На бледном, осунувшемся лице фельдшерицы промелькнула тень улыбки. Она, бегло окинув взглядом своих подопечных, быстро выбежала на лестничную клетку и побежала наверх. Про себя я отметил, что даже от радости убежала недалеко, помня про тех, за кем так самоотверженно ухаживает.
Я же подошел к месту, где лежал Семен, и, потормошив его, сказал будничным голосом:
– Сеня! Вставай, скоро выдвигаемся.
Проводник дернулся как от удара и, подскочив на месте, тут же уселся на матрасе. В глазах его бродила тень безумия вперемешку со сном.
– Чего?..
– Дрыхнуть, говорю, хватит, выступать скоро. Гурей приказал будить тебя. Почти сутки дрыхнешь.
Выражение лица проводника сменилось с растерянного на недоуменное. Он робко поднялся с матраса и, привычно лапнув карман штанов, достал оттуда плоскую флягу с затейливым рисунком, изображавшим здоровенного омара. Свинтив крышку, он опрокинул ее в себя. Но, тут же разочарованно отстранившись, встряхнул емкость, фляга была пуста. Еще бы ей не быть, ибо я перелил ее содержимое в пластиковый бутылек из-под какого-то лекарства, выпрошенный у фельдшерицы.
– Я что, выпил всю заначку?! Да как оно?!
– Само собой, выпил. Как только пришли, выжрал все и ну по дому носиться, песни орать…
Буря эмоций сменялась на лице проводника: от недоумения и стыда до неподдельного горя. Я лишь похлопал Семена по плечу и, поднявшись, указал ему на выход:
– Ну, чего остальным-то сказать? Выходим или как?..
Сама идея убедить подвинувшегося умом человека в том, что сияние ему привиделось, это жестоко. Однако тут, в Зоне, у каждого есть свой талант. По тому, как мы шли до этого момента, я понял, что Семен на самом деле дороги не знает, он ее чувствует. Страх, потрясение – все это нарушило хрупкий баланс его восприятия, и вот получите, распишитесь. Он сам хочет все забыть, вернуться к уже привычному чувству дороги, которая стала его смыслом жизни. Его Счастьем. Проводник вел людей, находил путь там, где его, может быть, и не было вовсе.
– А пока я бегал… пока я спал то есть… ничего странного не происходило?
– Сфинксы заглядывали на огонек, но это сейчас не актуально, их больше нет. Ребята поохотились. Они дурные были, мы легко справились, ты даже не проснулся.
И снова лицо проводника исказилось в гримасе отчаянья. Я было испугался, что перегнул палку, но нет. Повод был теперь совсем иным.
– Ой, так растак! Ты знаешь, сколько за когти этих мохначей на Кордоне дают?! Я ж состояние проспал!.. Не… больше не пью на привале. Но, бля, же как так?!
Он решительно поднялся с матраса и, уже не глядя на меня, вышел из комнаты, гремя ботами по лестнице.
Оттуда я слышал его уверенный окрик:
– Стах, сука! Где мое ружье?! Выходим через полчаса, харе загорать!..
Выйти через полчаса не получилось, как бы ни подгоняли обозников воспрянувший духом Гуревич и терзаемый раскаяньем Семен. Мы с Анджеем помогали фельдшерице укладывать раненых, но девушка все время с нескрываемым удивлением поглядывала в мою строну. Примерно через час обоз вышел к границам аномалии, и я с сожалением снова вынужден был надеть шлем и маску. Затхлый резиновый привкус напомнил о том, что впереди еще несчитанные километры пути. Но было некое подспудное чувство, что на обратном пути ничего хорошего нас тоже не ждет. Тайком от остальных я передал Гале бутылку со слитой у Семена старкой и занял привычное место в хвосте колонны. Радовало лишь то обстоятельство, что «банка» с ее гнетущей атмосферой и некстати нахлынувшими видениями остается позади.
Сутки или около того мы шли вперед, почти не останавливаясь. Я так говорю оттого, что радиосвязь тут глохла и синхронизацию с закордонным сервером провести не удавалось. Даже короткая связь стала шалить так, что даже на расстоянии двух-пяти метров проще было докричаться друг до друга, чем вызвать по рации. Эфир наполнился мерным низким гудением, сквозь которое невозможно было пробиться. Радиоактивный фон остался прежним, счетчик трещал, но с течением времени и этот звук перестал напрягать. Холмы снова обступили узкую тропу, на которой едва помещались оба фургона. Стены подходили вплотную, иногда бока повозок с противным долгим скрежетом задевали какой-нибудь особо острый выступ и нам приходилось останавливаться и вручную, очень медленно проводить фургон подальше от опасного края. Светлее не стало, и черно-зеленая картинка, выдаваемая мерцающим от фоновой радиации «ночником», уже воспринималась как нечто само собой разумеющееся. Иногда я отмечал, что под ногами возникают остатки бетонных плит, о выступающие решетки арматуры которых я пару раз цеплялся протектором ботинка. Ритм марша настолько затянул своей монотонностью, что лишь большим усилием воли мне удавалось не заснуть на ходу. В паре со мной снова был Анджей, но на этот раз я стал замечать, что парень непроизвольно старается держаться неподалеку, чего раньше не было. И вот когда по субъективным ощущениям прошло уже более восемнадцати часов после нашего ухода из-под колпака аномалии, караван встал. От головного фургона к нам прибежал Стах. Подойдя ко мне вплотную и жестом подозвав Джея, он заставил нас встать в круг и прислониться к головам друг друга.
