Час назад Кивинов отправил постового, одетого по гражданке, на улицу Пушкина караулить БМВ Альберта. Чуть что, постовой должен был отзвониться.
Потом Кивинов позвонил в прокуратуру следователю Оболонскому, ведущему дело Воробьева, и в двух словах рассказал про Альберта. Тот долго ломал голову, потому что доказательств, что Жига убил Ковалевскую и ограбил Ингу, не было, а показания Мариши и Инги пока тоже ни к чему не привязывались – никаких ведь заяв по старухам к ним не поступало. Единственным ценным советом, полученным Кивиновым от Оболонского, было срочно вызвать родителей Риты Малининой из Челябинска, взять заявление о без вести пропавшей дочери, возбудить 103-ю «убийство» – и на основании этого арестовать всю компанию, а потом уж крутить на старух. Дело осложнялось тем, что случай был в другом районе, и местная прокуратура не очень захочет вешать себе на баланс еще одно дело, но Оболенский пообещал урегулировать этот вопрос.
Телефонный звонок оторвал Кивинова от написания очередной липовой справки.
– Андрюха, тачка на месте. Только приехал. С ним еще один. Здоровый такой.
– Выезжаем. Где ты будешь?
– Возле памятника. В сквере.
– Что на радио?
– Пока тишина.
– Понял, отбой.
Кивинов передернул затвор «Макарова», поставил ствол на предохранитель и сунул за ремень. Затем заглянул к Мише.
– По коням. Приехали.
Дукалис с участковым ждали на улице. «Жигули» уголовного розыска находились в очередном ремонте, ехать пришлось на УАЗике. Машина вырулила на проспект Стачек и направилась к центру. Особого возбуждения на было. Задержание преступников считалось такой же обыденной работой, как и написание бумаг. Как правило, мало кто дергается под дулами автоматов и ПМ. Дукалис по обыкновению сунул АКМ в спортивную сумку, чтобы не пугать прохожих.
– Где будет Серега? – спросил Миша.
– У памятника.
– А что, там памятник есть?
– Да, Мишель, Пушкину. Кстати, этот памятник имеет интересную историю. Я слышал на экскурсии в детстве. Он был поставлен еще до войны в честь какого-то Пушкинского юбилея. Во время блокады все памятники в городе снимались с постаментов и прятались, а про этот впопыхах забыли. Так вот, за всю блокаду на эту улицу не упала ни одна бомба, и не попал ни один снаряд. Жители говорили, что Пушкин оберегает их. Души великих людей не умирают, а продолжают творить добро. Круто завернул, а?
– Да, интересно, хотя я не верю в теорию душ.
– Я вообще-то тоже, но любопытное совпадение.
– Вы мне на всякий случай скажите, кого задерживать? – задал вполне уместный в данной ситуации вопрос Дукалис.
– Всех подряд, потом разберемся.
– А за что?
– Сволочи, – коротко ответил Кивинов, – по жизни.
Машина выехала на Литовский проспект. Еще через двадцать минут она остановилась возле 5-го отделения милиции. Дальше решили идти пешком, благо было недалеко.
Серега сидел в сквере, с надетыми на уши ярко-рыжими наушниками плейера. БМВ припарковалась у самого подъезда, втиснувшись в ряд других машин.
При виде своих постовой снял наушники и встал со скамейки.
– Дома?
– Там.
– Звонили?
– Да. «Пиццу-Риф» вызвали, кушать захотелось.
– Когда?
– Минут пятнадцать назад.
– Нормалек. – Кивинов взглянул на часы. – Сейчас мы их попотчуем. Главное
– не пересолить, верно, Толян?
Дукалис усмехнулся и поправил свою сумочку.
– Пошли, – скомандовал Кивинов. – Серега, давай на черный ход. Дом старый, наверняка есть еще один выход.
Зайдя в подъезд, Кивинов откинул щиток распределителя, аккуратно снял с телефонного кабеля предмет размером со спичечный коробок и снова замкнул провода.
– Что это? – заинтересовался участковый.
– Достижение бандитской техники на службе у доблестной милиции. Вторую часть устройства ты видел у Сереги на ушах. У рэкетиров отобрали. Удобная вещица – провода разомкнул, штучку эту прицепил и сиди, телефонный треп слушай. Правда, кое-кто из наших шибко ревнивых сослуживцев приноровился у меня эту штучку напрокат брать – жен слушать. Это, я считаю, безобразие. Это низко и недостойно облика честного мента.
Бригада честных ментов поднялась на третий этаж пешком, решив, что такую ораву старенький лифт не вытянет. Наконец все четверо остановились у массивных дверей.
