Страница:
– Доброе утро всем!
Затем он улыбнулся и, к ужасу Марджи, властно обнял ее за талию и во всеуслышание сообщил:
– Я только что разговаривал с лечащим врачом нашего сына, и он сказал, что сегодня выпишет его.
На мгновение около кофейного автомата стало совсем тихо, а затем Норманн сказал:
– Эту приятную новость я узнал несколько минут назад от Марджи, и… Словом, я загляну на секунду в палату и хотя бы просто поздороваюсь с Шоном.
– Он будет рад увидеть тебя. – Марджи взяла Норманна под руку с твердым намерением отвести его подальше от Фернандо.
Они вместе вошли в палату, где сидел в кроватке маленький больной. Шон действительно обрадовался, когда увидел в дверях Норманна, да еще с коробкой его любимых конфет. Но его лицо буквально расплылось в широчайшей улыбке, когда вслед за нежданным посетителем в палату вошел отец. Фернандо привез ему пижаму и пару теннисок с изображениями знаменитой футбольной команды Испании. Шон любовался то одной футболкой, то другой и восторженно повторял:
– Ух ты, па! Ух ты… Спасибо, папуль! Спасибо.
– Я думал, тебя оставят здесь еще на ночь, – с улыбкой заметил Фернандо. – Ну а поскольку ты выписываешься, придется все везти обратно.
Норманн, обращаясь к Марджи, спросил:
– Как я понимаю, о нашем сегодняшнем ужине не может быть и речи?
Марджи помнила о том, что еще неделю назад они договаривались с Норманном вместе поужинать, но в суматохе, связанной с неожиданным заболеванием Шона, она просто не успела предупредить его, что не сможет составить ему компанию.
– Пожалуйста, извини, Норманн, но я сейчас не могу оставить сына, даже если рядом с ним будет его отец или бабушка, – ответила она. Ей хотелось побыть с малышом один на один и серьезно задуматься о том, как строить их жизнь дальше – оставаться здесь, в Нью-Йорке, или переехать с Фернандо в Испанию. – Давай поужинаем вместе как-нибудь в другой раз, – сказала Марджи и, зная, что Фернандо прислушивается к их диалогу, нарочно добавила: – Надо будет выбрать такой день и место, чтобы мы могли полностью расслабиться и получить от встречи настоящее удовольствие.
– Хорошо, – тут же согласился с ней Норманн. – Я закажу для нас столик на следующей неделе.
Марджи искоса наблюдала за обоими мужчинами и сравнивала их. Норманн был одет довольно скучно: бледно-серая рубашка и черные брюки. Фернандо вернулся в больницу в голубых джинсах и белой хлопчатобумажной рубашке и выглядел отдохнувшим, уверенным в себе и жутко сексуальным.
– Марджи, – ее руки коснулась рука матери, – мне пора ехать, дочка. Позвоню попозже.
– Хорошо, ма. Спасибо за все. – Женщины чмокнули друг друга в щеки.
– Не принимай никаких скоропалительных решений, – шепнула ей на ухо Джина.
Марджи тут же мысленно расшифровала закодированное наставление матери: «Не отворачивайся от Фернандо».
– Я могу вас подбросить на своей машине, миссис Уайет, – сказал Норманн, поднимаясь со стула. – Мне все равно нужно ехать в том же направлении.
– Вы очень любезны, Норманн. С удовольствием прокачусь с вами. – Джина помахала рукой Фернандо и, погладив по головке Шона, ласково сказала ему: – До скорого свидания, мой милый. Я рада, что ты снова здоров.
– До понедельника. – Норманн наклонился и на прощание поцеловал Марджи.
– Я еще не знаю, Норманн, выйду ли в понедельник на работу. Неизвестно, как будет чувствовать себя Шон.
– Но ведь в понедельник ты должна брать интервью, – напомнил ей Норманн. Он нахмурился и добавил: – Разумеется, если Фернандо внесет в твой рабочий график коррективы, тогда вопрос можно считать закрытым…
– Такие вопросы не относятся к моей компетенции, Норманн, – мягким голосом заметил Фернандо. – Ими занимается Керк Сэлинджер. Отныне интервью и прочие текущие дела журнала входят в круг его обязанностей.
Как только дверь за Норманном и Джиной закрылась, Марджи бросила на Фернандо негодующий взгляд. Неужели он решил целиком возложить функции главного редактора на директора компании Сэлинджера, чтобы таким образом помешать ей занять эту должность?
– Не смотри на меня волчицей, Марджи, – сказал Фернандо. – Я в самом деле не имею никакого отношения к интервью, очеркам, статьям и другим материалам.
– Нет, имеешь! Ведь ты хозяин журнала.
– И чего же ты добиваешься? Чтобы я лично похлопотал за тебя, нажал на все тайные педали? – спросил он спокойным тоном.
– Я вовсе не это имею в виду! – вспыхнула она. – Я совсем не хочу, чтобы ты вмешивался в мои профессиональные дела. Я хочу добиваться успехов в своей карьере сама, без посторонней помощи и вмешательства.
– Ну и прекрасно. А я не собираюсь вмешиваться в твои профессиональные дела.
Она не верила ему, но для продолжения дискуссии уже не было времени, потому что в этот момент в палату вошел доктор Макнэйр и занялся обследованием Шона.
– Ему стало значительно лучше, – сказал врач и, весело улыбнувшись отцу и сыну, что-то записал в блокноте. – Ваш мальчик – настоящий маленький гладиатор. Его иммунная система бесстрашно ринулась в бой с инфекцией и победила ее гораздо быстрее, чем я ожидал. Но вы должны будете в течение ближайших нескольких месяцев внимательно наблюдать за ним, чтобы упредить любой рецидив болезни.
– Мы обязательно будем помнить о вашем указании, доктор. Спасибо, что помогли сыну, – сказал Фернандо и стал собирать вещи Шона, между тем как Марджи занялась его переодеванием.
– Ты вернулась сюда на машине? – спросил ее Фернандо и подхватил Шона на руки.
– На такси.
– Хорошо. Тогда мы поедем на моем «пежо», – сказал он и перекинул через плечо сумку с вещами сына. – Ну а теперь – вперед, дети мои.
Фернандо ехал довольно быстро и в то же время достаточно осторожно, чтобы не оказаться причастным к какому-нибудь дорожному недоразумению. Марджи молчала и с улыбкой слушала не прекращавшийся ни на минуту щебет Шона. Перед ее глазами то и дело всплывало лицо врача, внушавшего им, что они должны внимательно наблюдать за сыном во избежание повторной вспышки болезни. Мысль о том, что коварный вирус может каким-то образом воскреснуть, не на шутку пугала ее.
– С тобой все в порядке? – Фернандо бросил на нее беглый взгляд. – Если ты действительно намерена взять это интервью в понедельник, я могу остаться с Шоном.
– Спасибо, ты очень любезен, но… я вынуждена отказаться от твоих услуг, потому что я решила не рваться на новую редакторскую должность.
Фернандо искоса взглянул на нее, и одна его бровь изогнулась высокой дугой.
– Означает ли это, что ты… – Но он не договорил – она перебила его:
– Это означает, что я долго думала над словами доктора Макнэйра и пришла к выводу: всякая работа для меня, какой бы престижной и высокооплачиваемой она ни была, – ничто по сравнению со здоровьем моего сына. – Марджи уставилась на свои руки, плотно сжатые в замок и неподвижно лежавшие на коленях. – Поэтому я решила не карабкаться изо всех сил по служебной лестнице, и мне, может быть, даже придется работать за меньшую ставку, но зато я буду посвящать больше времени Шону.
– Что ж… Ты приняла незаурядное решение.
– Я знаю… – Ее губы тронула слабая улыбка. – Сын – самая большая ценность в моей жизни.
Спустя несколько минут Фернандо остановил машину перед ее домом и мягким голосом спросил:
– Не означает ли это, что ты настроена поехать со мной в Испанию? – Не дождавшись ответа, он взял ее руку в свою, и она тотчас почувствовала во всем теле жар и сладострастный трепет. – Должность главного редактора «Ветра перемен» освободится не раньше середины сентября, – сказал он. – Так что вы с Шоном могли бы провести лето на моей вилле, и за это время ты обдумала бы и решила вопрос о своей работе.
Предложение показалось Марджи весьма заманчивым. Но когда Фернандо излагал его, не имел ли он также в виду, подумала она, что до осени ей следовало бы решить и другой вопрос – выходить или не выходить за него замуж?
– Ты собираешься ехать в Испанию, па?
Тоненький голосок Шона заставил их на секунду замереть. Последние пять – десять минут его щебет уже не раздавался с заднего сиденья, и оба взрослых совсем выпустили из виду, что ребенок мог слышать, о чем они разговаривают.
– Пока я только думаю о такой поездке, сынок.
– Она будет деловая? – Шон уже привык к тому, что время от времени отец летал ненадолго в Европу по всяким рабочим делам.
– Мы поговорим об этом с тобой в другой раз, Шон, – уже не столь мягким голосом ответил Фернандо.
Марджи нравилось, что он старается избегать лжи, когда беседует с сыном. По существу, ей нравилось все в его поведении по отношению к Шону.
Обращаясь опять к ней, Фернандо сказал:
– Почему бы тебе не пригласить меня на домашний ужин? За вечерней трапезой мы могли бы продолжить нашу беседу.
– Конечно же, ма, пусть папа поужинает вместе с нами, – с энтузиазмом поддержал отца сын, – а я потом покажу ему, какую я соорудил железную дорогу!
В черных глазах Фернандо затанцевали смешинки, и он, повернувшись к ней, спросил:
– Ну что скажешь?
Марджи не колебалась и доли секунды; пожав плечами, она ответила:
– Что ж, милости прошу.
Марджи испытывала какое-то странное чувство, находясь в кухне и зная, что Фернандо в это время играет наверху с Шоном. Она прислушивалась к отдаленному шуму игрушечного поезда и звонкому смеху сына и счастливо улыбалась, получая от этих звуков необъяснимое удовольствие. Шон вряд ли был бы сейчас в таком приподнятом настроении, если бы с ним не забавлялся отец… А если бы она не пригласила Фернандо в дом, их сын наверняка впал бы в уныние и ее слух не ласкал бы так его веселый смех.
Тогда как же ей следует поступить? Переехать с ним и Шоном в Испанию и там начать новую жизнь?
Но брак без любви – не выход из положения, сурово одернула она себя. А ее сердце не горело любовью к этому человеку, разве не так?… Вчерашний эпизод в спальне был просто минутным проявлением ее слабости. Просто ей вдруг захотелось мужчину и, может быть, даже не обязательно его. Просто захотелось секса; захотелось оказаться в постели, может быть, даже с любым мужчиной. С любым ли?…
Фернандо поднялся с пола, оставив Шона наедине с гремящими вагончиками и мигающими светофорами, и спустился на первый этаж. Дверь в кухню была приоткрыта, но он не стал сразу проходить вперед, а прислонился к косяку и несколько минут наблюдал за Марджи, которая, казалось, не заметила его появления. Погруженная в свои мысли, она стояла у кухонного стола и нарезала тоненькими кусочками перец, а затем аккуратно опускала эти кусочки в сковородку с шипящим маслом. Интересно, о чем она сейчас думает…
Косые лучи предзакатного солнца густо струились в окно позади нее, мягко скользили по ее длинным светло-русым волосам, а когда она поворачивала голову, они, казалось, рассыпались на мириады мерцающих искорок по всей комнате. Часть этих искорок оседала на ее гладкой коже, темных ресницах, пухлых губах. Он заметил, как ее голубое платье плотно облегало грудь, бедра, каждый изгиб упругого тела, и ему вдруг вспомнилось страстное, безудержное притяжение, которое, словно вспыхнувшая электрическая дуга, так внезапно возникло вчера между ними. Ему пришлось сжать в кулак всю свою волю, чтобы отступить от нее, сделать шаг назад. А ему так хотелось дойти до конца и овладеть ею… И это же, вчерашнее, желание проснулось в нем сейчас, только оно было еще более неистовым.
Разумеется, она не могла бы отвечать ему такой же страстной и глубокой взаимностью, если бы в самом деле была влюблена в Норманна. Но неожиданно в его памяти всплыл эпизод в их отношениях, когда она все-таки ответила ему страстью, несмотря на то что уже любила в то время другого. И другим был не кто иной, как его родной брат.
Фернандо вспомнил, каким страдальческим сделалось лицо Ники, когда он признался младшему брату, что встречается с Марджи. Страданием были пронизаны и слова брата, которые до сих пор не выходили из головы Фернандо: «Как ты мог так поступить со мной, Фернандо? Ведь она моя, черт бы тебя побрал!… На этой женщине я собираюсь жениться…»
Когда Фернандо сказал в тот день Ники, что встречается с Марджи, у того не возникло даже подозрений о существовании интимной связи между боготворимой им женщиной и его старшим братом. Во время того разговора с Фернандо он лишь наивно воскликнул: «Неужели тебе непонятно, почему она встречается с тобой? Только из-за карьерных соображений – она рассчитывает на твою помощь. Но любит Марджи меня… Она бережет себя для меня, и интимной близости между нами не было до сих пор лишь по одной причине: мы хотим, чтобы наша свадебная ночь стала особенной».
Однако свадьбе не суждено было состояться.
Теперь Фернандо пытался вычеркнуть из памяти тот горький разговор с братом, но у него ничего не получалось. Он любил Ники, и воспоминания о той боли, которую он причинил ему, чувства глубокого сожаления и вины до сих пор терзали его. Иногда в кошмарных сновидениях перед ним всплывало лицо брата, искаженное яростью, со слезами, обильно льющимися по вздрагивающим щекам и подбородку.
Тот разговор, с первых же фраз вылившийся в тяжелую ссору, долго преследовал Фернандо. Чувство вины перед братом было настолько мучительным, что порой он не мог спокойно смотреть в глаза Марджи. И тем не менее в нем никогда не угасало желание целовать ее, обладать ею, заключать в свои объятия… Его стало тянуть к ней еще больше после того, как месяц или полтора назад он увидел ее вместе с Норманном. Они выходили из ресторана, и рука мужчины уверенно лежала на талии Марджи. Она не заметила его. Не заметила, насколько он был шокирован увиденной картиной. И в этот самый момент он с пронзительной ясностью осознал, что ему не следует больше сожалеть о прошлом. Отныне он должен смотреть в будущее, которое теперь представлялось ему неотделимым от Марджи и Шона.
Фернандо шагнул вперед, и Марджи, увидев его, удивленно воскликнула:
– И долго ты здесь стоял?
– Недолго. Тебе чем-то помочь?
– Нет, спасибо. Все находится под контролем.
Если бы так оно и было на самом деле! Возможно, приготовление пищи было под контролем, но только не ее тело и чувства. По крайней мере, только не в эту минуту. Он был слишком близко, чтобы она могла сохранять равновесие и спокойствие. Ее сразу бросило в жар, нервы превратились в трепещущие провода. Стоит ей сейчас повернуться – и она окажется в его объятиях…
В голове ее в унисон с участившимися ударами сердца застучали слова матери: «Но ведь ты любишь его. И любила всегда… Может быть… тебе пора наконец избавиться от этой глупости из глупостей – гордыни – и сделать шаг навстречу ему?»
– Значит, ты всерьез решила не добиваться повышения в журнале «Время и люди»? – спросил он, продолжая стоять почти вплотную около нее.
– Всерьез.
– Давай уедем вместе в Испанию, Марджи. – Фернандо уперся обеими руками в кухонный стол так, что она оказалась зажатой между его локтями. – Клянусь, тебе там понравится. – Марджи зажмурилась, чтобы не видеть так близко его черных глаз, жадно буравивших ее. -И Шону на земле его предков по отцовской линии тоже наверняка понравится. Ведь он уже почти свободно говорит по-испански и будет чувствовать себя там как дома…
Она молчала.
– Так что же ты думаешь о моем предложении?… Ты согласна? – Он говорил мягким, бархатным голосом. – Я думаю, мы уже достаточно взрослые и сумеем подобрать в браке ключи друг к другу. Мы оба знаем, чего хотим…
И вдруг ее мозг будто пронзила и осветила молния: Марджи бесповоротно поняла, что любит этого человека! Она осознала, что ее мать была права: любовь к Фернандо никогда не уходила из ее сердца, ей удавалось лишь искусно маскировать ее.
Вчера, едва он прикоснулся к ней, она повела себя в точности так же, как вела себя с ним во время их первой встречи пять с половиной лет назад: ее тело, душа, жизнь – все было целиком и полностью в его власти…
– Я никогда не считала для себя возможным выйти замуж по какой-либо иной причине, кроме любви, – тихо пробормотала Марджи.
– А ты любишь Норманна? – Его голос прозвучал жестче и резче.
Она равнодушно пожала плечами и нарочно солгала:
– Может быть…
– Истинно влюбленные никогда не говорят о своей любви таким неуверенным тоном, – с саркастической ухмылкой заметил он.
– Гм… Шон не очень-то тянется к Норманну. Его глаза скользнули по ее губам.
– Если бы я и согласилась выйти за тебя замуж, этот шаг был бы сделан мною только ради Шона. – Ее голос дрогнул; после короткой паузы она добавила: – Никаких других причин для этого нет.
– Разумеется. – Он улыбнулся. – Означает ли это, что ты согласна ехать со мной в Испанию?
Марджи не готова была прямо ответить на его вопрос и начала рассуждать вслух:
– Конечно, я не хочу, чтобы Шон рос без отца… Мне становится не по себе от одной только мысли, что, если я расстанусь с тобой навсегда, для него это обернется тяжелым ударом.
Она отчаянно искала оправдание как для его намерений, так и для своих действий; ее сердце бешено колотилось, а мысли безудержно кружили и неслись неизвестно откуда и куда. Никогда еще в жизни ей не приходилось оказываться на таком трудном перепутье, когда чувства тянули в одну сторону, а рассудок в другую.
– Марджи, спустись наконец на землю! – Его голос прозвучал, как удар гонга, а взгляд черных глаз, казалось, вонзился в ее губы. – Ты выйдешь за меня замуж?
На миг между ними воцарилась невообразимая тишина, и в этой тишине трепетным шепотом было произнесено одно коротенькое слово:
– Да.
Она увидела победную вспышку в его глазах и в ту же секунду возненавидела себя за то, что так легко сдалась. Но она ничего не могла с собой поделать. Потому что стремилась к этому человеку всем сердцем. Потому что любила его.
Фернандо взял в обе ладони ее лицо и сказал:
– Ты никогда не пожалеешь об этом – о том, что приняла единственно правильное решение для Шона и… для всех нас. – А в следующее мгновение он сугубо деловым тоном добавил: – На следующей неделе мы отправляемся в Испанию, где и поженимся. Если я сразу подам заявку на особое разрешение, церемония бракосочетания может состояться в пределах десяти дней.
– Десяти дней? Это слишком быстро!
– Нет, не слишком. – Он нежно погладил ее по щеке. – Мы и так потеряли много времени.
– И все-таки лучше подождать и оформить брак здесь, в Нью-Йорке…
Дав Фернандо согласие, Марджи тут же запаниковала. С одной стороны, ее испугало принятое ею решение, а с другой, она вся так и трепетала от волнения и от предвкушения новой жизни.
– Я знаю, тебе захочется, чтобы на нашей церемонии присутствовали твоя мама и друзья, – сказал он. – Тут никаких проблем не возникнет. Я, не откладывая, закажу для них авиабилеты. Но поженимся мы в Испании, Марджи.
Фернандо говорил твердым, решительным голосом. От быстроты, с какой он действовал, она пришла в полное замешательство. В эту минуту ей хотелось заняться с ним любовью, а сроки свадьбы, полагала она, можно было бы обсудить и попозже.
– Даже не знаю, – тон ее голоса был довольно неуверенный, – но ты, кажется, немножко спешишь.
– Я же сказал, что мы и так потеряли много времени.
– Мамочка, я хочу спать…
Появление сына в дверях оказалось для них полной неожиданностью. Марджи рванулась к нему и с ходу подхватила на руки.
– Устал, маленький? – Ее рука ласково ворошила его волосы. – Сегодня у нас у всех был такой долгий день…
Взглянув на отца, Шон спросил озабоченным голосом:
– Ты еще остаешься поужинать, папуля, ведь да?
Фернандо кивнул, подошел ближе к нему и сказал:
– Отныне, сынок, ты будешь видеть меня гораздо чаще.
Марджи взглянула на Фернандо, прочла вопрос в его глазах, и ее сердце забилось сильно и неровно.
– Сказать ему? – мягко спросил он ее.
Она заколебалась, потому что знала – как только они посвятят во все Шона, ей уже отступать от своего решения будет нельзя.
– Марджи? – Фернандо смотрел на нее с таким напряженным ожиданием, что у нее защемило сердце. И она молча кивнула в знак согласия.
– Да, давай скажем ему все, – сказала она, прижимая к груди сына и с волнением думая о том, что новость об их женитьбе несказанно обрадует его.
9
Затем он улыбнулся и, к ужасу Марджи, властно обнял ее за талию и во всеуслышание сообщил:
– Я только что разговаривал с лечащим врачом нашего сына, и он сказал, что сегодня выпишет его.
На мгновение около кофейного автомата стало совсем тихо, а затем Норманн сказал:
– Эту приятную новость я узнал несколько минут назад от Марджи, и… Словом, я загляну на секунду в палату и хотя бы просто поздороваюсь с Шоном.
– Он будет рад увидеть тебя. – Марджи взяла Норманна под руку с твердым намерением отвести его подальше от Фернандо.
Они вместе вошли в палату, где сидел в кроватке маленький больной. Шон действительно обрадовался, когда увидел в дверях Норманна, да еще с коробкой его любимых конфет. Но его лицо буквально расплылось в широчайшей улыбке, когда вслед за нежданным посетителем в палату вошел отец. Фернандо привез ему пижаму и пару теннисок с изображениями знаменитой футбольной команды Испании. Шон любовался то одной футболкой, то другой и восторженно повторял:
– Ух ты, па! Ух ты… Спасибо, папуль! Спасибо.
– Я думал, тебя оставят здесь еще на ночь, – с улыбкой заметил Фернандо. – Ну а поскольку ты выписываешься, придется все везти обратно.
Норманн, обращаясь к Марджи, спросил:
– Как я понимаю, о нашем сегодняшнем ужине не может быть и речи?
Марджи помнила о том, что еще неделю назад они договаривались с Норманном вместе поужинать, но в суматохе, связанной с неожиданным заболеванием Шона, она просто не успела предупредить его, что не сможет составить ему компанию.
– Пожалуйста, извини, Норманн, но я сейчас не могу оставить сына, даже если рядом с ним будет его отец или бабушка, – ответила она. Ей хотелось побыть с малышом один на один и серьезно задуматься о том, как строить их жизнь дальше – оставаться здесь, в Нью-Йорке, или переехать с Фернандо в Испанию. – Давай поужинаем вместе как-нибудь в другой раз, – сказала Марджи и, зная, что Фернандо прислушивается к их диалогу, нарочно добавила: – Надо будет выбрать такой день и место, чтобы мы могли полностью расслабиться и получить от встречи настоящее удовольствие.
– Хорошо, – тут же согласился с ней Норманн. – Я закажу для нас столик на следующей неделе.
Марджи искоса наблюдала за обоими мужчинами и сравнивала их. Норманн был одет довольно скучно: бледно-серая рубашка и черные брюки. Фернандо вернулся в больницу в голубых джинсах и белой хлопчатобумажной рубашке и выглядел отдохнувшим, уверенным в себе и жутко сексуальным.
– Марджи, – ее руки коснулась рука матери, – мне пора ехать, дочка. Позвоню попозже.
– Хорошо, ма. Спасибо за все. – Женщины чмокнули друг друга в щеки.
– Не принимай никаких скоропалительных решений, – шепнула ей на ухо Джина.
Марджи тут же мысленно расшифровала закодированное наставление матери: «Не отворачивайся от Фернандо».
– Я могу вас подбросить на своей машине, миссис Уайет, – сказал Норманн, поднимаясь со стула. – Мне все равно нужно ехать в том же направлении.
– Вы очень любезны, Норманн. С удовольствием прокачусь с вами. – Джина помахала рукой Фернандо и, погладив по головке Шона, ласково сказала ему: – До скорого свидания, мой милый. Я рада, что ты снова здоров.
– До понедельника. – Норманн наклонился и на прощание поцеловал Марджи.
– Я еще не знаю, Норманн, выйду ли в понедельник на работу. Неизвестно, как будет чувствовать себя Шон.
– Но ведь в понедельник ты должна брать интервью, – напомнил ей Норманн. Он нахмурился и добавил: – Разумеется, если Фернандо внесет в твой рабочий график коррективы, тогда вопрос можно считать закрытым…
– Такие вопросы не относятся к моей компетенции, Норманн, – мягким голосом заметил Фернандо. – Ими занимается Керк Сэлинджер. Отныне интервью и прочие текущие дела журнала входят в круг его обязанностей.
Как только дверь за Норманном и Джиной закрылась, Марджи бросила на Фернандо негодующий взгляд. Неужели он решил целиком возложить функции главного редактора на директора компании Сэлинджера, чтобы таким образом помешать ей занять эту должность?
– Не смотри на меня волчицей, Марджи, – сказал Фернандо. – Я в самом деле не имею никакого отношения к интервью, очеркам, статьям и другим материалам.
– Нет, имеешь! Ведь ты хозяин журнала.
– И чего же ты добиваешься? Чтобы я лично похлопотал за тебя, нажал на все тайные педали? – спросил он спокойным тоном.
– Я вовсе не это имею в виду! – вспыхнула она. – Я совсем не хочу, чтобы ты вмешивался в мои профессиональные дела. Я хочу добиваться успехов в своей карьере сама, без посторонней помощи и вмешательства.
– Ну и прекрасно. А я не собираюсь вмешиваться в твои профессиональные дела.
Она не верила ему, но для продолжения дискуссии уже не было времени, потому что в этот момент в палату вошел доктор Макнэйр и занялся обследованием Шона.
– Ему стало значительно лучше, – сказал врач и, весело улыбнувшись отцу и сыну, что-то записал в блокноте. – Ваш мальчик – настоящий маленький гладиатор. Его иммунная система бесстрашно ринулась в бой с инфекцией и победила ее гораздо быстрее, чем я ожидал. Но вы должны будете в течение ближайших нескольких месяцев внимательно наблюдать за ним, чтобы упредить любой рецидив болезни.
