— Капитан Льюис, подвергались ли вы дурному обращению или оскорблениям? — начал прокурор.
   — Нет.
   — Хотите ли кофе? Или поесть?
   — Я бы выпил кофе, если можно, — Крис провел рукой по лбу. — Но я полностью готов отвечать на ваши вопросы.
   И все-таки оказался не готов к вопросу Скотта:
   — Вы убили Венджи Льюис, вашу жену? — Крис прямо посмотрел на него.
   — Я не убивал жену. Я не знаю, была ли она убита. Но вот что я знаю точно. Если Венджи умерла в понедельник до полуночи, значит, она не покончила с собой дома.
   Скотт, Чарли, Фил и стенографист даже вздрогнули от удивления.
   — Я был там в понедельник как раз перед полуночью, — спокойно продолжал Крис. — Венджи не было дома. Я вернулся в Нью-Йорк. На следующее утро, в одиннадцать часов, я обнаружил ее на кровати. Только в тот момент, когда владелец похоронного бюро пришел за одеждой и назвал мне время смерти Венджи, я догадался, что тело привезли в дом. Но еще до этого я понял — что-то не так. Моя жена никогда не надела бы и даже не попыталась бы надеть туфли, в которых ее нашли. Полтора месяца до смерти она носила только старые мокасины, брошенные уборщицей. Правая нога и ступня у нее сильно отекли. Она даже дома не снимала эти мокасины…
   Все проще, чем он думал. На Криса градом посыпались вопросы:
   — Вы уехали из отеля в восемь вечера в понедельник и вернулись в десять. Куда вы поехали?
   — В кино в Гринвич-Виллидж. Вернувшись в мотель, я не мог заснуть и решил поехать домой, поговорить с Венджи. Это было вскоре после полуночи.
   — Почему вы не подождали жену? — И потом сокрушительный вопрос: — Вы знали, что ваша жена носила японского ребенка?
   — Боже! — Криса охватил ужас, смешанный с облегчением. Это был не его ребенок. Японский плод. Этот психиатр. Неужели он такой мерзавец, что сделал с ней это? Она так ему доверяла. Господи, бедное дитя. Неудивительно, что она так боялась родов. Наверное, поэтому она и позвонила доктору Салему. Хотела спрятаться. Боже, она ведь была сущим ребенком.
   Вопросы продолжались.
   — Вы не знали, что у вашей жены была связь с другим мужчиной?
   — Нет. Нет.
   — Зачем вы поехали к Эдне Берне вечером во вторник?
   Принесли кофе.
   — Подождите, пожалуйста, — попросил Крис. — Можно рассказать по порядку? — Он отпил кофе. Это помогло. — Это было во вторник вечером, когда я понял, что Венджи умерла не дома. Позвонила эта женщина, Эдна Берне. Ее почти невозможно было понять. Она что-то болтала про Золушку и принца Дезире, сказала, что у нее для меня кое-что есть, что я обязательно захочу это получить и что у нее есть история для полиции. Я подумал, вдруг она знает, с кем была Венджи? И если она расскажет мне об этом, возможно, не придется признаваться, что я был дома в понедельник вечером. Я хотел уберечь Джоан.
   Он поставил кофейную чашу, вспомнив вечер вторника. Казалось, это было очень давно. Все словно исказилось.
   — Я подъехал к дому мисс Берне. Какой-то мальчишка гулял с собакой и показал мне ее квартиру. Я звонил и стучал в дверь. Телевизор работал, свет горел, но никто не отвечал. Я решил, что она отключилась и нет смысла с ней разговаривать. Что она, возможно, просто ненормальная. Я поехал домой.
   — Вы так и не зашли к ней?
   — Нет.
   — Во сколько это было?
   — Около половины десятого.
   — Ладно. Что вы сделали потом?
   Вопросы, один за другим. Крис выпил еще кофе. Правда. Только, правда. Это гораздо проще, чем увиливать. Думай о будущем. Если ему поверят, они с Джоан будут вместе. Крис вспомнил, как прошлым вечером она смотрела на него и обнимала. Впервые в жизни он знал, что есть человек, к которому можно прийти со своим горем, человек, который разделит с ним беду. Все остальные — Венджи, даже родители — всегда опирались на него.
   В горе и в радости.
   Все будет хорошо, Джоан, дорогая, думал Крис. Он глубоко вздохнул. Его спрашивали про доктора Салема.

67

   Ричард сидел за письменным столом Кэти и ждал, когда к телефону подойдет начальник отдела кадров больницы Христа в Девоне. Только настояв на срочной необходимости поговорить с кем-нибудь из руководства, кто работает в больнице больше десяти лет, он получил домашний номер этого человека.
   Он огляделся. Позади письменного стола Кэти высились груды документов, над которыми она работала. Неудивительно, что после аварии у нее не было ни минуты свободной. Но все же ей следовало оставаться дома. Сегодня она выглядела ужасно. И то, что она проиграла сегодняшнее дело, наверняка сильно ее подкосило. Он жалел, что не повидал ее прежде, чем она уехала.
   Гудки продолжались. Должно быть, никого нет дома или спят. Может, подождать до утра? Нет. Он хотел узнать сейчас.
   На столе Кэти стояли фотографии в рамочках. Кэти с пожилой женщиной, вероятно с матерью. Он знал, что ее мать живет где-то во Флориде. Кэти со старшей дочерью Молли, Дженнифер, похожа на ее старшую сестру. Кэти с людьми в лыжных костюмах. Видимо, друзья, с которыми она была в Вермонте.
   Ни одной фотографии Джона Демайо. Кэти не тот человек, чтобы ненавязчиво напоминать сослуживцам о том, что она вдова известного судьи. А уж дома его фотографий полно.
   Телефон продолжал звонить. Ричард решил подождать еще минуту.
   Ему было приятно обнаружить, что здесь нет фотографий другого мужчины. Он задумался о том, как отреагировал на заявление Кэти, что она уезжает на выходные. Сделал вид, словно удивился, что с ней нельзя будет связаться во время важного разбирательства. Черт. Это не имело отношения к делу. Его беспокоит, что она может быть с кем-то другим.
   — Слушаю, — раздался сердитый сонный голос. Ричард выпрямился, крепче сжал трубку:
   — Мистер Ривз? Мистер Александр Ривз? — Да.
   Ричард перешел прямо к делу:
   — Сэр, прошу прощения за столь поздний звонок, но я вас беспокою по очень важному делу. Я звоню из Америки. Меня зовут доктор Ричард Кэрролл, я судмедэксперт округа Вэлли в Нью-Джерси. Мне необходима информация о докторе Хайли.
   — Что вы хотите узнать? — Голос тут же утратил сонливость, стал напряженным и настороженным.
   — Я только что разговаривал с больницей Королевы Марии в Ливерпуле и с удивлением узнал, что доктор Хайли проработал там сравнительно недолго. У нас была другая информация. Однако мне сказали, что доктор Хайли девять лет состоял в штате больницы Христа. Это так?
   — Эдгар Хайли был у нас интерном после окончания Кембриджа. Он блестящий врач, и его приняли в штат в качестве акушера-гинеколога.
   — Почему он ушел?
   — После смерти жены он перебрался в Ливерпуль. Потом мы слышали, что он эмигрировал в Штаты. В этом нет ничего необычного. Многие терапевты и хирурги не желают мириться с относительно низкими заработками в нашей государственной системе здравоохранения.
   — Других причин для ухода доктора Хайли не было?
   — Я не понимаю. — Ричард рискнул:
   — Я думаю, что вы прекрасно меня понимаете, мистер Ривз. Это, конечно, совершенно конфиденциально, но я не могу терять время на то, чтобы проявлять осмотрительность. Я полагаю, что доктор Хайли, возможно, ставит опыты на беременных пациентках, даже рискует их жизнью. Можете ли вы подтвердить это предположение?
   Повисло долгое молчание. Затем мистер Ривз медленно, взвешивая каждое слово, произнес:
   — Во время работы у нас доктор Хайли не только практиковал, но и серьезно занимался внутриутробными исследованиями. Он проводил блестящие исследования на эмбрионах лягушек и млекопитающих. Потом его коллега заподозрил, что он экспериментирует над человеческими плодами, полученными в результате абортов, что, конечно же, незаконно.
   — И что вы предприняли?
   — Все, разумеется, сохранялось в тайне, но за ним стали пристально наблюдать. Затем произошла трагедия. Жена доктора Хайли внезапно умерла. Мы не смогли ничего доказать, но подозревали, что он имплантировал ей плод от аборта. Доктора Хайли попросили уйти. Разумеется, я сообщаю это строго конфиденциально. У нас нет доказательств, и я рассчитываю, что об этом разговоре никто не узнает.
   Ричард обдумал услышанное. Его предчувствие оказалось верным. Сколько женщин убил доктор Хайли своими исследованиями? У него возник вопрос — нелепая, притянутая за уши возможность.
   — Мистер Ривз, вы случайно не знаете доктора Эммета Салема?
   Голос тут же потеплел.
   — Конечно, знаю! Он мой старый друг. Кстати, во время скандала с Хайли доктор Салем работал у нас в качестве приглашенного специалиста.

68

   Кэти бесшумно побежала по лестнице на первый этаж. Отчаянно вцепилась в ручку, попыталась открыть дверь. Не поддается. Дверь заперта. Шаги наверху остановились. Он пробовал ручку двери на третьем этаже, чтобы убедиться, что она не сбежала. Шаги раздались снова. Он спускался. Никто не услышит, если она закричит. Эти тяжелые двери огнеупорные. Звуки изнутри сюда не долетают. За дверью люди — посетители, пациентки, медсестры. Меньше чем в шести дюймах. Но они не услышат ее.
   Он спускается. Он схватит ее, убьет. Внизу живота нарастала тяжелая тупая боль. Кэти истекала кровью. Таблетки, которые он дал ей, спровоцировали кровотечение. Голова кружилась. Но она должна идти. Он представил смерть Венджи самоубийством. Он все еще может выйти сухим из воды. Кэти бросилась бежать вниз по лестнице. Еще один пролет. Наверное, он ведет в подвал клиники. Доктору Хайли придется объяснить, как и почему она попала туда. Чем дальше она окажется, тем больше возникнет вопросов. На последней ступеньке она споткнулась. Только бы не упасть. Не дать выставить все как несчастный случай. Эдна упала. Но так ли это?
   Он и Эдну убил?
   Но здесь она окажется в ловушке. Еще одна дверь, которая тоже будет закрыта. Кэти беспомощно повернула ручку. Он уже на средней площадке. Даже в темноте она различала надвигающуюся на нее фигуру.
   Дверь открылась. Коридор был тускло освещен. Подвал. Впереди Кэти видела комнаты. Тихо. Очень тихо. Дверь позади захлопнулась. Где можно спрятаться? Боже, помоги. Помоги мне. На стене был выключатель. Кэти нажала его. На выключателе осталась кровь. Коридор погрузился во тьму, и тут в нескольких футах за ней распахнулась дверь с лестницы.

69

   Хайли подозревали в убийстве первой жены. Кузен Уинифред Вестлейк считал, что доктор виновен в смерти Уинифред. Хайли — блестящий ученый. Хайли, возможно, ставил опыты на пациентках. Хайли, возможно, оплодотворил Венджи Льюис спермой мужчины монголоидной расы. Но зачем? Надеялся, что это пройдет незамеченным?
   Он, конечно, знал о прошлом Фухито. Попробует свалить вину на него? Зачем? Была ли это случайность? Мог ли он использовать не ту сперму? Или у Венджи была связь с Фухито? Связана ли беременность Венджи с экспериментами доктора Хайли?
   Ричард не находил ответов. Он сидел за письменным столом Кэти, вертя ее ручку. Она всегда носила эту ручку с собой. Наверное, спешила и забыла взять ее. Ну да, она же была очень расстроена. Проигранное дело, должно быть, сильно огорчило ее. Кэти тяжело с этим смириться. Она многое принимает близко к сердцу. Ричарду хотелось знать, где она. Поговорить с ней. У нее так сильно текла кровь из пальца. Надо спросить у Молли, не знает ли она случайно, какой у Кэти уровень тромбоцитов. Это может быть серьезной проблемой.
   От страха у Ричарда онемели пальцы. А вдруг это лейкемия? Боже. В понедельник он потащит Кэти к врачу, даже если для этого придется ее связать.
   В дверь негромко постучали, и в кабинет заглянула Морин. У нее были большие миндалевидные изумрудно-зеленые глаза. Красивые глаза. Красивая девочка.
   — Доктор Кэрролл…
   — Морин, извините, что попросил вас задержаться. Я считал, что миссис Хоран приедет раньше.
   — Все нормально. Она звонила, что едет. Что-то случилось на работе, и она не могла уйти раньше. Но пришли две женщины, подруги мисс Берне. Они хотели видеть Кэти. Я сказала, что ее нет, и одна из них назвала ваше имя. Она видела вас тем вечером, когда вы были в квартире Берне. Это некая миссис Фитцджеральд.
   — Фитцджеральд? Ах да. Миссис Фитцджеральд работает регистратором в Вестлейкской клинике. — Он поднялся. — Попроси их войти. Может, лучше позвать Скотта.
   — Мистера Майерсона нельзя беспокоить. Он с Чарли и Филом допрашивает капитана Льюиса.
   — Хорошо. Я поговорю с ними. И если это что-то важное, мы попросим их подождать.
   Они вошли вместе. Гана моргала от возбуждения. Она решила не надевать леопардовую шубу Эдны. Прошло слишком мало времени. Но зато у нее наготове история.
   Гертруда несла бумажный пакет с мокасином. Каждый седой волосок у нее на голове был идеально уложен, шарф завязан узлом. Воспоминания о вкусном ужине поблекли, и теперь ей больше всего хотелось оказаться дома, в постели. Но она рада будет поговорить с доктором Кэрроллом. Она расскажет ему, что тем вечером в квартире бедняжки Эдны доктор Хайли выдвигал ящик ночного столика. В этом ящике был только мокасин. Не считает ли доктор Кэрролл, что доктору Хайли зачем-то понадобился этот мокасин?
   Миссис Демайо очень интересовалась принцем Дезире. Возможно, доктор Кэрролл захочет узнать и об этом. А в понедельник все расскажет миссис Демайо. Доктор Кэрролл вопросительно посмотрел на женщин.
   Гертруда наклонилась и вытряхнула мокасин из пакета на письменный стол Кэти.
   — Мы пришли сюда из-за этой туфли, — объяснила она сурово.

70

   Кэти, шатаясь, шла по коридору. Знает ли он, где выключатель? Включит ли свет? Вдруг здесь кто-нибудь есть? Закричать?
   Он знает эту клинику. Куда идти? В конце коридора есть дверь. Самая дальняя дверь. Может, он сначала попробует другие. Может, получится где-нибудь запереться? Можно пройти мимо боковых дверей. Но если побежать прямо, то упрешься в дальнюю стену. Дверь находится посредине. Из пальца течет кровь. Она измажет дверь кровью. Когда медсестра станет делать обход, ее начнут искать. Может, заметят пятна крови.
   Он стоял неподвижно. Он прислушивался. Увидит ли он ее тень, когда откроется дверь? Рука коснулась холодной стены. Боже, дай мне найти эту дверь. Кэти ощупала стену. Дотронулась до косяка. Сзади раздался тихий скрип.
   Он открыл первую дверь. Но теперь он не будет заглядывать в ту комнату. Поймет, что раз не слышал скрип, значит, она туда не входила. Она нащупала ручку, повернула, специально провела по ней порезанным пальцем. В нос ударил тяжелый запах формальдегида. Позади она услышала торопливые шаги. Слишком поздно. Слишком поздно. Кэти попыталась закрыть дверь, но ее распахнули. Она споткнулась и упала. Ужасно, ужасно кружилась голова. Она протянула руку. Рука коснулась ноги в брюках.
   — Все кончено, Кэти, — произнес доктор Хайли.

71

    Вы уверены, что это мокасин вашей жены? — спросил Скотт.
   — Уверен, — устало кивнул Крис. — Тот, что был велик… левый.
   — Когда Эдна Берне вам позвонила, она сказала, что мокасин у нее?
   — Нет. Она сказала, что может о чем-то рассказать полиции и хочет поговорить со мной.
   — Вам не показалось, что вас шантажируют, угрожают?
   — Нет, это была просто пьяная болтовня. Я понял, что она из Вестлейкской клиники, но не сообразил, что это та самая регистраторша, о которой упоминала Венджи. Она говорила, что Эдна поддразнивала ее, называя мокасины хрустальными башмачками.
   — Хорошо. Ваши показания сейчас отпечатают. Внимательно прочитайте, подпишите, если согласны, и можете идти домой. Мы вызовем вас завтра утром.
   В первый раз Крис почувствовал, что прокурор начал ему верить. Он поднялся.
   — Где Джоан?
   — Она закончила давать показания и может идти с вами. Да, еще одно. Что вы думаете о докторе Хайли?
   — Я его никогда не видел.
   — Вы читали статью о нем? — Скотт показал ему «Ньюсмейкер».
   Крис взглянул на статью, на фотографию доктора Хайли. — Я просмотрел ее вчера в самолете по пути в Нью-Йорк. — И тут он вспомнил: — Вот оно. Вот чего я никак не мог нащупать.
   — О чем вы говорите? — спросил Скотт.
   — Этот человек спустился на лифте в «Эссекс Хаус» вчера вечером, когда я хотел встретиться с доктором Салемом.

72

   Он включил свет. Сквозь туман, застилающий глаза, Кэти разглядела его лицо с полными щеками, выпуклые глаза, блестящую от пота кожу, песочные волосы, неопрятно спадающие на лоб.
   Ей удалось подняться на ноги. Она была в маленьком помещении, похожем на приемную, ужасно холодном. Она прижалась к толстой стальной двери.
   — Вы очень облегчили мне задачу, миссис Демайо. — Теперь он улыбался. — Все близкие знают о вашем страхе перед больницами. Когда через несколько минут мы с сестрой Рендж будем совершать обход, обнаружится, что вы ушли из больницы. Мы позвоним вашей сестре, но ее не будет дома еще несколько часов, так ведь? Мы начнем искать вас в больнице гораздо позже. Конечно, никому и в голову не придет искать вас здесь. Вечером в отделении скорой помощи умер старик. Он в одном из этих хранилищ. Завтра утром, когда из похоронного бюро придут за телом, найдут вас. Всем станет очевидно, что произошло. У вас открылось кровотечение, вы потеряли ориентацию, были почти без сознания. По трагической случайности вы забрели сюда и истекли кровью.
   — Нет. — Его лицо расплывалось. Кэти шатало. Ужасно кружилась голова.
   Он протянул руку и открыл стальную дверь у нее за спиной. Втолкнул Кэти внутрь и придерживал ее, пока она сползала на пол. Она потеряла сознание. Опустившись рядом на колени, он ввел последнюю дозу гепарина. Возможно, она так и не придет в сознание. А если и придет, то не сможет выйти отсюда. С этой стороны дверь не открывается. Он задумчиво посмотрел на Кэти, встал и отряхнул брюки. Наконец-то он покончил с Кэти Демайо.
   Он закрыл стальную дверь, отделявшую хранилища от приемного покоя морга, и выключил свет. Осторожно выскользнул в коридор, почти пробежал по нему и вышел на больничную стоянку через ту же дверь, в которую вошел четверть часа назад.
   Через несколько минут он уже пил чуть теплый капуччино, отмахнувшись от предложения официантки принести горячий.
   — На звонки у меня ушло больше времени, чем я думал, — объяснил он. — А теперь надо спешить обратно в клинику. У меня пациентка, о которой я сильно беспокоюсь.

73

   — Спокойной ночи, доктор Фухито. Я чувствую себя гораздо лучше. Спасибо. — Парень вымученно улыбнулся.
   — Я рад. Выспись хорошенько, Том. — Дзиро Фухито медленно поднялся. Юноша выкарабкается. Он много недель находился в глубокой депрессии, был близок к самоубийству. Он вел машину со скоростью восемьдесят миль в час и попал в аварию. Погиб его младший брат. Раскаяние. Вина. Слишком тяжелые, чтобы мальчик мог с ними справиться.
   Дзиро Фухито знал, что помог ему преодолеть самое страшное. Работа могла бы приносить огромное удовлетворение, размышлял он, пока медленно шел по коридору больницы «Вэлли Пайнз». Работа, которую он здесь выполнял, добровольная работа — вот где он хотел бы практиковать.
   Да, он немало сделал для многих пациенток Вест-лейка. Но были и другие, которым он не помог, которым ему не позволили помочь.
   — Добрый вечер, доктор. — Он шел к лифту, с ним здоровались многие пациенты психиатрического отделения. Его пригласили в штат на полную ставку. Он хотел принять предложение.
   Должен ли он дать ход расследованию, которое неизбежно его уничтожит?
   Эдгар Хайли, не задумываясь, вытащит на свет массачусетское дело, если заподозрит, что партнер обсуждал его пациентку с полицией.
   Но миссис Демайо уже что-то заподозрила.
   Она заметила, как он нервничал, когда на днях задавала ему вопросы.
   Он забрался в машину и сидел в нерешительности. Венджи Льюис не покончила с собой. Она точно не покончила с собой, выпив цианид. На одном из сеансов, когда речь зашла о религии, она заговорила о культе Джонса.
   Он так и видел, как она сидит у него в кабинете, слышал, как серьезно, хоть и поверхностно, объясняет свои религиозные убеждения. «Меня не затянешь в церковь, доктор. Я хочу сказать, что верю в Бога. Но по-своему. Иногда я думаю о Боге. Это же лучше, чем бегать на службу, которую все равно не слушаешь, вы так не думаете? И с этими культами. Они все безумные. Не понимаю, как люди в них втягиваются. Да вот, помните всех этих людей, которые убили себя, потому что им так велели? Вы слышали запись их криков, когда они выпили этот яд? Мне снились кошмары про это. И выглядели они так уродливо».
   Боль. Уродство. Венджи Льюис? Это невозможно.
   Дзиро Фухито вздохнул. Он знал, что нужно сделать. Ему снова придется расплачиваться карьерой за ужасную ошибку, совершенную десять лет назад.
   Но он должен рассказать полиции все, что знает. Венджи выбежала из его кабинета на стоянку. Но когда он вышел через пятнадцать минут, ее «линкольн-континенталь» все еще там был.
   У Дзиро Фухито не осталось сомнений в том, что Венджи вошла в кабинет Эдгара Хайли.
   Он выехал с больничной стоянки и направился в прокуратуру округа Вэлли.

74

   Скотт держал мокасин. Ричард, Чарли и Фил сидели вокруг его стола.
   — Попробуем все это связать, — сказал Скотт. — Венджи Льюис умерла не дома. Ее принесли домой между полуночью и одиннадцатью утра. Последний раз ее видели в кабинете доктора Фухито. В понедельник вечером на Венджи были мокасины. Один она потеряла где-то в клинике, его нашла Эдна Берне. Тот, кто принес ее домой, надел на нее другие туфли, чтобы скрыть отсутствие одного мокасина. Эдна Берне нашла мокасин и болтала об этом. Эдна Берне мертва. Эммет Салем хотел связаться с тобой, Ричард, поговорить о смерти Венджи. Он приехал в Нью-Йорк, и через несколько минут после этого выпал — или его вытолкнули — из окна, а привезенная им карта Венджи Льюис исчезла.
   — И Крис Льюис клянется, что видел в «Эссекс Хаус» Эдгара Хайли, — вставил Ричард.
   — Что может быть правдой, а может и не быть, — напомнил Скотт.
   — Но доктор Салем знал о скандале в больнице Христа, — возразил Ричард. — Хайли вряд ли хотел, чтобы скандал выплыл наружу в тот момент, когда он получает всенародное признание.
   — Это не мотив для убийства, — возразил Скотт.
   — А как быть с тем, что Хайли пытался достать этот мокасин из ящика Эдны? — спросил Чарли.
   — Мы этого не знаем. Та женщина из больницы заявила, что он открывал ящик. Он ничего не трогал. — Скотт нахмурился. — Ничего не клеится. Мы имеем дело с известным врачом. Мы не можем ввязываться в это дело только из-за того, что десять лет назад он был связан со скандалом, который замяли. Все упирается в мотив. У Хайли не было мотива для убийства Венджи Льюис.
   Зазвенела внутренняя связь. Скотт нажал кнопку.
   — Приехала миссис Хоран, — сказала Морин.
   — Хорошо, пригласи ее. И я хочу, чтобы ты записала ее показания, — велел Скотт.
   Ричард замер в ожидании. Эта женщина подавала в суд на доктора Хайли за преступную халатность.
   Дверь открылась, и в комнату вошли Морин и молодая женщина, японка лет двадцати с небольшим. Ее волосы свободно спадали на плечи. Ярко-красная помада казалась неуместным пятном на фоне смуглой желтоватой кожи. На ее изящной грациозной фигуре прекрасно сидел даже недорогой брючный костюм.
   Скотт поднялся:
   — Миссис Хоран, спасибо, что вы пришли. Мы постараемся не задержать вас надолго. Присаживайтесь.
   Она кивнула. Нервно облизнула губы и неловко сложила руки на коленях. Морин скромно села позади нее и открыла блокнот.
   — Назовите, пожалуйста, ваше имя и адрес, — попросил Скотт.
   — Меня зовут Анна Хоран. Я живу в доме 415 по Уолнат-стрит в Риджфилд-Парке.
   — Вы являетесь или являлись пациенткой доктора Эдгара Хайли?
   Услышав прерывистый вздох Морин, Ричард быстро обернулся. Но девушка быстро взяла себя в руки, склонила голову и продолжала записывать.
   Лицо Анны Хоран окаменело.
   — Да, я была пациенткой этого убийцы.
   — Этого убийцы? — переспросил Скотт. Слова хлынули из нее потоком.
   — Я пришла к нему пять месяцев назад, беременная. Мой муж — студент-второкурсник, изучает право. Мы живем на мою зарплату. Я решила, что должна сделать аборт. Я не хотела, но подумала, что должна.
   Скотт вздохнул.
   — И доктор Хайли произвел процедуру по вашему требованию, а теперь вы обвиняете его?
   — Нет. Это неправда. Он велел мне прийти на следующий день. Я пришла. Он привел меня в операционную. Он ушел, а я поняла — я поняла, — что, как бы трудно нам ни пришлось, я хочу сохранить ребенка. Доктор Хайли вернулся. Я села и сказала ему, что передумала.
   — А он, вероятно, объяснил вам, что в такой момент это говорит каждая вторая женщина.
   — Он сказал: «Ложитесь». Толкнул меня на стол.
   — Был ли в комнате кто-то еще? Медсестра?
   — Нет. Только мы с доктором. Я ответила: «Я уверена в том, что говорю». И…
   — И вы позволили ему вас уговорить?
   — Нет. Нет. Я не знаю, что произошло. Он сделал мне укол, пока я пыталась встать. Проснулась я на каталке. Медсестра сказала, что все кончено и что мне нужно немного отдохнуть.
   — Больше вы ничего не помните?
   — Нет, ничего. Последнее, что я помню — как пыталась уйти. — Губы у нее задрожали. — Пыталась спасти ребенка. Я хотела этого ребенка. Доктор Хайли отнял у меня ребенка.
   Резкий, страдальческий плач эхом отозвался на душераздирающие рыдания Анны Хоран. Лицо Морин исказилось, ее голос сорвался на вопль: