Страница:
Требовалось объединить капиталы тысячи купцов, лавко-владельцев, объединить под одной крышей тысячу торговых предприятий с разным уровнем дохода, с разными участками. А главное - купцам требовалось вместо конкретных, осязаемых участков земли и лавок стать обладателями акций, о которых многие, особенно старые "купчины толстопузые", слыхом не слыхивали, знать ничего не желали, десятки лет торгуя по-дедовски на излюбленном месте...
Неизвестно, сколько бы лет и дальше шли разговоры, сколько бы еще Москва терпела грязь и разруху, сколько бы еще толстопузые артачились, не желая поступаться ветхозаветными принципами, городской голова, собрав тысячу купцов, произнес перед ними страстную речь и первый бросил деньги на бочку, увлек за собой всех, кто еще колебался, не решался стать акционером, вложить капиталы в новое дело.
С того момента, как отслужили молебен по случаю начала строительства и до очередного молебна по случаю открытия крупнейшего магазина не только России, но и, очевидно, Европы, прошло 3 года и 6 месяцев. Нынешнему ГУМу исполнитлось сто лет. В отличие от тех рядов, что сооружались при Осипе Бове, эти, алексеевские, простоят не один век.
Перед революцией 1917 года Верхние торговые ряды стоили 6 миллионов рублей. Вместе с землей (ее цена превышает в этом месте стоимость недвижимости) - около 15 миллионов. Принадлежало несметное богатство Акционерному обществу... Если сегодня заходит речь о возрождении Китай-города, где располагаются десятки пришедших в запустение торговых домов, некогда составлявших славу торговой Москвы, мы обязаны вспомнить собственный опыт. Сто лет назад казна не дала ни копейки на Верхние торговые ряды. Город - также. И сегодня у государства, у Москвы нет средств, чтобы поднять Китай-город из руин. Значит, нужно Акционерное общество Китай-города, капиталы, разрабатывать устав, объединить капиталы, создать распорядительный комитет и комиссию по реализации проекта...
Что поражает: всем делом руководил не стройкомитет, не главк, не управление со штатом-толпой бездельников. Всего-то несколько лиц распоряжались капиталами, надзирали за подрядчиками. Алексеев, как выдающийся управленец, умел подбирать помощников. Правой рукой головы был полицмейстер А. А. Власовский, отличавшийся редкостной работоспособностью. Как свидетельствует мемуарист, "...дружба их, соединявшая две энергии полицейскую и хозяйственную, была фактом, и Алексеева можно было видеть иногда едущим с обер-полицмейстером на его паре с пристяжной". На одном из поступившем на него и на Алексеева доносе, где описывались их некие кутежи, император, как гласит одна из легенд, начертал резолюцию: "Унять жеребцов!"
Как и Алексеев, полицмейстер служил, не глядя на часы.
"Власовский почти ежедневно, во всякое время дня и ночи, появлялся неожиданно как в центре города, так равно и на его окраинах. Никто не знал, когда он спал. Одно время в Москве прошел слух, что Власовский антихрист... поэтому он не спит и будоражит всю Москву..." - сообщает И. А. Слонов, московский купец, издавший в 1914 году книгу воспоминаний "Из жизни торговой Москвы (полвека тому назад)".
Во времена Алексеева полицмейстер не только боролся с уголовниками, но и следил за домовладельцами, дворниками, понуждал их исправно убирать Москву, а извозчиков не нарушать порядок на мостовых, держаться при езде правой стороны, на стоянках с козел не слезать, ездить в чистой одежде... Власовский карал за взятки, ставшие до него чуть ли не нормой. Этим занимался и городской голова. Но искоренял зло не только административными мерами, но и экономическими. До Алексеева в так называемом Сиротском суде служащие, от которых зависел исход сложных дел, получали зарплату меньше сторожей. Без подношения чиновники суда ничего не делали. Алексеев провел решение, по которому зарплату им увеличили в 40 (сорок) раз!
Размышляя над ролью в истории таких личностей, как Алексеев, хочу сказать: полицмейстер, столь удачно работавший в паре с ним, закончил карьеру спустя три года после выстрела в друга самым печальным образом. Я убежден: поживи Алексеев еще, и полицмейстер ушел бы со службы с почетом, не случилась бы ужасная Ходынская катастрофа, произошедшая на том самом поле, где не раз Алексеев успел отличиться по службе, о чем далее пойдет речь. Наверное, Алексеев углядел бы появившиеся на поле ямы, ставшие одной из причин трагедии, распорядился бы их засыпать, принял бы и другие меры, которые бы не допустили ночью громадного скопления людей.
"К сожалению, полезная деятельность Алексеева и Власовского была неожиданно прервана. Первого - убийством, а второго отставкой, за Ходынку", - констатирует И. А. Слонов. Ошибается только этот автор, когда пишет, что Алексеев служил на общественных началах. Это не так. Жалованье получал, и немалое, но все деньги, как стало всем известно в дни похорон из некролога, отдавал на завтраки служащим, получавшим чай и бутерброды бесплатно.
Городской голова возглавлял не только Думу - орган представительный, распорядительный, но и Городскую управу, то есть, по-нынешнему, исполком, чем достигалось единство властей, административная эффективность.
Если бы гласные в 1885 году руководствовались бы положением, которое выработал ныне первый мэр Гавриил Попов, согласно которому мэром Москвы может быть избран гражданин не младше 36 лет, то Николая Алексеева они не могли бы провести на должность головы. Его избрали в 33 года. Он родился в известной тогда всей Москве богатейшей семье, имевшей отношение к товариществу "Владимир Алексеев", объединявшему хлопкоочистительные и шерстобойные заводы. Эта фирма занималась успешно овцеводством и коневодством, естественно, за пределами Москвы. В городе был хорошо известен завод золототканых изделий (ныне "Электропровод"), также принадлежавший Алексеевым, одной из ветвей, разросшихся в XIX веке династии, родоначальником которой был крестьянин Ярославской губернии Алексей Петрович Алексеев, ставший московским купцом в середине ХIV века.
Для любителей родословных: у сына Алексея Петровича Семена Алексеевича родились три сына - Владимир, Петр и Василий. От них пошли три ветви рода. У Василия родился сын Александр, который служил городским головой в 1840-1841 годах...
Таким образом, Николай стал вторым из Алексеевых городским головой, чему, конечно, способствовала безупречная репутация его родственников.
Ему дали домашнее образование: ни в гимназии, ни в университете не занимался. Но после завершения учебы юный Алексеев в совершенстве знал немецкий, французский, овладел английским. Не нуждавшийся в хлебе насущном, Николай Алексеев не спешил браться за дела, довольно долго занимался самообразованием, по-видимому, и поездил, и посмотрел мир, бывал на балах, концертах, в театрах, дружил с блистательным Николаем Рубинштейном, пианистом и директором консерватории, помогал ему в делах. Какие это дела? Московское отделение Русского музыкального общества устраивало симфонические концерты, конкурсы, ведало деятельностью Московской консерватории... Вот в это общество и поступил на 26-м году жизни служить Николай Алексеев.
Итак, в 25 лет Николай Алексеев поступает на службу, которая доставляла ему радость. Он взял на себя финансы, стал казначеем и одним из директоров Московского отделения Русского музыкального общества.
Дальше-больше. Одного искусства оказалось мало, хотя при Николае Рубинштейне музыкальная жизнь била ключом. На симфонических концертах впервые не раз звучала музыка Петра Чайковского...
Земля Алексеевых находилась в Московском уезде в Кучино. Там его избирают гласным. В земстве приходилось заниматься самыми непрестижными делами. Служил Алексеев "санитарным попечителем", значит, приходилось наведываться в места, где совсем иная музыка, чем в Колонном зале... Избрали его сначала земским уездным гласным, затем губернским гласным (по нынешним понятиям - народным депутатом). Много приходилось заниматься делами по устройству начальных школ.
Талант Алексеева-организатора раскрылся, когда его избрали в 1880 году городским гласным, назначили председателем распорядительного комитета по устройству Всероссийской художественно-промышленной выставки, состоявшейся в 1882 году на историческом Ходынском поле. Об этой замечательной выставке напоминает сохранившееся здание Царского павильона в форме сказочного терема, видимое за оградой стадиона Юных пионеров на Ленинградском проспекте, бывшем Петербургском шоссе.
На месте стадиона и всех прочих нынешних строений простиралось поле, где появились десятки разных павильонов. Россия продемонстрировала свои крупные достижения, достигнутые после отмены крепостничества. Среди вместительных павильонов из дерева в центре ансамбля находилось, по словам известного коллекционера купца П. А. Щукина, "превосходное, громадное круглое здание из железа и стекла".
На выставке показывали не только всевозможные машины и механизмы, продукты сельского хозяйства, но картины, книги, изделия народных промыслов.
По выставке, символизируя будущее, курсировали поезда электрической железной дороги, незнакомого тогда трамвая.
Когда Алексеева избрали второй раз городским головой, в этих же павильонах состоялась большая Французская национальная выставка. Тогда и стал Николай Александрович кавалером ордена Почетного легиона, у него были командирский и офицерские кресты. Русское правительство наградило его орденами Станислава, Анны, Владимира...
Он занимался реализацией не только проектов, поражающих воображение, привлекающих внимание прессы, таких, как Верхние торговые ряды или выставки.
"Во время его служения городским головой открыто и преобразовано в Москве тридцать городских училищ (18 мужских, 10 женских и два смешанных) с 2 до 5 лет", - писали "Московские ведомости". Рогожскому женскому училищу Алексеев пожертвовал здание. Многие видели эти училища, капитальные сооружения из кирпича, с просторными залами, рассчитанные на 12, 16 и 24 класса. К началу первой мировой войны город содержал 350 училищ, десятки специальных учебных заведений, в том числе университет имени А. Шанявского на Миусской площади. В бывшем Купеческом клубе находится театр "Ленком", а в доме, общества купеческих приказчиков расположилась Историческая библиотека России...
Что выделяло Николая Алексеева среди других? Он не только горячо брался за разные дела, но и столь же горячо доводил их до конца, а это качество не так часто встречается... Как писала газета "Гражданин", "мог увлечь за собой толпу и не разочаровать ее в увлечении". Алексеев излучал широко вокруг себя мощное силовое поле, в которое втягивались с большой охотой десятки людей. Он умел в нужную минуту помочь в беде друзьям, сослуживцам, никогда не злоупотреблял их доверием. Все это позволило стать в тридцать три года городским головой...
Дума заседала тогда на Воздвиженке, не имела своего здания, арендовала помещение у графа Шереметева, особняк на Воздвиженке, сохранившийся до наших дней, за фасадом Кремлевской больницы, напротив нового здания библиотеки. Заседания Думы происходили раз в неделю. Каждый москвич мог послушать, о чем говорят гласные. Многие приходили, чтобы посмотреть, как ведет заседания молодой глава Думы, как приходят в английский парламент, чтобы насладиться остроумием ораторов, понаблюдать жаркие схватки слуг народа.
Алексеев являлся на заседания во фраке и белом галстуке, в то время как многие гласные - в будничном платье, как пишет очевидец, "в разных костюмах от поддевы и высоких сапогах бураками включительно". В глазах мемуариста Алексеев выглядит так: "Высокий, плечистый, могучего сложения, с быстрыми движениями, с необычайно громким, звонким голосом, изобиловавший бодрыми мажорными нотами. Он был одинаково удивителен и как председатель городской Думы, и как глава исполнительной городской власти". Один в двух ипостасях, в двух лицах.
Голосование выглядело несколько не так, как ныне.
- Согласных прошу сидеть, несогласных встать. Принято!
Если сразу не был ясен результат такого голосования "ногами", за счет брался секретарь.
"Заседания Думы по вторникам, начинавшиеся в седьмом часу, до Алексеева благодаря неумелому и вялому руководству затягивались иногда до глубокой ночи. Алексеев вел заседания с необыкновенной энергией и быстротой. "Объявляю заседание открытым. Прошу выслушать журнал прошлого заседания", - раздавался звонкий сильный голос", - пишет академик М. М. Богословский в воспоминаниях о Москве.
Как видим, сто лет назад Дума заседала еженедельно, по вечерам.
Редко на какое заседание Думы являлись все сто семьдесят гласных, приходила едва ли половина, однако это не служило ни предлогом для отмены заседаний, ни основанием для непринятия решений, даже если они голосовались неполным составом.
Еще об одной особенности Думы и городского головы:
"Говорил он прекрасно, громко, в высшей степени деловито, без всяких риторических прикрас, а за словом в карман не лез, пускал в ход иногда простонародные выражения, например, "запущать дела", приводил сейчас же деловые справки, смело пускал в ход цифры, не всегда, может быть, соответствовавшие действительности, но производившие эффект, и уничтожал противника. К 8 часам заседания кончались".
Таким образом, заседания Думы продолжались не более двух часов. Пример, достойный подражания, возможно, даже идеал, к которому мы вернемся, набравшись опыта в словопрениях.
Когда читаешь "Известия Московской городской думы", поражает: как гласным удавалось управлять таким большим городом, который практически не получал денег из государственного бюджета. Почти все, что появлялось нового: церкви, больницы, школы, музеи, театры, - все возникало на деньги, которые поступали от местных налогов: с недвижимости, доходов, с процентов от вкладов в банке, продажи ценных бумаг, облигаций, наконец, от пожертвований, порой весьма значительных, выражавшихся в тысячах, миллионах рублей.
Это при том, что фунт парной говядины стоил 14 копеек, куры парные 55, фунт севрюги 28 копеек, карпы и судаки шли по 11 копеек... В день мастеровой, кузнец или столяр получали по 110 копеек, поденщик с тележки имел 220...
Если Алексееву приходилось, чтобы добыть деньги, идти на какие-то компромиссы, он ради общего блага шел. Однажды некий "купчина толстопузый" решил покуражиться и сказал, что даст Городской думе миллион, если городской голова при всех станет пред ним на колени. Алексеев не заставил себя долго ждать, исполнил требование к немалому восхищению присутствовавших и самого толстосума, сдержавшего слово. Миллион, как гласит легенда, дал...
В XIX веке переписи проводились нерегулярно, с большими перерывами. По данным 1871 года в Москве проживало 602 тысячи человек. В каком именно году стала первопрестольная городом-миллионером, точно не известно, но случилось это вскоре после Алексеева. По переписи 1897 года москвичей значилось 1 миллион 39 тысяч. Каждый год в город устремлялись тысячи свободных крестьян, решавших порвать с деревней. Таким образом, Алексеев руководил городским хозяйством второй столицы империи, где проживал почти миллион жителей. И вот такой бурно растущий крупный город до его избрания не имел нормального водопровода и канализации, которыми располагали другие столицы Европы.
Вода поступала из старинного, времен Екатерины II, Мытищинского водопровода в бассейны на центральных площадях. Черпали воду из Москвы-реки, других речек, далеко не кристально-чистых. Воду развозили на лошадях в бочках, разносили ведрами по дворам, домам. Водовозы разносили по Москве инфекцию, как и представители другой древнейшей профессии, которых называли "ночными рыцарями", "золоторями". На службу они выходили в ночь, объезжая дворы. В каждом из них копались для нечистот ямы, содержимое которых вывозилось в бочках. Веками Москва поражала приближавшихся к ней путников не только прекрасным видом церквей, но и дурным запахом, о чем не раз писали Салтыков-Щедрин и другие сатирики рангом поменьше. Наконец, еще одним разносчиком заразы служили многочисленные частные бойни, где забивали крупный и мелкий рогатый скот, свиней, лошадей.
Десятки лет шли дискуссии о водопроводе, канализации, единой для всей Москвы бойне. Николай Алексеев от слов перешел к делу. На средства города провел ветку железной дороги к станции "Бойня", рядом с ней выстроили по самому совершенному проекту все, что требовалось. Обратите внимание: 20 июня 1886 года состоялась закладка зданий, а 1 августа 1888 года, как гласит справочник, "бойни уже начали функционировать". На месте, выбранном Н. А. Алексеевым, поныне действует и платформа железной дороги и бойни, нынешний мясокомбинат, носивший имя Микояна. А надо бы - Алексеева...
Вслед за бойнями взялся городской голова за водопровод. Взамен старого, а также нескольких других маломощных систем, в 1892 году появился новый, проект которого разработали инженеры Шухов (автор знаменитой радиобашни), Кнорре и Лембке. Они напоили Москву чистейшей подземной водой. Из Мытищ не в бассейны, а в дома, квартиры подавалось ежедневно полтора миллиона ведер. Другие группы инженеров занимались грандиозным проектом канализации Москвы с учетом ее будущего. Разрабатывалось несколько разных вариантов, так называемой "сплавной раздельной" системы, имея в виду, что сплавляться все будет в юго-восточном направлении, в направлении к Люблино, чему способствовали особенности рельефа. В этом же направлении течет по городу Москва-река. Поэтому до наших дней и располагалось в Люблино так много очистных инженерных сооружений.
Проекты водопровода и канализации отличались не только техническим совершенством, но и демократизмом. Они предназначались для всех жителей, всех районов Москвы, центра и окраин, богатых и бедных.
Исключение из правил городской голова сделал для своего дома: водопровод, как рассказал мне один из потомков Алексеевых, к нему подводить не велел, чтобы никто не заподозрил его в корысти, стремлении воспользоваться технической новинкой, которая обошлась городу в миллионы рублей.
Эти три сооружения: бойня, водопровод и канализация - стали тремя китами Москвы, они резко улучшили санитарное состояние, снизили смертность жителей, изменили быт города, где не стало водовозов, водоносов, "ночных рыцарей". По улицам со станций не гнали больше скот... Все это дало основание академику М. М. Богословскому утверждать, что эти нововведения не только стяжали городскому голове признательность москвичей. "Они преобразовали Москву. С ними она перестала быть большой деревней, какою была, и становилась действительно городом".
Алексеев поощрял искусства. Именно при нем галерея, собранная Павлом и Сергеем Третьяковыми, перешла в собственность города, стала называться их именами. Тем самым Москва не только получила бесценный дар, но и взяла на себя обязательство его хранить и приумножать. До 1918 года музей назывался Московской городской художественной галереей имени П. и С. Третьяковых. Чиновники от искусства лихо распоряжались купеческими коллекциями, закрыли Цветковскую, Остроуховскую и другие галереи, картины иностранных мастеров, собранные Сергеем Третьяковым, перестали экспонировать и на этом основании переиначили историческое название, убрали из него имя Сергея Третьякова. Растворили по музеям известные коллекции Щукиных, Морозовых, Боткина, Востряковых, Гиршмана... Не случись всего этого беззакония, имела бы сегодня Москва художественные музеи не только в Лаврушинском переулке.
Кстати, и Центральные бани в Театральном проезде выстроили при Алексееве.
...Утром 9 марта 1893 года, сев в коляску, поспешил он по Тверской в Думу, где его поджидал убийца...
В этом покушении можно усмотреть некую мистику, рок. Никто столько не уделял внимания призрению душевнобольных, как Алексеев. До него в Москве не существовало ни одной психиатрической лечебницы. Эти больные жили изгоями, как бездомные собаки, подвергаясь всяческим унижениям. В мемуарах писателя Николая Телешова рассказывается, как Алексеев поставил вопрос о лечебнице на заседании губернского земства, членом которого также состоял. Проблема не решалась годами.
- У вас нет коек? - задавал он вопрос нерешительным земцам. - Я дам вам на время городские койки. У вас нет белья? Я дам вам запасное городское белье. Я сделаю все, чтобы приют открылся не далее чем через десять дней.
Все дал и сделал, чтобы первая лечебница смогла принять несчастных. В завещании предусмотрел крупную сумму на сооружение лечебницы, будто чуял, от кого примет смерть. Канатчикова дача появилась на средства Алексеева. Здесь находится известная психиатрическая больница № 1 имени П. П. Кащенко. До 1917 года она носила имя Н. А. Алексеева. Затем, как десятки других лечебниц, лишилась названия под тем предлогом, что пожертвованные купцами на здравоохранение деньги нажиты нечестно и народ вправе забыть о них.
...от порога Думы его пронесли через весь город к Новоспасскому монастырю на руках рабочие завода Алексеевых и крестьяне села Кучино.
На экстренном заседании Дума "приговорила" в память об убитом выделить 200 тысяч рублей на благотворительность. Послали соболезнование жене. Возложили венок. Никаких улиц не переименовывали. Заказали для Большого зала "портрет в рост", как уже об этом упоминалось. Савва Мамонтов снял посмертную маску. Художник Поленов нарисовал зал в минуты прощания.
Похоронили Алексеева рядом с отцом, вблизи ворот монастыря, справа от входа.
"ДУБИНУШКА" ФЕДОРА ШАЛЯПИНА
О своей первой неудавшейся попытке покорить Москву Федор Иванович рассказал на "Страницах из моей жизни", наговорив текст будущей книги стенографистке, чью запись отредактировал и дополнил другими слышанными рассказами Шаляпина такой редактор, как Максим Горький.
...В поезде, проиграв в карты случайным попутчикам 250 рублей, молодой певец вместе с приятелем прибыл на вокзал.
"Москва, конечно, ошеломила нас, провинциалов, своей пестротой, суетой, криком. Как только мы наняли комнату, я бросился смотреть Большой театр. Грандиозное впечатление вызвали у меня его колонны и четверка лошадей на фронтоне. Я почувствовал себя таким ничтожным перед этим храмом".
На следующий день безработный и безденежный бас отправился наниматься в контору императорских театров. В Москву пришло лето, сезон в театрах кончился. Приезжего никто в конторе не ждал. И он ушел отсюда не солоно хлебавши. Случилось это на Большой Дмитровке в милом двухэтажном доме, где теперь располагается известная театральная библиотека, унаследовавшая помещение бывшей конторы.
Повезло приезжему в другом, частном бюро, обитавшем в доме на углу Тверской улицы и Георгиевского переулка.
Здесь прослушал певца сам Лентовский, знаменитый антрепренер, давший щедрый аванс и клавир оперы, после чего, в силу контракта, пришлось отправляться в Петербург.
В первый приезд в Москву, в ожидании пока решится его участь, Шаляпин часто уходил на Воробьевы горы, где уединялся в лесной тиши и "любовался величием Москвы, которая, как все на свете, издали кажется красивее, чем вблизи".
То было в 1894 году.
Как известно, творческая жизнь певца складывалась поначалу трудно и неудачно, пока на пути своем не встретил он легендарного Савву Мамонтова, сыгравшего великую роль в его судьбе.
Не случайно именно об этом человеке Федор Иванович вспомнил 8 марта 1932 года, перед тем как поставить последнюю точку в автобиографической книге "Маска и душа", ставшую творческим завещанием, где великий артист постарался рассказать все так, как было в его жизни.
"И вспоминается мне Мамонтов. Он тоже тратил деньги на театр и умер в бедности, а какое благородство линий, какой просвещенный благородный фанатизм в искусстве! А ведь жил он в "варварской" стране, и сам был татарского рода. Мне не хочется закончить мою книгу итогов нотой грусти и огорченности. Мамонтов напомнил мне о светлом творческом в жизни. Я не создал своего театра. Придут другие - создадут."
Светлое и творческое в жизни молодого певца происходило все на той же Большой Дмитровке, в здании Солодовниковского театра, где давала спектакли Частная опера, вдохновляемая Саввой Мамонтовым. Он был не только ее содержателем, но и творческим руководителем, совмещавшим в одном лице главного режиссера, главного художника и директора. Именно он убедил мало кому известного солиста императорского Мариинского театра разорвать контракт в Петербурге и перейти на подмостки Частной оперы, чья слава в мечтах Саввы Мамонтова должна была затмить славу Большого театра, располагавшегося в нескольких стах метрах от сцены, где дебютировал в Москве Федор Шаляпин.
Спектакли шли до него, как правило, в полупустом зале, а он был большой, почти на две тысячи мест. Только когда заезжали прославленные гастролеры, итальянские певцы, публика набивала театр до отказа.
Дебют певца не остался незамеченным. На следующий день после его выступления театральный критик писал:
Неизвестно, сколько бы лет и дальше шли разговоры, сколько бы еще Москва терпела грязь и разруху, сколько бы еще толстопузые артачились, не желая поступаться ветхозаветными принципами, городской голова, собрав тысячу купцов, произнес перед ними страстную речь и первый бросил деньги на бочку, увлек за собой всех, кто еще колебался, не решался стать акционером, вложить капиталы в новое дело.
С того момента, как отслужили молебен по случаю начала строительства и до очередного молебна по случаю открытия крупнейшего магазина не только России, но и, очевидно, Европы, прошло 3 года и 6 месяцев. Нынешнему ГУМу исполнитлось сто лет. В отличие от тех рядов, что сооружались при Осипе Бове, эти, алексеевские, простоят не один век.
Перед революцией 1917 года Верхние торговые ряды стоили 6 миллионов рублей. Вместе с землей (ее цена превышает в этом месте стоимость недвижимости) - около 15 миллионов. Принадлежало несметное богатство Акционерному обществу... Если сегодня заходит речь о возрождении Китай-города, где располагаются десятки пришедших в запустение торговых домов, некогда составлявших славу торговой Москвы, мы обязаны вспомнить собственный опыт. Сто лет назад казна не дала ни копейки на Верхние торговые ряды. Город - также. И сегодня у государства, у Москвы нет средств, чтобы поднять Китай-город из руин. Значит, нужно Акционерное общество Китай-города, капиталы, разрабатывать устав, объединить капиталы, создать распорядительный комитет и комиссию по реализации проекта...
Что поражает: всем делом руководил не стройкомитет, не главк, не управление со штатом-толпой бездельников. Всего-то несколько лиц распоряжались капиталами, надзирали за подрядчиками. Алексеев, как выдающийся управленец, умел подбирать помощников. Правой рукой головы был полицмейстер А. А. Власовский, отличавшийся редкостной работоспособностью. Как свидетельствует мемуарист, "...дружба их, соединявшая две энергии полицейскую и хозяйственную, была фактом, и Алексеева можно было видеть иногда едущим с обер-полицмейстером на его паре с пристяжной". На одном из поступившем на него и на Алексеева доносе, где описывались их некие кутежи, император, как гласит одна из легенд, начертал резолюцию: "Унять жеребцов!"
Как и Алексеев, полицмейстер служил, не глядя на часы.
"Власовский почти ежедневно, во всякое время дня и ночи, появлялся неожиданно как в центре города, так равно и на его окраинах. Никто не знал, когда он спал. Одно время в Москве прошел слух, что Власовский антихрист... поэтому он не спит и будоражит всю Москву..." - сообщает И. А. Слонов, московский купец, издавший в 1914 году книгу воспоминаний "Из жизни торговой Москвы (полвека тому назад)".
Во времена Алексеева полицмейстер не только боролся с уголовниками, но и следил за домовладельцами, дворниками, понуждал их исправно убирать Москву, а извозчиков не нарушать порядок на мостовых, держаться при езде правой стороны, на стоянках с козел не слезать, ездить в чистой одежде... Власовский карал за взятки, ставшие до него чуть ли не нормой. Этим занимался и городской голова. Но искоренял зло не только административными мерами, но и экономическими. До Алексеева в так называемом Сиротском суде служащие, от которых зависел исход сложных дел, получали зарплату меньше сторожей. Без подношения чиновники суда ничего не делали. Алексеев провел решение, по которому зарплату им увеличили в 40 (сорок) раз!
Размышляя над ролью в истории таких личностей, как Алексеев, хочу сказать: полицмейстер, столь удачно работавший в паре с ним, закончил карьеру спустя три года после выстрела в друга самым печальным образом. Я убежден: поживи Алексеев еще, и полицмейстер ушел бы со службы с почетом, не случилась бы ужасная Ходынская катастрофа, произошедшая на том самом поле, где не раз Алексеев успел отличиться по службе, о чем далее пойдет речь. Наверное, Алексеев углядел бы появившиеся на поле ямы, ставшие одной из причин трагедии, распорядился бы их засыпать, принял бы и другие меры, которые бы не допустили ночью громадного скопления людей.
"К сожалению, полезная деятельность Алексеева и Власовского была неожиданно прервана. Первого - убийством, а второго отставкой, за Ходынку", - констатирует И. А. Слонов. Ошибается только этот автор, когда пишет, что Алексеев служил на общественных началах. Это не так. Жалованье получал, и немалое, но все деньги, как стало всем известно в дни похорон из некролога, отдавал на завтраки служащим, получавшим чай и бутерброды бесплатно.
Городской голова возглавлял не только Думу - орган представительный, распорядительный, но и Городскую управу, то есть, по-нынешнему, исполком, чем достигалось единство властей, административная эффективность.
Если бы гласные в 1885 году руководствовались бы положением, которое выработал ныне первый мэр Гавриил Попов, согласно которому мэром Москвы может быть избран гражданин не младше 36 лет, то Николая Алексеева они не могли бы провести на должность головы. Его избрали в 33 года. Он родился в известной тогда всей Москве богатейшей семье, имевшей отношение к товариществу "Владимир Алексеев", объединявшему хлопкоочистительные и шерстобойные заводы. Эта фирма занималась успешно овцеводством и коневодством, естественно, за пределами Москвы. В городе был хорошо известен завод золототканых изделий (ныне "Электропровод"), также принадлежавший Алексеевым, одной из ветвей, разросшихся в XIX веке династии, родоначальником которой был крестьянин Ярославской губернии Алексей Петрович Алексеев, ставший московским купцом в середине ХIV века.
Для любителей родословных: у сына Алексея Петровича Семена Алексеевича родились три сына - Владимир, Петр и Василий. От них пошли три ветви рода. У Василия родился сын Александр, который служил городским головой в 1840-1841 годах...
Таким образом, Николай стал вторым из Алексеевых городским головой, чему, конечно, способствовала безупречная репутация его родственников.
Ему дали домашнее образование: ни в гимназии, ни в университете не занимался. Но после завершения учебы юный Алексеев в совершенстве знал немецкий, французский, овладел английским. Не нуждавшийся в хлебе насущном, Николай Алексеев не спешил браться за дела, довольно долго занимался самообразованием, по-видимому, и поездил, и посмотрел мир, бывал на балах, концертах, в театрах, дружил с блистательным Николаем Рубинштейном, пианистом и директором консерватории, помогал ему в делах. Какие это дела? Московское отделение Русского музыкального общества устраивало симфонические концерты, конкурсы, ведало деятельностью Московской консерватории... Вот в это общество и поступил на 26-м году жизни служить Николай Алексеев.
Итак, в 25 лет Николай Алексеев поступает на службу, которая доставляла ему радость. Он взял на себя финансы, стал казначеем и одним из директоров Московского отделения Русского музыкального общества.
Дальше-больше. Одного искусства оказалось мало, хотя при Николае Рубинштейне музыкальная жизнь била ключом. На симфонических концертах впервые не раз звучала музыка Петра Чайковского...
Земля Алексеевых находилась в Московском уезде в Кучино. Там его избирают гласным. В земстве приходилось заниматься самыми непрестижными делами. Служил Алексеев "санитарным попечителем", значит, приходилось наведываться в места, где совсем иная музыка, чем в Колонном зале... Избрали его сначала земским уездным гласным, затем губернским гласным (по нынешним понятиям - народным депутатом). Много приходилось заниматься делами по устройству начальных школ.
Талант Алексеева-организатора раскрылся, когда его избрали в 1880 году городским гласным, назначили председателем распорядительного комитета по устройству Всероссийской художественно-промышленной выставки, состоявшейся в 1882 году на историческом Ходынском поле. Об этой замечательной выставке напоминает сохранившееся здание Царского павильона в форме сказочного терема, видимое за оградой стадиона Юных пионеров на Ленинградском проспекте, бывшем Петербургском шоссе.
На месте стадиона и всех прочих нынешних строений простиралось поле, где появились десятки разных павильонов. Россия продемонстрировала свои крупные достижения, достигнутые после отмены крепостничества. Среди вместительных павильонов из дерева в центре ансамбля находилось, по словам известного коллекционера купца П. А. Щукина, "превосходное, громадное круглое здание из железа и стекла".
На выставке показывали не только всевозможные машины и механизмы, продукты сельского хозяйства, но картины, книги, изделия народных промыслов.
По выставке, символизируя будущее, курсировали поезда электрической железной дороги, незнакомого тогда трамвая.
Когда Алексеева избрали второй раз городским головой, в этих же павильонах состоялась большая Французская национальная выставка. Тогда и стал Николай Александрович кавалером ордена Почетного легиона, у него были командирский и офицерские кресты. Русское правительство наградило его орденами Станислава, Анны, Владимира...
Он занимался реализацией не только проектов, поражающих воображение, привлекающих внимание прессы, таких, как Верхние торговые ряды или выставки.
"Во время его служения городским головой открыто и преобразовано в Москве тридцать городских училищ (18 мужских, 10 женских и два смешанных) с 2 до 5 лет", - писали "Московские ведомости". Рогожскому женскому училищу Алексеев пожертвовал здание. Многие видели эти училища, капитальные сооружения из кирпича, с просторными залами, рассчитанные на 12, 16 и 24 класса. К началу первой мировой войны город содержал 350 училищ, десятки специальных учебных заведений, в том числе университет имени А. Шанявского на Миусской площади. В бывшем Купеческом клубе находится театр "Ленком", а в доме, общества купеческих приказчиков расположилась Историческая библиотека России...
Что выделяло Николая Алексеева среди других? Он не только горячо брался за разные дела, но и столь же горячо доводил их до конца, а это качество не так часто встречается... Как писала газета "Гражданин", "мог увлечь за собой толпу и не разочаровать ее в увлечении". Алексеев излучал широко вокруг себя мощное силовое поле, в которое втягивались с большой охотой десятки людей. Он умел в нужную минуту помочь в беде друзьям, сослуживцам, никогда не злоупотреблял их доверием. Все это позволило стать в тридцать три года городским головой...
Дума заседала тогда на Воздвиженке, не имела своего здания, арендовала помещение у графа Шереметева, особняк на Воздвиженке, сохранившийся до наших дней, за фасадом Кремлевской больницы, напротив нового здания библиотеки. Заседания Думы происходили раз в неделю. Каждый москвич мог послушать, о чем говорят гласные. Многие приходили, чтобы посмотреть, как ведет заседания молодой глава Думы, как приходят в английский парламент, чтобы насладиться остроумием ораторов, понаблюдать жаркие схватки слуг народа.
Алексеев являлся на заседания во фраке и белом галстуке, в то время как многие гласные - в будничном платье, как пишет очевидец, "в разных костюмах от поддевы и высоких сапогах бураками включительно". В глазах мемуариста Алексеев выглядит так: "Высокий, плечистый, могучего сложения, с быстрыми движениями, с необычайно громким, звонким голосом, изобиловавший бодрыми мажорными нотами. Он был одинаково удивителен и как председатель городской Думы, и как глава исполнительной городской власти". Один в двух ипостасях, в двух лицах.
Голосование выглядело несколько не так, как ныне.
- Согласных прошу сидеть, несогласных встать. Принято!
Если сразу не был ясен результат такого голосования "ногами", за счет брался секретарь.
"Заседания Думы по вторникам, начинавшиеся в седьмом часу, до Алексеева благодаря неумелому и вялому руководству затягивались иногда до глубокой ночи. Алексеев вел заседания с необыкновенной энергией и быстротой. "Объявляю заседание открытым. Прошу выслушать журнал прошлого заседания", - раздавался звонкий сильный голос", - пишет академик М. М. Богословский в воспоминаниях о Москве.
Как видим, сто лет назад Дума заседала еженедельно, по вечерам.
Редко на какое заседание Думы являлись все сто семьдесят гласных, приходила едва ли половина, однако это не служило ни предлогом для отмены заседаний, ни основанием для непринятия решений, даже если они голосовались неполным составом.
Еще об одной особенности Думы и городского головы:
"Говорил он прекрасно, громко, в высшей степени деловито, без всяких риторических прикрас, а за словом в карман не лез, пускал в ход иногда простонародные выражения, например, "запущать дела", приводил сейчас же деловые справки, смело пускал в ход цифры, не всегда, может быть, соответствовавшие действительности, но производившие эффект, и уничтожал противника. К 8 часам заседания кончались".
Таким образом, заседания Думы продолжались не более двух часов. Пример, достойный подражания, возможно, даже идеал, к которому мы вернемся, набравшись опыта в словопрениях.
Когда читаешь "Известия Московской городской думы", поражает: как гласным удавалось управлять таким большим городом, который практически не получал денег из государственного бюджета. Почти все, что появлялось нового: церкви, больницы, школы, музеи, театры, - все возникало на деньги, которые поступали от местных налогов: с недвижимости, доходов, с процентов от вкладов в банке, продажи ценных бумаг, облигаций, наконец, от пожертвований, порой весьма значительных, выражавшихся в тысячах, миллионах рублей.
Это при том, что фунт парной говядины стоил 14 копеек, куры парные 55, фунт севрюги 28 копеек, карпы и судаки шли по 11 копеек... В день мастеровой, кузнец или столяр получали по 110 копеек, поденщик с тележки имел 220...
Если Алексееву приходилось, чтобы добыть деньги, идти на какие-то компромиссы, он ради общего блага шел. Однажды некий "купчина толстопузый" решил покуражиться и сказал, что даст Городской думе миллион, если городской голова при всех станет пред ним на колени. Алексеев не заставил себя долго ждать, исполнил требование к немалому восхищению присутствовавших и самого толстосума, сдержавшего слово. Миллион, как гласит легенда, дал...
В XIX веке переписи проводились нерегулярно, с большими перерывами. По данным 1871 года в Москве проживало 602 тысячи человек. В каком именно году стала первопрестольная городом-миллионером, точно не известно, но случилось это вскоре после Алексеева. По переписи 1897 года москвичей значилось 1 миллион 39 тысяч. Каждый год в город устремлялись тысячи свободных крестьян, решавших порвать с деревней. Таким образом, Алексеев руководил городским хозяйством второй столицы империи, где проживал почти миллион жителей. И вот такой бурно растущий крупный город до его избрания не имел нормального водопровода и канализации, которыми располагали другие столицы Европы.
Вода поступала из старинного, времен Екатерины II, Мытищинского водопровода в бассейны на центральных площадях. Черпали воду из Москвы-реки, других речек, далеко не кристально-чистых. Воду развозили на лошадях в бочках, разносили ведрами по дворам, домам. Водовозы разносили по Москве инфекцию, как и представители другой древнейшей профессии, которых называли "ночными рыцарями", "золоторями". На службу они выходили в ночь, объезжая дворы. В каждом из них копались для нечистот ямы, содержимое которых вывозилось в бочках. Веками Москва поражала приближавшихся к ней путников не только прекрасным видом церквей, но и дурным запахом, о чем не раз писали Салтыков-Щедрин и другие сатирики рангом поменьше. Наконец, еще одним разносчиком заразы служили многочисленные частные бойни, где забивали крупный и мелкий рогатый скот, свиней, лошадей.
Десятки лет шли дискуссии о водопроводе, канализации, единой для всей Москвы бойне. Николай Алексеев от слов перешел к делу. На средства города провел ветку железной дороги к станции "Бойня", рядом с ней выстроили по самому совершенному проекту все, что требовалось. Обратите внимание: 20 июня 1886 года состоялась закладка зданий, а 1 августа 1888 года, как гласит справочник, "бойни уже начали функционировать". На месте, выбранном Н. А. Алексеевым, поныне действует и платформа железной дороги и бойни, нынешний мясокомбинат, носивший имя Микояна. А надо бы - Алексеева...
Вслед за бойнями взялся городской голова за водопровод. Взамен старого, а также нескольких других маломощных систем, в 1892 году появился новый, проект которого разработали инженеры Шухов (автор знаменитой радиобашни), Кнорре и Лембке. Они напоили Москву чистейшей подземной водой. Из Мытищ не в бассейны, а в дома, квартиры подавалось ежедневно полтора миллиона ведер. Другие группы инженеров занимались грандиозным проектом канализации Москвы с учетом ее будущего. Разрабатывалось несколько разных вариантов, так называемой "сплавной раздельной" системы, имея в виду, что сплавляться все будет в юго-восточном направлении, в направлении к Люблино, чему способствовали особенности рельефа. В этом же направлении течет по городу Москва-река. Поэтому до наших дней и располагалось в Люблино так много очистных инженерных сооружений.
Проекты водопровода и канализации отличались не только техническим совершенством, но и демократизмом. Они предназначались для всех жителей, всех районов Москвы, центра и окраин, богатых и бедных.
Исключение из правил городской голова сделал для своего дома: водопровод, как рассказал мне один из потомков Алексеевых, к нему подводить не велел, чтобы никто не заподозрил его в корысти, стремлении воспользоваться технической новинкой, которая обошлась городу в миллионы рублей.
Эти три сооружения: бойня, водопровод и канализация - стали тремя китами Москвы, они резко улучшили санитарное состояние, снизили смертность жителей, изменили быт города, где не стало водовозов, водоносов, "ночных рыцарей". По улицам со станций не гнали больше скот... Все это дало основание академику М. М. Богословскому утверждать, что эти нововведения не только стяжали городскому голове признательность москвичей. "Они преобразовали Москву. С ними она перестала быть большой деревней, какою была, и становилась действительно городом".
Алексеев поощрял искусства. Именно при нем галерея, собранная Павлом и Сергеем Третьяковыми, перешла в собственность города, стала называться их именами. Тем самым Москва не только получила бесценный дар, но и взяла на себя обязательство его хранить и приумножать. До 1918 года музей назывался Московской городской художественной галереей имени П. и С. Третьяковых. Чиновники от искусства лихо распоряжались купеческими коллекциями, закрыли Цветковскую, Остроуховскую и другие галереи, картины иностранных мастеров, собранные Сергеем Третьяковым, перестали экспонировать и на этом основании переиначили историческое название, убрали из него имя Сергея Третьякова. Растворили по музеям известные коллекции Щукиных, Морозовых, Боткина, Востряковых, Гиршмана... Не случись всего этого беззакония, имела бы сегодня Москва художественные музеи не только в Лаврушинском переулке.
Кстати, и Центральные бани в Театральном проезде выстроили при Алексееве.
...Утром 9 марта 1893 года, сев в коляску, поспешил он по Тверской в Думу, где его поджидал убийца...
В этом покушении можно усмотреть некую мистику, рок. Никто столько не уделял внимания призрению душевнобольных, как Алексеев. До него в Москве не существовало ни одной психиатрической лечебницы. Эти больные жили изгоями, как бездомные собаки, подвергаясь всяческим унижениям. В мемуарах писателя Николая Телешова рассказывается, как Алексеев поставил вопрос о лечебнице на заседании губернского земства, членом которого также состоял. Проблема не решалась годами.
- У вас нет коек? - задавал он вопрос нерешительным земцам. - Я дам вам на время городские койки. У вас нет белья? Я дам вам запасное городское белье. Я сделаю все, чтобы приют открылся не далее чем через десять дней.
Все дал и сделал, чтобы первая лечебница смогла принять несчастных. В завещании предусмотрел крупную сумму на сооружение лечебницы, будто чуял, от кого примет смерть. Канатчикова дача появилась на средства Алексеева. Здесь находится известная психиатрическая больница № 1 имени П. П. Кащенко. До 1917 года она носила имя Н. А. Алексеева. Затем, как десятки других лечебниц, лишилась названия под тем предлогом, что пожертвованные купцами на здравоохранение деньги нажиты нечестно и народ вправе забыть о них.
...от порога Думы его пронесли через весь город к Новоспасскому монастырю на руках рабочие завода Алексеевых и крестьяне села Кучино.
На экстренном заседании Дума "приговорила" в память об убитом выделить 200 тысяч рублей на благотворительность. Послали соболезнование жене. Возложили венок. Никаких улиц не переименовывали. Заказали для Большого зала "портрет в рост", как уже об этом упоминалось. Савва Мамонтов снял посмертную маску. Художник Поленов нарисовал зал в минуты прощания.
Похоронили Алексеева рядом с отцом, вблизи ворот монастыря, справа от входа.
"ДУБИНУШКА" ФЕДОРА ШАЛЯПИНА
О своей первой неудавшейся попытке покорить Москву Федор Иванович рассказал на "Страницах из моей жизни", наговорив текст будущей книги стенографистке, чью запись отредактировал и дополнил другими слышанными рассказами Шаляпина такой редактор, как Максим Горький.
...В поезде, проиграв в карты случайным попутчикам 250 рублей, молодой певец вместе с приятелем прибыл на вокзал.
"Москва, конечно, ошеломила нас, провинциалов, своей пестротой, суетой, криком. Как только мы наняли комнату, я бросился смотреть Большой театр. Грандиозное впечатление вызвали у меня его колонны и четверка лошадей на фронтоне. Я почувствовал себя таким ничтожным перед этим храмом".
На следующий день безработный и безденежный бас отправился наниматься в контору императорских театров. В Москву пришло лето, сезон в театрах кончился. Приезжего никто в конторе не ждал. И он ушел отсюда не солоно хлебавши. Случилось это на Большой Дмитровке в милом двухэтажном доме, где теперь располагается известная театральная библиотека, унаследовавшая помещение бывшей конторы.
Повезло приезжему в другом, частном бюро, обитавшем в доме на углу Тверской улицы и Георгиевского переулка.
Здесь прослушал певца сам Лентовский, знаменитый антрепренер, давший щедрый аванс и клавир оперы, после чего, в силу контракта, пришлось отправляться в Петербург.
В первый приезд в Москву, в ожидании пока решится его участь, Шаляпин часто уходил на Воробьевы горы, где уединялся в лесной тиши и "любовался величием Москвы, которая, как все на свете, издали кажется красивее, чем вблизи".
То было в 1894 году.
Как известно, творческая жизнь певца складывалась поначалу трудно и неудачно, пока на пути своем не встретил он легендарного Савву Мамонтова, сыгравшего великую роль в его судьбе.
Не случайно именно об этом человеке Федор Иванович вспомнил 8 марта 1932 года, перед тем как поставить последнюю точку в автобиографической книге "Маска и душа", ставшую творческим завещанием, где великий артист постарался рассказать все так, как было в его жизни.
"И вспоминается мне Мамонтов. Он тоже тратил деньги на театр и умер в бедности, а какое благородство линий, какой просвещенный благородный фанатизм в искусстве! А ведь жил он в "варварской" стране, и сам был татарского рода. Мне не хочется закончить мою книгу итогов нотой грусти и огорченности. Мамонтов напомнил мне о светлом творческом в жизни. Я не создал своего театра. Придут другие - создадут."
Светлое и творческое в жизни молодого певца происходило все на той же Большой Дмитровке, в здании Солодовниковского театра, где давала спектакли Частная опера, вдохновляемая Саввой Мамонтовым. Он был не только ее содержателем, но и творческим руководителем, совмещавшим в одном лице главного режиссера, главного художника и директора. Именно он убедил мало кому известного солиста императорского Мариинского театра разорвать контракт в Петербурге и перейти на подмостки Частной оперы, чья слава в мечтах Саввы Мамонтова должна была затмить славу Большого театра, располагавшегося в нескольких стах метрах от сцены, где дебютировал в Москве Федор Шаляпин.
Спектакли шли до него, как правило, в полупустом зале, а он был большой, почти на две тысячи мест. Только когда заезжали прославленные гастролеры, итальянские певцы, публика набивала театр до отказа.
Дебют певца не остался незамеченным. На следующий день после его выступления театральный критик писал: