Он сделал попытку с каждым из других мальчиков, с таким же относительным успехом. Затем, удивленный этим феноменом, который являл собой еще один пример закона случайности, он отплыл на небольшое расстояние и стал наблюдать, стараясь выяснить причину этого, и понял, что эти существа, не выказывая страха перед желеподобными существами, одновременно старались избежать контакта с ними. Он выбрал неудачный камуфляж.
Роберт Киннэйрд избегал соприкосновения с медузой почти бессознательно.
Он стал плавать с пяти лет, и в том и в последующих девяти годах у него было достаточно много личного опыта с этими обжигающими щупальцами, чтобы не стремиться к их компании.
Он был полностью занят, окуная своего товарища с головой в воду, когда впервые Охотник осторожно дотронулся до него, и хотя он отпрянул торопливо, заметив желеподобную массу в воде возле себя, в действительности, он не обратил на нее особого внимания, а если и сделал бы это, то это было просто размышление, что ему повезло не коснуться щупалец. Он совсем забыл инцидент, но его внимание снова было привлечено к тому, чтобы предотвратить приближение существа слишком близко к нему.
К тому времени, как Охотник сообразил, в чем была ошибка, мальчики устали от плавания и возвратились на берег.
Он наблюдал это с неудовольствием и продолжал наблюдать, как они побежали и стали играть на песке в какую-то игру.
Интересно, бывали ли эти сумасшедшие существа в состоянии покоя когда-нибудь?
Как можно контактировать с такими активными живыми существами? Он мог только наблюдать и размышлять.
На берегу, когда соль высохла на их загорелых телах, мальчики наконец успокоились и стали с ожиданием посматривать в направлении группы кокосовых пальм между ними и центром острова. Один из них сел, глядя на океан, и вдруг заговорил:
– Боб, когда твои родители принесут еду?
Роберт Киннэйрд переместился, чтобы солнце не светило ему в лицо, перед тем как ответить.
– Наверное, в четыре или в четыре тридцать, мама сказала. Ты о чем-нибудь думаешь еще, кроме еды?
Рыжий, который задал вопрос, что-то пробормотал неразборчиво и лег теперь на спину, глядя в безоблачное сейчас голубое небо. Другой мальчик взял нить разговора в свои руки.
– Жаль, что тебе завтра уезжать, – сказал он. – Хотел бы я поехать с тобой. Я не бывал в Штатах с тех пор, как мои родители уехали оттуда. Я тогда был совсем ребенком, – добавил он серьезно.
– Это не так уж плохо, – медленно ответил Боб. – В школе много хороших парней, и зимой можно кататься на лыжах и коньках, чего нет здесь. В любом случае, я вернусь следующим летом.
Разговор затих, и мальчики расположились на горячем солнце, поджидая миссис Киннэйрд с едой для их прощального пикника. Боб был ближе всех к воде, распростершись на солнцепеке, другие предпочли небольшую тень пальм. Он уже хорошо загорел, но хотел выжать все возможное из тропического солнца, которое ему будет не хватать следующие десять месяцев. Было жарко, и он только что много двигался, и ничто не заставляло его бодрствовать.
Охотник все еще наблюдал, сейчас с большей надеждой.
Неужели эти неугомонные существа действительно наконец успокоились? Похоже, что так и было. Четыре двуногих лежали на песке в разных позах, которые они, вероятно, считали удобными, другое животное устроилось возле одного из них, положив свою голову на передние конечности. Разговор, который был почти исчерпан к этому времени, прекратился, и неподвижный наблюдатель решил воспользоваться случаем. Он торопливо двинулся к берегу.
Ближайший из мальчиков лежал на расстоянии около десяти ярдов от воды. Было бы невозможно осуществлять наблюдение с нынешней позиции Охотника и в то же время посылать себя под песком к месту, где находился сейчас его предполагаемый неподвижный в данное время Хозяин. Он должен, однако, держать других в поле зрения. Еще один камуфляж был сделан, еще одна вряд ли когда-либо существовавшая медуза выполнила необходимое количество движений. На песке лежало какое-то количество подобных существ.
Возможно, если он двинется медленно и примет их форму, можно будет остаться незамеченным, пока он не будет достаточно близко для подземной атаки.
Он должен был быть исключительно осторожен, пока ни одно из существ не смотрело в его сторону, и все они или спали, или почти спали, но осторожность никогда не помешает, и Охотник не жалел тех двадцати минут, которые он потратил на три ярда расстояния между кромкой берега и Робертом Киннэйрдом. Было, конечно, очень неудобно, так как его бескожее тело имело еще меньше защиты от палящего солнца, чем медуза, какую он имитировал, но он перенес это, и, конечно, достиг пункта, который, как предполагал его предыдущий опыт, был достаточно близко.
Если бы кто-то увидел большую медузу, лежавшую неподвижно в нескольких футах от мальчика в тот момент, он бы мог заметить удивительное уменьшение ее размеров. Ссыхаться – это не удивительно, это неизбежная судьба медузы на горячем берегу, но более ортодоксальные члены этого вида просто становятся тоньше до тех пор, пока от них не остается паутинообразный скелет. Этот же специфический образец изменялся не только в толщине, но и в диаметре, и от него вообще ничего не осталось. Конечно, перед тем, как он совсем исчез, в центре был один странный маленький комочек, который сохранял его размер и форму, пока тело не исчезло вокруг него. Но, наконец, и он исчез, и не осталось ни следа от тела, кроме небольшого волочащегося следа в песке, который, как внимательный наблюдатель мог заметить, тянулся от воды.
Охотник использовал глаз на всем протяжении подземного пути. Его исследовательский придаток, наконец, достиг песка, который был более компактен, чем обычно, и, продвигаясь очень осторожно сейчас, в конце концов, почувствовал то, что могло быть только живой плотью. Пальцы ног Роберта были погружены в песок, так как он лежал на животе, и Охотник обнаружил, что он мог приступить к операции, не появляясь совсем на поверхности. Установив этот факт, он погрузил глаз и оставшуюся массу вниз в песок со значительным облегчением, так как солнечные лучи обжигали его.
Он не делал попытки проникновения, пока все его тело не погрузилось в песок и не сосредоточилось вокруг наполовину погруженной ступни. Он окружил лодыжку исключительно осторожно, соприкоснувшись с кожей на нескольких квадратных дюймах.
Только тогда он начал проникновение, дав ультрамикроскопическим клеткам своей плоти скользить сквозь поры, между клетками кожи, под ногтями – в тысячи отверстий, которые были не защищены в этом, как он считал, уникально грубом организме.
Мальчик крепко спал и не шевелился, но Охотник работал так быстро, как мог, несмотря на то, что было бы очень неудобно, если бы нога двинулась, а он был бы только частично в ней. Поэтому так быстро, как это только совмещалось с исключительной осторожностью, чужой организм вливался ровно вдоль костей и сухожилии в ступню и лодыжку, к мускульным оболочкам икр и бедер, через внешнюю стенку бедренной артерии и сквозь другие кровеносные сосуды. Он профильтровался через брюшину, не производя никакого вреда и не дав почувствовать себя, и, наконец, все четыре фунта наделенные жизнью собрались вместе в брюшной полости, не только не повредив мальчику, но даже не нарушив его сон. И там, на время, Охотник стал отдыхать.
У него в это время был большой резерв кислорода, попавшего к нему больше из воздуха, чем из воды. У него еще было время, прежде чем ему понадобится использовать кислород хозяина. Он надеялся, если это будет, возможным, остаться здесь хотя бы на весь день, чтобы осмотреться и изучить циклы физиологических процессов, какие были присущи его Хозяину и отличались от всех, какие он прежде знал. В настоящий момент, конечно, существо спало, но, возможно, это продлиться недолго. Эти существа, кажется, очень активны.
Боб встал, как и другие мальчики, при звуке материнского голоса. Она подошла молча, постелила салфетку в тени и разложила еду на ней перед тем, как заговорить, и ее первые слова были древни, как мир:
– Вставайте и угощайтесь.
Она не могла остаться угощать их, хотя сердечно и искренне приглашалась мальчиками остаться, и вернулась между пальмами по дороге, которая вела к их дому.
– Постарайся вернуться к заходу солнца, – сказала она Бобу через плечо, когда дошла до деревьев. – Тебе еще нужно собраться и встать завтра рано утром.
Боб с набитым ртом кивнул и повернулся к салфетке с едой.
Покончив с едой, мальчики сидели, разговаривали и дремали положенный час после еды, затем они вернулись к воде, а потом продолжили яростные игры и, наконец, поняв, что надвигается быстрая тропическая ночь, они собрали салфетки и отправились по дороге в свои респектабельные жилища.
Сейчас они были довольно молчаливы, с неловкостью, присущей их возрасту, в ситуации, когда взрослые ведут себя или эмоционально, или следуют привычным ритуалам. Прощание, когда они прошли свои респектабельные жилища, было коротким, и сопровождалось обычным «написать так быстро, как можно».
Боб, оставшись, наконец, один, последовал к своему дому, чувствуя одновременно и уныние, и радостное ожидание, какие у него ассоциировались с предстоявшей переменой. В то время, когда он подошел к дому, он уже чувствовал желание поскорее увидеть своих друзей, которых он не видел два месяца. Он весело насвистывал, входя в дом.
Сбор вещей с деликатной помощью матери был быстро окончен, и к девяти часам он уже был в кровати и уснул. Правда, сам он считал, что это слишком рано, но он знал ценность послушания с ранних лет жизни.
Охотник получил возможность быть в покое несколько часов, как только Боб уснул. Он не мог, однако, спать целую ночь, так как безразлично как спокоен он оставался, сам факт жизни говорил об использовании некоторой энергии и соответственного количества кислорода, и он знал, что будет необходимо установить снабжение до того, как это станет угрожающе необходимо.
Он знал, конечно, что его хозяин спал, но это не убавило его осторожности. Он оставался некоторое время ниже диафрагмы, не желая помешать как-либо сердцу, которое билось, как он чувствовал, как раз сверху, но он мог найти без усилия большую артерию в брюшине, которая оказывала сопротивление внедрению не больше, чем другие части тела человеческого организма.
К своему удивлению, он обнаружил, что он мог получить достаточно кислорода из красных кровяных телец – он не думал о них по цвету, так как не видел их – чтобы удовлетворить свою потребность без серьезного уменьшения количества тех из них, что проходили через артерию. Он изучил этот факт очень тщательно. Все его действия в нынешнем положении были совсем другими, чем тогда когда он находился в теле акулы, так как он должен был относиться к Роберту в свете постоянного компаньонства в течение его пребывания на Земле, и его действия управлялись законом его народа таким старым и таким жестким, что он стал инстинктом.
«Не делай ничего, что может повредить твоему Хозяину!»
Глава 3
Роберт Киннэйрд избегал соприкосновения с медузой почти бессознательно.
Он стал плавать с пяти лет, и в том и в последующих девяти годах у него было достаточно много личного опыта с этими обжигающими щупальцами, чтобы не стремиться к их компании.
Он был полностью занят, окуная своего товарища с головой в воду, когда впервые Охотник осторожно дотронулся до него, и хотя он отпрянул торопливо, заметив желеподобную массу в воде возле себя, в действительности, он не обратил на нее особого внимания, а если и сделал бы это, то это было просто размышление, что ему повезло не коснуться щупалец. Он совсем забыл инцидент, но его внимание снова было привлечено к тому, чтобы предотвратить приближение существа слишком близко к нему.
К тому времени, как Охотник сообразил, в чем была ошибка, мальчики устали от плавания и возвратились на берег.
Он наблюдал это с неудовольствием и продолжал наблюдать, как они побежали и стали играть на песке в какую-то игру.
Интересно, бывали ли эти сумасшедшие существа в состоянии покоя когда-нибудь?
Как можно контактировать с такими активными живыми существами? Он мог только наблюдать и размышлять.
