Когда его стали признавать мессианской фигурой, Зеб переделал свое прошлое. Оно стало таким, какое и должно быть у Божьего Дара страдающему миру. Он услышал зов, когда был босоногим чумазым мальчишкой в Арканзасе. Никакого упоминания о ярмарочном балагане, о Зеббо Великом. Каким-то образом он раздобыл себе военные заслуги, два «Пурпурных сердца» и «Бронзовую звезду», хотя ему в момент начала Второй мировой было всего пятнадцать лет. Еще он сумел добавить в свою биографию миссионерскую работу в какой-то глухой провинции Китая. Радикальной переделке подверглось и прошлое Кэтрин: она стала старшей дочерью одной из старейших и почтеннейших семей, восходящих к первым переселенцам.
Стиль их жизни был весьма далек от аскетизма. К середине семидесятых у них было целых шесть личных автомобилей, и первый двухдверничек был самым скромным из них. У Кэтрин было пять меховых манто, а в гардеробе Зеба – не меньше дюжины роскошных шелковых костюмов, хотя он всегда следил, чтобы его фотографировали в кобальтовой тройке, его рабочем костюме.
Последний их половой акт как мужа и жены случился в семьдесят первом. Хотя Кэтрин знала, что плотские желания он утоляет с целой стайкой юных созданий из своего секретариата, потерять своего мужа она не боялась. По меркам ее родителей брак был чудесен.
В семьдесят третьем Зебулон ввел в свое окружение Эзру. У этого человека было все, чего не было у Зебулона: настоящее образование, хорошее происхождение и умение управлять всеми делами быстро растущей телевизионной церкви. Через год они с Кэтрин стали любовниками.
Это Эзра уговорил ее попытаться управлять своей силой и использовать ее полностью. Она, наплевав на прямой приказ мужа, открыла ему секрет «дара знания» Зебулона.
Действуя по совету Эзры, Кэтрин впервые после ярмарочных дней стала пытаться проникать в умы публики. Обнаружилось, что если она слишком сильно это делает, есть опасность вызвать судороги. Зато сканирование верхних слоев сознания оказалось очень простым – пока овцы все внимание обращали на Зебулона. Имена врачей, названия лекарств и больниц тут же передавались Зебулону для использования в представлении.
Когда Зебулон понял, чем она занимается, это вывело его из себя.
– Я же тебе говорил: держись сценария! Без самодеятельности. Ты хочешь все погубить? Когда я столького достиг и так много есть чего терять?
Он поднял руку, и Кэтрин по привычке съежилась, но голос ее остался дерзким.
– Чего ты шум поднял? Что я испортила? Весь зал полон старых хмырей с больными сердцами, так что особенного, если у кого-то случится припадок? Они тут же подумают, что это священный экстаз! А ты получаешься как Божий дар для этих захолустных вахлаков, так чего ты ругаешься?
Рука качнулась, но не опустилась. Впервые за все годы в глазах Зебулона мелькнуло что-то, похожее на нерешительность. Нерешительность... и страх.
С этих пор она стала чувствовать, что баланс силы склонился на ее сторону. Очень скоро начались изменения в их отношениях... и в них самих.
Перемирие между Колессами было напряженным. Зеб не любил, когда ему напоминали, что без жены он был бы сейчас ярмарочным чтецом мыслей в Богом забытом балагане. А особенно ему не нравилось, что Кэтрин использует теперь свой дар когда хочет и как хочет.
Кэтрин наслаждалась его страхом. От него становилось хорошо. Так хорошо, что ей почти было наплевать, когда снова появились родители, и хуже всего, привели с собой всю семью.
Новая чудесная способность Зебулона определять природу болезни верующего с первого взгляда привлекала все больше и больше верных. Телевизионный рейтинг взлетел за облака. Прочие телепроповедники считали разговор о Колессах ниже своего достоинства и отмахивались от них, как от «безвкусицы». Зебулон говорил, что они просто завидуют его рейтингу.
Алкоголизм Кэтрин перешел в хроническую форму. Эзра умолял ее перестать, но она не могла. Он не понимал. От алкоголя призраки расплывались и становилось не страшно. Через два года прекратились сексуальные отношения с Эзрой, хотя он остался ей предан. Она от скуки стала соблазнять наемных сотрудников и случайно открыла процесс, который потом назвала «Желанием сердца».
Его звали Джо. Фамилию она не помнила, да и не важно. Джо – и хватит. Он был шестеркой у Эзры, и бывший любовник сам его выбрал как подходящую замену. В организации все знали, что Эзра у нее сводник и что несколько часов «уединенной медитации» с миссис Колесс часто приносят отличное денежное вознаграждение.
В ту ночь ничего особенного не обещалось. Сначала ритуальная болтовня за совместной выпивкой. Джо знал, чего от него ждут. Он должен был изобразить слугу-обожателя, сознающегося в своей долго подавляемой страсти хозяйке замка. Соблазнение произошло с точностью часового механизма.
Джо гнал во весь опор, ухая и потея, как работяга на лесосеке, когда вдруг в голове у Кэтрин что-то щелкнуло, высунулось и охватило разум Джо. У него остекленели глаза и отвисла челюсть, но лобок набрал темп скаковой лошади, а уханье стало громче. Испустив дикий стон, он отдался оргазму. Через несколько секунд остекленение глаз сменилось резким отвращением.
Джо слез с нее, невероятно скривившись, и бросился, шатаясь, в ванную, где его шумно стошнило. Более заинтригованная, чем обиженная отношением партнера, Кэтрин заглянула в его разум.
(Я голову на отсечение мог дать, что это Каролин... только на миг, и все. И эти глаза Каролин смотрели на меня, когда я...)
Его охватил новый рвотный спазм, и Кэтрин потеряла ход его мыслей.
В тот же вечер она велела Эзре принести ей личное дело Джо. Там она прочла, что у Джо была младшая сестра Каролин, и она в тринадцать лет умерла от лейкемии. Понимание и использование своей вновь открытой силы стало для Кэтрин любимым развлечением.
Разговоры с Зебулоном становились все реже и свелись к примитивным сценариям, разыгрываемым перед камерами. Кэтрин так привыкла носить маску постоянно жизнерадостной, шумно-сентиментальной и беззаветно преданной жены сельского священника, что плакать и смеяться по подсказкам суфлера получалось уже инстинктивно.
Зебулон был искренне убежден, что надо хвататься за каждую возможность, но эта афера с Небесными Контактами была большой ошибкой. Если бы паства хоть чуть унюхала, что он творит, это был бы конец его церкви. Как ни был силен у Зебулона инстинкт самосохранения, на этот раз пересилила жадность.
Поскольку он вырос, понятия не имея о священном писании, то он и представить себе не мог, как могут отреагировать верные, если узнают, что их любимый духовный наставник проводит сеансы, отдающие ведьмовством, проклятым в Библии.
Но Зебулон, отчаянно упрямый, дураком все же не был. О Небесных Контактах никогда не упоминалось, не то что не рассказывалось, в рассылаемых компьютером «личных письмах» последователям. И только избранным членам Осевого Братства Колес – давшим пожертвования не менее пяти тысяч долларов – предлагалась возможность связаться с дорогими ушедшими с помощью благой силы преподобного Колесса. Кэтрин только надо было достать нужное количество сведений из памяти присутствующих, чтобы убедить овец, что Зебулон говорит с нужным духом.
Положить конец Небесным Контактам Зебулон решил, когда Кэтрин породила эктоплазму в момент контакта с десятилетней дочерью процветающего торговца мебелью. Он вспрыгнул со стула, перевернул стол, и эктоплазма исчезла. Сперва Кэтрин думала, что он искренне обеспокоился ее безопасностью, но потом поняла, что он просто не дал ей украсть свое шоу. Ведь это он должен был быть каналом Господа.
Был горячий спор о том, прекращать ли Контакты, и, к ее удивлению, Зебулон согласился отступить. И это оказалось удачным, потому что Контакты помогли им выловить самого лучшего простака за все время работы.
Ширли Торн, жена промышленника-миллионера, обратилась к Колессам, умоляя организовать ей Контакт. Ей отчаянно хотелось узнать, попала ли ее исчезнувшая дочь в Небесный Хор. Она дюжинами нанимала экстрасенсов, парапсихологов, спиритов и медиумов, переворошила всю послежизнь, стараясь узнать о том, что сталось с ее единственной дочерью, и пока что подходящих ответов не получала. Она слышала о Контактах хорошие отзывы и была готова заплатить, сколько скажут.
Вскоре миссис Торн стала для Колессов единственным заказчиком Контактов. Кэтрин обнаружила, что формировать зеленовато-белую эктоплазму в грубое подобие пропавшей наследницы до смешного легко. Куда труднее было удержаться от смеха, когда миссис Торн, рыдая и булькая ласковыми словечками, пыталась коснуться жуткой марионетки, витающей над столом.
Мистер Торн не выражал восторга по поводу того, что его жена швыряет деньги на двухцентовый трюк для лохов, а когда имя его жены появилась рядом с именем Колессов на страницах желтой прессы, изрядно обозлился. Но, несмотря на его мнение о Колессах, он не угрожал им разоблачением.
Зебулону было шестьдесят, а Кэтрин сорок четыре, и они были женаты уже двадцать восемь лет. У них был дом в Палм-Спрингз, особняк в Беверли-Хиллз и летнее бунгало в Белизе. У них было две дюжины автомобилей, не считая самого первого двухдверника. Они владели собственной передвижной видеостанцией и телестудией, оборудованной по последнему слову техники. Голос Зебулона был слышен по сотне радиостанций Соединенных Штатов, а еженедельное телешоу «Колесниц Господних» смотрело два с половиной миллиона зрителей. На службе у церкви было 150 платных сотрудников. Выступления Зебулона были нарасхват на всех мероприятиях консервативных христиан, и его многочисленные фотографии в обществе политиков, кинозвезд, экс-президентов и диктаторов украшали стены его кабинета.
Они процветали, и ничего не предвещало этому процветанию конца. И потому было довольно неожиданным, когда муж ей сказал, что хочет развестись.
– Ты с ума сошел? Ты действительно думаешь, что лохи, которые смотрят нашу передачу вместо похода в церковь, простят тебе развод? Рейтинг улетит в подвал – и туда же провалятся пожертвования! И за каким чертом это тебе надо сейчас? Мы уже пятнадцать лет не муж и жена. Чего тебе не терпится?
– Я влюблен, Кэти-Мэй. Первый раз в жизни.
От этих слов она вздрогнула. Одно дело – всю жизнь подозревать, что Зебулон интересуется только ее даром, а не ею самой, другое дело – когда тебе это швырнут в лицо. И еще ей не понравилось, что он назвал ее настоящим именем. Это всегда бывало не к добру.
– Так что случилось? Накачал брюхо очередной секретарше? Кому на этот раз?
Зеб побледнел:
– И что ты собираешься делать?
Она сложила руки на груди, глядя на Зебулона так, будто открывает что-то новое.
– Если бы я тебя не знала так хорошо, я бы готова была присягнуть, что ты на этот раз серьезен. Тебе было абсолютно плевать, когда я остальных возила к этому коновалу в Тихуану.
– Тут другое дело, Кэти-Мэй. Я уже не молод. Мужчина хочет оставить в мире что-то от себя. Это вполне естественно.
– Ты по-другому говорил, когда у меня был выкидыш, – сказала она очень тихо и спокойно. Ей вспомнились спазмы в кузове школьного автобуса, который тогда был их домом, и как Зеб отказался везти ее в больницу. – Ты сказал, что это нам помешает. Не даст идти вперед.
– Обстоятельства изменились, Кэти-Мэй.
– Вот это ты прав, черт возьми! Ты – Зебулон, Колесница Господа, дар Его современным людям! Поборник воли Его и герой тысяч и тысяч мудаков этой великой страны! У тебя не больше прав сбежать и жениться на шлюшке, которую ты отодрал между столами в кабинете, чем у президента – сесть срать на лужайке перед Белым Домом!
Гнев Зебулона преодолел его страх. Он схватил ее за руку и дернул на себя. Таким бешеным она его еще не видела, и в ее теле взметнулась захватывающая волна похоти. Это был их первый спонтанный физический контакт за много лет.
– Ты извращение, а не человек! Тебе не место среди порядочных людей! В тебе нет сердца, нет любви! Ты чудовище, которое притворяется человеком, но на этот раз я тебе не дам изгадить мою жизнь!
– Ты прав, Зеб. Мне не место среди порядочных людей. Мне место рядом с тобой. Кто она, Зеб? Скажи, и я все это забуду, и вернемся к делам.
Она сама удивилась, что говорит так спокойно и рассудительно.
Ответом была жалящая боль от удара. Вкус крови наполнил рот. Что ж, я дала ему возможность. Я не виновата.
Она всегда могла читать его мысли, но что-то ее удерживало. Может быть, просто страх перед тем, что он сделает, если ее за этим поймает. А может быть, она не хотела знать, что он на самом деле о ней думает.
Она надеялась, что он не будет сопротивляться. Ей никогда не приходилось проникать в разум человека, который знает, что с ним делают. Это может осложнить работу, а для Зеба будет только труднее.
Ее окружили воспоминания; некоторые совсем свежие, другие выцветшие почти до исчезновения. Зебулон пожимает руку местному политику. Зебулон в 1952 году завтракает в забегаловке в Топеке, Зебулон осуществляет с ней брачные отношения, смутный образ груди и соска, будто увиденный младенцем, симпатичная девушка с застенчивой улыбкой прикладывает его руку к своему чуть вздувшемуся голому животу... Это. Ты взяла след!
Этот дурак попытался блокировать ей путь. Благородно, но бесполезно.
Но надо отдать ему должное, ему почти удалось. Как только она обратилась к имени и адресу девицы, тут же ощутила, как выросло давление. Зебулон вызвал у себя обширное мозговое кровотечение. Она никогда не бывала «внутри» во время удара, и ей совершенно не хотелось узнать, что будет, если она окажется в эпицентре. Она уже наполовину вылезла, когда артерия лопнула, заливая кровью мозговые ткани.
Банки памяти Зебулона мгновенно и одновременно взорвались и опустели, извергнув массу разговоров, старых телепередач, номеров банковских счетов, цитат из Библии, отрывков из учебников Гудини и строчек популярных песенок, составлявших прошлое Зебулона Колесса. Тысячи голосов зазвучали будто с тысяч магнитофонов на разных скоростях и окатили ее волной. Кэтрин с ужасом подумала, что сейчас утонет в подробностях жизни мужа. Но поток информации стал спадать, и затихали голоса один за другим.
Когда Кэтрин обрела контроль над своей физической сущностью, оказалось, что Зебулон лежит на полу и еле жив. Она позвала Эзру, объяснила, что у Зебулона было «что-то вроде припадка», потому что вдруг позвонила его подружка и потребовала, чтобы он развелся с Кэтрин и женился на ней. Эзра был должным образом потрясен и вызвал «скорую».
Зебулон скончался через три дня в больнице, не приходя в сознание. Эзра передал в СМИ коммюнике, где говорилось, что с проповедником случился удар от молитвенного усердия. О смерти Мэри Бет Муллинс (у нее в машине отказали тормоза при выезде на федеральное шоссе) было сообщено на двенадцатой странице.
Глядя на позолоченный гроб и безжизненное тело Зебулона, Кэтрин переживала ту же смесь удовлетворения и радости, какая была, когда она узнала о гибели родителей. Она свободна! Свободна формировать церковь по своему усмотрению. Да, конечно, она изобразит убитую горем вдову. Но когда кончится траур, она всех заставит все забыть о Зебулоне Колессе.
Теперь, не связанная завистью мужа, она даст овцам именно то, чего они хотят: чудес побольше и получше.
Окончательные Исцеления – это был самый дерзкий шаг, когда-либо предпринятый телепроповедником. Традиционная пресса обвинила ее в привнесении балагана в церковь, и даже самые преданные последователи среди журналистов не особенно одобряли ее фокусы с психохирургией.
Но не важно, что думают об Окончательном Исцелении посторонние. В присутствии профессиональных разоблачителей она всегда пользовалась физраствором и кровезаменителями. Пока верные убеждены, что она творит самые неподдельные чудеса, а профессиональные СМИ отметают ее как мошенницу, все нормально.
Она бралась за безнадежных больных без родственников или близких друзей. И кто заметит – или хотя бы поинтересуется, – если они умрут вскоре после лечения? Это будет лишь значить, что вера больного оказалась слаба и болезнь вернулась. Вина здесь пациента, а не целителя.
Пара ее пациентов смогли пережить Окончательное Исцеление, хотя почти все умирали через несколько часов, если не секунд, после выноса со сцены. Ослабленные разрушительным действием рака или лучевой терапии, они редко могли вынести потрясение от нестерильной руки, вторгающейся в их тела. Был случай, когда она полезла внутрь, чтобы удалить опухоль, а вместо этого выдернула желчный пузырь. Но это тоже не ее вина – она ведь не доктор.
И приятно было знать, что Зебулон никогда бы ей такого не позволил. Слишком это было опасно, слишком ненадежно. А хуже всего то, что это отдавало цирковым представлением.
Сюда, леди и джентльмены! Заходите к нам, и всего за двадцать пять центов – всего за четверть доллара – вы увидите смертельный номер: откусывание головы у живой курицы или змеи! Увидите человека, пронзающего иглами свой язык! Человек это или зверь? Спешите видеть!
Окончательное Исцеление было зрелищем отвратительным, возмутительным и оскорбительным. Овцам это нравилось. За шесть недель первых публичных выступлений она вернула себе внимание десяти телевизионных каналов, которые отказались от «Часа Колесниц Господних» после смерти Зеба, и завоевала еще семь.
И только одно отравляло ее счастье: Зебулон торчал на проповедях. Он сидел в первом ряду, одетый в свой кобальтовый костюм, в котором был похоронен, сложив руки на груди и скрестив ноги. Левая сторона лица у него оплыла как восковая маска, поднесенная слишком близко к огню. Когда он улыбался, это было ужасно. И будто одного этого было мало, он сидел вместе с ее семьей. Сидящие в первом ряду пребывали в блаженном неведении призраков, пляшущих у них на коленях. Иногда Зебулон наклонялся и что-то говорил папаше а тот кивал осторожно, потому что мама отлично поработала и он боялся, что голова отвалится. Хорошо хоть не слышно было, о чем они говорят.
Но как бы ни было неприятно постоянное преследование Зебулона, он был всего лишь призраком, и бояться с его стороны было нечего. Нет, настоящая проблема была связана с этой чертовой тварью. Надо было сразу понять, что этот англичанин накличет беду. Как же его звали? Частейн.
Одна мысль об этом ухмыляющемся паразите заставляла напрягаться. Кэтрин всю жизнь воображала, что таких, как она, больше нет, если не считать Зебулона и его недоразвитого дара. И тут появляется этот праздношатающийся фраер и ставит все с ног на голову. И самое противное то, что он, обладая разве что десятой долей ее дара, сумел ее перехитрить.
Он сидел в кресле напротив и вертел в руках пресс-папье.
– Есть одно дельце, ваше святейшество. Такое, что раз в жизни, можно сказать, бывает. Тут, понимаете, штучка, на которую я работаю – шизушка одна, – говорит, что она Дениз Торн. Я и подумал, что вас это может зацепить.
– Дениз Торн мертва.
– Может, да, может, нет. Откуда нам знать? Вы с ней говорили последнее время? Этим старухам, Колесико мое милое, вы можете мозги замылить, но не мне. Я лучше вас знаю, кто вы такая.
Тут она попыталась его схватить, проникнуть мысленно насквозь. К ее удивлению, он отдернулся. Она попыталась поймать его еще раз, но он снова ускользнул. И снова. Казалось, он все время на сантиметр дальше, чем можно достать. Кэтрин была как медведь гризли, ловящий пескаря. Можно было его взять силой, как Зеба, но вполне могло случиться, что он пережжет себе синапсы, и она останется ни с чем.
– Ай-яй-яй! Столько лошадиных сил и всего лишь ученические права! – ухмыльнулся Частейн. – Слушайте, мы договоримся или так и будем бегать вокруг сарая?
У нее загорелись щеки. Будто она снова вернулась в будку зазывалы, и это ей очень не понравилось.
– Десять кусков американских баксов, это и все, что я прошу. Не слишком много за информацию о давно пропавшей дочери миллионера? Я вас отведу к ней – без проблем. Что вы будете делать, когда ее увидите... ну, это уже ведь ваша проблема?
Эзра был с самого начала против. Он был убежден, что Частейн врет.
– Брось его, Кэтрин. Он просто хочет сшибить шальные баксы.
Но она знала, что англичанин говорит правду. Эзре она это объяснить не умела, а если бы и смогла, он бы все равно не понял, так что она и пытаться не стала. Ему это не нравилось, но когда она велела ему заплатить англичанину, он послушался. Эзра, конечно, был прав, но ему так и не представилось случая сказать: «Я же тебе говорил».
Они сидели в машине и наблюдали за встречей этой женщины и Частейна. Что там происходило, было видно не очень хорошо, но ей показалось, что Частейн поцеловал эту женщину. Та покачнулась назад, схватилась за живот, и Частейн исчез в темноте. Эзра дал знак человеку из второй машины, и они вдвоем вышли на пустую спортплощадку, оставив Кэтрин надзирать за «линкольном».
Женщина упала на колено, зажимая руками живот. Транквилизатор должен был вырубить ее в ту же секунду, но она все еще двигалась. Эзра добежал до нее первым. Он нагнулся к ней, проверяя, что это она.
Тварь ткнула его в грустные карие глаза, пронзив их как спелые виноградины, потом ребром ладони ударила в переносицу, наполняя его мозг осколками кости и хрящей. Эзра умер на месте. Кэтрин это знала – его мозг отключился резко, будто кто-то выдернул шнур приемника.
Колесники изо всех сил пытались ее удержать, но было ясно, что долго им это не удастся.
Кэтрин была потрясена. Эзра. Эзра мертв. Нет, не мертв – убит. Потрясение сменилось горем, потом гневом, и Кэтрин поразилась всеохватной силе этой ненависти. Такого сильного чувства она не испытывала с той ночи, когда отец ее изнасиловал, когда появилась Салли и навсегда изменила ее жизнь.
Она схватила Соню Блу и сжала. Содержимое разума вампирши полезло как зубная паста. Ее было слишком много, чтобы воспринять сразу все, но Кэтрин обнаружила, что эта тварь действительно была когда-то Дениз Торн.
Еще было много сбивающего с толку и бессмысленного мусора насчет «расы Притворщиков», какого-то сэра Моргана, куча разговоров на иностранных языках. И еще много половых извращений. Кэтрин отбросила все то, что не относилось к Торнам.
Блу впала в кому раньше, чем память успела выгрузиться. Кэтрин велела ее обездвижить и отвезти в особняк. Сначала она собиралась устроить ей псионический допрос, но этот план лопнул, как только Блу пришла в себя. Когда она не шипела и не рычала бешеным зверем, то хохотала во всю глотку.
Когда Торн объявил фотографии фальшивкой, Кэтрин сделала видеосъемку. Вот тут-то она и ошиблась, доверив работу Векслеру.
Кэтрин вздрогнула, пораженная силой воспоминаний. Она пыталась забыть прошлое, изгнать призраков, висящих в уголках глаз. Выпивка обычно помогала, но иногда эти тени отказывались уходить. Как сегодня, например.
Зебулон сидел на краю кровати и глядел с ужасной полупарализованной улыбкой, перекосившей лицо. Папаша вертелся возле бара и лапал бутылки пальцами, сделанными из Дыма. Мать с изжаренным младенцем у груди разглядывала баночки с косметикой возле трюмо. Дети сбились возле нее в кyчy, оглядываясь тусклыми глазами.
– Убирайся к черту! – зарычала она на покойного мужа. – Я из тебя святого сделала, тебе мало? – И она запустила в него бокалом хайболла. Бокал пролетел насквозь и разлетелся о стену.
Векслер выглянул из-под простыней белыми от страха глазами.
В дверь постучали, мужской голос спросил:
– Миссис Колесс? Это Джеральд, мэм. У вас там все в порядке?
Комната была полна мертвецов, вони джина, спермы, засохшей крови и сажи. Голова была набита нитроглицерином и горчичным соусом. Кэтрин приложила руки к вискам.
– Все в порядке, Джеральд. Все в порядке.
9
Стиль их жизни был весьма далек от аскетизма. К середине семидесятых у них было целых шесть личных автомобилей, и первый двухдверничек был самым скромным из них. У Кэтрин было пять меховых манто, а в гардеробе Зеба – не меньше дюжины роскошных шелковых костюмов, хотя он всегда следил, чтобы его фотографировали в кобальтовой тройке, его рабочем костюме.
Последний их половой акт как мужа и жены случился в семьдесят первом. Хотя Кэтрин знала, что плотские желания он утоляет с целой стайкой юных созданий из своего секретариата, потерять своего мужа она не боялась. По меркам ее родителей брак был чудесен.
В семьдесят третьем Зебулон ввел в свое окружение Эзру. У этого человека было все, чего не было у Зебулона: настоящее образование, хорошее происхождение и умение управлять всеми делами быстро растущей телевизионной церкви. Через год они с Кэтрин стали любовниками.
Это Эзра уговорил ее попытаться управлять своей силой и использовать ее полностью. Она, наплевав на прямой приказ мужа, открыла ему секрет «дара знания» Зебулона.
Действуя по совету Эзры, Кэтрин впервые после ярмарочных дней стала пытаться проникать в умы публики. Обнаружилось, что если она слишком сильно это делает, есть опасность вызвать судороги. Зато сканирование верхних слоев сознания оказалось очень простым – пока овцы все внимание обращали на Зебулона. Имена врачей, названия лекарств и больниц тут же передавались Зебулону для использования в представлении.
Когда Зебулон понял, чем она занимается, это вывело его из себя.
– Я же тебе говорил: держись сценария! Без самодеятельности. Ты хочешь все погубить? Когда я столького достиг и так много есть чего терять?
Он поднял руку, и Кэтрин по привычке съежилась, но голос ее остался дерзким.
– Чего ты шум поднял? Что я испортила? Весь зал полон старых хмырей с больными сердцами, так что особенного, если у кого-то случится припадок? Они тут же подумают, что это священный экстаз! А ты получаешься как Божий дар для этих захолустных вахлаков, так чего ты ругаешься?
Рука качнулась, но не опустилась. Впервые за все годы в глазах Зебулона мелькнуло что-то, похожее на нерешительность. Нерешительность... и страх.
С этих пор она стала чувствовать, что баланс силы склонился на ее сторону. Очень скоро начались изменения в их отношениях... и в них самих.
Перемирие между Колессами было напряженным. Зеб не любил, когда ему напоминали, что без жены он был бы сейчас ярмарочным чтецом мыслей в Богом забытом балагане. А особенно ему не нравилось, что Кэтрин использует теперь свой дар когда хочет и как хочет.
Кэтрин наслаждалась его страхом. От него становилось хорошо. Так хорошо, что ей почти было наплевать, когда снова появились родители, и хуже всего, привели с собой всю семью.
Новая чудесная способность Зебулона определять природу болезни верующего с первого взгляда привлекала все больше и больше верных. Телевизионный рейтинг взлетел за облака. Прочие телепроповедники считали разговор о Колессах ниже своего достоинства и отмахивались от них, как от «безвкусицы». Зебулон говорил, что они просто завидуют его рейтингу.
Алкоголизм Кэтрин перешел в хроническую форму. Эзра умолял ее перестать, но она не могла. Он не понимал. От алкоголя призраки расплывались и становилось не страшно. Через два года прекратились сексуальные отношения с Эзрой, хотя он остался ей предан. Она от скуки стала соблазнять наемных сотрудников и случайно открыла процесс, который потом назвала «Желанием сердца».
Его звали Джо. Фамилию она не помнила, да и не важно. Джо – и хватит. Он был шестеркой у Эзры, и бывший любовник сам его выбрал как подходящую замену. В организации все знали, что Эзра у нее сводник и что несколько часов «уединенной медитации» с миссис Колесс часто приносят отличное денежное вознаграждение.
В ту ночь ничего особенного не обещалось. Сначала ритуальная болтовня за совместной выпивкой. Джо знал, чего от него ждут. Он должен был изобразить слугу-обожателя, сознающегося в своей долго подавляемой страсти хозяйке замка. Соблазнение произошло с точностью часового механизма.
Джо гнал во весь опор, ухая и потея, как работяга на лесосеке, когда вдруг в голове у Кэтрин что-то щелкнуло, высунулось и охватило разум Джо. У него остекленели глаза и отвисла челюсть, но лобок набрал темп скаковой лошади, а уханье стало громче. Испустив дикий стон, он отдался оргазму. Через несколько секунд остекленение глаз сменилось резким отвращением.
Джо слез с нее, невероятно скривившись, и бросился, шатаясь, в ванную, где его шумно стошнило. Более заинтригованная, чем обиженная отношением партнера, Кэтрин заглянула в его разум.
(Я голову на отсечение мог дать, что это Каролин... только на миг, и все. И эти глаза Каролин смотрели на меня, когда я...)
Его охватил новый рвотный спазм, и Кэтрин потеряла ход его мыслей.
В тот же вечер она велела Эзре принести ей личное дело Джо. Там она прочла, что у Джо была младшая сестра Каролин, и она в тринадцать лет умерла от лейкемии. Понимание и использование своей вновь открытой силы стало для Кэтрин любимым развлечением.
Разговоры с Зебулоном становились все реже и свелись к примитивным сценариям, разыгрываемым перед камерами. Кэтрин так привыкла носить маску постоянно жизнерадостной, шумно-сентиментальной и беззаветно преданной жены сельского священника, что плакать и смеяться по подсказкам суфлера получалось уже инстинктивно.
Зебулон был искренне убежден, что надо хвататься за каждую возможность, но эта афера с Небесными Контактами была большой ошибкой. Если бы паства хоть чуть унюхала, что он творит, это был бы конец его церкви. Как ни был силен у Зебулона инстинкт самосохранения, на этот раз пересилила жадность.
Поскольку он вырос, понятия не имея о священном писании, то он и представить себе не мог, как могут отреагировать верные, если узнают, что их любимый духовный наставник проводит сеансы, отдающие ведьмовством, проклятым в Библии.
Но Зебулон, отчаянно упрямый, дураком все же не был. О Небесных Контактах никогда не упоминалось, не то что не рассказывалось, в рассылаемых компьютером «личных письмах» последователям. И только избранным членам Осевого Братства Колес – давшим пожертвования не менее пяти тысяч долларов – предлагалась возможность связаться с дорогими ушедшими с помощью благой силы преподобного Колесса. Кэтрин только надо было достать нужное количество сведений из памяти присутствующих, чтобы убедить овец, что Зебулон говорит с нужным духом.
Положить конец Небесным Контактам Зебулон решил, когда Кэтрин породила эктоплазму в момент контакта с десятилетней дочерью процветающего торговца мебелью. Он вспрыгнул со стула, перевернул стол, и эктоплазма исчезла. Сперва Кэтрин думала, что он искренне обеспокоился ее безопасностью, но потом поняла, что он просто не дал ей украсть свое шоу. Ведь это он должен был быть каналом Господа.
Был горячий спор о том, прекращать ли Контакты, и, к ее удивлению, Зебулон согласился отступить. И это оказалось удачным, потому что Контакты помогли им выловить самого лучшего простака за все время работы.
Ширли Торн, жена промышленника-миллионера, обратилась к Колессам, умоляя организовать ей Контакт. Ей отчаянно хотелось узнать, попала ли ее исчезнувшая дочь в Небесный Хор. Она дюжинами нанимала экстрасенсов, парапсихологов, спиритов и медиумов, переворошила всю послежизнь, стараясь узнать о том, что сталось с ее единственной дочерью, и пока что подходящих ответов не получала. Она слышала о Контактах хорошие отзывы и была готова заплатить, сколько скажут.
Вскоре миссис Торн стала для Колессов единственным заказчиком Контактов. Кэтрин обнаружила, что формировать зеленовато-белую эктоплазму в грубое подобие пропавшей наследницы до смешного легко. Куда труднее было удержаться от смеха, когда миссис Торн, рыдая и булькая ласковыми словечками, пыталась коснуться жуткой марионетки, витающей над столом.
Мистер Торн не выражал восторга по поводу того, что его жена швыряет деньги на двухцентовый трюк для лохов, а когда имя его жены появилась рядом с именем Колессов на страницах желтой прессы, изрядно обозлился. Но, несмотря на его мнение о Колессах, он не угрожал им разоблачением.
Зебулону было шестьдесят, а Кэтрин сорок четыре, и они были женаты уже двадцать восемь лет. У них был дом в Палм-Спрингз, особняк в Беверли-Хиллз и летнее бунгало в Белизе. У них было две дюжины автомобилей, не считая самого первого двухдверника. Они владели собственной передвижной видеостанцией и телестудией, оборудованной по последнему слову техники. Голос Зебулона был слышен по сотне радиостанций Соединенных Штатов, а еженедельное телешоу «Колесниц Господних» смотрело два с половиной миллиона зрителей. На службе у церкви было 150 платных сотрудников. Выступления Зебулона были нарасхват на всех мероприятиях консервативных христиан, и его многочисленные фотографии в обществе политиков, кинозвезд, экс-президентов и диктаторов украшали стены его кабинета.
Они процветали, и ничего не предвещало этому процветанию конца. И потому было довольно неожиданным, когда муж ей сказал, что хочет развестись.
– Ты с ума сошел? Ты действительно думаешь, что лохи, которые смотрят нашу передачу вместо похода в церковь, простят тебе развод? Рейтинг улетит в подвал – и туда же провалятся пожертвования! И за каким чертом это тебе надо сейчас? Мы уже пятнадцать лет не муж и жена. Чего тебе не терпится?
– Я влюблен, Кэти-Мэй. Первый раз в жизни.
От этих слов она вздрогнула. Одно дело – всю жизнь подозревать, что Зебулон интересуется только ее даром, а не ею самой, другое дело – когда тебе это швырнут в лицо. И еще ей не понравилось, что он назвал ее настоящим именем. Это всегда бывало не к добру.
– Так что случилось? Накачал брюхо очередной секретарше? Кому на этот раз?
Зеб побледнел:
– И что ты собираешься делать?
Она сложила руки на груди, глядя на Зебулона так, будто открывает что-то новое.
– Если бы я тебя не знала так хорошо, я бы готова была присягнуть, что ты на этот раз серьезен. Тебе было абсолютно плевать, когда я остальных возила к этому коновалу в Тихуану.
– Тут другое дело, Кэти-Мэй. Я уже не молод. Мужчина хочет оставить в мире что-то от себя. Это вполне естественно.
– Ты по-другому говорил, когда у меня был выкидыш, – сказала она очень тихо и спокойно. Ей вспомнились спазмы в кузове школьного автобуса, который тогда был их домом, и как Зеб отказался везти ее в больницу. – Ты сказал, что это нам помешает. Не даст идти вперед.
– Обстоятельства изменились, Кэти-Мэй.
– Вот это ты прав, черт возьми! Ты – Зебулон, Колесница Господа, дар Его современным людям! Поборник воли Его и герой тысяч и тысяч мудаков этой великой страны! У тебя не больше прав сбежать и жениться на шлюшке, которую ты отодрал между столами в кабинете, чем у президента – сесть срать на лужайке перед Белым Домом!
Гнев Зебулона преодолел его страх. Он схватил ее за руку и дернул на себя. Таким бешеным она его еще не видела, и в ее теле взметнулась захватывающая волна похоти. Это был их первый спонтанный физический контакт за много лет.
– Ты извращение, а не человек! Тебе не место среди порядочных людей! В тебе нет сердца, нет любви! Ты чудовище, которое притворяется человеком, но на этот раз я тебе не дам изгадить мою жизнь!
– Ты прав, Зеб. Мне не место среди порядочных людей. Мне место рядом с тобой. Кто она, Зеб? Скажи, и я все это забуду, и вернемся к делам.
Она сама удивилась, что говорит так спокойно и рассудительно.
Ответом была жалящая боль от удара. Вкус крови наполнил рот. Что ж, я дала ему возможность. Я не виновата.
Она всегда могла читать его мысли, но что-то ее удерживало. Может быть, просто страх перед тем, что он сделает, если ее за этим поймает. А может быть, она не хотела знать, что он на самом деле о ней думает.
Она надеялась, что он не будет сопротивляться. Ей никогда не приходилось проникать в разум человека, который знает, что с ним делают. Это может осложнить работу, а для Зеба будет только труднее.
Ее окружили воспоминания; некоторые совсем свежие, другие выцветшие почти до исчезновения. Зебулон пожимает руку местному политику. Зебулон в 1952 году завтракает в забегаловке в Топеке, Зебулон осуществляет с ней брачные отношения, смутный образ груди и соска, будто увиденный младенцем, симпатичная девушка с застенчивой улыбкой прикладывает его руку к своему чуть вздувшемуся голому животу... Это. Ты взяла след!
Этот дурак попытался блокировать ей путь. Благородно, но бесполезно.
Но надо отдать ему должное, ему почти удалось. Как только она обратилась к имени и адресу девицы, тут же ощутила, как выросло давление. Зебулон вызвал у себя обширное мозговое кровотечение. Она никогда не бывала «внутри» во время удара, и ей совершенно не хотелось узнать, что будет, если она окажется в эпицентре. Она уже наполовину вылезла, когда артерия лопнула, заливая кровью мозговые ткани.
Банки памяти Зебулона мгновенно и одновременно взорвались и опустели, извергнув массу разговоров, старых телепередач, номеров банковских счетов, цитат из Библии, отрывков из учебников Гудини и строчек популярных песенок, составлявших прошлое Зебулона Колесса. Тысячи голосов зазвучали будто с тысяч магнитофонов на разных скоростях и окатили ее волной. Кэтрин с ужасом подумала, что сейчас утонет в подробностях жизни мужа. Но поток информации стал спадать, и затихали голоса один за другим.
Когда Кэтрин обрела контроль над своей физической сущностью, оказалось, что Зебулон лежит на полу и еле жив. Она позвала Эзру, объяснила, что у Зебулона было «что-то вроде припадка», потому что вдруг позвонила его подружка и потребовала, чтобы он развелся с Кэтрин и женился на ней. Эзра был должным образом потрясен и вызвал «скорую».
Зебулон скончался через три дня в больнице, не приходя в сознание. Эзра передал в СМИ коммюнике, где говорилось, что с проповедником случился удар от молитвенного усердия. О смерти Мэри Бет Муллинс (у нее в машине отказали тормоза при выезде на федеральное шоссе) было сообщено на двенадцатой странице.
Глядя на позолоченный гроб и безжизненное тело Зебулона, Кэтрин переживала ту же смесь удовлетворения и радости, какая была, когда она узнала о гибели родителей. Она свободна! Свободна формировать церковь по своему усмотрению. Да, конечно, она изобразит убитую горем вдову. Но когда кончится траур, она всех заставит все забыть о Зебулоне Колессе.
Теперь, не связанная завистью мужа, она даст овцам именно то, чего они хотят: чудес побольше и получше.
Окончательные Исцеления – это был самый дерзкий шаг, когда-либо предпринятый телепроповедником. Традиционная пресса обвинила ее в привнесении балагана в церковь, и даже самые преданные последователи среди журналистов не особенно одобряли ее фокусы с психохирургией.
Но не важно, что думают об Окончательном Исцелении посторонние. В присутствии профессиональных разоблачителей она всегда пользовалась физраствором и кровезаменителями. Пока верные убеждены, что она творит самые неподдельные чудеса, а профессиональные СМИ отметают ее как мошенницу, все нормально.
Она бралась за безнадежных больных без родственников или близких друзей. И кто заметит – или хотя бы поинтересуется, – если они умрут вскоре после лечения? Это будет лишь значить, что вера больного оказалась слаба и болезнь вернулась. Вина здесь пациента, а не целителя.
Пара ее пациентов смогли пережить Окончательное Исцеление, хотя почти все умирали через несколько часов, если не секунд, после выноса со сцены. Ослабленные разрушительным действием рака или лучевой терапии, они редко могли вынести потрясение от нестерильной руки, вторгающейся в их тела. Был случай, когда она полезла внутрь, чтобы удалить опухоль, а вместо этого выдернула желчный пузырь. Но это тоже не ее вина – она ведь не доктор.
И приятно было знать, что Зебулон никогда бы ей такого не позволил. Слишком это было опасно, слишком ненадежно. А хуже всего то, что это отдавало цирковым представлением.
Сюда, леди и джентльмены! Заходите к нам, и всего за двадцать пять центов – всего за четверть доллара – вы увидите смертельный номер: откусывание головы у живой курицы или змеи! Увидите человека, пронзающего иглами свой язык! Человек это или зверь? Спешите видеть!
Окончательное Исцеление было зрелищем отвратительным, возмутительным и оскорбительным. Овцам это нравилось. За шесть недель первых публичных выступлений она вернула себе внимание десяти телевизионных каналов, которые отказались от «Часа Колесниц Господних» после смерти Зеба, и завоевала еще семь.
И только одно отравляло ее счастье: Зебулон торчал на проповедях. Он сидел в первом ряду, одетый в свой кобальтовый костюм, в котором был похоронен, сложив руки на груди и скрестив ноги. Левая сторона лица у него оплыла как восковая маска, поднесенная слишком близко к огню. Когда он улыбался, это было ужасно. И будто одного этого было мало, он сидел вместе с ее семьей. Сидящие в первом ряду пребывали в блаженном неведении призраков, пляшущих у них на коленях. Иногда Зебулон наклонялся и что-то говорил папаше а тот кивал осторожно, потому что мама отлично поработала и он боялся, что голова отвалится. Хорошо хоть не слышно было, о чем они говорят.
Но как бы ни было неприятно постоянное преследование Зебулона, он был всего лишь призраком, и бояться с его стороны было нечего. Нет, настоящая проблема была связана с этой чертовой тварью. Надо было сразу понять, что этот англичанин накличет беду. Как же его звали? Частейн.
Одна мысль об этом ухмыляющемся паразите заставляла напрягаться. Кэтрин всю жизнь воображала, что таких, как она, больше нет, если не считать Зебулона и его недоразвитого дара. И тут появляется этот праздношатающийся фраер и ставит все с ног на голову. И самое противное то, что он, обладая разве что десятой долей ее дара, сумел ее перехитрить.
Он сидел в кресле напротив и вертел в руках пресс-папье.
– Есть одно дельце, ваше святейшество. Такое, что раз в жизни, можно сказать, бывает. Тут, понимаете, штучка, на которую я работаю – шизушка одна, – говорит, что она Дениз Торн. Я и подумал, что вас это может зацепить.
– Дениз Торн мертва.
– Может, да, может, нет. Откуда нам знать? Вы с ней говорили последнее время? Этим старухам, Колесико мое милое, вы можете мозги замылить, но не мне. Я лучше вас знаю, кто вы такая.
Тут она попыталась его схватить, проникнуть мысленно насквозь. К ее удивлению, он отдернулся. Она попыталась поймать его еще раз, но он снова ускользнул. И снова. Казалось, он все время на сантиметр дальше, чем можно достать. Кэтрин была как медведь гризли, ловящий пескаря. Можно было его взять силой, как Зеба, но вполне могло случиться, что он пережжет себе синапсы, и она останется ни с чем.
– Ай-яй-яй! Столько лошадиных сил и всего лишь ученические права! – ухмыльнулся Частейн. – Слушайте, мы договоримся или так и будем бегать вокруг сарая?
У нее загорелись щеки. Будто она снова вернулась в будку зазывалы, и это ей очень не понравилось.
– Десять кусков американских баксов, это и все, что я прошу. Не слишком много за информацию о давно пропавшей дочери миллионера? Я вас отведу к ней – без проблем. Что вы будете делать, когда ее увидите... ну, это уже ведь ваша проблема?
Эзра был с самого начала против. Он был убежден, что Частейн врет.
– Брось его, Кэтрин. Он просто хочет сшибить шальные баксы.
Но она знала, что англичанин говорит правду. Эзре она это объяснить не умела, а если бы и смогла, он бы все равно не понял, так что она и пытаться не стала. Ему это не нравилось, но когда она велела ему заплатить англичанину, он послушался. Эзра, конечно, был прав, но ему так и не представилось случая сказать: «Я же тебе говорил».
Они сидели в машине и наблюдали за встречей этой женщины и Частейна. Что там происходило, было видно не очень хорошо, но ей показалось, что Частейн поцеловал эту женщину. Та покачнулась назад, схватилась за живот, и Частейн исчез в темноте. Эзра дал знак человеку из второй машины, и они вдвоем вышли на пустую спортплощадку, оставив Кэтрин надзирать за «линкольном».
Женщина упала на колено, зажимая руками живот. Транквилизатор должен был вырубить ее в ту же секунду, но она все еще двигалась. Эзра добежал до нее первым. Он нагнулся к ней, проверяя, что это она.
Тварь ткнула его в грустные карие глаза, пронзив их как спелые виноградины, потом ребром ладони ударила в переносицу, наполняя его мозг осколками кости и хрящей. Эзра умер на месте. Кэтрин это знала – его мозг отключился резко, будто кто-то выдернул шнур приемника.
Колесники изо всех сил пытались ее удержать, но было ясно, что долго им это не удастся.
Кэтрин была потрясена. Эзра. Эзра мертв. Нет, не мертв – убит. Потрясение сменилось горем, потом гневом, и Кэтрин поразилась всеохватной силе этой ненависти. Такого сильного чувства она не испытывала с той ночи, когда отец ее изнасиловал, когда появилась Салли и навсегда изменила ее жизнь.
Она схватила Соню Блу и сжала. Содержимое разума вампирши полезло как зубная паста. Ее было слишком много, чтобы воспринять сразу все, но Кэтрин обнаружила, что эта тварь действительно была когда-то Дениз Торн.
Еще было много сбивающего с толку и бессмысленного мусора насчет «расы Притворщиков», какого-то сэра Моргана, куча разговоров на иностранных языках. И еще много половых извращений. Кэтрин отбросила все то, что не относилось к Торнам.
Блу впала в кому раньше, чем память успела выгрузиться. Кэтрин велела ее обездвижить и отвезти в особняк. Сначала она собиралась устроить ей псионический допрос, но этот план лопнул, как только Блу пришла в себя. Когда она не шипела и не рычала бешеным зверем, то хохотала во всю глотку.
Когда Торн объявил фотографии фальшивкой, Кэтрин сделала видеосъемку. Вот тут-то она и ошиблась, доверив работу Векслеру.
Кэтрин вздрогнула, пораженная силой воспоминаний. Она пыталась забыть прошлое, изгнать призраков, висящих в уголках глаз. Выпивка обычно помогала, но иногда эти тени отказывались уходить. Как сегодня, например.
Зебулон сидел на краю кровати и глядел с ужасной полупарализованной улыбкой, перекосившей лицо. Папаша вертелся возле бара и лапал бутылки пальцами, сделанными из Дыма. Мать с изжаренным младенцем у груди разглядывала баночки с косметикой возле трюмо. Дети сбились возле нее в кyчy, оглядываясь тусклыми глазами.
– Убирайся к черту! – зарычала она на покойного мужа. – Я из тебя святого сделала, тебе мало? – И она запустила в него бокалом хайболла. Бокал пролетел насквозь и разлетелся о стену.
Векслер выглянул из-под простыней белыми от страха глазами.
В дверь постучали, мужской голос спросил:
– Миссис Колесс? Это Джеральд, мэм. У вас там все в порядке?
Комната была полна мертвецов, вони джина, спермы, засохшей крови и сажи. Голова была набита нитроглицерином и горчичным соусом. Кэтрин приложила руки к вискам.
– Все в порядке, Джеральд. Все в порядке.
9
– Я вообще-то не знаю...
– Слушай, это же ты ноешь, как тебе не нравится, что я все время ухожу и тебя здесь бросаю. Если хочешь отсюда выбраться, делай это по-моему. – Соня Блу стояла, упираясь руками в бока, и нетерпеливо хмурилась.
– Может, я еще раз попробую...
Соня вздохнула и пожала плечами, будто говоря: «Есть же дураки, которым охота шею ломать».
– Давай, разбивай себе голову.
Клод опасался, что именно так и выйдет. Он вытянул шею, пересчитывая металлические скобы, ведущие к люку в потолке. Тридцать. Уже третий раз он их пересчитывает, а их все тридцать. Он-то надеялся, что при пересчете несколько штук уберутся, но нет, число ступенек не хотело сокращаться.
Он схватился за нижнюю скобу, холодную на ощупь и слегка покрытую ржавчиной, шероховатую под кожей ладони. Потом другой рукой ухватился за следующую скобу, подтянулся. Правой ногой нащупал нижнюю скобу, которую только что освободил. Пока все хорошо. Голова была как воздушный шар, налитый грязной водой, сердце колотилось так, что ребра тряслись. Здесь можно вылезти. Без проблем. Просто лезть до самого верха. Вот так.
Он прошел еще две скобы, прежде чем тело взбунтовалось.
– Хагерти! Слазь, пока себе шею не свернул!
Голос Сони прорезал окружившую мозг вату, и на миг показалось, что он снова в школе и на него орет тренер, мистер Моррисон. Пораженный Клод спустился на пол. Лобные пазухи болели, а плечи будто обработали палкой от метлы.
– Слушай, это же ты ноешь, как тебе не нравится, что я все время ухожу и тебя здесь бросаю. Если хочешь отсюда выбраться, делай это по-моему. – Соня Блу стояла, упираясь руками в бока, и нетерпеливо хмурилась.
– Может, я еще раз попробую...
Соня вздохнула и пожала плечами, будто говоря: «Есть же дураки, которым охота шею ломать».
– Давай, разбивай себе голову.
Клод опасался, что именно так и выйдет. Он вытянул шею, пересчитывая металлические скобы, ведущие к люку в потолке. Тридцать. Уже третий раз он их пересчитывает, а их все тридцать. Он-то надеялся, что при пересчете несколько штук уберутся, но нет, число ступенек не хотело сокращаться.
Он схватился за нижнюю скобу, холодную на ощупь и слегка покрытую ржавчиной, шероховатую под кожей ладони. Потом другой рукой ухватился за следующую скобу, подтянулся. Правой ногой нащупал нижнюю скобу, которую только что освободил. Пока все хорошо. Голова была как воздушный шар, налитый грязной водой, сердце колотилось так, что ребра тряслись. Здесь можно вылезти. Без проблем. Просто лезть до самого верха. Вот так.
Он прошел еще две скобы, прежде чем тело взбунтовалось.
– Хагерти! Слазь, пока себе шею не свернул!
Голос Сони прорезал окружившую мозг вату, и на миг показалось, что он снова в школе и на него орет тренер, мистер Моррисон. Пораженный Клод спустился на пол. Лобные пазухи болели, а плечи будто обработали палкой от метлы.