Страница:
Я уверен, что никто из присутствующих в этот вечер на стадионе не сможет забыть рева английских болельщиков, чудовищного рева, не забыть и лиц игроков «Манчестера», обезумевших от радости, ликующих и бросающихся в объятия. И, наоборот, стеклянных лиц с пустыми взглядами немецких игроков, не веривших, что можно за две минуты упустить верную победу. Многие из них повалились на землю, как будто из них выпустили всю энергию, и физическую, и психическую. Однако оставалось еще десять секунд и, как пел Фредди Меркьюри, «шоу должно быть продолжено». Тогда я подошел к капитану «Баварии» Эффенбергу и похлопал его по груди, потом попытался поднять рыдающего Куффура и, наконец, возобновил игру. Через несколько секунд матч закончился. И опять: ликующие англичане, празднующие как полоумные, и немцы в слезах, кто на коленях, а кто с опущенной головой.
Мог ли кто подумать о подобном эпилоге за несколько минут до него? Но таков футбол, способный доставить радость, почти тут же привести в отчаяние, превратить нормальный матч в финал века.
В этом и состоит различие между повседневной жизнью и футболом. Скрупулезный и опытный человек в непредвиденной ситуации говорит: «Постой, сейчас я немного подумаю, поразмышляю и решу». Например, адвокат, не готовый к решению проблемы его клиента, имеет право, если он хороший профессионал, сказать: «…увидимся через неделю, мне нужно изучить проблему». Врач, прежде чем приступить к лечению, потребует сдать анализы. Судья до вынесения приговора удаляется в совещательную комнату, где оценивает, взвешивает и только потом принимает решение.
Но для футбольных судей такое недопустимо. И даже в самых неожиданных случаях, не поддающихся предвидению, решение должно быть принято в так называемом «реальном времени», иногда в доли секунды. Это совсем не простое дело. Мне бы хотелось, чтобы это понял некто, сидящий в кресле за монитором и постоянно рассматривающий одни и те же изображения, возможно, даже в замедленном повторе, и изрекающий, как мне недавно пришлось услышать, что «…футбольные судьи, как и судьи в судах, не могут ошибаться».
По правде говоря, в определенных, особенно необычных ситуациях немного времени все же имеется — это время ожидания события, иногда довольно длительное, позволяющее арбитру сделать оценку проиходящему, подумать и найти решение. За длительную карьеру арбитра я накопил (для статистики) довольно обширный список «странных» ситуаций.
Одна из таких ситуаций возникла в 1997 г. в матче «Интер»-«Ювентус», одном из самых принципиальных и важных матчей чемпионата Италии: обе команды ожидали его с большим нетерпением, желая побороться за чемпионство. Стадион «Сан-Сиро» был переполнен. А когда на нем собирается свыше 80 тыс. зрителей, и судить, и играть становится очень трудно. Ты чувствуешь себя сдавленным этой настоящей стеной лиц, нависающих над тобой, а гул стоит такой, что захватывает дух. Началась игра, и через 7-8 минут происходит «странный» эпизод. За мяч в воздухе борются два игрока: Монтеро из «Ювентуса» и Саморано из «Интера», мяч отлетает в сторону ворот «Ювентуса», где его подхватывает нападающий Ганц, игравший тогда за «Интер». Положение, в котором он находился, могло показаться сомнительным. Смотрю на помощника, и он мне четко показывает жестом, что нападающий не в положении «вне игры» и можно продолжать игру. Как известно, в определении положения «вне игры» основная роль принадлежит помощнику: если у главного арбитра нет абсолютной уверенности, он не может принять решения и должен довериться помощнику. Правильно интерпретировать создавшееся положение главному арбитру могут помешать две причины: если игрок нападения находился на одной линии с последним защитником, что всегда трудно определить без помощи бокового судьи, либо он не видел всю картину атаки и защиты двух команд. С того места, с которого я смотрел за игрой, сомнение в том, что Ганц мог бы быть в положении «вне игры» возникало, но та часть поля, где находился защитник, была затененной и вне моего поля зрения. Это обязывало меня доверить решение помощнику. Игра продолжалась. Перуцци парировал удар Ганца, но мяч отлетел обратно к нему, последовал повторный удар, завершившийся на этот раз голом. Гол засчитан, игроки «Интера» ликуют, а «Ювентуса» протестуют. В тот момент моей задачей было защитить помощника от протестов игроков. В таких ситуациях самое худшее — это оставить бокового арбитра без помощи. Я приблизился к нему, чтобы отстранить от него Феррару, игрока из команды «Юве», протестовавшего с большой горячностью, и услышал, как помощник говорит ему: «…нет, он был „вне игры“, но мяч получил от Монтеро».
Согласно правилу, игрок, находящийся в положении «вне игры», таковым не считается, если мяч попал к нему от противника, следовательно, если последним сыграл в мяч Монтеро, то положение Ганца было правильным. Но я уверен, что мяч он получил от Саморано: значит, нужно немедленно выяснить, что же случилось. Спрашиваю помощника: «Все же Ганц был вне игры?» «Да, — отвечает он, — Ганц был вне игры, но он получил мяч от Монтеро».
