Мгновенье спустя он увидел первого монаха — высокий человек в оранжевой тоге шагал с размеренностью метронома, глядя вперед и не обращая внимания на вагон, плывущий над его выбритой головой. Стихии, казалось, тоже его не беспокоили: обнаженная по плечо правая рука была открыта леденящему ветру.
Вагон остановился у станции, выгрузил замерзших пассажиров и отправился в обратный путь. Морган присоединился к толпе из 200–300 человек, собравшихся в маленьком амфитеатре, вырубленном в западном склоне горы. Все напряженно всматривались в темноту, хотя пока ничего Не было видно — лишь узкая полоска огней, зигзагами спускающаяся в бездну. Запоздалые путники с отчаянными усилиями одолевали последний участок лестницы — вера побеждала усталость.
Морган посмотрел на часы: осталось десять минут. Никогда до этого он не встречался с таким множеством молчаливых людей. Туристов с фотоаппаратами и паломников объединяла сейчас одна надежда.
С вершины горы, из храма, все еще невидимого в темноте, донесся нежный перезвон колокольчиков, и в ту же минуту на громадной лестнице погасли все фонари. Стоя спиной к невидимому рассвету, люди увидели, как слабый отблеск дня осветил облака, лежащие далеко внизу. Однако огромный массив горы все еще задерживал зарю.
По мере того как солнце обходило с флангов последний оплот ночи, склоны Шри Канды с каждой секундой выделялись все отчетливей и ярче.
По толпе, застывшей в терпеливом ожидании, пронесся благоговейный шепот.
На мгновенье все как бы замерло в неподвижности, а затем совершенно неожиданно чуть ли не на половину Тапробани лег идеально симметричный треугольник с четкими краями. Гора не забыла своих поклонников — в море облаков лежала знаменитая тень Шри Канды, символ, который каждый паломник волен толковать по своему разумению…
Совершенство прямых линий создавало иллюзию твердого тела казалось, это поверженная пирамида, а не фантом из света и тени. Вокруг нее разливался свет, первые прямые лучи солнца вырывались из-за склонов горы, а тень по контрасту становилась все более темной и плотной. Но сквозь тонкую завесу облаков, источник ее недолгой жизни, Морган смутно различал озера, холмы и леса пробуждающейся земли.
Над горою вставало солнце, и вершина туманного треугольника с огромной скоростью приближалась к Моргану, но он не ощущал движения. Время как бы остановилось; впервые в жизни он не думал об уходящих минутах. Тень вечности легла на его душу, как тень горы на рассветные облака.
Тень быстро таяла, и тьма растворялась в небе, как краска в воде. Призрачный мерцающий пейзаж внизу обретал материальность. Примерно на полпути к горизонту вспыхнул свет — солнечный луч отразился от восточных окон какого-то строения, — а гораздо дальше, если не обманывал глаз, синела полоска моря.
Новый день пришел на Тапробани.
Люди медленно расходились. Одни вернулись на станцию, а другие, энтузиасты, направились к лестнице в обычном заблуждении, что спускаться легче, чем подниматься. Большинство будет благодарить судьбу, добравшись до нижней станции. Только немногие способны одолеть весь спуск.
Лишь Морган, провожаемый любопытными взглядами, двинулся вверх по ступеням, ведущим к монастырю на вершине горы. Дойдя до гладко оштукатуренной наружной стены, уже озаренной первыми прямыми лучами солнца, он с облегчением прислонился к тяжелой деревянной двери.
За ним, должно быть, следили. Не успел он отыскать кнопку звонка или как-нибудь иначе дать знать о своем приходе, дверь бесшумно отворилась, и монах в желтом одеянии приветствовал его, сложив ладони.
— Аю бован, доктор Морган. Маханаяке Тхеро будет рад вас видеть.
12. ОБУЧЕНИЕ ЗВЕЗДОЛЕТА
Однако, проходя через какую-либо планетную систему. Звездолет использует солнечную энергию и во много раз увеличивает скорость передачи информации. Кроме того, он «подзаряжает аккумуляторы», хотя аналогия здесь очень условна. А поскольку он, как наши первые «Пионеры» и «Вояджеры», использует гравитационные поля небесных тел, чтобы обеспечить себе движение от звезды к звезде, он будет действовать бесконечно долго, пока какое-нибудь механическое повреждение не положит конец его полету. Альфа Центавра была его одиннадцатым промежуточным пунктом назначения. Облетев, подобно комете, наше Солнце, он взял курс на Тау Кита, звезду, находящуюся на расстоянии двенадцати световых лет. И если там есть разумная жизнь, он вступит в новую беседу вскоре после 8100 года нашей эры…
…Ибо Звездолет одновременно выполняет две функции — посла и исследователя. Обнаружив в конце своего очередного тысячелетнего путешествия технологическую цивилизацию, он завязывает с ней дружеские отношения и начинает обмен информацией — единственно возможную форму межзвездной торговли. И, прежде чем снова отправиться в свой бесконечный путь. Звездолет оставляет координаты своего родного мира, который уже ждет прямого вызова от нового абонента галактической «телефонной сети».
Мы, жители Земли, гордимся тем, что опознали его материнское солнце и даже передали туда сигналы еще до того, как он открыл нам свои звездные карты. Теперь мы должны лишь сто четыре года ждать ответа. Нам невероятно повезло — мы обрели таких близких соседей.
Из первых же сообщений стало ясно, что Звездолет знает несколько тысяч основных земных слов. Он вывел их смысл, проанализировав телевизионные и радиопередачи. Сведения, которые он собирал по мере приближения к нашей планете, являли собой совершенно нехарактерную выборку из спектра человеческой культуры. Среди них почти не было последних данных естественных наук, еще меньше современной математики — лишь случайные выжимки из произведений литературы, музыки и изобразительных искусств.
