холодно. А к снегу отремонтируют.
Раздался густой продолжительный гудок лесозавода.

    3



Спустившись со штабеля, лесокаты молча расположились на бревнах
перекусить. Отец Павлушки развязал платок, принесенный сыном. В
жестяной миске лежали кусок отварной трески, пяток картофелин в
мундире и ломоть хлеба.
Ефим выложил еду на платок, а Павлушку послал с миской на реку за
водой.
- Как работается? - спросил у Ефима незнакомец, которого, как уже
узнал Павлушка, звали Петровичем.
Ефим как-то безучастно взглянул на незнакомого человека.
- Так и работается, - сказал он, очищая картошку, - через пень
колоду. Люди приходят и уходят, не удерживаются. Тяжело, а порядка
никакого. И лесу - то навалом, а то лесокатка днями стоит...
Он отщипнул звенышко трески и осторожно положил в рот.
- А почему люди уходят? - спросил Петрович.
- Говорю, работа тяжелая. Без сноровки тут нельзя. На заработок
позарятся, а сами багра в руках не держали - не выдерживают, сбегают.
И начальник у нас хорош, нет думушки о рабочем человеке. В газетке бы
пропесочить!
- Значит, тяжело работать?
- А ты попробуй, - сердито сказал Ефим. - Возьми багор, поймешь!
Сидящие вокруг лесокаты оживились, заулыбались.
- Вот я и думаю попробовать, - сказал Петрович.
Опять загудел гудок. Лесокаты поднялись и пошли к штабелю. Вслед
за Ефимом полез на штабель и Петрович.
- Ты что же, парень, даром робить будешь? - с усмешкой спросил
Ефим.
- Зачем даром! - возразил Петрович. - Завтра схожу в контору и
оформлюсь в вашу артель.
Павлушка смотрел на штабель, где отец показывал Петровичу, как
нужно действовать багром.

    4



Вечером, к удивлению Павлушки, Петрович с отцом пришел к ним
домой.
- Умаялся небось с непривычки-то? - спрашивал отец. - То-то,
брат! Больше не захочешь катать?
- Нет, завтра оформлюсь в вашу артель. Надо же заработать, -
отвечал Петрович.
- Ну да ты парень здоровый, сноровистый - быстро пообвыкнешь.
Мать собрала ужинать. Отец и Петрович за ужином разговаривали о
выкатке леса, о заработках, о спецодежде и о других скучных для
Павлушки вещах.
После ужина Ефим спросил:
- Ну что, на боковую?
- Нет, - ответил Петрович. - Мы с Павлом уговорились рыбу ловить.
Пойдем, Павло?
- Пойдем, - обрадовался Павлушка.
Захватив удочки и банку с червями, они отправились на реку. По
пути Петрович купил в ларьке две бутылки лимонаду. Устроившись на
плотах, рыболовы закинули удочки. Ни стаканов, ни кружек у них не
было, и потому лимонад пили прямо из бутылок.
- Так даже вкуснее, - сказал Павлушка. Ему не часто приходилось
пить лимонад. - Дядя Петрович, а вы у нас будете жить?
- Немного поживу. Что-то нас рыба с тобой обходит. Такая река, а
рыбы нет.
- Это потому, что ветер северный, - пояснил Павлушка. - Северного
ветра рыба ух как не любит. Пойдемте домой. Вы лучше мне что-нибудь
расскажите. Вы умеете рассказывать?

