Коковин Евгений Степанович. Белое крыло

   И ты, Человек, будешь знать, когда твоему кораблю надо быть в гавани, в бухте, у пристани и когда выходить в далекое плавание.
   Ты, Человек, сам придумал красивые сказки и легенды о всевышнем и прочих богах, в том числе о нашем повелителе Эоле, а сейчас сам разоблачил эти сказки и смеешься над жрецами и поклонниками богов. Познай нас, познай ветры всех направлений, и ты сам будешь Эолом!"
   Юрий еще раз внимательно посмотрел на северо-запад. Шторм приближался. Все равно вперед! Только вперед!
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   Своего отца Юрий Вишняков никогда не видел. Все свои двадцать два года он прожил с матерью Ольгой Андреевной и бабушкой Татьяной Петровной.
   Безотцовское детство было и горьким и беспокойным. Мальчик многого не знал, но смутные догадки постоянно тревожили его душу. По натуре чувствительный, открытый, но несколько упрямый и гордый, он никогда ни о чем не расспрашивал.
   Лет десять назад, когда Юрий был еще мальчишкой, неизвестно откуда приехал дядя Илья, инженер, родной брат Ольги Андреевны.
   В те времена Вишняковы жили далеко на окраине города, снимали за баснословную цену пятнадцатиметровую комнату в частном доме.
   Двенадцатилетний Юра сидел на полу и крепил ванты к мачтам полуметровой шхуны, которую мастерил и оснащал уже три месяца. Ольга Андреевна была на работе, а бабушка хлопотала у электрической плитки: готовить обед приходилось тут же, в комнате.
   Илья Андреевич появился неожиданно. Он пришел с маленьким чемоданом и с букетом цветов. Высокий, седой, он сразу же показался Юре красивым и знакомым. Он был похож на маму.
   - Здравствуйте! - сказал Илья Андреевич и обнял Татьяну Петровну.
   Старушка долго стояла, смотрела на Илью Андреевича, потом села на диван, не выпуская из рук тряпку и нож, которым она только что нарезала картошку. И тряпка и нож сами выпали из рук, а Татьяна Петровна, уже не глядя на Илью Андреевича, вдруг сникла и разрыдалась.
   Илья Андреевич растерянно оглядел комнату. А Юра смотрел на него и ничего не понимал.
   - Не нужно, Татьяна Петровна! - сказал Илья Андреевич. - Успокойтесь!
   Стоящая на плитке кастрюля яростно зафырчала и, обливаясь суповыми потоками, чуть не сбросила крышку. Татьяна Петровна подняла тряпку и сняла крышку. И только тогда, опомнившись, бросилась к Илье Андреевичу. И снова заплакала, но уже тихо, почти беззвучно.
   - А где же Ольга? - спросил Илья Андреевич.
   - Оленька на работе, - сказала бабушка.
   - А это, значит, Юрчонок! Ну, здравствуй, племянник!
   Юра встал. В крепком объятии Илья Андреевич даже приподнял племянника, а опустив, с улыбкой посмотрел на него и сказал:
   - Дай-ка, Юрчонок, вазу или банку. Цветы поставим, а потом и потолкуем. Ты любишь цветы?
   - Да, цветы... люблю. И мама любит. - Юра подал дяде стеклянную банку. Вазы нету. У нас давно в буфете лежат какие-то осколки от вазы. Мама не разрешает их выбрасывать.
   - Ну ладно, ладно, - тихо сказала бабушка. - Будем обедать. Илюша, конечно, проголодался. - Она взглянула на Илью Андреевича и глазами показала ему на внука: - Пока молчание! - и громко: - Дай я еще на тебя погляжу.
   Илья Андреевич понял и ответил таким же взглядом, не уловленным племянником: понятно, все понятно.