Голос его звучал глухо, но каждое слово звучало отчетливо:
– Сейчас будет поворот! Там раньше пятачок под холмом был, Семен говорит, можно отдохнуть!..
Он снова убежал вперед, и обоз стал медленно выбираться из теснины холмов, поворачивая влево. Тут же ветер усилился, яростно трепля одежду. Темень вокруг разрывали отдаленные всполохи обычной грозы, пошел дождь. Вскоре потоки воды стали падать с неба непрерывно, превратившись в бьющий наискось ливень. Даже трудно было сказать, откуда налетел ураган, стрелка компаса застыла уже давно, указывая на север. Так было со всеми приборами, включая дальномер монокуляра, они либо отключились, либо врали абсолютно беззастенчиво. Не помогал и рельеф: теперь, насколько хватало глаз, вокруг была ровная как стол степь. Высокая мертвая трава поднималась по обе стороны узкой тропы, и поверх этого моря больше не просматривалось ничего окрест. Однако Семен упорно вел нас вперед, пока справа я не увидел громадину высокой горы. Странной была ее веретенообразная форма, отчего я сразу же вспомнил про Улей. Но одно дело – видеть нечто подобное на снимках и совсем другое – ощущать масштабы и чуждость этого явления на себе. «Веретено» стояло на узком по отношению к своей середине основании, заметно заваливаясь набок. В высоту оно было метров тридцать, вершину едва можно разглядеть. Обоз повернул еще раз, и я понял, что мы идем по земле, сминая сухостой. Тяжелые, набухшие от влаги стебли плохо гнулись, оба наших кучера вынужденно спешились и вели лошадей в поводу. Воды было так много, что вскоре степь превратилась в непролазное болото. Спасали тросы, которыми мы были прикреплены к фургону, с ними идти оказалось не так трудно. Так прошло еще около трех часов, пока вдруг под ногами не появилось ощущение твердой поверхности. Нет, вода никуда не делась, просто теперь мы шли вверх, да и травы больше не попадалось. А еще через некоторое время неправильная гора заслонила весь горизонт впереди. Болото и чавкающая грязь остались позади, и обоз снова шел по удивительно ровной, без ям и выбоин дороге.
Снова прибежал Стах, хотя на этот раз голос его звучал с неподдельной усталостью:
– Сейчас будет легче, еще немного вверх, а там и стоянка…
Поразительно, но куда-то испарились все недоверие и настороженность, которую охранники испытывали к нашему проводнику еще сутки назад. Тот же Стах снова был собран и уверен в себе.
Очевидно, к тому были веские основания, и я поинтересовался:
– Что это за место?
– Гора костяная. Ну или типа того… Внутри вся пористая, пустая, точно знаю, что не камень это. Мы тут были в прошлую ходку на Кордон. Место приметное, гору издали видать…
К подножью горы подошли, уже когда и без того темное небо стало совершенно черным от набежавших низких облаков. Вблизи поверхность горы оказалась изрыта кавернами и полостями разного диаметра. Ветер и поутихший к этому времени дождь лишь иногда захлестывали на небольшую площадку, кем-то основательно утоптанную. Никакого намека на пещеру или дыру подходящего размера я не заметил. Фургоны мы подогнали вплотную к стене таким образом, чтобы те образовали нечто вроде боковых стен. Там возницы растянули большую герметичную армейскую палатку с тамбуром, в которую с помощью электрокомпрессоров стали нагнетать отфильтрованный воздух. Лошадей распрягли и, загнав в довольно просторный тамбур, опрыскали дезинфицирующим составом из баллонов, притороченных до этого времени на крышах обоих повозок. Петря и Никола остались там со своими подопечными, а мы со Стахом и Анджеем, развернув еще одну палатку, но вдвое меньших размеров, обустроили свое временное жилище. Поместиться получилось только троим, но хитрость состояла в том, что двое всегда должны быть в карауле, поэтому большего пространства и не требовалось. Комбезы и оружие после обработки вонючим составом от радиации благоухали так, что слезились глаза, но приходилось полагаться на то, что эта штука действительно помогает. Сам состав превратился в комкообразную массу, которую мы, счистив друг с друга, отправили в специальный контейнер, чтобы затем выставить наружу. Все трое обтерлись спиртовым раствором, так что впервые за все время в пути я почувствовал некоторое облегчение. Белье развесили на специальной решетке, нагревавшейся от газовой плитки. Попутно Джей разогрел три банки перловой каши со свининой, Стах достал из загашника печенье, а я поделился заваркой зеленого чая. Вскоре в палатке стояло ровное чавканье и урчание. Компрессор справлялся неважно, и вскоре запахи дезинфекции, прелого белья и пищи смешались в один непередаваемый букет. И