    5



Каждое утро Петрович уходил вместе с отцом на работу. В полдень
Павлушка носил им еду все в той же миске, завернутой в ситцевый
платок.
Вечера Петрович проводил с ребятами. И взрослые дивились, как ему
не надоест возиться с мальцами: ловить с ними рыбу, выстругивать
какие-то ружья и стрелы, рассказывать всевозможные небылицы.
- Чудной у нас новый лесокат, - говорили взрослые. - Видно, нету
у него своих ребятишек, вот и тешится.
Прошло всего пять дней, как новый лесокат стал работать в артели
и поселился в квартире у Прокудиных. А Павлушка уже привык к
Петровичу, и ему казалось, что этот веселый человек, сам похожий на
мальчишку, давным-давно живет в их семье.
На шестой день вечером Петрович присел к столу, достал из сумки
тетрадь и стал писать. Потом он вырвал из тетради две страницы и подал
их отцу Павлушки.
- Сегодня, Ефим Иваныч, я должен уехать. Вот заявление об
увольнении, а это доверенность. Получишь за меня деньги - купи
Павлушке сапоги. От меня подарок ему!
- Так я и думал, - Ефим глубоко вздохнул. - Лес катать ты скоро
приноровился, а только я чуял: не долго ты у нас проработаешь. А
деньги зря. Что же ты, все это время на Павлушку робил, что ли?
- Я еще заработаю, - улыбнулся Петрович. - До свиданья, Ефим
Иваныч! Еще увидимся. До свиданья, Павлушка!
Ничего не понимая, Павлушка стоял и молчал. Петрович так и
недорассказал ему историю мальчишки, который участвовал в боях против
белогвардейцев.
- Почему же это... - дрогнувшим голосом сказал Павлушка. - Почему
вы уходите? И не все рассказали...
- Я расскажу, обязательно расскажу, - пообещал Петрович.

    x x x



Несколько дней спустя в архангельской газете "Правда Севера" был
напечатан очерк о лесокатах. Этот очерк читался и перечитывался в
городе, в тресте "Северолес", на всех лесопильных заводах. В очерке
слышались шум двинских волн, звон лесокатных цепей, песни тружеников
леса. Автор очерка показывал трудовые подвиги и требовал внимания к
нуждам рабочих.
Отец Павлушки читал газету и удивлялся. Да, этот человек, который
писал в газете, здорово знал и понимал жизнь и работу лесокатов.
Подпись под очерком еще больше поразила Ефима Ивановича. Ведь такая же
подпись была и в конце доверенности для получения денег, подаренных на
сапоги Павлушке. Нет, оказывается, не только на Павлуху "робил" тот
странный лесокат Петрович. Он работал и у лесокатки, и за письменным
столом - для рабочих.
И Ефим Иванович еще раз громко прочитал подпись под очерком:
"Аркадий Гайдар".
...Свое обещание Павлушке Аркадий Петрович Гайдар вскоре
выполнил. Он написал "Школу" - повесть об участии мальчишки в
гражданской войне.

    Евгений Степанович Коковин. Мальчик и река



---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------

(Сборник "Гостья из Заполярья")

