Страница:
Парочка выглядела так, словно только что вышла из дверей воскресной школы. Тони нахмурилась. Знала она эту публику. Добро сеют. Хотят всучить брошюру и спасти душу. Сейчас подойдут с какими-нибудь избитыми присказками вроде: «Потеряешь купальник – обретешь Иисуса». А она ответит: «А Иисус много на чай дает?»
Улыбающаяся блондинка была юна, свежа и хороша собой. Волосы забраны сзади в длинный конский хвост, как у болельщиц какой-нибудь футбольной команды. На ней были толстовка с высоким воротом, юбка, которая сгодилась бы для номера «девочка-школьница», и, наконец, короткие носочки. Ну кто такое носит на улице? На ее симпатичном спутнике с волнистыми волосами политика, оказавшегося на прогулочном судне, были спортивные брюки, голубая рубаха с высоким воротом и поверх нее – тесно облегающий свитер.
Тони была не в настроении. Сильно болел палец. Отвратительное ощущение слабости и изнеможения не проходило. Ей хотелось как можно быстрее оказаться дома и накормить Ральфи. Она все думала об этом Бруме и, разумеется, о запропастившемся куда-то Карл-тоне Флинне. Когда она познакомилась с Карлтоном, на нем была темная толстовка с надписью поперек груди: «Я не гинеколог, но осмотреть готов». Все равно что написать большими буквами: «Держись подальше». Но глупышка Тони, прочитав надпись, захихикала. Теперь жалела. Кое-какие хорошие качества у нее были, но как только дело доходило до мужчин, ноги сами собой раздвигались.
Иногда – даже чаще всего – Тони чувствовала, что за ней буквально по пятам следует злосчастье, время от времени настигая ее, похлопывая по плечу, напоминая: «Я здесь, твой постоянный спутник».
А начиналось все иначе. Работа в «Ла Крем» поначалу ей нравилась. Весело, заводило, да танцевальный номер каждый вечер.
По природе Тони была, и сама себе в этом признавалась, ленива, ей быстро все надоедало.
Обычно говорят, что девушки-стриптизерши испорчены, им не хватает самоуважения, и это, в общем, правда, но главное не в этом, главное в том, что многим из них просто не хочется заниматься настоящей работой. Оно и понятно.
Взять хотя бы Бет, сестру Тони. Окончив шесть лет назад среднюю школу, она поступила на работу в Первую страховую компанию Трентона, где сидела в провонявшем потом, душном закутке, больше напоминавшем тюремную камеру, перед экраном компьютера, заводя в его память никому не нужные сведения, и так час за часом, день за днем, беспросветно и бесконечно.
В дрожь бросает.
«Нет, серьезно, – подумала Тони, – лучше уж пусть прикончат на этом самом месте».
Вот, если честно, и весь выбор: либо ты бездумно стучишь пальцами по клавиатуре в своей тесной, вонючей камере… либо танцуешь ночи напролет и пьешь шампанское.
Трудный выбор, не правда ли?
Но работа в «Ла Крем» шла не так, как хотелось поначалу. Говорили, здесь легче подцепить подходящего мужчину, чем по Интернету, но ближе всего к настоящим отношениям была ее связь с Карлтоном, и чем все обернулось? Сломанным пальцем и угрозами в адрес Ральфи.
Кое-кому действительно удавалось найти богатенького, но эти девушки были по-настоящему хороши собой, а вглядываясь в зеркало, Тони вынуждена была признать, что она не из таких. То есть не особенно хорошенькая. Все больше и больше она полагалась на косметику. Круги под глазами становились все темнее. Приходилось работать над грудью, да и ноги, хотя было ей всего двадцать три года, из-за проступавших варикозных вен теперь напоминали карту с рельефом мест-ности.
Бойкая блондинка в свитере помахала Тони рукой:
– Можно вас на минуту, мисс?
Тони ощутила легкий укол зависти к этой девице с рекламно-белоснежными зубами. Симпатичный парень – это, наверное, ее приятель. Видимо, обращается с ней ласково, в кино водит, в магазине за руку держит. Везет же людям! Пускай они разносят Библию, но все равно кажутся счастливыми и здоровыми, а выглядят так, словно никогда в жизни не знали печали. Тони готова была поспорить на все свои жалкие сбережения, что любой, с кем сталкивалась эта парочка, все еще жив и пребывает в здравии и благополучии. Родители по-прежнему в счастливом браке и не болеют, так же, как дети, разве что они постарше и играют в теннис, устраивают пикники и большие семейные обеды, за которыми все склоняют голову и произносят молитву.
Еще немного, и они скажут, что у них есть ответы на все вопросы, но нет, спасибо, сейчас Тони не в настроении. Извините, только не сегодня. Слишком сильно стреляет этот чертов сломанный палец. А ее «приятель», этот садист и психопат, куда-то пропал или даже, коли на то была воля Божья, умер.
– Мы у вас буквально минуту отнимем, – с улыбкой сказал симпатичный молодой человек.
Тони уж собралась послать их куда подальше, но что-то ее остановило. Эти двое отличались от обычных разносчиков Библии, которые подстерегают у дверей клуба девушек, донимая цитатами из Святого Писания. Они больше… похожи на выходцев со Среднего Запада, что ли? Посвежее, глаза ярче блестят. Несколько лет назад бабушка Тони, да будет ей земля пухом, щелкая пультом, попала на канал кабельного телевидения, и там вещал какой-то проповедник Слова Божия. Вернее, дирижировал аудиторией. Передача называлась что-то вроде «Час целительной музыки»: подростки негромко пели под гитару, прихлопывая при этом руками. И эти двое выглядели точь-в-точь, как те, с экрана. Словно только что отделились от телевизионного церковного хора.
– Это совсем недолго, – подтвердила бойкая блондинка.
И надо же им было прийти именно сегодня и именно сюда – не в клуб, а к ее дому! И главное – в тот момент, когда ей так плохо, когда болит палец, и ноги подгибаются, и вымоталась так, что, кажется, шага сделать не может. Что, если они не случайно здесь появились? Что, если и впрямь их кто-то послал ей на помощь в трудный час? Словно ангелов с неба.
А вдруг?…
У Тони скатилась по щеке слеза. Блондинка кивнула, как бы давая понять, что хорошо понимает, каково сейчас Тони.
«Может, – думала она, нашаривая в сумочке ключи, – мне и впрямь нужна помощь, рука друзей? Может, пусть это покажется совершенно неправдоподобным, эти двое – мой билет в другую, лучшую, жизнь?»
– Ладно, – сказала Тони, глотая слезы. – Заходите. Но только на минуту, ладно?