Я мог сомневаться в том, был ли в положении «вне игры» Ганц, но не в том, что пас ему отдал Саморано.
Мысли в моей голове полетели очень быстро: засчитанный гол, обрадовавший команду, которая его забила, мяч в центре поля и вот-вот возобновится игра и моя уверенность, что гол засчитан неправильно из положения «вне игры», чего не заметил помощник, и его следует отменить. Задача на первый взгляд простая, поскольку главная цель арбитра — правильное применение правил. Значит, я должен придерживаться условия, предусматриваемого правилом № 5, согласно которому арбитр может отменить свое решение, если сочтет его ошибочным, пока не возобновилась игра, и я решаю отменить гол. Гораздо труднее управлять игрой после подобного решения, поскольку сам по себе напряженный матч может стать по-настоящему неуправляемым, если мой выбор не будет понят как можно большим числом игроков. Поэтому я приглашаю капитана «Интера» Джузеппе Бергоми и сообщаю ему: «Тебе покажется странным, возможно, ты не поверишь, но ты должен доверять мне. Гол не засчитывается, поскольку Ганц был „вне игры“.
Помню, что игроки на поле отнеслись недоверчиво, узнав о решении, но я еще должен сообщить об этом сидящим на запасной скамейке, тренерам и запасным игрокам, так как очень часто именно от них нервозность передается игрокам на поле. Я подхожу к скамейке «Интера» и вижу Ходжсона — тренера «Интера» и, как бы извиняясь перед ним, легко опускаясь на колени, говорю ему о решении, глядя в лицо. Вероятно, фотография, где я стою на коленях перед Ходжсоном, обошла весь мир, но гораздо важнее был поступок, в высшей степени спортивный, наставника «Интера», настоящего джентльмена на поле и за его пределами. Он протянул мне руку и сказал: «Все правильно».
Первый тайм проходил как обычно, будто бы ничего не случилось. Но в перерыве напряжение в раздевалке заметно возросло: мое решение было не совсем обычным, и понятно оно было далеко не всем. Ведь оно принималось после окончания эпизода и у многих невольно закрадывалась мысль: «…а прав ли он…» Однако после перерыва мы возвращались на поле, и Никола Берти, не игравший в этот день, подошел ко мне и сказал: «Мы смотрели по телевизору. Ты прав на сто процентов». Эти слова подтверждали уверенность в себе, так как на поле ты веришь, что поступаешь правильно, но при этом ты берешь на себя большую ответственность; слова Берти успокоили меня. Матч закончился благополучно со счетом 0:0, и эпизод, который мог бы повлиять неблагоприятно на ход матча, остался в прошлом. Во избежание того, чтобы интерпретация случившегося не оказалась далекой от реальности, я с согласия чиновника, назначавшего в то время арбитров на матч, решил после матча появиться в зале для прессы, что тогда арбитрам делать запрещалось. Я помню, что пытался вести себя как «капитан» бригады арбитров и сказал: «Мы ошиблись. Мы изменили решение». Я не хотел перекладывать ответственность на кого-то из моей бригады, которая приняла неправильное решение. К сожалению, этого оказалось недостаточно, и в последующие дни в газетах разразился спор, сопровождающийся высказываниями противоположных мнений и создавший достаточно проблем не столько мне, сколько служащим отеля «Плайя-де-лас-Америкас» в Тенерифе. Я уже давно собирался на отдых с семьей, и на следующий день после матча мы уехали, а своего друга я попросил присылать мне ежедневно обзор печати. Никогда не думал, что каждый день я буду получать метры статей по факсу и смотреть на изумленные лица служащих отеля, не понимающих, что же происходит.
До сих пор, вспоминая этот эпизод, кто-то начинает говорить не об ошибке, которой удалось избежать, а об очень сомнительном решении.
Естественно, и в этом случае мнения были различными, что, в общем, обычное явление. Невозможно всегда соглашаться со всеми моими действиями. Гораздо большее удовольствие мне доставляет то, что все присутствующие нейтральные личности, особенно комментаторы и журналисты, разделяют мой выбор «политики выжидания», награждая меня многочисленными высокими оценками «за мою работу» в табеле успеваемости. В конце второго тайма игра уже проходила в условиях, ничуть не хуже условий, в которых проводились многие другие матчи. Понятно, что ввиду большого значения, а главное, последствий конечного результата для «Ювентуса» руководители этой команды не могли, мягко говоря, радоваться моему решению. Это абсолютно нормально, и ничего странного в этом нет. До сих пор «бело-черный» болельщик, встречая меня, обязательно напомнит об этом матче.
К сожалению, часто некоторые люди, перебрав различные причины моего решения, предполагают, что на меня оказали давление, чтобы я довел матч до конца, при этом указывают на крупных бизнесменов, заинтересованных в этом. Печально сознавать, что арбитра считают марионеткой, которую кто-то дергает за нити.
У меня нет намерения убеждать кого-то в «правильности» моих решений. Мы можем ошибаться, это несомненно, но мы ошибаемся, думая своей головой, а не головой Великого Старца, дергающего нас за ниточку.
Ни состояние поля, ни ход встречи не давали повода к бурной реакции публики. Но в какой-то момент на трибунах появляется плакат с оскорбительной надписью по отношению к человеку, назначающему на матчи арбитров, Паоло Казарину. Огромными буквами было написано «Казарин — паяц». Бурная реакция не позволила мне в тот момент понять, не появилось ли это оскорбление в связи с проходившим матчем. Но для этого не было никакой причины. Я подумал, что должен добиться, чтобы этот плакат с оскорблением был немедленно убран, настолько он был оскорбительным. Я попытался объяснить руководителям и капитану команды «Сампдория» — Роберто Манчини, что любым способом этот плакат необходимо убрать, что его нельзя оставлять. Я так до сих пор и не узнал, постарались они что-то сделать или нет. В последовавшие за матчем дни я прочитал в газетах самые разнообразные высказывания. Кто-то написал, что Манчини подошел к трибунам и сказал: «Ничего не убирайте». Я этого не знаю, и мне неинтересно это знать. Через несколько минут плакат исчез, а спустя немного времени снова появился. Как бы то ни было, но сейчас я сомневаюсь, что мое вмешательство было правильным; вероятно, проще было бы не замечать плаката, и тогда он меньше привлек бы внимания и немного времени спустя был бы убран. Вопреки моей воле, мое вмешательство подогрело газетную шумиху и нанесло больший вред, чем если бы я не вмешался. Несколько месяцев спустя, перед началом матча «Пьяченца»-«Милан» был вывешен плакат не только оскорбительного, но еще и расистского содержания по отношению к двум игрокам. В этом случае я также потребовал убрать плакат, поддерживаемый бурной реакцией большинства присутствующих на стадионе зрителей, которые начали освистывать его еще при развертывании. Решение убрать его было правильным, поскольку в первом случае оскорбление наносилось человеку не за его плохую игру, а было направлено против принципов честной и справедливой борьбы. Понятно, во втором случае я также рисковал сделать рекламу случаю проявления расизма, но футбольный мир должен твердо противостоять таким выходкам и не должен оставаться безучастным. Преступление не может оставаться безнаказанным, только потому что оно совершено на стадионе. Однажды на конференции я слышал, как один полицейский чиновник говорил, что концентрация большого числа определенного типа лиц на стадионе облегчает их работу, поскольку, находясь в городе, эти лица могли бы совершать другие преступления. Слушая эту речь, мы не верили своим ушам: если этому способствовать, то такой спорт, как футбол, может исчезнуть, поэтому нужно смело бороться с этими инцидентами; мы должны брать пример с других стран, где серьезнейшие проблемы общественного порядка на стадионах были решены принятием жестких, порой репрессивных мер, приведших к отличным результатам. Я говорю о Франции, где только лишь бросание бенгальских огней уже считается преступлением. Или еще лучший пример Англия, которую считали страной, где на стадионах было широко распространено насилие, столь широко, что ФИФА вынуждена была исключить английские клубы из европейских кубков.
Жесткий закон о футболе «Football act», от 1989 г., принятый правительством госпожи Тэтчер, а затем подтвержденный и дополненный лейбористским правительством Тони Блэра после европейского чемпионата 2000 г., способствовали тому, что положение в последние годы на стадионах Англии совершенно изменилось. Результаты налицо, достаточно посмотреть на трибуны любого британского стадиона: родители с детьми, пенсионеры, влюбленные идут на стадион, чтобы развлечься, поболеть за любимую команду, провести несколько часов, наслаждаясь замечательным зрелищем, которым является игра в футбол. Все надевают футболки своей любимой команды, не рискуя подвергнуться насилию. Это не значит, что все англичане стали ангелочками; известно, что за границей некоторые болельщики все еще создают проблемы, но только в странах, где более мягкие законы или где люди, призванные применять их, плохо выполняют свои обязанности. Во всяком случае, у опасных болельщиков, приезжающих на матчи, отбирают паспорта. Мне хотелось бы, чтобы и у нас произошло нечто подобное. Мы были на правильном пути, когда в прошлом были введены правила, касающиеся поведения на стадионах, но потом от них отказались, и проблема вновь встала во всей своей красе. К счастью, в последние месяцы предпринята попытка изменить положение: теперь человек, совершивший определенные действия на стадионе, может быть задержан после матча, будучи опознанным, даже в случае, если его не застали на месте преступления. До сих продолжают показывать по телевизору сцены столкновений полиции с болельщиками — хулиганами, которые открыто нападают и избивают полицейских ремнями. Как можно на это смотреть? И как можно терпеть, что эти бандиты расплачиваются за содеянное, только получив запрет посещать на некоторое время стадион? В Англии совершившие зло расплачиваются по-другому. На многих английских стадионах установлены настоящие системы видеонаблюдения. Одну из первых встреч за границей я судил в Ньюкасле, и ответственные работники службы правопорядка показали мне систему телекамер, которая охватывала весь стадион. Все места стадиона были абонированы, и если с какого-то сектора на поле бросили предмет, сразу же пытались установить нарушителя, а затем его удаляли и лишали права посещать стадион. Если найти хулигана не удавалось, то абонементов на матчи лишали весь сектор, в котором он находился. Эта система могла показаться несправедливой, но она позволяла возлагать ответственность на весь сектор и вынуждать людей показывать на того, кто бросил предмет. Однажды, когда я судил матч, меня моментами охватывало отчаяние: я вынужден был обратиться с просьбой к работникам стадиона, отвечающим за поле, очистить его от разного рода бутылок, монет