– Мы обязательно будем помнить о вашем указании, доктор. Спасибо, что помогли сыну, – сказал Фернандо и стал собирать вещи Шона, между тем как Марджи занялась его переодеванием.
– Ты вернулась сюда на машине? – спросил ее Фернандо и подхватил Шона на руки.
– На такси.
– Хорошо. Тогда мы поедем на моем «пежо», – сказал он и перекинул через плечо сумку с вещами сына. – Ну а теперь – вперед, дети мои.
Фернандо ехал довольно быстро и в то же время достаточно осторожно, чтобы не оказаться причастным к какому-нибудь дорожному недоразумению. Марджи молчала и с улыбкой слушала не прекращавшийся ни на минуту щебет Шона. Перед ее глазами то и дело всплывало лицо врача, внушавшего им, что они должны внимательно наблюдать за сыном во избежание повторной вспышки болезни. Мысль о том, что коварный вирус может каким-то образом воскреснуть, не на шутку пугала ее.
– С тобой все в порядке? – Фернандо бросил на нее беглый взгляд. – Если ты действительно намерена взять это интервью в понедельник, я могу остаться с Шоном.
– Спасибо, ты очень любезен, но… я вынуждена отказаться от твоих услуг, потому что я решила не рваться на новую редакторскую должность.
Фернандо искоса взглянул на нее, и одна его бровь изогнулась высокой дугой.
– Означает ли это, что ты… – Но он не договорил – она перебила его:
– Это означает, что я долго думала над словами доктора Макнэйра и пришла к выводу: всякая работа для меня, какой бы престижной и высокооплачиваемой она ни была, – ничто по сравнению со здоровьем моего сына. – Марджи уставилась на свои руки, плотно сжатые в замок и неподвижно лежавшие на коленях. – Поэтому я решила не карабкаться изо всех сил по служебной лестнице, и мне, может быть, даже придется работать за меньшую ставку, но зато я буду посвящать больше времени Шону.
– Что ж… Ты приняла незаурядное решение.
– Я знаю… – Ее губы тронула слабая улыбка. – Сын – самая большая ценность в моей жизни.
Спустя несколько минут Фернандо остановил машину перед ее домом и мягким голосом спросил:
– Не означает ли это, что ты настроена поехать со мной в Испанию? – Не дождавшись ответа, он взял ее руку в свою, и она тотчас почувствовала во всем теле жар и сладострастный трепет. – Должность главного редактора «Ветра перемен» освободится не раньше середины сентября, – сказал он. – Так что вы с Шоном могли бы провести лето на моей вилле, и за это время ты обдумала бы и решила вопрос о своей работе.
Предложение показалось Марджи весьма заманчивым. Но когда Фернандо излагал его, не имел ли он также в виду, подумала она, что до осени ей следовало бы решить и другой вопрос – выходить или не выходить за него замуж?
– Ты собираешься ехать в Испанию, па?
Тоненький голосок Шона заставил их на секунду замереть. Последние пять – десять минут его щебет уже не раздавался с заднего сиденья, и оба взрослых совсем выпустили из виду, что ребенок мог слышать, о чем они разговаривают.
– Пока я только думаю о такой поездке, сынок.
– Она будет деловая? – Шон уже привык к тому, что время от времени отец летал ненадолго в Европу по всяким рабочим делам.
– Мы поговорим об этом с тобой в другой раз, Шон, – уже не столь мягким голосом ответил Фернандо.
Марджи нравилось, что он старается избегать лжи, когда беседует с сыном. По существу, ей нравилось все в его поведении по отношению к Шону.
Обращаясь опять к ней, Фернандо сказал:
– Почему бы тебе не пригласить меня на домашний ужин? За вечерней трапезой мы могли бы продолжить нашу беседу.
– Конечно же, ма, пусть папа поужинает вместе с нами, – с энтузиазмом поддержал отца сын, – а я потом покажу ему, какую я соорудил железную дорогу!
В черных глазах Фернандо затанцевали смешинки, и он, повернувшись к ней, спросил:
– Ну что скажешь?
Марджи не колебалась и доли секунды; пожав плечами, она ответила:
– Что ж, милости прошу.
Марджи испытывала какое-то странное чувство, находясь в кухне и зная, что Фернандо в это время играет наверху с Шоном. Она прислушивалась к отдаленному шуму игрушечного поезда и звонкому смеху сына и счастливо улыбалась, получая от этих звуков необъяснимое удовольствие. Шон вряд ли был бы сейчас в таком приподнятом настроении, если бы с ним не забавлялся отец… А если бы она не пригласила Фернандо в дом, их сын наверняка впал бы в уныние и ее слух не ласкал бы так его веселый смех.
Тогда как же ей следует поступить? Переехать с ним и Шоном в Испанию и там начать новую жизнь?
Но брак без любви – не выход из положения, сурово одернула она себя. А ее сердце не горело любовью к этому человеку, разве не так?… Вчерашний эпизод в спальне был просто минутным проявлением ее слабости. Просто ей вдруг захотелось мужчину и, может быть, даже не обязательно его. Просто захотелось секса; захотелось оказаться в постели, может быть, даже с любым мужчиной. С любым ли?…
Фернандо поднялся с пола, оставив Шона наедине с гремящими вагончиками и мигающими светофорами, и спустился на первый этаж. Дверь в кухню была приоткрыта, но он не стал сразу проходить вперед, а прислонился к косяку и несколько минут наблюдал за Марджи, которая, казалось, не заметила его появления. Погруженная в свои мысли, она стояла у кухонного стола и нарезала тоненькими кусочками перец, а затем аккуратно опускала эти кусочки в сковородку с шипящим маслом. Интересно, о чем она сейчас думает…
Косые лучи предзакатного солнца густо струились в окно позади нее, мягко скользили по ее длинным светло-русым волосам, а когда она поворачивала голову, они, казалось, рассыпались на мириады мерцающих искорок по всей комнате. Часть этих искорок оседала на ее гладкой коже, темных ресницах, пухлых губах. Он заметил, как ее голубое платье плотно облегало грудь, бедра, каждый изгиб упругого тела, и ему вдруг вспомнилось страстное, безудержное притяжение, которое, словно вспыхнувшая электрическая дуга, так внезапно возникло вчера между ними. Ему пришлось сжать в кулак всю свою волю, чтобы отступить от нее, сделать шаг назад. А ему так хотелось дойти до конца и овладеть ею… И это же, вчерашнее, желание проснулось в нем сейчас, только оно было еще более неистовым.
