Страница:
Тогда же Луи получил некоторые первые из своих кличек. Прозвища дети любят давать повсюду. Особенно распространены они были в Новом Орлеане, где кличка позволяла чувствовать себя полноправным членом сообщества. За широкую ухмылку Армстронга прозвали «Dippermouth», что означает «рот-ковш», и «Gatemouth» — «рот-ворота». Старшие же звали его «Little Louis» — «Маленький Луи». Кличку «Сэчмо» он получил, когда стал уже взрослым музыкантом .
«Сэчмо» происходит от искаженного английского слова «satchelmouth», что означает «рот, похожий на сумку». — Прим. перев.
Опыт, приобретенный Армстронгом во время выступлений с квартетом, был, конечно, важен, но гораздо важнее для него тогда были деньги. Луи старался не упустить ни одной возможности, чтобы подработать. Выполнял мелкие поручения проституток, играл в кости. Позже он утверждал, что был первоклассным игроком. «Иногда я приходил домой, — пишет Армстронг в своих воспоминаниях, — с карманами, полными монет самого разного достоинства. Там были центовики, монеты по пять, десять и даже двадцать пять центов. Их было достаточно, чтобы пойти в магазин» . Почти всю жизнь он находил удовольствие в азартных играх. Уже став знаменитым, он любил ходить в Гарлем, чтобы сразиться там с местными уличными игроками. Правда, говорят, что он вовсе не был таким уж хорошим игроком, каким сам себя считал, и нередко крупно проигрывал.
Armstrong L. Satchmo, p. 22.
Юношей он стал главным кормильцем семьи. По его словам, он время от времени покупал одежду для матери, а себя начал одевать сам с десяти лет. Луи гордился тем, что был настоящим мужчиной в доме, что оказывал семье значительную помощь. И все же ноша, которую он взвалил на себя, была непосильной для парнишки его возраста. В большинстве семей в те времена детям полагалось приносить что-то в дом. Но требования, которые предъявляла к Армстронгу сама жизнь, были чрезмерно велики, и его вклад в семейный бюджет играл слишком важную роль для ее существования. Случались дни, когда, не будь Луи, Маме Люси и даже самой Мэйенн пришлось бы ложиться спать голодными.
Однако, несмотря на всю нищету и убогость Сторивилла, жизнь там была вовсе не такой ужасной, как это может показаться. Удобным и недорогим транспортом легко было добраться до реки или до озера, до парка Джонсона или Линкольна. Но самое главное, повсюду, на каждом шагу звучала музыка. Особенно много ее было в черном Сторивилле. Именно он стал плодородной почвой, на которой зародился джаз. Армстронг утверждал, что слышал игру легендарного «Бадди» Болдена, выступавшего в «Фанки-Батт-холле». Не исключено, что так оно и было, поскольку знаменитый зал находился поблизости. Кроме того, в те времена существовал обычай, по которому за полчаса до начала танцев оркестр выходил на тротуар перед залом и начинал играть, завлекая публику. (В 1906 году у Болдена началось умственное расстройство, и через год он слег в больницу. Кстати, если Армстронг действительно слышал «Бадди» Болдена, то это еще одно подтверждение тому, что он родился не в 1900 году, а несколько раньше.) В округе были и другие дансинги, но больше всего музыки исполнялось в барах. Правда, не в каждом, поскольку владельцы некоторых из них считали, что танцующие клиенты пьют меньше, чем те, кто все внимание уделяет только напиткам. Как правило, в барах выступали небольшие по численности группы: трио или пианист с духовиком, а то и просто один гитарист. Хотя репертуар был самым пестрым, чаще всего играли, медленные, берущие за душу блюзы, под которые проститутки, соблазняя клиентов, исполняли эротический танец дрэг. В городе звучала и духовная музыка, но Армстронг так редко посещал церковь, что она не могла оказать на него заметного влияния. И, наконец, не забудем о знаменитых новоорлеанских уличных оркестрах, состоявших из восьми, десяти, а то и четырнадцати музыкантов, игру которых Луи мог слушать ежедневно.
Для подраставших в новоорлеанском гетто негритянских юношей единственными героями, достойными подражания, были музыканты и энергичные, пробивные личности, умеющие обделывать темные дела. Для них весь мир заключался в округе радиусом пять миль. Они не знали ни радио, ни телевидения. Время от времени Армстронг читал газеты, которые продавал на улицах, и поэтому имел хотя бы приблизительное представление о том, что происходит в мире. Но это были местные, бульварные издания, не публиковавшие никаких материалов о жизни негритянского населения, за исключением уголовной хроники, сообщавшей о преступлениях, совершенных неграми против белых. Гораздо больше узнавал Луи из рассказов моряков, железнодорожников, приезжих коммивояжеров. Он слышал о Джеке Джонсоне, знаменитом боксере-негре, завоевавшем звание чемпиона мира в тот год, когда Луи исполнилось двенадцать лет. В целом же в то время мало кому из негритянских атлетов удавалось добиться известности. Скорее всего, он ничего не знал о существовании тогда еще небольшого числа негров, имевших статус звезды шоу-бизнеса. Вряд ли Армстронг мог даже предположить, что уже появились негры — врачи, юристы, профессора колледжей. Единственными героями, с которых он мог брать пример, были сводники и музыканты.
Итак, можно сказать, что ранние годы Армстронга были суровыми, но вовсе не беспросветными. Мальчик рос без отца, но зато имел сердечную, любящую мать. Его окружали грубые, испорченные жизнью и обстоятельствами люди, но у них было развито чувство локтя, они считали его своим «Маленьким Луи», и, когда он попадал в беду, они его выручали. Рядом с Армстронгом не оказалось человека, который бы распознал его огромный музыкальный дар и помог бы проявиться его таланту. С другой стороны, он жил в городе, где, казалось, сам воздух был пропитан музыкой. Луи так и не получил настоящего образования, зато к зрелому возрасту он уже прекрасно знал жизнь, в том числе ее самые неприглядные стороны.
Наиболее глубокое влияние на формирование личности Армстронга в детские годы оказали два обстоятельства. Во-первых, это то, что он был лишен почти всего, что имеет ребенок, растущий в нормальной обстановке. Он родился негром, и поэтому все двери были для него закрыты. Не имея отца, он не мог рассчитывать на помощь и поддержку, которую другие дети воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Лишенный каких-либо средств к существованию, он не знал тех радостей и удобств, которые были у его сверстников. Отсутствие в детстве самого необходимого помешало развитию в нем стремления к самоутверждению. Всю жизнь ему мешало неумение пробивать себе дорогу в жизни, не склоняться перед авторитетами, что в конечном счете влияло на его способность бороться за место под солнцем. Его застенчивость была составной частью того сложного комплекса черт характера, который называют «неуверенность в себе», «заниженный уровень самооценки», «невысокое представление о самом себе». Вспоминая о том времени, когда ему было лет 12-13, Армстронг в своей книге «Сэчмо» пишет:
«У мадам Мартин были три очаровательные дочери со светлой кожей креольского типа. Их звали Орлиниа, Алиса и Вильгельмина. Две старшие были уже замужем. Я же влюбился в младшую… Она была такой доброй, милой девушкой. Ее всегда окружала масса поклонников. Я же, страдая комплексом неполноценности, чувствовал, что недостаточно хорош для нее» .
Отсутствие уверенности в себе, в своих силах сопутствовало Армстронгу всю жизнь. Даже став одной из самых знаменитых звезд эстрады своего времени, Армстронг по привычке обращался за советами по вопросам, которые он мог прекрасно решить самостоятельно. Контрабасист Милт Хинтон, любимец публики и один из немногих джазистов, интересовавшихся историей музыки, рассказывал следующее:
"Поскольку Луи был, можно сказать, сиротой, он не мог получить такого образования, как «Барни» [Бигард. — Авт.] и Затти [Синглтон. — Авт.]. Одно время мы с «Барни» играли в оркестре Армстронга, и я помню, что, когда кто-то подходил к нему и говорил «я думаю, это надо делать вот так», Луи, как правило, сначала выжидательно смотрел на Бигарда, чтобы выяснить его мнение на этот счет. Если Армстронг видел, что «Барни» против, он обычно отвечал: «Нет, мы не будем так делать». По-моему, с такой же оглядкой он вел себя и по отношению к Затти" .
Armstrong L. Satchmo, p. 27.
Из стенограмм интервью, собранных Институтом по изучению джаза при Ратгерском университете. В дальнейшем ссылки на данный источник будут даны как «Материалы Института джаза».
При таком характере не удивительно, что Армстронг на самых ответственных этапах его карьеры позволял другим, часто малосведущим в музыке, людям принимать за него решения. Слишком часто он дрейфовал, направляемый другими людьми, многие из которых руководствовались своими личными интересами, вместо того чтобы, взяв весло, грести к собственному берегу. В чем же причина такой нерешительности Армстронга, его неуверенности в себе? Современная наука располагает убедительными данными, свидетельствующими о том, что у детей, воспитывающихся без отца, развивается комплекс неполноценности. Им постоянно кажется, что они хуже других и не имеют права требовать чего-то для себя. Именно таким и был Армстронг — застенчивым, вечно сомневающимся. Несмотря на свою жизнерадостность, умение нравиться окружающим, он часто чувствовал себя среди них неловко. Есть люди, которые считают, что обязаны опекать несчастных бездомных животных. Таков был и Армстронг, с той лишь разницей, что этими животными оказались члены его семьи. Говоря об этом синдроме, характеризующем психику Армстронга, трудно отделить причину от следствия. С одной стороны, гипертрофированное чувство долга было развито в нем оттого, что в детстве ему приходилось выполнять обязанности, превышавшие его возможности. С другой — нельзя исключить предположение, что он добровольно брал на себя эти обязанности, дабы поднять себя в собственных глазах, преодолеть чувство неполноценности, вызванное бегством отца и легкомыслием матери. Как бы то ни было, эта черта характера стала неотъемлемой частью его личности. Всю жизнь он испытывал потребность делать что-то за других.
Когда в 1930-х годах Армстронг стал хорошо зарабатывать, он начал раздавать деньги без счета направо и налево. Дело дошло до того, что после каждого выступления у дверей его уборной выстраивалась целая очередь старых музыкантов, случайных знакомых, просто людей, желавших быстро и легко решить свои денежные проблемы. В иные вечера его менеджеры должны были давать ему на эту благотворительность сотни долларов, а всего были розданы, наверное, сотни тысяч. «Барни» Бигард вспоминает, как однажды в 1950-х годах тромбонист «Дикки» Уэллс сказал своему приятелю: «Подожди, сейчас я покажу тебе, как надо добывать деньги». Он подошел к Армстронгу, рассказал ему душещипательную историю и вернулся с двадцатью пятью долларами . Когда материальные возможности Армстронга увеличились еще больше, он начал забрасывать своих менеджеров телеграммами с указанием купить тому или другому знакомому автомобиль. Тем, как правило, удавалось избежать этих ненужных расходов, но иногда Армстронг приходил в ярость от их нежелания считаться с его распоряжениями и категорически требовал, чтобы подарок был вручен. Как вспоминает «Барни», некоторые бывшие музыканты считали Армстронга неумным, даже дураком, но его это никогда не обижало. «Пусть они думают, будто я делаю глупости, — говорил он мне. — Ну почему я не могу дать бедным людям немного денег?»
Материалы Института джаза.
Там же.
Дураком Армстронг никогда не был. Просто он постоянно ощущал себя обязанным заботиться о тех, кто в чем-то нуждался. Это чувство зародилось в нем еще в детстве, когда ему приходилось играть роль отца для Мамы Люси, Мэйенн и даже для самого себя.
Наконец, во-вторых, было еще одно обстоятельство, оставившее неизгладимый след в личности Армстронга. С раннего детства его окружала страшная нищета и жестокое насилие. Еще не достигнув зрелого возраста, он стал свидетелем таких страстей, с которыми большинство из нас не встречается за всю жизнь. Обычно детей стремятся оградить от всего, что связано с сексом. В черном Сторивилле он ни для кого не был тайной. Нередко Армстронг видел убитых, плавающих в луже собственной крови посредине грязных улиц. На его глазах проститутки соблазняли своих клиентов, а их самих избивали сутенеры. На каждом шагу он сталкивался с обманом и воровством. Его постоянно окружали искалеченные наркотиками, алкоголем и болезнями люди. В зрелые годы Армстронг часто идеализировал свою молодость. Сентиментальное отношение к ней временами звучало и в его музыке. Но это не мешало ему видеть мир таким, каким он был на самом деле, и вести себя соответственно.
В молодые годы Армстронга легко было обмануть. Пользуясь его неопытностью, провинциальной наивностью, необразованностью, менеджеры часто обводили Луи вокруг пальца. Но с годами он стал искушенным, умудренным богатым жизненным опытом человеком. Армстронг так и не научился разбираться в политике, плохо ориентировался в деловых и юридических вопросах, не понимал, в чьих руках реальная власть и благодаря чему ею обладают, но людей он распознавал прекрасно и не питал по отношению к ним никаких иллюзий.
В детстве Армстронга окружали люди, привыкшие выражать свои чувства самым непосредственным образом. И дело не только в том, что жители негритянского гетто были более экспансивны и эмоциональны, чем, скажем, темнокожие креолы, но и в том, что свой хлеб насущный им приходилось добывать удовлетворением похоти и других страстей клиентов Сторивилла. Но удовольствие одних оборачивалось слезами других. Там швырялись деньгами, но щедрости сопутствовала алчность. Сторивилл требовал от каждого артиста чувствовать настроение публики и мгновенно реагировать на него. У музыкантов это развивало способность к импровизации, которая стала основой их исполнительской манеры. Все великие джазмены, в том числе Армстронг, Беше, Эллингтон, неоднократно говорили, что прошлое — какие-то мимолетные впечатления детства, воспоминания — помогает им импровизировать. «Дюк» Эллингтон особо подчеркивал, что «для музыканта память о пережитом в прошлом крайне важна. Это могут быть воспоминания о том, как в жаркую ночь собравшиеся во дворе пожилые люди поют при свете луны, или о чьих-то словах, сказанных много лет назад…» .
«New Yorker», July 8, 1944.
Воспоминания порождают чувства, которые в свою очередь влияют на музыку или даже непосредственно в ней воплощаются. У Армстронга была сильно развита память на чувства. Они легко всплывали из глубин его прошлого, и когда-то пережитое вновь вставало перед ним во всех подробностях. Не многие из нас обладают этим даром, и тем дороже он ценится. Не только музыка, но и сама личность Армстронга очаровывала публику. Он никогда не скрывал своих подлинных чувств, раскрывая самые глубокие уголки души. О нем можно сказать, что он жил с душой нараспашку.
Безусловно, в характере Армстронга уживалось много противоречивого. Даже когда он стал уже знаменит, его продолжали считать «робким» человеком. И действительно он был скромен, старался никого не обидеть. Но когда этот робкий, скромный человек выходил на эстраду и начинал хорус за хорусом исполнять страстную, как ракета рвущуюся в небо мелодию, он обретал такую уверенность, что многотысячная аудитория переставала замечать остальных музыкантов и для нее существовал только он. Армстронг обладал одной интересной особенностью, о которой позже мы еще будем говорить: несмотря на свою застенчивость, он всегда в конце концов добивался того, чего хотел. Так, ему удавалось накормить себя и Маму Люси. Он сумел завести дружбу с уличными вожаками, и те помогали ему, когда он нуждался в их помощи. Конечно, постоянные лишения, которые испытал Армстронг в детстве, не могли пройти бесследно, но ущерб, нанесенный ими его психике, оказался сравнительно небольшим.
С детства он обладал неистощимым запасом жизнелюбия — дар, который ценится столь высоко, что его воспевают поэты. Условия, в которых прошли юные годы Луи, могли бы сломить самых сильных мужчин и женщин. Армстронг выстоял. В детстве почти все было против него, и чудо уже то, что он вообще выжил.
Многие считали Армстронга слишком уж простым и наивным, поскольку он никогда не делал тайны из своих чувств и открыто говорил о таких вещах, о которых обычно предпочитают умалчивать. А между тем все дело просто в том, что Луи рос среди людей, для которых открытое проявление эмоций было совершенно нормальным состоянием. Жители Пердидо-стрит не скрывали свою радость, ревность, похоть или алчность. Таким же был и Армстронг.
Он был непосредственным, но вовсе не примитивным. Армстронг умел добиваться своей цели, умел побеждать. Среди парней Сторивилла у него была репутация «ловкого малого». В конечном счете он всегда находил выход из положения. И научила его этому жизнь в среде, где на каждом шагу необходимо проявлять энергию и напористость, умение ловчить.
Глава 4
Нет ни одной книги или статьи об Армстронге, где бы не упоминалась эта история. Накануне нового то ли 1912, то ли 1913 года Луи вместе со своим вокальным квартетом вышел на улицу. В Новом Орлеане существовал обычай устраивать по праздникам фейерверк, а в квартале, где жил Армстронг, иногда и пальбу холостыми патронами. В те годы многие негры, особенно жители тех районов, где хозяйничали хулиганы, имели оружие и нередко в целях безопасности носили его с собой. В нашей истории владельцем пистолета калибра 0,38 дюйма был очередной «дружок» Мэйенн, хранивший его, скорее всего, в сундуке для одежды. Выходя из дома, Луи прихватил пистолет, чтобы вместе со всеми пострелять в честь наступающего Нового года. Компания двинулась по Саус-Рэмпарт-стрит, присматривая место для выступления. Неожиданно какой-то мальчишка выстрелил в сторону Армстронга холостым патроном. Тот, не долго думая, выхватил свой пистолет и дал ответный выстрел. Не успел он опомниться, как громадный белый полицейский потащил его в участок. После короткого разбирательства второго января Луи приговорили к лишению свободы на срок, зависящий от поведения заключенного, и отправили в исправительный дом для негритянских детей. Рассказывая об этой истории, обычно подчеркивают, что приговор был в высшей степени несправедливым, что нельзя было лишать свободы на такой длительный срок совсем еще маленького ребенка, тем более за такой незначительный проступок.
Не исключено, что все происходило именно так. Вряд ли Армстронг выдумал эту историю. Настораживает, однако, тот факт, что впервые она появилась на свет в книге «Свингуй эту музыку», которую, скорее всего, написал за Армстронга какой-нибудь профессиональный автор. Биографии звезд обычно пишутся по определенному шаблону. Хотя ясно, что истина далеко не так проста и однозначна.
В те годы положение детей в стране, особенно в больших городах, вызывало тревогу общественности. Десятки тысяч подростков надрывались от непосильной работы на предприятиях с потогонной системой труда. Тысячи из них становились членами уличных шаек. Частично из благотворительных соображений, частично из опасения, что из этих детей могут вырасти преступники, в большинстве промышленных центров для решения проблемы были созданы особые социальные институты: суды для малолетних, общества для оказания помощи детям, детские дома, приюты для сирот. Первым жителем Нового Орлеана, начавшим заниматься детской благотворительностью, был негр, бывший солдат Джозеф Джонс. В начале XX столетия он вместе с женой Мэнюэллой стал приводить в свой дом бездомных негритянских ребятишек. Вскоре с помощью местного «Общества борьбы против жестокого обращения с детьми» Джонс, получив в распоряжение несколько старых строений на окраине города, открыл в них исправительный дом для негритянских детей. На втором этаже главного здания размещались спальни, внизу — столовая, часовня и классная комната. Согласно Фузу и другим авторам, интервьюировавшим Фрэнка Ласти, «дети учились читать, писать и считать, а в остальное время работали в саду. Два раза в неделю мальчики брали деревянные ружья и барабаны и маршировали по двору» . (Армстронг уверял, что они занимались строевой подготовкой каждый день.)
Foose J., Jones Т., Berry J. Up from the Craddle: A musical Portrait of New Orleans, 1949-1980 (unpublished).
В исправительном доме, больше известном как «Дом Джонса», были установлены чисто военные порядки, что неудивительно, поскольку Джонс во всем опирался на свой армейский опыт и это сказывалось на укладе жизни. Дети должны были не только маршировать. Даже в столовую они отправлялись по сигналу горна, а в помещениях поддерживали казарменный порядок и чистоту. Бюджет заведения был позорно ничтожным. К частным пожертвованиям и деньгам, получаемым от городских властей, Джонс был вынужден добавлять свою зарплату. Нередко еда детей состояла из одной фасоли и черной патоки. Почти полностью отсутствовало школьное оборудование. Джозеф Джонс был замечательным человеком, самым выдающимся негритянским деятелем, какого когда-либо имел Новый Орлеан. Говорят, он стал первым негром, которому был вручен символический ключ от города. Всю свою жизнь он отдал «Дому». Его уважал весь город, им восхищались, но умер он буквально нищим.
Примерно в 1908 году в городе был организован специальный суд, где рассматривались дела малолетних преступников. Он помещался на Бэрон-стрит, его председателем в течение многих лет был Эндрью X. Вилсон, одно имя которого наводило ужас на новоорлеанских подростков. Со временем «Дом Джонса» стали использовать как место заключения малолетних нарушителей закона, поэтому, скорее всего, Армстронг попал туда вовсе не за такую уж невинную шалость. «Дом» был переполнен, ему не хватало ни средств, ни персонала, и направляли туда, конечно, только за более или менее серьезные проступки. В 1932 году Джонса на посту директора сменил Ричард Уиндер, который, ознакомившись с историей «Дома» и его воспитанников, нашел данные, свидетельствующие о том, что и до инцидента с пистолетом Армстронг попадал в неприятные истории. Удивляться тут нечему. Луи был полностью предоставлен самому себе, и его домом была улица. Не надо забывать также и о том, что семья жила на грани нищеты. Ясно одно: для белых городских властей Армстронг был ребенком из неблагополучного дома, и его можно было рассматривать как потенциального преступника. Я предполагаю, что судья Вилсон, зная о далеко не безупречном прошлом Луи, решил, что мальчику будет гораздо лучше находиться под началом Джозефа Джонса, которому, возможно, удастся направить его на путь истинный, чем оставаться с ненадежной Мэйенн.
Первые дни в «Доме» Луи чувствовал себя отвратительно и очень скучал. Но вскоре он привык, и ему даже понравилась царившая в «Доме Джонса» дисциплина. Впервые в его жизни установился какой-то порядок. Каким бы скудным ни было питание, кормили воспитанников регулярно, и они знали, что не останутся без обеда. Соблюдалась чистота. У Луи появились башмаки. У него была теперь собственная постель и определенный режим сна. Армстронг обрел дом в буквальном смысле этого слова и, освоившись там, не стремился его покинуть.
В «Доме Джонса» был свой самодеятельный оркестр, сыгравший особую роль не только в жизни Армстронга, но и, пожалуй, в истории музыки. Благодаря ему корнет попал в руки мальчика в нужный момент. Известно, что, покидая приют, Луи уже немного владел инструментом, но прошло не менее двух лет, прежде чем он смог приобрести собственный корнет. Причиной тому были и его застенчивость, и его бедность. Ясно, что, не будь «Дома Джонса», Армстронг пришел бы в музыку, слишком поздно.
Поскольку Новый Орлеан слыл исключительно музыкальным городом, не стоит удивляться тому, что в приюте был свой оркестр. Они существовали во всех приютах, это предписывала традиция. Во-первых, считалось, что музыка оказывает на детей благотворное влияние. Во-вторых, играя на улицах, воспитанники зарабатывали какие-то деньги, которые шли на содержание заведения. Наиболее известным считался музыкальный коллектив Дженкинского приюта города Чарлстона в штате Южная Каролина. В его состав входило до шести ансамблей, которые широко гастролировали по всей стране и однажды побывали даже в Англии. Успех музыкантов Дженкинского приюта, зарабатывавших значительные средства, оказался заразительным примером для других подобных заведений. Правда, я думаю, что капитан Джонс — на самом деле он не был капитаном, и называли его так просто в знак уважения — в любом случае организовал бы у себя оркестр.
Оркестр «Дома Джонса», руководил которым Питер Дэвис, довольно часто и регулярно выступал в различных частях города. Давая не менее одного концерта в неделю, музыканты не только покрывали расходы на содержание оркестра, но и зарабатывали кое-какие деньги, которые шли в бюджет приюта. К сожалению, о самом Дэвисе мы знаем очень мало. Известно, что он родился в 1880 году и что, как и все остальные воспитатели, был негром. Дэвис играл на одном, а возможно, и на нескольких медных духовых инструментах. Новоорлеанский трубач Ли Коллинз рассказывал, что иногда Питер приглашал в оркестр музыкантов со стороны. «Обычно мы шли к нему домой, — вспоминал Коллинз, — и репетировали там целыми днями, а то и ночами» .
«Сэчмо» происходит от искаженного английского слова «satchelmouth», что означает «рот, похожий на сумку». — Прим. перев.
Опыт, приобретенный Армстронгом во время выступлений с квартетом, был, конечно, важен, но гораздо важнее для него тогда были деньги. Луи старался не упустить ни одной возможности, чтобы подработать. Выполнял мелкие поручения проституток, играл в кости. Позже он утверждал, что был первоклассным игроком. «Иногда я приходил домой, — пишет Армстронг в своих воспоминаниях, — с карманами, полными монет самого разного достоинства. Там были центовики, монеты по пять, десять и даже двадцать пять центов. Их было достаточно, чтобы пойти в магазин» . Почти всю жизнь он находил удовольствие в азартных играх. Уже став знаменитым, он любил ходить в Гарлем, чтобы сразиться там с местными уличными игроками. Правда, говорят, что он вовсе не был таким уж хорошим игроком, каким сам себя считал, и нередко крупно проигрывал.
Armstrong L. Satchmo, p. 22.
Юношей он стал главным кормильцем семьи. По его словам, он время от времени покупал одежду для матери, а себя начал одевать сам с десяти лет. Луи гордился тем, что был настоящим мужчиной в доме, что оказывал семье значительную помощь. И все же ноша, которую он взвалил на себя, была непосильной для парнишки его возраста. В большинстве семей в те времена детям полагалось приносить что-то в дом. Но требования, которые предъявляла к Армстронгу сама жизнь, были чрезмерно велики, и его вклад в семейный бюджет играл слишком важную роль для ее существования. Случались дни, когда, не будь Луи, Маме Люси и даже самой Мэйенн пришлось бы ложиться спать голодными.
Однако, несмотря на всю нищету и убогость Сторивилла, жизнь там была вовсе не такой ужасной, как это может показаться. Удобным и недорогим транспортом легко было добраться до реки или до озера, до парка Джонсона или Линкольна. Но самое главное, повсюду, на каждом шагу звучала музыка. Особенно много ее было в черном Сторивилле. Именно он стал плодородной почвой, на которой зародился джаз. Армстронг утверждал, что слышал игру легендарного «Бадди» Болдена, выступавшего в «Фанки-Батт-холле». Не исключено, что так оно и было, поскольку знаменитый зал находился поблизости. Кроме того, в те времена существовал обычай, по которому за полчаса до начала танцев оркестр выходил на тротуар перед залом и начинал играть, завлекая публику. (В 1906 году у Болдена началось умственное расстройство, и через год он слег в больницу. Кстати, если Армстронг действительно слышал «Бадди» Болдена, то это еще одно подтверждение тому, что он родился не в 1900 году, а несколько раньше.) В округе были и другие дансинги, но больше всего музыки исполнялось в барах. Правда, не в каждом, поскольку владельцы некоторых из них считали, что танцующие клиенты пьют меньше, чем те, кто все внимание уделяет только напиткам. Как правило, в барах выступали небольшие по численности группы: трио или пианист с духовиком, а то и просто один гитарист. Хотя репертуар был самым пестрым, чаще всего играли, медленные, берущие за душу блюзы, под которые проститутки, соблазняя клиентов, исполняли эротический танец дрэг. В городе звучала и духовная музыка, но Армстронг так редко посещал церковь, что она не могла оказать на него заметного влияния. И, наконец, не забудем о знаменитых новоорлеанских уличных оркестрах, состоявших из восьми, десяти, а то и четырнадцати музыкантов, игру которых Луи мог слушать ежедневно.
Для подраставших в новоорлеанском гетто негритянских юношей единственными героями, достойными подражания, были музыканты и энергичные, пробивные личности, умеющие обделывать темные дела. Для них весь мир заключался в округе радиусом пять миль. Они не знали ни радио, ни телевидения. Время от времени Армстронг читал газеты, которые продавал на улицах, и поэтому имел хотя бы приблизительное представление о том, что происходит в мире. Но это были местные, бульварные издания, не публиковавшие никаких материалов о жизни негритянского населения, за исключением уголовной хроники, сообщавшей о преступлениях, совершенных неграми против белых. Гораздо больше узнавал Луи из рассказов моряков, железнодорожников, приезжих коммивояжеров. Он слышал о Джеке Джонсоне, знаменитом боксере-негре, завоевавшем звание чемпиона мира в тот год, когда Луи исполнилось двенадцать лет. В целом же в то время мало кому из негритянских атлетов удавалось добиться известности. Скорее всего, он ничего не знал о существовании тогда еще небольшого числа негров, имевших статус звезды шоу-бизнеса. Вряд ли Армстронг мог даже предположить, что уже появились негры — врачи, юристы, профессора колледжей. Единственными героями, с которых он мог брать пример, были сводники и музыканты.
Итак, можно сказать, что ранние годы Армстронга были суровыми, но вовсе не беспросветными. Мальчик рос без отца, но зато имел сердечную, любящую мать. Его окружали грубые, испорченные жизнью и обстоятельствами люди, но у них было развито чувство локтя, они считали его своим «Маленьким Луи», и, когда он попадал в беду, они его выручали. Рядом с Армстронгом не оказалось человека, который бы распознал его огромный музыкальный дар и помог бы проявиться его таланту. С другой стороны, он жил в городе, где, казалось, сам воздух был пропитан музыкой. Луи так и не получил настоящего образования, зато к зрелому возрасту он уже прекрасно знал жизнь, в том числе ее самые неприглядные стороны.
Наиболее глубокое влияние на формирование личности Армстронга в детские годы оказали два обстоятельства. Во-первых, это то, что он был лишен почти всего, что имеет ребенок, растущий в нормальной обстановке. Он родился негром, и поэтому все двери были для него закрыты. Не имея отца, он не мог рассчитывать на помощь и поддержку, которую другие дети воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Лишенный каких-либо средств к существованию, он не знал тех радостей и удобств, которые были у его сверстников. Отсутствие в детстве самого необходимого помешало развитию в нем стремления к самоутверждению. Всю жизнь ему мешало неумение пробивать себе дорогу в жизни, не склоняться перед авторитетами, что в конечном счете влияло на его способность бороться за место под солнцем. Его застенчивость была составной частью того сложного комплекса черт характера, который называют «неуверенность в себе», «заниженный уровень самооценки», «невысокое представление о самом себе». Вспоминая о том времени, когда ему было лет 12-13, Армстронг в своей книге «Сэчмо» пишет:
«У мадам Мартин были три очаровательные дочери со светлой кожей креольского типа. Их звали Орлиниа, Алиса и Вильгельмина. Две старшие были уже замужем. Я же влюбился в младшую… Она была такой доброй, милой девушкой. Ее всегда окружала масса поклонников. Я же, страдая комплексом неполноценности, чувствовал, что недостаточно хорош для нее» .
Отсутствие уверенности в себе, в своих силах сопутствовало Армстронгу всю жизнь. Даже став одной из самых знаменитых звезд эстрады своего времени, Армстронг по привычке обращался за советами по вопросам, которые он мог прекрасно решить самостоятельно. Контрабасист Милт Хинтон, любимец публики и один из немногих джазистов, интересовавшихся историей музыки, рассказывал следующее:
"Поскольку Луи был, можно сказать, сиротой, он не мог получить такого образования, как «Барни» [Бигард. — Авт.] и Затти [Синглтон. — Авт.]. Одно время мы с «Барни» играли в оркестре Армстронга, и я помню, что, когда кто-то подходил к нему и говорил «я думаю, это надо делать вот так», Луи, как правило, сначала выжидательно смотрел на Бигарда, чтобы выяснить его мнение на этот счет. Если Армстронг видел, что «Барни» против, он обычно отвечал: «Нет, мы не будем так делать». По-моему, с такой же оглядкой он вел себя и по отношению к Затти" .
Armstrong L. Satchmo, p. 27.
Из стенограмм интервью, собранных Институтом по изучению джаза при Ратгерском университете. В дальнейшем ссылки на данный источник будут даны как «Материалы Института джаза».
При таком характере не удивительно, что Армстронг на самых ответственных этапах его карьеры позволял другим, часто малосведущим в музыке, людям принимать за него решения. Слишком часто он дрейфовал, направляемый другими людьми, многие из которых руководствовались своими личными интересами, вместо того чтобы, взяв весло, грести к собственному берегу. В чем же причина такой нерешительности Армстронга, его неуверенности в себе? Современная наука располагает убедительными данными, свидетельствующими о том, что у детей, воспитывающихся без отца, развивается комплекс неполноценности. Им постоянно кажется, что они хуже других и не имеют права требовать чего-то для себя. Именно таким и был Армстронг — застенчивым, вечно сомневающимся. Несмотря на свою жизнерадостность, умение нравиться окружающим, он часто чувствовал себя среди них неловко. Есть люди, которые считают, что обязаны опекать несчастных бездомных животных. Таков был и Армстронг, с той лишь разницей, что этими животными оказались члены его семьи. Говоря об этом синдроме, характеризующем психику Армстронга, трудно отделить причину от следствия. С одной стороны, гипертрофированное чувство долга было развито в нем оттого, что в детстве ему приходилось выполнять обязанности, превышавшие его возможности. С другой — нельзя исключить предположение, что он добровольно брал на себя эти обязанности, дабы поднять себя в собственных глазах, преодолеть чувство неполноценности, вызванное бегством отца и легкомыслием матери. Как бы то ни было, эта черта характера стала неотъемлемой частью его личности. Всю жизнь он испытывал потребность делать что-то за других.
Когда в 1930-х годах Армстронг стал хорошо зарабатывать, он начал раздавать деньги без счета направо и налево. Дело дошло до того, что после каждого выступления у дверей его уборной выстраивалась целая очередь старых музыкантов, случайных знакомых, просто людей, желавших быстро и легко решить свои денежные проблемы. В иные вечера его менеджеры должны были давать ему на эту благотворительность сотни долларов, а всего были розданы, наверное, сотни тысяч. «Барни» Бигард вспоминает, как однажды в 1950-х годах тромбонист «Дикки» Уэллс сказал своему приятелю: «Подожди, сейчас я покажу тебе, как надо добывать деньги». Он подошел к Армстронгу, рассказал ему душещипательную историю и вернулся с двадцатью пятью долларами . Когда материальные возможности Армстронга увеличились еще больше, он начал забрасывать своих менеджеров телеграммами с указанием купить тому или другому знакомому автомобиль. Тем, как правило, удавалось избежать этих ненужных расходов, но иногда Армстронг приходил в ярость от их нежелания считаться с его распоряжениями и категорически требовал, чтобы подарок был вручен. Как вспоминает «Барни», некоторые бывшие музыканты считали Армстронга неумным, даже дураком, но его это никогда не обижало. «Пусть они думают, будто я делаю глупости, — говорил он мне. — Ну почему я не могу дать бедным людям немного денег?»
Материалы Института джаза.
Там же.
Дураком Армстронг никогда не был. Просто он постоянно ощущал себя обязанным заботиться о тех, кто в чем-то нуждался. Это чувство зародилось в нем еще в детстве, когда ему приходилось играть роль отца для Мамы Люси, Мэйенн и даже для самого себя.
Наконец, во-вторых, было еще одно обстоятельство, оставившее неизгладимый след в личности Армстронга. С раннего детства его окружала страшная нищета и жестокое насилие. Еще не достигнув зрелого возраста, он стал свидетелем таких страстей, с которыми большинство из нас не встречается за всю жизнь. Обычно детей стремятся оградить от всего, что связано с сексом. В черном Сторивилле он ни для кого не был тайной. Нередко Армстронг видел убитых, плавающих в луже собственной крови посредине грязных улиц. На его глазах проститутки соблазняли своих клиентов, а их самих избивали сутенеры. На каждом шагу он сталкивался с обманом и воровством. Его постоянно окружали искалеченные наркотиками, алкоголем и болезнями люди. В зрелые годы Армстронг часто идеализировал свою молодость. Сентиментальное отношение к ней временами звучало и в его музыке. Но это не мешало ему видеть мир таким, каким он был на самом деле, и вести себя соответственно.
В молодые годы Армстронга легко было обмануть. Пользуясь его неопытностью, провинциальной наивностью, необразованностью, менеджеры часто обводили Луи вокруг пальца. Но с годами он стал искушенным, умудренным богатым жизненным опытом человеком. Армстронг так и не научился разбираться в политике, плохо ориентировался в деловых и юридических вопросах, не понимал, в чьих руках реальная власть и благодаря чему ею обладают, но людей он распознавал прекрасно и не питал по отношению к ним никаких иллюзий.
В детстве Армстронга окружали люди, привыкшие выражать свои чувства самым непосредственным образом. И дело не только в том, что жители негритянского гетто были более экспансивны и эмоциональны, чем, скажем, темнокожие креолы, но и в том, что свой хлеб насущный им приходилось добывать удовлетворением похоти и других страстей клиентов Сторивилла. Но удовольствие одних оборачивалось слезами других. Там швырялись деньгами, но щедрости сопутствовала алчность. Сторивилл требовал от каждого артиста чувствовать настроение публики и мгновенно реагировать на него. У музыкантов это развивало способность к импровизации, которая стала основой их исполнительской манеры. Все великие джазмены, в том числе Армстронг, Беше, Эллингтон, неоднократно говорили, что прошлое — какие-то мимолетные впечатления детства, воспоминания — помогает им импровизировать. «Дюк» Эллингтон особо подчеркивал, что «для музыканта память о пережитом в прошлом крайне важна. Это могут быть воспоминания о том, как в жаркую ночь собравшиеся во дворе пожилые люди поют при свете луны, или о чьих-то словах, сказанных много лет назад…» .
«New Yorker», July 8, 1944.
Воспоминания порождают чувства, которые в свою очередь влияют на музыку или даже непосредственно в ней воплощаются. У Армстронга была сильно развита память на чувства. Они легко всплывали из глубин его прошлого, и когда-то пережитое вновь вставало перед ним во всех подробностях. Не многие из нас обладают этим даром, и тем дороже он ценится. Не только музыка, но и сама личность Армстронга очаровывала публику. Он никогда не скрывал своих подлинных чувств, раскрывая самые глубокие уголки души. О нем можно сказать, что он жил с душой нараспашку.
Безусловно, в характере Армстронга уживалось много противоречивого. Даже когда он стал уже знаменит, его продолжали считать «робким» человеком. И действительно он был скромен, старался никого не обидеть. Но когда этот робкий, скромный человек выходил на эстраду и начинал хорус за хорусом исполнять страстную, как ракета рвущуюся в небо мелодию, он обретал такую уверенность, что многотысячная аудитория переставала замечать остальных музыкантов и для нее существовал только он. Армстронг обладал одной интересной особенностью, о которой позже мы еще будем говорить: несмотря на свою застенчивость, он всегда в конце концов добивался того, чего хотел. Так, ему удавалось накормить себя и Маму Люси. Он сумел завести дружбу с уличными вожаками, и те помогали ему, когда он нуждался в их помощи. Конечно, постоянные лишения, которые испытал Армстронг в детстве, не могли пройти бесследно, но ущерб, нанесенный ими его психике, оказался сравнительно небольшим.
С детства он обладал неистощимым запасом жизнелюбия — дар, который ценится столь высоко, что его воспевают поэты. Условия, в которых прошли юные годы Луи, могли бы сломить самых сильных мужчин и женщин. Армстронг выстоял. В детстве почти все было против него, и чудо уже то, что он вообще выжил.
Многие считали Армстронга слишком уж простым и наивным, поскольку он никогда не делал тайны из своих чувств и открыто говорил о таких вещах, о которых обычно предпочитают умалчивать. А между тем все дело просто в том, что Луи рос среди людей, для которых открытое проявление эмоций было совершенно нормальным состоянием. Жители Пердидо-стрит не скрывали свою радость, ревность, похоть или алчность. Таким же был и Армстронг.
Он был непосредственным, но вовсе не примитивным. Армстронг умел добиваться своей цели, умел побеждать. Среди парней Сторивилла у него была репутация «ловкого малого». В конечном счете он всегда находил выход из положения. И научила его этому жизнь в среде, где на каждом шагу необходимо проявлять энергию и напористость, умение ловчить.
Глава 4
В ИСПРАВИТЕЛЬНОМ ДОМЕ
Нет ни одной книги или статьи об Армстронге, где бы не упоминалась эта история. Накануне нового то ли 1912, то ли 1913 года Луи вместе со своим вокальным квартетом вышел на улицу. В Новом Орлеане существовал обычай устраивать по праздникам фейерверк, а в квартале, где жил Армстронг, иногда и пальбу холостыми патронами. В те годы многие негры, особенно жители тех районов, где хозяйничали хулиганы, имели оружие и нередко в целях безопасности носили его с собой. В нашей истории владельцем пистолета калибра 0,38 дюйма был очередной «дружок» Мэйенн, хранивший его, скорее всего, в сундуке для одежды. Выходя из дома, Луи прихватил пистолет, чтобы вместе со всеми пострелять в честь наступающего Нового года. Компания двинулась по Саус-Рэмпарт-стрит, присматривая место для выступления. Неожиданно какой-то мальчишка выстрелил в сторону Армстронга холостым патроном. Тот, не долго думая, выхватил свой пистолет и дал ответный выстрел. Не успел он опомниться, как громадный белый полицейский потащил его в участок. После короткого разбирательства второго января Луи приговорили к лишению свободы на срок, зависящий от поведения заключенного, и отправили в исправительный дом для негритянских детей. Рассказывая об этой истории, обычно подчеркивают, что приговор был в высшей степени несправедливым, что нельзя было лишать свободы на такой длительный срок совсем еще маленького ребенка, тем более за такой незначительный проступок.
Не исключено, что все происходило именно так. Вряд ли Армстронг выдумал эту историю. Настораживает, однако, тот факт, что впервые она появилась на свет в книге «Свингуй эту музыку», которую, скорее всего, написал за Армстронга какой-нибудь профессиональный автор. Биографии звезд обычно пишутся по определенному шаблону. Хотя ясно, что истина далеко не так проста и однозначна.
В те годы положение детей в стране, особенно в больших городах, вызывало тревогу общественности. Десятки тысяч подростков надрывались от непосильной работы на предприятиях с потогонной системой труда. Тысячи из них становились членами уличных шаек. Частично из благотворительных соображений, частично из опасения, что из этих детей могут вырасти преступники, в большинстве промышленных центров для решения проблемы были созданы особые социальные институты: суды для малолетних, общества для оказания помощи детям, детские дома, приюты для сирот. Первым жителем Нового Орлеана, начавшим заниматься детской благотворительностью, был негр, бывший солдат Джозеф Джонс. В начале XX столетия он вместе с женой Мэнюэллой стал приводить в свой дом бездомных негритянских ребятишек. Вскоре с помощью местного «Общества борьбы против жестокого обращения с детьми» Джонс, получив в распоряжение несколько старых строений на окраине города, открыл в них исправительный дом для негритянских детей. На втором этаже главного здания размещались спальни, внизу — столовая, часовня и классная комната. Согласно Фузу и другим авторам, интервьюировавшим Фрэнка Ласти, «дети учились читать, писать и считать, а в остальное время работали в саду. Два раза в неделю мальчики брали деревянные ружья и барабаны и маршировали по двору» . (Армстронг уверял, что они занимались строевой подготовкой каждый день.)
Foose J., Jones Т., Berry J. Up from the Craddle: A musical Portrait of New Orleans, 1949-1980 (unpublished).
В исправительном доме, больше известном как «Дом Джонса», были установлены чисто военные порядки, что неудивительно, поскольку Джонс во всем опирался на свой армейский опыт и это сказывалось на укладе жизни. Дети должны были не только маршировать. Даже в столовую они отправлялись по сигналу горна, а в помещениях поддерживали казарменный порядок и чистоту. Бюджет заведения был позорно ничтожным. К частным пожертвованиям и деньгам, получаемым от городских властей, Джонс был вынужден добавлять свою зарплату. Нередко еда детей состояла из одной фасоли и черной патоки. Почти полностью отсутствовало школьное оборудование. Джозеф Джонс был замечательным человеком, самым выдающимся негритянским деятелем, какого когда-либо имел Новый Орлеан. Говорят, он стал первым негром, которому был вручен символический ключ от города. Всю свою жизнь он отдал «Дому». Его уважал весь город, им восхищались, но умер он буквально нищим.
Примерно в 1908 году в городе был организован специальный суд, где рассматривались дела малолетних преступников. Он помещался на Бэрон-стрит, его председателем в течение многих лет был Эндрью X. Вилсон, одно имя которого наводило ужас на новоорлеанских подростков. Со временем «Дом Джонса» стали использовать как место заключения малолетних нарушителей закона, поэтому, скорее всего, Армстронг попал туда вовсе не за такую уж невинную шалость. «Дом» был переполнен, ему не хватало ни средств, ни персонала, и направляли туда, конечно, только за более или менее серьезные проступки. В 1932 году Джонса на посту директора сменил Ричард Уиндер, который, ознакомившись с историей «Дома» и его воспитанников, нашел данные, свидетельствующие о том, что и до инцидента с пистолетом Армстронг попадал в неприятные истории. Удивляться тут нечему. Луи был полностью предоставлен самому себе, и его домом была улица. Не надо забывать также и о том, что семья жила на грани нищеты. Ясно одно: для белых городских властей Армстронг был ребенком из неблагополучного дома, и его можно было рассматривать как потенциального преступника. Я предполагаю, что судья Вилсон, зная о далеко не безупречном прошлом Луи, решил, что мальчику будет гораздо лучше находиться под началом Джозефа Джонса, которому, возможно, удастся направить его на путь истинный, чем оставаться с ненадежной Мэйенн.
Первые дни в «Доме» Луи чувствовал себя отвратительно и очень скучал. Но вскоре он привык, и ему даже понравилась царившая в «Доме Джонса» дисциплина. Впервые в его жизни установился какой-то порядок. Каким бы скудным ни было питание, кормили воспитанников регулярно, и они знали, что не останутся без обеда. Соблюдалась чистота. У Луи появились башмаки. У него была теперь собственная постель и определенный режим сна. Армстронг обрел дом в буквальном смысле этого слова и, освоившись там, не стремился его покинуть.
В «Доме Джонса» был свой самодеятельный оркестр, сыгравший особую роль не только в жизни Армстронга, но и, пожалуй, в истории музыки. Благодаря ему корнет попал в руки мальчика в нужный момент. Известно, что, покидая приют, Луи уже немного владел инструментом, но прошло не менее двух лет, прежде чем он смог приобрести собственный корнет. Причиной тому были и его застенчивость, и его бедность. Ясно, что, не будь «Дома Джонса», Армстронг пришел бы в музыку, слишком поздно.
Поскольку Новый Орлеан слыл исключительно музыкальным городом, не стоит удивляться тому, что в приюте был свой оркестр. Они существовали во всех приютах, это предписывала традиция. Во-первых, считалось, что музыка оказывает на детей благотворное влияние. Во-вторых, играя на улицах, воспитанники зарабатывали какие-то деньги, которые шли на содержание заведения. Наиболее известным считался музыкальный коллектив Дженкинского приюта города Чарлстона в штате Южная Каролина. В его состав входило до шести ансамблей, которые широко гастролировали по всей стране и однажды побывали даже в Англии. Успех музыкантов Дженкинского приюта, зарабатывавших значительные средства, оказался заразительным примером для других подобных заведений. Правда, я думаю, что капитан Джонс — на самом деле он не был капитаном, и называли его так просто в знак уважения — в любом случае организовал бы у себя оркестр.
Оркестр «Дома Джонса», руководил которым Питер Дэвис, довольно часто и регулярно выступал в различных частях города. Давая не менее одного концерта в неделю, музыканты не только покрывали расходы на содержание оркестра, но и зарабатывали кое-какие деньги, которые шли в бюджет приюта. К сожалению, о самом Дэвисе мы знаем очень мало. Известно, что он родился в 1880 году и что, как и все остальные воспитатели, был негром. Дэвис играл на одном, а возможно, и на нескольких медных духовых инструментах. Новоорлеанский трубач Ли Коллинз рассказывал, что иногда Питер приглашал в оркестр музыкантов со стороны. «Обычно мы шли к нему домой, — вспоминал Коллинз, — и репетировали там целыми днями, а то и ночами» .