и летящих с трибун апельсинов, и один из них мне ответил: «Мы здесь не для того, чтобы развлекать публику». Нет, это не та колокольня, с которой нужно смотреть на вещи. Когда какое-то действие может нанести физическии вред, не говоря уже о моральном, причиняемом, например, расистским оскорблением, никаким объяснением эмоционального характера или «болезнью» болельщика оно не может быть оправдано. Мне. горько говорить об этом, но хороший результат может быть получен за короткое время только путем репрессий. Однако репрессивные меры, необходимые для улучшения положения за короткий период, должны сочетаться с методами воспитания спортивной культуры людей, посещающих стадионы, и особенно школьников. Важно, чтобы люди понимали, что пойти на матч — это значит порадоваться хорошему спектаклю, поболеть за свою команду, поболеть «не против», а «за», как это бывает в странах, характеризующихся более высокой спортивной культурой. И тогда мы получим то, что является нормальным в странах Северной Европы или в странах, соседних с Италией, например в Испании, где заградительные сетки не отделяют игровое поле от публики. Множество раз мне приходилось разминаться перед матчем на поле рядом с публикой. Первые ряды образуют углы между рекламными афишами, через которые легко попасть на поле, но, сколько я помню, никогда ничего не случалось; единственными людьми, заходившими иногда на поле, были эксгибиционисты — чудаки, которые раздевались и бегали, привлекая внимание, чтобы пережить несколько минут известности.
Мог ли кто подумать о подобном эпилоге за несколько минут до него? Но таков футбол, способный доставить радость, почти тут же привести в отчаяние, превратить нормальный матч в финал века.
Когда предвидеть невозможно
Даже при тщательной подготовке на поле могут возникнуть ситуации, которые с трудом поддаются предвидению или которые вообще невозможно предугадать, или они никогда не встречались раньше в моей судейской практике. В таких случаях бывает трудно прибегнуть к опыту или к накопленным знаниям, которые каждый из нас имеет и, как правило, обращается при решении определенных проблем. Но в жизни одно, а в футболе совсем другое: в нестандартных ситуациях времени на раздумья не существует.В этом и состоит различие между повседневной жизнью и футболом. Скрупулезный и опытный человек в непредвиденной ситуации говорит: «Постой, сейчас я немного подумаю, поразмышляю и решу». Например, адвокат, не готовый к решению проблемы его клиента, имеет право, если он хороший профессионал, сказать: «…увидимся через неделю, мне нужно изучить проблему». Врач, прежде чем приступить к лечению, потребует сдать анализы. Судья до вынесения приговора удаляется в совещательную комнату, где оценивает, взвешивает и только потом принимает решение.
Но для футбольных судей такое недопустимо. И даже в самых неожиданных случаях, не поддающихся предвидению, решение должно быть принято в так называемом «реальном времени», иногда в доли секунды. Это совсем не простое дело. Мне бы хотелось, чтобы это понял некто, сидящий в кресле за монитором и постоянно рассматривающий одни и те же изображения, возможно, даже в замедленном повторе, и изрекающий, как мне недавно пришлось услышать, что «…футбольные судьи, как и судьи в судах, не могут ошибаться».
По правде говоря, в определенных, особенно необычных ситуациях немного времени все же имеется — это время ожидания события, иногда довольно длительное, позволяющее арбитру сделать оценку проиходящему, подумать и найти решение. За длительную карьеру арбитра я накопил (для статистики) довольно обширный список «странных» ситуаций.
Одна из таких ситуаций возникла в 1997 г. в матче «Интер»-«Ювентус», одном из самых принципиальных и важных матчей чемпионата Италии: обе команды ожидали его с большим нетерпением, желая побороться за чемпионство. Стадион «Сан-Сиро» был переполнен. А когда на нем собирается свыше 80 тыс. зрителей, и судить, и играть становится очень трудно. Ты чувствуешь себя сдавленным этой настоящей стеной лиц, нависающих над тобой, а гул стоит такой, что захватывает дух. Началась игра, и через 7-8 минут происходит «странный» эпизод. За мяч в воздухе борются два игрока: Монтеро из «Ювентуса» и Саморано из «Интера», мяч отлетает в сторону ворот «Ювентуса», где его подхватывает нападающий Ганц, игравший тогда за «Интер». Положение, в котором он находился, могло показаться сомнительным. Смотрю на помощника, и он мне четко показывает жестом, что нападающий не в положении «вне игры» и можно продолжать игру. Как известно, в определении положения «вне игры» основная роль принадлежит помощнику: если у главного арбитра нет абсолютной уверенности, он не может принять решения и должен довериться помощнику. Правильно интерпретировать создавшееся положение главному арбитру могут помешать две причины: если игрок нападения находился на одной линии с последним защитником, что всегда трудно определить без помощи бокового судьи, либо он не видел всю картину атаки и защиты двух команд. С того места, с которого я смотрел за игрой, сомнение в том, что Ганц мог бы быть в положении «вне игры» возникало, но та часть поля, где находился защитник, была затененной и вне моего поля зрения. Это обязывало меня доверить решение помощнику. Игра продолжалась. Перуцци парировал удар Ганца, но мяч отлетел обратно к нему, последовал повторный удар, завершившийся на этот раз голом. Гол засчитан, игроки «Интера» ликуют, а «Ювентуса» протестуют. В тот момент моей задачей было защитить помощника от протестов игроков. В таких ситуациях самое худшее — это оставить бокового арбитра без помощи. Я приблизился к нему, чтобы отстранить от него Феррару, игрока из команды «Юве», протестовавшего с большой горячностью, и услышал, как помощник говорит ему: «…нет, он был „вне игры“, но мяч получил от Монтеро».
Согласно правилу, игрок, находящийся в положении «вне игры», таковым не считается, если мяч попал к нему от противника, следовательно, если последним сыграл в мяч Монтеро, то положение Ганца было правильным. Но я уверен, что мяч он получил от Саморано: значит, нужно немедленно выяснить, что же случилось. Спрашиваю помощника: «Все же Ганц был вне игры?» «Да, — отвечает он, — Ганц был вне игры, но он получил мяч от Монтеро».
Я мог сомневаться в том, был ли в положении «вне игры» Ганц, но не в том, что пас ему отдал Саморано.
Мысли в моей голове полетели очень быстро: засчитанный гол, обрадовавший команду, которая его забила, мяч в центре поля и вот-вот возобновится игра и моя уверенность, что гол засчитан неправильно из положения «вне игры», чего не заметил помощник, и его следует отменить. Задача на первый взгляд простая, поскольку главная цель арбитра — правильное применение правил. Значит, я должен придерживаться условия, предусматриваемого правилом № 5, согласно которому арбитр может отменить свое решение, если сочтет его ошибочным, пока не возобновилась игра, и я решаю отменить гол. Гораздо труднее управлять игрой после подобного решения, поскольку сам по себе напряженный матч может стать по-настоящему неуправляемым, если мой выбор не будет понят как можно большим числом игроков. Поэтому я приглашаю капитана «Интера» Джузеппе Бергоми и сообщаю ему: «Тебе покажется странным, возможно, ты не поверишь, но ты должен доверять мне. Гол не засчитывается, поскольку Ганц был „вне игры“.
Помню, что игроки на поле отнеслись недоверчиво, узнав о решении, но я еще должен сообщить об этом сидящим на запасной скамейке, тренерам и запасным игрокам, так как очень часто именно от них нервозность передается игрокам на поле. Я подхожу к скамейке «Интера» и вижу Ходжсона — тренера «Интера» и, как бы извиняясь перед ним, легко опускаясь на колени, говорю ему о решении, глядя в лицо. Вероятно, фотография, где я стою на коленях перед Ходжсоном, обошла весь мир, но гораздо важнее был поступок, в высшей степени спортивный, наставника «Интера», настоящего джентльмена на поле и за его пределами. Он протянул мне руку и сказал: «Все правильно».
Первый тайм проходил как обычно, будто бы ничего не случилось. Но в перерыве напряжение в раздевалке заметно возросло: мое решение было не совсем обычным, и понятно оно было далеко не всем. Ведь оно принималось после окончания эпизода и у многих невольно закрадывалась мысль: «…а прав ли он…» Однако после перерыва мы возвращались на поле, и Никола Берти, не игравший в этот день, подошел ко мне и сказал: «Мы смотрели по телевизору. Ты прав на сто процентов». Эти слова подтверждали уверенность в себе, так как на поле ты веришь, что поступаешь правильно, но при этом ты берешь на себя большую ответственность; слова Берти успокоили меня. Матч закончился благополучно со счетом 0:0, и эпизод, который мог бы повлиять неблагоприятно на ход матча, остался в прошлом. Во избежание того, чтобы интерпретация случившегося не оказалась далекой от реальности, я с согласия чиновника, назначавшего в то время арбитров на матч, решил после матча появиться в зале для прессы, что тогда арбитрам делать запрещалось. Я помню, что пытался вести себя как «капитан» бригады арбитров и сказал: «Мы ошиблись. Мы изменили решение». Я не хотел перекладывать ответственность на кого-то из моей бригады, которая приняла неправильное решение. К сожалению, этого оказалось недостаточно, и в последующие дни в газетах разразился спор, сопровождающийся высказываниями противоположных мнений и создавший достаточно проблем не столько мне, сколько служащим отеля «Плайя-де-лас-Америкас» в Тенерифе. Я уже давно собирался на отдых с семьей, и на следующий день после матча мы уехали, а своего друга я попросил присылать мне ежедневно обзор печати. Никогда не думал, что каждый день я буду получать метры статей по факсу и смотреть на изумленные лица служащих отеля, не понимающих, что же происходит.
До сих пор, вспоминая этот эпизод, кто-то начинает говорить не об ошибке, которой удалось избежать, а об очень сомнительном решении.
Нестандартная ситуация
Как бы ни трудна была ситуация, право выбора того или иного решения здорово выручает. Но иногда и это не помогает, и тогда для принятия справедливого решения остаются только здравый смысл и способность к нестандартным решениям в рамках правил. В этой связи мне припоминается эпизод, пережитый мною в сезоне 1999-2000 гг. Приближался конец чемпионата и играли команды из серии В. Я судил матч «Фоджа»-«Бари», весьма напряженный. Такие матчи часто сопровождались столкновениями болельщиков. Так было и в этот раз: уже в первом тайме произошли малоприятные эпизоды. Болельщики обеих команд, пользуясь близостью трибун к полю, бросали на поле разные предметы. К счастью, таких случаев было немного, потому что вратари играли под секторами, занятыми собственными болельщиками. Когда же во втором тайме команды поменялись воротами и вратари оказались под сектором болельщиков команды-соперника, последние пришли в ярость, хотя матч протекал спокойно и поведение футболистов можно было даже приводить в качестве примера. Думаю, что только вратари и боковые арбитры знают, как трудно находиться на поле, повернувшись спиной к тем, кто может в тебя что-то бросить и нанести даже серьезную травму. Безопасность человека зависит от случайности, поскольку он не может защититься, не может уклониться от летящего в спину предмета. Подумайте о том, что происходит на некоторых матчах во время чемпионатов в низших сериях, когда боковые арбитры стоят менее чем за метр от заградительных сеток и на протяжении всего матча выдерживают удары предметов, плевки и даже обливание разными жидкостями. Один боковой арбитр рассказал мне, что однажды на одном из таких полей, где публика находится совсем рядом с боковой линией, болельщик без конца пытался уколоть его зонтиком. Я убежден, что физическая неприкосновенность любого человека, находящегося на поле, должна быть защищена. Я имею в виду conditio sine qua поп (непременное условие): невозможно представить, что человек должен рисковать своей жизнью или терять чувство собственного достоинства на футбольном поле. Порой удивляет, что люди даже не пытаются понять, что брошенная с высоты мелкая монета может нанести тяжелое увечье. Мы уж не говорим о полуторалитровых бутылках с водой, сбрасываемых с верхнего яруса трибун. В тот день в Фодже все время лил дождь. Мне казалось неправильным вынуждать людей играть в таких условиях, а также подвергать их опасности с физической точки зрения. В этой ситуации я понимал: если подождать немного и убедиться, что погода не изменится к лучшему, и посчитать условия безопасности не подходящими для продолжения матча, то ничего другого не остается, как только окончательно отменить матч. Но отмена могла спровоцировать столкновение болельщиков. Единственная возможность этого избежать заключалась в том, чтобы лишить хулиганов объекта, на который направлены их действия, т.е. вратаря противника. Но как это сделать, когда против одного из боковых арбитров сильно протестует публика, вплоть до того что становится невозможным оградить его от бросаемых предметов, его меняют местами с другим арбитром. Такой ход неоднократно позволял продолжить и довести до конца матч без особых проблем. Пока мы в Фодже ожидали, не надеясь особенно на положительный результат, что забрасывание поля прекратится, один из моих помощников, побывавший, видимо, в аналогичных условиях, сказал: «А если поменять местами вратарей?» Мне показалось, что это, пожалуй, решение проблемы: климатические условия не создавали преимуществ игры на той или другой половине поля, ветра не было, не могло помешать и солнце. Я позвал капитанов обеих команд, чтобы обсудить с ними необычное решение, хотя оно в какой-то степени означало несоблюдение правил. Капитаны согласились со мной, что главное — это обезопасить игроков и продолжить матч. К счастью, к тому времени ни один из игроков не пострадал от болельщиков, и стало понятно, что целью забрасывания предметами были только вратари. Команды поменялись воротами, и негодование болельщиков прекратилось. Игра возобновилась. Но такое решение одобряли не все. Правда, большинство футбольных чиновников, в том числе и президент ФИФА Зепп Блаттер одобрили его. Глава судейского комитета обосновал утверждение результата следующими словами: «Ultra leges, non contra leges»! («вне закона, но не против закона»). Другие блюстители, напротив, говорили, что я не должен был самовольничать, а отменить матч. Я же остаюсь при своем мнении; если условия позволяли, то задача всех участников матча состояла в том, чтобы довести его до конца. Если бы одному из вратарей солнце светило в лицо или ветер помогал одной команде больше, чем другой, то не было бы равноценных условий и я бы тогда отменил встречу. Я отменил бы ее, даже если бы один из капитанов не согласился со мной. Однако в тот момент все присутствующие разделяли мое решение, признанное после правильным.Человек дождя
В качестве примера можно привести матч, доведенный до конца по законам логики, чему позволяли условия. Можно привести выбор, сделанный мной в матче «Перуджа»-«Ювентус», состоявшемся в мае 2000 г. и ставший историческим. Ситуация, в самом деле, сложилась необычная. Это была последняя игра в чемпионате для обеих команд; стояла прекрасная погода, ослепительный солнечный день. Я и мои помощники уединились в гостинице за пределами Перуджи. В 9.30 утра я сидел на солнце и читал газету, но пекло так сильно, что через 10 минут я вынужден был укрыться в тени. В общем, день был почти летний. Однако затем меня начала беспокоить погода. Когда мы подъезжали к Перудже, начали сгущаться тучи. Позже в первом тайме начался дождь, сначала небольшой, но все время усиливавшийся. В перерыве разразился настоящий ливень; проводить матч на поле практически стало невозможно, и наиболее простое решение, которое можно было в тот момент принять, заключалось в том, чтобы отменить матч. Однако я знал, что в нескольких километрах от Перуджи сверкало солнце и что почва на местном стадионе славилась способностью быстро поглощать воду. Мне уже случалось пару раз судить в Перудже под дождем, причем очень сильным, и поле оставалось в хорошем состоянии, в одном из матчей я убедился, что через несколько минут после прекращения дождя поле отлично высыхало. Зная характеристики почвы игрового поля, и что дождь принесла призрачная туча, которая как скоро пришла, так и скоро уйдет, я решил отложить окончательное решение; хотелось убедиться, что дождь может скоро прекратиться и поле высохнет достаточно, чтобы можно было продолжить игру. Я проверил поле несколько раз: следил за отскоком мяча и разрыхлял почву зонтиком и в целом я убедился, что ситуация улучшается. Дождь заканчивался, и стало проглядывать солнышко. Наконец, после довольно длительного перерыва и новой разминки игроков мы смогли начать второй тайм, который и довели до конца.Естественно, и в этом случае мнения были различными, что, в общем, обычное явление. Невозможно всегда соглашаться со всеми моими действиями. Гораздо большее удовольствие мне доставляет то, что все присутствующие нейтральные личности, особенно комментаторы и журналисты, разделяют мой выбор «политики выжидания», награждая меня многочисленными высокими оценками «за мою работу» в табеле успеваемости. В конце второго тайма игра уже проходила в условиях, ничуть не хуже условий, в которых проводились многие другие матчи. Понятно, что ввиду большого значения, а главное, последствий конечного результата для «Ювентуса» руководители этой команды не могли, мягко говоря, радоваться моему решению. Это абсолютно нормально, и ничего странного в этом нет. До сих пор «бело-черный» болельщик, встречая меня, обязательно напомнит об этом матче.
К сожалению, часто некоторые люди, перебрав различные причины моего решения, предполагают, что на меня оказали давление, чтобы я довел матч до конца, при этом указывают на крупных бизнесменов, заинтересованных в этом. Печально сознавать, что арбитра считают марионеткой, которую кто-то дергает за нити.
У меня нет намерения убеждать кого-то в «правильности» моих решений. Мы можем ошибаться, это несомненно, но мы ошибаемся, думая своей головой, а не головой Великого Старца, дергающего нас за ниточку.
Иногда бывают ошибки
Если до сих пор я описывал ситуации, которые невозможно предвидеть на стадии подготовки к матчу и в которых я принял правильные решения, то теперь настало время остановиться на других случаях, в которых я сейчас повел бы себя по-другому. Один из таких случаев произошел в Генуе, во время матча «Сампдория»-«Торино». Матч был обычный, и не было особых причин к появлению каких-либо дискуссий.Ни состояние поля, ни ход встречи не давали повода к бурной реакции публики. Но в какой-то момент на трибунах появляется плакат с оскорбительной надписью по отношению к человеку, назначающему на матчи арбитров, Паоло Казарину. Огромными буквами было написано «Казарин — паяц». Бурная реакция не позволила мне в тот момент понять, не появилось ли это оскорбление в связи с проходившим матчем. Но для этого не было никакой причины. Я подумал, что должен добиться, чтобы этот плакат с оскорблением был немедленно убран, настолько он был оскорбительным. Я попытался объяснить руководителям и капитану команды «Сампдория» — Роберто Манчини, что любым способом этот плакат необходимо убрать, что его нельзя оставлять. Я так до сих пор и не узнал, постарались они что-то сделать или нет. В последовавшие за матчем дни я прочитал в газетах самые разнообразные высказывания. Кто-то написал, что Манчини подошел к трибунам и сказал: «Ничего не убирайте». Я этого не знаю, и мне неинтересно это знать. Через несколько минут плакат исчез, а спустя немного времени снова появился. Как бы то ни было, но сейчас я сомневаюсь, что мое вмешательство было правильным; вероятно, проще было бы не замечать плаката, и тогда он меньше привлек бы внимания и немного времени спустя был бы убран. Вопреки моей воле, мое вмешательство подогрело газетную шумиху и нанесло больший вред, чем если бы я не вмешался. Несколько месяцев спустя, перед началом матча «Пьяченца»-«Милан» был вывешен плакат не только оскорбительного, но еще и расистского содержания по отношению к двум игрокам. В этом случае я также потребовал убрать плакат, поддерживаемый бурной реакцией большинства присутствующих на стадионе зрителей, которые начали освистывать его еще при развертывании. Решение убрать его было правильным, поскольку в первом случае оскорбление наносилось человеку не за его плохую игру, а было направлено против принципов честной и справедливой борьбы. Понятно, во втором случае я также рисковал сделать рекламу случаю проявления расизма, но футбольный мир должен твердо противостоять таким выходкам и не должен оставаться безучастным. Преступление не может оставаться безнаказанным, только потому что оно совершено на стадионе. Однажды на конференции я слышал, как один полицейский чиновник говорил, что концентрация большого числа определенного типа лиц на стадионе облегчает их работу, поскольку, находясь в городе, эти лица могли бы совершать другие преступления. Слушая эту речь, мы не верили своим ушам: если этому способствовать, то такой спорт, как футбол, может исчезнуть, поэтому нужно смело бороться с этими инцидентами; мы должны брать пример с других стран, где серьезнейшие проблемы общественного порядка на стадионах были решены принятием жестких, порой репрессивных мер, приведших к отличным результатам. Я говорю о Франции, где только лишь бросание бенгальских огней уже считается преступлением. Или еще лучший пример Англия, которую считали страной, где на стадионах было широко распространено насилие, столь широко, что ФИФА вынуждена была исключить английские клубы из европейских кубков.
Жесткий закон о футболе «Football act», от 1989 г., принятый правительством госпожи Тэтчер, а затем подтвержденный и дополненный лейбористским правительством Тони Блэра после европейского чемпионата 2000 г., способствовали тому, что положение в последние годы на стадионах Англии совершенно изменилось. Результаты налицо, достаточно посмотреть на трибуны любого британского стадиона: родители с детьми, пенсионеры, влюбленные идут на стадион, чтобы развлечься, поболеть за любимую команду, провести несколько часов, наслаждаясь замечательным зрелищем, которым является игра в футбол. Все надевают футболки своей любимой команды, не рискуя подвергнуться насилию. Это не значит, что все англичане стали ангелочками; известно, что за границей некоторые болельщики все еще создают проблемы, но только в странах, где более мягкие законы или где люди, призванные применять их, плохо выполняют свои обязанности. Во всяком случае, у опасных болельщиков, приезжающих на матчи, отбирают паспорта. Мне хотелось бы, чтобы и у нас произошло нечто подобное. Мы были на правильном пути, когда в прошлом были введены правила, касающиеся поведения на стадионах, но потом от них отказались, и проблема вновь встала во всей своей красе. К счастью, в последние месяцы предпринята попытка изменить положение: теперь человек, совершивший определенные действия на стадионе, может быть задержан после матча, будучи опознанным, даже в случае, если его не застали на месте преступления. До сих продолжают показывать по телевизору сцены столкновений полиции с болельщиками — хулиганами, которые открыто нападают и избивают полицейских ремнями. Как можно на это смотреть? И как можно терпеть, что эти бандиты расплачиваются за содеянное, только получив запрет посещать на некоторое время стадион? В Англии совершившие зло расплачиваются по-другому. На многих английских стадионах установлены настоящие системы видеонаблюдения. Одну из первых встреч за границей я судил в Ньюкасле, и ответственные работники службы правопорядка показали мне систему телекамер, которая охватывала весь стадион. Все места стадиона были абонированы, и если с какого-то сектора на поле бросили предмет, сразу же пытались установить нарушителя, а затем его удаляли и лишали права посещать стадион. Если найти хулигана не удавалось, то абонементов на матчи лишали весь сектор, в котором он находился. Эта система могла показаться несправедливой, но она позволяла возлагать ответственность на весь сектор и вынуждать людей показывать на того, кто бросил предмет. Однажды, когда я судил матч, меня моментами охватывало отчаяние: я вынужден был обратиться с просьбой к работникам стадиона, отвечающим за поле, очистить его от разного рода бутылок, монет и летящих с трибун апельсинов, и один из них мне ответил: «Мы здесь не для того, чтобы развлекать публику». Нет, это не та колокольня, с которой нужно смотреть на вещи. Когда какое-то действие может нанести физическии вред, не говоря уже о моральном, причиняемом, например, расистским оскорблением, никаким объяснением эмоционального характера или «болезнью» болельщика оно не может быть оправдано. Мне. горько говорить об этом, но хороший результат может быть получен за короткое время только путем репрессий. Однако репрессивные меры, необходимые для улучшения положения за короткий период, должны сочетаться с методами воспитания спортивной культуры людей, посещающих стадионы, и особенно школьников. Важно, чтобы люди понимали, что пойти на матч — это значит порадоваться хорошему спектаклю, поболеть за свою команду, поболеть «не против», а «за», как это бывает в странах, характеризующихся более высокой спортивной культурой. И тогда мы получим то, что является нормальным в странах Северной Европы или в странах, соседних с Италией, например в Испании, где заградительные сетки не отделяют игровое поле от публики. Множество раз мне приходилось разминаться перед матчем на поле рядом с публикой. Первые ряды образуют углы между рекламными афишами, через которые легко попасть на поле, но, сколько я помню, никогда ничего не случалось; единственными людьми, заходившими иногда на поле, были эксгибиционисты — чудаки, которые раздевались и бегали, привлекая внимание, чтобы пережить несколько минут известности.