Кэти задумалась. Она не собиралась рассказывать Скотту ни о том, что является пациенткой доктора Хайли, ни о том, что в пятницу вечером ложится в клинику. Но нельзя допустить, чтобы ему доложил об этом кто-то из коллег. Она решила пойти на компромисс.
   — Вероятно, я смогу помочь. Доктор Хайли — мой гинеколог. Сегодня я иду к нему на прием. — Она сжала губы, решив, что нет необходимости пускаться в утомительные объяснения по поводу операции.
   Скотт поднял брови. Как всегда, от удивления его голос стал еще ниже.
   — Что ты о нем думаешь? Ричард вчера высказался насчет состояния Венджи. Похоже, он считает, что Хайли сильно рисковал.
   Кэти покачала головой:
   — Я не согласна с Ричардом. Доктор Хайли специалист по трудным беременностям. Его считают, чуть ли не волшебником. В этом все дело. Он пытается сохранить жизнь младенцам, от которых отказываются другие врачи. — И вспомнила о его телефонном звонке. — Могу поручиться, что он очень заботливый доктор.
   На лбу Скотта и вокруг глаз прорезались глубокие морщины.
   — Так говорит тебе интуиция? Ты давно его знаешь?
   Пытаясь быть объективной, Кэти подумала о докторе.
   — Нет, недавно и не слишком хорошо. Мой гинеколог вышел на пенсию и переехал несколько лет назад, а я не побеспокоилась о новом. Потом, когда у меня начались неприятности… в общем, моя сестра Молли узнала о докторе Хайли от подруги, которая от него в восторге. Молли ездит к кому-то в Нью-Йорк, а мне не хотелось напрягаться. Поэтому я записалась на прием в прошлом месяце. Он очень знающий врач.
   Она вспомнила тот прием. Доктор Хайли осматривал ее осторожно, но тщательно.
   — Вы правильно сделали, что пришли, — сказал он. — На самом деле, вам следовало обратиться к врачу больше года назад. Я считаю, что матка — это колыбель, которая всегда должна быть исправной.
   Единственное, что ее удивило, — это отсутствие на приеме медсестры. Ее гинеколог, прежде чем начать осмотр, всегда вызывал медсестру, но, впрочем, он принадлежал к другому поколению. А доктору Хайли, наверное, лет сорок пять.
   — Какое у тебя на сегодня расписание? — спросил Скотт.
   — Все утро занято, но вторая половина дня меня вполне устроит.
   — Хорошо. Встретишься с доктором Хайли и поговоришь с психиатром. Я хочу, чтобы ты составила собственное мнение о том, верят ли они, что она решилась на самоубийство. Выяснишь, когда она была там последний раз. Узнаешь, говорила ли о муже. Чарли и Фил занимаются Крисом Льюисом. Я не спал полночи и все думал, что Ричард прав. Дурно пахнет это самоубийство. И с медсестрами поговори.
   — Никаких медсестер нет, — улыбнулась Кэти. — Только регистратор, Эдна. Она знает все обо всех. В прошлом месяце я не просидела в приемной и двух минут, как обнаружила, что рассказываю ей о своей жизни. Тебе бы нанять ее для допроса свидетелей.
   — Мне следовало бы нанять много кого, — сухо заметил Скотт. — Обратись в Законодательный совет. Ладно, пока.
   Кэти зашла в свой кабинет, подхватила досье и поспешила на встречу с адвокатом подсудимого. Она согласилась свести обвинение, касающееся героина, от «владения с намерением распространения» просто к «владению». Оттуда поспешила на третий этаж в зал заседаний, где задумчиво выслушала, как двадцатилетнего молодого человека, которого она обвиняла, приговорили к семи годам тюрьмы. Он мог бы получить двадцать лет за вооруженное ограбление и зверское нападение. Из семи лет он, возможно, отсидит одну треть и снова выйдет на улицы. Она знала его досье наизусть. О перевоспитании этого фрукта можно забыть.