Оба закивали.
Тони открыла дверь. Царапая лапами по линолеуму, к ней кинулся Ральфи. Сердце у нее так и подпрыгнуло. Ральфи – единственное в ее жизни доброе, любящее существо. Она наклонилась, позволила пуделю облизать ее и, посмеиваясь сквозь слезы, принялась почесывать его за ухом. Потом разогнулась, сделала шаг назад и повернулась к блондинке. Та по-прежнему улыбалась.
– Славный песик, – сказала она.
– Спасибо.
– Погладить можно?
– Конечно.
Тони повернулась к симпатичному молодому человеку. Он тоже улыбался. Только было теперь в его улыбке что-то зловещее. Что-то потустороннее…
И когда симпатичный молодой человек вскинул стиснутый кулак, он все еще продолжал улыбаться. И когда развернулся и что есть силы ударил Тони по лицу – тоже.
Последнее, что услышала Тони, заваливаясь на пол и обливаясь кровью из носа, было жалобное поскуливание Ральфи.
Глава 9
Глава 10
Улыбающаяся блондинка была юна, свежа и хороша собой. Волосы забраны сзади в длинный конский хвост, как у болельщиц какой-нибудь футбольной команды. На ней были толстовка с высоким воротом, юбка, которая сгодилась бы для номера «девочка-школьница», и, наконец, короткие носочки. Ну кто такое носит на улице? На ее симпатичном спутнике с волнистыми волосами политика, оказавшегося на прогулочном судне, были спортивные брюки, голубая рубаха с высоким воротом и поверх нее – тесно облегающий свитер.
Тони была не в настроении. Сильно болел палец. Отвратительное ощущение слабости и изнеможения не проходило. Ей хотелось как можно быстрее оказаться дома и накормить Ральфи. Она все думала об этом Бруме и, разумеется, о запропастившемся куда-то Карл-тоне Флинне. Когда она познакомилась с Карлтоном, на нем была темная толстовка с надписью поперек груди: «Я не гинеколог, но осмотреть готов». Все равно что написать большими буквами: «Держись подальше». Но глупышка Тони, прочитав надпись, захихикала. Теперь жалела. Кое-какие хорошие качества у нее были, но как только дело доходило до мужчин, ноги сами собой раздвигались.
Иногда – даже чаще всего – Тони чувствовала, что за ней буквально по пятам следует злосчастье, время от времени настигая ее, похлопывая по плечу, напоминая: «Я здесь, твой постоянный спутник».
А начиналось все иначе. Работа в «Ла Крем» поначалу ей нравилась. Весело, заводило, да танцевальный номер каждый вечер.
По природе Тони была, и сама себе в этом признавалась, ленива, ей быстро все надоедало.
Обычно говорят, что девушки-стриптизерши испорчены, им не хватает самоуважения, и это, в общем, правда, но главное не в этом, главное в том, что многим из них просто не хочется заниматься настоящей работой. Оно и понятно.
Взять хотя бы Бет, сестру Тони. Окончив шесть лет назад среднюю школу, она поступила на работу в Первую страховую компанию Трентона, где сидела в провонявшем потом, душном закутке, больше напоминавшем тюремную камеру, перед экраном компьютера, заводя в его память никому не нужные сведения, и так час за часом, день за днем, беспросветно и бесконечно.
В дрожь бросает.
«Нет, серьезно, – подумала Тони, – лучше уж пусть прикончат на этом самом месте».
Вот, если честно, и весь выбор: либо ты бездумно стучишь пальцами по клавиатуре в своей тесной, вонючей камере… либо танцуешь ночи напролет и пьешь шампанское.
Трудный выбор, не правда ли?
Но работа в «Ла Крем» шла не так, как хотелось поначалу. Говорили, здесь легче подцепить подходящего мужчину, чем по Интернету, но ближе всего к настоящим отношениям была ее связь с Карлтоном, и чем все обернулось? Сломанным пальцем и угрозами в адрес Ральфи.
Кое-кому действительно удавалось найти богатенького, но эти девушки были по-настоящему хороши собой, а вглядываясь в зеркало, Тони вынуждена была признать, что она не из таких. То есть не особенно хорошенькая. Все больше и больше она полагалась на косметику. Круги под глазами становились все темнее. Приходилось работать над грудью, да и ноги, хотя было ей всего двадцать три года, из-за проступавших варикозных вен теперь напоминали карту с рельефом мест-ности.
Бойкая блондинка в свитере помахала Тони рукой:
– Можно вас на минуту, мисс?
Тони ощутила легкий укол зависти к этой девице с рекламно-белоснежными зубами. Симпатичный парень – это, наверное, ее приятель. Видимо, обращается с ней ласково, в кино водит, в магазине за руку держит. Везет же людям! Пускай они разносят Библию, но все равно кажутся счастливыми и здоровыми, а выглядят так, словно никогда в жизни не знали печали. Тони готова была поспорить на все свои жалкие сбережения, что любой, с кем сталкивалась эта парочка, все еще жив и пребывает в здравии и благополучии. Родители по-прежнему в счастливом браке и не болеют, так же, как дети, разве что они постарше и играют в теннис, устраивают пикники и большие семейные обеды, за которыми все склоняют голову и произносят молитву.
Еще немного, и они скажут, что у них есть ответы на все вопросы, но нет, спасибо, сейчас Тони не в настроении. Извините, только не сегодня. Слишком сильно стреляет этот чертов сломанный палец. А ее «приятель», этот садист и психопат, куда-то пропал или даже, коли на то была воля Божья, умер.
– Мы у вас буквально минуту отнимем, – с улыбкой сказал симпатичный молодой человек.
Тони уж собралась послать их куда подальше, но что-то ее остановило. Эти двое отличались от обычных разносчиков Библии, которые подстерегают у дверей клуба девушек, донимая цитатами из Святого Писания. Они больше… похожи на выходцев со Среднего Запада, что ли? Посвежее, глаза ярче блестят. Несколько лет назад бабушка Тони, да будет ей земля пухом, щелкая пультом, попала на канал кабельного телевидения, и там вещал какой-то проповедник Слова Божия. Вернее, дирижировал аудиторией. Передача называлась что-то вроде «Час целительной музыки»: подростки негромко пели под гитару, прихлопывая при этом руками. И эти двое выглядели точь-в-точь, как те, с экрана. Словно только что отделились от телевизионного церковного хора.
– Это совсем недолго, – подтвердила бойкая блондинка.
И надо же им было прийти именно сегодня и именно сюда – не в клуб, а к ее дому! И главное – в тот момент, когда ей так плохо, когда болит палец, и ноги подгибаются, и вымоталась так, что, кажется, шага сделать не может. Что, если они не случайно здесь появились? Что, если и впрямь их кто-то послал ей на помощь в трудный час? Словно ангелов с неба.
