину. В огромном количестве случаев женщины подвергались групповым изнасилованиям, зачастую многократным в последующие ночи. Василий Гроссман взял интервью у женщины в Шверине, которая рассказала ему, что сегодня «ее уже изнасиловали десять человек». В Берлине Ханнелора Тиле была изнасилована «семью мужчинами подряд, как животными». Другую женщину нашли, когда она пряталась в куче угля в подвале своего дома. «Двадцать три солдата один за другим, – сказала она потом. – Меня потом зашивали в больнице. Я не хочу больше иметь дела с мужчинами». Карл Август Кнорр, немецкий офицер в Восточной Пруссии, утверждает, что спас несколько десятков женщин из виллы, где «в среднем их насиловали по 60–70 раз в день». И этот список продолжается.
Сообщения об изнасилованиях в 1945 г. вызывают тошноту, как и отчеты о других зверствах, происходивших во время войны, потому что они многочисленны. Рассказы, подтвержденные документами и хранящиеся в Восточных архивах в Кобленце, на Нюрнбергском процессе читали так же монотонно, как и описания массовых убийств евреев – это бесконечное повторение ужаса, который становится невозможно пережить. В районах Центральной Европы происходили не отдельные случаи, а массовые изнасилования всего женского населения. В Вене, по сообщениям врачей в больницах, были изнасилованы 87 тысяч женщин. В Берлине обстояло еще хуже: полагают, что там жертвами стали 110 тысяч женщин. На востоке страны, особенно в районах близ казарм советских солдат, постоянная угроза нападений существовала до конца 1948 г. Считается, что в Германии в целом после войны были изнасилованы почти 2 миллиона женщин.
Цифры по Венгрии получить труднее. В то время как изнасилования немецких и австрийских женщин после войны тщательно документировались, в Венгрии это явление так и не признавалось послевоенными коммунистическими властями. И только после 1989 г. стало возможно провести надлежащие исследования, но к этому времени большая часть информации была труднодоступна. Грубые оценки, основанные на больничных записях, предполагают, что советскими солдатами были изнасилованы от 50 до 200 тысяч венгерских женщин. Цифры в Западной Европе хоть и гораздо ниже, все же имеют значение. Например, армию Соединенных Штатов обвиняют в том, что между 1942 и 1945 гг. ее солдатами были изнасилованы 17 тысяч женщин в Северной Африке и Западной Европе.
Последствия сексуального насилия и эксплуатации после войны были огромны. Несмотря на 2 миллиона нелегальных абортов, которые производились каждый год в Германии, у немецких женщин родились 150–200 тысяч «иностранных младенцев», некоторые из них вследствие изнасилования. Многие из этих детей вынуждены были страдать от нелюбви своих матерей всю свою жизнь. Большой процент женщин заразились венерическими заболеваниями, как правило, неизлечимыми – в некоторых районах до 60 процентов. Цена одной инъекции антибиотика в Германии в августе 1945 г. была сравнима с двумя фунтами натурального кофе. Физические проблемы повлекли за собой эмоциональные и психологические последствия не только для тех, кто непосредственно пострадал от насилия, но и для женщин в целом. Когда столь многие из них были низведены до уровня военной добычи, все женщины осознали то, что никогда не будут в безопасности, а мир, в котором правят мужчины, ценит их только ради одного. Поэтому женщины на огромных просторах Европы были вынуждены жить в постоянном страхе.
Мы не должны забывать, что мужчины тоже подверглись влиянию этого массового явления. Многие мужчины были вынуждены наблюдать, как насилуют их жен, матерей, сестер и дочерей. Тех, кто пытался помешать, часто пристреливали, но в целом немецкие мужчины просто находились рядом и все время после этого мучились от своего бессилия. Так, в Венгрии, Австрии и особенно Германии страшный и унизительный опыт массовых изнасилований явился опытом выхолащивания для мужчин. Даже те из них, кто отсутствовал во время освобождения, пережили его, вернувшись в свои дома и увидев необратимо преображенных жен и любимых после испытания, которому подверглись. Многие, не в состоянии справиться с этой переменой, бросали своих жен, тем самым усиливая бедственное положение женщин. Страх перед реакцией мужей заставлял многих женщин хранить случившееся в тайне, и огромное их число скрывало тот факт, что они подхватили венерическое заболевание, делали аборты или даже рожали «русских младенцев». В результате различных стрессов в супружеских отношениях в послевоенной Германии показатель разводов повысился вдвое по сравнению с довоенным уровнем – характерное для всей Европы явление.