Как у всех гениев-самоучек, у Звездолета были огромные пробелы в образовании. И, следуя принципу, гласящему, что лучше дать слишком много, чем слишком мало, Звездолету, как только был налажен контакт, немедленно «подарили» несколько энциклопедических словарей, в том числе Большую Всемирную Энциклопедию. Их передача заняла около часа. После этого Звездолет замолк на четыре часа — это была самая долгая пауза в его передачах. Когда он вновь вышел на связь, словарь его стал неизмеримо богаче и в девяноста девяти случаях из ста он легко выдерживал тест Тьюринга. По сообщениям, полученным от Звездолета, невозможно заподозрить, что это машина, а не высокообразованный человек.
Случались и промахи: например, неправильное употребление слов, имеющих двойной смысл, и отсутствие эмоциональной окраски диалога. Но этого следовало ожидать. В отличие от самых совершенных земных компьютеров, которые в случае необходимости воспроизводят эмоции своих создателей, чувства и желания Звездолета отражают, очевидно, чувства и желания представителей совершенно чуждого нам биологического вида и поэтому в большинстве своем непонятны людям.
И наоборот. Звездолет прекрасно и безошибочно понимал, что «квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов», но вряд ли мог догадаться, что имел в виду Китс, когда писал:
Еще много столетий философы будут вести нескончаемые споры о том, насколько глубоко проник Звездолет в людские дела и заботы. В одном только пункте нет расхождений. Сто дней его пребывания в солнечной системе бесповоротно изменили представления человека о вселенной, ее происхождении и своем месте в ней.
После ухода Звездолета земная цивилизация уже никогда не будет прежней.
13. БОДХИДХАРМА
14. БЕСЕДЫ СО ЗВЕЗДОЛЕТОМ
15. ПАРАКАРМА
Вагон остановился у станции, выгрузил замерзших пассажиров и отправился в обратный путь. Морган присоединился к толпе из 200–300 человек, собравшихся в маленьком амфитеатре, вырубленном в западном склоне горы. Все напряженно всматривались в темноту, хотя пока ничего Не было видно — лишь узкая полоска огней, зигзагами спускающаяся в бездну. Запоздалые путники с отчаянными усилиями одолевали последний участок лестницы — вера побеждала усталость.
Морган посмотрел на часы: осталось десять минут. Никогда до этого он не встречался с таким множеством молчаливых людей. Туристов с фотоаппаратами и паломников объединяла сейчас одна надежда.
С вершины горы, из храма, все еще невидимого в темноте, донесся нежный перезвон колокольчиков, и в ту же минуту на громадной лестнице погасли все фонари. Стоя спиной к невидимому рассвету, люди увидели, как слабый отблеск дня осветил облака, лежащие далеко внизу. Однако огромный массив горы все еще задерживал зарю.
По мере того как солнце обходило с флангов последний оплот ночи, склоны Шри Канды с каждой секундой выделялись все отчетливей и ярче.
По толпе, застывшей в терпеливом ожидании, пронесся благоговейный шепот.
На мгновенье все как бы замерло в неподвижности, а затем совершенно неожиданно чуть ли не на половину Тапробани лег идеально симметричный треугольник с четкими краями. Гора не забыла своих поклонников — в море облаков лежала знаменитая тень Шри Канды, символ, который каждый паломник волен толковать по своему разумению…
Совершенство прямых линий создавало иллюзию твердого тела казалось, это поверженная пирамида, а не фантом из света и тени. Вокруг нее разливался свет, первые прямые лучи солнца вырывались из-за склонов горы, а тень по контрасту становилась все более темной и плотной. Но сквозь тонкую завесу облаков, источник ее недолгой жизни, Морган смутно различал озера, холмы и леса пробуждающейся земли.
Над горою вставало солнце, и вершина туманного треугольника с огромной скоростью приближалась к Моргану, но он не ощущал движения. Время как бы остановилось; впервые в жизни он не думал об уходящих минутах. Тень вечности легла на его душу, как тень горы на рассветные облака.
Тень быстро таяла, и тьма растворялась в небе, как краска в воде. Призрачный мерцающий пейзаж внизу обретал материальность. Примерно на полпути к горизонту вспыхнул свет — солнечный луч отразился от восточных окон какого-то строения, — а гораздо дальше, если не обманывал глаз, синела полоска моря.
Новый день пришел на Тапробани.
Люди медленно расходились. Одни вернулись на станцию, а другие, энтузиасты, направились к лестнице в обычном заблуждении, что спускаться легче, чем подниматься. Большинство будет благодарить судьбу, добравшись до нижней станции. Только немногие способны одолеть весь спуск.
Лишь Морган, провожаемый любопытными взглядами, двинулся вверх по ступеням, ведущим к монастырю на вершине горы. Дойдя до гладко оштукатуренной наружной стены, уже озаренной первыми прямыми лучами солнца, он с облегчением прислонился к тяжелой деревянной двери.
За ним, должно быть, следили. Не успел он отыскать кнопку звонка или как-нибудь иначе дать знать о своем приходе, дверь бесшумно отворилась, и монах в желтом одеянии приветствовал его, сложив ладони.
— Аю бован, доктор Морган. Маханаяке Тхеро будет рад вас видеть.
12. ОБУЧЕНИЕ ЗВЕЗДОЛЕТА
(Отрывок из «Конкорданции Звездолета». Издание первое, 2071 г.)
Мы теперь хорошо знаем, что межзвездный космический зонд, именуемый обычно Звездолетом, совершенно автономен и работает по программам, заложенным в него шестьдесят тысяч лет назад. Путешествуя от солнца к солнцу, он с помощью пятисоткилометровой антенны передает собранную информацию на свою родину и время от времени получает оттуда новейшие данные.Однако, проходя через какую-либо планетную систему. Звездолет использует солнечную энергию и во много раз увеличивает скорость передачи информации. Кроме того, он «подзаряжает аккумуляторы», хотя аналогия здесь очень условна. А поскольку он, как наши первые «Пионеры» и «Вояджеры», использует гравитационные поля небесных тел, чтобы обеспечить себе движение от звезды к звезде, он будет действовать бесконечно долго, пока какое-нибудь механическое повреждение не положит конец его полету. Альфа Центавра была его одиннадцатым промежуточным пунктом назначения. Облетев, подобно комете, наше Солнце, он взял курс на Тау Кита, звезду, находящуюся на расстоянии двенадцати световых лет. И если там есть разумная жизнь, он вступит в новую беседу вскоре после 8100 года нашей эры…
…Ибо Звездолет одновременно выполняет две функции — посла и исследователя. Обнаружив в конце своего очередного тысячелетнего путешествия технологическую цивилизацию, он завязывает с ней дружеские отношения и начинает обмен информацией — единственно возможную форму межзвездной торговли. И, прежде чем снова отправиться в свой бесконечный путь. Звездолет оставляет координаты своего родного мира, который уже ждет прямого вызова от нового абонента галактической «телефонной сети».
Мы, жители Земли, гордимся тем, что опознали его материнское солнце и даже передали туда сигналы еще до того, как он открыл нам свои звездные карты. Теперь мы должны лишь сто четыре года ждать ответа. Нам невероятно повезло — мы обрели таких близких соседей.
Из первых же сообщений стало ясно, что Звездолет знает несколько тысяч основных земных слов. Он вывел их смысл, проанализировав телевизионные и радиопередачи. Сведения, которые он собирал по мере приближения к нашей планете, являли собой совершенно нехарактерную выборку из спектра человеческой культуры. Среди них почти не было последних данных естественных наук, еще меньше современной математики — лишь случайные выжимки из произведений литературы, музыки и изобразительных искусств.
Как у всех гениев-самоучек, у Звездолета были огромные пробелы в образовании. И, следуя принципу, гласящему, что лучше дать слишком много, чем слишком мало, Звездолету, как только был налажен контакт, немедленно «подарили» несколько энциклопедических словарей, в том числе Большую Всемирную Энциклопедию. Их передача заняла около часа. После этого Звездолет замолк на четыре часа — это была самая долгая пауза в его передачах. Когда он вновь вышел на связь, словарь его стал неизмеримо богаче и в девяноста девяти случаях из ста он легко выдерживал тест Тьюринга. По сообщениям, полученным от Звездолета, невозможно заподозрить, что это машина, а не высокообразованный человек.
Случались и промахи: например, неправильное употребление слов, имеющих двойной смысл, и отсутствие эмоциональной окраски диалога. Но этого следовало ожидать. В отличие от самых совершенных земных компьютеров, которые в случае необходимости воспроизводят эмоции своих создателей, чувства и желания Звездолета отражают, очевидно, чувства и желания представителей совершенно чуждого нам биологического вида и поэтому в большинстве своем непонятны людям.
И наоборот. Звездолет прекрасно и безошибочно понимал, что «квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов», но вряд ли мог догадаться, что имел в виду Китс, когда писал:
Еще менее доступными для него оказались строки Шекспира:
Таинственные окна растворяла
В забытый мир над кружевом валов…
Желая помочь Звездолету восполнить пробелы в образовании, его пичкали многочасовыми музыкальными передачами, без конца показывали пьесы, а также сцены из жизни людей и животных. Здесь не обошлось без цензуры. Хотя склонность человечества к насилию и войнам стала ему известна (к сожалению, было слишком поздно требовать назад Всемирную Энциклопедию), транслировались только тщательно подобранные передачи. И на время, пока Звездолет не вышел далеко за пределы слышимости, обычные радио- и видеопередачи почти прекратились.
Сравню ли с летним днем твои черты?
Нет, ты милей, умеренней и краше…
Еще много столетий философы будут вести нескончаемые споры о том, насколько глубоко проник Звездолет в людские дела и заботы. В одном только пункте нет расхождений. Сто дней его пребывания в солнечной системе бесповоротно изменили представления человека о вселенной, ее происхождении и своем месте в ней.
После ухода Звездолета земная цивилизация уже никогда не будет прежней.
13. БОДХИДХАРМА
Когда за Морганом с тихим щелчком закрылась массивная резная дверь с затейливым орнаментом из лотосов, у него возникло ощущение, будто он попал в другой мир. Он отнюдь не впервые ступал по земле, освященной великими религиями. Он видел Нотр-Дам, Святую Софию, Стоунхендж, Парфенон, Корнак, собор Святого Павла и еще десяток прославленных храмов и мечетей. Но всегда воспринимал их как застывшие реликвии прошлого — замечательные образцы искусства или техники, ничем не связанные с современностью. Религия, создавшие и поддерживавшие их, давно канули в вечность.
Но тут время, казалось, застало. Ураганы истории пронеслись мимо этой цитадели веры, не поколебав ее. Здешние монахи продолжали молиться, размышлять и встречать восход так же, как и три тысячи лет назад.
Шагая по истертым плитам внутреннего двора, отполированным ступнями бесчисленных паломников, Морган вдруг ощутил несвойственную ему нерешительность. Во имя прогресса он собирается разрушить что-то очень древнее и благородное. Что-то, чего ему все равно не дано до конца понять.
Огромный бронзовый колокол в звоннице, вырастающей прямо из монастырской стены, приковал его внимание и заставил остановиться. Инженерное чутье подсказало, что такой колокол должен весить не менее пяти тонн. По всей видимости, он очень древний…
Монах заметил его любопытство и понимающе улыбнулся.
— Ему две тысячи лет, — сказал он. — Это дар Калидасы Проклятого, от которого нам нельзя было отказаться. Как гласит предание, понадобилось десять лет, чтобы поднять его сюда — это стоило жизни сотне людей.
— А когда в него звонят?