Разумеется, она не могла бы отвечать ему такой же страстной и глубокой взаимностью, если бы в самом деле была влюблена в Норманна. Но неожиданно в его памяти всплыл эпизод в их отношениях, когда она все-таки ответила ему страстью, несмотря на то что уже любила в то время другого. И другим был не кто иной, как его родной брат.
Фернандо вспомнил, каким страдальческим сделалось лицо Ники, когда он признался младшему брату, что встречается с Марджи. Страданием были пронизаны и слова брата, которые до сих пор не выходили из головы Фернандо: «Как ты мог так поступить со мной, Фернандо? Ведь она моя, черт бы тебя побрал!… На этой женщине я собираюсь жениться…»
Когда Фернандо сказал в тот день Ники, что встречается с Марджи, у того не возникло даже подозрений о существовании интимной связи между боготворимой им женщиной и его старшим братом. Во время того разговора с Фернандо он лишь наивно воскликнул: «Неужели тебе непонятно, почему она встречается с тобой? Только из-за карьерных соображений – она рассчитывает на твою помощь. Но любит Марджи меня… Она бережет себя для меня, и интимной близости между нами не было до сих пор лишь по одной причине: мы хотим, чтобы наша свадебная ночь стала особенной».
Однако свадьбе не суждено было состояться.
Теперь Фернандо пытался вычеркнуть из памяти тот горький разговор с братом, но у него ничего не получалось. Он любил Ники, и воспоминания о той боли, которую он причинил ему, чувства глубокого сожаления и вины до сих пор терзали его. Иногда в кошмарных сновидениях перед ним всплывало лицо брата, искаженное яростью, со слезами, обильно льющимися по вздрагивающим щекам и подбородку.
Тот разговор, с первых же фраз вылившийся в тяжелую ссору, долго преследовал Фернандо. Чувство вины перед братом было настолько мучительным, что порой он не мог спокойно смотреть в глаза Марджи. И тем не менее в нем никогда не угасало желание целовать ее, обладать ею, заключать в свои объятия… Его стало тянуть к ней еще больше после того, как месяц или полтора назад он увидел ее вместе с Норманном. Они выходили из ресторана, и рука мужчины уверенно лежала на талии Марджи. Она не заметила его. Не заметила, насколько он был шокирован увиденной картиной. И в этот самый момент он с пронзительной ясностью осознал, что ему не следует больше сожалеть о прошлом. Отныне он должен смотреть в будущее, которое теперь представлялось ему неотделимым от Марджи и Шона.
Фернандо шагнул вперед, и Марджи, увидев его, удивленно воскликнула:
– И долго ты здесь стоял?
– Недолго. Тебе чем-то помочь?
– Нет, спасибо. Все находится под контролем.
Если бы так оно и было на самом деле! Возможно, приготовление пищи было под контролем, но только не ее тело и чувства. По крайней мере, только не в эту минуту. Он был слишком близко, чтобы она могла сохранять равновесие и спокойствие. Ее сразу бросило в жар, нервы превратились в трепещущие провода. Стоит ей сейчас повернуться – и она окажется в его объятиях…
В голове ее в унисон с участившимися ударами сердца застучали слова матери: «Но ведь ты любишь его. И любила всегда… Может быть… тебе пора наконец избавиться от этой глупости из глупостей – гордыни – и сделать шаг навстречу ему?»
– Значит, ты всерьез решила не добиваться повышения в журнале «Время и люди»? – спросил он, продолжая стоять почти вплотную около нее.
– Всерьез.
– Давай уедем вместе в Испанию, Марджи. – Фернандо уперся обеими руками в кухонный стол так, что она оказалась зажатой между его локтями. – Клянусь, тебе там понравится. – Марджи зажмурилась, чтобы не видеть так близко его черных глаз, жадно буравивших ее. -И Шону на земле его предков по отцовской линии тоже наверняка понравится. Ведь он уже почти свободно говорит по-испански и будет чувствовать себя там как дома…
Она молчала.
– Так что же ты думаешь о моем предложении?… Ты согласна? – Он говорил мягким, бархатным голосом. – Я думаю, мы уже достаточно взрослые и сумеем подобрать в браке ключи друг к другу. Мы оба знаем, чего хотим…
И вдруг ее мозг будто пронзила и осветила молния: Марджи бесповоротно поняла, что любит этого человека! Она осознала, что ее мать была права: любовь к Фернандо никогда не уходила из ее сердца, ей удавалось лишь искусно маскировать ее.
Вчера, едва он прикоснулся к ней, она повела себя в точности так же, как вела себя с ним во время их первой встречи пять с половиной лет назад: ее тело, душа, жизнь – все было целиком и полностью в его власти…
– Я никогда не считала для себя возможным выйти замуж по какой-либо иной причине, кроме любви, – тихо пробормотала Марджи.
– А ты любишь Норманна? – Его голос прозвучал жестче и резче.
Она равнодушно пожала плечами и нарочно солгала:
– Может быть…
– Истинно влюбленные никогда не говорят о своей любви таким неуверенным тоном, – с саркастической ухмылкой заметил он.
– Гм… Шон не очень-то тянется к Норманну. Его глаза скользнули по ее губам.
– Если бы я и согласилась выйти за тебя замуж, этот шаг был бы сделан мною только ради Шона. – Ее голос дрогнул; после короткой паузы она добавила: – Никаких других причин для этого нет.
– Разумеется. – Он улыбнулся. – Означает ли это, что ты согласна ехать со мной в Испанию?
Марджи не готова была прямо ответить на его вопрос и начала рассуждать вслух:
– Конечно, я не хочу, чтобы Шон рос без отца… Мне становится не по себе от одной только мысли, что, если я расстанусь с тобой навсегда, для него это обернется тяжелым ударом.
Она отчаянно искала оправдание как для его намерений, так и для своих действий; ее сердце бешено колотилось, а мысли безудержно кружили и неслись неизвестно откуда и куда. Никогда еще в жизни ей не приходилось оказываться на таком трудном перепутье, когда чувства тянули в одну сторону, а рассудок в другую.
– Марджи, спустись наконец на землю! – Его голос прозвучал, как удар гонга, а взгляд черных глаз, казалось, вонзился в ее губы. – Ты выйдешь за меня замуж?
На миг между ними воцарилась невообразимая тишина, и в этой тишине трепетным шепотом было произнесено одно коротенькое слово:
– Да.
Она увидела победную вспышку в его глазах и в ту же секунду возненавидела себя за то, что так легко сдалась. Но она ничего не могла с собой поделать. Потому что стремилась к этому человеку всем сердцем. Потому что любила его.
Фернандо взял в обе ладони ее лицо и сказал:
– Ты никогда не пожалеешь об этом – о том, что приняла единственно правильное решение для Шона и… для всех нас. – А в следующее мгновение он сугубо деловым тоном добавил: – На следующей неделе мы отправляемся в Испанию, где и поженимся. Если я сразу подам заявку на особое разрешение, церемония бракосочетания может состояться в пределах десяти дней.
– Десяти дней? Это слишком быстро!
– Нет, не слишком. – Он нежно погладил ее по щеке. – Мы и так потеряли много времени.
– И все-таки лучше подождать и оформить брак здесь, в Нью-Йорке…
Дав Фернандо согласие, Марджи тут же запаниковала. С одной стороны, ее испугало принятое ею решение, а с другой, она вся так и трепетала от волнения и от предвкушения новой жизни.
– Я знаю, тебе захочется, чтобы на нашей церемонии присутствовали твоя мама и друзья, – сказал он. – Тут никаких проблем не возникнет. Я, не откладывая, закажу для них авиабилеты. Но поженимся мы в Испании, Марджи.
Фернандо говорил твердым, решительным голосом. От быстроты, с какой он действовал, она пришла в полное замешательство. В эту минуту ей хотелось заняться с ним любовью, а сроки свадьбы, полагала она, можно было бы обсудить и попозже.
– Даже не знаю, – тон ее голоса был довольно неуверенный, – но ты, кажется, немножко спешишь.
– Я же сказал, что мы и так потеряли много времени.
– Мамочка, я хочу спать…
Появление сына в дверях оказалось для них полной неожиданностью. Марджи рванулась к нему и с ходу подхватила на руки.
– Устал, маленький? – Ее рука ласково ворошила его волосы. – Сегодня у нас у всех был такой долгий день…
Взглянув на отца, Шон спросил озабоченным голосом:
– Ты еще остаешься поужинать, папуля, ведь да?
Фернандо кивнул, подошел ближе к нему и сказал:
– Отныне, сынок, ты будешь видеть меня гораздо чаще.
Марджи взглянула на Фернандо, прочла вопрос в его глазах, и ее сердце забилось сильно и неровно.
– Сказать ему? – мягко спросил он ее.
Она заколебалась, потому что знала – как только они посвятят во все Шона, ей уже отступать от своего решения будет нельзя.
– Марджи? – Фернандо смотрел на нее с таким напряженным ожиданием, что у нее защемило сердце. И она молча кивнула в знак согласия.
– Да, давай скажем ему все, – сказала она, прижимая к груди сына и с волнением думая о том, что новость об их женитьбе несказанно обрадует его.
9
Завтра она проснется уже замужней женщиной. Это было первой мыслью Марджи, когда две недели спустя она проснулась рано утром в родительском доме Фернандо.
Но правильно ли она поступила, согласившись выйти замуж за этого человека? Сомнения до сих пор терзали ее. Все произошло так быстро, что она не успела даже опомниться. Зато ей хорошо запомнилась реакция сослуживцев в офисе, когда они услышали от нее ошеломляющую новость. Марджи выходит замуж и уезжает в Европу! Все были в шоке, а Норманн так просто убит наповал. Стоило Марджи только вспомнить его несчастное лицо, как ее сердце снова и снова наполнялось неимоверной грустью.
Норманн этого не заслуживал. Он был таким хорошим другом, так участливо относился к ней, особенно в последние месяцы! Конечно, он был глубоко разочарован и подавлен, но расстались они друзьями, и она пообещала ему не теряться из виду.
Марджи встала с кровати, подошла к окну и раздвинула шторы. Луч утреннего солнца скользнул по обручальному кольцу на ее пальце и рассыпался на миллионы сверкающих золотых пылинок. Фернандо подарил ей это кольцо с бриллиантом прямоугольной формы неделю назад, как раз перед их отлетом из Нью-Йорка, но она до сих пор еще не привыкла к нему и то и дело любовалась этим шедевром ювелирного искусства.
Из окна отведенной ей спальни открывался чудесный вид на Мадрид; испанская столица купалась в ярком летнем солнце, и Марджи, любуясь безоблачным голубым небом, вдруг почему-то подумала о том, что в этих местах вряд ли бывают ливневые дожди, дуют промозглые ветры или завывают снежные бури.
Накинув пеньюар, она тихонько выскользнула в коридор, подошла к комнате Шона и осторожно приоткрыла дверь: сын еще крепко спал…
С того момента, когда Марджи дала Фернандо согласие на брак, у них ни разу не было возможности побыть наедине друг с другом. Правда, вчера вечером, перед отъездом на виллу, он зашел, чтобы проститься с ней и Шоном, и они немного поговорили.
– Тебя мучают сомнения перед завтрашней церемонией? – спокойным тоном спросил Фернандо.
– Да. Их у меня миллионы, – ответила она. – А разве ты ни в чем не сомневаешься?
– Абсолютно ни в чем. Напротив, я абсолютно уверен, что мы поступили совершенно правильно, решив пожениться.
Его уверенные слова отчетливым эхом звучали в ее сознании, когда она вернулась в спальню и пошла в ванную, чтобы принять душ. Разумеется, у Фернандо не было оснований для каких-либо сомнений. И прежде всего потому, что к нему переехал Шон. Одно только присутствие рядом с ним сына уже делало его жизнь полноценной и во всех отношениях осмысленной.
В эти дни все родственники Фернандо с радостным волнением ожидали их свадьбу. И все были без ума от Шона, особенно его дед Орландо Ретамар. Именно он настоял, чтобы перед церемонией бракосочетания они все втроем пожили в его доме.
– Я хочу получше узнать своего внука, – твердо заявил он. – Нас с ним слишком долго разделяло большое расстояние.
Поначалу Шон немножко стеснялся новых людей и все время льнул к матери. Но не прошло и дня, как он освоился и уже вел себя так, будто жил в фамильном особняке Ретамаров с самого своего рождения и прекрасно знал всех его обитателей. Он носился по дому с двоюродными братишками и сестренками, играл с ними и весело хохотал вместе с дедулей.
Марджи подставила тело под струи горячей воды и на минуту задумалась о радостной предсвадебной суматохе, царившей в доме, о том, что ее замужество было уже почти совершимся фактом. Ей хотелось думать, что Фернандо действительно любит ее. Однако в глубине души она знала, что это не так. Ей до сих пор было непонятно, почему он женился на ней, а не на Линде. Неужели только потому, что надеялся с помощью брака привязать к себе сына?
Она не переставала внушать себе, что теперь, когда они твердо решили пожениться, Линда навсегда уйдет из жизни Фернандо. Но будет ли так на самом деле? Может быть, вступая с ней в брак, он рассчитывает сохранить любовницу?
Но тут же Марджи прогнала эту мысль прочь. Сегодня в половине второго она официально станет сеньорой Ретамар, и все ее сомнения и страхи развеются сами собой, все в ее жизни встанет на свои места. Отныне она будет ежедневно находиться рядом с мужчиной, которого всегда любила. Возможно, он не любит ее. Что ж, у нее хватит любви на двоих.
Едва Марджи вышла из ванной, как раздался стук в дверь и в спальню вошла сестра Фернандо с чашкой чая для нее. Адель была очень красивой женщиной с длинными тёмными волосами и веселыми черными глазами. Улыбнувшись, она спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
– Нервничаю.
– Может, ты немножко успокоишься, если я тебе сообщу, что Фернандо тоже нервничает. – Адель рассмеялась. – Несколько минут назад я позвонила ему на виллу, чтобы просто узнать, как дела, все ли в порядке. Трубку взяла экономка и сказала, что он уже ушел.
– Уже ушел? В восемь утра? – удивилась Марджи.
– О, он наверняка ушел на конюшню, – с ухмылкой пояснила Адель. – Ему просто захотелось с утра пораньше покататься на лошади. Мой братец всегда соблюдает этот ритуал, если днем его ожидает какое-то важное событие. В тот день, когда папа должен был передать ему все дела, он поднялся ни свет ни заря и ездил верхом два часа. Говорит, что прогулка в седле помогает ему лучше сосредоточиться на предстоящих мероприятиях.
Но правильно ли она поступила, согласившись выйти замуж за этого человека? Сомнения до сих пор терзали ее. Все произошло так быстро, что она не успела даже опомниться. Зато ей хорошо запомнилась реакция сослуживцев в офисе, когда они услышали от нее ошеломляющую новость. Марджи выходит замуж и уезжает в Европу! Все были в шоке, а Норманн так просто убит наповал. Стоило Марджи только вспомнить его несчастное лицо, как ее сердце снова и снова наполнялось неимоверной грустью.
Норманн этого не заслуживал. Он был таким хорошим другом, так участливо относился к ней, особенно в последние месяцы! Конечно, он был глубоко разочарован и подавлен, но расстались они друзьями, и она пообещала ему не теряться из виду.
Марджи встала с кровати, подошла к окну и раздвинула шторы. Луч утреннего солнца скользнул по обручальному кольцу на ее пальце и рассыпался на миллионы сверкающих золотых пылинок. Фернандо подарил ей это кольцо с бриллиантом прямоугольной формы неделю назад, как раз перед их отлетом из Нью-Йорка, но она до сих пор еще не привыкла к нему и то и дело любовалась этим шедевром ювелирного искусства.
Из окна отведенной ей спальни открывался чудесный вид на Мадрид; испанская столица купалась в ярком летнем солнце, и Марджи, любуясь безоблачным голубым небом, вдруг почему-то подумала о том, что в этих местах вряд ли бывают ливневые дожди, дуют промозглые ветры или завывают снежные бури.
Накинув пеньюар, она тихонько выскользнула в коридор, подошла к комнате Шона и осторожно приоткрыла дверь: сын еще крепко спал…
С того момента, когда Марджи дала Фернандо согласие на брак, у них ни разу не было возможности побыть наедине друг с другом. Правда, вчера вечером, перед отъездом на виллу, он зашел, чтобы проститься с ней и Шоном, и они немного поговорили.
– Тебя мучают сомнения перед завтрашней церемонией? – спокойным тоном спросил Фернандо.
– Да. Их у меня миллионы, – ответила она. – А разве ты ни в чем не сомневаешься?
– Абсолютно ни в чем. Напротив, я абсолютно уверен, что мы поступили совершенно правильно, решив пожениться.
Его уверенные слова отчетливым эхом звучали в ее сознании, когда она вернулась в спальню и пошла в ванную, чтобы принять душ. Разумеется, у Фернандо не было оснований для каких-либо сомнений. И прежде всего потому, что к нему переехал Шон. Одно только присутствие рядом с ним сына уже делало его жизнь полноценной и во всех отношениях осмысленной.
В эти дни все родственники Фернандо с радостным волнением ожидали их свадьбу. И все были без ума от Шона, особенно его дед Орландо Ретамар. Именно он настоял, чтобы перед церемонией бракосочетания они все втроем пожили в его доме.
– Я хочу получше узнать своего внука, – твердо заявил он. – Нас с ним слишком долго разделяло большое расстояние.
Поначалу Шон немножко стеснялся новых людей и все время льнул к матери. Но не прошло и дня, как он освоился и уже вел себя так, будто жил в фамильном особняке Ретамаров с самого своего рождения и прекрасно знал всех его обитателей. Он носился по дому с двоюродными братишками и сестренками, играл с ними и весело хохотал вместе с дедулей.
Марджи подставила тело под струи горячей воды и на минуту задумалась о радостной предсвадебной суматохе, царившей в доме, о том, что ее замужество было уже почти совершимся фактом. Ей хотелось думать, что Фернандо действительно любит ее. Однако в глубине души она знала, что это не так. Ей до сих пор было непонятно, почему он женился на ней, а не на Линде. Неужели только потому, что надеялся с помощью брака привязать к себе сына?
Она не переставала внушать себе, что теперь, когда они твердо решили пожениться, Линда навсегда уйдет из жизни Фернандо. Но будет ли так на самом деле? Может быть, вступая с ней в брак, он рассчитывает сохранить любовницу?
Но тут же Марджи прогнала эту мысль прочь. Сегодня в половине второго она официально станет сеньорой Ретамар, и все ее сомнения и страхи развеются сами собой, все в ее жизни встанет на свои места. Отныне она будет ежедневно находиться рядом с мужчиной, которого всегда любила. Возможно, он не любит ее. Что ж, у нее хватит любви на двоих.
Едва Марджи вышла из ванной, как раздался стук в дверь и в спальню вошла сестра Фернандо с чашкой чая для нее. Адель была очень красивой женщиной с длинными тёмными волосами и веселыми черными глазами. Улыбнувшись, она спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
– Нервничаю.
– Может, ты немножко успокоишься, если я тебе сообщу, что Фернандо тоже нервничает. – Адель рассмеялась. – Несколько минут назад я позвонила ему на виллу, чтобы просто узнать, как дела, все ли в порядке. Трубку взяла экономка и сказала, что он уже ушел.
– Уже ушел? В восемь утра? – удивилась Марджи.
– О, он наверняка ушел на конюшню, – с ухмылкой пояснила Адель. – Ему просто захотелось с утра пораньше покататься на лошади. Мой братец всегда соблюдает этот ритуал, если днем его ожидает какое-то важное событие. В тот день, когда папа должен был передать ему все дела, он поднялся ни свет ни заря и ездил верхом два часа. Говорит, что прогулка в седле помогает ему лучше сосредоточиться на предстоящих мероприятиях.