Детская литература
Москва
1980


Характер у этой лесной реки в среднем течении удивительно злой,
норовистый. Берега густо поросли ивняком и ольшаником, а короткие
плесы то тут, то там преграждаются грозными каменистыми грядами и
надолбами порогов. Стремительное и хитросплетенное течение здесь легко
одурачивает неопытных лодочников и незадачливых пловцов. На крутых
своих поворотах река может неожиданно подставить под борт и под киль
шлюпки жесткую песчаную подножку или резким ударом крепкого каменного
кулака раздробить скулу катера.
Но только в среднем течении река такая опасная, необузданная,
непокорная. А от истока она течет совсем тихая, с илистым и коряжистым
дном. Зато, рассказывают местные жители, километрах в пятнадцати от
истока бьют в реку подземные ключи. Потому и вода тут становится
хрустально-чистой и холодной, а течение - быстрым, напористым, впору
шлюзы для электростанции ставить.
А к устью река ширится, теряет напористость, умиротворяется и
устало и спокойно впадает в морскую губу. Зависимая от приливов и
отливов вода в реке с каждодневным запозданием попеременно идет в обе
стороны - прибывает и убывает.
Обо всем этом хорошо знал Егорша, хотя ему недавно исполнилось
всего лишь тринадцать. Но уже половину своей жизни рыбачил он на этой
реке: раньше с дедом Климентием, теперь - один или с
приятелями-одногодками.
Дед Климентий умер два года назад, не дотянув до девяноста всего
двух месяцев. Он был охотником-медвежатником и волкобоем и даже в
старости легко, без промаха влет бил птицу.
У деда обучился Егорша всем рыбацким премудростям и секретам,
наловчился хитрить с рыбой и жить в мире и согласии с порожистой
рекой. И хотя тянулась река на десятки километров, знал ее мальчик от
истока до устья, как свою руку от плеча до ногтей.
Знал плесы, и изгибы - повороты, пороги, отмели и глубинки на
ямах с воронками, небольшие заливчики - корганы и мелководные речонки
- притоки.
После котелка крепкой окуневой ухи и миски пшенной каши с
подсолнечным маслом сидели, бывало, дед и внук у костра. Мальчик
слушает, дед рассказывает. Рассказывает о первом своем медведе, убитом
еще в прошлом веке, и о последнем, восемьдесят седьмом на счету деда
Климентия. Рассказывает о медведице, которую Климентий привез на
розвальнях в город на рынок. Было это еще до первой мировой войны.
На рынке подошел к деду Климентию какой-то господин, осмотрел
медведицу, приценился и приказал ехать к губернаторскому дому. Сказал
о звере, что вот, мол, это ему и надо, и сел на розвальни. Во двор
вышел сам губернатор. В шубе, толстый, важный, брови хмурит, будто
чем-то недовольный. Тоже осмотрел медведицу, и она ему понравилась.
Сразу брови расправил. "Хорошее, - говорит, - чучело выйдет". Приказал
расплатиться с дедом, накормить на кухне, похвалил деда и от себя
полтинник добавил.
- Дедушко, - спрашивал, бывало, Егорша, - скажи мне, а на медведя
одному-то не страшно?.. Не боязно?..
- Не бояться надо, - отвечал дед Климентий, - а умно да осторожно
применяться, но не зарываться. Зверя не бойся, смело, но умело
действуй! А вот бойся человека злого: он хуже зверя хищного может
оказаться. И хитрее, и страшнее, и опаснее. Побаивайся злого человека,
ну, а ежели встретишь - все одно не отступай!
Теперь деда нету.
Сегодня покликал Егорша своих друзей-приятелей, да напрасно.
Колька с матерью на пристань, на большую реку зачем-то уехал. Другой
Колька отмахнулся - некогда, нужно картошку окучивать. Федору тоже
некогда - нужно к спортивным соревнованиям готовиться. И Андрюшка
отмахнулся - надоело, лень, лучше книжку почитать. Нет, никто так не
любит реку и рыбалку, как Егорша!
Мальчик вздохнул с досады, взвалил на плечо весла и мачту с
парусом, прихватил корзинку с лесками и продольниками и пошел на реку
к своему карбасу.
А когда к нему по дороге привязался семилетний Антошка, приятеля
Федора братишка, Егорша даже обрадовался, но сказал для порядка
строго:
- И не проси, мал еще. С тобой не рыбалка, умаешься только...
- Мне уже семь, - сказал Антошка, не отставая. - И еще четыре
месяца.
- Все одно, мал. Ни грести, ни ловить не умеешь.
- Это я-то не умею?! Возьми, вот посмотришь, как еще умею.
Возьми-и-и!
- А если мать заругается?
- Ни-и-и...
Они подошли к реке. Егорша забросил весла, парус и корзину в
карбас. Антошка стоял на пристанном помосте и молча, умоляюще смотрел
на Егоршу, искал его взгляда.
- Что же ты стоишь? - спросил Егорша. - Отчаливай конец да
садись! Торопиться нужно, пока вода падает.
По течению и с паруском карбас ходко пошел вниз по реке.
Парус, как и карбас, был у Егоршн маленький, дырявый и латаный,
но ладно скроенный и потому ветрозабористый.
Егорша решил спуститься до верхних порогов и для начала там
попытать рыбацкое счастье.
- Смотри, смотри, как вода крутится! - сказал Антошка, когда они
были километрах в двух от порогов.
- Тут ключи и ямы, - пояснил Егорша. - Тут глубина - пять весел
не хватит. Видишь, какая вода чистая пошла. А купаться нельзя, вмиг на
дно утянет.
- Сашка Бабурин тут и утонул? - спросил Антошка.
- Нет, он у деревни, а там совсем мелко. Пьяный, говорят, был. А
здесь в позапрошлом году утонул Ефим Иванович, Катькин отец. Как-то из
лодки вывернулся, его и закрутило. А ведь плавать умел, что твоя щука!
Тут опасно.
Ветер совсем ослаб, и парус повис.
Егорша привязал шкот к банке и вложил в уключины весла.
- Так быстрее. Сначала есть будем или половим? - спросил он у
Антошки.
- Ни-и-и... Сперва половим. А тут рыбы много?
- Не знаю. В это время я тут не ловил. Да нам рыбы везде хватит.
Мы не жадные. На уху да на жаркое - и хватит. А нет, тогда за пороги
спустимся. Не забоишься через пороги?..
- Ни-и-и...
- А если карбас разобьет?
- Не разобьет, - убежденно сказал Антон. - Да я и плавать умею.
- Ну, тут далеко не уплывешь.
- А ты тогда как? - хитро спросил Антошка.
- Двум смертям не бывать, - сказал Егорша. Так говаривал дед
Климентий.
Егорша резко затабанил левым веслом, и через минуту карбас
ткнулся в песчаный отмелистый берег. Мальчики принялись наживлять
крючки продольника.
- Тут семга есть? - спросил Антон.
- Редко заходит. Только ловить ее запрещено.
- А если попадет - выбросим?
- Не попадет. Дедушке тут за всю жизнь всего несколько штук
поймал. А нам не попадет. Тут еще стерлядь есть. Налим и сиг. Всегда в
таких местах. А за порогами - щука, окунь, подъязок, сорога, ерш.
- А треска?
- Треска в море. Ты наживляй, а то вода скоро прибывать будет. На
прибылой плохая ловля.
Мальчики работали сноровисто и разговаривали степенно и
неторопливо, как взрослые рыбаки.
Наживив все крючки, они выехали на середину реки и вытравили
продольник.
На поверхности воды заплясал большой деревянный буек-поплавок.
Якоря у Егорши не было, его заменяли два камня, оплетенные
берестой, оставшиеся еще от деда. Егорша отдал "якорь" поблизости от
берега. Вскоре были заброшены донницы и лески.
Мальчики приутомились и теперь, в ожидании клева, могли
отдохнуть. Лишь спустя минут двадцать Антон подсек первую добычу. То
был ерш величиной чуть побольше пальца, но рванул он поплавок лески с
хваткой килограммового окуня и даже напугал рыболова.
- Вот так раз, - удивился Егорша, - в таких местах и вдруг - ерш!
Хотя он везде суется, сопливый.
Вода с прибылью запоздала больше, чем предполагал Егорша. За два
часа ужения на добрую уху ребята все же "натаскали". Потом они поехали
к буйку и неторопливо, крючок за крючком подняли продольник. Тут
добыча была значительно богаче.
Карбас на веслах, чтобы не сносило, поддерживал Антон. Продольник
выбирал Егорша. То и дело он негромко, но весело сообщал:
- Так, еще камбалка... Э, хорош сижок! Еще камбала... А вот
тебя-то мы и не ждали... - Это относилось к зацепившемуся за крючок
