Страница:
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------
(Повести и рассказы)
Северо-Западное книжное издательство
1983
Долгие годы стоял он в затоне на приколе. Давно отслужил свою
службу маленький буксирный пароходик, ветеран речного флота. С давних
пор в его однотопочном котле не поднимали пар и малярные кисти не
прикасались к его поржавелым бортам. Не многие ныне плавающие речники
и работающие судоремонтники помнят те времена, когда "Геркулес" таскал
на буксире по реке баржи, соперничал с другими пароходами в скорости
хода, в зычности гудка и в лихости подхода к причалу.
Стоял старик на приколе, никому теперь уже не нужный и забытый.
Зимой, когда на других судах шел горячий ремонт, вокруг "Геркулеса"
даже не окалывали лед. С открытием навигации все пароходы, теплоходы и
катера покидали затон, а он оставался у причала, и вид у него был
грустный, словно обиженный.
Вспомнили о нем однажды осенью, перед ледоставом, когда реку
заполнила шуга. Начальство решило, что напрасно старый буксир занимает
место. Места и в самом деле не хватало другим судам, а флот
разрастался. "Геркулеса" вывели из затона и поставили у обрывистого
берега выше затонского поселка. "Постоит до весны, - сказал директор
затона, - а там..." Зазвонил телефон. Директор не договорил, но всем
находившимся в кабинете и так было понято, что ждет "Геркулеса"
весной. Конечно, его ожидала судьба всех старых, непригодных судов -
на слом, на резку, в металлолом.
В полном одиночестве дремал обреченный старый труженик, прижатый
нарастающим льдом к берегу. Обильный снег, словно тентом, покрывал его
палубу, рубку, машинный кап.
Несколько дней поселковые ребята катались на коньках по замерзшей
реке. Но скоро снег толстым слоем покрыл и лед.
В воскресенье мальчики вышли на реку с лопатами и метлами, чтобы
устроить каток - расчистить ледяную площадку.
- Смотрите, ребята, - сказал Костя Глушков, - какой-то буксир
прибило...
- Это "Геркулес". Его не прибило, а привели сюда из затона, -
отозвался всеведущий Рудик Карельский, сын главного механика. - Весной
резать будут, старый потому что...
- Пойдем посмотрим. Может быть, там пока теплушку сделаем.
Греться будем и лопаты хранить.
Костя взвалил лопату и метлу на плечо.
Спустя минут десять шумная толпа уже хозяйничала на заброшенном
пароходе. Ничего заслуживающего внимания ребята на "Геркулесе" не
нашли.
- Котел под давление не годится, вся арматура снята, - деловито
сказал Рудик. - Машину тоже обобрали.
- А в каюте хорошо. Если времянку поставить, будет тепло! -
сказал Володя.
- А нам больше ничего и не нужно, - заметил Костя. - У нас в
сарае есть старая печка.
Ребята очистили палубу от снега, в каюту притащили железную
печку-времянку и фонарь "летучая мышь".
Печка нещадно дымила. Приходилось открывать иллюминатор.
Однажды, когда мальчики грелись у печки, а в иллюминатор с
посвистом задувал ветер, послышался скрип сходни, потом хрипловатый
голос:
- Эй, на "Геркулесе"! Кто тут живой?
Самозваная команда притихла. Костя предупредительно поднял руку:
"Тише!"
- Что, уже резать пришли? - снова послышался тот же голос.
Костя поднялся по трапу и приоткрыл дверь. На палубе, сняв ушанку
и отряхивая ее от снежных хлопьев, стоял похожий на Деда Мороза
затонский старожил Мигалкин, судоремонтник-пенсионер. В бороде его
искрились снежинки.
- Ты чего тут? - удивленно спросил Мигалкин.
- Да так, ничего, - смущенно замялся Костя. - Здравствуйте!
- Коли не шутишь, здорово! А я уж подумал, не автогенщики ли
явились. Будто рановато, да и резать тут не с руки. Кран сейчас не
подведешь, да и вообще...
Старик неторопливо надел шапку, расстегнул полушубок и, вытащив
пачку "Прибоя", огляделся. Должно быть, его удивил порядок на палубе.
- Так что же ты тут делаешь? Вижу, и камелек горит. По-хозяйски.
Только вот дым из двери валит. Почему так?
- А мы тут греемся. Каток расчищаем и греемся.
Старик спустился в каюту, осмотрел камелек и сказал:
- Нет, не по-хозяйски. Тяги нету, труба низко выведена. Глаза
ест. Ух, сколько тут вас! А обогрев-то плохой!
- А что нужно сделать? - спросил Рудик. - Вы нам только скажите,
мы и сделаем.
- Говорю, труба очень низко. Наращивать трубу надо.
- А у нас больше трубы нету, - пожаловался Рудик.
- Трубу найдем, - сказал Мигалкин. Он помолчал, закуривая,
вздохнул, словно вспомнил что-то. - А я даже испугался было. Что такое
- у "Геркулеса" дым? Пожар не пожар, а резать не время Весной будут
резать. А жалко!
- Он же старый, - сказал Рудик Карельский, - никуда уже не
годен...
- Это верно, старый, - согласился Мигалкин. - Старый, зато
заслуженный. Пароход, можно скачать, геройский. Он, может, ордена
боевого Красного Знамени достойный!
- Ордена? - удивились ребята. - За что?..
- То-то и оно - за что? - Мигалкин снял ушанку, присел. - Вы
думаете, "Геркулес" только баржи таскал? А вот и не только. Он, если
хотите знать, в гражданской участвовал, воевал против белогвардейцев и
интервентов. На нем орудие и пулеметы были. Когда белые на своих судах
вверх по реке хотели прорваться, "Геркулес" им дорогу преградил.
Больше двух часов шел бой на реке - не пропустили белых и англичан.
Были в этом бою на "Геркулесе" убитые и раненые. Потом к нашим в
подкрепление прибыли балтийские моряки и путиловские рабочие из
Петрограда. Еще и другие бои вел этот пароходик... А один раз под
огнем белых доставил на наши позиции боеприпасы. Как раз успел
вовремя, когда стрелять уже было нечем и наши отходить собирались. Вот
тогда осколком снаряда убило капитана "Геркулеса" Василия Гавриловича
Прилуцкого. Понятно вам, какой это буксир?..
Молча слушали мальчики старика.
- А потом что? - спросил Костя.
- Потом залатали пробоины, что от белогвардейских снарядов
остались. Это уже когда Советская власть у нас полностью установилась.
Плавал "Геркулес" еще лет тридцать, баржи буксировал. Еще и в
Отечественную войну трудился.
Мигалкин рылся в карманах полушубка и пиджака и никак не мог
отыскать спички. Костя подал ему свою коробку.
- Так зачем же его резать? - спросил он.
- Затем, что бесполезный стал. На металл, - сказал Рудик. -
Знаешь, сколько металла нужно!