А вдруг?…
У Тони скатилась по щеке слеза. Блондинка кивнула, как бы давая понять, что хорошо понимает, каково сейчас Тони.
«Может, – думала она, нашаривая в сумочке ключи, – мне и впрямь нужна помощь, рука друзей? Может, пусть это покажется совершенно неправдоподобным, эти двое – мой билет в другую, лучшую, жизнь?»
– Ладно, – сказала Тони, глотая слезы. – Заходите. Но только на минуту, ладно?
Оба закивали.
Тони открыла дверь. Царапая лапами по линолеуму, к ней кинулся Ральфи. Сердце у нее так и подпрыгнуло. Ральфи – единственное в ее жизни доброе, любящее существо. Она наклонилась, позволила пуделю облизать ее и, посмеиваясь сквозь слезы, принялась почесывать его за ухом. Потом разогнулась, сделала шаг назад и повернулась к блондинке. Та по-прежнему улыбалась.
– Славный песик, – сказала она.
– Спасибо.
– Погладить можно?
– Конечно.
Тони повернулась к симпатичному молодому человеку. Он тоже улыбался. Только было теперь в его улыбке что-то зловещее. Что-то потустороннее…
И когда симпатичный молодой человек вскинул стиснутый кулак, он все еще продолжал улыбаться. И когда развернулся и что есть силы ударил Тони по лицу – тоже.
Последнее, что услышала Тони, заваливаясь на пол и обливаясь кровью из носа, было жалобное поскуливание Ральфи.
Глава 9
Брум повесил трубку. Он был по-прежнему погружен в изучение перечня того, что репортеры мест-ных новостных программ называли «последними страшными известиями».
– Кто звонил? – осведомился Голдберг.
А Брум и не заметил, что он здесь болтался.
– Гарри Саттон.
– А, этот шустряк, что темными делишками занимается?
– Шустряк? – насупился Брум. – Что это тебе, пятьдесят восьмой год, что ли? Адвокатов сейчас ни-кто не называет шустряками.
– Не умничай, – отмахнулся Голдберг. – К делу Карлтона Флинна это имеет отношение?
– Возможно. – Брум встал, чувствуя, как у него заколотилось сердце.
– А точнее?
Имеет ли это отношение к Карлтону Флинну? Возможно. Имеет ли отношение к Стюарту Грину? Определенно.
Брум вспоминал разговор с Саттоном. По прошест-вии семнадцати лет безуспешных поисков Кэсси та самая стриптизерша, что исчезла вместе со Стюартом Грином, появилась в конторе Саттона. Так по крайней мере он утверждает. Она и сейчас там – можете представить? – будто из воздуха соткалась. Просто не верится.
Большинству адвокатов Брум не доверял – болтуны. Но Гарри Саттон при всех его закидонах – а видит Бог, было их у него немало – не стал бы морочить другим голову. Да и ничего бы он от этой лжи не выиграл.
– После расскажу, – бросил Брум.
– Не после, а сию минуту. – Голдберг с грозным, как ему казалось, видом уперся локтями в колени.
– Похоже, Гарри Саттон нашел свидетеля.
– Что за свидетель?
– Я дал слово не раскрывать имен.
– Ты что?
Брум только отмахнулся. Он вышел из кабинета и, перепрыгивая через ступеньку, бросился вниз по лест-нице. Впрочем, все равно Голдберг за ним не последует – он из тех, что шевельнется, только если до сандвича надо дотянуться. Брум уже садился в машину, когда зазвонил сотовый. Эрин.
– Ты где сейчас? – спросила она.
– К Гарри Саттону еду.
До своей прошлогодней отставки Эрин в течение двадцати трех лет была его напарницей. А когда-то и его женой. Он посвятил ее в суть дела: неожиданно объявилась Кэсси.
– Ничего себе, – протянула Эрин.
– Вот именно.
– Неуловимая Кэсси, – заметила Эрин. – Долго же ты ее разыскиваешь.
– Семнадцать лет.
– Теперь что-то прояснится.
– Будем надеяться. Ты просто так звонишь или…
– Или. Камера видеонаблюдения в «Ла Крем»…
– И что там?
– Кажется, я что-то отыскала.
– Когда мне заехать – прямо сейчас или после того, как разберусь с Саттоном?
– Лучше после, мне тут еще надо немного порезвиться. К тому же ты сможешь меня просветить насчет нашей неуловимой Кэсси.
– Эрин! – не выдержал Брум.
– Ну?
– Ты сказала «порезвиться»…
– Уймись, Брум, – простонала Эрин. – Тебе сколько лет, не забыл?
– Раньше тебя такие словечки заводили.
– Мало ли что меня раньше заводило. – В голосе Эрин послышалась едва уловимая грусть. – Когда это было?
Вернее не скажешь.
– Ладно, Эрин, до скорого.
Брум отбросил в сторону мысли о своей бывшей и нажал на акселератор. Уже через несколько минут он стучал в стеклянную дверь.
– Открыто! – послышался хриплый голос.
Брум открыл дверь и переступил порог. Гарри Саттон напоминал любимого студентами, придавленного жизнью университетского профессора. Когда Брум вошел, в комнате стало жутко тесно. Кроме них двоих, в офисе никого не было.
– Рад видеть вас, детектив.
– Где Кэсси?
– Присаживайтесь.
Брум опустился на стул.
– Где Кэсси?
– Сейчас ее здесь нет.
– Это я и сам вижу.
– Ну да, вы же опытный детектив.
– Слушайте, Гарри, я не в остроумии сюда пришел упражняться. Можете объяснить мне, что происходит?
– Она поблизости. И хочет поговорить с вами. Но выдвигает некие условия.
– Я весь внимание. – Брум расправил плечи.
– Прежде всего разговор неофициальный, не для протокола.
– Не для протокола? Слушайте, Гарри, я что, по-вашему, газетчик?
– Отнюдь. По-моему, вы хороший детектив, оказавшийся в весьма затруднительном положении. Не для протокола – это не для протокола, вот и все. Вы ничего не записываете. Не заносите в дело. Для всех окружающих вашего разговора не было.
Брум задумался.
– А что, если я скажу нет?
Гарри Саттон встал и протянул руку:
– Рад был повидаться, детектив. Всего хорошего.
– Ладно, ладно, к чему этот театр?
– Ни к чему, – согласился Гарри, широко улыбаясь, – но если представилась возможность, отчего бы не поиграть?
– Хорошо, не для протокола. Давайте ее сюда.
– Сначала еще несколько условий.
Брум выжидательно посмотрел на Саттона.
– Это будет ваша единственная встреча. Кэсси поговорит с вами здесь, у меня в кабинете. Она по возможности ответит на все ваши вопросы в моем присутствии. А затем снова исчезнет. Вы дадите ей возможность спокойно уйти. Вы не будете пытаться узнать ее новое имя и, что еще важнее, не будете искать новых встреч с ней.
– И вы готовы просто поверить мне на слово?
– Да.
– Ясно. – Брум помолчал и поудобнее уселся на стуле. – А если выяснится, что она виновна в убийстве?
– Не выяснится.
– И все же?
– Тем хуже для вас. Как только вы поговорите, она уйдет. И вы больше не увидитесь.
– А что, если в результате дальнейшего расследования всплывет что-то, о чем мне надо будет спросить именно ее?
– Ответ прежний: тем хуже для вас.
– И с вами мне тоже нельзя будет повидаться?
– Со мной можно. И чем смогу, помогу. Но она таких обязательств на себя не берет.
Брум хотел бы поспорить, но у него не имелось решительно никаких козырей на руках. К тому же он был из тех, кто предпочитает синицу в руках журавлю в небе. Еще вчера у него не было ни малейшей ниточки, ведущей к Кэсси. А сегодня если он не заупрямится, то поговорит с ней.
– Ладно, – сказал Брум, – условия приняты.
– Отлично. – Гарри потянулся к сотовому. – Кэсси, все в порядке. Ждем тебя.
Заместителю начальника полиции Голдбергу было теперь на все наплевать.
Через год он выйдет в отставку и получит максимальную пенсию, но этого будет мало. Атлантик-Сити – это выгребная яма, но яма дорогая. Алименты зашкаливают. Его нынешняя пассия, Мелинда, двадцативосьмилетняя порнозвезда (в порнофильмах, заметил Голдберг, всегда не «актрисы», а только «звезды»), высасывала его до дна (во всех смыслах). Но она того стоила.
В общем, Голдберг был копом-оборотнем и никаких угрызений совести при этом не испытывал. Наоборот – полностью себя оправдывал.
Например: плохие парни подобны всяким мифологическим бестиям, у которых, если отрубить одну голову, вырастают две новые. Или еще лучше: дьявол, которого ты знаешь – которого можешь держать в руках, который не обидит хороших людей и который подкинет тебе доллар-другой, – лучше дьявола, которого ты не знаешь. А можно и так: очищать город от грязи – это то же самое, что вычерпывать воду из океана столовой ложкой. Да таких оправданий у Голд-берга имелись миллионы.
Ну а в данном случае все еще проще: малый, который подкидывал ему Бенов Франклинов и Джорджей Вашингтонов, пребывал, по крайней мере по виду, там же, где ангелы.
Так что же его останавливало?
Голдберг набрал номер. Ответ последовал после третьего гудка.
– Добрый день, мистер Голдберг!
Вот она, первая причина, заставлявшая его колебаться: ему очень не нравился голос собеседника. Обладатель голоса – явно человек совсем молодой, безукоризненно вежливый, – говорил внятно, четко расставлял ударения, словно проходил пробу на роль в каком-нибудь ретромюзикле. От этого голоса Голдбергу становилось не по себе. Но дело было не только в этом.
Разные слухи ходили. О жестокости и садизме этого типа и его сообщника (или сообщницы) рассказывали такое, что зрелые мужчины – здоровые, крепкие, побитые жизнью, многое на свете перевидавшие – долго не могли заснуть ночью и невольно подтягивали одеяло повыше.
– Да, это я, – откашлялся Голдберг. – Привет.
Даже если эти слухи были преувеличены и верны только на четверть, все равно Голдберг в свое время вляпался в историю, иметь отношение к которой ему совсем не хотелось бы. Но теперь что говорить? Лучше просто взять деньги и держать рот на замке. Да и был ли у него выбор? Если попробовать выйти из дела и вернуть деньги, это может не понравиться собеседнику на другом конце провода.
– Чем могу быть полезен, мистер Голдберг? – В трубке послышался какой-то шум, от которого у Голд-берга кровь в жилах застыла.
– Это еще что там такое?
– Да не волнуйтесь вы, мистер Голдберг. Итак, зачем я вам понадобился?
– Кажется, у меня появился еще один след.
– Кажется?
– Я просто хочу сказать, что полной уверенности нет.
– Мистер Голдберг!
– Да? – Да что еще, черт побери, там за шум такой?
– Будьте любезны сообщить мне, что вам все же известно.
Он и так уже слил все, что знал о Карлтоне Флинне и его исчезновении. Так в чем же дело? Этому малому и его сообщнику (сообщнице?) тоже хочется отыскать исчезнувшего, и платят они щедро.
Последнее, чем поделился со своим собеседником Голдберг, было то, что он узнал от Брума: у Карлтона Флинна была девчонка-стриптизерша из клуба «Ла Крем».
В трубке послышалось жалобное поскуливание.
– У вас что там, собака? – спросил Голдберг.
– Нет, мистер Голдберг. Собаки у меня нет. Но в детстве была – замечательная собачка. Ее звали Рыжий Дьявол. Хорошая кличка, правда?
Голдберг промолчал.
– Вас что-нибудь смущает, мистер Голдберг?
– Заместитель начальника полиции Голдберг.
– Хотите встретиться лично, заместитель начальника полиции Голдберг? Если угодно, можно поговорить обо всем у вас дома.
У Голдберга замерло сердце.
– Да нет, в этом нет необходимости.
– В таком случае что вы хотели мне сообщить?
Собака все еще скулила. И в какой-то момент Голд-бергу показалось, что он слышит еще один звук, похожий на поскуливание, но нет, хуже, гораздо хуже – страшный, как от невыразимой боли, крик, совершенно нечеловеческий, но издавать его мог парадоксальным образом только человек.
– Заместитель начальника полиции Голдберг!
Он набрал в грудь воздуха и бросился в пропасть:
– Есть в городе такой адвокат, Гарри Саттон…
– Кто звонил? – осведомился Голдберг.
А Брум и не заметил, что он здесь болтался.
– Гарри Саттон.
– А, этот шустряк, что темными делишками занимается?
– Шустряк? – насупился Брум. – Что это тебе, пятьдесят восьмой год, что ли? Адвокатов сейчас ни-кто не называет шустряками.
– Не умничай, – отмахнулся Голдберг. – К делу Карлтона Флинна это имеет отношение?
– Возможно. – Брум встал, чувствуя, как у него заколотилось сердце.
– А точнее?
Имеет ли это отношение к Карлтону Флинну? Возможно. Имеет ли отношение к Стюарту Грину? Определенно.
Брум вспоминал разговор с Саттоном. По прошест-вии семнадцати лет безуспешных поисков Кэсси та самая стриптизерша, что исчезла вместе со Стюартом Грином, появилась в конторе Саттона. Так по крайней мере он утверждает. Она и сейчас там – можете представить? – будто из воздуха соткалась. Просто не верится.
Большинству адвокатов Брум не доверял – болтуны. Но Гарри Саттон при всех его закидонах – а видит Бог, было их у него немало – не стал бы морочить другим голову. Да и ничего бы он от этой лжи не выиграл.
– После расскажу, – бросил Брум.
– Не после, а сию минуту. – Голдберг с грозным, как ему казалось, видом уперся локтями в колени.
– Похоже, Гарри Саттон нашел свидетеля.
– Что за свидетель?
– Я дал слово не раскрывать имен.
– Ты что?
Брум только отмахнулся. Он вышел из кабинета и, перепрыгивая через ступеньку, бросился вниз по лест-нице. Впрочем, все равно Голдберг за ним не последует – он из тех, что шевельнется, только если до сандвича надо дотянуться. Брум уже садился в машину, когда зазвонил сотовый. Эрин.
– Ты где сейчас? – спросила она.
– К Гарри Саттону еду.
До своей прошлогодней отставки Эрин в течение двадцати трех лет была его напарницей. А когда-то и его женой. Он посвятил ее в суть дела: неожиданно объявилась Кэсси.
– Ничего себе, – протянула Эрин.
– Вот именно.
– Неуловимая Кэсси, – заметила Эрин. – Долго же ты ее разыскиваешь.
– Семнадцать лет.
– Теперь что-то прояснится.
– Будем надеяться. Ты просто так звонишь или…
– Или. Камера видеонаблюдения в «Ла Крем»…
– И что там?
– Кажется, я что-то отыскала.
– Когда мне заехать – прямо сейчас или после того, как разберусь с Саттоном?
– Лучше после, мне тут еще надо немного порезвиться. К тому же ты сможешь меня просветить насчет нашей неуловимой Кэсси.
– Эрин! – не выдержал Брум.
– Ну?
– Ты сказала «порезвиться»…
– Уймись, Брум, – простонала Эрин. – Тебе сколько лет, не забыл?
– Раньше тебя такие словечки заводили.
– Мало ли что меня раньше заводило. – В голосе Эрин послышалась едва уловимая грусть. – Когда это было?
Вернее не скажешь.
– Ладно, Эрин, до скорого.
Брум отбросил в сторону мысли о своей бывшей и нажал на акселератор. Уже через несколько минут он стучал в стеклянную дверь.
– Открыто! – послышался хриплый голос.
Брум открыл дверь и переступил порог. Гарри Саттон напоминал любимого студентами, придавленного жизнью университетского профессора. Когда Брум вошел, в комнате стало жутко тесно. Кроме них двоих, в офисе никого не было.
– Рад видеть вас, детектив.
– Где Кэсси?
– Присаживайтесь.
Брум опустился на стул.
– Где Кэсси?
– Сейчас ее здесь нет.
– Это я и сам вижу.
– Ну да, вы же опытный детектив.
– Слушайте, Гарри, я не в остроумии сюда пришел упражняться. Можете объяснить мне, что происходит?
– Она поблизости. И хочет поговорить с вами. Но выдвигает некие условия.
– Я весь внимание. – Брум расправил плечи.
– Прежде всего разговор неофициальный, не для протокола.
– Не для протокола? Слушайте, Гарри, я что, по-вашему, газетчик?
– Отнюдь. По-моему, вы хороший детектив, оказавшийся в весьма затруднительном положении. Не для протокола – это не для протокола, вот и все. Вы ничего не записываете. Не заносите в дело. Для всех окружающих вашего разговора не было.
Брум задумался.
– А что, если я скажу нет?
Гарри Саттон встал и протянул руку:
– Рад был повидаться, детектив. Всего хорошего.
– Ладно, ладно, к чему этот театр?
– Ни к чему, – согласился Гарри, широко улыбаясь, – но если представилась возможность, отчего бы не поиграть?
– Хорошо, не для протокола. Давайте ее сюда.
– Сначала еще несколько условий.
Брум выжидательно посмотрел на Саттона.
– Это будет ваша единственная встреча. Кэсси поговорит с вами здесь, у меня в кабинете. Она по возможности ответит на все ваши вопросы в моем присутствии. А затем снова исчезнет. Вы дадите ей возможность спокойно уйти. Вы не будете пытаться узнать ее новое имя и, что еще важнее, не будете искать новых встреч с ней.
– И вы готовы просто поверить мне на слово?
– Да.
– Ясно. – Брум помолчал и поудобнее уселся на стуле. – А если выяснится, что она виновна в убийстве?
– Не выяснится.
– И все же?
– Тем хуже для вас. Как только вы поговорите, она уйдет. И вы больше не увидитесь.
– А что, если в результате дальнейшего расследования всплывет что-то, о чем мне надо будет спросить именно ее?
– Ответ прежний: тем хуже для вас.
– И с вами мне тоже нельзя будет повидаться?
– Со мной можно. И чем смогу, помогу. Но она таких обязательств на себя не берет.
Брум хотел бы поспорить, но у него не имелось решительно никаких козырей на руках. К тому же он был из тех, кто предпочитает синицу в руках журавлю в небе. Еще вчера у него не было ни малейшей ниточки, ведущей к Кэсси. А сегодня если он не заупрямится, то поговорит с ней.
– Ладно, – сказал Брум, – условия приняты.
– Отлично. – Гарри потянулся к сотовому. – Кэсси, все в порядке. Ждем тебя.
Заместителю начальника полиции Голдбергу было теперь на все наплевать.
Через год он выйдет в отставку и получит максимальную пенсию, но этого будет мало. Атлантик-Сити – это выгребная яма, но яма дорогая. Алименты зашкаливают. Его нынешняя пассия, Мелинда, двадцативосьмилетняя порнозвезда (в порнофильмах, заметил Голдберг, всегда не «актрисы», а только «звезды»), высасывала его до дна (во всех смыслах). Но она того стоила.
В общем, Голдберг был копом-оборотнем и никаких угрызений совести при этом не испытывал. Наоборот – полностью себя оправдывал.
Например: плохие парни подобны всяким мифологическим бестиям, у которых, если отрубить одну голову, вырастают две новые. Или еще лучше: дьявол, которого ты знаешь – которого можешь держать в руках, который не обидит хороших людей и который подкинет тебе доллар-другой, – лучше дьявола, которого ты не знаешь. А можно и так: очищать город от грязи – это то же самое, что вычерпывать воду из океана столовой ложкой. Да таких оправданий у Голд-берга имелись миллионы.
Ну а в данном случае все еще проще: малый, который подкидывал ему Бенов Франклинов и Джорджей Вашингтонов, пребывал, по крайней мере по виду, там же, где ангелы.
Так что же его останавливало?
Голдберг набрал номер. Ответ последовал после третьего гудка.
– Добрый день, мистер Голдберг!
Вот она, первая причина, заставлявшая его колебаться: ему очень не нравился голос собеседника. Обладатель голоса – явно человек совсем молодой, безукоризненно вежливый, – говорил внятно, четко расставлял ударения, словно проходил пробу на роль в каком-нибудь ретромюзикле. От этого голоса Голдбергу становилось не по себе. Но дело было не только в этом.
Разные слухи ходили. О жестокости и садизме этого типа и его сообщника (или сообщницы) рассказывали такое, что зрелые мужчины – здоровые, крепкие, побитые жизнью, многое на свете перевидавшие – долго не могли заснуть ночью и невольно подтягивали одеяло повыше.
– Да, это я, – откашлялся Голдберг. – Привет.
Даже если эти слухи были преувеличены и верны только на четверть, все равно Голдберг в свое время вляпался в историю, иметь отношение к которой ему совсем не хотелось бы. Но теперь что говорить? Лучше просто взять деньги и держать рот на замке. Да и был ли у него выбор? Если попробовать выйти из дела и вернуть деньги, это может не понравиться собеседнику на другом конце провода.
– Чем могу быть полезен, мистер Голдберг? – В трубке послышался какой-то шум, от которого у Голд-берга кровь в жилах застыла.
– Это еще что там такое?
– Да не волнуйтесь вы, мистер Голдберг. Итак, зачем я вам понадобился?
– Кажется, у меня появился еще один след.
– Кажется?
– Я просто хочу сказать, что полной уверенности нет.
– Мистер Голдберг!
– Да? – Да что еще, черт побери, там за шум такой?
– Будьте любезны сообщить мне, что вам все же известно.
Он и так уже слил все, что знал о Карлтоне Флинне и его исчезновении. Так в чем же дело? Этому малому и его сообщнику (сообщнице?) тоже хочется отыскать исчезнувшего, и платят они щедро.
Последнее, чем поделился со своим собеседником Голдберг, было то, что он узнал от Брума: у Карлтона Флинна была девчонка-стриптизерша из клуба «Ла Крем».
В трубке послышалось жалобное поскуливание.
– У вас что там, собака? – спросил Голдберг.
– Нет, мистер Голдберг. Собаки у меня нет. Но в детстве была – замечательная собачка. Ее звали Рыжий Дьявол. Хорошая кличка, правда?
Голдберг промолчал.
– Вас что-нибудь смущает, мистер Голдберг?
– Заместитель начальника полиции Голдберг.
– Хотите встретиться лично, заместитель начальника полиции Голдберг? Если угодно, можно поговорить обо всем у вас дома.
У Голдберга замерло сердце.
– Да нет, в этом нет необходимости.
– В таком случае что вы хотели мне сообщить?
Собака все еще скулила. И в какой-то момент Голд-бергу показалось, что он слышит еще один звук, похожий на поскуливание, но нет, хуже, гораздо хуже – страшный, как от невыразимой боли, крик, совершенно нечеловеческий, но издавать его мог парадоксальным образом только человек.
– Заместитель начальника полиции Голдберг!
Он набрал в грудь воздуха и бросился в пропасть:
– Есть в городе такой адвокат, Гарри Саттон…
Глава 10
Дверь в контору Гарри Саттона открылась, и вошла Кэсси.
Она почти не изменилась.
Именно об этом сразу подумал Брум. В те давние дни он был немного знаком с ней, виделся в клубе, потому и запомнил немного. Цвет волос у нее теперь другой – раньше, если только Брума не подводила память, она была платиновой блондинкой, – но это как будто и все.
Кому-то могло показаться странным, что она так мало изменилась, и все же Брум не мог найти ее так долго. Однако исчезнуть не столь трудно, как многие думают. Тогда, семнадцать лет назад, Руди даже не знал ее настоящего имени. Имя Брум в конце концов установил: Мейджин Рейли. Но дальше он не продвинулся ни на шаг. Девушка обзавелась новым удостоверением личности, и хоть кое-какой интерес у полиции она вызывала, вряд ли этого было достаточно для составления и распространения по всей стране фоторобота, тем более для включения в перечень разыскиваемых лиц.
Что еще в ней изменилось, так это то, что теперь она выглядела более здоровой и более – за неимением лучшего слова – обыкновенной. Стриптизершу как ни одень, все равно она будет выглядеть стриптизершей. То же самое можно сказать об игроках, пьяницах, любителях марихуаны и копах. А Кэсси выглядела сейчас стопроцентной мамашей из богатого пригорода. Да, такая женщина может позабавиться, ответить колкостью на колкость, пофлиртовать при случае, выпить немного лишнего на вечеринке. И все равно – это мамаша из пригорода.
Она села рядом с Брумом и посмотрела ему прямо в глаза:
– Рада снова увидеться, детектив.
– Взаимно. А я ведь давно ищу тебя, Кэсси.
– Мне почему-то так и казалось.
– Семнадцать лет.
– Почти столько же, сколько Жавер искал Жана Вальжана.
– Да, как в «Отверженных».
– Вы читали Гюго?
– Нет, – покачал головой Брум, – просто моя бывшая вытащила меня в театр, на мюзикл.
– Я не знаю, где Стюарт Грин, – сказала Кэсси.
Спокойно, подумал Брум. Она просто не хочет предисловий.
– Но ты ведь отдаешь себе отчет, что вы исчезли одновременно?
– Да.
– Вы в то время поддерживали отношения? Я имею в виду, перед тем, как оба исчезли.
– Нет.
– А мне говорили, да. – Брум пожал плечами.
Она улыбнулась, и Брум узнал соблазнительную девчонку, которую видел семнадцать лет назад.
– Вы давно живете в Атлантик-Сити, детектив?
– Сорок лет. – Брум понял, куда она клонит.
– В таком случае вы должны знать жизнь. Я не была проституткой. Я работала в клубах, но просто потому, что это доставляло мне удовольствие. Не спорю, какое-то время удовольствие доставлял мне и Стюарт Грин. Недолго. Он все испортил.
– Испортил удовольствие?
– Все. – Она стиснула зубы. – Стюарт Грин был психопатом. Он преследовал меня. Бил. Грозил убить.
– За что?
– Что в слове «психопат» смущает вас, детектив?
– Ты что теперь, Кэсси, психиатром стала?
– Для того чтобы распознать психопата, – вновь улыбнулась ему она, – вовсе не надо быть психиатром, точно так же, как не обязательно быть копом, чтобы распознать убийцу.
– Туше, – поднял руки Брум. – Но если Стюарт Грин и был чокнутым, то, следует признать, ему удалось одурачить множество людей.
– Мы все разные в глазах разных знакомых.
– Ну, это слишком банально, не находишь? – Брум насупился.
– Нахожу. – Она немного помолчала. – Однажды я слышала, как этот тип наставлял приятеля по части свиданий с одной девушкой, на вид совершенно нормальной, но ее душа была как сплошная кровоточащая рана. Сталкивались с такими?
– Приходилось.
– Ну так вот, он и втолковывал приятелю: «Не открывай эту большую банку с тараканами».
Бруму понравилось сравнение.
– Ты хочешь сказать, что именно так поступила с Грином?
– Повторяю, поначалу он вел себя совершенно адекватно. Но потом его понесло. С мужчинами такое иногда происходит, и в подобных случаях мне всегда удавалось вовремя соскочить. Но с ним не получилось. Слушайте, после того, как он исчез, я прочитала кучу газетных статей, в которых говорилось, какой это замечательный семьянин, как он выхаживал больную раком жену, какие у него славные детишки. Но там, где я работала, все было видно. Я никогда не судила женатых мужчин за то, что они приходили туда слегка расслабиться или поискать… не знаю что. Три четверти посетителей клуба были женаты. И я не считаю их лицемерами – разве нельзя одновременно любить жену и ходить время от времени налево?
– Наверное, можно, – пожал плечами Брум.
– Но Стюарт Грин был не похож на других. Он был жесток. Он был безумен. Не знаю уж насколько.
Брум скрестил ноги. Все, что она рассказывала о жестокости Грина, о побоях, очень напоминало рассказ Тони о Карлтоне Флинне. Еще одна ниточка?
– И чем же все закончилось?
Впервые Кэсси смутилась. Она оглянулась на Гарри Саттона. Тот сидел, сложив руки со скрещенными пальцами на животе. Он кивнул ей. Кэсси опустила глаза.
– Знаете старый рудник в районе Уортона?
Да, Бруму было знакомо это место – в восьми – десяти милях от Атлантик-Сити, на самом краю Сосновой Вырубки.
– Я иногда прогуливалась там. После работы или когда просто хотелось расслабиться.
«Расслабиться, – подумал Брум, сохраняя бесстрастное выражение лица. – Ложь. Первая ли? Трудно сказать». На языке вертелся естественный вопрос: «А ты и вправду там бывала?» Но он промолчал – пока.
– В общем, как-то вечером – это был мой последний вечер в этом городе – я оказалась в парке, в том самом месте. Настроение, надо сказать, было паршивое. Справляться со Стюартом становилось все труднее, я просто не знала, что делать. Чего только не перепробовала, лишь бы отделаться от него…
Брум задал ей тот же вопрос, что и Тони:
– Дружка у тебя тогда не было?
– Нет. – По лицу Кэсси промелькнула какая-то тень.
«Очередная ложь?» – подумал Брум.
– А за помощью не к кому было обратиться? Скажем, к Руди или какому-нибудь знакомому из клуба?
– Знаете, там по другим правилам играют. По крайней мере я играла. Со стороны могло показаться, что во все тяжкие готова была пуститься, но я серьезная девочка. И лишнего никому ничего не позволяла. – Она снова посмотрела на свои руки.
– Итак, Кэсси, чем же все закончилось?
– Чудн€о. Чудн€о слышать, как меня называют Кэсси.
– Предпочитаешь Мейджин?
– Вы и до этого докопались? – улыбнулась она. – Да нет, пусть будет Кэсси.
– Ладно. Чего-то ты недоговариваешь, Кэсси.
– И то верно. – Она сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в воду. – К тому времени мне со-всем невмоготу сделалось, я уж и не знала, как избавиться от Стюарта, и за два дня до этого я сбросила на него большую атомную бомбу. Вернее, пригрозила сбросить. Конечно, никогда бы я этого не сделала, но надеялась, что угроза подействует.
Брум в какой-то мере представлял, что ему предстоит услышать, но молча ждал продолжения.
– В общем, я заявила Стюарту, что если он не оставит меня в покое, то я все расскажу его жене. Повторяю, никогда бы я этого не сделала. Хотя бы потому, что радиоактивная пыль от такой бомбы и меня накрыла бы. Но обычно хватало и угрозы.
– Однако в данном случае не хватило, – вставил Брум.
– Вот именно. – Кэсси в очередной раз улыбнулась, но лукавства в ее улыбке не было. – Если воспользоваться собственными словами этого типа, я недооценила последствия вскрытия «банки с тараканами».
Брум искоса посмотрел на Гарри Саттона. Тот сидел, наклонившись вперед, и с сосредоточенным видом смотрел прямо перед собой.
– Ну, ты пригрозила, и что дальше? – спросил Брум.
Она почти не изменилась.
Именно об этом сразу подумал Брум. В те давние дни он был немного знаком с ней, виделся в клубе, потому и запомнил немного. Цвет волос у нее теперь другой – раньше, если только Брума не подводила память, она была платиновой блондинкой, – но это как будто и все.
Кому-то могло показаться странным, что она так мало изменилась, и все же Брум не мог найти ее так долго. Однако исчезнуть не столь трудно, как многие думают. Тогда, семнадцать лет назад, Руди даже не знал ее настоящего имени. Имя Брум в конце концов установил: Мейджин Рейли. Но дальше он не продвинулся ни на шаг. Девушка обзавелась новым удостоверением личности, и хоть кое-какой интерес у полиции она вызывала, вряд ли этого было достаточно для составления и распространения по всей стране фоторобота, тем более для включения в перечень разыскиваемых лиц.
Что еще в ней изменилось, так это то, что теперь она выглядела более здоровой и более – за неимением лучшего слова – обыкновенной. Стриптизершу как ни одень, все равно она будет выглядеть стриптизершей. То же самое можно сказать об игроках, пьяницах, любителях марихуаны и копах. А Кэсси выглядела сейчас стопроцентной мамашей из богатого пригорода. Да, такая женщина может позабавиться, ответить колкостью на колкость, пофлиртовать при случае, выпить немного лишнего на вечеринке. И все равно – это мамаша из пригорода.
Она села рядом с Брумом и посмотрела ему прямо в глаза:
– Рада снова увидеться, детектив.
– Взаимно. А я ведь давно ищу тебя, Кэсси.
– Мне почему-то так и казалось.
– Семнадцать лет.
– Почти столько же, сколько Жавер искал Жана Вальжана.
– Да, как в «Отверженных».
– Вы читали Гюго?
– Нет, – покачал головой Брум, – просто моя бывшая вытащила меня в театр, на мюзикл.
– Я не знаю, где Стюарт Грин, – сказала Кэсси.
Спокойно, подумал Брум. Она просто не хочет предисловий.
– Но ты ведь отдаешь себе отчет, что вы исчезли одновременно?
– Да.
– Вы в то время поддерживали отношения? Я имею в виду, перед тем, как оба исчезли.
– Нет.
– А мне говорили, да. – Брум пожал плечами.
Она улыбнулась, и Брум узнал соблазнительную девчонку, которую видел семнадцать лет назад.
– Вы давно живете в Атлантик-Сити, детектив?
– Сорок лет. – Брум понял, куда она клонит.
– В таком случае вы должны знать жизнь. Я не была проституткой. Я работала в клубах, но просто потому, что это доставляло мне удовольствие. Не спорю, какое-то время удовольствие доставлял мне и Стюарт Грин. Недолго. Он все испортил.
– Испортил удовольствие?
– Все. – Она стиснула зубы. – Стюарт Грин был психопатом. Он преследовал меня. Бил. Грозил убить.
– За что?
– Что в слове «психопат» смущает вас, детектив?
– Ты что теперь, Кэсси, психиатром стала?
– Для того чтобы распознать психопата, – вновь улыбнулась ему она, – вовсе не надо быть психиатром, точно так же, как не обязательно быть копом, чтобы распознать убийцу.
– Туше, – поднял руки Брум. – Но если Стюарт Грин и был чокнутым, то, следует признать, ему удалось одурачить множество людей.
– Мы все разные в глазах разных знакомых.
– Ну, это слишком банально, не находишь? – Брум насупился.
– Нахожу. – Она немного помолчала. – Однажды я слышала, как этот тип наставлял приятеля по части свиданий с одной девушкой, на вид совершенно нормальной, но ее душа была как сплошная кровоточащая рана. Сталкивались с такими?
– Приходилось.
– Ну так вот, он и втолковывал приятелю: «Не открывай эту большую банку с тараканами».
Бруму понравилось сравнение.
– Ты хочешь сказать, что именно так поступила с Грином?
– Повторяю, поначалу он вел себя совершенно адекватно. Но потом его понесло. С мужчинами такое иногда происходит, и в подобных случаях мне всегда удавалось вовремя соскочить. Но с ним не получилось. Слушайте, после того, как он исчез, я прочитала кучу газетных статей, в которых говорилось, какой это замечательный семьянин, как он выхаживал больную раком жену, какие у него славные детишки. Но там, где я работала, все было видно. Я никогда не судила женатых мужчин за то, что они приходили туда слегка расслабиться или поискать… не знаю что. Три четверти посетителей клуба были женаты. И я не считаю их лицемерами – разве нельзя одновременно любить жену и ходить время от времени налево?
– Наверное, можно, – пожал плечами Брум.
– Но Стюарт Грин был не похож на других. Он был жесток. Он был безумен. Не знаю уж насколько.
Брум скрестил ноги. Все, что она рассказывала о жестокости Грина, о побоях, очень напоминало рассказ Тони о Карлтоне Флинне. Еще одна ниточка?
– И чем же все закончилось?
Впервые Кэсси смутилась. Она оглянулась на Гарри Саттона. Тот сидел, сложив руки со скрещенными пальцами на животе. Он кивнул ей. Кэсси опустила глаза.
– Знаете старый рудник в районе Уортона?
Да, Бруму было знакомо это место – в восьми – десяти милях от Атлантик-Сити, на самом краю Сосновой Вырубки.
– Я иногда прогуливалась там. После работы или когда просто хотелось расслабиться.
«Расслабиться, – подумал Брум, сохраняя бесстрастное выражение лица. – Ложь. Первая ли? Трудно сказать». На языке вертелся естественный вопрос: «А ты и вправду там бывала?» Но он промолчал – пока.
– В общем, как-то вечером – это был мой последний вечер в этом городе – я оказалась в парке, в том самом месте. Настроение, надо сказать, было паршивое. Справляться со Стюартом становилось все труднее, я просто не знала, что делать. Чего только не перепробовала, лишь бы отделаться от него…
Брум задал ей тот же вопрос, что и Тони:
– Дружка у тебя тогда не было?
– Нет. – По лицу Кэсси промелькнула какая-то тень.
«Очередная ложь?» – подумал Брум.
– А за помощью не к кому было обратиться? Скажем, к Руди или какому-нибудь знакомому из клуба?
– Знаете, там по другим правилам играют. По крайней мере я играла. Со стороны могло показаться, что во все тяжкие готова была пуститься, но я серьезная девочка. И лишнего никому ничего не позволяла. – Она снова посмотрела на свои руки.
– Итак, Кэсси, чем же все закончилось?
– Чудн€о. Чудн€о слышать, как меня называют Кэсси.
– Предпочитаешь Мейджин?
– Вы и до этого докопались? – улыбнулась она. – Да нет, пусть будет Кэсси.
– Ладно. Чего-то ты недоговариваешь, Кэсси.
– И то верно. – Она сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в воду. – К тому времени мне со-всем невмоготу сделалось, я уж и не знала, как избавиться от Стюарта, и за два дня до этого я сбросила на него большую атомную бомбу. Вернее, пригрозила сбросить. Конечно, никогда бы я этого не сделала, но надеялась, что угроза подействует.
Брум в какой-то мере представлял, что ему предстоит услышать, но молча ждал продолжения.
– В общем, я заявила Стюарту, что если он не оставит меня в покое, то я все расскажу его жене. Повторяю, никогда бы я этого не сделала. Хотя бы потому, что радиоактивная пыль от такой бомбы и меня накрыла бы. Но обычно хватало и угрозы.
– Однако в данном случае не хватило, – вставил Брум.
– Вот именно. – Кэсси в очередной раз улыбнулась, но лукавства в ее улыбке не было. – Если воспользоваться собственными словами этого типа, я недооценила последствия вскрытия «банки с тараканами».
Брум искоса посмотрел на Гарри Саттона. Тот сидел, наклонившись вперед, и с сосредоточенным видом смотрел прямо перед собой.
– Ну, ты пригрозила, и что дальше? – спросил Брум.