   В куче ожидавших ее сообщений было два телефонных звонка от доктора Кэрролла. Один в девять пятнадцать, другой — в девять сорок. Она перезвонила, но Ричард уехал по делам. Легкое смущение от этих звонков сменилось разочарованием, когда ей не удалось с ним связаться.
   Она позвонила в приемную доктора Хайли, уверенно ожидая услышать теплый гнусавый голос Эдны. Но трубку взяла незнакомка с четким тихим голосом.
   — Приемная доктора Хайли.
   — О… — Кэти решила попросить к телефону Эдну. — Мисс Берне на месте?
   Последовало недолгое молчание, и голос ответил:
   — Мисс Берне сегодня не будет. Она заболела. Я миссис Фитцджеральд.
   Кэти огорчилась. Она рассчитывала на разговор с Эдной.
   — Жаль, что мисс Берне больна. — И она коротко объяснила, что доктор Хайли ждет ее звонка и что она хотела бы также встретиться с доктором Фухито.
   Миссис Фицджеральд оставила ее на связи и через несколько минут вернулась, чтобы сообщить:
   — Разумеется, они оба готовы встретиться с вами. Доктор Фухито свободен пятнадцать минут в конце каждого часа от двух до пяти, а доктор Хайли предпочел бы три часа, если вас это устраивает.
   — В три часа с доктором Хайли подойдет, — ответила Кэти. — И подтвердите, пожалуйста, встречу с доктором Фухито в три сорок пять.
   Повесив трубку, она вернулась к работе.
   В обед заглянула Морин Кроули, одна из секретарш, и предложила принести Кэти сэндвич. Погруженная в подготовку к пятничному процессу, Кэти кивнула.
   — Ржаной хлеб с ветчиной, горчицей и салатными листьями и черный кофе, — сказала Морин.
   Кэти изумленно подняла глаза:
   — Неужели я настолько предсказуема?
   Морин было около девятнадцати — рыже-золотистая грива, изумрудно-зеленые глаза и приятная бледность, свойственная натуральным рыжим.
   — Кэти, должна тебе сказать, что ты консервативна в еде. — Дверь за ней закрылась.
   «Ты осунулась». «Ты сидишь у постели умирающего». «Ты консервативна».
   Кэти ощутила тяжелый ком в горле и с удивлением осознала, что чуть не плачет. Я точно больна, если становлюсь такой чувствительной, подумала она.
   Она жевала сэндвич и пила кофе, не чувствуя вкуса. Дело, на котором она пыталась сосредоточиться, было совершенно расплывчатым. Лицо Венджи Льюис все время маячило перед глазами. Но почему она видела его во сне?

16

   Ричард Кэрролл провел тяжелую ночь. Через несколько минут после того, как он вернулся домой от Кэти, зазвонил телефон, и ему сообщили, что в морг привезли четверых ребят.
   Он медленно повесил трубку. Ричард жил на восемнадцатом этаже высотного дома к северу от моста Джорджа Вашингтона. Несколько минут он смотрел из огромного венецианского окна на силуэты нью-йоркских небоскребов на фоне неба, на машины, мчащиеся по Гудзон-парквей, на сине-зеленые огни, выхватывающие из темноты грациозные очертания моста.
   В эту самую минуту родителям погибших подростков сообщают, что их дети никогда не вернутся домой.
   Ричард оглядел уютную гостиную. Большой диван, вместительные кресла, восточный ковер в голубых и коричневых тонах, книжный шкаф и прочные дубовые столы, когда-то украшавшие гостиную фермерского дома его предков в Новой Англии. На стенах — со вкусом подобранные акварели с изображениями парусников. Ричард вздохнул. Его глубокое кожаное кресло с откидной спинкой стояло рядом с книжным шкафом. Он собирался выпить рюмочку, часок почитать и лечь спать. Но вместо этого решил ехать в морг, чтобы находиться там, когда приедут родители на опознание. Бог знает, как ничтожно мало можно сделать для этих людей, но ему станет легче, если он хотя бы попытается.
   Ричард вернулся домой в пятом часу утра. Раздеваясь, думал о том, что становится слишком чувствительным для этой работы. Ребята были изуродованы, удар оказался чудовищным. И все же было видно, какими привлекательными они были при жизни. Одна девочка особенно поразила его. У нее были темные волосы, тонкий прямой нос, и даже мертвой она оставалась изящной.
   Она напомнила ему Кэти.
   Он вспомнил об аварии с Кэти, и его снова дернуло. Казалось, что за несколько часов, проведенных за ужином, их отношения продвинулись на световые годы.
   Чего она боится, бедняжка? Почему не может отпустить Джона Демайо? Почему не может сказать: «Спасибо за то, что было» — и продолжать жить?
   Он лег с вялым удовлетворением, что сумел хоть немного утешить родителей. Заверил их, что дети умерли мгновенно и ничего не поняли и не почувствовали.
   Ричард беспокойно проспал два часа и к семи приехал на работу. Через несколько минут сообщили о том, что в трущобном квартале Честера, городка в северной части округа, повесилась старая леди. Он поехал на место смерти. Умершая была хрупкой, похожей на птичку старушкой восьмидесяти одного года. К ее платью была приколота записка:
   «Никого не осталось. Я больна и устала. Я хочу быть вместе с Сэмом. Простите меня, пожалуйста, за беспокойство».
   Записка прояснила то, что не давало Ричарду покоя. Судя по тому, что он слышал о Венджи Льюис, она обязательно оставила бы перед смертью записку с объяснениями или с обвинениями в адрес мужа.
   Большинство женщин оставляют записки.
   Вернувшись на работу, Ричард дважды попытался дозвониться до Кэти — надеялся поймать ее в перерыве между заседаниями. Он хотел услышать ее голос. Почему-то вчера вечером он нервничал, оставляя ее в этом большом доме. Но застать ее не удалось.
   Почему казалось, будто у нее какая-то тяжесть на душе?
   Он отправился в лабораторию и проработал до половины пятого. Вернувшись в кабинет, просмотрел сообщения и нелепо обрадовался, обнаружив, что Кэти ему перезвонила. А как она могла не позвонить? — цинично спросил он себя. Помощник прокурора не может не ответить на звонки судмедэксперта. Он быстро набрал ее номер. Телефонистка прокуратуры сообщила, что Кэти ушла и будет только завтра. Неизвестно, куда она поехала.
   Черт.
   Это значит, что ему не удастся поговорить с ней сегодня. Он ужинал в Нью-Йорке с Кловис Симмонс, актрисой мыльных опер. С Кловис было легко и приятно, ему нравилось проводить с ней время, но, похоже, она начинает слишком серьезно воспринимать их связь.
   Решено. Он встретится с Кловис в последний раз. Иначе будет несправедливо по отношению к ней. Не желая думать о причине столь внезапного решения, он откинулся на стуле и нахмурился. Внутренняя сигнализация посылала сигнал тревоги. Он вспомнил, как путешествовал по Среднему Западу, и по радио вдруг сообщили о возможности торнадо. Предупреждение — это нечто бесспорное. Возможность — лишь предполагаемые неприятности.
   Он не преувеличивал, когда сказал Скотту, что если бы Венджи Льюис не родила в ближайшее время, ей бы не понадобился цианид. Сколько женщин оказывалось в таком же состоянии в «Вестлейкском центре материнства»? Молли восхищается гинекологом, потому что одна из ее подруг успешно родила. Но что известно о неудачах? Сколько их там было? Не повышен ли уровень смертности среди пациенток клиники? Ричард включил внутреннюю связь и попросил секретаршу зайти.
   Мардж было лет пятьдесят пять. Ее седеющие волосы были тщательно взбиты в стиле, ставшем популярным в начале шестидесятых благодаря Жаклин Кеннеди, юбка на дюйм открывала пухлые колени. Она напоминала провинциальную домохозяйку из телеигры. На самом же деле она была великолепным секретарем и получала удовольствие от напряженной жизни их отдела.
   — Мардж, у меня есть кое-какие подозрения. Я хочу провести неофициальное расследование в Вестлейкской клинике — только в «Центре материнства». Этот центр существует около восьми лет. Мне нужно узнать, сколько пациенток умерло при родах или от осложненной беременности и каково соотношение смертей с общим числом пациенток. Не хочу показывать свою заинтересованность. И поэтому не хочу просить Скотта, чтобы он официально затребовал отчеты. Нет ли у тебя там кого-нибудь, кто мог бы втайне заглянуть в больничные отчеты?
   Мардж нахмурилась. Ее нос, немного похожий на маленький острый клюв канарейки, наморщился.
   — Посмотрю, что можно сделать.
   — Хорошо. И еще. Проверьте, возбуждались ли дела по преступной небрежности против кого-либо из врачей «Вестлейкского центра материнства». Меня не интересует, были ли сняты обвинения. Мне нужны только поводы для их выдвижения, если такие дела вообще существуют.
   Довольный тем, что запустил расследование, Ричард отправился домой, чтобы принять душ и переодеться. Через несколько секунд после его ухода позвонил доктор Дэвид Броуд из лаборатории внутриутробных исследований больницы Маунт-Синай. В сообщении, принятом Мардж, говорилось, чтобы Ричард утром связался с доктором Броудом. По срочному делу.

17

   Без четверти три Кэти отправилась в больницу. Было облачно, мрачно и холодно. Но, по крайней мере, машины растопили большую часть льда, покрывавшего дороги. Кэти сбросила скорость перед поворотом, на котором случилась авария. Она приехала на несколько минут раньше, но могла и не торопиться. Регистратор миссис Фитцджеральд была холодно любезна, но когда Кэти спросила, часто ли она заменяет Эдну, та чопорно ответила:
   — Мисс Берне почти всегда на месте, поэтому обычно нет необходимости ее заменять.
   Кэти показалось, что ответ прозвучал чересчур оборонительно. Удивившись, она решила выяснить, в чем дело.
   — Жаль, что мисс Берне заболела. Надеюсь, ничего серьезного?
   — Нет, — женщина явно нервничала. — Обычная простуда. Уверена, что завтра она уже будет на месте.
   В приемной сидело несколько будущих матерей, но они были погружены в чтение журналов. Не было никакой возможности завязать беседу. Беременная женщина с одутловатым лицом, двигаясь медленно и осторожно, вышла из коридора, ведущего к кабинетам докторов. На столе зазвонил телефон. Регистратор взяла трубку.
   — Миссис Демайо, доктор Хайли сейчас примет вас. — В ее голосе слышалось облегчение.
   Кэти быстро пошла по коридору. Первым, как она помнила, был кабинет доктора Хайли. Следуя указаниям на табличке: «Постучите и войдите», она открыла дверь и вошла в небольшой уютный кабинет. Вдоль одной стены — книжные полки. Другую почти скрывают фотографии матерей с младенцами. Рядом с резным столом доктора стоит мягкое кресло. Кэти помнила, что к кабинету примыкает смотровая, туалет и кухня со стерилизаторской. Доктор поднялся из-за стола, чтобы поздороваться.
   — Миссис Демайо, — произнес он учтиво. Легкий, чуть заметный британский акцент. Среднего роста, примерно пять футов одиннадцать дюймов. Лицо с гладкой кожей, круглыми щеками и пухлым овальным подбородком. Казалось, он тщательно сдерживал недюжинную силу. У него определенно была склонность к полноте. Редеющие волосы песочного цвета с седыми прядями аккуратно зачесаны на косой пробор. Такие же песочные брови и ресницы подчеркивают выпуклые серо-стальные глаза. Порознь черты его лица непривлекательны, но в целом он производил впечатление солидной уверенности.