– Ха, – усмехнулся Кивинов, показывая на маленькую табличку с гравировкой, – пижон. Даже не снял. Миша, потом перепиши на всякий случай данные. Ну что? Ни пуха.
Дукалис нажал звонок. Глазка в дверях не было, поэтому по углам площадки можно было не прятаться. Но от дверей все отошли, скорей по привычке – техника безопасности, как на заводе.
– Кто? – раздался мужской голос.
– «Пицца-Риф», – щелкнув пальцами, весело прокричал Кивинов самым идиотским рекламным тоном, на который только был способен.
Замок лязгнул, и дверь отворилась.
На фоне темного проема коридора старого дома проявилась фигура молодого парня в ярко-белой рубашке с узким галстуком на изящной заколке. Более внимательно Кивинов разглядывать товарища не собирался. Он поднял пистолет, наставил ствол в голову парня и приложил палец к губам:
– Тихо, парниша, не исключено, что это налет, а пицца, извини, подгорела.
Дукалис был менее вежлив. Он растопырил пальцы, обхватил ими, словно гандбольный мячик, голову парня и шар-нул красавчика о стену. Переступив через беднягу Альберта, медленно сползавшего по стене, он прошел в коридор и нырнул в одну из комнат. Участковый остался обрабатывать бездыханное тело торговца недвижимостью, шепотом цитируя ему гражданские права.
Кивинов с Петровым осторожно двинулись во вторую комнату, откуда лилась блатная музыка. Кивинов зашел первым. Парень сидел спиной к двери и балдел. Громкий, зычный голос Шуфутинского заслонил ему весь мир. Не опуская пистолета, Кивинов поинтересовался:
– Товарищ! «Скорую» вызывали?
Тот резко обернулся и обалдело уставился на оперов. В комнату, создавая лишний ажиотаж, ввалился Дукалис. Кивинов не сразу разглядел лицо парня: в комнате царила полутьма – но зато когда увидел, кто перед ним, то сразу узнал и даже икнул от неожиданности. Паренек, вероятно, тоже узнал Кивинова, причем на несколько мгновений раньше.
Их ему вполне хватило, чтобы сориентироваться в неожиданной для него ситуации.
Рука рванула из-за пояса пистолет, и ствол взлетел в направлении стоявшего ближе всех Петрова.
«Опять я», – только и успел подумать Миша, от растерянности закрыв глаза и сжав зубы – правила техники безопасности начисто вылетели из его головы.
Однако выстрела не последовало. Пистолет выдал лишь слабый щелчок. Осечка. Парень передернул затвор, но повторить прицельную стрельбу просто не успел, снесенный с места ударом Дукалиса.
– Пришить бы тебя, сука, – прошипел Толян, доставая браслеты.
Кивинов поднял выпавший пистолет, разрядил и положил на стол.
– Мишель, не стой, как памятник, сходи за понятыми. Только, ради Бога, не ныряй больше никуда.
Петров, покачиваясь, как пьяный, вышел из комнаты.
Дукалис подтолкнул парня ногой:
– Вставай, хорош прикидываться.
Задержанный поднялся и сел в кресло. Кивинов пододвинул стул и тоже сел.
– Привет, Вадик. Так отчего умерла твоя дальняя родственница? Мне кажется, от стыда за своего племянничка.
– Пошел ты…
– Во, а это чья курточка на диване? Что тут у нас? Ба, да это же команда Уэйна Грецки, «Лос-Анджелес Кингс». Да, разговор, похоже, будет длинным. И, конечно, не здесь.
Участковый ввел бедного Альберта.
– А вот и еще один наш племян-н-ничек, – схохмил Кивинов. – Почти вся компания в сборе. Не хватает только человек семи-восьми. Но куда они денутся, найдем. Верно, Альбертик?
Петров привел понятых. На этот раз он обернулся довольно быстро. Составили акт изъятия пистолета. Когда официальные процедуры закончились, Кивинов убрал бумаги и пистолет в карман и обратился к Дукалису:
– Слушай, Толян, наши знакомые крайне несовершенны, и я не удивлюсь, если через полгодика встречу этих му-даков на Невском. Знаешь ведь, кто украдет пирожок – получит пять лет, а кто украдет железную дорогу – не получит ничего. А поэтому я предлагаю поиграть в футбол. Двое на двое. Вы с Мишей и мы с Колей, А вы, ребята, извините, вместо мячиков.
Спустя пятнадцать минут обоих «мячиков» затолкали в подъехавший УАЗик. В футбол играть не стали, обошлись па-рочкой ударов по почкам и опять-таки несанкционированным обыском. Среди прочего хлама нашлась и пачка стодол-ларовых купюр, естественно, сделанных на «ксероксе». Одной из них рассчитались за весьма кстати привезенную пиццу. Аферу провернул Дукалис, аполитично рассудив, что «Пицца-Риф» не обеднеет. Успеху жульничества способствовали произнесенные им три волшебных слова – «Сдачи не надо».
Когда машина тронулась, Кивинов достал изъятый пистолет и внимательно рассмотрел его.
– А пушка-то в порядке. Видно, патрон подвел.
– Да, повезло мне.
– Не совсем так, Мишель. Ты забыл одну вещь.
– Какую?
Кивинов сощурил в улыбке глаза и молча указал пальцем на памятник Пушкину.
– О, черт! А ведь точно! Ну как тут не поверить в бессмертие души?!
– Так что ты был не так уж и не прав, выбрав эпиграф Высоцкого к своему сочинению о Евгении Онегине. Плохо только, что тебя завалили.
Некоторое время они ехали в тишине.
– Слушай-ка, – через несколько минут снова произнес Кивинов, – надо девчонку ту срочно допросить, ну, Ингу. Тут до больницы недалеко, заскочишь, а? Может она уже оклемалась?
– Ладно. Ради того, что мне сегодня повезло, сделаю.
– Если что, звони.
Петров в белом халате беседовал с врачом в ординаторской института скорой помощи.
– В принципе, кризис миновал, она уже в сознании. Можете поговорить, только недолго. Бахилы наденьте.
– Что с ней было?
– Надрыв кишки. Общее заражение крови. Делали полное переливание. Думаю, теперь все обойдется, организм молодой, даже детей иметь сможет.
– Дети – это хорошо, – улыбнулся Петров. – Где тут у вас реанимация?
ЭПИЛОГ
Потом Кивинов позвонил в прокуратуру следователю Оболонскому, ведущему дело Воробьева, и в двух словах рассказал про Альберта. Тот долго ломал голову, потому что доказательств, что Жига убил Ковалевскую и ограбил Ингу, не было, а показания Мариши и Инги пока тоже ни к чему не привязывались – никаких ведь заяв по старухам к ним не поступало. Единственным ценным советом, полученным Кивиновым от Оболонского, было срочно вызвать родителей Риты Малининой из Челябинска, взять заявление о без вести пропавшей дочери, возбудить 103-ю «убийство» – и на основании этого арестовать всю компанию, а потом уж крутить на старух. Дело осложнялось тем, что случай был в другом районе, и местная прокуратура не очень захочет вешать себе на баланс еще одно дело, но Оболенский пообещал урегулировать этот вопрос.
Телефонный звонок оторвал Кивинова от написания очередной липовой справки.
– Андрюха, тачка на месте. Только приехал. С ним еще один. Здоровый такой.
– Выезжаем. Где ты будешь?
– Возле памятника. В сквере.
– Что на радио?
– Пока тишина.
– Понял, отбой.
Кивинов передернул затвор «Макарова», поставил ствол на предохранитель и сунул за ремень. Затем заглянул к Мише.
– По коням. Приехали.
Дукалис с участковым ждали на улице. «Жигули» уголовного розыска находились в очередном ремонте, ехать пришлось на УАЗике. Машина вырулила на проспект Стачек и направилась к центру. Особого возбуждения на было. Задержание преступников считалось такой же обыденной работой, как и написание бумаг. Как правило, мало кто дергается под дулами автоматов и ПМ. Дукалис по обыкновению сунул АКМ в спортивную сумку, чтобы не пугать прохожих.
– Где будет Серега? – спросил Миша.
– У памятника.
– А что, там памятник есть?
– Да, Мишель, Пушкину. Кстати, этот памятник имеет интересную историю. Я слышал на экскурсии в детстве. Он был поставлен еще до войны в честь какого-то Пушкинского юбилея. Во время блокады все памятники в городе снимались с постаментов и прятались, а про этот впопыхах забыли. Так вот, за всю блокаду на эту улицу не упала ни одна бомба, и не попал ни один снаряд. Жители говорили, что Пушкин оберегает их. Души великих людей не умирают, а продолжают творить добро. Круто завернул, а?
– Да, интересно, хотя я не верю в теорию душ.
– Я вообще-то тоже, но любопытное совпадение.
– Вы мне на всякий случай скажите, кого задерживать? – задал вполне уместный в данной ситуации вопрос Дукалис.
– Всех подряд, потом разберемся.
– А за что?
– Сволочи, – коротко ответил Кивинов, – по жизни.
Машина выехала на Литовский проспект. Еще через двадцать минут она остановилась возле 5-го отделения милиции. Дальше решили идти пешком, благо было недалеко.
Серега сидел в сквере, с надетыми на уши ярко-рыжими наушниками плейера. БМВ припарковалась у самого подъезда, втиснувшись в ряд других машин.
При виде своих постовой снял наушники и встал со скамейки.
– Дома?
– Там.
– Звонили?
– Да. «Пиццу-Риф» вызвали, кушать захотелось.
– Когда?
– Минут пятнадцать назад.
– Нормалек. – Кивинов взглянул на часы. – Сейчас мы их попотчуем. Главное
– не пересолить, верно, Толян?
Дукалис усмехнулся и поправил свою сумочку.
– Пошли, – скомандовал Кивинов. – Серега, давай на черный ход. Дом старый, наверняка есть еще один выход.
Зайдя в подъезд, Кивинов откинул щиток распределителя, аккуратно снял с телефонного кабеля предмет размером со спичечный коробок и снова замкнул провода.
– Что это? – заинтересовался участковый.
– Достижение бандитской техники на службе у доблестной милиции. Вторую часть устройства ты видел у Сереги на ушах. У рэкетиров отобрали. Удобная вещица – провода разомкнул, штучку эту прицепил и сиди, телефонный треп слушай. Правда, кое-кто из наших шибко ревнивых сослуживцев приноровился у меня эту штучку напрокат брать – жен слушать. Это, я считаю, безобразие. Это низко и недостойно облика честного мента.
Бригада честных ментов поднялась на третий этаж пешком, решив, что такую ораву старенький лифт не вытянет. Наконец все четверо остановились у массивных дверей.
– Ха, – усмехнулся Кивинов, показывая на маленькую табличку с гравировкой, – пижон. Даже не снял. Миша, потом перепиши на всякий случай данные. Ну что? Ни пуха.
Дукалис нажал звонок. Глазка в дверях не было, поэтому по углам площадки можно было не прятаться. Но от дверей все отошли, скорей по привычке – техника безопасности, как на заводе.
– Кто? – раздался мужской голос.
– «Пицца-Риф», – щелкнув пальцами, весело прокричал Кивинов самым идиотским рекламным тоном, на который только был способен.
Замок лязгнул, и дверь отворилась.
На фоне темного проема коридора старого дома проявилась фигура молодого парня в ярко-белой рубашке с узким галстуком на изящной заколке. Более внимательно Кивинов разглядывать товарища не собирался. Он поднял пистолет, наставил ствол в голову парня и приложил палец к губам:
– Тихо, парниша, не исключено, что это налет, а пицца, извини, подгорела.
Дукалис был менее вежлив. Он растопырил пальцы, обхватил ими, словно гандбольный мячик, голову парня и шар-нул красавчика о стену. Переступив через беднягу Альберта, медленно сползавшего по стене, он прошел в коридор и нырнул в одну из комнат. Участковый остался обрабатывать бездыханное тело торговца недвижимостью, шепотом цитируя ему гражданские права.
Кивинов с Петровым осторожно двинулись во вторую комнату, откуда лилась блатная музыка. Кивинов зашел первым. Парень сидел спиной к двери и балдел. Громкий, зычный голос Шуфутинского заслонил ему весь мир. Не опуская пистолета, Кивинов поинтересовался:
– Товарищ! «Скорую» вызывали?
Тот резко обернулся и обалдело уставился на оперов. В комнату, создавая лишний ажиотаж, ввалился Дукалис. Кивинов не сразу разглядел лицо парня: в комнате царила полутьма – но зато когда увидел, кто перед ним, то сразу узнал и даже икнул от неожиданности. Паренек, вероятно, тоже узнал Кивинова, причем на несколько мгновений раньше.
Их ему вполне хватило, чтобы сориентироваться в неожиданной для него ситуации.
Рука рванула из-за пояса пистолет, и ствол взлетел в направлении стоявшего ближе всех Петрова.
«Опять я», – только и успел подумать Миша, от растерянности закрыв глаза и сжав зубы – правила техники безопасности начисто вылетели из его головы.
Однако выстрела не последовало. Пистолет выдал лишь слабый щелчок. Осечка. Парень передернул затвор, но повторить прицельную стрельбу просто не успел, снесенный с места ударом Дукалиса.
– Пришить бы тебя, сука, – прошипел Толян, доставая браслеты.
Кивинов поднял выпавший пистолет, разрядил и положил на стол.
– Мишель, не стой, как памятник, сходи за понятыми. Только, ради Бога, не ныряй больше никуда.
Петров, покачиваясь, как пьяный, вышел из комнаты.
Дукалис подтолкнул парня ногой:
– Вставай, хорош прикидываться.
Задержанный поднялся и сел в кресло. Кивинов пододвинул стул и тоже сел.
– Привет, Вадик. Так отчего умерла твоя дальняя родственница? Мне кажется, от стыда за своего племянничка.
– Пошел ты…
– Во, а это чья курточка на диване? Что тут у нас? Ба, да это же команда Уэйна Грецки, «Лос-Анджелес Кингс». Да, разговор, похоже, будет длинным. И, конечно, не здесь.
Участковый ввел бедного Альберта.
– А вот и еще один наш племян-н-ничек, – схохмил Кивинов. – Почти вся компания в сборе. Не хватает только человек семи-восьми. Но куда они денутся, найдем. Верно, Альбертик?
Петров привел понятых. На этот раз он обернулся довольно быстро. Составили акт изъятия пистолета. Когда официальные процедуры закончились, Кивинов убрал бумаги и пистолет в карман и обратился к Дукалису:
– Слушай, Толян, наши знакомые крайне несовершенны, и я не удивлюсь, если через полгодика встречу этих му-даков на Невском. Знаешь ведь, кто украдет пирожок – получит пять лет, а кто украдет железную дорогу – не получит ничего. А поэтому я предлагаю поиграть в футбол. Двое на двое. Вы с Мишей и мы с Колей, А вы, ребята, извините, вместо мячиков.
Спустя пятнадцать минут обоих «мячиков» затолкали в подъехавший УАЗик. В футбол играть не стали, обошлись па-рочкой ударов по почкам и опять-таки несанкционированным обыском. Среди прочего хлама нашлась и пачка стодол-ларовых купюр, естественно, сделанных на «ксероксе». Одной из них рассчитались за весьма кстати привезенную пиццу. Аферу провернул Дукалис, аполитично рассудив, что «Пицца-Риф» не обеднеет. Успеху жульничества способствовали произнесенные им три волшебных слова – «Сдачи не надо».
Когда машина тронулась, Кивинов достал изъятый пистолет и внимательно рассмотрел его.
– А пушка-то в порядке. Видно, патрон подвел.
– Да, повезло мне.
– Не совсем так, Мишель. Ты забыл одну вещь.
– Какую?
Кивинов сощурил в улыбке глаза и молча указал пальцем на памятник Пушкину.
– О, черт! А ведь точно! Ну как тут не поверить в бессмертие души?!
– Так что ты был не так уж и не прав, выбрав эпиграф Высоцкого к своему сочинению о Евгении Онегине. Плохо только, что тебя завалили.
Некоторое время они ехали в тишине.
– Слушай-ка, – через несколько минут снова произнес Кивинов, – надо девчонку ту срочно допросить, ну, Ингу. Тут до больницы недалеко, заскочишь, а? Может она уже оклемалась?
– Ладно. Ради того, что мне сегодня повезло, сделаю.
– Если что, звони.
Петров в белом халате беседовал с врачом в ординаторской института скорой помощи.
– В принципе, кризис миновал, она уже в сознании. Можете поговорить, только недолго. Бахилы наденьте.
– Что с ней было?
– Надрыв кишки. Общее заражение крови. Делали полное переливание. Думаю, теперь все обойдется, организм молодой, даже детей иметь сможет.
– Дети – это хорошо, – улыбнулся Петров. – Где тут у вас реанимация?
ЭПИЛОГ
Инга открыла глаза. Боли не было. Пропал и мужик с крючковатыми пальцами. Ей приснились ангелы. Потом приснилась мама. Она протягивала руки к Инге и улыбалась. Инга бежала к ней навстречу, но мама вдруг исчезла, а Инга очнулась от сна. Первым, что она увидела, был белый пото-лок. А рядом с ней стоял ангел. Она снова закрыла глаза, постом открыла. Ангел не улетал. Правда, он был немного не таким, как в ее снах. У ангела были большие лобные залысины, широченный галстук, а из-под белых крыльев виднелся кирпичного цвета потертый пиджачок. Но он улыбался. И эта улыбка говорила ей, что она жива и будет жить еще очень долго. И что не будет больше страшных кошмаров, а все будет очень хорошо. И что по ночам к ней будут приходить одни лишь чарующие детские сны.