Мигалкин молчал, о чем-то раздумывая.
- Он же революционный пароход, - сказал Костя.
- Все равно как броненосец "Потемкин", - добавил Володя.
- Как "Аврора"! - закричали другие ребята.
- Сказали тоже, как "Аврора"! - засмеялся Рудик
- А и верно, как "Аврора", - сказал Мигалкин. - Наша маленькая
"Аврора". Моя воля, я бы не стал "Геркулеса" на металл сдавать.
Сохранил бы для тех, кто революции и гражданской войны не видел.
Сохранил бы для закалки революционного металла в душе человеческой.
Такой металл нам тоже нужен!
Старик даже сам удивился, как это у него такие слова нашлись. А
ребята не заметили его смущения, загалдели:
- Его бы в музей превратить.
- Сюда бы экскурсии стали ходить, как на "Аврору" и в Музей
Революции.
- Директор не разрешит, - сказал Рудик. - В затоне план по сдаче
металлолома.
- План-то оно, конечно, план... - раздумчиво заметил Мигалкин. -
А вот, может, этот буксир не только металлолома, а и всякого золота
нам дороже. Вы ко мне, ребята, за трубой приходите. До весны еще
далеко. Обогреем пароход, тогда каюту помоете.
- Хорошо бы здесь повесить портрет капитана, который погиб...
Косте Глушкову "Геркулес" уже виделся настоящим музеем.
- У Василия Гавриловича дочь жива, - вспомнил Мигалкин. - Если ей
написать, может быть, карточку пришлет.
- А карточку увеличить или перерисовать, - сказал Костя. - И
назовем буксир Малым музеем Революции!
- Ребята, пойдем к директору школы, расскажем о "Геркулесе", а он
директору затона позвонит.
- Лучше прямо самим к директору затона.
- В случае чего, вы, парни, в райком партии, - посоветовал
Мигалкин и подмигнул: - Вас там раньше всех других примут. И я тоже
слово скажу: не годится, мол, заслуженное судно на слом.
Мигалкин ушел, напомнив ребятам, чтобы приходили за трубой.
Когда возвращались домой, уже темнело.
- Рудик, а твой батя не поможет? - спросил Костя.
- Что ты! - отмахнулся Рудик. - Отец матери сказал: "Геркулес" -
это наше спасение! По металлолому..."
- А матери-то почему? Она ведь не в затоне работает.
- Он маме все говорит. Что-то на работе не получается - он дома
сердится и говорит. Я-то все слышу. Знаешь, Костя, другой раз даже
жалко его.
- А чего жалко? Он на доске Почета!
- Ох, Костя, Костя!.. Ничего ты не понимаешь! Тебе легко - у тебя
батька только слесарь... А мой отец говорит, сам слышал: "К черту это
главное механичество! Пойду токарить. Или стармехом на судно. У меня
инженерного образования нет. А с меня требуют, чтобы все механизмы..."
Вот тебе и доска Почета!
По просьбе ребят директор школы позвонил директору затона.
- Да, - сказал директор после телефонного разговора, - к
сожалению, ничего не получается. План по сдаче металлолома - это раз;
где стоять пароходу - вопрос, это два; кто его будет охранять,
отапливать, нужны штатные единицы - это три... И вообще...
- Да... - сказал Костя, когда ребята в растерянности стояли у
школы. - И вообще...
- Мигалкин сказал, что нужно в райком.
- Пойдемте сначала к Мигалкину. Он живет рядом с нами.
Старик сидел на кухне и чистил картошку.
- Здравствуй, пионерия! - приветствовал Мигалкин ребят. - За
трубой? Сейчас, сейчас... Есть у меня кусок, все равно выбрасывать,
все равно в металлолом.
- Товарищ Мигалкин, - в замешательстве начал Костя, - мы не за
трубой. "Геркулеса" не разрешают... резать будут.
- Значит, резать... А трубу в металлолом вместе с "Геркулесом". -
Старик стоял, держа в руке нож, которым чистил картошку. - А может
быть, и этот нож в металлолом?.. И все металлическое. Нож переплавим,
сделаем ложку. А картошку чем чистить? Нет, трубу в металлолом можно,
а нож и "Геркулеса" нельзя. Тут думать надо. Что можно и что нельзя...
Стояли в маленькой кухоньке пятеро мальчишек и старый
судоремонтник-пенсионер, стояли и молчали, не зная, что делать.
- А если трубу в металлолом и еще что-нибудь в металлолом, -
сказал Рудик, - тогда и буксир не нужно резать.
- А что еще? Труба да у нас две старые кровати в сарае, -
вспомнил Костя. - А еще что?
- А сколько весит "Геркулес"?
Мигалкин взял у Кости шапку.
- Садись, пиши! Вот бумага.
В тот же день ребята принесли директору загона письмо. Они сидели
в кабинете притихшие и ждали решения директора. А он, чуть
нахмурившись, читал:
"..."Геркулес" - заслуженный, революционный пароход. Мы, ученики
средней школы, просим его не резать и сохранить в память о героической
борьбе наших отцов и дедов за Советскую власть, превратить пароход в
Музей Революции. А мы всей школой обязуемся собрать для государства
столько металлолома, сколько весит "Геркулес"..."
Директор отложил письмо и с улыбкой оглядел мальчишек, сидящих
около него полукругом. Он был молод и тоже не участвовал в гражданской
войне.
- Значит, музей...
- Ну да, Малый музей Революции, - сказал Костя.
- Так что, ребята, добро! Два хороших дела. Судно, конечно, нужно
подновить. Поможем. А экспонаты для музея - дело ваше. По рукам,
действуйте!
И директор на прощание пожал руки маленьким делегатам.
Я мог бы рассказать, как ребята собирают металлолом, как любовно,
по-следопытски разыскивают старые фотографии, письма и газеты времен
гражданской войны. Это лишь удлинит рассказ. Но я уже вижу, как наши
мальчишки поднимают на маленьком заслуженном кораблике красный флаг -
флаг с серпом и молотом на Малом музее Революции.
---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------
(Сборник "Мы поднимаем якоря")
Северо-Западное книжное издательство
1972
- А вы знаете, что такое якорь?..
Этот вопрос даже обидел меня.
Подумаешь, якорь! Да это известно каждому мальчишке, каждой
девчонке, хотя бы они и жили за тысячу миль от моря и никогда не
видели судна. А я за последнее время перечитал уйму морской литературы
- штормовых романов, штилевых повестей, рейдовых рассказов и
всевозможных абордажно-яхтенных учебников, словарей и справочников. Но
я мог и не читать всех этих книг, чтобы ответить, что такое якорь.
Весной я закончил десятилетку, получил аттестат зрелости и летом
решил временно поработать в редакции местной газеты.
Несколько дней назад меня вызвал заведующий нашим отделом и
сказал:
- Слушай, Ершов, есть возможность отличиться! Блистательная тема
- море! Передовой теплоход "Амур" в прошлую навигацию получил
переходящий вымпел. Капитан на нем опытный моряк. Команде "Амура"
скоро присвоят звание экипажа коммунистического труда. Как, по-твоему,
это тема?..
- Тема, - согласился я и загорелся: - Напишу очерк на подвал.
- Если хорошо, то можешь писать на два подвала, - расщедрился
заведующий. - Недавно "Амур" ушел в первый рейс. Вернется - сразу же
отправляйся на него. А в эти дни почитай что-нибудь такое, о морях и
океанах. Настройся, понимаешь, настройся!
Я понимал. Когда рабочий день в редакции закончился, я поспешил в
библиотеку.
В тишайшем читальном зале я боролся со штормами, сражался с
пиратами, гарпунировал китов. Я поднимался по трапам на палубы
фрегатов, бригов, шхун, яхт, пароходов и теплоходов, заходил во все
портовые города, на необитаемые острова, в гавани, бухты и лагуны. Из
морских словарей я узнал, что флаг "А" по международному своду
сигналов означает: "Произвожу испытание скорости", а ящичные суда (на
последнюю букву в алфавите) служили для перевозки сыпучих грузов и
теперь они не строятся.
Если эти ящичные суда больше не строятся, то зачем они мне? Ну
пусть, на всякий случай. А вдруг после очерка об экипаже
коммунистического труда я надумаю написать исторический морской роман!
Словом, я перегрузился морскими знаниями и романтикой сверх
ватерлинии и эти знания взвивались над моим клотиком. Выражать свои
мысли иначе я уже не мог.
Вопрос о якоре мне задал на причале моряк. Я пришел сюда
встречать теплоход "Амур", чтобы побеседовать с командой и потом
писать очерк. С виду моряк мне понравился - высокий, плечистый,
блондинистый, с открытым добрым взглядом. Было ему лет сорок.
- Скажите, пожалуйста, - обратился я к нему, - "Амур"
пришвартуется к причалу или бросит якорь на рейде?
"Пришвартуется", "причал", "на рейде" - эти слова должны были
свидетельствовать о немалых моих морских познаниях.
Моряк чуть заметно поморщился, а потом загадочно усмехнулся, но
ответил тоже вежливо хрипловатым, но приятным баском:
- "Амур" - теплоход грузо-пассажирский. На нем находятся
пассажиры, и он, конечно, подойдет к причалу.
Затем последовал этот странный - глупый или каверзный - вопрос:
"А вы знаете, что такое якорь?"
Придав себе вид обиженного, я ничего не ответил. Я уже не
школьник, чтобы меня экзаменовать. Пусть не думает, что я уж совсем
ничего не смыслю в морском деле.
Правда, я не моряк, и мне никогда не приходилось бывать в море.
Я, как уже говорил, только собирался написать о моряках "Амура" очерк
для нашей газеты. Для этого и штудировал произведения маринистов и
учебники морской практики.
А может быть, моряк хотел посмеяться, разыграть меня? Я знал, за
моряками такое водится. Любят подшутить над невеждами и новичками. Но
хотя я не бывал в море, хотя вид у меня был совсем не моряцкий,
невеждой я все же себя не считал. Во всяком случае драить наждачной
шкуркой тот же якорь или колосники меня никто бы не заставил.
Мы стояли на причале, к которому прижимались каботажные
теплоходы, неуклюжие лихтеры и грязноватые работяги-буксиры. Нежнейший
юго-западныи ветерок чуть заметно шевелил флаги и вымпелы на
бесчисленных мачтах и флагштоках. Он был бессилен приподнять даже
легкую сухую материю. Безмятежная вода гавани была неопределенного
цвета, и я, забыв о моряке, раздумывал, как буду такую воду
изображать. В голову лезли тысячу раз использованные "плавные воды",
"зеркальная гладь", "чистые струи", "отраженные облака" и прочий
словесный балласт.
Не знаю, что в эти минуты выражало мое лицо, но только моряк
сказал тем же хрипловато-мягким баском:
- Вы, я вижу, обиделись. Но в самом деле нехорошо говорить
"бросить якорь". Якорь - это символ! Как чудесно сказал один писатель:
"Якорь - символ надежды". От якоря очень часто зависит участь судна,
хотя он и небольшой по сравнению с самим судном. И ни один корабль,
заметьте, без якорей в море не выйдет. Кроме того, якорь -
материальная ценность, он стоит не так уж дешево. Зачем же его
"бросать"? Якоря бросают только в романах и нередко даже в морских
газетах. А моряки якоря отдают.
Я внимательно слушал незнакомца. Вот это здорово, черт возьми! Я
бы, наверное, в своем очерке тоже "бросил якорь" или наплел еще
какую-нибудь околесицу, а потом моряки надо мной потешались бы. Книги
- дело хорошее, но, оказывается, чтобы писать, нужно, кроме книг,
знать еще и кое-что другое.
- Скажите, а какой писатель назвал якорь символом надежды? -
спросил я.
- О, это отличный писатель-маринист, - ответил моряк. - Джозеф
Конрад. Читали?.. Это не якоребросатель. Конрад сам моряк,
судоводитель и хорошо знает жизнь моряков.
Оказывается, этот моряк не профан и в литераторе. Совсем неплохо
бы познакомиться с ним поближе.
- Вы интересовались "Амуром". Вы, вероятно, из редакции? Хотите
что-нибудь написать?
Удивительно, как он угадал? Неужели по моему виду можно
заключить, что я из редакции? Кроме того, он раскусил мой замысел,
вернее - задание, которое мне дали в редакции
- Вообще-то я работаю в редакции, - уклончиво ответил я и
стыдливо соврал: - Но здесь по другому делу... встречаю знакомого, он
приезжает на "Амуре"... А писать о моряках не собираюсь. Я и в море
никогда не бывал.
Последние слова были святой правдой.
Моряк оживился.
- А вы сходите в море, ну хотя бы на один рейс. Тогда напишите.
Может быть, станете нашим советским Станюковичем. - Он протянул мне
руку: - Капитан "Амура" Краев.
Капитан "Амура"?.. Я стоял пораженный, даже забыв протянуть в
ответ свою руку.
- Как же так?.. "Амур" идет с моря, а капитан... а вы на
берегу...
- Ничего особенного. Только вернулся из отпуска. А сейчас за меня
на судне старпом.
Я пожал капитану Краеву руку и тоже представился:
- Вячеслав Ершов, корреспондент местной газеты.
- Очень хорошо, очень приятно. Так собирайтесь с нами на "Амуре"
в следующий рейс. Покачаетесь, посмотрите, и пусть будет ваш якорь
чист. - Капитан взглянул на часы и попрощался.
Он пошел к проходным воротам, пошел не вразвалочку, не враскачку,
а спокойной походкой нормального человека. Почему-то считается, что
все моряки должны ходить вразвалку.