   Кэти вспыхнула, поняв, что он заметил ее пристальный взгляд и ему это не понравилось. Она быстро села и, чтобы начать беседу, поблагодарила за телефонный звонок.
   Он отмахнулся:
   — Не стоит благодарности. Если бы вы сказали доктору из отделения скорой помощи, что вы моя пациентка, он предоставил бы вам палату в западном крыле. Гораздо удобнее, уверяю вас. Но вид из окна почти такой же, — добавил он.
   Кэти начала рыться в сумочке в поисках блокнота. Она быстро подняла глаза.
   — Вид. Любой вид был бы лучше того, что мне пригрезился той ночью. А… — Она остановилась. Блокнот напомнил ей о том, что она здесь по работе. Что он подумает, если она начнет рассказывать о своих кошмарах? Она неосознанно попыталась выпрямиться в слишком низком и мягком кресле.
   — Если не возражаете, доктор, давайте сначала поговорим о Венджи Льюис. — Она улыбнулась. — Нам придется поменяться ролями, по крайней мере на несколько минут. Я должна задать вам кое-какие вопросы.
   Он помрачнел:
   — Хотел бы я иметь более приятное основание для обмена ролями. Бедная девочка. Я только об этом и думаю с тех пор, как услышал новость.
   Кэти кивнула:
   — Я немного знала Венджи и должна сказать, что у меня была та же реакция. Это просто формальность, разумеется, но поскольку она не оставила записки, нам хотелось бы получить представление о психическом состоянии жертвы самоубийства. — Она помолчала, потом спросила: — Когда вы видели Венджи Льюис в последний раз?
   Он откинулся в кресле, сцепил пальцы под подбородком, обнаружив безупречно чистые ногти, и медленно произнес:
   — В прошлый четверг вечером. С начала второй половины беременности миссис Льюис приходила ко мне по крайней мере раз в неделю. Вот ее карта.
   Он указал на темно-коричневый конверт с надписью «ЛЬЮИС, ВЕНДЖИ». Безликий документ, подумала Кэти, напоминание о том, что ровно неделю назад в смотровой, примыкающей к этому кабинету, Венджи Льюис измеряли давление и выслушивали сердцебиение плода.
   — Как себя чувствовала миссис Льюис? Физически и эмоционально?
   — Позвольте, я сначала отвечу о физическом состоянии. Оно внушало беспокойство. У нее развился токсикоз, за которым я наблюдал чрезвычайно внимательно. Но, видите ли, каждый лишний день ребенка в утробе увеличивал его шансы на выживание.
   — Она могла бы доносить полный срок?
   — Исключено. В прошлый четверг я предупредил миссис Льюис, что велика вероятность того, что в течение последующих двух недель нам придется положить ее в больницу и вызвать роды.
   — Как она отнеслась к этому известию? Он нахмурился:
   — Я ожидал, что миссис Льюис испугается за жизнь ребенка. Но на самом деле, чем ближе подходило время, тем больше мне казалось, что она боялась самих родов. Я даже подумал, что она похожа на маленькую девочку, которой хотелось играть в дочки-матери с куклой, но которая пришла бы в ужас, если бы ее кукла превратилась в настоящего ребенка.
   — Понимаю. — Кэти в задумчивости разрисовывала блокнот. — Не было ли у нее специфических признаков депрессии?
   Доктор Хайли покачал головой:
   — Я не замечал. Однако думаю, что на этот вопрос лучше ответит доктор Фухито. Он видел ее в понедельник вечером, и он лучше меня умеет распознать скрытые симптомы такого рода. Мое общее впечатление сводилось к тому, что она смертельно боялась родов.
   — Последний вопрос. Ваш кабинет находится рядом с кабинетом доктора Фухито. Не видели ли вы Венджи Льюис в понедельник вечером?
   — Не видел.
   — Спасибо, доктор. Вы нам очень помогли. — Она убрала блокнот в сумку. — Теперь ваша очередь задавать вопросы.
   — У меня их не слишком много. Вы ответили на них вчера вечером. Когда закончите разговор с доктором Фухито, пожалуйста, пройдите в палату 101 в другом крыле. Вам сделают переливание. После этого подождите полчаса, прежде чем садиться за руль.
   — Я думала, что это относится к тем, кто сдает кровь, — сказала Кэти.
   — Нужно убедиться, что все нормально. Кроме того… — Он сунул руку в глубокий боковой ящик стола. Кэти заметила аккуратный ряд бутылочек. Он выбрал одну из них с девятью или десятью таблетками. — Одну примете сегодня вечером. Завтра — по одной каждые четыре часа, то же самое в пятницу. По четыре таблетки завтра и в пятницу. Тут как раз хватит. Очень важно, чтобы вы сделали, как я говорю. Вы же знаете, если эта операция не поможет, нам придется думать о радикальном решении.
   — Я буду принимать таблетки, — сказала Кэти.
   — Хорошо. Приезжайте в пятницу вечером около шести.
   Кэти кивнула.
   — Отлично. Я загляну к вам во время вечернего обхода. Надеюсь, вы не боитесь?
   На первом приеме она призналась ему в страхе перед больницами.
   — Нет, — ответила она, — нет. Доктор открыл перед ней дверь.
   — Тогда до пятницы, миссис Демайо, — мягко произнес он.

18

   Следственная группа, состоящая из Фила Каннингема и Чарли Наджента, вернулась в прокуратуру в четыре часа со всеми признаками нервного возбуждения гончих, только что загнавших добычу. Ворвавшись в кабинет Скотта Майерсона, они выложили ему свои находки.
   — Муж лжет, — твердо сказал Фил. — Он должен был вернуться вчера утром, но из-за неполадок в двигателе самолета пассажиров в Чикаго перевели на другой рейс, а его вместе с экипажем доставили обратно в Нью-Йорк. Он прилетел в понедельник вечером.
   — В понедельник вечером! — воскликнул Скотт.
   — Ага. И остановился в «Холидей-Инн» на Западной 57-й.
   — Как вы это обнаружили?
   — Мы взяли список его экипажа на том полете и поговорили со всеми. Стюард живет в Нью-Йорке. Льюис подвез его на Манхэттен и поужинал с ним. Рассказывал небылицы о том, что жены нет дома и он собирается остаться в городе на ночь, сходить куда-нибудь.
   — Он сказал об этом стюарду?
   — Ага. Он оставил машину у «Холидей-Инн», зарегистрировался, а потом они пошли ужинать. Стюард расстался с ним в двадцать минут восьмого. После этого Льюис взял машину — запись в гараже свидетельствует о том, что ее не было более двух часов. Поставил он ее в десять. И — слушай внимательно — снова уехал в полночь и вернулся в два. Скотт присвистнул.
   — Он солгал нам о полете. Он солгал стюарду о жене. Он куда-то ездил на машине между восемью и десятью и между полуночью и двумя. В котором часу, по словам Ричарда, умерла Венджи Льюис?
   — Между восемью и десятью вечера, — сказал Фил.
   Чарли Наджент, до этого молчавший, произнес:
   — И еще кое-что. У Льюиса есть подружка, стюардесса из «Пан Американ», Джоан Мур. Живет в Нью-Йорке, Восточная 87-я, 201. Швейцар сказал нам, что капитан Льюис вчера утром привез ее из аэропорта. Она оставила у него сумку, и они пошли пить кофе в кафе напротив.
   Скотт стучал карандашом по столу — верный признак того, что он готов отдавать приказы. Его помощники ждали с блокнотами в руках.
   — Четыре часа, — твердо сказал Скотт. — Судьи скоро уйдут. Свяжитесь с кем-нибудь из них по телефону и попросите подождать минут пятнадцать. Скажите, что нам нужно утвердить ордер на обыск.
   Фил вскочил и взялся за телефон.
   — Ты, — Скотт указал на Чарли, — выясни, кто из похоронного бюро сопровождает тело Венджи Льюис в Миннеаполис. Свяжись с ним. Тело нельзя хоронить, и убедись, что Крис Льюис не решил его кремировать. Возможно, мы захотим еще с ним поработать. Льюис сказал, когда вернется?
   Чарли кивнул:
   — Он сказал нам, что вернется завтра сразу после службы и погребения.
   Скотт проворчал:
   — Выясни, на каком самолете он прилетит, и жди его. Пригласи его сюда на допрос.
   — Ты же не думаешь, что он попытается сбежать? — спросил Чарли.
   — Нет, не думаю. Он попытается идти напролом. Если он хоть что-то соображает, он знает, что у нас нет на него ничего определенного. И я хочу поговорить с его подружкой. Что вы о ней знаете?
   — Она снимает квартиру с двумя другими стюардессами. Собирается перевестись в латиноамериканское подразделение «Пан Американки улететь в Майами. Как раз сейчас в Форт-Лодердейле подписывает договор об аренде квартиры. Вернется в пятницу вечером.
   — Встреть и ее самолет, — сказал Скотт. — Пригласи ее сюда. Где она была в понедельник вечером?
   — Летела в Нью-Йорк. Абсолютно точно.
   — Ладно. — Он помолчал. — Вот еще что. Я хочу получить отчеты о телефонных разговорах из дома Льюисов, особенно за последнюю неделю, и когда будете делать обыск, посмотрите, нет ли там автоответчика. Он летчик. Автоответчик был бы ему полезен.
   Фил Каннингем повесил трубку:
   — Судья Хэйвуд ждёт.
   Скотт взял телефон, быстро позвонил в кабинет Ричарда, спросил, на месте ли тот, и пробормотал под нос:
   — Черт. Надо же было ему именно сегодня единственный раз уйти рано!
   — Он тебе нужен прямо сейчас? — с любопытством поинтересовался Чарли.
   — Я хочу знать, что он имел в виду, когда говорил о какой-то еще нестыковке. Помнишь его замечание? Может быть, это важно. Ладно, займемся делами. Когда будете обыскивать дом, прочешите его досконально. И цианид поищите. Надо выяснить как можно быстрее, где Венджи Льюис его достала. — И тихо добавил: — Или где его достал капитан Льюис.

19

   По сравнению с кабинетом доктора Хайли, кабинет доктора Фухито казался просторнее и ярче. Изящный письменный стол занимал меньше места, чем массивный английский стол доктора Хайли. Легкие стулья с тростниковыми спинками, с обитыми сиденьями и подлокотниками и такой же шезлонг вместо мягких кожаных кресел. На стене вместо фотографий матерей с младенцами висели прекрасные репродукции гравюр укие-э[12]. Для японца доктор Фухито был высоким. Если только, подумала Кэти, он не кажется выше из-за очень прямой осанки. Она оценила его рост примерно в пять футов десять дюймов.
   Как и его коллега, доктор Фухито был в дорогой деловой одежде. Костюм в тонкую полоску оживляли светло-голубая рубашка и шелковый галстук мягких синих тонов. Угольно-черные волосы и маленькие, аккуратно подстриженные усы прекрасно сочетались с бледно-золотистой кожей и карими глазами, скорее овальными, чем миндалевидными. И по восточным, и по западным стандартам он был необыкновенно красивым мужчиной.
   И, вероятно, очень хорошим психиатром, подумала Кэти, доставая блокнот и давая себе время переварить впечатления.
   Ее визит к доктору Фухито в прошлом месяце был коротким и неформальным. Тот с улыбкой объяснил:
   — Матка — удивительный орган. Иногда нерегулярные или слишком обильные кровотечения могут указывать на эмоциональные проблемы.
   — Сомневаюсь, — ответила Кэти. — У моей матери много лет были такие же кровотечения, и, насколько я понимаю, это может передаваться по наследству.