Наконец, важно вспомнить о воздействии, которое бытовое изнасилование и эксплуатация женщин оказали на солдат, участвовавших в этом, особенно ввиду того, что большинство из них не понесли никакого наказания. Огромное количество изнасилований на протяжении нескольких лет после войны наводит на мысль о том, что мотивом послужила не только месть, как утверждают многие, – перед нами более тревожное предположение: многие солдаты совершали изнасилования просто потому, что могли делать это.
Заявления солдат, сделанные в то время, выдают уверенность в том, что у них есть право на секс, и они получат его силой, если нужно: «Мы вас освободили, а вы отказываете нам в таком пустяке?», «Мне нужна женщина! Я за это кровь проливал!», «У американских и английских солдат есть сигареты и шоколад, чтобы дать фрейлейн, и у них нет необходимости насиловать. У русских нет ни того ни другого». В обстановке неограниченной власти над женщинами угроза наказания была невелика, и все сослуживцы занимались сексуальным насилием, изнасилование стало нормой. Так, например, коллега Василия Гроссмана, военный корреспондент, изнасиловал русскую девушку, которая пришла искать у них в комнатах спасения от толп пьяных солдат на улице, и вовсе не потому, что был чудовищем, он просто не смог «устоять перед искушением».
Мужчины, которых американцы сейчас называют «величайшее поколение», не такие уж бескорыстные герои, которыми их зачастую изображают: какая-то их часть была ворами, грабителями самого худшего пошиба и жестокими людьми. Сотни тысяч солдат союзнических армий были также серийными насильниками. Лев Копелев в то время писал:
«Позор – не беда? Как насчет тех солдат, которые встают в очередь к немецкой женщине, насилуют девочек, убивают старух? Они вернутся в наши города, к нашим женщинам, нашим девочкам. Тысячи и тысячи потенциальных преступников, которые вдвое опаснее, потому что они будут возвращаться с репутацией героев».
После военной службы эти мужчины растворились среди населения Европы, а также вернулись в Канаду, Америку, Австралию и другие страны мира. Было бы действительно интересно изучить изменения – если они произошли – в отношении этих мужчин к женщинам в своих собственных странах после войны.
НРАВСТВЕННОСТЬ И ДЕТИ
Учитывая атмосферу, царившую после войны, неудивительна озабоченность тем, как растут европейские дети. Они не только находились в постоянной физической опасности – мы слышали истории о том, как дети играли с выброшенными боеприпасами, ходили через минные поля за малиной или даже стреляли из противотанкового ружья, которое нашли у дороги, – опасности нравственные были столь же велики. Ущерб, нанесенный их психике, проявлялся в их играх. Матери приходили в отчаяние, наблюдая за тем, как их дети играют в «воздушные налеты», или от фразы «женщина, пойдем» (так говорили солдаты, выбирая немок для утех). В Берлине подполковник Вильям Байфорд-Джонс был потрясен, увидев рисунок повешенного человека, повторенный пятнадцать раз на трех стенах одного здания. По словам работника сиротского приюта Армии спасения, немецкие дети, с которыми он работал, всегда одевали своих кукол в военную форму, а большинство сирот из других стран плакали, если видели, что к ним приближается мужчина в военной форме.Как я уже отмечал, дети довольно редко видели мужчин не в форме. На самом деле в некоторых районах континента они вообще редко видели каких-либо мужчин. Нехватка моделей мужского поведения вкупе со снижением авторитета взрослых возымела сильное действие на поведение детей. В Великобритании во время войны подростковая преступность выросла почти на 40 %, особенно увеличилось количество взломов и проникновений, злостного причинения вреда и краж (их число выросло более чем вдвое). В Германии, если верить цифрам, распространенным Мартином Борманом, подростковая преступность более чем удвоилась в период 1937–1942 гг. и продолжала расти в 1943 г. В некоторых городах, таких как Гамбург, детская преступность за войну утроилась. К середине 1945 г. появились сообщения о группах «детей-гангстеров», которые в советской зоне нападали с целью ограбления и иногда убивали людей ради еды и денег. Отсутствие родительского надзора превращало их в «маленьких дикарей».
Наибольшую озабоченность вызывали немецкие дети. Некоторые люди полагали, что они представляют собой угрозу просто в силу своей немецкой крови. В Норвегии стали поступать массовые требования депортировать любых детей, отцами которых были немецкие солдаты, на том основании, что, повзрослев, они могут стать в будущем нацистской пятой колонной. Тот же самый евгенический (евгеника – учение о селекции применительно к человеку, о путях улучшения его наследственных качеств. – Пер.) принцип, который заставлял нацистов верить, что они раса господ, теперь применяли к немецким детям, видя в них будущую угрозу.
Внутри самой Германии союзники больше беспокоились о подростках, нежели о малолетних детях. Немецкие подростки к 1945 г. уже подвергались обработке нацистской идеологией на протяжении всей своей жизни – двенадцати лет обучения в школе и в обязательных нацистских группах для молодежи, вроде Лиги немецких девушек и гитлерюгенд. Многие боялись, что это поколение детей окажется неисправимым. Английские солдаты в 1944 и 1945 гг. часто замечали, что «чем моложе немец, тем более он заносчив и авторитарен». В замечательной статье в «Дейли экспресс» майор Р. Крисп утверждал, что обычных немецких солдат, с которыми ему доводилось сталкиваться, сменила армия фанатичных пятнадцати – шестнадцатилетних юнцов, которые, казалось, были не способны ни на что, кроме жестокости.
«В них нет ничего порядочного, или благородного, или скромного. Это грубые животные, похотливые и жестокие. Поколение мужчин, намеренно воспитанных варварами, обученных выполнять ужасные приказы психопата. Ни одна чистая мысль никогда не касалась их… Каждый немец, рожденный после 1920 г., находится под этим сатанинским заклятием. Чем они моложе, тем сильнее пропитаны губительным ядом. Каждый ребенок, рожденный при гитлеровском режиме, – потерянный ребенок. Это потерянное поколение».
Далее статья повествует о том, что смерть этих детей в сражениях – настоящее благо, а оставшихся следует истребить ради будущего мира. «Независимо от того, будут они истреблены или стерилизованы, нацизм во всем своем кошмарном обличье не исчезнет с лица земли, пока не умрет последний нацист».
Ужасы нацистской власти наконец нашли отражение в мыслях и записках союзников. В главной английской газете прозвучало предложение истребления как нравственный метод решения проблемы того зла, которое Гитлер выпустил в Европу. Ничто не отделяет эти идеи от некоторых самых фанатичных статей Геббельса в «Фёлькишер беобахтер» (газета «Народный обозреватель», с 1920 г. печатный орган НСДАП. – Пер.). Разница – и огромная – состоит в том, что в Великобритании люди с такими идеями не держали в руках бразды правления, и поэтому такие предложения никогда не были осуществлены. Но сам факт возникновения подобных мыслей мог быть вполне серьезно изложен в национальном средстве массовой информации, демонстрируя тем самым ущербность нравственности даже в странах, не подвергшихся оккупации во время войны.
Глава 6
НАДЕЖДА
Несмотря на все разрушения, причиненные человеческим жизням и окружающей среде, конец войны также принес с собой огромный оптимизм. Когда народы Европы в мае 1945 г. огляделись вокруг себя, они обнаружили, что на самом деле многим можно гордиться. Не все навязанные изменения носили негативный характер. Свержение диктатур сделало континент свободнее, безопаснее и спокойнее, чем он был до войны, демократические правительства наконец получили возможность снова прийти к власти – даже на какое-то время в большей части Восточной Европы. У всех возникло ощущение, что будущее, каким бы оно ни было, по крайней мере, дает надежду в сравнении с тем периодом, который они только что пережили.
В послевоенные годы произошел взрыв активности и идеализма на всех уровнях общества. Искусство, музыка и литература снова начали процветать, по всему континенту появились сотни новых журналов и газет. Зарождались новые философские течения, рисовавшие мир оптимизма и действия, где человек «занимает активную заинтересованную позицию и абсолютно свободен». Создавались десятки новых политических движений и партий, и некоторые из них занимали главенствующие позиции в политике на протяжении последующего полувека.
Все это было бы невозможно, не окажись население Европы исключительно деморализованным, обессиленным и развращенным. Надежда, по крайней мере, столь же важна, как и любой из этих более мрачных элементов послевоенной атмосферы. Именно надежда воскресила континент и позволила ему вновь подняться. И именно надежда смягчила неизбежный цинизм, с которым люди смотрели на новые правительства и общественные учреждения, возникающие на месте прежних. В основном надежда была естественной спонтанной реакцией на восстановление прав и свобод, которое сопровождало падение Гитлера. Но какая-то ее часть явилась результатом глубоко укоренившихся потребностей, желаний и даже предрассудков европейского общества.
Нигде это не проявлялось более явно, чем в Великобритании, которая сильно нуждалась в позитивных отвлекающих моментах после войны. Великобритания 1945 г. – поверженная страна. Англичане не только были вынуждены восстанавливать свою поврежденную инфраструктуру и фактически обанкротившуюся экономику, они, кроме того, взвалили на свои плечи бремя контроля над порядком в континентальной Европе, а также в своей разваливающейся империи в Африке и на Дальнем Востоке. Единственной компенсацией англичанам за десятилетие лишений и нормирования продуктов, которое ждало их впереди, могла стать мысль о нации героев, коими они себя позиционировали ввиду непобедимости и благородства действий.
В качестве противоядия к страшилкам из-за границы и рассказам о невзгодах дома англичане начали десятками выдавать истории о героизме. Конец 1940-х и начало 1950-х гг. пережили настоящую лавину английских военных рассказов: «Великое избавление», «Жестокое море», «Сокрушители плотин» (так называлась 617-я эскадрилья ВВС Великобритании, осуществлявшая в годы Второй мировой войны бомбежку плотин в промышленных районах Германии. – Пер.), «Меня встретит лунный свет», «История в Колдице», «Достать до неба» – если перечислять некоторые из самых известных рассказов. Ни один из главных действующих лиц в этих рассказах не сомневается в справедливости своего дела, в своих способностях или вере в достижение цели, несмотря на кажущиеся непреодолимыми препятствия. Англичанам было необходимо видеть себя в послевоенные годы. Мифу о том, что англичане никогда не отчаивались, не сомневались и даже не ворчали, противоречит даже беглое изучение архивов «Масс обзервейшн» («Мнение масс» – организация по изучению общественного мнения, основана группой социологов в Лондоне в 1937 г. – Пер.) военного времени. Однако это – утешительный стереотип, бытующий и по сей день.
Потребность в положительных историях о соотечественниках повсеместно распространилась в послевоенной Европе. Для стран, оккупированных нацистами, они были куда более важны, ибо не только отвлекали людей от суровой послевоенной жизни, как в Великобритании, но и уводили внимание от неприятного факта сотрудничества с оккупантами.
Например, в Норвегии очищение общества от коллаборационистов сопровождалось – и со временем стало затмеваться – публичным чествованием национальных героев войны. Были произнесены десятки публичных речей, восхваляющих храбрость бойцов Сопротивления, и проводились церемонии награждения авторов самых воодушевляющих историй. К концу 1940-х годов был опубликован ряд военных мемуаров, подробно описывающих подвиги норвежских солдат, шпионов и диверсантов. В основе книги Дженса Мюллера Tre kom tilbake история о «великом спасении» из лагеря для военнопленных Шталаглюфт III. Мюллер один из трех человек, добравшихся оттуда домой. В своих мемуарах Олаф Ольсен повествует о том, как взорвал Лисакерский мост после нацистского вторжения, бежал в Великобританию, а затем в 1943 г. был сброшен на парашюте в Норвегию в качестве агента английского специального подразделения. Кнут Хаукелид поведал, как с другими диверсантами уничтожил в Рьюкане нацистский завод по производству тяжелой воды – операция, увековеченная в английском фильме «Герои Телемарка». В необычной карьере Макса Мануса случались и захватывающие дух побеги, и интриги, и диверсии. Его воспоминания опубликованы в Норвегии в 1946 г., но в художественном фильме эта история воплотилась только в 2008 г. – самый крупнобюджетный фильм в истории Норвегии на момент написания книги, свидетельство непреходящей притягательности героев войны этой страны.
В послевоенные годы произошел взрыв активности и идеализма на всех уровнях общества. Искусство, музыка и литература снова начали процветать, по всему континенту появились сотни новых журналов и газет. Зарождались новые философские течения, рисовавшие мир оптимизма и действия, где человек «занимает активную заинтересованную позицию и абсолютно свободен». Создавались десятки новых политических движений и партий, и некоторые из них занимали главенствующие позиции в политике на протяжении последующего полувека.
Все это было бы невозможно, не окажись население Европы исключительно деморализованным, обессиленным и развращенным. Надежда, по крайней мере, столь же важна, как и любой из этих более мрачных элементов послевоенной атмосферы. Именно надежда воскресила континент и позволила ему вновь подняться. И именно надежда смягчила неизбежный цинизм, с которым люди смотрели на новые правительства и общественные учреждения, возникающие на месте прежних. В основном надежда была естественной спонтанной реакцией на восстановление прав и свобод, которое сопровождало падение Гитлера. Но какая-то ее часть явилась результатом глубоко укоренившихся потребностей, желаний и даже предрассудков европейского общества.
КУЛЬТ ГЕРОИЗМА
С окончанием войны в Европе, по-видимому, возникла неутолимая потребность в рассказах о ней. Отчасти людям нужно было осознать то, что они пережили. Но стиль рассказов, которые стали появляться, показывает, что удовлетворялась не только эта потребность. Большинство популярных историй повествовали о небывалом массовом героизме по всей Европе. Почти в каждом случае роль героев отводилась местным мужчинам и женщинам, подвиги или жертвенность которых символизировали, по крайней мере в воображении людей, истинный дух их соотечественников. Бедствия войны тем временем проецировались на злодеев, почти всегда иностранцев и обычно немцев. Этот контраст между иностранным злом и доморощенным благородством был чрезвычайно важен для перестройки национальной идентичности после войны и стал одним из главных способов, с помощью которого побитые народы Европы предпочли зализывать свои раны.Нигде это не проявлялось более явно, чем в Великобритании, которая сильно нуждалась в позитивных отвлекающих моментах после войны. Великобритания 1945 г. – поверженная страна. Англичане не только были вынуждены восстанавливать свою поврежденную инфраструктуру и фактически обанкротившуюся экономику, они, кроме того, взвалили на свои плечи бремя контроля над порядком в континентальной Европе, а также в своей разваливающейся империи в Африке и на Дальнем Востоке. Единственной компенсацией англичанам за десятилетие лишений и нормирования продуктов, которое ждало их впереди, могла стать мысль о нации героев, коими они себя позиционировали ввиду непобедимости и благородства действий.
В качестве противоядия к страшилкам из-за границы и рассказам о невзгодах дома англичане начали десятками выдавать истории о героизме. Конец 1940-х и начало 1950-х гг. пережили настоящую лавину английских военных рассказов: «Великое избавление», «Жестокое море», «Сокрушители плотин» (так называлась 617-я эскадрилья ВВС Великобритании, осуществлявшая в годы Второй мировой войны бомбежку плотин в промышленных районах Германии. – Пер.), «Меня встретит лунный свет», «История в Колдице», «Достать до неба» – если перечислять некоторые из самых известных рассказов. Ни один из главных действующих лиц в этих рассказах не сомневается в справедливости своего дела, в своих способностях или вере в достижение цели, несмотря на кажущиеся непреодолимыми препятствия. Англичанам было необходимо видеть себя в послевоенные годы. Мифу о том, что англичане никогда не отчаивались, не сомневались и даже не ворчали, противоречит даже беглое изучение архивов «Масс обзервейшн» («Мнение масс» – организация по изучению общественного мнения, основана группой социологов в Лондоне в 1937 г. – Пер.) военного времени. Однако это – утешительный стереотип, бытующий и по сей день.
Потребность в положительных историях о соотечественниках повсеместно распространилась в послевоенной Европе. Для стран, оккупированных нацистами, они были куда более важны, ибо не только отвлекали людей от суровой послевоенной жизни, как в Великобритании, но и уводили внимание от неприятного факта сотрудничества с оккупантами.
Например, в Норвегии очищение общества от коллаборационистов сопровождалось – и со временем стало затмеваться – публичным чествованием национальных героев войны. Были произнесены десятки публичных речей, восхваляющих храбрость бойцов Сопротивления, и проводились церемонии награждения авторов самых воодушевляющих историй. К концу 1940-х годов был опубликован ряд военных мемуаров, подробно описывающих подвиги норвежских солдат, шпионов и диверсантов. В основе книги Дженса Мюллера Tre kom tilbake история о «великом спасении» из лагеря для военнопленных Шталаглюфт III. Мюллер один из трех человек, добравшихся оттуда домой. В своих мемуарах Олаф Ольсен повествует о том, как взорвал Лисакерский мост после нацистского вторжения, бежал в Великобританию, а затем в 1943 г. был сброшен на парашюте в Норвегию в качестве агента английского специального подразделения. Кнут Хаукелид поведал, как с другими диверсантами уничтожил в Рьюкане нацистский завод по производству тяжелой воды – операция, увековеченная в английском фильме «Герои Телемарка». В необычной карьере Макса Мануса случались и захватывающие дух побеги, и интриги, и диверсии. Его воспоминания опубликованы в Норвегии в 1946 г., но в художественном фильме эта история воплотилась только в 2008 г. – самый крупнобюджетный фильм в истории Норвегии на момент написания книги, свидетельство непреходящей притягательности героев войны этой страны.