Заглянул замполит и, сверкая белоснежной челюстью, довел до личного состава, что пришла очередная телеграмма из управления. Рекомендуется вылечить зубы не только сотрудникам, но и членам их семей, чтобы члены не оказывали пагубного воздействия на личный состав. А ближайшая суббота объявлена «Днем здоровых зубов». О мероприятиях на этот день будет сообщено дополнительно.
   – Интересно, – заметил фанат Херувимов, когда замполит ушел, – что гражданину важнее – здоровая улыбка сотрудника или найденное барахло? Когда у меня прорвет трубу и говно попрет наружу, мне до фонаря, что творится во рту у сантехника. Лишь бы он трубу залатал, а там хоть вообще без зубов пускай ходит.
   – Ты не прав. Порядок в голове начинается с порядка во рту.
   – Черт с ними, с вашими зубами, – довольно сказал Андрей, – я компьютеры нашел!
   – Ну? Где?
   – В вагоне-ресторане, тьфу, мать вашу. В подводной лодке. Завтра подгребайте пораньше, съездим, извлечем. Себе штучку оставим, пригодится. Всех подучетников туда забьем.
   – Круто, – почесал затылок Херувимов. – Как вышел? Стуканули?
   – Конечно.
   – Кто?!
   – Да ты и стуканул! «А-зэ упало»!
   – Ах, леший!
   Андрей улыбнулся и, пожав руки коллегам, отправился на территорию к знакомому шоферу договариваться насчет самосвала.
   – Демократия залезла ко мне в постель. – фанат Херувимов перевел дух и вытер рукавом куртки вспотевший лоб. – Насилую вчера любимую женщину, а она в самый решающий момент шепчет: «Валера, ты за кого голосовать собираешься
   – за старого губернатора или за кандидата?» Я ей чуть по фейсу не зарулил. Скоро дети будут рождаться с предвыборной платформой. Натурально.
   – Не сачкуй, давай жми.
   – Да все уже. – Валерка пару раз вжикнул полотном ножовки по дужке, и замок развалился.
   Андрей с Антоном приоткрыли тяжелую дверь и, включив фонарики, устремились в чрево корабля. Заскрипел паркетный пол.
   – 'ероические ребята! Ты 'лянь, Андрюха, шо они сотворили из национальной 'ордости! Бордель с ядерной боеголовкой!
   – Помолчи. – Андрей заметил наверху стеклянный витраж. – Вот здесь.
   Через пару секунд он лихорадочно тыкал в темноту лучом, не видя перед собой ничего, кроме отделанных китайским шелком ресторанных стен. Коробок не было.
   – Что за (пи-и-и-и), Тоха?! Вчера же (пи-и-и) были! Вот тут, прямо под дыркой!
   – Может, показалось?
   – Я еще не совсем (пи-и-и)! Во, гляди!
   Андрей нагнулся и поднял кусок белого картона.
   – «Покер»! На, читай!
   Он в отчаянии отшвырнул картонку и бросился к двери. Копаться в недрах лодки не имело никакого смысла. Компьютеров на крейсере-ресторане не было. Ничего не объясняя стоявшим у дверей, Андрей спрыгнул на лед и добежал до берега. На снегу четко отпечатались следы грузовика. Ментовский самосвал остался перед шлагбаумом. Андрей сорвал шапку с головы и с ожесточением швырнул ее под ноги.
   – Сволочи!!! Увели!!! Кинули!!! Пи-и-и!!!
   Выпустив пар, опер потихоньку возвратился к железной логике.
   «Кто-то предупредил. Кто? Вчерашний дед? Чего он тут с газетами своими маячил? Нет, нет. Что ж, из-за каждого любопытного прохожего менять точку на трассе? Разбитое стекло? Тоже вряд ли. Пацаны могли разбить, рокеры те же. Свои застучали? Тоха? Фанат? Ерунда! Ермаков мог бы, но он ничего не знал. Мужики проболтались? Вполне, вполне…»
   Андрей давно знал, что любой секрет, залетая в стены их отдела, через полчаса превращается в анекдот или сплетню. А теперь хрен вычислишь. «Бабайка» компьютеры увел. Рогатый такой, с бородой.
   Андрей поднял шапку, отряхнул ее от снега и, бормоча под нос непристойности, медленно побрел к лодке. Грицук размахивал перед коллегами и пританцовывающими на пронизывающем ветерке понятыми металлической вилкой.
   – Я с вас, москалей, тащусь! Выбрасывать миллиарды на эту атомную посудину, шобы потом экономить на вилках! Видал, Андрюха?
   Он указал Андрею на дырку, просверленную в ручке вилки.
   – На полу нашел. Они в вилках дырки сверлят, прикинь! Интересно, а рюмки у них на цепочках или как?
   Андрей, не ответив, кивнул на берег:
   – Поехали назад. Нет тут ни черта. Показалось, наверное.
   – Я ж 'оворил…
   В машине Андрей резко встрепенулся, будто проснувшись.
   – Нет уж, господа! Цыплят по осени… Витек, сейчас налево. Заскочим по пути в адресок, человечка снимем.
   – Куда еще? – недовольно проворчал фанат. – И так сколько времени угрохали. Меня человек в отделе ждет. Я его целый месяц уговаривал прийти по повестке. Еле уговорил. Несолидно получится.
   – Ладно, мы с Тохой справимся. Тем более его сажать в кабину придется, в кузове прохладно.
   Оперы теснились втроем на двух креслах «КамАЗа».
   – Вот здесь тормозни, – фанат указал на обочину. «КамАЗ», пшикнув пневматикой, замер.
   – Удачи, мужики. – Херувимов спрыгнул на снег.
   Через десять минут машина остановилась на злополучном дворе, приспособленном под разбойные нападения на любящих «пепси» водителей.
   – Витек, минут пять, а?
   Водитель нехотя кивнул. На ментовское «спасибо» семью не прокормишь.
   Бывший подводник по фамилии Лаптев ухаживал за цветами. Он стоял на пороге в спортивном костюмчике (ой, как традиционно) и с маленькой леечкой (а вот это уже свежо).
   – Да?!
   – Руки вверх! Милиция!
   Грубовато, грубовато… Человек без ума от кактусов, а его в наручники.
   – Позвольте… – пришла в движение заезженная пластинка.
   – Тоха, помоги Юрию одеться. На улице мороз.
   Андрей заглянул в комнату. Ничего сервировка. Помимо кактусов подводник интересовался итальянской мебелью (индивидуальный заказ), японской дребеденью типа «DDD», голландской живописью в золоченой раме (ха-ха-ха!) и спортивными тренажерами от «Кетлер». Духу западной цивилизации было явно тесно в одной двадцатиметровой комнате, но когда очень хочется, то, как известно, можно.
   Андрей отчленил лишнее, пытаясь выявить в увиденном основное. Компьютеров, разумеется, не было, что вполне объяснимо. Их присутствие выглядело бы по меньшей мере издевательством над органами. Опытный глаз остановился на другом. Телефонный аппарат с автоматическим определителем номера. И соответственно, с памятью на двести – двести пятьдесят поступивших звонков. Классная игрушка. Особенно для заинтересованных лиц. Граждане, которым есть что терять, таких игрушек дома не держат. Умные граждане. Тебе, Юрик, стало быть, терять нечего, либо… Ну, извини.
   Андрей быстро набрал нужную комбинацию. Аппарат не отличался особенной сложностью, имея типовое устройство. Высветилось время звонка и номер звонившего. Минуточку… Андрей достал авторучку, блокнотик. Переписал номер, щелкнул кнопочкой. Следующий, следующий… На сегодня все… Дальше.
   Дальше…
   Какого черта?!
   Юрий, заметив, чем развлекается опер, бросился в комнату, забыв про наручники (зубами, зубами!), но упал на ковер, споткнувшись о подставленную Грицуком ногу.
   – Ты шо?! 'Анрену наживешь. Не дер'ай-ся так.
   Лаптев грозно зарычал, отметив, что «хитрые вы, менты, с подходцами вашими, только бормашинок у нас на всех хватит».
   Андрей вновь повернулся к телефону.
   Дальше…
   Музыкальная пауза.
   Красные ниточки индикатора высвечивали номер его, Андрея, служебного телефона. Время? 20.03! Что за леший?!
   Он опустился в кожаное кресло. Вчера, в 20.03, кто-то позвонил сюда из кабинета Андрея. Нет, хорошенькое дельце.
   – Тоха, ты во сколько вчера домой слинял?
   – Че'о?
   – Во сколько?!
   – Да часов в восемь, за тобой следом.
   Андрей хлопнул блокнотом по колену. Так ведь и не сменил замок! Ищи теперь бабайку… Может, моряк знает?
   – Кто тебе звонил?!
   Юрик зло ухмыльнулся и прошипел:
   – Согласно статье пятьдесят первой, Конституции Российской федерации, я имею полное право не давать показаний против себя и своих родственников. Так что катись таблеткой…
   Тоха, стоявший сзади, сверкнул цитатой из Леонида Филатова:
   – «Ты, милок, широк в плечах, А умом совсем зачах, Вот умишко и поправишь – На казенных на харчах».
   – Пошли, Витька ждет. – Андрей решил оставить все разговоры до отдела. Дома, как известно, и стены помогают.
   Юрия посадили в кузов «КамАЗа». Чтобы не спрыгнул, пристегнули к борту. Ему не привыкать, пусть вспомнит морскую романтику. «Я на палубе стою, прямо в океан смотрю…» Кабина рассчитана на троих. В Конституции же насчет провоза подозреваемых в кузове на двадцатиградусном морозе ничего не сказано.
   – Давай, Витек, с ветерком.
   В отделе подводник продолжал упорно молчать. Может, по причине пятьдесят первой статьи, а может, челюсти свело на ветру. На все вопросы он отрицательно качал головой и молчал. (Да Бога ради! Куда ты денешься, куда ты денешься, когда согреешься в моих руках!)
   Андрей прекрасно понимал, что теперь моряку точно терять нечего и стоять в отказе он будет насмерть, как скала в Гибралтарском проливе. Ну и пусть стоит. Постоит, постоит и сядет. Даже без устрашения третьей степени.
   Битый час ушел на подготовку к опознанию. Тут лучше не торопиться, мероприятие ответственное и, возможно, единственное, после которого любителя кактусов можно будет отправить в изолятор.
   Андрей вызвонил молодого драйвера, договорился с дежурным следователем, нашел подсадных и понятых. Следователь почитал материал, озабоченно-критически посетовал на слабую доказательную базу (маловато, батенька, маловато), но опознание провести согласился, а если его напоят кофе с коньяком, то он, пожалуй, решится и на арест моряка. В случае, конечно, положительного исхода. «Будет исход! Стали бы тебя отрывать, предполагая обратное. Ты, главное, не увиливай».
   Водитель ждал в коридоре. Чувствовалось предэкзаменационное волнение парня, поэтому Андрей подбодрил:
   – Не дрейфь, старик. Все в ажуре. Ты что, принял?
   Водитель виновато опустил голову:
   – Да, чуть-чуть.
   – Ладно, пустяки. Главное, не стесняйся там, не будь девочкой, первый раз увидевшей… Хм, ну, понял, в общем. Уверенно, спокойно, без мандража. О'кей?
   – О'кей.
   Минуты две спустя Андрей пригласил драйвера в кабинет. Следователь, выполнив процессуальные формальности, предложил взглянуть на сидящих и напрячь память.
   Парень взглянул не сразу, осторожно, вжав голову в плечи, будто ждал оплеухи от занесенной над ним невидимой руки. Скользнув взглядом по сидящей троице, быстро повернулся назад, к следователю:
   – Нет, я никого не знаю.
   – Да ты чего?! – непроизвольно вырвалось у стоящего у дверей Андрея.
   – Товарищ Воронов, вы нарушаете уголовно-процессуальный кодекс, – напомнил бдительный следователь. – Опознание провожу я. Просьба не вмешиваться.
   Следак склонился над бумагами, занося в протокол результат опознания. Андрей сверлил глазами драйвера. Тот сверлил затертый линолеумный пол.
   На ощупь, говоришь…
   Да поздно. Слово не воробей…
   Просьба не вмешиваться!
   – Итак, вы не опознаете никого из сидящих перед вами? Что ж, распишитесь. Вот здесь. Все, вы свободны. Спасибо, до свиданья.
   Андрей не побежал догонять водителя. Просьба не вмешиваться! Кому сказано, Воронов? Не вмешиваться! Ты должен был понять это еще там, в ресторане стратегического назначения. Где тебе тонко намекнули. Сейчас еще разок намекнули.
   Еще намеков желаем? Не желаем. Спасибо, до свиданья. Зачем тебе, Воронов, глаза, если они не видят очевидных вещей? Лучше бы ты ослеп.
   И оглох. Лучше бы…
   Андрей достал сигарету и, не произнеся ни слова, вышел из кабинета. По коридору плыла секретарша Леночка с чайником в руках.
   – Андрюша, набери, пожалуйста, водички в мужском туалете. В нашем что-то с краном.
   – Давай.
   В сортире, благоухающем бодрящим ароматом, одну из стен, грозящую обвалом, подперли рекламным щитом «Дирола». «Оберегает вашу голову с утра и до вечера».
   Андрей набрал воды, вернулся в коридор.
   – Спасибо, Андрюша. Да, кстати, ты, кажется, разведен?
   – Да, а что такое?
   – Извини, но я тебя в список включаю.
   – В какой еще список?
   – Пришел приказ из управления представить в отдел собственной безопасности списки всех разведенных или разводившихся сотрудников.
   – На хера?! – забывшись, ругнулся Андрей. Леночка воспитанно не заметила.
   – В ходе операции «Чистые зубы» необходимо выявить морально неустойчивых сотрудников.
   Андрей начал сползать по стене, словно получил удар ниже пояса. Леночка, пожав плечиками, скрылась в канцелярии. Мимо прошла серая тень отработавшего на совесть следователя, тени ворчащих понятых-подсадных, контур пышущего счастьем моряка-подводника.
   У Андрея не осталось сил. Тот же фанат Херувимов вряд ли успокоился бы. Он бы бился до последнего. Колол бы и расколол драйвера («Говори, курва, кто тебя застращал!»), нашел бы свидетеля-пенсионера, случайно видевшего из окошка налет (нашел бы, нашел!), тряхнул бы поактивней морячка…
   Но Андрей не фанат. Он нормальный. Вернее, среднестатический. Как все. Нет сил.
   – Ты чего расселся, как нищий на вокзале? Мы из управления бригаду ждем с минуты на минуту. Обалдел?
   Строгий голос замполита поднял Андрея с пола.
   – Зубы почистил?
   Андрей, как раненый, опираясь на стену, встал на ноги.
   – Чего?
   – Зубы почистил?
   – Да. Еще утром.
   Сгорбившись, он пошел в свой кабинет. Грицука не было, умотал по вызову в прокуратуру на собственный допрос.
   Андрей упал на диван, уставился в потрескавшийся потолок. За окном смеялись дети, играя в чеченских террористов. «Теперь твоя очередь быть Басаевым! Так нечестно, я тебя первый в заложники взял!»
   На подоконнике, спрятавшись за занавеску, стоял маленький глобус. Тоха все-таки раздобыл. Обидно, не пригодился земной шарик. Новый командир с высоких трибун клеймил позором своего предшественника, вызывая восхищение у прессы и населения смелостью и прямотой. Предложение (приказ) расстаться с позорным прошлым поступило (поступил) незамедлительно. Тоха ослушался (все ж платил кровные!) и спрятал школьное пособие за занавеску.
   Андрей встал с дивана, подошел к окну и выкинул в форточку смятую, так и не прикуренную сигарету. Опустил глаза на глобус. Рядом лежала маленькая блестящая коробочка. Что еще за безделушка?
   Пудреница. Андрей щелкнул замочком, открыл крышку. Зеркальце, тампон, пудра. Из дешевых, ларечных. «В нашем полку завелись „голубые“? Тоха, что ли, нос пудрит? Ленка забыла? Нет, она сюда сама никогда не заходит, к себе приглашает. Да и, кроме Франции, ничем морду не мажет, брезгует». Вчера безделушки не было, это точно, Андрей искал свою записную, обшарил весь кабинет, прежде чем нашел ее в кармане. Не было пудреницы! Не было!..
   Опять стучит. Ой, как стучит! Андрей сжал ладонями виски. Не стучи! Заткнись, заглохни!
   «Демократия залезла ко мне в постель. Насилую вчера любимую женщину…» Женщину. 20.03…
   Андрей выскочил из кабинета и столкнулся с Ермаковым.
   – Ермак, ты вчера в вечер молотил?
   – Ну.
   – Фанат в моем кабинете торпеду не шлифовал?
   – Опять не прибрался? Понимаю.
   – Так что?
   – Было дело. Только, Андрюха, я тебе ничего не говорил. У нас ведь образцовый коллектив.
   – Ладно.
   Фанат – бывший подводник! Ну и дурень же ты, Воронов.
   Андрей метнулся к двери Херувимовского кабинета, рванул ручку. Фанат разложил на столе несколько упаковок с зубной пастой и составлял из них икебану.
   Андрей сжал кулаки.
   – А, Андрюха, ну, как дела?
   – Фанат, ты же фанат! Ты же наш до гроба! Почему?!
   – Что почему? – Голос Херувимова отличался спокойствием и невозмутимостью.
   – Зачем ты меня вломил? Бабки? Компра? Чем тебя взяли?
   – Никто меня ничем не брал. И вообще о чем базар-то? Вчерашний материал с кошельком? Так извини, я все, что мог, из терпилы выжал.
   – Выключи дурку, Херувим! Где компьютеры?!
   – Ты дал! Откуда я знаю?
   – Ты звонил вчера из моего кабинета своему корефану Лаптеву! В 20.03! В следующий раз пусть вырубает АОН! Я сам, конечно, еще тот дурик, язык от счастья распустил! Верил потому что. Тебе, фанат, верил!
   – Ха-ха… Мало ли кто мог звонить. Тот же Грицук. Или Ермак.
   – Нет, голубь. Только ты у нас на диване свою торпеду шлифуешь. И вчера у тебя зачесалось. А между делом звякнул с телефона, что был под рукой! Что, не так?!
   Андрей распахнул пиджак, пуговица спрыгнула на пол и спряталась под сейфом.
   – Драться собираешься? – убийственно спокойно спросил Херувимов.
   – Сволочь ты, – бессильно прошипел Андрей. – Не гоношись, коллега. «Орбита» хочешь? Как хочешь. Чего ты так разнервничался? Твои, что ли, компьютеры? Или справедливость покоя не дает? Неужели ты не видишь, что происходит? Да сядь, не маячь!
   Андрей подцепил ногой стул, выдвинув его в центр кабинета. Сел. Фанат закурил и убрал икебану.
   – Неужели тебе нравится наш нынешний мудак? С его «Чистыми зубами» и бредовыми псалмами?
   – А при чем…
   – Все при том же, милок. При правительстве. Ты думаешь, этого клоуна оставит новый губернатор? Пинком под зад, вместе с кариесом и пародонтозом! С сахаром и без сахара! С музыкой! Дантист ведь не сам по себе у нас объявился, ты ж не дурак, догадываться должен!
   – Что с того-то? Ежу понятно – это чудеса нынешней администрации. Но компьютеры-то…
   Херувимов развел руками, не дав Андрею закончить.
   – Правильно, головушка ты наша мудреная! Правильно! Канун выборов! Кандидаты готовы утопить друг друга в дерьме! Скормить собакам! Облить грязью! А нынешние правители завязли в коррупции, как в гнилом болоте. Где ни копни – выроешь! Так зачем же рыть? Пусть милиция зубы драит да лыбится на всех углах! Не надо, не надо рыть! Так спокойней, На претендента пока не нароешь – он еще не успел много наворовать. Усекаешь, Штирлиц? И будет наш дантист командовать еще пять лет, если сейчас губернатора не подвинуть. Поэтому надо подвинуть. Но на это денежки требуются, большие денежки. Понял, где твои компьютеры?.. За «глухарь» не уволят. Сейчас белые зубы в почете, а не раскрываемость, не переживай.
   Андрей вытер вспотевший лоб.
   – А фанатизм, – продолжил Херувимов, – так он тоже предел имеет.
   – Валютный?
   – И валютный тоже. Кому мой фанатизм нужен? Министерству, губернатору, дантисту? Можно валютный. Я свое государству отдал, хотелось бы по совести расчет получить. Но не дает государство, не дает, акромя бесплатного проезда…
   – Старая песня, Херувим.
   – Эта песня никогда не будет старой. Это хит всех времен и народов! Вечный шлягер.
   – Где компьютеры?
   – Понятия не имею. Честно говоря, я даже не знал, что их спрячут на лодке. Ты молоток, лихо вычислил. С твоими способностями не в ментуре киснуть надо.
   – Я не кисну.
   – Вот я и говорю. Беги отсюда, пока молодой.
   – Подожду бежать. Ты кариес не заговаривай. В курсе ведь…
   – В курсе, в курсе, – с милой улыбкой перебил экс-фанат Херувимов. – Компьютеры увел Груздь Александр Алексеевич. Сам у себя.
   «Лексеич, – мелькнуло в голове у Андрея. – Совпадение? Кто его знает?»
   – Моя роль – пустячок: проследить, чтобы все в ажуре было по милицейской линии. Я перед тобой кривляться не собираюсь, не привык. Виноватым себя тоже не считаю и угрызениями не страдаю. Юрок ко мне обратился по старой памяти, по морской. Так и так, помочь надо кандидату, хороший он мужик, порядок наведет, ментуру из беспросвета вытащит. Поможем.
   – За так?
   – Ой, только не пой про мораль.
   – Какой смысл самому у себя воровать товар? Что-то ты не то грузишь.
   – Смысл? – простодушно переспросил Херувимов. – Прямой смысл, старина. Груз застрахован в одной частной компании на миллион долларов…
   Андрей сглотнул слюну. Да, Воронов, да. Не вписался ты в тематику. Куда ты суешься со своей дедукцией, со своими замерзшими стеклами, математическими расчетами, психологией преступника? Ничего, кроме снисходительной улыбки, ты не вызываешь. Резвись, юноша, резвись, играй в благородных сыщиков. Покуда. Правильно Херувимов меркует – вечный это шлягер. Золотой!
   – Не маловато ли лимона для кандидата?
   – Ну, я думаю, что заветных мест много… Поднакопит.
   – До выборов неделя. Они не успеют получить страховку.
   – Полноте! А для чего существуют банковские кредиты, общественные фонды? Есть где взять в долг. На время. А потом отдать…
   – Или не отдать. У власти не отнимешь.
   – Не знаю, это их проблемы.
   – А если бы я перехватил компьютеры?
   – Тебе бы сказали «спасибо». Груздь остался бы при своих. Но разве это последняя сделка Груздя? Не вышло сегодня, выйдет завтра. Зачем задавать глупые вопросы, Андрюша?
   Андрей поднялся со стула. Он понял, что оставаться здесь не имеет никакого смысла.
   – Не боишься, Херувим?
   – Ко-го?! Иди, застучи! Только телефончик-то в Юркином аппарате твой завис, а не мой. А слова? Так они ж и есть – слова! Мало ли что я по пьяни тут наговорил? Дурачок я по жизни, контуженный. Кессонная болезнь.
   Херувим еще раз приветливо сверкнул белоснежными, совершенно здоровыми зубами.
   – Гони, Андрюха, тучу-печаль! Политика во всем виновата, политика проклятая…
   – Ты, Херувим, политику с блядством не путай.
   Андрей шарнул дверью. Единственное, наверное, чем он мог себя успокоить.
   Длинный, длинный коридор. С белыми, как голливудские зубы, стенами. Не имеющий поворотов и темных мест. Без изъянов. Идти бы да идти. Шагать без устали. В даль. В светлую.
   Ну, Воронов, ты дал…
   Спятил. Не иначе…
   «Здравствуй, милая моя, жестяная плевательница. Вот и снова мы рядом, лицом к лицу. Надо же, я и не знал, что ты так элегантна. Какие совершенные формы, какой возбуждающий шарм, изводящий слюной и выворачивающий душу. Позволь же скорее от всего сердца после стольких дней разлуки плюнуть в твою серебристую увлажненно-пурпурную плоть, доставив тебе хоть секундное наслаждение, ибо предназначение твое на этом свете – собирать чужие плевки и зубы. Как, тебе не нравится?! Это невозможно! Тебе должно нравиться! Каждый обязан с благодарностью нести свой крест. И радоваться. Верно? Радуйся. Тьфу!!!»

ГЛАВА 3. Бандит

   – Который час?
   – Без десяти.
   Палыч кивнул на стеклянную витрину аптеки:
   – Успею. Сбегаю, позвоню. Там телефон есть.
   – Депонент?
   – Да, Витька Шапошников, говорят, получил.
   Андрей недовольно покосился на участкового:
   – Ошалел? Вдруг раньше приедут? Десять минут роли не сыграют.
   – Бухгалтерия до пяти.
   – Касса тоже. Все равно не успеешь.
   – Эх…
   Палыч опустился на рейчатую уличную скамейку.
   Андрей поправил надетый под куртку бронежилет. Неудобная штуковина, правда, с другой стороны, тепло.
   Палыча с головой выдавали лампасы, и он по-сиротски поджал ноги. Отсвечивать здесь в форме – все равно что сидеть голым в театре. Палыч, в последний момент привлеченный к операции, выпросил куртку у дежурного и надел ее поверх милицейского кителя. Лишних гражданских брюк ни у кого не нашлось, пришлось остаться с лампасами. Но, даст Бог, не заметят.
   – Какого пса нас сюда дернули, а? Ты помнишь хоть один случай, чтобы ларечники обращались в ментуру с заявами о рэкете? Отродясь такого не бывало. Им в сотню раз спокойней сунуть из ларька в окошко долю, чем потом получить в это окошко гранату. Неужели накатал заяву?
   – Да, – утвердительно кивнул Андрей. – Я сам видел. Якобы подкатили трое бритоголовых, на пальцах предложили дружбу и защиту от врагов. Хозяин прибежал в отдел. Материал штампанули.
   – А кому он раньше платил?
   – Понятия не имею. Может, никому.
   – Так не бывает. Каждый по способностям – от каждого по понятиям. Если не платить, наступит хаос.
   – Чего ты меня-то пытаешь? Вон хозяин в ларьке, пойди и спроси, кому он платил. Платил, платил, а потом передумал. В конце концов, есть государство, обязанное его охранять. Он налоги отдает за это. Вот и охраняй.
   – Его налоги кладутся на наш депонент, который я не могу получить второй год. Имей в виду, если сейчас стрельба начнется, я падаю на землю и прикидываюсь клумбой. У тебя хоть. броник есть…
   – Можем поменяться, – вяло ответил Андрей и еще раз взглянул на часы. До «стрелки» оставалось десять минут.
   Ларек, на который вчера накатили злобные бандиты, стоял в двадцати-тридцати метрах от автобусной остановки, где скрывались под личинами ожидающих пассажиров Андрей и Палыч. Торговая точка была стилизована под резную сказочную избушку с зеленой крышей-колокольчиком, увенчанной золотым петушком. Резные ставенки, перила возле прилавка, народный орнамент. Даже решетки на окошках – прям паутинки с паучком. «То береза, то рябина». Так и хочется спеть песню о Родине.
   Новый губернатор начал наводить порядок в городе засучив рукава, по-хозяйски. Город должен иметь свое лицо. Прежде всего это относится к внешнему облику. Ларьки – основная проблема. Переделать! В срок до. К примеру, под старину. Это и патриотично, и культурно. А то не ларьки, а национальный позор.
   Впрочем, как ларек ни назови, хоть Гостиным двором, а все равно он ларек. И водка внутри ларьковая, прокукарекать после нее можно что раньше, что теперь. Есть петушок, нет петушка…
   В принципе Палыч рассуждал здраво. Ларечники по вопросам «крыши» в ментовку никогда не совались. Тем более если «крыша» уже имелась. В случае прихода чужаков свои, родные бандиты принимали меры. Вряд ли ларек-избушка был исключением, и по всем правилам-понятиям хозяин должен жаловаться пацанам, но никак не органам внутренних дел.