   - Ого, Юрчонок, да я смотрю, ты по-нашему, по-рябовскому пути идешь! весело сказал Илья Андреевич, подняв с пола Юрин парусник. - Твой прадед березовой вицей карбаса шил. Дед Андрей Фомич, мой отец, искуснейшим кораблестроителем и шлюпочным мастером был. Он не только в нашей губернии славился. Его знали и в Петербурге. Вот и я еще задолго до войны кораблестроительный институт окончил. А ты как, по чертежам свою шхуну делал?
   - Не-ет. Вот смотрел на картину и делал.
   В комнате на стене висела небольшая картина в раме из простенького багета. Вобрав в косые паруса свежий упругий ветер, по широкому бурунному заливу ходко шла поморская шхуна.
   - Тут все точно, - сказал Юра. - Только я ровно в четыре раза увеличил.
   - И правда, - подтвердил Илья Андреевич. - Это "Полярная звезда", принадлежала купцу Курову, а строил ее твой дедушка, Андрей Фомич. И картину писал он.
   - Я знаю, мама говорила, что дедушка рисовал.
   - Жаль, пропала тут без меня чудесная модель гоночной яхты. Работа дедушки. Вот бы ее тебе!
   - Как пропала? - удивился Юра.
   - Пока меня здесь не было, яхта пропала. И книги мои и многое другое, интересное. А модель была классная, призовая. Первое место на международных соревнованиях и золотая медаль!
   - А может быть, ее можно найти? - робко спросил Юра.
   - Может быть, только вряд ли. Я заходил на свою старую квартиру - никаких вещей. Там жильцы другие, незнакомые, ничего не знают. Только диван мой у них стоит. Говорят, что купили. И еще картина моя, тоже отец писал.
   С тех пор дума о пропавшей модели яхты не покидала Юру Вишнякова. Уже потом, каждый раз, когда приходил дядя Илюша, он с затаенной надеждой спрашивал:
   - Не нашли?
   - Нет, Юрчонок. Даже след простыл. Должно быть, подобрал ее знаток-любитель. Модель, можно сказать, ювелирной работы, клеенная из мелких дощечек. Ей цены нет, а для нас она еще дорога и как память. Отец у меня хотя и не заканчивал ни института, ни академии, а расчет великолепно произвел, точно смастерил и красиво оформил. Сам представляешь, золотая медаль на международных соревнованиях. Голландцев и норвежцев опередил Андрей Фомич, а те - умельцы в таких делах! Толк понимают, отличные кораблестроители и мореходы! Тогда отец твой дедушка, еще был молодым.
   Первое время Илья Андреевич Рябов жил у Вишняковых. Потом он поступил работать на судостроительную верфь и получил небольшую комнату в ведомственном доме.
   Однажды дядя Илюша пришел какой-то особенно оживленный и разговорчивый.
   - Татьяна Петровна, - попросил он бабушку, - дайте, пожалуйста, стаканчик.
   Он поставил на стол бутылку и налил в стакан водки.
   - Захмелеешь, Илюша, - тревожно сказала бабушка.- Ты ведь и так уже...
   - Ничего, - сказал Илья Андреевич. - Мой проект принят, приятно все-таки. У меня сегодня праздник! Только Ольге не говорите, сердиться будет. А я вот Юрчонку кое-что расскажу и потом уйду.
   Бабушка поставила на стол сковороду с зарумяненной жареной треской.
   - Что может быть лучше! - воскликнул Илья Андреевич. - Простейшая из всех северных рыб, как ни странно, моя любимая.
   Он неторопливо выпил, подцепил на вилку кусочек трески. Потом присел и закурил.
   - Будем строить катера нового типа, - сказал Илья Андреевич. - Совершенно нового типа!
   - По вашему проекту? - спросил Юра.
   - Да. Вот нам бы сейчас твоего дедушку на судоверфь! Многому научил бы Андрей Фомич нашу молодежь, да и инженеров и мастеров. И ведь, кажется, никаких особых секретов у старика не было. А вот так, опыт дедовский и свой, чувство какое-то, наитие. И любовь к судну! А при современной технике он бы и совсем великие чудеса творил.
   - А у вас на судоверфи яхты строят? - спросил Юра, опять вспомнив о пропавшей модели.
   - Где там! - дядя Илюша усмехнулся. - Для яхты сверхособое мастерство нужно. Да и много ли яхт требуется? Пять-шесть в год. А у нас производство серийное, массовое. Яхта - вещь дорогая. Нам их строить невыгодно, да и некому.
   - Дядя Илюша, вы что-то хотели мне рассказать.
   - Верно, Юрчонок, хотел. Не знаю только, быль это или легенда. Слышал я эту историю не от отца, а от других людей...
   Жил в старинном поморском посаде человек-умелец, по имени Андрей. Он был отличным плотником и столяром, парусных и такелажных дел непревзойденным мастером. Был он и художником-самоучкой: писал маслом на холсте, рисовал карандашом, углем и акварелью, искусно резал по дереву. Но больше всего он славился в кораблестроении. Может быть, стал бы он инженером, профессором или даже академиком, но три года приходского училища для таких званий, мягко говоря, маловато. А больше ему учиться не пришлось: нужно было зарабатывать на кусок хлеба, да и никто бы его дальше учиться не пустил, сына неимущего посадского мещанина.
   Приехал однажды в посад инженер-судостроитель из Петербурга. Очень понравились тому столичному инженеру шлюпки, что строил Андрей, - ходкие, легкие, изящные, словно игрушки. Инженер испробовал одну шлюпку на волне устойчива. Потом еще самые разнообразные испытания для шлюпки придумывал хороша шлюпка, все испытания с блеском выдержала. Шлюпку он купил, сказал, что повезет ее в Петербург показывать другим инженерам и профессорам. Хорошую цену за шлюпку дал. А потом еще осмотрел инженер вельбот и шхуну "Полярная звезда", постройку которой со своей артелью заканчивал Андрей по заказу купца Курова. Тут он совсем пришел в восхищение, приказал построить вельбот для Петербурга, обещал прислать деньги и уехал.
   А вскоре Андрею Фомичу пришел под сургучной печатью пакет с казенной бумагой. В бумаге предписывалось выехать Андрею Фомичу Рябову, корабельных дел мастеру, в Петербург - строить прогулочную яхту для его величества.
   И покатил Андрей Фомич в Питер, покатил без боязни. Он был уверен в своем мастерстве. А в Питере он посмотрел чертежи яхты, которые ему показали инженеры, повздорил с инженерами и не согласился строить по их проекту.
   Сначала хотели Андрея Рябова отправить обратно, домой: неграмотный мужик спорит с образованными людьми, со специалистами, сам хочет их учить слыханное ли дело!
   Но тот инженер, что приезжал в посад, на родину к Андрею Фомичу, заступился за кораблестроителя и предложил ему, прежде чем строить императорскую яхту, смастерить ее модель - маленькое подобие настоящего судна.
   Долго и вдумчиво рассчитывал и строил модель прогулочной яхты Андрей Рябов. Все-таки для царя! А когда модель была готова, ее отвезли в Опытовый бассейн, где испытывались модели самых разнообразных кораблей.
   На испытаниях модели Андрея Рябова присутствовал сам заведующий Опытовым бассейном, уже знаменитый на весь мир профессор Алексей Николаевич. И тут при испытаниях противники кораблестроителя-самоучки были посрамлены. Обводы подводной части модели, остойчивость и ходовые качества были признаны отличными. Заведующий Опытовым бассейном крепко обнял Андрея Фомича на глазах у изумленных специалистов, поздравил его и сказал:
   - Ваш проект будет принят к исполнению. Мы закажем чертежи для постройки яхты соответственно вашей модели и вашим расчетам.
   Профессор помолчал, внимательно и восторженно оглядел бородатого мужика-северянина и воскликнул:
   - Талантище! Учиться бы тебе в свое время!
   То была встреча двух замечательных русских кораблестроителей - великого мирового ученого-математика, механика и изобретателя, будущего академика Алексея Николаевича Крылова и мастера-самоучки Андрея Фомича Рябова.
   На следующую навигацию императорская прогулочная яхта вышла в первый рейс в Финский залив, а Андрей Рябов вернулся а свой посад. Вскоре он женился на любимой девушке, которую звали Любовью. Говорили, что невесту, а потом жену он всегда ласково звал Любушкой.
   Через несколько лет снова пришел из Петербурга пакет под сургучной печатью. Снова приказывалось корабельному мастеру Андрею Рябову явиться в столицу. И снова отправился Андрей в путь, раздумывая, какое дело на этот раз зададут ему большие начальники. Оставляя семью, ехал он без охоты и только мечтал повидаться с добрым и умным человеком - Алексеем Николаевичем.
   Но не пришлось Андрею Фомичу встретить великого кораблестроителя. Зато привезли его к какому-то очень важному царскому вельможе. И тот приказал Рябову построить для наследника-цесаревича маленькую гоночную яхту. Он сказал: "Построить лучше, чем у американцев!"
   А дело в том, что перед этим в Петербург приходила американская гоночная яхта, которой управлял знаменитый парусный рекордсмен капитан Дэй. Эту яхту увидел в Императорском яхт-клубе цесаревич. И ему захотелось иметь такую же. "Хочу! - требовал цесаревич. - Хочу такую же, и даже лучше!"
   И тогда вспомнили о северном корабельном мастере Андрее Рябове. Вспомнили и срочно затребовали его в Петербург.
   Рябов не видел яхту капитана Дэя. Еще до его приезда "американка" покинула Неву. Инженеры на словах и в рисунках, ими тут же набросанных, старались втолковать мастеру, как выглядела заморская яхта.
   - Понимаю, - заявил Андрей Фомич. - Три дня сроку, и я вам сам нарисую несколько посудин. Показывайте начальству, наследнику, потом судите. Что понравится, то и буду строить.
   - Варианты? - спросил старший из инженеров. - Три дня? Как, согласны, господа?
   Все согласились на условие Рябова.
   Северный мастер-кораблестроитель не знал слова "варианты", но точно через три дня представил множество рисунков в карандаше и в красках, эскизы и незамысловатые чертежи. Инженеры улыбались, видя в исполнении чертежей наивность, и в то же время восхищались смелостью и простотой проектов.
   Когда выбор был сделан, Рябову, как и в прошлый раз, приказали изготовить модель яхты. Мастера торопили, и он день и ночь, почти без сна, работал месяц. Он смастерил модель, и люди, глядя на нее, не верили, что она изготовлена простым мужиком, да еще в такой короткий срок.
   Через год была построена и сама яхта. За это же время маленькая модель, которую Андрей Рябов любовно называл "Любушкой", под именем "Дианы" побывала за границей. И там, на выставке и на соревнованиях моделей гоночных яхт, "Любушке - Диане" была присуждена золотая медаль. Рябовская модель превзошла работы первоклассных мастеров Голландии, Англии, Швеции, Дании, Норвегии.
   Но когда "Любушку" везли обратно в Петербург, ее с умы слом или без умысла поломали.
   В Финском заливе были назначены испытания только что спущенной на воду построенной Андреем Рябовым большой яхты. Мастера на испытания не пригласили, попросту - не взяли. Его труд уже не был его трудом. Рябову приказали отремонтировать поломанную модель.
   Андрей Фомич все понял: теперь он уже не нужен. И тогда с чувством горькой обиды он спрятал искалеченную модель яхты в свой короб и тайком покинул столицу.
   Потом в Петербурге о нем, должно быть, забыли. Его никто больше не беспокоил. И больше никаких казенных пакетов Андрей Фомич не получал.
   ГЛАВА ВТОРАЯ
   Как все любящие матери, Ольга Андреевна часто и подолгу думала о будущем сына. А ведь все, казалось, было ясно: закончит Юрий среднюю школу и поступит в кораблестроительный институт. Юрий и сам нередко говорил, что да, он любит море, профессию отца, но хочет быть не моряком, а судостроителем.
   В ящике буфета у Вишняковых, в большой коробке из-под духов, хранились осколки хрустальной вазы. Когда-то эту вазу с огромным букетом махровых астр подарил Ольге Андреевне ее муж. Он часто дарил ей цветы и духи "Северная Пальмира".
   И когда Ольга Андреевна видела астры, ощущала до боли знакомый мягкий и стойкий запах "Северной Пальмиры", перед ней опять и опять представал Володя, живой, веселый, загорелый. Он являлся в морской форме - такой, каким она видела его в последний раз, перед уходом в море.
   Ваза превратилась в осколки, когда Ольге Андреевне предъявили ордер на обыск. Пароход Вишнякова стоял в другом порту. И Ольга Андреевна поняла: Владимир арестован. Она не верила... Она знала, что Володя ни в чем не виноват. Он не мог быть врагом.
   О судьбе отца Юрий узнал не от матери. В детстве он слышал, что отец умер. Когда Юрий вырос, Ольга Андреевна ничего ему не рассказывала. А сын не приставал с расспросами. И никто другой ему ничего не говорил. Начиная разбираться в сложных вопросах жизни, он многое понял сам.
   Проведя долгие годы в отчуждении, Ольга Андреевна жила заботами о сыне. Какое счастье, думала она, что у неё хотя остался сын. Настоящим другом, почти матерью, была для нее Татьяна Петровна, мать потерянного мужа. С доброй старушкой делила осиротевшая женщина свое большое горе и малые радости.
   Ольга Андреевна работала в городской библиотеке. Должно быть, догадываясь или где-то прослышав о ее несчастливой жизни, на работе к Ольге Андреевне относились участливо. Но участие и жалость лишь угнетают гордые натуры. После работы Ольга Андреевна спешила домой, к сыну. В те времена она как будто бы забыла, что на свете существуют театр, кино, концерты. Зато дома были книги.
   Но вот Юрий Вишняков получил аттестат зрелости.
   Недели через две после экзаменов на аттестат Юрий сказал матери, когда она вернулась из библиотеки:
   - Ну вот, мамочка, я теперь рабочий класс!
   Ольга Андреевна с улыбкой недоумения взглянула на сына.
   - Правда, мама. Я поступил учеником на судостроительную верфь, к дяде Илюше. На летнее время.
   У Юрия был торжествующий вид, а Ольга Андреевна тихо запротестовала:
   - К чему это, Юра? Ведь тебе нужно готовиться к экзаменам в институт. И нужно еще отдохнуть... Это, конечно, все выдумки Ильи!
   - Да нет, мама. Мне самому хочется поработать. Там же интересно, строят боты, катера, шлюпки... Понимаешь, для меня интересно!
   Ольга Андреевна вздохнула и принялась помогать Татьяне Петровне по хозяйству.
   - Теперь тебе и парусом некогда будет заниматься. Работа, подготовка к экзаменам... Когда же?
   - О, для яхты я всегда время найду.
   В то время Юрий уже состоял в парусной секции яхтклуба и был матросом на яхте "Звезда". Парус стал его страстью, призванием, любовью. Многие летние вечерние часы проводил он у яхты на ремонте или под большим белым крылом в волшебном полете по реке изучал, обуздывал и подчинял себе ветры всех направлений.
   К осени на судоверфи Юрию присвоили рабочий разряд, и он объявил дома, что подавать заявления в институт не будет.
   Ольга Андреевна встревожилась. Остаться неучем! Или он жалеет ее, хочет зарабатывать, помогать ей?..
   И опять Ольга Андреевна заподозрила брата, Илью Андреевича.
   - Я не агитировал Юрия, - сказал Илья Андреевич. - Он сам решил остаться на судоверфи. А вообще-то не так уж плохо - поработать годик у нас.
   - К чему это? Он же все забудет! Потерять целый год!
   - Не забудет. Ох, оказывается, плохо ты знаешь своего сына, сестрица. Ничего он не потеряет, наоборот, многое приобретет. И будет прекрасным инженером. Поверь мне, Ольга! Именно таков наш Юрка! Я не буду тебе говорить высоких слов: "Труд - это основа жизни! Труд облагораживает!" А вот ты посмотри, как Юрий работает на судоверфи. Ему работа никогда не в тягость. Просто кажется, что он наслаждается своей работой. Потому что влюблен в нее. Не знаю, может быть, заставь его строить не шлюпки, а, скажем, дома, или слесарить у тисков, или стоять у лесопильной рамы, может быть, он и загрустил бы. А тут любимое дело, призвание! Ох, извини, опять патетика!
   Ольга Андреевна привыкла верить брату. Илья, она знала, сам был хорошим инженером-кораблестроителем, влюбленным в свое дело. И она постепенно успокоилась, примирилась с решением сына.
   Работалось Юрию действительно легко. Еще учеником он быстро привык к цеху. Строительство малых судов - шлюпок, катеров и дор - это производство было для него не только интересным, но и по-настоящему родным. Юрий вспоминал рассказы дяди Ильи о чудесном корабельном мастере, о дедушке Андрее Фомиче. Инженер Рябов часто говорил: "Вот бы твоего деда к нам на судоверфь!"
   Но и бригадир Юрия Степан Иванович Котлов работал красиво. Юрий любовался, глядя, как Котлов быстро, ловко и точно действует широким с тонким лезвием топором, стамеской, рубанком. Работал Котлов и словно приглашал: бери инструмент и подтесывай киль, снимай на доске фаску, сверли отверстия и заклепывай на шайбах кончики гвоздей!
   Вот плотно и надежно прилегает к килю первый, нижний, шпунтовый пояс. Одна за другой пригоняются внакрой верхние доски обшивки, нарастают пояса.
   Потом будут поставлены шпангоуты, кильсон, привальный брус, банки. И когда корпус шлюпки или катера окончательно отделают и покрасят, маленькое судно будет настоящим красавцем.
   Как и дед Юрия, бригадир Котлов был кораблестроителем-практиком. Он откровенно признавался, что ученье в школе ему не давалось. А мастером на постройке малых судов он стал первоклассным. Уже после войны, когда он вернулся с фронта с двумя орденами Славы, Котлову несколько раз предлагали учиться. Мастер сконфуженно отмалчивался или нерешительно отмахивался: поздно, ничего не выйдет. Но Котловым на судоверфи дорожили. Таких специалистов по деревянному судостроению было немного.
   С молодым старательным рабочим Вишняковым Котлов жил по-доброму. Парень не был ни зазнайкой, ни нюней. И это Котлову нравилось.
   Через год летом Юрий снова удивил и на этот раз не только Ольгу Андреевну, но и своего дядю и бригадира Котлова. Он подал заявление в кораблестроительный институт на заочное отделение и снова остался работать на судоверфи. Ольга Андреевна переживала двойственное чувство. Что бы ни говорил Илья, а заочники, по ее представлению, не могли стать полноценными инженерами. И все же она немножко была даже рада: сын не уедет, останется с ней. Без Юрия ей было бы тоскливо, и притихшая тревога могла опять овладеть ее раздумьями.
   Илья Андреевич втайне порадовался поступку племянника. Он с уважением относился к практике, к производству, но мыслей своих сестре, конечно, не высказывал. Он-то знал, что если быть настойчивым, то и на заочном отделении можно стать превосходным, теоретически грамотным специалистом. А характер племянника ему был известен.
   Зато бригадир Котлов некоторое время сокрушался. Ему, не отведавшему теории, казалось, что такой башковитый и серьезный парень, как Вишняков, непременно должен поехать в Ленинград, учиться "по-настоящему". В то же время отпускать Вишнякова из бригады Котлову было жалко.
   Если бы теперь Юрия спросили, как он проводит свободное время, он, вероятно, ответил бы: "У меня нет свободного времени". И в самом деле. Без четверти восемь он уже был в цехе. После работы будущий корабельный инженер садился за книги, конспекты и чертежи. Потом шел в яхт-клуб и гонял яхту или занимался ее "благоустройством" - так матрос Клавдий Малыгин называл мелкий ремонт и всевозможные подгонки и переделки на яхте. Еще в августе рулевой "Звезды" Коломейцев уехал в отпуск и оставил яхту на Юрия. Когда он вернулся, то принял другую яхту, а Юрия Вишнякова назначили рулевым "Звезды".
   Вероятно, он родился кораблестроителем и капитаном. На судоверфи он работал легко, все делал увлеченно и, казалось, никогда не уставал. И парусный спорт не был для него только развлечением. На яхте, неслась ли она по водной быстрине или стояла на стапелях, Юрий тоже работал. Работал так же азартно и легко, как в цехах судоверфи. Может быть, в нем беспокойно пульсировала кровь деда, горела потомственная одержимость и неиссякаемой была энергия. Этой энергии и одержимости удивлялись даже самые близкие Юрию люди, которые хорошо знали его. Но что бы люди ни думали о нем, как бы ни удивлялись, в постоянном рабочем задоре Юрий чувствовал себя всегда спокойно и счастливо.
   От него рано ушли мальчишеские грезы, туманные мечтания о несбыточном, и, хотя он по-прежнему с увлечением читал приключенческие и фантастические романы, романтика теперь для него была в реальной цели: стать инженером-кораблестроителем и мастером паруса высшего класса. И он знал, что эта цель им будет наверняка достигнута.
   В родном приморском городе у Юрия было много знакомых и друзей. Но за последнее время он как-то особенно близко сошелся с веселым и работящим Клавдием Малыгиным, матросом со "Звезды" и шлюпочником судоверфи.
   Это были разные люди - Юрий и Клавдий - и внешне и по характеру, но их сблизила и роднила крепкая и порывистая, как штормовой ветер, любовь к парусу.
   И очень близким человеком для Юрия стал его дядя - Илья Андреевич Рябов. Юрий любил приходить в холостяцкую комнату Ильи Андреевича, всегда заполненную цветами. У пожилого многоопытного корабельного инженера была удивительная страсть: он нежно любил цветы. Он знал сотни видов их, сам разводил, рассаживал в больших ящиках на подоконнике и на специальных подставках. Летом комната словно горела разноцветьем - крупными махровыми астрами и георгинами, гладиолусами, гвоздиками, ноготками, анютиными глазками. Юрий не мог запомнить и малой доли названий цветов, какие были в комнате у Ильи Андреевича. И ему всегда казалось странным, как у этого человека с ироническим настроем характера сочетается непомерная любовь к корабельной технике и к нежнейшим существам на земле - цветам.
   В комнате Ильи Андреевича на письменном столе стояла в рамке фотография женщины, худенькой и застенчивой. Это была жена инженера, тетя Вера, врач по профессии. Она погибла на фронте при обстоятельствах неизвестных. В то время Илья Андреевич был где-то далеко, на Колыме.
   Должно быть, дядя Илюша очень любил свою жену, но с племянником о ней никогда не разговаривал. Он не был замкнутым человеком, но пережитое оставило в его душе тяжелый отпечаток. Бурный оптимизм у него неожиданно сменялся ироническим скептицизмом и даже язвительностью.
   Однажды весной, когда "Звезда" была уже спущена на воду и ее экипаж Юрий, Клавдий и Дениска - усиленно готовился к парусной регате, Илья Андреевич, зайдя в цех, попросил племянника зайти к нему домой после работы.
   - Невероятная новость! - сказал он возбужденно. - Отложи все дела и обязательно зайди!
   Невероятная новость?! Раньше дядя никогда не приглашал к себе Юрия так настойчиво. Чаще Юрий приходил к нему сам - консультировался по учебным заданиям института.
   После работы Юрий сразу же зашел к Илье Андреевичу. И, едва переступив порог комнаты, он услышал действительно невероятное, то, чего он ожидал еще десять лет назад.