благодаря этому казалось, что ешь портянки со вкусом жидкости от комаров, приправленные для остроты собственным и чужим потом и черт еще знает чем. Пользуясь свободной минутой, я разобрал и почистил оружие, осмотрел комбез и дыхательную маску на предмет повреждений, но все было в норме. Где-то час я полулежал у стены, опираясь на раму каркаса палатки, и даже ненадолго уснул. Напарники тоже затихли, Джей тихо похрапывал, за что получил по шее от Стаха и тут же затих. Мыслей никаких не было, только сытая тяжесть от горячей пищи. И все же я невольно поздравил себя с верно принятым решением. Фокус с проводником удался уже хотя бы потому, что мы вышли в известный бывалым караванщикам перевалочный пункт, за это можно сказать спасибо Судьбе. Неожиданно ожила моя рация, замигал огонек вызова. Протянув руку, я прицепил ошейник ларингофона и, нащупав в рукаве провод с тангентой, вдел в ухо наушник.
Сквозь спорадические разряды помех я уловил вызов, это был Гуревич:
– …тиныч!.. Вы… Джей, на …ишку! Ка… приняли?
– Принял, мы идем.
Повторив отзыв раза три, я поднялся и, попутно толкнув подскочившего на коврике Анджея, знаком показал, что пора собираться в караул. Тот с явно недовольной физиономией покосился на мирно дрыхнувшего приятеля, но все же поднялся. С сожалением я в последнюю очередь надел маску и, когда мы вышли из тамбура, включил «ночник». Все вокруг опять стало двухцветным, что даже настраивало на рабочий лад. Если не можешь чего-то изменить, постарайся обратить это себе на пользу. Жестом показав топтавшемуся возле входа в палатку напарнику на небольшой выступ у края площадки, я пошел в ту сторону, уже не оглядываясь. Оттуда вышла сгорбленная фигура в плащ-палатке, это был Гуревич. Но пока он не махнул правой рукой три раза, как было условлено, я стоял на месте, держа его на прицеле. Шутки шутками, а рейд у нас выдался непростой, и лишний косяк – это, как правило, верная смерть. Со скалы на тросе спустился Семен, и на его место, немного заартачившись, полез Анджей. Там, на внешней стене скалы, среди множества каверн и мелких дыр была одна ниша, вполне подходящая для дозорного. С моей позиции открывался неплохой обзор на степь вдоль протоптанной нами тропы, но из-за дождевой мороси ничего видно не было уже на расстоянии двадцати метров. Я настоял на растяжках, но те четыре «феньки», которые я выставил по флангам и на тропе, от серьезного нападения не защитят, а мин никто с собой не таскал. Как мне объяснил Гуревич, «они место занимают». Услышав такое от человека, отрекомендованного мне как опытный разведчик, я мысленно выругался и всю дорогу стерег все действия нашего начальника. Так и в этот раз: о растяжках я его и остальных предупредил, но ничего, кроме кривых ухмылок, в ответ не дождался. В принципе это не так важно, пусть резвятся как хотят, лишь бы не мешали. Первые полчаса все было относительно спокойно, ветер сменил направление и существенно убавил в силе. Дождь стих, уступив место мелкой водяной взвеси, постоянно оседавшей на одежде, смотровых стеклах маски и стволе автомата. Счетчик радиации размеренно трещал, внешний фон все же был изрядным. Несколько раз меня вызывал Анджей, ему постоянно чудилось что-то вдалеке, но, как я ни вглядывался, ничего особенного заметить не удавалось. Караул – место не для праздных размышлений, но, когда сидишь на одном месте без движения, а вокруг унылый и неподвижный пейзаж, невольно начинаешь думать о своем.
Собрав воедино все имеющиеся кусочки мозаики, я стал размышлять над тем, почему обстоятельства сложились так, как сейчас. Вестник шел ко мне, и это означает по крайней мере одно тревожное обстоятельство: Завеса прорвана и некто имеет возможность пройти оттуда к нам, в Зону. Знал ли об этом кто-то еще? Само собой, знал, ведь подстерег же кто-то гонца. И что больше всего беспокоило, этот неизвестный точно знал, где объявится Вестник. Начало комбинации благодаря дошедшему сообщению в общих чертах понятно. Некто проходит в Зону и готовит плацдарм для масштабного вторжения. И самое главное, уже здесь силы вторжения имеют довольно хорошо организованную агентурную сеть. Каким боком тут причастна «Держава», пока до конца не ясно. Может быть, руководство отряда в курсе операции, а может быть, и это почти наверняка, внутри отряда есть законспирированная группа исполнителей. Лицо в видении Сажи было сто процентов человеческое, а раз он выдал моему покойному другу этот недешевый артефакт, то вполне может случиться так, что это и есть агент иномирян. Хотя это, так сказать, вилами по воде, но иметь в виду стоит именно эту морду лица.
Порывом ветра в лицо бросило пригоршню крупных дождевых капель, утихшие было на время небесные хляби снова прохудились. Когда я украдкой отирал смотровые линзы, мне показалось, что вдалеке мигнул и погас белый огонек. Видно было отвратно, но на глаз расстояние около двухсот метров, точнее не определить.
– Джей, свет справа на твои три часа. Удаление – сто-сто пятьдесят.
– …чего… не вижу… пусто. Сек… чист!
Неужели опять прибор шалит? Хотя при такой радиации и скверной видимости всего можно ожидать. Еще минут пять я вглядывался в том направлении, силясь поймать виденное однажды мерцающее нечто. Но все тщетно, ничего необычного, все та же мертвая степь и темнота. Слегка скорректировав сектор, но не шевелясь, я опять принялся размышлять о недавних событиях, пытаясь ухватить то самое, ускользающее до сих пор зерно истины. Или хотя бы слабый намек на нее.
Как ни крути, но «Держава» пока остается единственной существенной зацепкой. Итак, этот некто, назовем его пока просто агент, отдает приказ прихватить посланца. Отсюда возникает сразу несколько вопросов, а именно: знал ли он, для кого предназначается весть изначально, и не вытрясли ли при допросе из синего парня все, что он знал? При беглом осмотре я видел следы ранений и ссадины от побоев, значит, не пытали. Это лишний раз доказывает, что исполнителей сыграли втемную, приказав просто поймать и непременно живьем. Буревестник мог знать больше, хотя по виду не скажешь, что именно он был во главе отряда. Он его вел, расставлял посты, проверял состояние пленника, но и все на этом. Думаю, структура отряда была такова: отряду сечевых поставили задачу взять гостя и для этого прислали наемника, знающего местность и имеющего богатый опыт в подобных делах. Тому тоже, скорее всего, описали гостя. Сказали, что взять надо непременно живьем и доставить куда следует. Слон все еще колдует над записями с ПДА «свободных», наверняка их маршрутизаторы и логии переговоров что-то прояснят. Так, одна вешка уже есть.
За нами тоже могли следить, ведь именно так можно объяснить тот факт, что именно мы натолкнулись на группу преследователей в глухом уголке Зоны. Я тогда еще подивился, чего они за нами так упорно идут, ведь мы приложили четверых, тут дураку ясно: народ серьезный. Любой бандит отступился бы, а эти вцепились и шли как привязанные. Скорее всего, агент или его источники в Промзоне заметили время нашего выхода в поиск, и оно совпало с информацией по гонцу. Выслали группу, но те нас потеряли либо сгинули сами. Думаю, что второй вариант самый верный, уж слишком резко они пропали тогда. И вот мы возвращаемся, а группа, взявшая синего парня, тоже пропадает. Но никаких санкций нет, и это скорее странно, чем закономерно. Где-то зияет пробел, вся информация косвенная, большего пока не извлечь.
– …тон… тиныч!. Два часа!
Обернувшись в указанном направлении, я заметил все тот же огонек. Слабое мерцающее пламя, из-за расстояния похожее больше на булавочную головку. В оптику ничего толком разглядеть не получилось. Дальномер по-прежнему показывал абракадабру, так что судить о расстоянии можно только на глаз. До источника света около трех сотен метров, и это, скорее всего, костер. Электрический свет от источников малой мощности так далеко не просматривается. Связавшись с Гуревичем, я доложил про источник света, но внятного приказа не последовало. Парень только что заснул, а тут я с непонятными огоньками и прочим геморроем. Вскоре альфовец выбрался из палатки, снова облаченный в комбез и маску. Последняя сидела чуть криво, придавая всей фигуре начальства несколько нелепый вид. Я осторожно покинул пост и подошел к сержанту вплотную, чтобы опять не орать по короткой связи. Соприкоснувшись лбами, мы присели возле клапана палатки, и я снова изложил все подробности про огонь в поле. Потом мы вместе ползком пробрались на позицию, и он уже через свой бинокль стал рассматривать никуда не пропавшую точку.
Через какое-то время сержант скатился вниз, присел за камнем возле меня и выдал свое мнение:
– На костер похоже, Антон Константиныч.
В принципе я тоже так подумал, поскольку лучшего объяснения пока точно нет.
Поняв, что от меня ждут собственной оценки, пришлось добавить:
– Похоже на то.
– Как думаете, по наши души кто-то идет?
Я же подошел к месту, где лежал Семен, и, потормошив его, сказал будничным голосом:
– Сеня! Вставай, скоро выдвигаемся.
Проводник дернулся как от удара и, подскочив на месте, тут же уселся на матрасе. В глазах его бродила тень безумия вперемешку со сном.
– Чего?..
– Дрыхнуть, говорю, хватит, выступать скоро. Гурей приказал будить тебя. Почти сутки дрыхнешь.
Выражение лица проводника сменилось с растерянного на недоуменное. Он робко поднялся с матраса и, привычно лапнув карман штанов, достал оттуда плоскую флягу с затейливым рисунком, изображавшим здоровенного омара. Свинтив крышку, он опрокинул ее в себя. Но, тут же разочарованно отстранившись, встряхнул емкость, фляга была пуста. Еще бы ей не быть, ибо я перелил ее содержимое в пластиковый бутылек из-под какого-то лекарства, выпрошенный у фельдшерицы.
– Я что, выпил всю заначку?! Да как оно?!
– Само собой, выпил. Как только пришли, выжрал все и ну по дому носиться, песни орать…
Буря эмоций сменялась на лице проводника: от недоумения и стыда до неподдельного горя. Я лишь похлопал Семена по плечу и, поднявшись, указал ему на выход:
– Ну, чего остальным-то сказать? Выходим или как?..
Сама идея убедить подвинувшегося умом человека в том, что сияние ему привиделось, это жестоко. Однако тут, в Зоне, у каждого есть свой талант. По тому, как мы шли до этого момента, я понял, что Семен на самом деле дороги не знает, он ее чувствует. Страх, потрясение – все это нарушило хрупкий баланс его восприятия, и вот получите, распишитесь. Он сам хочет все забыть, вернуться к уже привычному чувству дороги, которая стала его смыслом жизни. Его Счастьем. Проводник вел людей, находил путь там, где его, может быть, и не было вовсе.
– А пока я бегал… пока я спал то есть… ничего странного не происходило?
– Сфинксы заглядывали на огонек, но это сейчас не актуально, их больше нет. Ребята поохотились. Они дурные были, мы легко справились, ты даже не проснулся.
И снова лицо проводника исказилось в гримасе отчаянья. Я было испугался, что перегнул палку, но нет. Повод был теперь совсем иным.
– Ой, так растак! Ты знаешь, сколько за когти этих мохначей на Кордоне дают?! Я ж состояние проспал!.. Не… больше не пью на привале. Но, бля, же как так?!
Он решительно поднялся с матраса и, уже не глядя на меня, вышел из комнаты, гремя ботами по лестнице.
Оттуда я слышал его уверенный окрик:
– Стах, сука! Где мое ружье?! Выходим через полчаса, харе загорать!..
Выйти через полчаса не получилось, как бы ни подгоняли обозников воспрянувший духом Гуревич и терзаемый раскаяньем Семен. Мы с Анджеем помогали фельдшерице укладывать раненых, но девушка все время с нескрываемым удивлением поглядывала в мою строну. Примерно через час обоз вышел к границам аномалии, и я с сожалением снова вынужден был надеть шлем и маску. Затхлый резиновый привкус напомнил о том, что впереди еще несчитанные километры пути. Но было некое подспудное чувство, что на обратном пути ничего хорошего нас тоже не ждет. Тайком от остальных я передал Гале бутылку со слитой у Семена старкой и занял привычное место в хвосте колонны. Радовало лишь то обстоятельство, что «банка» с ее гнетущей атмосферой и некстати нахлынувшими видениями остается позади.
Сутки или около того мы шли вперед, почти не останавливаясь. Я так говорю оттого, что радиосвязь тут глохла и синхронизацию с закордонным сервером провести не удавалось. Даже короткая связь стала шалить так, что даже на расстоянии двух-пяти метров проще было докричаться друг до друга, чем вызвать по рации. Эфир наполнился мерным низким гудением, сквозь которое невозможно было пробиться. Радиоактивный фон остался прежним, счетчик трещал, но с течением времени и этот звук перестал напрягать. Холмы снова обступили узкую тропу, на которой едва помещались оба фургона. Стены подходили вплотную, иногда бока повозок с противным долгим скрежетом задевали какой-нибудь особо острый выступ и нам приходилось останавливаться и вручную, очень медленно проводить фургон подальше от опасного края. Светлее не стало, и черно-зеленая картинка, выдаваемая мерцающим от фоновой радиации «ночником», уже воспринималась как нечто само собой разумеющееся. Иногда я отмечал, что под ногами возникают остатки бетонных плит, о выступающие решетки арматуры которых я пару раз цеплялся протектором ботинка. Ритм марша настолько затянул своей монотонностью, что лишь большим усилием воли мне удавалось не заснуть на ходу. В паре со мной снова был Анджей, но на этот раз я стал замечать, что парень непроизвольно старается держаться неподалеку, чего раньше не было. И вот когда по субъективным ощущениям прошло уже более восемнадцати часов после нашего ухода из-под колпака аномалии, караван встал. От головного фургона к нам прибежал Стах. Подойдя ко мне вплотную и жестом подозвав Джея, он заставил нас встать в круг и прислониться к головам друг друга.
Голос его звучал глухо, но каждое слово звучало отчетливо:
– Сейчас будет поворот! Там раньше пятачок под холмом был, Семен говорит, можно отдохнуть!..
Он снова убежал вперед, и обоз стал медленно выбираться из теснины холмов, поворачивая влево. Тут же ветер усилился, яростно трепля одежду. Темень вокруг разрывали отдаленные всполохи обычной грозы, пошел дождь. Вскоре потоки воды стали падать с неба непрерывно, превратившись в бьющий наискось ливень. Даже трудно было сказать, откуда налетел ураган, стрелка компаса застыла уже давно, указывая на север. Так было со всеми приборами, включая дальномер монокуляра, они либо отключились, либо врали абсолютно беззастенчиво. Не помогал и рельеф: теперь, насколько хватало глаз, вокруг была ровная как стол степь. Высокая мертвая трава поднималась по обе стороны узкой тропы, и поверх этого моря больше не просматривалось ничего окрест. Однако Семен упорно вел нас вперед, пока справа я не увидел громадину высокой горы. Странной была ее веретенообразная форма, отчего я сразу же вспомнил про Улей. Но одно дело – видеть нечто подобное на снимках и совсем другое – ощущать масштабы и чуждость этого явления на себе. «Веретено» стояло на узком по отношению к своей середине основании, заметно заваливаясь набок. В высоту оно было метров тридцать, вершину едва можно разглядеть. Обоз повернул еще раз, и я понял, что мы идем по земле, сминая сухостой. Тяжелые, набухшие от влаги стебли плохо гнулись, оба наших кучера вынужденно спешились и вели лошадей в поводу. Воды было так много, что вскоре степь превратилась в непролазное болото. Спасали тросы, которыми мы были прикреплены к фургону, с ними идти оказалось не так трудно. Так прошло еще около трех часов, пока вдруг под ногами не появилось ощущение твердой поверхности. Нет, вода никуда не делась, просто теперь мы шли вверх, да и травы больше не попадалось. А еще через некоторое время неправильная гора заслонила весь горизонт впереди. Болото и чавкающая грязь остались позади, и обоз снова шел по удивительно ровной, без ям и выбоин дороге.
Снова прибежал Стах, хотя на этот раз голос его звучал с неподдельной усталостью:
– Сейчас будет легче, еще немного вверх, а там и стоянка…
Поразительно, но куда-то испарились все недоверие и настороженность, которую охранники испытывали к нашему проводнику еще сутки назад. Тот же Стах снова был собран и уверен в себе.
Очевидно, к тому были веские основания, и я поинтересовался:
– Что это за место?
– Гора костяная. Ну или типа того… Внутри вся пористая, пустая, точно знаю, что не камень это. Мы тут были в прошлую ходку на Кордон. Место приметное, гору издали видать…
К подножью горы подошли, уже когда и без того темное небо стало совершенно черным от набежавших низких облаков. Вблизи поверхность горы оказалась изрыта кавернами и полостями разного диаметра. Ветер и поутихший к этому времени дождь лишь иногда захлестывали на небольшую площадку, кем-то основательно утоптанную. Никакого намека на пещеру или дыру подходящего размера я не заметил. Фургоны мы подогнали вплотную к стене таким образом, чтобы те образовали нечто вроде боковых стен. Там возницы растянули большую герметичную армейскую палатку с тамбуром, в которую с помощью электрокомпрессоров стали нагнетать отфильтрованный воздух. Лошадей распрягли и, загнав в довольно просторный тамбур, опрыскали дезинфицирующим составом из баллонов, притороченных до этого времени на крышах обоих повозок. Петря и Никола остались там со своими подопечными, а мы со Стахом и Анджеем, развернув еще одну палатку, но вдвое меньших размеров, обустроили свое временное жилище. Поместиться получилось только троим, но хитрость состояла в том, что двое всегда должны быть в карауле, поэтому большего пространства и не требовалось. Комбезы и оружие после обработки вонючим составом от радиации благоухали так, что слезились глаза, но приходилось полагаться на то, что эта штука действительно помогает. Сам состав превратился в комкообразную массу, которую мы, счистив друг с друга, отправили в специальный контейнер, чтобы затем выставить наружу. Все трое обтерлись спиртовым раствором, так что впервые за все время в пути я почувствовал некоторое облегчение. Белье развесили на специальной решетке, нагревавшейся от газовой плитки. Попутно Джей разогрел три банки перловой каши со свининой, Стах достал из загашника печенье, а я поделился заваркой зеленого чая. Вскоре в палатке стояло ровное чавканье и урчание. Компрессор справлялся неважно, и вскоре запахи дезинфекции, прелого белья и пищи смешались в один непередаваемый букет. И благодаря этому казалось, что ешь портянки со вкусом жидкости от комаров, приправленные для остроты собственным и чужим потом и черт еще знает чем. Пользуясь свободной минутой, я разобрал и почистил оружие, осмотрел комбез и дыхательную маску на предмет повреждений, но все было в норме. Где-то час я полулежал у стены, опираясь на раму каркаса палатки, и даже ненадолго уснул. Напарники тоже затихли, Джей тихо похрапывал, за что получил по шее от Стаха и тут же затих. Мыслей никаких не было, только сытая тяжесть от горячей пищи. И все же я невольно поздравил себя с верно принятым решением. Фокус с проводником удался уже хотя бы потому, что мы вышли в известный бывалым караванщикам перевалочный пункт, за это можно сказать спасибо Судьбе. Неожиданно ожила моя рация, замигал огонек вызова. Протянув руку, я прицепил ошейник ларингофона и, нащупав в рукаве провод с тангентой, вдел в ухо наушник.
Сквозь спорадические разряды помех я уловил вызов, это был Гуревич:
– …тиныч!.. Вы… Джей, на …ишку! Ка… приняли?
– Принял, мы идем.
Повторив отзыв раза три, я поднялся и, попутно толкнув подскочившего на коврике Анджея, знаком показал, что пора собираться в караул. Тот с явно недовольной физиономией покосился на мирно дрыхнувшего приятеля, но все же поднялся. С сожалением я в последнюю очередь надел маску и, когда мы вышли из тамбура, включил «ночник». Все вокруг опять стало двухцветным, что даже настраивало на рабочий лад. Если не можешь чего-то изменить, постарайся обратить это себе на пользу. Жестом показав топтавшемуся возле входа в палатку напарнику на небольшой выступ у края площадки, я пошел в ту сторону, уже не оглядываясь. Оттуда вышла сгорбленная фигура в плащ-палатке, это был Гуревич. Но пока он не махнул правой рукой три раза, как было условлено, я стоял на месте, держа его на прицеле. Шутки шутками, а рейд у нас выдался непростой, и лишний косяк – это, как правило, верная смерть. Со скалы на тросе спустился Семен, и на его место, немного заартачившись, полез Анджей. Там, на внешней стене скалы, среди множества каверн и мелких дыр была одна ниша, вполне подходящая для дозорного. С моей позиции открывался неплохой обзор на степь вдоль протоптанной нами тропы, но из-за дождевой мороси ничего видно не было уже на расстоянии двадцати метров. Я настоял на растяжках, но те четыре «феньки», которые я выставил по флангам и на тропе, от серьезного нападения не защитят, а мин никто с собой не таскал. Как мне объяснил Гуревич, «они место занимают». Услышав такое от человека, отрекомендованного мне как опытный разведчик, я мысленно выругался и всю дорогу стерег все действия нашего начальника. Так и в этот раз: о растяжках я его и остальных предупредил, но ничего, кроме кривых ухмылок, в ответ не дождался. В принципе это не так важно, пусть резвятся как хотят, лишь бы не мешали. Первые полчаса все было относительно спокойно, ветер сменил направление и существенно убавил в силе. Дождь стих, уступив место мелкой водяной взвеси, постоянно оседавшей на одежде, смотровых стеклах маски и стволе автомата. Счетчик радиации размеренно трещал, внешний фон все же был изрядным. Несколько раз меня вызывал Анджей, ему постоянно чудилось что-то вдалеке, но, как я ни вглядывался, ничего особенного заметить не удавалось. Караул – место не для праздных размышлений, но, когда сидишь на одном месте без движения, а вокруг унылый и неподвижный пейзаж, невольно начинаешь думать о своем.
Собрав воедино все имеющиеся кусочки мозаики, я стал размышлять над тем, почему обстоятельства сложились так, как сейчас. Вестник шел ко мне, и это означает по крайней мере одно тревожное обстоятельство: Завеса прорвана и некто имеет возможность пройти оттуда к нам, в Зону. Знал ли об этом кто-то еще? Само собой, знал, ведь подстерег же кто-то гонца. И что больше всего беспокоило, этот неизвестный точно знал, где объявится Вестник. Начало комбинации благодаря дошедшему сообщению в общих чертах понятно. Некто проходит в Зону и готовит плацдарм для масштабного вторжения. И самое главное, уже здесь силы вторжения имеют довольно хорошо организованную агентурную сеть. Каким боком тут причастна «Держава», пока до конца не ясно. Может быть, руководство отряда в курсе операции, а может быть, и это почти наверняка, внутри отряда есть законспирированная группа исполнителей. Лицо в видении Сажи было сто процентов человеческое, а раз он выдал моему покойному другу этот недешевый артефакт, то вполне может случиться так, что это и есть агент иномирян. Хотя это, так сказать, вилами по воде, но иметь в виду стоит именно эту морду лица.
Порывом ветра в лицо бросило пригоршню крупных дождевых капель, утихшие было на время небесные хляби снова прохудились. Когда я украдкой отирал смотровые линзы, мне показалось, что вдалеке мигнул и погас белый огонек. Видно было отвратно, но на глаз расстояние около двухсот метров, точнее не определить.
– Джей, свет справа на твои три часа. Удаление – сто-сто пятьдесят.
– …чего… не вижу… пусто. Сек… чист!
Неужели опять прибор шалит? Хотя при такой радиации и скверной видимости всего можно ожидать. Еще минут пять я вглядывался в том направлении, силясь поймать виденное однажды мерцающее нечто. Но все тщетно, ничего необычного, все та же мертвая степь и темнота. Слегка скорректировав сектор, но не шевелясь, я опять принялся размышлять о недавних событиях, пытаясь ухватить то самое, ускользающее до сих пор зерно истины. Или хотя бы слабый намек на нее.
Как ни крути, но «Держава» пока остается единственной существенной зацепкой. Итак, этот некто, назовем его пока просто агент, отдает приказ прихватить посланца. Отсюда возникает сразу несколько вопросов, а именно: знал ли он, для кого предназначается весть изначально, и не вытрясли ли при допросе из синего парня все, что он знал? При беглом осмотре я видел следы ранений и ссадины от побоев, значит, не пытали. Это лишний раз доказывает, что исполнителей сыграли втемную, приказав просто поймать и непременно живьем. Буревестник мог знать больше, хотя по виду не скажешь, что именно он был во главе отряда. Он его вел, расставлял посты, проверял состояние пленника, но и все на этом. Думаю, структура отряда была такова: отряду сечевых поставили задачу взять гостя и для этого прислали наемника, знающего местность и имеющего богатый опыт в подобных делах. Тому тоже, скорее всего, описали гостя. Сказали, что взять надо непременно живьем и доставить куда следует. Слон все еще колдует над записями с ПДА «свободных», наверняка их маршрутизаторы и логии переговоров что-то прояснят. Так, одна вешка уже есть.
За нами тоже могли следить, ведь именно так можно объяснить тот факт, что именно мы натолкнулись на группу преследователей в глухом уголке Зоны. Я тогда еще подивился, чего они за нами так упорно идут, ведь мы приложили четверых, тут дураку ясно: народ серьезный. Любой бандит отступился бы, а эти вцепились и шли как привязанные. Скорее всего, агент или его источники в Промзоне заметили время нашего выхода в поиск, и оно совпало с информацией по гонцу. Выслали группу, но те нас потеряли либо сгинули сами. Думаю, что второй вариант самый верный, уж слишком резко они пропали тогда. И вот мы возвращаемся, а группа, взявшая синего парня, тоже пропадает. Но никаких санкций нет, и это скорее странно, чем закономерно. Где-то зияет пробел, вся информация косвенная, большего пока не извлечь.
– …тон… тиныч!. Два часа!
Обернувшись в указанном направлении, я заметил все тот же огонек. Слабое мерцающее пламя, из-за расстояния похожее больше на булавочную головку. В оптику ничего толком разглядеть не получилось. Дальномер по-прежнему показывал абракадабру, так что судить о расстоянии можно только на глаз. До источника света около трех сотен метров, и это, скорее всего, костер. Электрический свет от источников малой мощности так далеко не просматривается. Связавшись с Гуревичем, я доложил про источник света, но внятного приказа не последовало. Парень только что заснул, а тут я с непонятными огоньками и прочим геморроем. Вскоре альфовец выбрался из палатки, снова облаченный в комбез и маску. Последняя сидела чуть криво, придавая всей фигуре начальства несколько нелепый вид. Я осторожно покинул пост и подошел к сержанту вплотную, чтобы опять не орать по короткой связи. Соприкоснувшись лбами, мы присели возле клапана палатки, и я снова изложил все подробности про огонь в поле. Потом мы вместе ползком пробрались на позицию, и он уже через свой бинокль стал рассматривать никуда не пропавшую точку.
Через какое-то время сержант скатился вниз, присел за камнем возле меня и выдал свое мнение:
– На костер похоже, Антон Константиныч.
В принципе я тоже так подумал, поскольку лучшего объяснения пока точно нет.
Поняв, что от меня ждут собственной оценки, пришлось добавить:
– Похоже на то.
– Как думаете, по наши души кто-то идет?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента