Страница:
Однако кое-что вскоре стало для всех очевидным и бесспорным — ни одному из членов Законопослушного Ордена приглашений не предназначалось. Сначала братья сочли, что просто их отыскать несколько сложнее, чем владельцев магазинов и других официальных представителей города. Поэтому они продолжали толпиться на крыльце, помогая лимузину отыскать себя. Но после того как он проехал мимо них несколько раз, даже не притормаживая, толпа начала выражать свое недовольство, которое продолжало нарастать в течение последующих часов.
Исаак Соллес и Эмиль Грир оказались среди тех немногих, кто не имел никакого представления о накалявшихся страстях. Грир еще не появился на палубе яхты, которая поглотила его накануне вечером, а Айк предпочитал не показываться в центре. Позавтракав яичницей и копченым лососем, он сразу же поехал к покалеченному карбасу. К его радости, сарай был пуст и на стоянке тоже никого не было; единственные машины, которые ему удалось заметить, были припаркованы с другой стороны доков, там, где, сверкая, покачивался огромный парус яхты. Они сгрудились вокруг него, как мотыльки вокруг фонаря. Ну что ж, — решил Айк, — хоть какая-то польза — по крайней мере дураки не болтаются под ногами. Его радовало даже то, что рядом не было Грира, каким бы хорошим механиком тот ни был. Пусть бедный пьяный петух проспится — ему полезно. Как Айку полезно одиночество.
Карбас лишился не только оси, но и одной из лопастей, которая,вероятно,погнулась, когда их вытягивали из грязи. Айк обнаружил это, запустив под днище волоконную оптику Вонгов. Обычно такое обследование требовало подведения стальной сетчатой люльки под корпус, на которой и поднималось судно, но Вонги, которым принадлежал сарай, отсутствовали, и крутить лебедку было некому. Скорее всего, они болтались со своим братом Норманом где-нибудь в городе и попивали сакэ из жестяных банок, разогрев его предварительно на газовой зажигалке. Никто из братьев Вонг не был коренным японцем, в отличие от их приемных родителей, но всем им была свойственна определенная восточная изысканность.
Впрочем, хорошо, что и их не было. Айк никогда не любил поднимать суда, особенно такие дряхлые, как это. Он вернулся в трейлер за костюмом и маской и снял винт в три приема — то есть гораздо быстрее, чем была бы подведена люлька. Одна из медных лопастей была сильно повреждена у самого основания — старая рана, покрытая ярью-медянкой. Вот из-за чего так барахлил двигатель. Айк потащил винт в сварочную мастерскую Моубри, но того тоже не оказалось на месте наверное, болтался у клуба Бездомных Дворняг. Боб Моубри был еще кандидатом, но он так рвался стать действительным членом Ордена, что аж приседал каждый раз, когда проходил мимо клуба. Несмотря на его шесть футов шесть дюймов и тридцать четыре года от роду, казалось, он вот-вот напустит в штаны от раболепия.
Однако мастерская у него была классная, и задняя дверь была открыта. Айк приварил к зазубрине кусок олова, потом закрепил винт в тисках и принялся выравнивать поверхность лопасти. Потом он вернулся в док и за один заход поставил винт на место, поскольку хорошо обточил и смазал его, а, нырнув вторично, закрепил ось и закрутил гайку. Не снимая костюма, Айк завел двигатель и сильно газанул. Мотор работал как по маслу. Айк вырубил двигатель и, прихватив гаечный ключ, снова нырнул под днище. Ось стояла на месте, гайка не сдвинулась. А когда он вынырнул на поверхность, в грязных дверях сарая уже стоял Грир. Даже сквозь запотевшую маску и выхлопные газы Айк различил, что бедному петуху отдохнуть не удалось.
— Боже милостивый, откуда ты? — осведомился Исаак, протягивая руку, чтобы Грир помог ему вылезти.
— С этого любовного корыта, откуда же еще, старик? — откликнулся Грир. По лицу его блуждала мечтательная улыбка. И поскольку он даже не шелохнулся, чтобы помочь Айку, тот самостоятельно вылез на сходни и снял маску. Глаза у Грира настолько покраснели и провалились, что он, вероятно, даже не заметил протянутой ему руки. Его лоскутные штаны были потрепаны и помяты, а спутанные волосы свисали, как грязные веревки.
Черт побери, Грир, — покачал головой Айк — ты выглядишь, как блевотина больного медведя.
— Возможно, mon ami, возможно. Но что этому предшествовало! Две восхитительные медведицы. Одна другой лучше.
Айк опустился на ящик и начал стягивать с себя мокрый костюм. Грир, покачиваясь и улыбаясь, продолжал стоять в дверном проеме.
— Это была потрясающая ночь, старик, я тебе еще расскажу.
Но не успел он пуститься в подробное описание ночных восторгов, как у пирса затормозил пикап Кармоди, из которого появилась Алиса. Она снова была в своем обычном комбинезоне и черных резиновых сапогах. Громко топая, она двинулась по деревянному настилу с раскачивавшимся армейским биноклем на груди. Мрачно кивнув Айку, она остановилась перед Гриром и нахмурилась.
— Эй, ты, мистер вице-президент! Советую тебе проснуться. Тебя уже заждались в клубе.
Глаза у нее снова поблекли, а волосы были стянуты сзади в тугой узел. Не дожидаясь ответа, она протопала мимо Грира к концу дока и подняла к глазам тяжелый бинокль.
Грир, не реагируя, продолжал раскачиваться из стороны в сторону. Айк наконец вылез из костюма и нырнул за лебедку, чтобы вытереться одним из грязных полотенец Вонгов.
— От Майка так ничего и нет? — повысив голос, осведомился он.
— Мистер Кармоди не имеет обыкновения радировать о своем прибытии. — Алиса продолжала обшаривать водную гладь биноклем. — Меня это совершенно не волнует — если бы что-нибудь случилось, мы бы уже знали. Мне просто интересно знать, о чем этот старый пират думает.
— Ты сказала — заждались? — Сообщение Алисы начало просачиваться сквозь туман эйфории в сознание Грира. — А зачем я им нужен?
— Я их не спрашивала. Но они там уже здорово распоясались. Соллес… — она продолжала изучать горизонт. — Я хочу, чтобы вы задраили «Сьюзи». И «Коломбину». Поставьте их на прикол и полностью задрайте.
На лице натягивавшего на себя джинсы Айка появилось неодобрительное выражение.
Какого черта? В понедельник нам все равно выходить на них в море.
Алиса, не отрывая бинокля от глаз, повернулась в сторону самого южного мыса.
— Может, да. А может, и нет, — сообщила она. — Спорим, что завтра или в крайнем случае в воскресенье Кармоди уже будет здесь? И не сомневаюсь, что первым делом он захочет испытать свою новую игрушку. Пойдет за гигантскими крабами. Или на тунца. И вам, ребята, тоже придется идти с ним.
— Но ведь ты можешь ловить и на «Коломбине», — продолжал упорствовать Айк. — Ты ведь делала это.
— Мне предложили участвовать в предстоящих съемках, — будничным голосом сообщила Алиса. — Теперь я буду режиссером.
Айк не успел откомментировать это сообщение, как Грир вдруг схватился за голову:
— Господи Иисусе, я понял, в чем дело! У нас же полнолуние! Летнее полнолуние, Исаак! — и он затряс Айка за руку.
— Что-то я не совсем тебя понял, Алиса, — высвобождая руку, продолжил Айк. — Что-то я не припоминаю, чтобы ты пропускала путину. И к тому же, что ты можешь знать о режиссуре?
Алиса, ощетинившись, развернулась к Айку.
— По крайней мере, я там буду гораздо полезнее, чем в море. Они просили помочь им построить длинный вигвам. А мне кое-что известно об этом.
Грир снова схватил Айка за руку.
Пожалуйста. Пока Билли нет, вожаком считаюсь я. Не бросай меня, напарник. Ты, я да старина Марли. Сегодня вечером нам предстоят серьезные дела.
— Какие еще серьезные дела? Трепотня о морском льве, если мне не изменяет память? Или о своре шелудивых дворняжек?
— Вся жизнь эскимосов связана с собаками. Так что это всех касается, mon ami. К тому же эти шелудивые дворняжки занимают прочное положение в обществе.
Тут возразить было нечего. Именно Айку принадлежала инициатива выработки профсоюзной хартии для всех рабочих собак. Изначально это было сделано с целью защиты беговых собак от голодной старости, но вскоре в проект были включены и другие животные — беговые лошади, цирковые львы и тигры и даже бойцовские петухи. Отряды Зверосолидарности вынудили владельцев животных объединиться в союз для обеспечения старости своих кормильцев, и профсоюз победил. С каждого заработанного доллара они стали платить два с половиной цента в пенсионный фонд животных.
— Хорошо-хорошо, это серьезное дело, — согласился Айк. Ему совершенно не улыбалось обсуждать эту проблему в присутствии Алисы Кармоди. — Но вам придется заняться им без меня. Мы со стариной Марли собираемся сегодня побыть дома. Я буду читать ему вслух «Зов предков».
— Полная параша, — выразил свое мнение Грир.
— Что это с тобой случилось, Соллес? — поинтересовалась Алиса, опуская бинокль и облокачиваясь на сваю. — Помнится, ты всегда был заводилой в таких делах.
— Было дело. Потому-то я теперь и читаю всякую парашу. Время заполняет не хуже и раздражает меньше.
— Исаак считает, что перерос нас, — повернулся Грир к Алисе. — Скажи ему. Ну хотя бы ради Марли. Бедный старикан весь день торчит у него в трейлере в полном одиночестве. Ты разве не согласна, что ему приятно будет выйти и пообщаться немножко с себе подобными?
— Мы все стареем, Грир, — ответила Алиса. — Только какого черта, Соллес? Может, ты все-таки пойдешь? Может, тебе тоже будет полезно пообщаться с себе подобными?
— Спасибо, Алиса, — откликнулся Айк. —
Я подумаю.
— Впрочем, лично мне совершенно все равно, что ты решишь, — добавила она. — Просто имейте в виду, что бы вы там ни решили, сначала задрайте карбасы. И освободите себе следующую неделю, так как вы проведете ее в море.
— О-о-о-о… — застонал Грир, закатывая глаза.
— Ладно, — откликнулся Айк.
— А теперь — прошу прощения, но мне пора за дела. — Алиса застегнула воротник своего комбинезона и двинулась обратно, так что деревянные сходни захлюпали водой при каждом ее шаге. — Пойду заниматься искусством, — добавила она, и голос у нее булькнул точно так же, как соленая вода под ногами.
— И что ты об этом думаешь? — жалостным голосом осведомился Грир, когда пикап исчез за поворотом. — Впервые за многие годы в этой дыре что-то происходит, а она отсылает нас в море!
— Я думаю… — Что-то было такое в этом хлюпающем голосе, в этом убого-надменном узле волос, маячившем в заднем окне пикапа… — что, может, мы со стариной Марли и пойдем с тобой на это собрание. Ну-ка, помоги мне вытащить это ведро…
К тому времени, когда они закрепили оба карбаса в протоке у причала Кармоди, на часах было уже начало десятого. Они двинулись к городу, стараясь держаться подальше от центра. Грир не был готов к встрече с дворнягами. Алиса не солгала ропот толпы, как далекие раскаты грома, был слышен за квартал. Однако, как отметил Айк, ярко выраженного раздражения в нем не звучало. Скорее, что-то неопределенное. Это напомнило Айку звуки, которые издавали во Фресно эмигранты, собиравшиеся в утренней дымке на полях и решавшие, выполнять или нет порученную им работу — так, беззлобные перебранки в тумане.
Приятели пересекли стоянку, когда длинный день уже клонился к своему завершению. Молча они забрались в фургон и так же молча двинулись по направлению к трейлеру. Грир с каждой минутой нервничал все больше. Айк знал, что любые попытки успокоить его только усугубят положение. Пугливый уроженец Ямайки всегда норовил уклониться от ответственности, даже когда она представляла куда как меньшую угрозу.
В нагревателе хватало воды только на одного, и Айк предоставил право принять душ Гриру.
— Тебе же придется торчать у всех на виду. Грир выбрал светло-зеленую просвечивающую рубашку, в которой он женился в последний раз в Кингстоне, — от нее до сих пор пахло темным ромом, — и принялся застегивать крохотные перламутровые пуговки своими длинными черными дрожащими пальцами.
— Меньше страсти, — посоветовал Айк. — Это же не ассамблея ООН.
— Черта с два! Всему городу не терпится узнать, какую роль будет играть Орден в этих киносъемках. Всему, понимаешь! Если нам не удастся урвать приличный кусок от этого пирога, старину Грира разорвут на куски.