— Он несет на себе печать своего мрачного происхождения и звонит только во времена больших бедствий. Я никогда не слышал его голоса, как и никто из ныне живущих. Он зазвонил однажды сам во время великого землетрясения 2017 года. А до этого — в 1522 году, когда иберы сожгли Храм Зуба и захватили Священную Реликвию.
— Значит, в него никогда не звонят — и это после всех усилий?
— Десяток раз, не более, за две тысячи лет. На нем все еще лежит проклятие Калидасы.
«Вероятно, это благочестиво, но очень уж непрактично», — невольно подумал Морган. Промелькнула кощунственная мысль, что не один монах, наверное, испытывал искушение легонько постучать по колоколу, чтобы услышать неведомый звук его запретного голоса…
Они приблизились к огромному каменному монолиту, в котором были выбиты ступеньки, ведущие к позолоченному павильону. Морган догадался, что это и есть самая вершина горы. Он знал, какая святыня там сокрыта, но монах, не дожидаясь вопроса, снова с готовностью пояснил:
— Там след ноги. Мусульмане верили, что это нога Адама. Он ступил сюда после того, как был изгнан из рая. Индуисты считали, что это след Шивы или Самана, а буддисты, конечно, не сомневались, что это отпечаток ноги «Просветленного».
— Я заметил, что вы употребили прошедшее время, — подчеркнуто равнодушно сказал Морган. — Что думают теперь?
— Будда был обыкновенный человек, как мы с вами. Отпечаток на скале — на очень твердом камне — имеет два метра в длину.
Разговор был исчерпан, и Морган не задавал больше вопросов. Они прошли короткую сводчатую галерею и оказались перед открытой дверью. Монах постучался и, не дожидаясь ответа, пригласил гостя войти.
Воображение Моргана рисовало ему Маханаяке Тхеро сидящим скрестив ноги на коврике в окружении курильниц с благовониями и поющих послушников. В прохладном воздухе действительно стоял легкий аромат, но сам настоятель храма Шри Канда сидел за обыкновенным письменным столом со стандартным дисплеем и запоминающими устройствами. Единственным необычным предметом в комнате была голова Будды, чуть больше натуральной величины. Она стояла в углу на постаменте. Было неясно, статуя это или объемное изображение.
Несмотря на обычность обстановки, главу монастыря трудно было спутать с чиновником. Помимо неизменного желтого облачения буддийского монаха, Маханаяке Тхеро отличался двумя особенностями, крайне редко встречающимися: череп его был абсолютно гол, а на глазах были очки.
— Аю бован, доктор Морган, — сказал настоятель, указывая на единственный свободный стул. — А это мой секретарь, преподобный Паракарма. Надеюсь, вы не станете возражать, если он будет записывать.
— Нет, разумеется.
Морган легким кивком поздоровался с сидящим. Молодой монах был обладателем лохматой шевелюры и внушительной бороды. Значит, бритые головы не были в монастыре правилом.
— Итак, доктор Морган, вам нужна наша гора, — сказал Маханаяке Тхеро.
— Боюсь, что так… ваше преподобие. По крайней мере, частично.
— Именно эти гектары? На всей планете?
— Выбирал не я, а природа. Наземную станцию нужно установить на экваторе, на возможно большей высоте, где плотность воздуха невелика.
— Но в Африке и в Южной Америке есть более высокие горы.
«Опять все сначала», — с тоской подумал Морган. По горькому опыту он знал, что непрофессионалу почти невозможно вникнуть в проблему, независимо от его сообразительности и степени заинтересованности. Если бы Земля была идеально симметричной, без впадин и выпуклостей гравитационного поля…
— Поверьте мне, мы рассмотрели все варианты. Котопахи, Кения и даже Килиманджаро — хотя последняя лежит на три градуса южнее — великолепно бы нас устроили, если бы не один роковой недостаток. Спутник на стационарной орбите не находится в одной точке. Из-за гравитационных возмущений — я не хочу вдаваться в подробности — он медленно дрейфует вдоль экватора. Чтобы наши спутники и космические станции были строго синхронными, Необходимо сжигать топливо. Правда, не так много. Но этим способом не удержишь на месте миллионы тонн металла, особенно, если это тонкие балки длиной в десятки тысяч километров. Однако, к счастью для нас…
— Но не для нас, — вставил Маханаяке Тхеро.
— …на синхронной орбите есть две устойчивые точки. Спутник, выведенный в такую точку, останется там навсегда, словно он находится на дне невидимой впадины. Одна из этих точек расположена над Тихим океаном, другая — прямо над нашей головой.
— Но почему нельзя правее или левее? Несколько километров роли не играют. На Тапробани есть и другие горы.
— Они минимум вдвое ниже Шри Канды. Там дуют ветры. Правда, ураганов на экваторе не так много, но вполне достаточно, чтобы поставить под угрозу сооружение. Притом в самой уязвимой точке.
— Но мы умеем управлять ветрами.
Это были первые слова молодого секретаря. Морган взглянул на него с интересом.
— До некоторой степени. Естественно, я советовался со Службой Муссонов. Они утверждают, что стопроцентной уверенности нет, особенно если речь идет об ураганах. В лучшем случае шансы относятся как пятьдесят к одному. Маловато для проекта стоимостью в миллиарды долларов.
Преподобный Паракарма, однако, был не склонен сдаваться.
— В математике есть почти забытая область, именуемая теорией катастроф. Она может превратить метеорологию в настоящую точную науку. И я уверен, что…
— Дело в том, — мягко вмешался Маханаяке Тхеро, — что мой коллега в свое время был широко известен трудами по астрономии. Вам, вероятно, знакомо имя доктора Чома Голдберга?..
Моргану показалось, что пол ушел у него из-под ног. Почему его не предупредили?! Но он тут же вспомнил, как профессор Сарат сказал: «Будьте особенно осторожны с личным секретарем Будды. Ему палец в рот не клади».
Под откровенно недоброжелательным взглядом преподобного Паракармы Морган почувствовал себя неуютно. Глупое положение. Он пытается втолковать наивным монахам суть орбитальной неустойчивости, тогда как даже Маханаяке Тхеро, бесспорно, уже получил самую компетентную консультацию.
Что касается доктора Голдберга, Морган хорошо помнил, что ученые всего мира разделились на два лагеря: одни считали, что он сумасшедший, а другие не были до конца в этом уверены. Голдберг был одним из самых перспективных молодых астрофизиков, но пять лет назад заявил: «Теперь, когда Звездолет разрушил традиционные религии, настало время всерьез заняться проблемой Бога».
После чего исчез из поля зрения.
Но тут время, казалось, застало. Ураганы истории пронеслись мимо этой цитадели веры, не поколебав ее. Здешние монахи продолжали молиться, размышлять и встречать восход так же, как и три тысячи лет назад.
Шагая по истертым плитам внутреннего двора, отполированным ступнями бесчисленных паломников, Морган вдруг ощутил несвойственную ему нерешительность. Во имя прогресса он собирается разрушить что-то очень древнее и благородное. Что-то, чего ему все равно не дано до конца понять.
Огромный бронзовый колокол в звоннице, вырастающей прямо из монастырской стены, приковал его внимание и заставил остановиться. Инженерное чутье подсказало, что такой колокол должен весить не менее пяти тонн. По всей видимости, он очень древний…
Монах заметил его любопытство и понимающе улыбнулся.
— Ему две тысячи лет, — сказал он. — Это дар Калидасы Проклятого, от которого нам нельзя было отказаться. Как гласит предание, понадобилось десять лет, чтобы поднять его сюда — это стоило жизни сотне людей.
— А когда в него звонят?
— Он несет на себе печать своего мрачного происхождения и звонит только во времена больших бедствий. Я никогда не слышал его голоса, как и никто из ныне живущих. Он зазвонил однажды сам во время великого землетрясения 2017 года. А до этого — в 1522 году, когда иберы сожгли Храм Зуба и захватили Священную Реликвию.
— Значит, в него никогда не звонят — и это после всех усилий?
— Десяток раз, не более, за две тысячи лет. На нем все еще лежит проклятие Калидасы.
«Вероятно, это благочестиво, но очень уж непрактично», — невольно подумал Морган. Промелькнула кощунственная мысль, что не один монах, наверное, испытывал искушение легонько постучать по колоколу, чтобы услышать неведомый звук его запретного голоса…
Они приблизились к огромному каменному монолиту, в котором были выбиты ступеньки, ведущие к позолоченному павильону. Морган догадался, что это и есть самая вершина горы. Он знал, какая святыня там сокрыта, но монах, не дожидаясь вопроса, снова с готовностью пояснил:
— Там след ноги. Мусульмане верили, что это нога Адама. Он ступил сюда после того, как был изгнан из рая. Индуисты считали, что это след Шивы или Самана, а буддисты, конечно, не сомневались, что это отпечаток ноги «Просветленного».
— Я заметил, что вы употребили прошедшее время, — подчеркнуто равнодушно сказал Морган. — Что думают теперь?
— Будда был обыкновенный человек, как мы с вами. Отпечаток на скале — на очень твердом камне — имеет два метра в длину.
Разговор был исчерпан, и Морган не задавал больше вопросов. Они прошли короткую сводчатую галерею и оказались перед открытой дверью. Монах постучался и, не дожидаясь ответа, пригласил гостя войти.
Воображение Моргана рисовало ему Маханаяке Тхеро сидящим скрестив ноги на коврике в окружении курильниц с благовониями и поющих послушников. В прохладном воздухе действительно стоял легкий аромат, но сам настоятель храма Шри Канда сидел за обыкновенным письменным столом со стандартным дисплеем и запоминающими устройствами. Единственным необычным предметом в комнате была голова Будды, чуть больше натуральной величины. Она стояла в углу на постаменте. Было неясно, статуя это или объемное изображение.
Несмотря на обычность обстановки, главу монастыря трудно было спутать с чиновником. Помимо неизменного желтого облачения буддийского монаха, Маханаяке Тхеро отличался двумя особенностями, крайне редко встречающимися: череп его был абсолютно гол, а на глазах были очки.
— Аю бован, доктор Морган, — сказал настоятель, указывая на единственный свободный стул. — А это мой секретарь, преподобный Паракарма. Надеюсь, вы не станете возражать, если он будет записывать.
— Нет, разумеется.
Морган легким кивком поздоровался с сидящим. Молодой монах был обладателем лохматой шевелюры и внушительной бороды. Значит, бритые головы не были в монастыре правилом.
— Итак, доктор Морган, вам нужна наша гора, — сказал Маханаяке Тхеро.
— Боюсь, что так… ваше преподобие. По крайней мере, частично.
— Именно эти гектары? На всей планете?
— Выбирал не я, а природа. Наземную станцию нужно установить на экваторе, на возможно большей высоте, где плотность воздуха невелика.
— Но в Африке и в Южной Америке есть более высокие горы.
«Опять все сначала», — с тоской подумал Морган. По горькому опыту он знал, что непрофессионалу почти невозможно вникнуть в проблему, независимо от его сообразительности и степени заинтересованности. Если бы Земля была идеально симметричной, без впадин и выпуклостей гравитационного поля…
— Поверьте мне, мы рассмотрели все варианты. Котопахи, Кения и даже Килиманджаро — хотя последняя лежит на три градуса южнее — великолепно бы нас устроили, если бы не один роковой недостаток. Спутник на стационарной орбите не находится в одной точке. Из-за гравитационных возмущений — я не хочу вдаваться в подробности — он медленно дрейфует вдоль экватора. Чтобы наши спутники и космические станции были строго синхронными, Необходимо сжигать топливо. Правда, не так много. Но этим способом не удержишь на месте миллионы тонн металла, особенно, если это тонкие балки длиной в десятки тысяч километров. Однако, к счастью для нас…
— Но не для нас, — вставил Маханаяке Тхеро.
— …на синхронной орбите есть две устойчивые точки. Спутник, выведенный в такую точку, останется там навсегда, словно он находится на дне невидимой впадины. Одна из этих точек расположена над Тихим океаном, другая — прямо над нашей головой.
— Но почему нельзя правее или левее? Несколько километров роли не играют. На Тапробани есть и другие горы.
— Они минимум вдвое ниже Шри Канды. Там дуют ветры. Правда, ураганов на экваторе не так много, но вполне достаточно, чтобы поставить под угрозу сооружение. Притом в самой уязвимой точке.
— Но мы умеем управлять ветрами.
Это были первые слова молодого секретаря. Морган взглянул на него с интересом.
— До некоторой степени. Естественно, я советовался со Службой Муссонов. Они утверждают, что стопроцентной уверенности нет, особенно если речь идет об ураганах. В лучшем случае шансы относятся как пятьдесят к одному. Маловато для проекта стоимостью в миллиарды долларов.
Преподобный Паракарма, однако, был не склонен сдаваться.
— В математике есть почти забытая область, именуемая теорией катастроф. Она может превратить метеорологию в настоящую точную науку. И я уверен, что…
— Дело в том, — мягко вмешался Маханаяке Тхеро, — что мой коллега в свое время был широко известен трудами по астрономии. Вам, вероятно, знакомо имя доктора Чома Голдберга?..
Моргану показалось, что пол ушел у него из-под ног. Почему его не предупредили?! Но он тут же вспомнил, как профессор Сарат сказал: «Будьте особенно осторожны с личным секретарем Будды. Ему палец в рот не клади».
Под откровенно недоброжелательным взглядом преподобного Паракармы Морган почувствовал себя неуютно. Глупое положение. Он пытается втолковать наивным монахам суть орбитальной неустойчивости, тогда как даже Маханаяке Тхеро, бесспорно, уже получил самую компетентную консультацию.
Что касается доктора Голдберга, Морган хорошо помнил, что ученые всего мира разделились на два лагеря: одни считали, что он сумасшедший, а другие не были до конца в этом уверены. Голдберг был одним из самых перспективных молодых астрофизиков, но пять лет назад заявил: «Теперь, когда Звездолет разрушил традиционные религии, настало время всерьез заняться проблемой Бога».
После чего исчез из поля зрения.
14. БЕСЕДЫ СО ЗВЕЗДОЛЕТОМ
Во время пребывания Звездолета в солнечной системе ему задали тысячи вопросов, но прежде всего люди жаждали получить сведения о других цивилизациях и с нетерпением ждали ответа. Вопреки некоторым предположениям робот отвечал охотно, признавшись, правда, что его самые свежие данные устарели более чем на сто лет.
Поскольку на Земле всего один биологический вид породил такое многообразие культур, то что говорить о космосе! Но создателям Звездолета удалось составить приблизительную классификацию культур по единственному объективному критерию — уровню технического развития. Человечество попадало в пятую категорию. Схема имела такой вид: 1 — каменные орудия; 2 — обработка металлов, огонь; 3 — письменность, ремесла, корабли; 4 — паровые машины, математика, естественные науки; 5 — атомная энергия, космические полеты.
60 тысяч лет назад, когда Звездолет стартовал, его создатели тоже находились на пятой стадии. Затем они поднялись на следующую ступень, научившись властвовать над материей.
Звездолет тут же спросили, существует ли категория номер семь. Ответ гласил: «Да». Когда запросили подробности, зонд ответил, что не уполномочен давать описания высокоразвитых культур цивилизациям низших категорий. Тем дело и кончилось, несмотря на множество изобретательных вопросов, составленных самыми выдающимися юристами Земли.
Впрочем, Звездолет к этому времени мог с успехом вести диспут с любым земным философом. Отчасти в этом были виноваты ученые из Чикагского университета, которые тайком протранслировали ему всю «Сумму Теологии». В ответ Звездолет незамедлительно выдал обстоятельный анализ сочинения Фомы Аквинского, убедительно показав, что смысла в этом произведении содержится весьма мало. В другом сообщении Звездолет провел ясную аналогию между вспышками религиозного фанатизма и такими событиями, как финал мирового футбольного чемпионата или выступления популярных вокально-инструментальных групп. Затем он сообщил, что поведение религиозного типа встречается лишь в трех из 15 известных культур первой категории, в 6 из 28 — второй, в 5 из 14, принадлежащих к третьей, в 2 из 10 — к четвертой и в 3 из 174 пятой категории (большая статистика в последнем случае объяснялась тем, что с цивилизациями этой категории возможна межзвездная радиосвязь).
Но по-настоящему потрясло многих последнее сообщение Звездолета.
11 июня 2069 года, 06.84 по Гринвичу, сообщение 8964, серия 2. Звездолет — Земле: 456 лет назад мне сообщили, что загадка происхождения вселенной наконец решена. Для получения соответствующей информации вы должны непосредственно связаться с моей родиной. Перехожу на крейсерский режим, прерываю связь. Прощайте.
По мнению многих, это заключительное и самое знаменитое из тысяч сообщений показывает, что Звездолет не лишен чувства юмора. Иначе вряд ли он отложил бы напоследок такую философскую бомбу. Но гораздо более вероятно, что это сообщение являлось частью тонко продуманного плана, рассчитанного на то, чтобы подтолкнуть человечество на нужный путь и подготовить его к прямому межзвездному разговору, который начнется 104 года спустя.
Некоторые считали, что нельзя позволить Звездолету унести за пределы солнечной системы огромные запасы знаний и образцы техники, далеко опередившей земную. Хотя ни один существующий корабль не смог бы догнать Звездолет и вернуться на Землю, такой перехватчик нетрудно было построить.
К счастью, победили более разумные соображения. Зонд-робот наверняка был снабжен надежными средствами защиты, включая способность к саморазрушению. Но самый веский аргумент состоял в том, что создатели Звездолета живут всего в 52 световых годах от Земли. Многие тысячелетия, прошедшие после старта Звездолета, их космическая техника, разумеется, не стояла на месте. Если поведение человечества им не понравится, то через каких-нибудь 200–300 лет они появятся сами…
А их зонд не только оказал влияние практически на все области человеческой культуры, но и положил конец бесконечным религиозным спорам, которыми занимались вполне, казалось бы, разумные люди на протяжении многих веков.
Поскольку на Земле всего один биологический вид породил такое многообразие культур, то что говорить о космосе! Но создателям Звездолета удалось составить приблизительную классификацию культур по единственному объективному критерию — уровню технического развития. Человечество попадало в пятую категорию. Схема имела такой вид: 1 — каменные орудия; 2 — обработка металлов, огонь; 3 — письменность, ремесла, корабли; 4 — паровые машины, математика, естественные науки; 5 — атомная энергия, космические полеты.
60 тысяч лет назад, когда Звездолет стартовал, его создатели тоже находились на пятой стадии. Затем они поднялись на следующую ступень, научившись властвовать над материей.
Звездолет тут же спросили, существует ли категория номер семь. Ответ гласил: «Да». Когда запросили подробности, зонд ответил, что не уполномочен давать описания высокоразвитых культур цивилизациям низших категорий. Тем дело и кончилось, несмотря на множество изобретательных вопросов, составленных самыми выдающимися юристами Земли.
Впрочем, Звездолет к этому времени мог с успехом вести диспут с любым земным философом. Отчасти в этом были виноваты ученые из Чикагского университета, которые тайком протранслировали ему всю «Сумму Теологии». В ответ Звездолет незамедлительно выдал обстоятельный анализ сочинения Фомы Аквинского, убедительно показав, что смысла в этом произведении содержится весьма мало. В другом сообщении Звездолет провел ясную аналогию между вспышками религиозного фанатизма и такими событиями, как финал мирового футбольного чемпионата или выступления популярных вокально-инструментальных групп. Затем он сообщил, что поведение религиозного типа встречается лишь в трех из 15 известных культур первой категории, в 6 из 28 — второй, в 5 из 14, принадлежащих к третьей, в 2 из 10 — к четвертой и в 3 из 174 пятой категории (большая статистика в последнем случае объяснялась тем, что с цивилизациями этой категории возможна межзвездная радиосвязь).
Но по-настоящему потрясло многих последнее сообщение Звездолета.
11 июня 2069 года, 06.84 по Гринвичу, сообщение 8964, серия 2. Звездолет — Земле: 456 лет назад мне сообщили, что загадка происхождения вселенной наконец решена. Для получения соответствующей информации вы должны непосредственно связаться с моей родиной. Перехожу на крейсерский режим, прерываю связь. Прощайте.
По мнению многих, это заключительное и самое знаменитое из тысяч сообщений показывает, что Звездолет не лишен чувства юмора. Иначе вряд ли он отложил бы напоследок такую философскую бомбу. Но гораздо более вероятно, что это сообщение являлось частью тонко продуманного плана, рассчитанного на то, чтобы подтолкнуть человечество на нужный путь и подготовить его к прямому межзвездному разговору, который начнется 104 года спустя.
Некоторые считали, что нельзя позволить Звездолету унести за пределы солнечной системы огромные запасы знаний и образцы техники, далеко опередившей земную. Хотя ни один существующий корабль не смог бы догнать Звездолет и вернуться на Землю, такой перехватчик нетрудно было построить.
К счастью, победили более разумные соображения. Зонд-робот наверняка был снабжен надежными средствами защиты, включая способность к саморазрушению. Но самый веский аргумент состоял в том, что создатели Звездолета живут всего в 52 световых годах от Земли. Многие тысячелетия, прошедшие после старта Звездолета, их космическая техника, разумеется, не стояла на месте. Если поведение человечества им не понравится, то через каких-нибудь 200–300 лет они появятся сами…
А их зонд не только оказал влияние практически на все области человеческой культуры, но и положил конец бесконечным религиозным спорам, которыми занимались вполне, казалось бы, разумные люди на протяжении многих веков.
15. ПАРАКАРМА
Вошли два юных послушника. Один держал в руках поднос с рисом, фруктами и лепешками, другой — неизменный чайник. Среди блюд не было ни одного мясного. Яйца, насколько знал Морган, тоже находились под запретом. Впрочем, слово «запрет» здесь не подходит. Имеется точно регламентированный список допустимого, в котором радости жизни занимают одно из последних мест.
Пробуя незнакомые блюда, Морган вопросительно взглянул на Маханаяке Тхеро. Тот покачал головой.
— Мы не едим до полудня. Утром мозг особенно ясен. В эти часы ничто постороннее не должно занимать наши помыслы.
Этого Морган не понимал. Для него пустой желудок всегда был обстоятельством, отвлекающим от работы. Наделенный природным здоровьем, он привык воспринимать тело и душу как нечто единое.
Глаза Моргана невольно вернулись к изображению Будды. Вероятно, это была действительно статуя — ее постамент отбрасывал тень. Правда, сама голова могла быть все-таки лишь объемной проекцией…
Но это было произведение искусства. Лицо Будды, как и лицо Моны Лизы, отражало чувства зрителя, в то же время властно направляя их. В его глазах зияла бездонность озер, в которых можно утратить душу или обрести вселенную. На губах змеилась улыбка, еще более загадочная, чем улыбка Джоконды. Да и улыбка ли это? Или только световой эффект? И вот она исчезла, уступив место выражению неземного покоя. Морган не мог оторвать взгляд от этого гипнотического лица…
— Думаю, вы не откажетесь от маленького сувенира, — сказал Маханаяке Тхеро.
Морган взял протянутый ему листок. Это был кусок старинного пергамента, покрытый замысловатыми завитушками, в которых Морган узнал тапробанскую письменность.
— Благодарю вас, — сказал он. — Что это такое?
— Копия соглашения между царем Равиндрой и Маха Санха. Оно было подписано в восемьсот пятьдесят четвертом году по вашему летоисчислению. Документ утверждает право монастыря на вечное владение храмовыми землями. Права, зафиксированные в этом документе, признавали даже иноземные захватчики.
— Но, по-моему, в соглашении восемьсот пятьдесят четвертого года говорится только о землях в пределах храма, четко обозначенных монастырскими стенами. У вас нет прав на земли, лежащие вне храма.
— Но есть права, общие для всех владельцев собственности. Если соседи причиняют нам неудобства, мы можем апеллировать к судебным инстанциям. Подобный прецедент уже имел место.
— Знаю. В связи со строительством канатной дороги.
На губах Маханаяке Тхеро появилась улыбка.
— Вы, я вижу, хорошо подготовились. Действительно, у нас были серьезные возражения. — Он сделал паузу, потом добавил: — Было много сложностей, но мы, как выяснилось, вполне можем сосуществовать. Туристы удовлетворяются видовой площадкой, а настоящих паломников мы всегда рады принять на вершине горы.
— Может, стоит поступить так же? Несколько сот метров для нас ничего не решают. Мы не будем трогать вершину. Просто вырубим в скале еще одну площадку…
Под пристальными взглядами монахов Морган чувствовал себя неуютно.
Он не сомневался, что они прекрасно понимают нелепость этой идеи, но он должен был ее выдвинуть — хотя бы из дипломатических соображений.
— Ваш юмор очень своеобразен, доктор Морган, — прервал наконец молчание Маханаяке Тхеро. — Что останется от духа священной горы, если установить здесь вашу чудовищную конструкцию? Что останется от одиночества, к которому мы стремимся вот уже три тысячи лег? Неужели вы думаете, что мы предадим миллионы верующих, стремящихся к этому священному месту?
— Я разделяю ваши чувства, — сказал Морган — Мы сделаем все возможное, чтобы не причинять вам неудобств. Если убрать основание лифта под землю, общий вид горы совершенно не пострадает. Даже знаменитая тень Шри Канды…
Маханаяке Тхеро посмотрел на своего секретаря. Тот бросил пристальный взгляд на Моргана.
Пробуя незнакомые блюда, Морган вопросительно взглянул на Маханаяке Тхеро. Тот покачал головой.
— Мы не едим до полудня. Утром мозг особенно ясен. В эти часы ничто постороннее не должно занимать наши помыслы.
Этого Морган не понимал. Для него пустой желудок всегда был обстоятельством, отвлекающим от работы. Наделенный природным здоровьем, он привык воспринимать тело и душу как нечто единое.
Глаза Моргана невольно вернулись к изображению Будды. Вероятно, это была действительно статуя — ее постамент отбрасывал тень. Правда, сама голова могла быть все-таки лишь объемной проекцией…
Но это было произведение искусства. Лицо Будды, как и лицо Моны Лизы, отражало чувства зрителя, в то же время властно направляя их. В его глазах зияла бездонность озер, в которых можно утратить душу или обрести вселенную. На губах змеилась улыбка, еще более загадочная, чем улыбка Джоконды. Да и улыбка ли это? Или только световой эффект? И вот она исчезла, уступив место выражению неземного покоя. Морган не мог оторвать взгляд от этого гипнотического лица…
— Думаю, вы не откажетесь от маленького сувенира, — сказал Маханаяке Тхеро.
Морган взял протянутый ему листок. Это был кусок старинного пергамента, покрытый замысловатыми завитушками, в которых Морган узнал тапробанскую письменность.
— Благодарю вас, — сказал он. — Что это такое?
— Копия соглашения между царем Равиндрой и Маха Санха. Оно было подписано в восемьсот пятьдесят четвертом году по вашему летоисчислению. Документ утверждает право монастыря на вечное владение храмовыми землями. Права, зафиксированные в этом документе, признавали даже иноземные захватчики.
— Но, по-моему, в соглашении восемьсот пятьдесят четвертого года говорится только о землях в пределах храма, четко обозначенных монастырскими стенами. У вас нет прав на земли, лежащие вне храма.
— Но есть права, общие для всех владельцев собственности. Если соседи причиняют нам неудобства, мы можем апеллировать к судебным инстанциям. Подобный прецедент уже имел место.
— Знаю. В связи со строительством канатной дороги.
На губах Маханаяке Тхеро появилась улыбка.
— Вы, я вижу, хорошо подготовились. Действительно, у нас были серьезные возражения. — Он сделал паузу, потом добавил: — Было много сложностей, но мы, как выяснилось, вполне можем сосуществовать. Туристы удовлетворяются видовой площадкой, а настоящих паломников мы всегда рады принять на вершине горы.
— Может, стоит поступить так же? Несколько сот метров для нас ничего не решают. Мы не будем трогать вершину. Просто вырубим в скале еще одну площадку…
Под пристальными взглядами монахов Морган чувствовал себя неуютно.
Он не сомневался, что они прекрасно понимают нелепость этой идеи, но он должен был ее выдвинуть — хотя бы из дипломатических соображений.
— Ваш юмор очень своеобразен, доктор Морган, — прервал наконец молчание Маханаяке Тхеро. — Что останется от духа священной горы, если установить здесь вашу чудовищную конструкцию? Что останется от одиночества, к которому мы стремимся вот уже три тысячи лег? Неужели вы думаете, что мы предадим миллионы верующих, стремящихся к этому священному месту?
— Я разделяю ваши чувства, — сказал Морган — Мы сделаем все возможное, чтобы не причинять вам неудобств. Если убрать основание лифта под землю, общий вид горы совершенно не пострадает. Даже знаменитая тень Шри Канды…
Маханаяке Тхеро посмотрел на своего секретаря. Тот бросил пристальный взгляд на Моргана.