Кох Альфред. Ящик водки

   К моменту появления Сахарова как активной политической фигуры, то есть в 70-х, эти идеи уже подванивали, а в 80-е, под ударами неоконсерваторов, они были прочно похоронены и даже не смердели.
   В этом отношении Сахаров был неисправимый шестидесятник. Как, впрочем, и Горбачев.
   Кстати, о Горбачеве в связи с Сахаровым есть один пикантный эпизодик.

   Рабочая запись заседания Политбюро ЦК КПСС
   29 августа 1985 года
   «…Чебриков…По мнению специалистов, если Сахарову дать лабораторию, то он может продолжить работу в области военных исследований. Поведение Сахарова складывается под влиянием Боннэр.
   Горбачев. Вот что такое сионизм!..»

   Ветеран Великой Отечественной войны, лейтенант медицинской службы, имеющая ранение, Елена Георгиевна Боннэр – агент мирового сионизма! А что, мысль достойная автора перестройки и нового мышления. Ну да Бог с ним. Мы сейчас не об этом.
   Сейчас мы о Сахарове. Да, взгляды, даже по тем временам, банальные, затрапезные какие-то. Мы уже к тому времени читали книжки и похлеще. Того же Солженицына, например.
   Но ведь чем-то меня Сахаров тронул. Какую-то струнку в моей циничной душе задел. Чем же?
   Попробую ответить. С высоты сегодняшнего дня это сделать проще. Во-первых, потому, что сам стал умнее. Во-вторых, потому, что прочитал его «Воспоминания» и многие вещи, которые тогда только чувствовал на уровне интуиции, сейчас начал понимать.

Прикосновение первое

   Во-первых, какая-то невероятных масштабов скромность. Причем скромность не только чисто бытовая, но и скромность на уровне эмоций. Он как бы стеснялся своих чувств. Боялся показать людям свои переживания. Считал, что публике это не должно быть интересно. Вот как, например, он описывает свою первую любовь.

   «…Для контроля своих определений я отдал какое-то количество сомнительных образцов в химическую лабораторию. Некоторые из этих анализов поручили Клаве. То ли по неосторожности, то ли из-за неисправности вытяжного шкафа она отравилась сероводородом. Этот инцидент послужил одним из толчков к нашему сближению зимой 42/43 года». (Д. Сахаров. Воспоминания. Гл. 4. «На заводе в годы войны».)

   Это все. Каково? Так описано событие, которое определило его семейную жизнь на многие годы. Эта женщина подарила ему троих детей, которых он сильно любил.
   Вы думаете, что его, двадцатилетнего юношу, не обуревали страсти? Ошибаетесь. Наверняка обуревали. Просто он думал, что неприлично показывать людям свои переживания. Некрасиво это. Людям неинтересно, а ты лезешь со своими эмоциями. Люди будут просто из вежливости читать.
   Или вот как он описывает там же свое поступление в аспирантуру.

   «…В конце декабря 1944 года мне пришел вызов в Москву в ФИАН, к известному физику-теоретику Игорю Евгеньевичу Тамму, для экзаменов в аспирантуру. Вызов был послан после того, как мой папа обратился к Игорю Евгеньевичу с соответствующей просьбой (тогда же я послал свои работы). И.Е. знал папу еще с 30-х годов и относился к нему с большим уважением и доверием…»

* * *

   Вот как бы обычный человек описал это событие? Он бы написал правду. Мол, я послал Тамму свои работы. Тамм прочитал, обалдел и срочно вызвал меня в аспирантуру, несмотря на то, что шла война и я нужен был на оборонном заводе с изобретенными мной приборами контроля качества снарядов.
   Но человек такой патологической скромности, как Сахаров, этого написать не мог. Физически. Не мог – и все. Он, наверное, подумал: «Как это я напишу, что Тамму понравились мои работы? Еще решат, что я хвастаюсь, какой я талантливый и умный. Нет, лучше я напишу, что поступил в аспирантуру по протекции. Читатель меня поругает, скажет: „И Сахаров такой же, как все, – но зато никто не скажет, что я хвастун и страдаю манией величия“. Наговорить на себя – это правильно, сказать как есть, то есть назваться великим ученым, – нескромно, нельзя. Нельзя до чесотки, до судороги. Вот нельзя, и все».
 
   Третий эпизод. Как Сахарова включили в группу, которая занималась оборонной тематикой.

   «…Что касается моей кандидатуры, то до меня дошел рассказ, что якобы директор ФИАНа академик С.И. Вавилов сказал:
   – У Сахарова очень плохо с жильем. Надо его включить в группу, тогда мы сможем ему помочь…»

   Ну вот нормальный человек будет это рассказывать? Что его по блату включили в привилегированную группу для того, чтобы помочь решить жилищный вопрос? Нормальный – нет. А Сахаров – да.
   Берия, зная о его таланте и его работах, лично просил включиться в оборонные исследования. Берия. Лично. Сам. Просил (!). Вам это понятно? Вам понятно, а ему говорить об этом – нескромно. Лучше я себя унижу и расскажу, что по блату. Как вам этот исусик? Вот уж воистину «царство мое не от мира сего».
   Я, когда учился в Питере, часто сталкивался в среде старой профессуры с подобным поведением. Мой научный руководитель был схожего склада. В любом помещении старался затеряться, исчезнуть, не попадаться никому на глаза. Уступал место даже студентам. Кланялся всем, как китайский болванчик. Скромный был – не передать. Я только через год работы с ним узнал, что он на равных с Канторовичем (лауреат Нобелевской премии). Это целая этика, теперь уже утерянная. Ее очень коротко и образно определил покойный академик Панченко, наш питерский гуру: жить надо незаметно.

Прикосновение второе

   Во-вторых, масштаб духовного перерождения Сахарова. Вот не дал Бог таланта описать это. Так сошлюсь на великих.

   «…Создатель самого страшного оружия XX века, трижды Герой Социалистического Труда, как бывают генеральные секретари компартий, и заседающий с ними же, допущенный в тот узкий круг, где не существует „нельзя“ ни для какой потребности, – этот человек, как князь Нехлюдов у Толстого, в какое-то утро почувствовал, что все изобилие, в котором его топят, есть прах, а ищет душа правды, и нелегко найти оправдание делу, которое он совершает.
   …Уже тут мы узнаем ведущую черту этого человека: прозрачную доверчивость от собственной чистоты… Как ребенок не понимает надписи «эпидемическая зона», так беззащитно побрел Сахаров от сытой, мордатой, счастливой касты – к униженным и оскорбленным. И кто еще мог это, кроме ребенка? – напоследок положил у покидаемого порога «лишние деньги», заплаченные ему государством «ни за что», – 150 тысяч хрущевскими новыми деньгами, 1,5 миллиона сталинскими…» (А.И. Солженицын. Бодался теленок с дубом. Третье дополнение. Декабрь 1973 года).

   Масштаб нравственного прыжка поражает, особенно на фоне четкого понимания нашей собственной неспособности на что-нибудь подобное.
   Вот откуда это взялось? Вот жил человек. Сухой технарь. Сытый, успешный. Почет, уважение…
   А потом вдруг раз: «Не могу молчать!» И правду-матку. Прямо им в рыло. И плевать, что будет. Нате выкусите. И сдачи не надо, и пальто не надо!

Прикосновение третье

   В-третьих, он удивлял невероятной стойкостью. Совершенно беззащитный. Физически слабый. Не приспособленный к тяжелому быту. Весь какой-то задерганный, картавый, заикающийся. Но – абсолютно стойкий. Никакие уговоры и угрозы не действовали. Ничего.
   Видимо, его мозг ученого воспринимал политический компромисс с Совком как интеллектуальное фиаско. Как научное малодушие. Действительно, если решение найдено, то есть Совок – дерьмо, то зачем же делать вид, что это не так? Разве не вы, Лаврентий Павлович, учили нас, что если мы видим, как некое научное направление идет в тупик, то тут же нужно докладывать по инстанции, с тем чтобы не тратить народные деньги? Так тут же ровно тот случай!
   Да… Милые старые профессора… Абсолютно компромиссные в быту, незаметные и компанейские, они были фанатично непреклонны, когда вопрос касался дела. А дело было поиск истины. Это было их понимание науки. С ними ни о чем нельзя было договориться на основе компромисса. Только полностью и с аргументами в руках – доказать. Если доказал – они твои. И за тобой пойдут хоть куда. Мой – даже стилистику правил в тексте моей диссертации. Говорил, что если он руководитель, то текст должен интересно читаться, иначе он подписи не поставит.
   Вот и Сахаров такой. Однажды поняв, что социализм – это не будущее человечества, а его беда, тысячу раз перепроверив эту свою гипотезу, он пришел к выводу о ее истинности. Все, дальше было проще его убить, чем заставить думать иначе. По себе знаю: с такого рода людьми не договоришься, их не запугаешь. А эти кагэбэшники всех по себе мерили, вот и полезли к нему со своей клизмой.

Вместо вывода

   Сахаров умер вовремя. Если бы он жил сейчас, его бы затравили еще сильнее, чем раньше. Он был бы некоей нравственной инверсией нынешнему духовному мейнстриму.
   Старик был скромный, нравственно мощный и по-спартански стойкий. Как это контрастирует с героем нашего времени: фанфароном, конформистом и лизоблюдом.
   А так чтобы в общественных науках он что-нибудь новое сказал, так нет, не было этого. Наверное, в физике он был сильнее.
 
   – Алик! А что-то мы все о возвышенном? Где проза жизни? Почему у нас про деньги так мало?
   – Про деньги я тебе в следующем томе все подробно объясню. Я тебе, может, даже расскажу, как заработал свой первый миллион. И как потратил. Как раз под водку разговор.

2. 1987-1991

Бутылка шестая. 1987

   Перестройка все еще волновала публику. Коха все еще влекла научная карьера. Свинаренко нагонял тоску репортажами с посевной. Матиас Руст закладывал традицию иностранных гастролей на Красной площади.
   За этой бутылкой решено поменять Калининград на Крым и найден способ победить преступность. Разгадана также загадка: отчего Россию поделили именно на семь федеральных округов? Выяснено, кроме того, в чем смысл русского мата.

   – Давай, Алик, рассказывай, как у тебя жизнь шла в 87-м.
   – Мне тогда было 26 лет. Я к тому времени уже защитился… И вовсю работал в закрытом НИИ.
   – В Красноярске? Ты ведь туда должен был поехать после аспирантуры.
   – Мы там экономикой занимались и никаких секретных вещей не знали. Занимались абсолютно конкретными делами. Вот есть лист стали, и надо из него сделать корабль. Надо корыто сварить. Как разложить выкройки на листе, чтоб отходов было меньше?
   – А если б вы не экономили, то меньше сделали подлодок и сейчас меньше было чего распиливать. Сэкономили б на распилке ржавых лодок.
   – Нет, лодок было бы столько же, просто стали на них ушло бы больше. Это сейчас оборона по остаточному принципу финансируется, а тогда иначе было…
   – Подожди, подожди… Что ж получается? Оборона, говоришь, по остаточному… Культура, и пенсионеры, и образование, и все прочее – тоже по остаточному. А что ж не по остаточному? Есть такое?
   – А ты пойди посмотри, по какому принципу Управление делами президента финансируется. По остаточному? Или еще по какому? А также на госаппарат посмотри и на Госдуму. Ты что! Сейчас так: социальную сферу на места передали – пусть этим местное самоуправление занимается. И здравоохранение тоже. А культуру – на хозрасчет. Глупо ее финансировать: тогда начнут обвинять, что власть пропагандой занимается… В итоге у нас остается, собственно, только одна реальная статья расходов в бюджете: финансирование нас самих. И поэтому мы честно признаемся, что вот мы сами себя и финансируем. Вот такая логика у теперешней власти.

Комментарий Свинаренко

   Ну, видно, такова человеческая природа! Надо это принять и как-то с этим жить, как живут инвалиды, смирившиеся со своим увечьем. Конечно, приятней думать, что мы все такие чудесные и бескорыстные и за идею готовы сражаться и заботиться о чужом как о своем. Но это не так. Переделать человека, как показывают практика и история, не удается. Большевики вот пытались внедрить бескорыстность. Учили, воспитывали людей, старались, спрашивали с них со всей строгостью – сколько они плохих учеников пустили в расход! А толку не было все равно. Человек и так-то жулик и лавочник, а если его разозлить, попытаться что-то отнять, то он не просто красть будет, а и вовсе зарежет. Мне кажется, на комиссаров сильное впечатление производили вспоротые животы продотрядовцев, набитые пшеницей, – это был ответ двоечников на ненавистную науку. Так что вот это самофинансирование, видимо, неизбежно, просто его надо обставлять какими-то приличиями. Закрытые распределители ведь скрывались в Москве под видом ведомственных столовых. А калужский распределитель был вообще за городом, все-таки в стороне от пешеходных маршрутов – причем, забавно, он стоял на дороге, которая вела к Киевской трассе, по ней в Москву ездили, как будто намек – рыба с головы гниет, с Москвы.
   И капиталистов наших надо бы как-то приструнить, они ведь по уровню личной нескромности переплюнули партаппаратчиков. Конечно, все вроде честно: уплатил человек налоги и со спокойной совестью может вроде жировать. Но его ж не налоговая придет жечь и вешать на фонаре, если что, а кто-то нищий и недовольный своей судьбой. И ладно б повесили хозяина золотых унитазов и на этом остановились! Нет, ведь и всем прочим военный коммунизм какой-нибудь навяжут, и опять мыла не будет, и снова в очереди за водкой встанем…
   А как поступают думающие люди? Такой пример. Лаки Лучано, знаменитый мафиози, любил роскошь, мозолил всем глаза – и по этой причине из тюрьмы не вылезал. А Майер Лански, главбух той же самой мафии, ходил в стоптанных ботинках и ездил на трамвае. Но зато жил спокойно и на киче ни дня не провел. Денег же у него было куда больше, чем у Лучано. Есть, кстати, даже такое мнение, что реальным доном был как раз Лански, а итальянец – это просто такой зиц-председатель. Примечательно, что девичья фамилия этого Лански была Суховлянски, его родители были русские подданные… Может, все наши беды оттого, что люди типа Лански в свое время из России уехали, а остались в стране купцы, которые ездили к «Яру», кидали в камин ассигнации – в итоге и довели страну до революции и разрухи…

Комментарий Коха

   Разговор о неэффективности государства в целом и правоохранительных органов в частности, рассуждения Игорька о Майере Лански и Лаки Лучано (сюда же Аль-Капоне и Багси Сигала включим, а также мои впечатления от поездки в Неаполь – пригород Неаполя Кастелламаре, родина Аль-Капоне, и Палермо с деревушкой Корлеоне в пятидесяти километрах от него) заставили меня написать этот комментарий – рассуждения дилетанта о борьбе с преступностью.
   Действительно, как бороться с преступностью? Возможности бюджета ограниченны. Численность работников МВД (включая внутренние войска) уже превосходит армию. Создается такое впечатление, что наше государство боится своего народа больше, чем внешней агрессии. А если сюда прибавить пенитенциарную систему и службу судебных приставов, которые сейчас формально переподчинены Минюсту, то складывается вообще удручающая картина.
   Очевидно, что милиция в ее нынешнем виде малоэффективна для борьбы с преступностью. Она зачастую сама становится орудием «коммерческого наезда» и криминальных разборок. Истории про то, что во многих городах РУОП сам является «крышей» и эту «крышу» навязывает коммерсантам, – это ведь, мягко выражаясь, не всегда выдумки.
   Наращиванием численности сотрудников МВД эту проблему не решить. Я не знаю статистики, но думаю, что если сложить все количество полицейских, ФБР и национальной гвардии в США, то вряд ли на душу населения у них будут показатели выше наших. Мне кажется, что проблему борьбы с преступностью и охраны общественного порядка можно решить значительно меньшей численностью. Тогда и зарплата у борцов будет выше. Естественно, если оставить на прежнем уровне объемы финансирования.
   Отчего же борьба с преступностью в России так малоэффективна?
   Причин, на мой взгляд, две.
   Первая – люди в наших городах расселены беспорядочно, как попало. Я очень часто бываю в США и подолгу там живу. Прежде всего в Нью-Йорке и Чикаго. Там люди живут в социально и национально однородных районах. Есть китайский район, есть итальянский, есть русский и т. д. Есть районы для бедных, есть для среднего класса, есть места, где живут богатые. Люди очень редко попадают «не в свой» район. Я не могу себе представить яппи с Уолл-стрит прогуливающимся по Гарлему или Южному Бронксу – и, наоборот, черного мордоворота, который зачем-то забрел на Пятую или Парк-авеню в районе от 30-й до 80-й улицы. А если вдруг яппи забредет в чужой район, то не удивится, если его ограбят. Полицейский, получив от него заявление, первым делом спросит: «А какого хрена ты там делал? Чего тебя туда понесло? Пеняй на себя! Дело твое – висяк. В следующий раз будешь умнее. Так что забирай свое заявление и не морочь нам голову». А мордоворот будет на Пятой авеню паинькой. Никого не тронет, будет все время повторять: «Sorry, sorry!» Иначе подъедет полицейский и заберет в участок. А там разбирайся до утра, кто кому на ногу наступил.
   Однажды я с приятелем заехал в бедный мексиканский район Лос-Анджелеса. Случайно. Было очень жарко, мы остановились у какого-то бара, чтобы взять холодной минералки. Зашли… В баре на нас уставились как на инопланетян. Цвет кожи не тот, выражение лица – не то, прическа – не та, одежда – не та, машина наша на улице – не та. Чужие! Повисла гробовая тишина. Тем более что по-английски из них никто не говорит! Вокруг ненависть, которую ощущаешь физически. В их глазах читалось: «Убирайтесь отсюда! Мы ничего не хотим знать о вас и о вашей жизни. Мы же к вам не лезем, вот и вам здесь нечего делать!» Из глубины бара, покачиваясь, в нашу сторону двинулся здоровый толстый латинос в грязной майке. Прямо как в плохом голливудском боевике. Пить сразу расхотелось. Стало страшно. Пятясь и раскланиваясь, как китайские болванчики, мы с позором ретировались. Нам вслед раздался здоровый раскатистый смех: «Эти гринго, как обычно, наложили в штаны». А вот на Сансет-бульваре или на Родео-драйв настанет их очередь накладывать в штаны. Они это знают. И там не появляются. Так и живут – в мире и согласии – триста миллионов человек. Никогда не общаясь друг с другом.
   Известный нью-йоркский анекдот. Звонит племянник из Одессы тете на Брайтон-Бич: «Ну, как у вас дела в Америке?» Ответ: «А я не знаю. Мы туда не ходим». Он хорошо иллюстрирует национально-территориальную стратификацию американского населения в рамках большого мегаполиса.
   Поддерживать правопорядок и бороться с преступностью в рамках такой территориальной организации населения значительно проще. Полиция заранее знает, где очаги преступности, а за какие районы можно не беспокоиться. Известны и места, где население (зачастую такие же бандиты) само разберется с «нарушителем конвенции». Я бывал в районах Токио, где вообще нет полицейских. Там по договору с полицией за правопорядок отвечает якудза. Серьезно, я не шучу! Это почти официально. Полицейская статистика в китайских кварталах американских городов вообще не фиксирует преступлений – о них ничего не известно! Потерпевшие не идут в полицию – разбираются сами.
   Здесь уместно вспомнить Герцена, который удивлялся устройству полиции в Англии. Он описывал такую сценку. Около питейного заведения в Лондоне в кровь дерутся два напившихся обывателя. Рядом стоит полицейский и мирно зевает. Герцен задает ему вопрос: «Что ж вы не вмешаетесь?» Ответ его потряс: «А никто из них не зовет на помощь. Вот я и не вмешиваюсь. А когда позовут, я тут как тут. Уже рядом. Мигом разниму. Пока это считается их личным делом. Если бы они хотели, чтобы я вмешался, давно бы позвали. Хотя бы кто-нибудь из них. Они же видят, что я здесь стою». Герцен говорит: «Наш околоточный надзиратель давно бы их разнял, арестовал – и в участок. Обоих бы посадил. И был бы молодец у начальства». Только вот с таким пониманием правопорядка в России нужно значительно больше околоточных надзирателей, чем в Англии. При том что в Москве могут раздеть до нитки прямо на Тверской. У нас на Кутузовском расстреляли водителя певицы Ветлицкой, в Охотном ряду убили человека из автомата. Милиция объявила план «Перехват» – и никого не поймала. Представить себе такое в центре Манхэттена невозможно.
   Плохо ли такое территориальное распределение жителей, как в Америке, хорошо ли – но работу полиции оно сильно облегчает. Подобное положение было и у нас в России до революции. В Питере были воровская Лиговка и аристократическая Английская набережная. В Москве – Хитров рынок, Сухаревка и Марьина Роща, с одной стороны, Тверской бульвар – с другой. Молдаванка и Дерибасовская – в Одессе. Ростов – воровской, Самара – купеческая и так далее. Банда налетчиков типа Бени Крика в Царском Селе – нонсенс. Это из области фантастики. Моего воображения не хватает.
   И у нас было так… Но в последние сто лет все перемешалось: столько войн, строек, депортаций, лагерей. Академик на одних нарах с уркой. Латыш-эсэсовец на лесоповале в одной бригаде с евреем-коминтерновцем.
   В городах при советской власти селились черт знает как. Где дадут ордер, а не где хочется. Ездят из одного конца огромного города в другой каждый день. Городу с такой системой расселения нужна беспрецедентная в истории инфраструктура общественного транспорта. И наконец, для поддержания правопорядка такому городу требуется не имеющая аналогов по размеру полиция. Денег на такую полицию не хватит ни у какого государства. Отсюда коррупция. Смычка с криминалом и так далее. Кстати, напомню, что Аль-Капоне посадили отнюдь не полицейские, которые с ним мило дружили, а налоговики, причем не местные, а из Вашингтона.
   Просуществует еще рынок жилья лет двадцать, и все вороны рассядутся по своим деревьям. Станет легче. Суточная миграция населения внутри города уменьшится. Люди начнут узнавать своих на улицах. Чужаки станут заметнее. Милиции станет легче. Когда преступление с вероятностью процентов совершается лишь на трети территории города, его гораздо проще предупредить. Можно будет обойтись меньшими милицейскими силами.
   Вторая причина, на мой взгляд, в том, что народ перестал доверять милиции. Милицию боятся. Как говорится в известной пословице: «Лучше дочь проститутка, чем сын – мент». Обратите внимание на следующий феномен. Английские болельщики дерутся с турецкими. Болельщики «Ливерпуля» – с болельщиками «Ювентуса». И только у нас болельщики (не важно какие) дерутся с милицией, причем готовятся к драке загодя. Придумывают «кричалки». Милиция на взводе. Малейшая провокация – и в бой.
   Наши люди не хотят быть свидетелями. Увидев преступление, мгновенно смываются. Ничего не сообщают в милицию. Не хотят сотрудничать. Не верят в искреннее стремление найти преступника. Суд присяжных (простые люди) оправдывает матерых рецидивистов. Идет молчаливая война народа и милиции.
   В Штатах иначе. Полицейского боятся. Но это другой страх. Страх подростка перед строгим, но справедливым отцом. Все друг на друга стучат. Детей с детского сада учат стучать. В детском саду это подается очень красиво: «Дети, вы – граждане великой страны. Вы – наше национальное достояние. Государство в любом случае вас защитит. Если родители вас бьют, запомните номер телефона полиции (он, как правило, очень прост). Если родители оставили вас дома одних (в Штатах есть закон, что детей младше двенадцати нельзя оставлять без присмотра), звоните в полицию. А теперь, дети, давайте повторим номер телефона, по которому вы должны позвонить, если вас обижают».
   Ребенок с молоком матери впитывает простую истину: если тебе кажется, что против тебя совершили преступление, звони в полицию. Это на уровне рефлекса. Не важно, какое преступление, большое или маленькое. Звони. Там разберутся. И люди звонят! Звонят не переставая. По любому поводу: «Меня обсчитали в магазине», «Мне кажется, что у нас появился подозрительный сосед», «Моя девушка связалась с наркоманом», «Коллега по офису смотрит порносайты…» Вся эта информация собирается. Огромные базы данных. Люди зачастую бесплатно становятся осведомителями. Швейцары в гостиницах. Водопроводчики и электрики. Водители такси. Официанты. Все.
   Полиции очень легко работать. Преступника разыскивают в тот же день. Показали по телевизору фоторобот – тут же сотни звонков: «Я его видел! Он зашел по-сать в такой-то ресторан. У него уже сбриты усы. Теперь он выглядит иначе», – и так далее. И еще до прихода полиции сами погонятся за ним. Поймают. Приведут в участок. Скрутят. Дадут по морде. Вот так-то.
   Приехал полицейский. Пистолет прямо в лоб.
   – Стоять. Руки за голову. Не делать резких движений. Лечь на землю. Так. Документы. Извините, сэр, мы ошиблись. Вы, кстати, не видели вот такого человека? Он очень похож на вас.
   – Нет проблем. У вас такая работа. Я понимаю. Видел. Он пошел туда. Хотите, я вам помогу?
   – Спасибо, не надо. Удачи.
   – Удачи. Я могу быть свидетелем. Вот моя визитка. Если нужно, позвоните. Детский сад. Школа. Голливуд. Все нацелено на одно. Полиции нужно доверять.
   Говорить все. Говорить правду, тем более в суде (ты же поклялся на Библии!).
   Полицейским платят не очень большую, но приличную зарплату. Их уважают. Но и полицейский должен соответствовать. Никогда не брать взяток. Быть справедливым. Разбираться по существу, а не по гнилым параграфам инструкции. Программа защиты свидетелей. Соглашение со следствием. Все нацелено на то, что если ты сотрудничаешь с полицией, то тебе ничто не угрожает.