Айк ухмыльнулся, хотя и понимал, что в какой-то мере Грир прав. Законопослушный Орден завоевал свою репутацию благодаря тому, что всегда получал лучшие места на всех стоящих мероприятиях — непосредственно рядом с трассой, когда устраивались гонки на аэросанях, и у сцены на всех рок-концертах, проводившихся от Анкориджа до Виктории. На финальных собачьих бегах в Номе им даже позволили нацепить значки организаторов, чтобы они могли изучить лицензии всех двадцати команд, вышедших в финал. И они скрупулезно сверяли отпечатки носов с профсоюзной документацией, чтобы убедиться в том, что все вложили деньги в призовой фонд. Уже почти десять лет Дворняги урывали себе кусок от каждого пирога, готовившегося в области, а то и не один. А теперь впереди маячил такой пирог, который никому еще и не снился. И если Ордену не удастся запустить в него свою лапу, то его авторитет будет безнадежно загублен.
Марли самостоятельно добрел до фургона, но Исааку пришлось помочь ему забраться внутрь. Марли ворчанием выразил свою признательность и взобрался на низкое сиденье, чтобы можно было высунуться из окна.
— Еще улыбается, разбойник, — заметил Айк в надежде отвлечь своего приятеля. — Он уже год никуда не выезжал, а соображает, что едет на летнее полнолуние. Надо было его отправить под душ, а не тебя.
Грир ничего не ответил. Он сидел скорчившись на переднем сиденье, обхватив колени руками. Его пятнистая физиономия застыла в неподвижной ухмылке, а растянутые губы настолько напряглись, что какая бы то ни было артикуляция была исключена. Грир умел впадать в такое состояние под воздействием целого ряда излюбленных фобий и разного рода опасений, но обычно дар речи не изменял ему.
До клуба они добрались в начале двенадцатого. Толпа перестала роптать и теперь стояла молча, повернувшись к северо-западу и наблюдая за тем, как из-под брюха возлегавшей у самого горизонта плотной черной тучки, как яйцо из курицы, вываливается солнце. Когда фургон остановился на президентском месте рядом с крыльцом, все обернулись. Никто не проронил ни слова, но когда вице-президент начал вылезать из машины, послышался странный скулящий звук. Грир схватил первый протянутый ему стакан и выпил его залпом, не разбираясь, что внутри. Толпа была настолько огромной, что Айк едва верил собственным глазам. Люди, которых он не встречал годами, окружили Грира, норовя пожать ему руку. Похоже, здесь собрались все тупицы и болваны, которые когда бы то ни было наскребли по пятьдесят долларов, чтобы заплатить вступительный взнос. Более того, он увидел несколько лиц, прибывших даже из землячеств Анкориджа и Неаляски.
Грир проскользнул к Вейну Альтенхоффену.
— От Билли так и нет никаких известий? — шепотом поинтересовался он.
— Ни звука, — также шепотом ответил Альтенхоффен. — Кальмар не из тех, кто бросает свои дела во имя чего бы то ни было. Так что пока ты наш президент, Эмиль. Ты поведешь нас. Говори, что нам делать.
Грир пожал своими костлявыми плечами с деланным равнодушием.
— В связи с чем, Слабоумный?
— В связи с тем, что нас так обосрали. Ни один из нас не получил приглашения на яхту. Ты не считаешь, что нам бросили перчатку? На кону наша честь, брат Грир, и судьба распорядилась так, что тебе отвечать на это. Так что мы будем делать?
Члены Ордена обступали все плотнее и плотнее шепчущуюся парочку.
— А делать мы будем вот что, — изрек Грир, надевая солнцезащитные очки и поворачиваясь к горизонту со всей возможной торжественностью, на которую он был способен, — дождемся, когда сядет солнце и проведем собрание. Как обычно.
Солнце опускалось все ниже, и толпа начала затихать. Даже собаки перестали скулить, за исключением нескольких выродков, да и тех распихали каждого в свой пикап и привязали там, отверженных и посрамленных, но так и не умолкнувших. Более мелких и цивилизованных загнали под крыльцо, где они и сгрудились в гробовой тишине, лишь поглядывая из-за решеток. Когда же солнце коснулось далекой воды, даже нытье в пикапах полностью прекратилось. Последний красный отблеск померк, сменившись зеленоватым сиянием, и тут как по команде вся толпа разразилась завываниями и улюлюканьем. Сначала это выглядело смешной дешевкой, но по мере того как этот вой ширился и нарастал, в нем начали проступать страстная сила и звериный надрыв, так что ощущение комизма уступило место искреннему страданию, и все, что представлялось дешевым и плоским, приобрело объем и непреходящий смысл. Послушные и цивилизованные члены Ордена подхватили из-под крыльца этот вой нежными тенорами, а из пикапов донеслись душераздирающие баритоны непокорных. Голоса расходились, переплетались и ширились, сливаясь в один мощный хор — единый надрывный вой Дворняги-Неудачника. Этот вой парил над городом и, отражаясь от глетчера за заливом, возвращался обратно, накладываясь сам на себя и создавая многослойный органный аккорд. И лишь когда замер последний отзвук эха, люди, бросая в переполненные мусорные бачки бутылки и банки, потянулись в помещение клуба. Это было еще одним правилом, усвоенным с опытом.
В полной тишине были сложены и отставлены к стенам карточные столы. Точно так же молча люди вытащили из шкафов складные деревянные стулья и расставили их неровными рядами. Когда у каждого стула стояло по одному члену Ордена, Грир на негнущихся ногах вышел к возвышению, изготовленному в форме огромного гидранта. Он поднял отполированную бедренную кость медведя, которая использовалась как молоток для усмирения публики, и указал пальцем на пол.
— Садитесь, — скомандовал Грир. Все сели. Грир поднял руку вверх, повернув ее ладонью к аудитории, и снова распорядился уверенным голосом: — Встаньте. — Все встали. — Полнолунный вой летнего солнцестояния Законопослушного Ордена Бездомных Дворняг объявляется открытым, — провозгласил Грир. — Прошу всех вести себя соответственно. Наш верный секретарь Слабоумный, остались ли у нас с прошлого раза нерешенные вопросы?
Вейн Альтенхоффен, зардевшись, встал с черным гроссбухом в руках. Альтенхоффен, когда не занимался рыбной ловлей, замещал преподавателей в Квинакской школе, а кроме того, выпускал еженедельную, а иногда ежемесячную газетенку «Маяк Квинака». Длинноносый и многословный, он тем не менее был чрезвычайно полезным членом общества и Ордена. Его настолько переполняли всевозможные планы и проекты, направленные на усовершенствование жизни, что порой он начинал разговор со следующих слов: «Мой слабый ум просто разрывается от брезжащих перспектив».
— Предыдущее собрание Законопослушного Ордена закончилось на неожиданной и драматической ноте, — начал читать Альтенхоффен. — Орден получил судебный приказ, предписывающий прекратить практику проведения фейерверков. Когда наш президент Кальмар узнал о том, что Томас Тугиак Старший пригрозил лишить нас клуба, он произнес следующее — цитирую: «Имел я вашего Томми Тугиака и всех его алкашей-дикарей. Пусть попробуют сунуться к Дворнягам, и я им головы пообрываю. Мы будем пускать фейерверки в любое время, когда нам захочется». Конец цитаты. Это предложение было поддержано единогласным рычанием, за исключением Томми Тугиака Младшего, который возражал против поношения собственного отца, и Чарли Фишпула, который был не согласен с употреблением некоторых других слов. «Может, мы и алкаши, но не дикари. Мы — последователи дикарей „. Норман Вонг на это ответил — цитирую: „Вот и проследуй обратно на свое место, Чарли“. На что Чарли Фишпул возразил: „По крайней мере, Вонг, у меня есть хоть какие-то корни“. После чего Брат Норман Вонг ударил Чарли по шее свернутым номером «Народного журнала «, сбив вышеупомянутого Чарли с ног. Тогда Брат Клейтон Фишпул ударил Брата Нормана Вонга по шее свернутым номером «Ежемесячника Атлантики“, и тот упал на колени. После этого собрание было закрыто.
Альтенхоффен закрыл свой гроссбух и, сияя, посмотрел на Грира. Грир милостиво кивнул.
— Спасибо, секретарь Альтенхоффен. Стая согласна с тем, как изложены события?
— Вау-вау! — в унисон ответила аудитория, и Альтенхоффен сел.
Все было именно так до мельчайших подробностей. Какие-нибудь еще нерешенные проблемы? — Грир свирепо оглядел собравшихся. Чарли фишпул поднял свою толстую руку.
— Может, момент не самый подходящий, но я бы хотел получить извинения…
— Вау-вау! — возмутились собравшиеся, и Чарли опустил руку.
— Какие-нибудь доклады от комитетов? Аудитория ответила отрицательно.
— Отлично! — И Грир, подводя итог, постучал медвежьей костью по подиуму: пам-пам-пам! — Значит, перейдем к насущным проблемам? — Огромная белая кость зависла в ожидании. — Итак? — Но все делали вид, что насущных проблем ни у кого нет.
Брат Исаак Соллес, сидевший у дверей в самой глубине помещения, откинул спинку своего стула к стене и расслабился. Он видел, что, несмотря на всю дрожь и смятение, Грир прекрасно справляется. В этом заключалась одна из характерных черт всех церемоний Дворняг: они были рассчитаны таким образом, чтобы никакие проблемы, ни старые, ни новые, не воспринимались собравшимися слишком серьезно. Наконец Вейн Альтенхоффен опустил свой гроссбух на пол и поднял руку. Грир тяжело вздохнул.
Слово снова берет секретарь Альтенхоффен. Чего тебе надобно, Слабоумный?
Альтенхоффен поднялся, сопровождаемый сдержанным рычанием аудитории, и воздел палец к потолку.
— Я буду краток, — пообещал он и набрал в грудь побольше воздуха. — Мистер вице-президент… Братья-Дворняги… сограждане… Учитывая историческую роль Ордена во многих достопамятных событиях славного прошлого, я хочу предложить на обсуждение вопрос…
— Гррр, — предупреждающе прорычали братья — они были слишком хорошо знакомы с многословными преамбулами Слабоумного.
— …каким образом Дворнягам, — заспешил Альтенхоффен, — получить причитающуюся им долю в грядущих киносъемках.
— Вау-вау, — поддержали его братья. Грир погладил свой курчавый подбородок.
— Интересный вопрос ты задал, секретарь. Есть какие-нибудь предложения? Если нет…
— А у меня есть еще более интересный вопрос! — перебил Грира кто-то из дальнего конца. — Как нам получить приглашения на завтрашний прием, которые получили сегодня остальные чурки?
— Это не в тему, брат… — Грир постучал костью. Он не видел, кто это произнес.
— А когда же мы будем в теме, мистер вице-президент? — прорычал кто-то еще. — Когда мы наконец выберемся из свинарника Лупа?
Грир попытался пропустить это замечание мимо ушей.
— Киношники, они такие… — пожал он плечами. Но братья больше не намерены были шутить. Поднявшаяся миссис Херб Том направила на Грира свой красный ноготь как револьвер.
— Грир, пока ты единственный в Квинаке, кому удалось забраться на этот плавучий шведский стол. И не возражай — об этом всему городу известно. А теперь мы хотим знать, что ты сделал для того, чтобы добыть своим братьям положенный им куш, черт бы побрал твою тощую черную задницу! Мы Орден или что? Я, например, не намерена сидеть дома и смотреть, как все там будут жировать! Я бы могла отдавать все деньги Хербу, если бы стремилась к этому. Так что… — миссис Херб Том подняла свою черную кожаную сумочку и целенаправленно запустила в нее свою руку с кровавыми ногтями, — что скажешь?
На лице у Грира появилось тревожное выражение.
Миссис Херб… Братья… Клянусь вам, я попросил пропуска на борт для членов клуба. Но парочка, обслуживавшая меня, ни слова не говорила по-английски — только по-русски или еще на каком-то там… а Стебинса мне увидеть не удалось.
Но миссис Херб это не удовлетворило.
— А как насчет твоего дружка-альбиноса? Похоже, выдающийся тип: застал тебя со своей женой и выменял ее у тебя на двух красоток, чтобы ты был не в обиде.
— Исчез, миссис Херб, передал меня этим русским и исчез под палубой. Я его больше не видел. Клянусь честью. — Лоб Грира покрыли морщины, руки у него снова задрожали. — Да и не знаю я этого альбиноса. Послушайте, вам нужно обратиться к Алисе Кармоди. Она ведь его мать…
Братья даже не удостаивают это предложение ответом и лишь сдавленно рычат.
Айк выпрямляется на своем стуле. Какими бы глупыми и детскими ни были эти забавы, всегда следовало помнить, что имеешь дело со здоровыми мужиками, как правило, пьяными и чаще всего вооруженными. В период своего президентства Айк не раз оказывался на прицеле. А в прошлом году мирный городишко Квинак занял четвертое место по количеству смертей вследствие огнестрельных ранений после Хьюстона, Техаса и округа Колумбия. Тогда разговаривайте с Айком Соллесом! — в отчаянии выкрикнул Грир, указывая на Айка костью. — Он сидел за решеткой с этим сукиным сыном, а я всего лишь трахал его жену…
Раскрасневшиеся лица собравшихся поворачиваются к Айку. Первые признаки отходняка — действие дури заканчивается. Даже у женщин. И Айк начинает вспоминать, почему он перестал посещать эти ежемесячные собрания.
—¦ Что это значит, Соллес? — угрожающе вопрошает миссис Херб Том.
— Не надо на меня так смотреть. По-моему, никто не видел, чтобы мне доставляли серебряную карточку с приглашением.
Исаак Соллес и Эмиль Грир оказались среди тех немногих, кто не имел никакого представления о накалявшихся страстях. Грир еще не появился на палубе яхты, которая поглотила его накануне вечером, а Айк предпочитал не показываться в центре. Позавтракав яичницей и копченым лососем, он сразу же поехал к покалеченному карбасу. К его радости, сарай был пуст и на стоянке тоже никого не было; единственные машины, которые ему удалось заметить, были припаркованы с другой стороны доков, там, где, сверкая, покачивался огромный парус яхты. Они сгрудились вокруг него, как мотыльки вокруг фонаря. Ну что ж, — решил Айк, — хоть какая-то польза — по крайней мере дураки не болтаются под ногами. Его радовало даже то, что рядом не было Грира, каким бы хорошим механиком тот ни был. Пусть бедный пьяный петух проспится — ему полезно. Как Айку полезно одиночество.
Карбас лишился не только оси, но и одной из лопастей, которая,вероятно,погнулась, когда их вытягивали из грязи. Айк обнаружил это, запустив под днище волоконную оптику Вонгов. Обычно такое обследование требовало подведения стальной сетчатой люльки под корпус, на которой и поднималось судно, но Вонги, которым принадлежал сарай, отсутствовали, и крутить лебедку было некому. Скорее всего, они болтались со своим братом Норманом где-нибудь в городе и попивали сакэ из жестяных банок, разогрев его предварительно на газовой зажигалке. Никто из братьев Вонг не был коренным японцем, в отличие от их приемных родителей, но всем им была свойственна определенная восточная изысканность.
Впрочем, хорошо, что и их не было. Айк никогда не любил поднимать суда, особенно такие дряхлые, как это. Он вернулся в трейлер за костюмом и маской и снял винт в три приема — то есть гораздо быстрее, чем была бы подведена люлька. Одна из медных лопастей была сильно повреждена у самого основания — старая рана, покрытая ярью-медянкой. Вот из-за чего так барахлил двигатель. Айк потащил винт в сварочную мастерскую Моубри, но того тоже не оказалось на месте наверное, болтался у клуба Бездомных Дворняг. Боб Моубри был еще кандидатом, но он так рвался стать действительным членом Ордена, что аж приседал каждый раз, когда проходил мимо клуба. Несмотря на его шесть футов шесть дюймов и тридцать четыре года от роду, казалось, он вот-вот напустит в штаны от раболепия.
Однако мастерская у него была классная, и задняя дверь была открыта. Айк приварил к зазубрине кусок олова, потом закрепил винт в тисках и принялся выравнивать поверхность лопасти. Потом он вернулся в док и за один заход поставил винт на место, поскольку хорошо обточил и смазал его, а, нырнув вторично, закрепил ось и закрутил гайку. Не снимая костюма, Айк завел двигатель и сильно газанул. Мотор работал как по маслу. Айк вырубил двигатель и, прихватив гаечный ключ, снова нырнул под днище. Ось стояла на месте, гайка не сдвинулась. А когда он вынырнул на поверхность, в грязных дверях сарая уже стоял Грир. Даже сквозь запотевшую маску и выхлопные газы Айк различил, что бедному петуху отдохнуть не удалось.
— Боже милостивый, откуда ты? — осведомился Исаак, протягивая руку, чтобы Грир помог ему вылезти.
— С этого любовного корыта, откуда же еще, старик? — откликнулся Грир. По лицу его блуждала мечтательная улыбка. И поскольку он даже не шелохнулся, чтобы помочь Айку, тот самостоятельно вылез на сходни и снял маску. Глаза у Грира настолько покраснели и провалились, что он, вероятно, даже не заметил протянутой ему руки. Его лоскутные штаны были потрепаны и помяты, а спутанные волосы свисали, как грязные веревки.
Черт побери, Грир, — покачал головой Айк — ты выглядишь, как блевотина больного медведя.
— Возможно, mon ami, возможно. Но что этому предшествовало! Две восхитительные медведицы. Одна другой лучше.
Айк опустился на ящик и начал стягивать с себя мокрый костюм. Грир, покачиваясь и улыбаясь, продолжал стоять в дверном проеме.
— Это была потрясающая ночь, старик, я тебе еще расскажу.
Но не успел он пуститься в подробное описание ночных восторгов, как у пирса затормозил пикап Кармоди, из которого появилась Алиса. Она снова была в своем обычном комбинезоне и черных резиновых сапогах. Громко топая, она двинулась по деревянному настилу с раскачивавшимся армейским биноклем на груди. Мрачно кивнув Айку, она остановилась перед Гриром и нахмурилась.
— Эй, ты, мистер вице-президент! Советую тебе проснуться. Тебя уже заждались в клубе.
Глаза у нее снова поблекли, а волосы были стянуты сзади в тугой узел. Не дожидаясь ответа, она протопала мимо Грира к концу дока и подняла к глазам тяжелый бинокль.
Грир, не реагируя, продолжал раскачиваться из стороны в сторону. Айк наконец вылез из костюма и нырнул за лебедку, чтобы вытереться одним из грязных полотенец Вонгов.
— От Майка так ничего и нет? — повысив голос, осведомился он.
— Мистер Кармоди не имеет обыкновения радировать о своем прибытии. — Алиса продолжала обшаривать водную гладь биноклем. — Меня это совершенно не волнует — если бы что-нибудь случилось, мы бы уже знали. Мне просто интересно знать, о чем этот старый пират думает.
— Ты сказала — заждались? — Сообщение Алисы начало просачиваться сквозь туман эйфории в сознание Грира. — А зачем я им нужен?
— Я их не спрашивала. Но они там уже здорово распоясались. Соллес… — она продолжала изучать горизонт. — Я хочу, чтобы вы задраили «Сьюзи». И «Коломбину». Поставьте их на прикол и полностью задрайте.
На лице натягивавшего на себя джинсы Айка появилось неодобрительное выражение.
Какого черта? В понедельник нам все равно выходить на них в море.
Алиса, не отрывая бинокля от глаз, повернулась в сторону самого южного мыса.
— Может, да. А может, и нет, — сообщила она. — Спорим, что завтра или в крайнем случае в воскресенье Кармоди уже будет здесь? И не сомневаюсь, что первым делом он захочет испытать свою новую игрушку. Пойдет за гигантскими крабами. Или на тунца. И вам, ребята, тоже придется идти с ним.
— Но ведь ты можешь ловить и на «Коломбине», — продолжал упорствовать Айк. — Ты ведь делала это.
— Мне предложили участвовать в предстоящих съемках, — будничным голосом сообщила Алиса. — Теперь я буду режиссером.
Айк не успел откомментировать это сообщение, как Грир вдруг схватился за голову:
— Господи Иисусе, я понял, в чем дело! У нас же полнолуние! Летнее полнолуние, Исаак! — и он затряс Айка за руку.
— Что-то я не совсем тебя понял, Алиса, — высвобождая руку, продолжил Айк. — Что-то я не припоминаю, чтобы ты пропускала путину. И к тому же, что ты можешь знать о режиссуре?
Алиса, ощетинившись, развернулась к Айку.
— По крайней мере, я там буду гораздо полезнее, чем в море. Они просили помочь им построить длинный вигвам. А мне кое-что известно об этом.
Грир снова схватил Айка за руку.
Пожалуйста. Пока Билли нет, вожаком считаюсь я. Не бросай меня, напарник. Ты, я да старина Марли. Сегодня вечером нам предстоят серьезные дела.
— Какие еще серьезные дела? Трепотня о морском льве, если мне не изменяет память? Или о своре шелудивых дворняжек?
— Вся жизнь эскимосов связана с собаками. Так что это всех касается, mon ami. К тому же эти шелудивые дворняжки занимают прочное положение в обществе.
Тут возразить было нечего. Именно Айку принадлежала инициатива выработки профсоюзной хартии для всех рабочих собак. Изначально это было сделано с целью защиты беговых собак от голодной старости, но вскоре в проект были включены и другие животные — беговые лошади, цирковые львы и тигры и даже бойцовские петухи. Отряды Зверосолидарности вынудили владельцев животных объединиться в союз для обеспечения старости своих кормильцев, и профсоюз победил. С каждого заработанного доллара они стали платить два с половиной цента в пенсионный фонд животных.
— Хорошо-хорошо, это серьезное дело, — согласился Айк. Ему совершенно не улыбалось обсуждать эту проблему в присутствии Алисы Кармоди. — Но вам придется заняться им без меня. Мы со стариной Марли собираемся сегодня побыть дома. Я буду читать ему вслух «Зов предков».
— Полная параша, — выразил свое мнение Грир.
— Что это с тобой случилось, Соллес? — поинтересовалась Алиса, опуская бинокль и облокачиваясь на сваю. — Помнится, ты всегда был заводилой в таких делах.
— Было дело. Потому-то я теперь и читаю всякую парашу. Время заполняет не хуже и раздражает меньше.
— Исаак считает, что перерос нас, — повернулся Грир к Алисе. — Скажи ему. Ну хотя бы ради Марли. Бедный старикан весь день торчит у него в трейлере в полном одиночестве. Ты разве не согласна, что ему приятно будет выйти и пообщаться немножко с себе подобными?
— Мы все стареем, Грир, — ответила Алиса. — Только какого черта, Соллес? Может, ты все-таки пойдешь? Может, тебе тоже будет полезно пообщаться с себе подобными?
— Спасибо, Алиса, — откликнулся Айк. —
Я подумаю.
— Впрочем, лично мне совершенно все равно, что ты решишь, — добавила она. — Просто имейте в виду, что бы вы там ни решили, сначала задрайте карбасы. И освободите себе следующую неделю, так как вы проведете ее в море.
— О-о-о-о… — застонал Грир, закатывая глаза.
— Ладно, — откликнулся Айк.
— А теперь — прошу прощения, но мне пора за дела. — Алиса застегнула воротник своего комбинезона и двинулась обратно, так что деревянные сходни захлюпали водой при каждом ее шаге. — Пойду заниматься искусством, — добавила она, и голос у нее булькнул точно так же, как соленая вода под ногами.
— И что ты об этом думаешь? — жалостным голосом осведомился Грир, когда пикап исчез за поворотом. — Впервые за многие годы в этой дыре что-то происходит, а она отсылает нас в море!
— Я думаю… — Что-то было такое в этом хлюпающем голосе, в этом убого-надменном узле волос, маячившем в заднем окне пикапа… — что, может, мы со стариной Марли и пойдем с тобой на это собрание. Ну-ка, помоги мне вытащить это ведро…
К тому времени, когда они закрепили оба карбаса в протоке у причала Кармоди, на часах было уже начало десятого. Они двинулись к городу, стараясь держаться подальше от центра. Грир не был готов к встрече с дворнягами. Алиса не солгала ропот толпы, как далекие раскаты грома, был слышен за квартал. Однако, как отметил Айк, ярко выраженного раздражения в нем не звучало. Скорее, что-то неопределенное. Это напомнило Айку звуки, которые издавали во Фресно эмигранты, собиравшиеся в утренней дымке на полях и решавшие, выполнять или нет порученную им работу — так, беззлобные перебранки в тумане.
Приятели пересекли стоянку, когда длинный день уже клонился к своему завершению. Молча они забрались в фургон и так же молча двинулись по направлению к трейлеру. Грир с каждой минутой нервничал все больше. Айк знал, что любые попытки успокоить его только усугубят положение. Пугливый уроженец Ямайки всегда норовил уклониться от ответственности, даже когда она представляла куда как меньшую угрозу.
В нагревателе хватало воды только на одного, и Айк предоставил право принять душ Гриру.
— Тебе же придется торчать у всех на виду. Грир выбрал светло-зеленую просвечивающую рубашку, в которой он женился в последний раз в Кингстоне, — от нее до сих пор пахло темным ромом, — и принялся застегивать крохотные перламутровые пуговки своими длинными черными дрожащими пальцами.
— Меньше страсти, — посоветовал Айк. — Это же не ассамблея ООН.
— Черта с два! Всему городу не терпится узнать, какую роль будет играть Орден в этих киносъемках. Всему, понимаешь! Если нам не удастся урвать приличный кусок от этого пирога, старину Грира разорвут на куски.
Айк ухмыльнулся, хотя и понимал, что в какой-то мере Грир прав. Законопослушный Орден завоевал свою репутацию благодаря тому, что всегда получал лучшие места на всех стоящих мероприятиях — непосредственно рядом с трассой, когда устраивались гонки на аэросанях, и у сцены на всех рок-концертах, проводившихся от Анкориджа до Виктории. На финальных собачьих бегах в Номе им даже позволили нацепить значки организаторов, чтобы они могли изучить лицензии всех двадцати команд, вышедших в финал. И они скрупулезно сверяли отпечатки носов с профсоюзной документацией, чтобы убедиться в том, что все вложили деньги в призовой фонд. Уже почти десять лет Дворняги урывали себе кусок от каждого пирога, готовившегося в области, а то и не один. А теперь впереди маячил такой пирог, который никому еще и не снился. И если Ордену не удастся запустить в него свою лапу, то его авторитет будет безнадежно загублен.
Марли самостоятельно добрел до фургона, но Исааку пришлось помочь ему забраться внутрь. Марли ворчанием выразил свою признательность и взобрался на низкое сиденье, чтобы можно было высунуться из окна.
— Еще улыбается, разбойник, — заметил Айк в надежде отвлечь своего приятеля. — Он уже год никуда не выезжал, а соображает, что едет на летнее полнолуние. Надо было его отправить под душ, а не тебя.
Грир ничего не ответил. Он сидел скорчившись на переднем сиденье, обхватив колени руками. Его пятнистая физиономия застыла в неподвижной ухмылке, а растянутые губы настолько напряглись, что какая бы то ни было артикуляция была исключена. Грир умел впадать в такое состояние под воздействием целого ряда излюбленных фобий и разного рода опасений, но обычно дар речи не изменял ему.
До клуба они добрались в начале двенадцатого. Толпа перестала роптать и теперь стояла молча, повернувшись к северо-западу и наблюдая за тем, как из-под брюха возлегавшей у самого горизонта плотной черной тучки, как яйцо из курицы, вываливается солнце. Когда фургон остановился на президентском месте рядом с крыльцом, все обернулись. Никто не проронил ни слова, но когда вице-президент начал вылезать из машины, послышался странный скулящий звук. Грир схватил первый протянутый ему стакан и выпил его залпом, не разбираясь, что внутри. Толпа была настолько огромной, что Айк едва верил собственным глазам. Люди, которых он не встречал годами, окружили Грира, норовя пожать ему руку. Похоже, здесь собрались все тупицы и болваны, которые когда бы то ни было наскребли по пятьдесят долларов, чтобы заплатить вступительный взнос. Более того, он увидел несколько лиц, прибывших даже из землячеств Анкориджа и Неаляски.
Грир проскользнул к Вейну Альтенхоффену.
— От Билли так и нет никаких известий? — шепотом поинтересовался он.
— Ни звука, — также шепотом ответил Альтенхоффен. — Кальмар не из тех, кто бросает свои дела во имя чего бы то ни было. Так что пока ты наш президент, Эмиль. Ты поведешь нас. Говори, что нам делать.
Грир пожал своими костлявыми плечами с деланным равнодушием.
— В связи с чем, Слабоумный?
— В связи с тем, что нас так обосрали. Ни один из нас не получил приглашения на яхту. Ты не считаешь, что нам бросили перчатку? На кону наша честь, брат Грир, и судьба распорядилась так, что тебе отвечать на это. Так что мы будем делать?
Члены Ордена обступали все плотнее и плотнее шепчущуюся парочку.
— А делать мы будем вот что, — изрек Грир, надевая солнцезащитные очки и поворачиваясь к горизонту со всей возможной торжественностью, на которую он был способен, — дождемся, когда сядет солнце и проведем собрание. Как обычно.
Солнце опускалось все ниже, и толпа начала затихать. Даже собаки перестали скулить, за исключением нескольких выродков, да и тех распихали каждого в свой пикап и привязали там, отверженных и посрамленных, но так и не умолкнувших. Более мелких и цивилизованных загнали под крыльцо, где они и сгрудились в гробовой тишине, лишь поглядывая из-за решеток. Когда же солнце коснулось далекой воды, даже нытье в пикапах полностью прекратилось. Последний красный отблеск померк, сменившись зеленоватым сиянием, и тут как по команде вся толпа разразилась завываниями и улюлюканьем. Сначала это выглядело смешной дешевкой, но по мере того как этот вой ширился и нарастал, в нем начали проступать страстная сила и звериный надрыв, так что ощущение комизма уступило место искреннему страданию, и все, что представлялось дешевым и плоским, приобрело объем и непреходящий смысл. Послушные и цивилизованные члены Ордена подхватили из-под крыльца этот вой нежными тенорами, а из пикапов донеслись душераздирающие баритоны непокорных. Голоса расходились, переплетались и ширились, сливаясь в один мощный хор — единый надрывный вой Дворняги-Неудачника. Этот вой парил над городом и, отражаясь от глетчера за заливом, возвращался обратно, накладываясь сам на себя и создавая многослойный органный аккорд. И лишь когда замер последний отзвук эха, люди, бросая в переполненные мусорные бачки бутылки и банки, потянулись в помещение клуба. Это было еще одним правилом, усвоенным с опытом.
В полной тишине были сложены и отставлены к стенам карточные столы. Точно так же молча люди вытащили из шкафов складные деревянные стулья и расставили их неровными рядами. Когда у каждого стула стояло по одному члену Ордена, Грир на негнущихся ногах вышел к возвышению, изготовленному в форме огромного гидранта. Он поднял отполированную бедренную кость медведя, которая использовалась как молоток для усмирения публики, и указал пальцем на пол.
— Садитесь, — скомандовал Грир. Все сели. Грир поднял руку вверх, повернув ее ладонью к аудитории, и снова распорядился уверенным голосом: — Встаньте. — Все встали. — Полнолунный вой летнего солнцестояния Законопослушного Ордена Бездомных Дворняг объявляется открытым, — провозгласил Грир. — Прошу всех вести себя соответственно. Наш верный секретарь Слабоумный, остались ли у нас с прошлого раза нерешенные вопросы?
Вейн Альтенхоффен, зардевшись, встал с черным гроссбухом в руках. Альтенхоффен, когда не занимался рыбной ловлей, замещал преподавателей в Квинакской школе, а кроме того, выпускал еженедельную, а иногда ежемесячную газетенку «Маяк Квинака». Длинноносый и многословный, он тем не менее был чрезвычайно полезным членом общества и Ордена. Его настолько переполняли всевозможные планы и проекты, направленные на усовершенствование жизни, что порой он начинал разговор со следующих слов: «Мой слабый ум просто разрывается от брезжащих перспектив».
— Предыдущее собрание Законопослушного Ордена закончилось на неожиданной и драматической ноте, — начал читать Альтенхоффен. — Орден получил судебный приказ, предписывающий прекратить практику проведения фейерверков. Когда наш президент Кальмар узнал о том, что Томас Тугиак Старший пригрозил лишить нас клуба, он произнес следующее — цитирую: «Имел я вашего Томми Тугиака и всех его алкашей-дикарей. Пусть попробуют сунуться к Дворнягам, и я им головы пообрываю. Мы будем пускать фейерверки в любое время, когда нам захочется». Конец цитаты. Это предложение было поддержано единогласным рычанием, за исключением Томми Тугиака Младшего, который возражал против поношения собственного отца, и Чарли Фишпула, который был не согласен с употреблением некоторых других слов. «Может, мы и алкаши, но не дикари. Мы — последователи дикарей „. Норман Вонг на это ответил — цитирую: „Вот и проследуй обратно на свое место, Чарли“. На что Чарли Фишпул возразил: „По крайней мере, Вонг, у меня есть хоть какие-то корни“. После чего Брат Норман Вонг ударил Чарли по шее свернутым номером «Народного журнала «, сбив вышеупомянутого Чарли с ног. Тогда Брат Клейтон Фишпул ударил Брата Нормана Вонга по шее свернутым номером «Ежемесячника Атлантики“, и тот упал на колени. После этого собрание было закрыто.
Альтенхоффен закрыл свой гроссбух и, сияя, посмотрел на Грира. Грир милостиво кивнул.
— Спасибо, секретарь Альтенхоффен. Стая согласна с тем, как изложены события?
— Вау-вау! — в унисон ответила аудитория, и Альтенхоффен сел.
Все было именно так до мельчайших подробностей. Какие-нибудь еще нерешенные проблемы? — Грир свирепо оглядел собравшихся. Чарли фишпул поднял свою толстую руку.
— Может, момент не самый подходящий, но я бы хотел получить извинения…
— Вау-вау! — возмутились собравшиеся, и Чарли опустил руку.
— Какие-нибудь доклады от комитетов? Аудитория ответила отрицательно.
— Отлично! — И Грир, подводя итог, постучал медвежьей костью по подиуму: пам-пам-пам! — Значит, перейдем к насущным проблемам? — Огромная белая кость зависла в ожидании. — Итак? — Но все делали вид, что насущных проблем ни у кого нет.
Брат Исаак Соллес, сидевший у дверей в самой глубине помещения, откинул спинку своего стула к стене и расслабился. Он видел, что, несмотря на всю дрожь и смятение, Грир прекрасно справляется. В этом заключалась одна из характерных черт всех церемоний Дворняг: они были рассчитаны таким образом, чтобы никакие проблемы, ни старые, ни новые, не воспринимались собравшимися слишком серьезно. Наконец Вейн Альтенхоффен опустил свой гроссбух на пол и поднял руку. Грир тяжело вздохнул.
Слово снова берет секретарь Альтенхоффен. Чего тебе надобно, Слабоумный?
Альтенхоффен поднялся, сопровождаемый сдержанным рычанием аудитории, и воздел палец к потолку.
— Я буду краток, — пообещал он и набрал в грудь побольше воздуха. — Мистер вице-президент… Братья-Дворняги… сограждане… Учитывая историческую роль Ордена во многих достопамятных событиях славного прошлого, я хочу предложить на обсуждение вопрос…
— Гррр, — предупреждающе прорычали братья — они были слишком хорошо знакомы с многословными преамбулами Слабоумного.
— …каким образом Дворнягам, — заспешил Альтенхоффен, — получить причитающуюся им долю в грядущих киносъемках.
— Вау-вау, — поддержали его братья. Грир погладил свой курчавый подбородок.
— Интересный вопрос ты задал, секретарь. Есть какие-нибудь предложения? Если нет…
— А у меня есть еще более интересный вопрос! — перебил Грира кто-то из дальнего конца. — Как нам получить приглашения на завтрашний прием, которые получили сегодня остальные чурки?
— Это не в тему, брат… — Грир постучал костью. Он не видел, кто это произнес.
— А когда же мы будем в теме, мистер вице-президент? — прорычал кто-то еще. — Когда мы наконец выберемся из свинарника Лупа?
Грир попытался пропустить это замечание мимо ушей.
— Киношники, они такие… — пожал он плечами. Но братья больше не намерены были шутить. Поднявшаяся миссис Херб Том направила на Грира свой красный ноготь как револьвер.
— Грир, пока ты единственный в Квинаке, кому удалось забраться на этот плавучий шведский стол. И не возражай — об этом всему городу известно. А теперь мы хотим знать, что ты сделал для того, чтобы добыть своим братьям положенный им куш, черт бы побрал твою тощую черную задницу! Мы Орден или что? Я, например, не намерена сидеть дома и смотреть, как все там будут жировать! Я бы могла отдавать все деньги Хербу, если бы стремилась к этому. Так что… — миссис Херб Том подняла свою черную кожаную сумочку и целенаправленно запустила в нее свою руку с кровавыми ногтями, — что скажешь?
На лице у Грира появилось тревожное выражение.
Миссис Херб… Братья… Клянусь вам, я попросил пропуска на борт для членов клуба. Но парочка, обслуживавшая меня, ни слова не говорила по-английски — только по-русски или еще на каком-то там… а Стебинса мне увидеть не удалось.
Но миссис Херб это не удовлетворило.
— А как насчет твоего дружка-альбиноса? Похоже, выдающийся тип: застал тебя со своей женой и выменял ее у тебя на двух красоток, чтобы ты был не в обиде.
— Исчез, миссис Херб, передал меня этим русским и исчез под палубой. Я его больше не видел. Клянусь честью. — Лоб Грира покрыли морщины, руки у него снова задрожали. — Да и не знаю я этого альбиноса. Послушайте, вам нужно обратиться к Алисе Кармоди. Она ведь его мать…
Братья даже не удостаивают это предложение ответом и лишь сдавленно рычат.
Айк выпрямляется на своем стуле. Какими бы глупыми и детскими ни были эти забавы, всегда следовало помнить, что имеешь дело со здоровыми мужиками, как правило, пьяными и чаще всего вооруженными. В период своего президентства Айк не раз оказывался на прицеле. А в прошлом году мирный городишко Квинак занял четвертое место по количеству смертей вследствие огнестрельных ранений после Хьюстона, Техаса и округа Колумбия. Тогда разговаривайте с Айком Соллесом! — в отчаянии выкрикнул Грир, указывая на Айка костью. — Он сидел за решеткой с этим сукиным сыном, а я всего лишь трахал его жену…
Раскрасневшиеся лица собравшихся поворачиваются к Айку. Первые признаки отходняка — действие дури заканчивается. Даже у женщин. И Айк начинает вспоминать, почему он перестал посещать эти ежемесячные собрания.
—¦ Что это значит, Соллес? — угрожающе вопрошает миссис Херб Том.
— Не надо на меня так смотреть. По-моему, никто не видел, чтобы мне доставляли серебряную карточку с приглашением.