ершу. - Ну, раз попал - полезай в кузов. Гриб-то ты не белый и не
красный...
Разговаривал ли Егорша сам с собой, или с ершом, или сообщал о
добыче Антошке, сказать трудно. Но так всегда при подъеме снасти
разговаривал дед Климентий. И внук вольно или невольно подражал ему.
Донаживив объеденные рыбой крючки, ребята снова вытравили
продольник и, довольные, поехали к берегу.
Труд у мальчиков был четко распределен. Антон занялся костром, а
Егорша чистил для ухи рыбу. Готовить настоящую рыбацкую уху хотя и
небольшое, но искусство, и далеко не каждому оно доступно. Но уж
кто-кто, а Егорша этим искусством владел мастерски, как знал он
рыбацкий промысел и управлялся на карбасе с веслами и парусом в любую,
даже самую ненастную погоду.
Вскоре пылал костер, и над ним висел на тагане вместительный
котелок.
- Давай я картошки почищу, - предложил Антошка.
- Ты что? Это что же за уха с картошкой? Картошка все дело
испортит. Вот рыбки не надо жалеть, побольше...
В бьющий ключом кипяток обильно скользнули сиги, камбалы и... два
ерша - "для крепости", как, усмехнувшись, сказал Егорша.
Подступил уже вечер, когда ребята поужинали - нахлебавшись
славной, крепчайшей ухи, запили кипятком и стали располагаться на
ночлег. Костер затухал, он и не нужен был. Вечер выдался тихий и
теплый.
- Э, а карбас-то на всякий случай лучше укрыть... - вдруг
вспомнил Егорша. - Избу не запирай, а посудину укрой и от глаз, и от
непогоды.
Он подошел к карбасу и перевел его с чистого места в прибрежные
кусты.
Проснулся Егорша от странных, словно приглушенных выстрелов,
звуков. "Стреляют? Но ведь сейчас же нет охоты, в это время
запрещено", - подумал Егорша. Он привстал. Антошка, мирно и сладко
похрапывая, спал рядышком.
Егорша прислушался. Через некоторое время приглушенный звук
повторился. Мальчик вышел на берег, заодно решив посмотреть карбас.
На середине реки маячила без движения лодка. Две фигуры
склонились с бортов ее и руками шарили по воде. Блеснула над бортом
рыбина, вторая, третья...
Подрывают! Браконьеры!
- Эге-е!.. - не помня себя, заорал Егорша. - Что делаете, гады?
Люди на лодке выпрямились и схватились за весла. Они, конечно, не
могли знать, что сейчас против них только двое мальчишек.
- Антоха! - растолкал товарища Егорша. - Изо всех сил беги в
деревню, к Федору Петровичу! Знаешь председателя? Скажи: выше порогов
рвут рыбу. Да быстрее!
Хотя Антон и был спросонья, он сразу же сообразил, что нужно
делать. Вскочил, поддернул штаны.
- Понял? А я останусь следить. Понял?..
- Понял, - уже на бегу ответил Антон. - Я мигом.
Лодка с браконьерами двинулась к противоположному берегу.
"Неужели уйдут? - с тревогой подумал Егорша, вглядываясь с
напряжением в даль, в сторону своей деревни. - Скорее бы!"
Он знал: у председателя Федора Петровича хороший, новый,
быстроходный катер. Между тем, не видя погони, браконьеры обнаглели и
снова выплыли на реку.
- Теперь-то вас прихватят, сами лезете в петлю, - прошептал
Егорша.
Но лодка браконьеров на середине не остановилась, а направлялась
к этому берегу. "Как-то тут их надо задержать..." - мысль билась
тревожно и учащенно.
Лодка ткнулась в берег. Браконьеры вылезли на песок. Егорша
спрятался в кустах. Но теперь он не мог наблюдать за рекой. И
браконьеры тоже куда-то исчезли.
"Упустил, разиня!" - со злостью на себя подумал мальчик и вдруг
совсем близко услышал стук катерного двигателя. В тот же момент
сильный удар чем-то тяжелым по голове сбил мальчика с ног. Теряя
сознание, он дико закричал. Второго удара он уже не почувствовал.
...Егорша очнулся на больничной койке. Открыл глаза и увидел
перед собой белый халат медицинской сестры, а рядом у кровати сидел
Антошка, его милый, маленький друг Антошка.
Все вспомнилось сразу же. И первым словом Егорши был вопрос:
- Задержали?
Заплаканный Антошка не мог говорить. Он только кивнул головой.

    Евгений Степанович Коковин. Маленький лодочник



---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------

(Сборник "Мы поднимаем якоря")

Северо-Западное книжное издательство
1972


Был первый час ночи, когда Гайдар вышел из трамвайного вагона на
конечной остановке в Соломбале. Корреспондент краевой газеты, он по
заданию редакции ездил на дальний лесопильный завод в Маймаксу.
Гайдар устал, а еще предстояло перебраться через широкий рукав
Северной Двины - реку Кузнечиху.
Июньская белая ночь была тихая, безоблачная и прохладная. Над
Кузнечихой чуть дрожал легкий и прозрачный низкий росистый туман. За
Соломбалой, на северо-востоке, заря заката, не угасая, уже
переливалась в зарю восхода.
Гайдар вышел на берег и досадливо чертыхнулся. Маленький речной
пароходик "макарка" пересекал реку в сторону города. Значит, теперь, в
ночное время, его нужно ожидать целый час.
Далеко за фарватером Северной Двины в первозданной тишине
монотонно и чуть слышно погромыхивала землечерпалка. Огромный
океанский лесовоз-иностранец неторопливо шел вверх по реке, минуя
город, к лесобирже под погрузку. Труба была желтая с голубой полосой
марки (по этим цветам Гайдар и определил, что пароход не советский). В
Архангельске он жил немногим более полугода, а навигация открылась
всего лишь полтора месяца назад. И все-таки Гайдар уже начинал
разбираться в морских и портовых делах. Журналистика обучает всем
профессиям.
Ему нравился простор Северной Двины. И сейчас, глядя на плывущую
громадину иностранного лесовоза, он с улыбкой вспомнил узенькую и
тишайшую речку Тешу в далеком и родном Арзамасе. Там дома ниже этого
океанохода.
- Товарищ, садись, поедем! - услышал он откуда-то снизу, из-под
помоста пристани, сипловатый, но сильный голос.
Дощатый настил лежал на высоких сваях. Под настилом, обегая
столбы, мирно поуркивали чистые струи воды.
Слева у пристани стояли две лодки. Одна почти наполовину залезла
под помост. С кормы ее поднялся невысокий, давно не бритый мужичок. Он
и звал Гайдара на перевоз. На второй лодке, что уткнулась носом в
берег, сидел мальчик лет десяти, удивительно белоголовый и белобровый,
с ярко-синими глазами. Лицо его сильно загорело и обветрело. Должно
быть, дневное солнце так же щедро золотило его лицо, как и выбеливало
брови и волосы.
- А ты тоже перевозишь? - спросил Гайдар, спускаясь с пристани на
берег.
- Перевожу.
- Тогда поедем, - Гайдар шагнул в лодку мальчика.
- Енька, перебиваешь! - сердито закричал второй перевозчик. - Я ж
раньше тебя подъехал. Смотри, Енька, припомню!
Мальчик виновато посмотрел на перевозчика, потом на незнакомого
пассажира.
- Дядя, - сказал он, - Хлопин в самом деле раньше меня приехал.
Вы пересядьте к нему.
- Нет, я поеду с тобой, - сказал Гайдар. - Поехали!
- Дядя, а можно немножко подождать? - спросил мальчик. - Может
быть, еще пассажиры подойдут. А то одного везти невыгодно.
- Что? - Гайдар посмотрел на мальчишку, хотел рассердиться. -
Невыгодно?..
Повысив голос, он подумал, что мальчик испугается. Но тот смотрел
на пассажира спокойно и выжидающе. Резкое сочетание молочной белизны
волос и кофейного лица с яркими васильковыми глазами вблизи еще больше
удивило Гайдара. Как бы в раздумье, он спросил:
- Тебя зовут Енька? Евгений?..
- Енька, - подтвердил мальчик.
- Знаешь, Енька, - сказал Гайдар и показал рукой на другой берег,
- там лежит больная девочка. А я доктор, и мне нужно поскорее к ней
приехать. Понимаешь?
- Тогда поедемте, - Енька встал и, упершись веслом в песок,
решительно оттолкнул лодку от берега.
Потом, действуя так же заправски, он сел и начал яростно грести:
левым веслом вперед, правым - назад. Почти на месте лодка волшебно
быстро развернулась. Едва удерживая равновесие, Гайдар стоял и
изумлялся сноровке маленького гребца.
- Давай я сяду, - потянулся он к веслам.
- Зачем же, - сказал Енька. - Вы деньги платите. Это у нас
пассажиры гребут, когда народу много. Тогда они не платят.
- Я все равно заплачу, - усмехнулся Гайдар.
- Нет, - сказал Енька. - Лучше я сам.
Вдруг он поднял голову и хитро взглянул на Гайдара.
- Дядя, а я ведь знаю, вы совсем и не доктор.
- Как ты знаешь?
- Такие доктора не бывают, - убежденно заявил Енька. - Я всех
докторов в Соломбале знаю.
- Так-таки всех? - Гайдар сделал вид, что удивляется.
- До единого, - серьезно подтвердил Енька. - Даже военного из
полуэкипажа... Трифонов его фамилья... Представительный такой и
строгий. В кителе со светлыми пуговицами ходит и в фуражке с "крабом",
хоть и доктор. Он к нам приходил, у нас мать больная.
- А что с ней? - спросил Гайдар.
Мальчик перестал грести и оглянулся. Потом резко затабанил левым
веслом, направляя лодку на курс значительно выше пристани, с поправкой
на быстрое течение.
В этом Гайдар тоже увидел опыт и сноровку лодочника.
- Порок сердца у нее и припадки, - сказал Енька, не забыв о
вопросе Гайдара.
- А ты часто сюда приезжаешь?
Не-е, не часто, только ночами. Днем не разрешают, гонят, а то и
штрафуют. Да и днем два парохода через каждые пятнадцать минут ходят.
Енька помолчал, усиленно гребя, потом спросил:
- А девочка эта - ваша дочка?
- Какая девочка? - удивился Гайдар.
- Которая больная лежит.
- Нет, я пошутил. У меня не дочка, а сын, маленький. Давай-ка я
тебя сменю.
Енька беспрекословно встал. Но пока Гайдар садился на его место,
неожиданно правое весло выскользнуло из уключины, и стремительное
течение подхватило его. Секунда, две-три - и весло уже было в
нескольких метрах от лодки.
- Эх, дядя, - с легкой укоризной сказал Енька. - Шляпы мы с вами.
- Это верно, шляпы, - огорченно согласился Гайдар, тщетно пытаясь
дотянуться другим веслом до весла, уносимого течением.
- Не-е, так не выйдет, - сказал Енька. - Так его не словишь.
Только лодку далеко снесет. Вот еще несчастье! Сейчас я его...
Он быстро стянул рубашку, поставил босую ногу на борт, подскочил
и головой вперед бросился в воду. Гайдар даже не успел крикнуть его
имя. Енька плыл быстро, саженками, высоко поднимая вверх то одну, то
другую руки.
Гайдар взволнованно и с восхищением следил за пловцом, который не
побоялся ни ночного холода, ни быстрины на многометровой глубине.
- Боевой мальчишка, - прошептал он.
Тем временем Енька ухватил весло, сильным толчком направил его в
сторону лодки и уже на боку, рывками, поплыл следом. Даже в том, что
толкал он весло в лопасть, рукояткой вперед, сказывалась смекалка
мальчика. Несколько раз подталкивал Енька весло, пока оно не ткнулось
в лодочный борт.
Гайдар вытащил его и помог мальчику забраться в лодку.
- Замерз небось?
- Не-е. Мы часто вечерами купаемся, - сказал Енька, натягивая
рубаху и садясь за весла. - Сейчас согреемся. А снесло все-таки
порядочно. Ничего, мы быстро, дядя...
- Ты не торопись, - сказал Гайдар. - Не к спеху.
Минут через пятнадцать лодка подошла к пристани, у которой все
еще стоял пригородный пароход.
- С приключениями, и все равно быстрее, - сказал Гайдар.
Он подал Еньке рубль.
- Ой, что вы, дядя! - испугался мальчик. - У меня столько и сдачи
нету.
- А сдачи и не надо, - сказал Гайдар и потрепал Енькины белесые
волосы. - Забирай все. Молодчага!
- Не-е, дядя. Это очень много. Постойте тут, я мигом на пароходе
разменяю.
- Не надо, - сказал Гайдар. - Я пошел. До свидания, отважный
лодочник!
Енька долго еще стоял с рублем в руке и смотрел вслед пассажиру.
А Гайдар поднялся на высокий городской берег, помахал кепкой
маленькому лодочнику и восхищенно подумал: "С такими ребятами не
пропадешь!"


    Евгений Степанович Коковин. Малый музей революции



---------------------------------------------------------------