Я многое прочитал о море и о морской практике, и все-таки в
разговоре с первым встречным моряком попал впросак "бросил" якорь, а
его можно только отдавать.
"Пусть будет ваш якорь чист", - сказал мне капитан "Амура".
Позднее я узнал: "якорь чист" - значит, якорная цепь свободно прошла
клюз и якорь без задержек поднят. Судно уходит в море.
И я решил последовать совету капитана Краева. пойти на "Амуре" в
рейс.
Скоро мы поднимем якоря.
---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------
(Сборник "Мы поднимаем якоря")
Северо-Западное книжное издательство
1972
Своего прадеда я никогда не видел, но много слышал о нем от деда.
Рассказывал дед, что был его отец, Иван Никанорович Куликов, человеком
словно из дуба мореного. Участвовал Иван Никанорович в Синопском бою
и, по словам деда, видел даже самого Нахимова. Слыл он в Поморье
безбожником, посмеивался над попами и монахами. Побывал прадед во всем
мире, повидал моря и океаны, разные города и страны. Словом, человек
бывалый, доброй морской закваски.
Суеверий у моряков раньше было сверх ватерлинии1. Но мой прадед
на все поплевывал и верил только в одно: в несчастье понедельников. В
первый день недели он не начинал никакого дела и уж, конечно, никогда
в этот день не выходил в море. На седьмом десятке Иван Никанорович все
еще плавал шкипером. Был у него славный трехмачтовый парусник "Апостол
Павел", а принадлежал этот "апостол" купцу-негоцианту Курову. Куров
любил Ивана Никаноровича, ценил его, как опытного, надежного
судоводителя. Под началом Ивана Никаноровича Куликова "Апостол Павел"
приносил Курову изрядные прибыли, и старые моряки подшучивали: "Кулик
да кура живут душа в душу".
1 Линия, совпадающая с уровнем воды при полной загрузке судна.
Но вот старый купец, как говорят моряки, "отдал концы", и все его
большое торговое дело по завещанию перешло к сыну, Курову-младшему.
И тут началось. Началось с понедельника. А прадед мой так до
конца жизни и не понял, приносит ли понедельник несчастья или это
такой же обычный день, как все остальные дни недели.
Судите сами. "Апостолу Павлу" предстоял длительный и трудный
рейс. И отход судна хозяин, Куров-младший, назначил на понедельник.
Шкипер Куликов запротестовал: "Не пойду в понедельник, утром во
вторник выйду в море". Молодой хозяин настаивал на своем. Хозяин и
шкипер не на шутку повздорили.
Была раньше у моряков поговорка, вроде она из песни: "Свет не
клином сошелся на твоем корабле, дай, хозяин, расчет!" Эту поговорку в
ссоре и выкрикнул мой прадед. Так они и расстались, так Иван
Никанорович покинул своего любимца "Павла".
"Апостол Павел" с новым шкипером отплыл в море в понедельник, а
Иван Никанорович, хотя и крепкий был человек, загрустил, затосковал и
даже захворал, должно быть, от обиды, от переживаний. Плавать ему уже
больше не пришлось.
Через три месяца "Апостол Павел" вернулся в порт целехонький,
невредимый. Не было ни одной аварии, ни одного несчастного случая. А
бывший его шкипер еще больше занедужил, узнав о благополучном рейсе,
начавшемся с понедельника. Вскоре он умер. Кто знает, может быть, не
уйди он с "Павла", плавал бы Иван Никанорович счастливо и удачно еще
много лет. Только упрямый старик перед смертью все еще твердил: "Эх,
напрасно я ушел с судна в понедельник!" Вот и поймите его, и судите
сами.
Мой дед и мой отец тоже были моряками. Море они оба любили и о
профессии своей всегда говорили с гордостью. Но, как я замечал,
понедельник был для них тоже не по душе. Отец капитанил даже в наше,
советское, время, а проделывал, говорят, такие штуки: если отход
назначен на понедельник, отшвартуется, выйдет на бар, а там отдаст
якорь и ждет до полуночи, то есть до начала вторника.
Между тем, дед рассказывал одну, слышанную им где-то любопытную
историю. Молодой капитан, противник всяких суеверий, поспорил со
старыми капитанами. Спор происходил как раз в понедельник. "Ладно, -
сказал молодой капитан своим противникам, - докажу вам, что все это
чепуха, ваши понедельники!"
Было дело еще в старые времена, и молодой капитан являлся, видно,
человеком состоятельным. Задумал он построить судно, и, заметьте,
задумал в понедельник, во время спора со старыми капитанами. Заложил
он судно на верфи тоже нарочно в понедельник, спустил на воду в такой
же день недели, назвал свое новое судно "Понедельником" и в первый
рейс отправился в понедельник. И плавал "Понедельник" много десятков
лет безаварийно, и лишь по ветхости был поставлен на корабельное
кладбище.
Я, например, как и мой прадед, далек от всяких суеверий. Кошка
перебегает дорогу - иду и даже не думаю о каких-нибудь неприятностях.
Да их и в самом деле в тот день почти никогда не случается. Женщина с
пустыми ведрами навстречу - я этой женщине улыбаюсь, хотя примета и
дурная. Левая ладонь зудит - примета хорошая, деньги получать. А в
этот день кассиру в банке в деньгах отказывают. Вот вам и левая
ладонь! Все приметы и суеверия идут, как говорят, насмарку. И вот
только понедельник...
Правда, в понедельники со мной тоже ничего дурного не случалось.
Но как-то так, по дедовскому обычаю, часто я раньше побаивался этого
дня.
А недавно со мной произошел такой случай.
Проснулся я утром в сквернейшем настроении. Слышу звон разбитого
стекла. Оказывается мой сынишка задумал дома в футбол поиграть и
угодил мячом в окно. Жена на кухне ворчит. Знаю, это ко мне относится.
Вчера я провинился перед ней - задержался с друзьями и вернулся домой
поздно.
День начинался с неприятностей. Взглянул я на настенный
календарь, так и есть: понедельник. И все сразу стало понятно. Дальше
и худшего можно ожидать.
Поднялся с кровати, оделся. Смотрю - на кителе пуговицы не
хватает. Порылся в шкатулке - нет подходящей якореной, светлой
пуговицы.
На улице ветер с дождем, и хлещет прямо в разбитое стекло оконной
рамы. За новым стеклом в магазин нужно идти, да и жена мимоходом
намекнула: булок к чаю нет. Порылся я в карманах и обнаружил несколько
копеек. Даже выругался: проклятый день! Сегодня не жди удачи. Так оно
и получилась.
У жены денег просить не стал. Зашел к одному знакомому. Его дома
не оказалось. У другого, мало знакомого моряка все же удалось занять
три рубля. Зашел в булочную - булки еще не привезли. Магазин
хозяйственных товаров (хотел купить стекло) был закрыт. Решил
постричься - в парикмахерской очередь часа на два. Вот, думаю,
понедельник, чертов день!
---------------------------------------------------------------
(Повести и рассказы)
Северо-Западное книжное издательство
1983
Долгие годы стоял он в затоне на приколе. Давно отслужил свою
службу маленький буксирный пароходик, ветеран речного флота. С давних
пор в его однотопочном котле не поднимали пар и малярные кисти не
прикасались к его поржавелым бортам. Не многие ныне плавающие речники
и работающие судоремонтники помнят те времена, когда "Геркулес" таскал
на буксире по реке баржи, соперничал с другими пароходами в скорости
хода, в зычности гудка и в лихости подхода к причалу.
Стоял старик на приколе, никому теперь уже не нужный и забытый.
Зимой, когда на других судах шел горячий ремонт, вокруг "Геркулеса"
даже не окалывали лед. С открытием навигации все пароходы, теплоходы и
катера покидали затон, а он оставался у причала, и вид у него был
грустный, словно обиженный.
Вспомнили о нем однажды осенью, перед ледоставом, когда реку
заполнила шуга. Начальство решило, что напрасно старый буксир занимает
место. Места и в самом деле не хватало другим судам, а флот
разрастался. "Геркулеса" вывели из затона и поставили у обрывистого
берега выше затонского поселка. "Постоит до весны, - сказал директор
затона, - а там..." Зазвонил телефон. Директор не договорил, но всем
находившимся в кабинете и так было понято, что ждет "Геркулеса"
весной. Конечно, его ожидала судьба всех старых, непригодных судов -
на слом, на резку, в металлолом.
В полном одиночестве дремал обреченный старый труженик, прижатый
нарастающим льдом к берегу. Обильный снег, словно тентом, покрывал его
палубу, рубку, машинный кап.
Несколько дней поселковые ребята катались на коньках по замерзшей
реке. Но скоро снег толстым слоем покрыл и лед.
В воскресенье мальчики вышли на реку с лопатами и метлами, чтобы
устроить каток - расчистить ледяную площадку.
- Смотрите, ребята, - сказал Костя Глушков, - какой-то буксир
прибило...
- Это "Геркулес". Его не прибило, а привели сюда из затона, -
отозвался всеведущий Рудик Карельский, сын главного механика. - Весной
резать будут, старый потому что...
- Пойдем посмотрим. Может быть, там пока теплушку сделаем.
Греться будем и лопаты хранить.
Костя взвалил лопату и метлу на плечо.
Спустя минут десять шумная толпа уже хозяйничала на заброшенном
пароходе. Ничего заслуживающего внимания ребята на "Геркулесе" не
нашли.
- Котел под давление не годится, вся арматура снята, - деловито
сказал Рудик. - Машину тоже обобрали.
- А в каюте хорошо. Если времянку поставить, будет тепло! -
сказал Володя.
- А нам больше ничего и не нужно, - заметил Костя. - У нас в
сарае есть старая печка.
Ребята очистили палубу от снега, в каюту притащили железную
печку-времянку и фонарь "летучая мышь".
Печка нещадно дымила. Приходилось открывать иллюминатор.
Однажды, когда мальчики грелись у печки, а в иллюминатор с
посвистом задувал ветер, послышался скрип сходни, потом хрипловатый
голос:
- Эй, на "Геркулесе"! Кто тут живой?
Самозваная команда притихла. Костя предупредительно поднял руку:
"Тише!"
- Что, уже резать пришли? - снова послышался тот же голос.
Костя поднялся по трапу и приоткрыл дверь. На палубе, сняв ушанку
и отряхивая ее от снежных хлопьев, стоял похожий на Деда Мороза
затонский старожил Мигалкин, судоремонтник-пенсионер. В бороде его
искрились снежинки.
- Ты чего тут? - удивленно спросил Мигалкин.
- Да так, ничего, - смущенно замялся Костя. - Здравствуйте!
- Коли не шутишь, здорово! А я уж подумал, не автогенщики ли
явились. Будто рановато, да и резать тут не с руки. Кран сейчас не
подведешь, да и вообще...
Старик неторопливо надел шапку, расстегнул полушубок и, вытащив
пачку "Прибоя", огляделся. Должно быть, его удивил порядок на палубе.
- Так что же ты тут делаешь? Вижу, и камелек горит. По-хозяйски.
Только вот дым из двери валит. Почему так?
- А мы тут греемся. Каток расчищаем и греемся.
Старик спустился в каюту, осмотрел камелек и сказал:
- Нет, не по-хозяйски. Тяги нету, труба низко выведена. Глаза
ест. Ух, сколько тут вас! А обогрев-то плохой!
- А что нужно сделать? - спросил Рудик. - Вы нам только скажите,
мы и сделаем.
- Говорю, труба очень низко. Наращивать трубу надо.
- А у нас больше трубы нету, - пожаловался Рудик.
- Трубу найдем, - сказал Мигалкин. Он помолчал, закуривая,
вздохнул, словно вспомнил что-то. - А я даже испугался было. Что такое
- у "Геркулеса" дым? Пожар не пожар, а резать не время Весной будут
резать. А жалко!
- Он же старый, - сказал Рудик Карельский, - никуда уже не
годен...
- Это верно, старый, - согласился Мигалкин. - Старый, зато
заслуженный. Пароход, можно скачать, геройский. Он, может, ордена
боевого Красного Знамени достойный!
- Ордена? - удивились ребята. - За что?..
- То-то и оно - за что? - Мигалкин снял ушанку, присел. - Вы
думаете, "Геркулес" только баржи таскал? А вот и не только. Он, если
хотите знать, в гражданской участвовал, воевал против белогвардейцев и
интервентов. На нем орудие и пулеметы были. Когда белые на своих судах
вверх по реке хотели прорваться, "Геркулес" им дорогу преградил.
Больше двух часов шел бой на реке - не пропустили белых и англичан.
Были в этом бою на "Геркулесе" убитые и раненые. Потом к нашим в
подкрепление прибыли балтийские моряки и путиловские рабочие из
Петрограда. Еще и другие бои вел этот пароходик... А один раз под
огнем белых доставил на наши позиции боеприпасы. Как раз успел
вовремя, когда стрелять уже было нечем и наши отходить собирались. Вот
тогда осколком снаряда убило капитана "Геркулеса" Василия Гавриловича
Прилуцкого. Понятно вам, какой это буксир?..
Молча слушали мальчики старика.
- А потом что? - спросил Костя.
- Потом залатали пробоины, что от белогвардейских снарядов
остались. Это уже когда Советская власть у нас полностью установилась.
Плавал "Геркулес" еще лет тридцать, баржи буксировал. Еще и в
Отечественную войну трудился.
Мигалкин рылся в карманах полушубка и пиджака и никак не мог
отыскать спички. Костя подал ему свою коробку.
- Так зачем же его резать? - спросил он.
- Затем, что бесполезный стал. На металл, - сказал Рудик. -
Знаешь, сколько металла нужно!
Мигалкин молчал, о чем-то раздумывая.
- Он же революционный пароход, - сказал Костя.
- Все равно как броненосец "Потемкин", - добавил Володя.
- Как "Аврора"! - закричали другие ребята.
- Сказали тоже, как "Аврора"! - засмеялся Рудик
- А и верно, как "Аврора", - сказал Мигалкин. - Наша маленькая
"Аврора". Моя воля, я бы не стал "Геркулеса" на металл сдавать.
Сохранил бы для тех, кто революции и гражданской войны не видел.
Сохранил бы для закалки революционного металла в душе человеческой.
Такой металл нам тоже нужен!
Старик даже сам удивился, как это у него такие слова нашлись. А
ребята не заметили его смущения, загалдели:
- Его бы в музей превратить.
- Сюда бы экскурсии стали ходить, как на "Аврору" и в Музей
Революции.
- Директор не разрешит, - сказал Рудик. - В затоне план по сдаче
металлолома.
- План-то оно, конечно, план... - раздумчиво заметил Мигалкин. -
А вот, может, этот буксир не только металлолома, а и всякого золота
нам дороже. Вы ко мне, ребята, за трубой приходите. До весны еще
далеко. Обогреем пароход, тогда каюту помоете.
- Хорошо бы здесь повесить портрет капитана, который погиб...
Косте Глушкову "Геркулес" уже виделся настоящим музеем.
- У Василия Гавриловича дочь жива, - вспомнил Мигалкин. - Если ей
написать, может быть, карточку пришлет.
- А карточку увеличить или перерисовать, - сказал Костя. - И
назовем буксир Малым музеем Революции!
- Ребята, пойдем к директору школы, расскажем о "Геркулесе", а он
директору затона позвонит.
- Лучше прямо самим к директору затона.
- В случае чего, вы, парни, в райком партии, - посоветовал
Мигалкин и подмигнул: - Вас там раньше всех других примут. И я тоже
слово скажу: не годится, мол, заслуженное судно на слом.
Мигалкин ушел, напомнив ребятам, чтобы приходили за трубой.
Когда возвращались домой, уже темнело.
- Рудик, а твой батя не поможет? - спросил Костя.
- Что ты! - отмахнулся Рудик. - Отец матери сказал: "Геркулес" -
это наше спасение! По металлолому..."
- А матери-то почему? Она ведь не в затоне работает.
- Он маме все говорит. Что-то на работе не получается - он дома
сердится и говорит. Я-то все слышу. Знаешь, Костя, другой раз даже
жалко его.
- А чего жалко? Он на доске Почета!
- Ох, Костя, Костя!.. Ничего ты не понимаешь! Тебе легко - у тебя
батька только слесарь... А мой отец говорит, сам слышал: "К черту это
главное механичество! Пойду токарить. Или стармехом на судно. У меня
инженерного образования нет. А с меня требуют, чтобы все механизмы..."
Вот тебе и доска Почета!
По просьбе ребят директор школы позвонил директору затона.
- Да, - сказал директор после телефонного разговора, - к
сожалению, ничего не получается. План по сдаче металлолома - это раз;
где стоять пароходу - вопрос, это два; кто его будет охранять,
отапливать, нужны штатные единицы - это три... И вообще...
- Да... - сказал Костя, когда ребята в растерянности стояли у
школы. - И вообще...
- Мигалкин сказал, что нужно в райком.
- Пойдемте сначала к Мигалкину. Он живет рядом с нами.
Старик сидел на кухне и чистил картошку.
- Здравствуй, пионерия! - приветствовал Мигалкин ребят. - За
трубой? Сейчас, сейчас... Есть у меня кусок, все равно выбрасывать,
все равно в металлолом.
- Товарищ Мигалкин, - в замешательстве начал Костя, - мы не за
трубой. "Геркулеса" не разрешают... резать будут.
- Значит, резать... А трубу в металлолом вместе с "Геркулесом". -
Старик стоял, держа в руке нож, которым чистил картошку. - А может
быть, и этот нож в металлолом?.. И все металлическое. Нож переплавим,
сделаем ложку. А картошку чем чистить? Нет, трубу в металлолом можно,
а нож и "Геркулеса" нельзя. Тут думать надо. Что можно и что нельзя...
Стояли в маленькой кухоньке пятеро мальчишек и старый
судоремонтник-пенсионер, стояли и молчали, не зная, что делать.
- А если трубу в металлолом и еще что-нибудь в металлолом, -
сказал Рудик, - тогда и буксир не нужно резать.
- А что еще? Труба да у нас две старые кровати в сарае, -
вспомнил Костя. - А еще что?
- А сколько весит "Геркулес"?
Мигалкин взял у Кости шапку.
- Садись, пиши! Вот бумага.
В тот же день ребята принесли директору загона письмо. Они сидели
в кабинете притихшие и ждали решения директора. А он, чуть
нахмурившись, читал:
"..."Геркулес" - заслуженный, революционный пароход. Мы, ученики
средней школы, просим его не резать и сохранить в память о героической
борьбе наших отцов и дедов за Советскую власть, превратить пароход в
Музей Революции. А мы всей школой обязуемся собрать для государства
столько металлолома, сколько весит "Геркулес"..."
Директор отложил письмо и с улыбкой оглядел мальчишек, сидящих
около него полукругом. Он был молод и тоже не участвовал в гражданской
войне.
- Значит, музей...
- Ну да, Малый музей Революции, - сказал Костя.
- Так что, ребята, добро! Два хороших дела. Судно, конечно, нужно
подновить. Поможем. А экспонаты для музея - дело ваше. По рукам,
действуйте!
И директор на прощание пожал руки маленьким делегатам.
Я мог бы рассказать, как ребята собирают металлолом, как любовно,
по-следопытски разыскивают старые фотографии, письма и газеты времен
гражданской войны. Это лишь удлинит рассказ. Но я уже вижу, как наши
мальчишки поднимают на маленьком заслуженном кораблике красный флаг -
флаг с серпом и молотом на Малом музее Революции.
---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------
(Сборник "Мы поднимаем якоря")
Северо-Западное книжное издательство
1972
- А вы знаете, что такое якорь?..
Этот вопрос даже обидел меня.
Подумаешь, якорь! Да это известно каждому мальчишке, каждой
девчонке, хотя бы они и жили за тысячу миль от моря и никогда не
видели судна. А я за последнее время перечитал уйму морской литературы
- штормовых романов, штилевых повестей, рейдовых рассказов и
всевозможных абордажно-яхтенных учебников, словарей и справочников. Но
я мог и не читать всех этих книг, чтобы ответить, что такое якорь.
Весной я закончил десятилетку, получил аттестат зрелости и летом
решил временно поработать в редакции местной газеты.
Несколько дней назад меня вызвал заведующий нашим отделом и
сказал:
- Слушай, Ершов, есть возможность отличиться! Блистательная тема
- море! Передовой теплоход "Амур" в прошлую навигацию получил
переходящий вымпел. Капитан на нем опытный моряк. Команде "Амура"
скоро присвоят звание экипажа коммунистического труда. Как, по-твоему,
это тема?..
- Тема, - согласился я и загорелся: - Напишу очерк на подвал.
- Если хорошо, то можешь писать на два подвала, - расщедрился
заведующий. - Недавно "Амур" ушел в первый рейс. Вернется - сразу же
отправляйся на него. А в эти дни почитай что-нибудь такое, о морях и
океанах. Настройся, понимаешь, настройся!
Я понимал. Когда рабочий день в редакции закончился, я поспешил в
библиотеку.
В тишайшем читальном зале я боролся со штормами, сражался с
пиратами, гарпунировал китов. Я поднимался по трапам на палубы
фрегатов, бригов, шхун, яхт, пароходов и теплоходов, заходил во все
портовые города, на необитаемые острова, в гавани, бухты и лагуны. Из
морских словарей я узнал, что флаг "А" по международному своду
сигналов означает: "Произвожу испытание скорости", а ящичные суда (на
последнюю букву в алфавите) служили для перевозки сыпучих грузов и
теперь они не строятся.
Если эти ящичные суда больше не строятся, то зачем они мне? Ну
пусть, на всякий случай. А вдруг после очерка об экипаже
коммунистического труда я надумаю написать исторический морской роман!
Словом, я перегрузился морскими знаниями и романтикой сверх
ватерлинии и эти знания взвивались над моим клотиком. Выражать свои
мысли иначе я уже не мог.
Вопрос о якоре мне задал на причале моряк. Я пришел сюда
встречать теплоход "Амур", чтобы побеседовать с командой и потом
писать очерк. С виду моряк мне понравился - высокий, плечистый,
блондинистый, с открытым добрым взглядом. Было ему лет сорок.
- Скажите, пожалуйста, - обратился я к нему, - "Амур"
пришвартуется к причалу или бросит якорь на рейде?
"Пришвартуется", "причал", "на рейде" - эти слова должны были
свидетельствовать о немалых моих морских познаниях.
Моряк чуть заметно поморщился, а потом загадочно усмехнулся, но
ответил тоже вежливо хрипловатым, но приятным баском:
- "Амур" - теплоход грузо-пассажирский. На нем находятся
пассажиры, и он, конечно, подойдет к причалу.
Затем последовал этот странный - глупый или каверзный - вопрос:
"А вы знаете, что такое якорь?"
Придав себе вид обиженного, я ничего не ответил. Я уже не
школьник, чтобы меня экзаменовать. Пусть не думает, что я уж совсем
ничего не смыслю в морском деле.
Правда, я не моряк, и мне никогда не приходилось бывать в море.
Я, как уже говорил, только собирался написать о моряках "Амура" очерк
для нашей газеты. Для этого и штудировал произведения маринистов и
учебники морской практики.
А может быть, моряк хотел посмеяться, разыграть меня? Я знал, за
моряками такое водится. Любят подшутить над невеждами и новичками. Но
хотя я не бывал в море, хотя вид у меня был совсем не моряцкий,
невеждой я все же себя не считал. Во всяком случае драить наждачной
шкуркой тот же якорь или колосники меня никто бы не заставил.
Мы стояли на причале, к которому прижимались каботажные
теплоходы, неуклюжие лихтеры и грязноватые работяги-буксиры. Нежнейший
юго-западныи ветерок чуть заметно шевелил флаги и вымпелы на
бесчисленных мачтах и флагштоках. Он был бессилен приподнять даже
легкую сухую материю. Безмятежная вода гавани была неопределенного
цвета, и я, забыв о моряке, раздумывал, как буду такую воду
изображать. В голову лезли тысячу раз использованные "плавные воды",
"зеркальная гладь", "чистые струи", "отраженные облака" и прочий
словесный балласт.
Не знаю, что в эти минуты выражало мое лицо, но только моряк
сказал тем же хрипловато-мягким баском:
- Вы, я вижу, обиделись. Но в самом деле нехорошо говорить
"бросить якорь". Якорь - это символ! Как чудесно сказал один писатель:
"Якорь - символ надежды". От якоря очень часто зависит участь судна,
хотя он и небольшой по сравнению с самим судном. И ни один корабль,
заметьте, без якорей в море не выйдет. Кроме того, якорь -
материальная ценность, он стоит не так уж дешево. Зачем же его
"бросать"? Якоря бросают только в романах и нередко даже в морских
газетах. А моряки якоря отдают.
Я внимательно слушал незнакомца. Вот это здорово, черт возьми! Я
бы, наверное, в своем очерке тоже "бросил якорь" или наплел еще
какую-нибудь околесицу, а потом моряки надо мной потешались бы. Книги
- дело хорошее, но, оказывается, чтобы писать, нужно, кроме книг,
знать еще и кое-что другое.
- Скажите, а какой писатель назвал якорь символом надежды? -
спросил я.
- О, это отличный писатель-маринист, - ответил моряк. - Джозеф
Конрад. Читали?.. Это не якоребросатель. Конрад сам моряк,
судоводитель и хорошо знает жизнь моряков.
Оказывается, этот моряк не профан и в литераторе. Совсем неплохо
бы познакомиться с ним поближе.
- Вы интересовались "Амуром". Вы, вероятно, из редакции? Хотите
что-нибудь написать?
Удивительно, как он угадал? Неужели по моему виду можно
заключить, что я из редакции? Кроме того, он раскусил мой замысел,
вернее - задание, которое мне дали в редакции
- Вообще-то я работаю в редакции, - уклончиво ответил я и
стыдливо соврал: - Но здесь по другому делу... встречаю знакомого, он
приезжает на "Амуре"... А писать о моряках не собираюсь. Я и в море
никогда не бывал.
Последние слова были святой правдой.
Моряк оживился.
- А вы сходите в море, ну хотя бы на один рейс. Тогда напишите.
Может быть, станете нашим советским Станюковичем. - Он протянул мне
руку: - Капитан "Амура" Краев.
Капитан "Амура"?.. Я стоял пораженный, даже забыв протянуть в
ответ свою руку.
- Как же так?.. "Амур" идет с моря, а капитан... а вы на
берегу...
- Ничего особенного. Только вернулся из отпуска. А сейчас за меня
на судне старпом.
Я пожал капитану Краеву руку и тоже представился:
- Вячеслав Ершов, корреспондент местной газеты.
- Очень хорошо, очень приятно. Так собирайтесь с нами на "Амуре"
в следующий рейс. Покачаетесь, посмотрите, и пусть будет ваш якорь
чист. - Капитан взглянул на часы и попрощался.
Он пошел к проходным воротам, пошел не вразвалочку, не враскачку,
а спокойной походкой нормального человека. Почему-то считается, что
все моряки должны ходить вразвалку.
Я многое прочитал о море и о морской практике, и все-таки в
разговоре с первым встречным моряком попал впросак "бросил" якорь, а
его можно только отдавать.
"Пусть будет ваш якорь чист", - сказал мне капитан "Амура".
Позднее я узнал: "якорь чист" - значит, якорная цепь свободно прошла
клюз и якорь без задержек поднят. Судно уходит в море.
И я решил последовать совету капитана Краева. пойти на "Амуре" в
рейс.
Скоро мы поднимем якоря.
---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)
---------------------------------------------------------------
(Сборник "Мы поднимаем якоря")
Северо-Западное книжное издательство
1972
Своего прадеда я никогда не видел, но много слышал о нем от деда.
Рассказывал дед, что был его отец, Иван Никанорович Куликов, человеком
словно из дуба мореного. Участвовал Иван Никанорович в Синопском бою
и, по словам деда, видел даже самого Нахимова. Слыл он в Поморье
безбожником, посмеивался над попами и монахами. Побывал прадед во всем
мире, повидал моря и океаны, разные города и страны. Словом, человек
бывалый, доброй морской закваски.
Суеверий у моряков раньше было сверх ватерлинии1. Но мой прадед
на все поплевывал и верил только в одно: в несчастье понедельников. В
первый день недели он не начинал никакого дела и уж, конечно, никогда
в этот день не выходил в море. На седьмом десятке Иван Никанорович все
еще плавал шкипером. Был у него славный трехмачтовый парусник "Апостол
Павел", а принадлежал этот "апостол" купцу-негоцианту Курову. Куров
любил Ивана Никаноровича, ценил его, как опытного, надежного
судоводителя. Под началом Ивана Никаноровича Куликова "Апостол Павел"
приносил Курову изрядные прибыли, и старые моряки подшучивали: "Кулик
да кура живут душа в душу".
1 Линия, совпадающая с уровнем воды при полной загрузке судна.
Но вот старый купец, как говорят моряки, "отдал концы", и все его
большое торговое дело по завещанию перешло к сыну, Курову-младшему.
И тут началось. Началось с понедельника. А прадед мой так до
конца жизни и не понял, приносит ли понедельник несчастья или это
такой же обычный день, как все остальные дни недели.
Судите сами. "Апостолу Павлу" предстоял длительный и трудный
рейс. И отход судна хозяин, Куров-младший, назначил на понедельник.
Шкипер Куликов запротестовал: "Не пойду в понедельник, утром во
вторник выйду в море". Молодой хозяин настаивал на своем. Хозяин и
шкипер не на шутку повздорили.
Была раньше у моряков поговорка, вроде она из песни: "Свет не
клином сошелся на твоем корабле, дай, хозяин, расчет!" Эту поговорку в
ссоре и выкрикнул мой прадед. Так они и расстались, так Иван
Никанорович покинул своего любимца "Павла".
"Апостол Павел" с новым шкипером отплыл в море в понедельник, а
Иван Никанорович, хотя и крепкий был человек, загрустил, затосковал и
даже захворал, должно быть, от обиды, от переживаний. Плавать ему уже
больше не пришлось.
Через три месяца "Апостол Павел" вернулся в порт целехонький,
невредимый. Не было ни одной аварии, ни одного несчастного случая. А
бывший его шкипер еще больше занедужил, узнав о благополучном рейсе,
начавшемся с понедельника. Вскоре он умер. Кто знает, может быть, не
уйди он с "Павла", плавал бы Иван Никанорович счастливо и удачно еще
много лет. Только упрямый старик перед смертью все еще твердил: "Эх,
напрасно я ушел с судна в понедельник!" Вот и поймите его, и судите
сами.
Мой дед и мой отец тоже были моряками. Море они оба любили и о
профессии своей всегда говорили с гордостью. Но, как я замечал,
понедельник был для них тоже не по душе. Отец капитанил даже в наше,
советское, время, а проделывал, говорят, такие штуки: если отход
назначен на понедельник, отшвартуется, выйдет на бар, а там отдаст
якорь и ждет до полуночи, то есть до начала вторника.
Между тем, дед рассказывал одну, слышанную им где-то любопытную
историю. Молодой капитан, противник всяких суеверий, поспорил со
старыми капитанами. Спор происходил как раз в понедельник. "Ладно, -
сказал молодой капитан своим противникам, - докажу вам, что все это
чепуха, ваши понедельники!"
Было дело еще в старые времена, и молодой капитан являлся, видно,
человеком состоятельным. Задумал он построить судно, и, заметьте,
задумал в понедельник, во время спора со старыми капитанами. Заложил
он судно на верфи тоже нарочно в понедельник, спустил на воду в такой
же день недели, назвал свое новое судно "Понедельником" и в первый
рейс отправился в понедельник. И плавал "Понедельник" много десятков
лет безаварийно, и лишь по ветхости был поставлен на корабельное
кладбище.
Я, например, как и мой прадед, далек от всяких суеверий. Кошка
перебегает дорогу - иду и даже не думаю о каких-нибудь неприятностях.
Да их и в самом деле в тот день почти никогда не случается. Женщина с
пустыми ведрами навстречу - я этой женщине улыбаюсь, хотя примета и
дурная. Левая ладонь зудит - примета хорошая, деньги получать. А в
этот день кассиру в банке в деньгах отказывают. Вот вам и левая
ладонь! Все приметы и суеверия идут, как говорят, насмарку. И вот
только понедельник...
Правда, в понедельники со мной тоже ничего дурного не случалось.
Но как-то так, по дедовскому обычаю, часто я раньше побаивался этого
дня.
А недавно со мной произошел такой случай.
Проснулся я утром в сквернейшем настроении. Слышу звон разбитого
стекла. Оказывается мой сынишка задумал дома в футбол поиграть и
угодил мячом в окно. Жена на кухне ворчит. Знаю, это ко мне относится.
Вчера я провинился перед ней - задержался с друзьями и вернулся домой
поздно.
День начинался с неприятностей. Взглянул я на настенный
календарь, так и есть: понедельник. И все сразу стало понятно. Дальше
и худшего можно ожидать.
Поднялся с кровати, оделся. Смотрю - на кителе пуговицы не
хватает. Порылся в шкатулке - нет подходящей якореной, светлой
пуговицы.
На улице ветер с дождем, и хлещет прямо в разбитое стекло оконной
рамы. За новым стеклом в магазин нужно идти, да и жена мимоходом
намекнула: булок к чаю нет. Порылся я в карманах и обнаружил несколько
копеек. Даже выругался: проклятый день! Сегодня не жди удачи. Так оно
и получилась.
У жены денег просить не стал. Зашел к одному знакомому. Его дома
не оказалось. У другого, мало знакомого моряка все же удалось занять
три рубля. Зашел в булочную - булки еще не привезли. Магазин
хозяйственных товаров (хотел купить стекло) был закрыт. Решил
постричься - в парикмахерской очередь часа на два. Вот, думаю,
понедельник, чертов день!