На берегу, когда соль высохла на их загорелых телах, мальчики наконец успокоились и стали с ожиданием посматривать в направлении группы кокосовых пальм между ними и центром острова. Один из них сел, глядя на океан, и вдруг заговорил:
– Боб, когда твои родители принесут еду?
Роберт Киннэйрд переместился, чтобы солнце не светило ему в лицо, перед тем как ответить.
– Наверное, в четыре или в четыре тридцать, мама сказала. Ты о чем-нибудь думаешь еще, кроме еды?
Рыжий, который задал вопрос, что-то пробормотал неразборчиво и лег теперь на спину, глядя в безоблачное сейчас голубое небо. Другой мальчик взял нить разговора в свои руки.
– Жаль, что тебе завтра уезжать, – сказал он. – Хотел бы я поехать с тобой. Я не бывал в Штатах с тех пор, как мои родители уехали оттуда. Я тогда был совсем ребенком, – добавил он серьезно.
– Это не так уж плохо, – медленно ответил Боб. – В школе много хороших парней, и зимой можно кататься на лыжах и коньках, чего нет здесь. В любом случае, я вернусь следующим летом.
Разговор затих, и мальчики расположились на горячем солнце, поджидая миссис Киннэйрд с едой для их прощального пикника. Боб был ближе всех к воде, распростершись на солнцепеке, другие предпочли небольшую тень пальм. Он уже хорошо загорел, но хотел выжать все возможное из тропического солнца, которое ему будет не хватать следующие десять месяцев. Было жарко, и он только что много двигался, и ничто не заставляло его бодрствовать.
Охотник все еще наблюдал, сейчас с большей надеждой.
Неужели эти неугомонные существа действительно наконец успокоились? Похоже, что так и было. Четыре двуногих лежали на песке в разных позах, которые они, вероятно, считали удобными, другое животное устроилось возле одного из них, положив свою голову на передние конечности. Разговор, который был почти исчерпан к этому времени, прекратился, и неподвижный наблюдатель решил воспользоваться случаем. Он торопливо двинулся к берегу.
Ближайший из мальчиков лежал на расстоянии около десяти ярдов от воды. Было бы невозможно осуществлять наблюдение с нынешней позиции Охотника и в то же время посылать себя под песком к месту, где находился сейчас его предполагаемый неподвижный в данное время Хозяин. Он должен, однако, держать других в поле зрения. Еще один камуфляж был сделан, еще одна вряд ли когда-либо существовавшая медуза выполнила необходимое количество движений. На песке лежало какое-то количество подобных существ.
Возможно, если он двинется медленно и примет их форму, можно будет остаться незамеченным, пока он не будет достаточно близко для подземной атаки.
Он должен был быть исключительно осторожен, пока ни одно из существ не смотрело в его сторону, и все они или спали, или почти спали, но осторожность никогда не помешает, и Охотник не жалел тех двадцати минут, которые он потратил на три ярда расстояния между кромкой берега и Робертом Киннэйрдом. Было, конечно, очень неудобно, так как его бескожее тело имело еще меньше защиты от палящего солнца, чем медуза, какую он имитировал, но он перенес это, и, конечно, достиг пункта, который, как предполагал его предыдущий опыт, был достаточно близко.
Если бы кто-то увидел большую медузу, лежавшую неподвижно в нескольких футах от мальчика в тот момент, он бы мог заметить удивительное уменьшение ее размеров. Ссыхаться – это не удивительно, это неизбежная судьба медузы на горячем берегу, но более ортодоксальные члены этого вида просто становятся тоньше до тех пор, пока от них не остается паутинообразный скелет. Этот же специфический образец изменялся не только в толщине, но и в диаметре, и от него вообще ничего не осталось. Конечно, перед тем, как он совсем исчез, в центре был один странный маленький комочек, который сохранял его размер и форму, пока тело не исчезло вокруг него. Но, наконец, и он исчез, и не осталось ни следа от тела, кроме небольшого волочащегося следа в песке, который, как внимательный наблюдатель мог заметить, тянулся от воды.
Охотник использовал глаз на всем протяжении подземного пути. Его исследовательский придаток, наконец, достиг песка, который был более компактен, чем обычно, и, продвигаясь очень осторожно сейчас, в конце концов, почувствовал то, что могло быть только живой плотью. Пальцы ног Роберта были погружены в песок, так как он лежал на животе, и Охотник обнаружил, что он мог приступить к операции, не появляясь совсем на поверхности. Установив этот факт, он погрузил глаз и оставшуюся массу вниз в песок со значительным облегчением, так как солнечные лучи обжигали его.
Он не делал попытки проникновения, пока все его тело не погрузилось в песок и не сосредоточилось вокруг наполовину погруженной ступни. Он окружил лодыжку исключительно осторожно, соприкоснувшись с кожей на нескольких квадратных дюймах.
Только тогда он начал проникновение, дав ультрамикроскопическим клеткам своей плоти скользить сквозь поры, между клетками кожи, под ногтями – в тысячи отверстий, которые были не защищены в этом, как он считал, уникально грубом организме.
Мальчик крепко спал и не шевелился, но Охотник работал так быстро, как мог, несмотря на то, что было бы очень неудобно, если бы нога двинулась, а он был бы только частично в ней. Поэтому так быстро, как это только совмещалось с исключительной осторожностью, чужой организм вливался ровно вдоль костей и сухожилии в ступню и лодыжку, к мускульным оболочкам икр и бедер, через внешнюю стенку бедренной артерии и сквозь другие кровеносные сосуды. Он профильтровался через брюшину, не производя никакого вреда и не дав почувствовать себя, и, наконец, все четыре фунта наделенные жизнью собрались вместе в брюшной полости, не только не повредив мальчику, но даже не нарушив его сон. И там, на время, Охотник стал отдыхать.
У него в это время был большой резерв кислорода, попавшего к нему больше из воздуха, чем из воды. У него еще было время, прежде чем ему понадобится использовать кислород хозяина. Он надеялся, если это будет, возможным, остаться здесь хотя бы на весь день, чтобы осмотреться и изучить циклы физиологических процессов, какие были присущи его Хозяину и отличались от всех, какие он прежде знал. В настоящий момент, конечно, существо спало, но, возможно, это продлиться недолго. Эти существа, кажется, очень активны.
Боб встал, как и другие мальчики, при звуке материнского голоса. Она подошла молча, постелила салфетку в тени и разложила еду на ней перед тем, как заговорить, и ее первые слова были древни, как мир:
– Вставайте и угощайтесь.
Она не могла остаться угощать их, хотя сердечно и искренне приглашалась мальчиками остаться, и вернулась между пальмами по дороге, которая вела к их дому.
– Постарайся вернуться к заходу солнца, – сказала она Бобу через плечо, когда дошла до деревьев. – Тебе еще нужно собраться и встать завтра рано утром.
Боб с набитым ртом кивнул и повернулся к салфетке с едой.
Покончив с едой, мальчики сидели, разговаривали и дремали положенный час после еды, затем они вернулись к воде, а потом продолжили яростные игры и, наконец, поняв, что надвигается быстрая тропическая ночь, они собрали салфетки и отправились по дороге в свои респектабельные жилища.
Сейчас они были довольно молчаливы, с неловкостью, присущей их возрасту, в ситуации, когда взрослые ведут себя или эмоционально, или следуют привычным ритуалам. Прощание, когда они прошли свои респектабельные жилища, было коротким, и сопровождалось обычным «написать так быстро, как можно».
Боб, оставшись, наконец, один, последовал к своему дому, чувствуя одновременно и уныние, и радостное ожидание, какие у него ассоциировались с предстоявшей переменой. В то время, когда он подошел к дому, он уже чувствовал желание поскорее увидеть своих друзей, которых он не видел два месяца. Он весело насвистывал, входя в дом.
Сбор вещей с деликатной помощью матери был быстро окончен, и к девяти часам он уже был в кровати и уснул. Правда, сам он считал, что это слишком рано, но он знал ценность послушания с ранних лет жизни.
Охотник получил возможность быть в покое несколько часов, как только Боб уснул. Он не мог, однако, спать целую ночь, так как безразлично как спокоен он оставался, сам факт жизни говорил об использовании некоторой энергии и соответственного количества кислорода, и он знал, что будет необходимо установить снабжение до того, как это станет угрожающе необходимо.
Он знал, конечно, что его хозяин спал, но это не убавило его осторожности. Он оставался некоторое время ниже диафрагмы, не желая помешать как-либо сердцу, которое билось, как он чувствовал, как раз сверху, но он мог найти без усилия большую артерию в брюшине, которая оказывала сопротивление внедрению не больше, чем другие части тела человеческого организма.
К своему удивлению, он обнаружил, что он мог получить достаточно кислорода из красных кровяных телец – он не думал о них по цвету, так как не видел их – чтобы удовлетворить свою потребность без серьезного уменьшения количества тех из них, что проходили через артерию. Он изучил этот факт очень тщательно. Все его действия в нынешнем положении были совсем другими, чем тогда когда он находился в теле акулы, так как он должен был относиться к Роберту в свете постоянного компаньонства в течение его пребывания на Земле, и его действия управлялись законом его народа таким старым и таким жестким, что он стал инстинктом.
«Не делай ничего, что может повредить твоему Хозяину!»
Глава 3
Вне игры
Не делай ничего, что может повредить твоему Хозяину!
Для большинства народа Охотника никогда не существовало даже желания нарушить этот закон, так как они жили в отношениях сердечной дружбы с существами, чьи тела защищали их.
Несколько индивидов, которые стали исключением из этого правила, были подвергнуты самому суровому отношению со стороны других соплеменников: к ним относились с ужасом и отвращением.
Подобного индивида и преследовал Охотник на Земле, и он хорошо знал, что это существо, должно быть найдено, хотя бы, чтобы защитить эту расу от вторжения безответственного создания.
Не делай ничего, что может повредить твоему Хозяину! С момента появления Охотника родившиеся белые тельца в здоровой крови мальчика возросли. Он избег наиболее серьезных контактов с ними до нынешнего момента, очищая внутренние части кровеносных сосудов, хотя, к сожалению, их достаточно носилось в лимфе и соединительных тканях. Клетки его тела были не совсем иммунны к силе их поглощения, и только постоянным незаметным действием он смог избежать серьезного ущерба себе.
Он знал, что так не может продолжаться долгое время. Во-первых, он должен направить свое внимание к другому, и, во-вторых, продолжение такого непонимания, будет он продолжать незаметное действие или начнет снова бороться, означает возрастание числа белых телец и, возможно что-то вроде болезни для Хозяина.
Поэтому лейкоциты должны быть утихомирены. Его раса, конечно, выработала давно решение этой проблемы, но в индивидуальных случаях должно быть проявлено внимание, особенно в незнакомых условиях. В процессе проб и ошибок, проведенных с такой большой скоростью, как позволяла практика, Охотник изучил природу химического ключа, при помощи которого белые тельца отличали вторгшиеся организмы от законных членов человеческого тела, и после продолжительного и все-таки исключительно осторожного усилия он направил каждую из своих клеток к подходящим по химии источникам в потоке крови своего Хозяина.
Несколько молекул желанной материи были поглощены на площади каждой клетки, и этого к его облегчению, оказалось достаточно. Лейкоциты перестали досаждать ему, и он мог использовать более крупные сосуды так же безопасно, как и свои псевдококоны для исследования.
Не делай ничего, что может повредить твоему Хозяину!
Ему была нужна еда также, как и кислород.
Он мог впитать с удовлетворением любую из различных форм ткани вокруг него, но закон делал необходимым отбор. В этом теле, несомненно, были вторгшиеся организмы, кроме него, и они были логическим источником пищи, так как, поглощая их, он мог уменьшить их опасность для своего Хозяина и таким образом заработать себе пропитание. Отличить их будет легко: все, что атаковали лейкоциты, будет законной пищей ему, Охотнику. Возможно, местные микробы не долго дадут ему насыщение, как бы ни была мала его нужда, и будет необходимо перехватить пищеварительный тракт в каком-то месте, но это не будет означать ущерба, только слегка повышенный аппетит со стороны Хозяина.
Много часов продолжались осторожные исследования и анализы. Охотник почувствовал, что его Хозяин проснулся и проявил активность, но он не сделал попытки выглянуть наружу. Перед ним была проблема, которая требовала осторожного и аккуратного решения, и хотя его уклонение от внимания тысяч лейкоцитов сразу, как он делал это первое время, свидетельствовало о больших возможностях, его власть над этим телом была ограничена.
Это просто было автоматическое действие, сравнимое с человеком, ведущим разговор, поднимаясь по ступенькам.
Волокна тела Охотника гораздо тоньше, чем человеческие, постепенно формировали сеть, проходящую во всем теле Боба с головы до пяток, и через эти нити Охотник постепенно пришел к пониманию цели и назначения каждого мускула, каждого чувствительного органа в этом теле.
В этот период большая часть его массы оставалась в брюшной полости, и прошло уже более семидесяти двух часов после его первого вторжения, когда он наконец почувствовал себя в достаточной безопасности в этом положении, чтобы направить свое внимание наружу.
Как и перед этим с акулой, он начал заполнять промежутки между клетками сетчатки глаз мальчика своим телом.
Он мог лучше использовать глаза Боба, чем сам их владелец, потому что человеческий глаз видит отчетливо только те предметы, чьи отражения падают на участок сетчатки всего в миллиметр. Охотник же мог использовать всю площадь линзы, поэтому при помощи глаз Боба он мог разглядывать предметы, на которые мальчик непосредственно не смотрел. Это очень помогало, поскольку множество предметов, чрезвычайно интересовавших скрытого наблюдателя, для человеческого взгляда были слишком привычны и не привлекали внимания.
Охотник мог слышать даже изнутри человеческого тела, но он все же установил прямой физический контакт с костями среднего уха. Теперь, видя и слыша лучше своего Хозяина, он чувствовал себя готовым к исследованию планеты, на которую судьба забросила его вместе с его добычей. Больше не было причин откладывать поиски и уничтожение преступника. Охотник начал смотреть и слушать.
Сам процесс поисков он всегда рассматривал как обычную работу. Аналогичные проблемы возникали перед ним и раньше.
Он полагал, что будет пользоваться телом Боба как наблюдательным пунктом, пока не отыщет и не устранит своего противника стандартными методами, несмотря на то, что все его оборудование погребено на морском дне. Короче говоря, у него была точка зрения, простительная для космического штурмана, но не для детектива: он рассматривал планету как сравнительно небольшой предмет и считал, что поиск практически окончен, так сведен только к одной планете.
Действительность грубо нарушила это его заблуждение, как только он бросил первый взгляд наружу после встречи с Бобом Киннэйрдом. На их общей сетчатке было изображение внутренности цилиндрического предмета, отдаленно напоминавшего его собственный космический корабль. Помещение было занято несколькими рядами сидений, в большинстве из которых находились люди. Рядом с наблюдателем было окно, через которое в данный момент смотрел Боб, и подозрение, которое почувствовал Охотник, тут же подтвердилось видом через окно. Они были на борту летевшего транспортного судна, высота была значительная, а скорость и направление полета было трудно определить. Начать поиски преступника? Прежде придется поискать нужный континент!
Полет продолжался несколько часов.
Охотник быстро отказался от попыток запомнить ориентиры, над которыми они пролетали. Один или два запали в память и впоследствии, возможно, помогут определить направление, если он их узнает, но он мало верил в такую возможность, нужно скорее следить за временем, чем за пространством. Когда он лучше познакомиться с человеческими обычаями, он сумеет определить, где находился его Хозяин в момент вторжения.
Но вид сам по себе интересен, даже если и отсутствовали ориентиры. Прекрасная планета с точки зрения чужака: горы и равнины, реки и озера, леса и степи – все видно по-разному, то в разрывах густых облаков водяного пара, то ясно и отчетливо сквозь мили прозрачной атмосферы. Машина, в которой он находился, тоже заслуживала внимания. Из окна Роберта видны была лишь ее небольшая часть, но и это немногое сказало Охотнику о многом.
Видна была часть металлического крыла, к которой, по-видимому, крепился двигатель: перед этой надстройкой быстро крутились лопасти пропеллера. Поскольку машина была, вероятно, симметрично устроена, Охотник решил, что в ней по меньшей мере четыре двигателя. Он не мог точно определить, какая часть их энергии тратится на тепло и шум. Кстати, он догадывался, что кабина, в которой он путешествовал, была тщательно изолирована. Вся машина в целом, однако, свидетельствовала, что раса достигла значительного прогресса в механических приспособлениях. У Охотника возникла новая мысль: не попытаться ли вступить в общение с Хозяином и добиться его активного содействия в поиске? Об этом стоит подумать.
У него было достаточно времени для размышлений, прежде чем корабль начал постепенно снижаться. Охотник не мог видеть прямо впереди, и так случилось, что они сразу оказались в густом облаке, так что он ничего не знал о том, где они приземлятся, до самой посадки.
В пользу разумной расы планеты появился еще один пункт: либо у представителей этой расы есть чувство, которым не обладает Охотник, либо они создали прекрасные приборы, позволяющие совершать гладкую посадку в облаках.
Некоторое время машина опускалась в серой полутьме и, наконец, вырвалась на чистый воздух.
Когда она описывала широкий круг, Охотник заметил большой город, построенный вокруг обширной, заполненной судами гавани. Затем слабый гул мотора резко усилился, под кабиной появилось большое двойное колесо, и машина с легким толчком коснулась широкой гладкой поверхности, расположенной на некотором удалении от гавани и больших зданий.
Выйдя из самолета, Роберт оглянулся, и у Охотника появилась возможность лучше оценить размеры и детали устройства машины. Он не знал, какая энергия приводит в действие четыре громоздких двигателя, и поэтому не мог установить скорость движения, но он видел дрожавший горячий воздух над корпусами двигателей: значит, это, во всяком случае, не конверторы типа «Феникс», используемые его расой и другими известными ему разумными расами. Во всяком случае, ясно, что машина может покрыть значительную долю окружности планеты, прежде чем должна будет спуститься для заправки.
Выйдя из самолета, мальчик прошел обычные формальности получения багажа, в автобусе добрался до города, погулял немного и сходил в кино.
Кино Охотнику понравилось: инерция зрительного восприятия у него была такая же, как у человека, поэтому он увидел движущееся изображение, а не ряд отдельных картинок. Когда они вышли, было еще светло. Боб прошел на автобусную станцию, проверил, на месте ли багаж, и они сели в другой автобус.
Дорога оказалась довольно долгой, машина унесла их далеко от города. Они проехали через несколько маленьких городков, и когда солнце уже почти садилось, вышли из автобуса.
В сторону уходила более узкая дорога, с широкими, хорошо ухоженными газонами по обеим сторонам. Дорога поднималась на небольшой холм, на вершине которого раскинулось обширное здание или группа зданий. Со своего места Охотник не мог этого определить точно. Роберт подобрал свои чемоданы и пошел вверх к этому строению, а чужак почувствовал надежду, что путешествие их кончается. На этот раз он оказался прав.
Для мальчика возвращение в школу и встреча с друзьями были привычны, но Охотник все увиденное и услышанное воспринимал с огромным интересом. У него все еще не было намерения тщательно изучать человека, но что-то подсознательное уже предупреждало его, что ему предстоит вовсе не рутинное задание, и что могут понадобиться все знания о новой расе. Он сам еще не знал, что оказался в наиболее удобном месте для получения таких знаний.
Он почти лихорадочно смотрел и слушал, а Боб прошел в свою комнату, распаковал вещи и пошел бродить по спальному корпусу, встречая прошлогодних друзей.
Охотник попытался связать непрерывный поток звуков с каким-то значением, но это оказалось затруднительным: разговоры в основном шли о каникулах, и большинство слов не имело видимых референтов.
Впрочем, Охотник узнал имена некоторых существ, среди них и имя своего Хозяина.
Через час-два он решил, что нужно уделить все внимание лингвистическим проблемам. В данный момент он ничего не мог делать для выполнения своей миссии, а если он будет понимать речь окружающих, то, возможно, узнает, когда его Хозяин собирается вернуться в то место, где они встретились. До этого Охотник просто был вне игры. Он ничего не может сделать для обнаружения и устранения преследуемого.
Приняв такое решение, он провел часы сна Роберта, сопоставляя немногие узнанные слова, стараясь вывести правила грамматики и вырабатывая план компании как можно более быстрого обучения. Может показаться странным, что существо, не способное контролировать свои передвижения, может планировать что-то, но следует помнить чрезвычайную широту угла его зрения. Он мог до некоторой степени уже понимать, куда смотреть, и решил подумать, что искать в первую очередь.
Конечно, все было бы гораздо проще, если бы он каким-то образом смог контролировать движения своего хозяина или вмешиваться в многочисленные реакции, протекавшие в нервной системе Боба. Охотник, конечно, контролировал движение Перита, но не прямо: маленькое существо было обучено реагировать на сокращение своих мышц, как лошадь обучается отвечать на движения поводьев.
Народ Охотника использовал Перитов для выполнения действий, для которых не хватило бы сил их полужидким телам, или которые были слишком деликатны для их разумных хозяев.
К несчастью, Роберт Киннэйрд не был Перитом, и с ним нельзя было обращаться, как с Перитом. В настоящее время вообще не было надежды влиять на его действия, а в будущем такая надежда могла основываться только на разуме мальчика, а не на насилии. А пока Охотник находился в положении кинозрителя, который хотел бы изменить сценарий фильма, который он смотрит.
На следующий день начались занятия.
Цель их была совершенно ясна для незарегистрированного учащегося, хотя предмет обучения часто был непонятен.
Среди прочих предметов мальчик изучал английский, французский и латинский языки, а также физику. Именно этот последний предмет оказался, как это ни странно, наиболее удобным для обучения Охотника английскому языку. Причину этого понять нетрудно.
Хотя Охотник и не был ученым, он разбирался в некоторых науках: трудно управлять космическим кораблем, не имея никакого представления о том, на чем основано его действие. Элементарные принципы физической науки одинаковы повсюду, и хотя изобразительные условности, принятые авторами учебника Боба, отличались от тех, к которым привык Охотник, но он все же мог понять диаграммы. А поскольку диаграммы обычно сопровождались письменными пояснениями, они послужили ключом к значению многих слов.
Для большинства народа Охотника никогда не существовало даже желания нарушить этот закон, так как они жили в отношениях сердечной дружбы с существами, чьи тела защищали их.
Несколько индивидов, которые стали исключением из этого правила, были подвергнуты самому суровому отношению со стороны других соплеменников: к ним относились с ужасом и отвращением.
Подобного индивида и преследовал Охотник на Земле, и он хорошо знал, что это существо, должно быть найдено, хотя бы, чтобы защитить эту расу от вторжения безответственного создания.
Не делай ничего, что может повредить твоему Хозяину! С момента появления Охотника родившиеся белые тельца в здоровой крови мальчика возросли. Он избег наиболее серьезных контактов с ними до нынешнего момента, очищая внутренние части кровеносных сосудов, хотя, к сожалению, их достаточно носилось в лимфе и соединительных тканях. Клетки его тела были не совсем иммунны к силе их поглощения, и только постоянным незаметным действием он смог избежать серьезного ущерба себе.
Он знал, что так не может продолжаться долгое время. Во-первых, он должен направить свое внимание к другому, и, во-вторых, продолжение такого непонимания, будет он продолжать незаметное действие или начнет снова бороться, означает возрастание числа белых телец и, возможно что-то вроде болезни для Хозяина.
Поэтому лейкоциты должны быть утихомирены. Его раса, конечно, выработала давно решение этой проблемы, но в индивидуальных случаях должно быть проявлено внимание, особенно в незнакомых условиях. В процессе проб и ошибок, проведенных с такой большой скоростью, как позволяла практика, Охотник изучил природу химического ключа, при помощи которого белые тельца отличали вторгшиеся организмы от законных членов человеческого тела, и после продолжительного и все-таки исключительно осторожного усилия он направил каждую из своих клеток к подходящим по химии источникам в потоке крови своего Хозяина.
Несколько молекул желанной материи были поглощены на площади каждой клетки, и этого к его облегчению, оказалось достаточно. Лейкоциты перестали досаждать ему, и он мог использовать более крупные сосуды так же безопасно, как и свои псевдококоны для исследования.
Не делай ничего, что может повредить твоему Хозяину!
Ему была нужна еда также, как и кислород.
Он мог впитать с удовлетворением любую из различных форм ткани вокруг него, но закон делал необходимым отбор. В этом теле, несомненно, были вторгшиеся организмы, кроме него, и они были логическим источником пищи, так как, поглощая их, он мог уменьшить их опасность для своего Хозяина и таким образом заработать себе пропитание. Отличить их будет легко: все, что атаковали лейкоциты, будет законной пищей ему, Охотнику. Возможно, местные микробы не долго дадут ему насыщение, как бы ни была мала его нужда, и будет необходимо перехватить пищеварительный тракт в каком-то месте, но это не будет означать ущерба, только слегка повышенный аппетит со стороны Хозяина.
Много часов продолжались осторожные исследования и анализы. Охотник почувствовал, что его Хозяин проснулся и проявил активность, но он не сделал попытки выглянуть наружу. Перед ним была проблема, которая требовала осторожного и аккуратного решения, и хотя его уклонение от внимания тысяч лейкоцитов сразу, как он делал это первое время, свидетельствовало о больших возможностях, его власть над этим телом была ограничена.
Это просто было автоматическое действие, сравнимое с человеком, ведущим разговор, поднимаясь по ступенькам.
Волокна тела Охотника гораздо тоньше, чем человеческие, постепенно формировали сеть, проходящую во всем теле Боба с головы до пяток, и через эти нити Охотник постепенно пришел к пониманию цели и назначения каждого мускула, каждого чувствительного органа в этом теле.
В этот период большая часть его массы оставалась в брюшной полости, и прошло уже более семидесяти двух часов после его первого вторжения, когда он наконец почувствовал себя в достаточной безопасности в этом положении, чтобы направить свое внимание наружу.
Как и перед этим с акулой, он начал заполнять промежутки между клетками сетчатки глаз мальчика своим телом.
Он мог лучше использовать глаза Боба, чем сам их владелец, потому что человеческий глаз видит отчетливо только те предметы, чьи отражения падают на участок сетчатки всего в миллиметр. Охотник же мог использовать всю площадь линзы, поэтому при помощи глаз Боба он мог разглядывать предметы, на которые мальчик непосредственно не смотрел. Это очень помогало, поскольку множество предметов, чрезвычайно интересовавших скрытого наблюдателя, для человеческого взгляда были слишком привычны и не привлекали внимания.
Охотник мог слышать даже изнутри человеческого тела, но он все же установил прямой физический контакт с костями среднего уха. Теперь, видя и слыша лучше своего Хозяина, он чувствовал себя готовым к исследованию планеты, на которую судьба забросила его вместе с его добычей. Больше не было причин откладывать поиски и уничтожение преступника. Охотник начал смотреть и слушать.
Сам процесс поисков он всегда рассматривал как обычную работу. Аналогичные проблемы возникали перед ним и раньше.
Он полагал, что будет пользоваться телом Боба как наблюдательным пунктом, пока не отыщет и не устранит своего противника стандартными методами, несмотря на то, что все его оборудование погребено на морском дне. Короче говоря, у него была точка зрения, простительная для космического штурмана, но не для детектива: он рассматривал планету как сравнительно небольшой предмет и считал, что поиск практически окончен, так сведен только к одной планете.
Действительность грубо нарушила это его заблуждение, как только он бросил первый взгляд наружу после встречи с Бобом Киннэйрдом. На их общей сетчатке было изображение внутренности цилиндрического предмета, отдаленно напоминавшего его собственный космический корабль. Помещение было занято несколькими рядами сидений, в большинстве из которых находились люди. Рядом с наблюдателем было окно, через которое в данный момент смотрел Боб, и подозрение, которое почувствовал Охотник, тут же подтвердилось видом через окно. Они были на борту летевшего транспортного судна, высота была значительная, а скорость и направление полета было трудно определить. Начать поиски преступника? Прежде придется поискать нужный континент!
Полет продолжался несколько часов.
Охотник быстро отказался от попыток запомнить ориентиры, над которыми они пролетали. Один или два запали в память и впоследствии, возможно, помогут определить направление, если он их узнает, но он мало верил в такую возможность, нужно скорее следить за временем, чем за пространством. Когда он лучше познакомиться с человеческими обычаями, он сумеет определить, где находился его Хозяин в момент вторжения.
Но вид сам по себе интересен, даже если и отсутствовали ориентиры. Прекрасная планета с точки зрения чужака: горы и равнины, реки и озера, леса и степи – все видно по-разному, то в разрывах густых облаков водяного пара, то ясно и отчетливо сквозь мили прозрачной атмосферы. Машина, в которой он находился, тоже заслуживала внимания. Из окна Роберта видны была лишь ее небольшая часть, но и это немногое сказало Охотнику о многом.
Видна была часть металлического крыла, к которой, по-видимому, крепился двигатель: перед этой надстройкой быстро крутились лопасти пропеллера. Поскольку машина была, вероятно, симметрично устроена, Охотник решил, что в ней по меньшей мере четыре двигателя. Он не мог точно определить, какая часть их энергии тратится на тепло и шум. Кстати, он догадывался, что кабина, в которой он путешествовал, была тщательно изолирована. Вся машина в целом, однако, свидетельствовала, что раса достигла значительного прогресса в механических приспособлениях. У Охотника возникла новая мысль: не попытаться ли вступить в общение с Хозяином и добиться его активного содействия в поиске? Об этом стоит подумать.
У него было достаточно времени для размышлений, прежде чем корабль начал постепенно снижаться. Охотник не мог видеть прямо впереди, и так случилось, что они сразу оказались в густом облаке, так что он ничего не знал о том, где они приземлятся, до самой посадки.
В пользу разумной расы планеты появился еще один пункт: либо у представителей этой расы есть чувство, которым не обладает Охотник, либо они создали прекрасные приборы, позволяющие совершать гладкую посадку в облаках.
Некоторое время машина опускалась в серой полутьме и, наконец, вырвалась на чистый воздух.
Когда она описывала широкий круг, Охотник заметил большой город, построенный вокруг обширной, заполненной судами гавани. Затем слабый гул мотора резко усилился, под кабиной появилось большое двойное колесо, и машина с легким толчком коснулась широкой гладкой поверхности, расположенной на некотором удалении от гавани и больших зданий.
Выйдя из самолета, Роберт оглянулся, и у Охотника появилась возможность лучше оценить размеры и детали устройства машины. Он не знал, какая энергия приводит в действие четыре громоздких двигателя, и поэтому не мог установить скорость движения, но он видел дрожавший горячий воздух над корпусами двигателей: значит, это, во всяком случае, не конверторы типа «Феникс», используемые его расой и другими известными ему разумными расами. Во всяком случае, ясно, что машина может покрыть значительную долю окружности планеты, прежде чем должна будет спуститься для заправки.
Выйдя из самолета, мальчик прошел обычные формальности получения багажа, в автобусе добрался до города, погулял немного и сходил в кино.
Кино Охотнику понравилось: инерция зрительного восприятия у него была такая же, как у человека, поэтому он увидел движущееся изображение, а не ряд отдельных картинок. Когда они вышли, было еще светло. Боб прошел на автобусную станцию, проверил, на месте ли багаж, и они сели в другой автобус.
Дорога оказалась довольно долгой, машина унесла их далеко от города. Они проехали через несколько маленьких городков, и когда солнце уже почти садилось, вышли из автобуса.
В сторону уходила более узкая дорога, с широкими, хорошо ухоженными газонами по обеим сторонам. Дорога поднималась на небольшой холм, на вершине которого раскинулось обширное здание или группа зданий. Со своего места Охотник не мог этого определить точно. Роберт подобрал свои чемоданы и пошел вверх к этому строению, а чужак почувствовал надежду, что путешествие их кончается. На этот раз он оказался прав.
Для мальчика возвращение в школу и встреча с друзьями были привычны, но Охотник все увиденное и услышанное воспринимал с огромным интересом. У него все еще не было намерения тщательно изучать человека, но что-то подсознательное уже предупреждало его, что ему предстоит вовсе не рутинное задание, и что могут понадобиться все знания о новой расе. Он сам еще не знал, что оказался в наиболее удобном месте для получения таких знаний.
Он почти лихорадочно смотрел и слушал, а Боб прошел в свою комнату, распаковал вещи и пошел бродить по спальному корпусу, встречая прошлогодних друзей.
Охотник попытался связать непрерывный поток звуков с каким-то значением, но это оказалось затруднительным: разговоры в основном шли о каникулах, и большинство слов не имело видимых референтов.
Впрочем, Охотник узнал имена некоторых существ, среди них и имя своего Хозяина.
Через час-два он решил, что нужно уделить все внимание лингвистическим проблемам. В данный момент он ничего не мог делать для выполнения своей миссии, а если он будет понимать речь окружающих, то, возможно, узнает, когда его Хозяин собирается вернуться в то место, где они встретились. До этого Охотник просто был вне игры. Он ничего не может сделать для обнаружения и устранения преследуемого.
Приняв такое решение, он провел часы сна Роберта, сопоставляя немногие узнанные слова, стараясь вывести правила грамматики и вырабатывая план компании как можно более быстрого обучения. Может показаться странным, что существо, не способное контролировать свои передвижения, может планировать что-то, но следует помнить чрезвычайную широту угла его зрения. Он мог до некоторой степени уже понимать, куда смотреть, и решил подумать, что искать в первую очередь.
Конечно, все было бы гораздо проще, если бы он каким-то образом смог контролировать движения своего хозяина или вмешиваться в многочисленные реакции, протекавшие в нервной системе Боба. Охотник, конечно, контролировал движение Перита, но не прямо: маленькое существо было обучено реагировать на сокращение своих мышц, как лошадь обучается отвечать на движения поводьев.
Народ Охотника использовал Перитов для выполнения действий, для которых не хватило бы сил их полужидким телам, или которые были слишком деликатны для их разумных хозяев.
К несчастью, Роберт Киннэйрд не был Перитом, и с ним нельзя было обращаться, как с Перитом. В настоящее время вообще не было надежды влиять на его действия, а в будущем такая надежда могла основываться только на разуме мальчика, а не на насилии. А пока Охотник находился в положении кинозрителя, который хотел бы изменить сценарий фильма, который он смотрит.
На следующий день начались занятия.
Цель их была совершенно ясна для незарегистрированного учащегося, хотя предмет обучения часто был непонятен.
Среди прочих предметов мальчик изучал английский, французский и латинский языки, а также физику. Именно этот последний предмет оказался, как это ни странно, наиболее удобным для обучения Охотника английскому языку. Причину этого понять нетрудно.
Хотя Охотник и не был ученым, он разбирался в некоторых науках: трудно управлять космическим кораблем, не имея никакого представления о том, на чем основано его действие. Элементарные принципы физической науки одинаковы повсюду, и хотя изобразительные условности, принятые авторами учебника Боба, отличались от тех, к которым привык Охотник, но он все же мог понять диаграммы. А поскольку диаграммы обычно сопровождались письменными пояснениями, они послужили ключом к значению многих слов.