Коляда Николай Владимирович. Букет

   Автобус взревел, покатил по улице от дома. ФЕКЛА была на крыльце, слушала ЭКСКУРСОВОДШУ, затаив дыхание. Зажала рот рукой, кинулась, как ошпаренная, к воротам, распахнула их. Кричит, задыхаясь от пыли:
   ФЕКЛА. Нет! Нет! Что ты, дура, несешь ахиллесову пяту?! Сволочь ты!!! Нет! Не-ет! Неправда! Не дам топтаться по святыням, не дам! Неправда! Великий он был, великий! Нужен он всем нам! Нужен! Змеючи твои ноги, гадюча голова! Миня! Миня! Сынок! Иди к маме… Сыно-о-к!!!.. (Села на землю у ворот, рыдает). Разбили мою жизнь ничего не оставили… Одним махом разбили, сволочи такие, перестроились… Иван Федорович, слышишь?! Что она о тебе говорит?! Разрази их громом, Иван Федорович, покарай их! Слышишь, покарай?! Ай-ай-ай!!!
   Из дома на крыльцо выскочил МИНЯ.
   МИНЯ. Мама, ты что?
   ФЕКЛА. Сынок, принеси тряпку мне, водой намочи ее… Там на столе, на кухне лежит, быстрее, быстрее, ну?!
   МИНЯ убегает в дом, возвращается. Смочил тряпку под рукомойником, несет к матери.
   Да не на голову мне, дурак! Стой! Иди, поддержи меня, я пойду, пойду, доски пойду протирать, пыль сотру с досок, со вчерашнего дня не протирала… На тебе половину тряпки, ты иди сотри пыль с «Жил», а я пойду сотру с «Работал»…
   Ушли на улицу.
   Тишина.
   Возвращаются.
   ФЕКЛА схватилась за бок, присела у ворот.
   МИНЯ. Что, мама?
   ФЕКЛА. Сынок, помоги матери. Встать помоги. Паралик расшиб.
   МИНЯ. Болит, мама?
   ФЕКЛА. Сердце болит. Сыночек, ты хорошо протер «Жил»?
   МИНЯ. Хорошо, мама.
   ФЕКЛА. А слышал ты сейчас что-нибудь?
   МИНЯ. Ничего не слышал, мама. А что, мама?
   ФЕКЛА. Ничего, сынок. Ничего. Не слушай никого. Никого, кроме матери. Только мне верь. И запомни, кто бы тебе что не говорил, запомни: Иван Федорович Бородаев, Бо-ро-да-ев – великий был человек. Величайшего ума был человек. Гений он был, гений. Борец за правду народа он был. Пусть говорят. Врут. Туз – он и в Африке туз. Был, есть и останется. Жалко только, что кто-то поверит. Благодаря ему только, Ивану Федоровичу Бо-ро-дае-ву, мы с тобой сегодня так хорошо живем, понял? Да помоги мне дойти до качалки…
   МИНЯ. Помогу, мама…
   ФЕКЛА. Запомни, сынок, что Иван Федорович Бородаев был самый-самый лучший человек на земле. Ты вот книжку читай. Все хорошие слова, какие там есть – все к нему относятся. Ему жизнь давалась один раз и он ее прожил так, что ему не было мучительно больно. Его не жег позор! Понял ты меня или нет?
   МИНЯ. Я знаю, мама. Он хороший был. Он оперу написал. А ты в этой опере пела, когда молодая была. В хоре в опере пела ты…
   ФЕКЛА. Какую он оперу написал?
   МИНЯ. Оперу «Бедная мать, обосранные дети» он написал…
   ФЕКЛА (пораженно). Кто тебе это сказал?
   МИНЯ. Мне Георгий сказал.
   ФЕКЛА. Я вот ему язык отрежу за такие слова. А Георгия твоего выгоню. Уедет вот сегодня-завтра – и чтоб ни ногой. Охальник. Ребенка таким словам учит… Оперу… Я вот дам тебе оперу…
   МИНЯ. А есть такая опера?
   ФЕКЛА. Какая?
   МИНЯ. Про бедную мать и про обосранные дети?
   ФЕКЛА. Замолчи! Иди в дом отсюда! Такую оперу покажу тебе сейчас… (Села в качалку. Молчит).
   МИНЯ пошел на крыльцо. Собирает цветы, что-то мурлыкает.
   Стой! Что ты делаешь?
   МИНЯ. Цветочки собираю, мама.
   ФЕКЛА. Зачем?
   МИНЯ. Пойду, Гале подарю. Она мне ребеночка родит. Я его буду нянькать… Она моя жена.
   ФЕКЛА. Ребеночка тебе… (Молчит). Ну-ка, иди в дом, позови мне ее… Галю, Галю позови сюда! Буду с ней разговаривать. Понял? Надо делать что-то, а не сидеть, понимаешь?
   МИНЯ. Понимаю.
   ФЕКЛА. А меня паралик расшиб, не могу ни рукой, ни ногой… Слышишь? Зови ее сюда, быстро, ну?!
   МИНЯ. Галя-маля, Галя-маля! Я Галю люблю! У-у-у, мягкая какая, мягкая!… Иду, иду, цветочки несу-у-у! Ту-ту! Паровоз!.. (Ушел в дом).
   ФЕКЛА (сидит в кресле, тяжело дышит, долго молчит). Теперь они начнут… Они теперь заклюют меня… Мучать меня будут… Они теперь дом снесут, меня на сто первый километр, на сто шестой этаж, в пятьсот седьмую квартиру заселят… Все разбили! Ненужные кумиры! Галя, иди сюда, быстренько, иди, иди, ну?!
   Из дома вышла ГАЛЯ. У нее опухшее от слез лицо. Стоит на крыльце. МИНЯ выглядывает из-за ее спины. ГАЛЯ молчит. Смотрит на сад, вздыхает.
   Иди в дом, Миня… Мне поговорить надо. Не подслушивай, ну? Иди!
   МИНЯ. Пошел, мама. (Быстро ушел в большую комнату, сел за стол).
   ГАЛЯ. В магазин? Уже поздно.
   ФЕКЛА. Там в комнатах такой раскардаж после вчерашнего, прибрала хоть немного, нет? Совсем завшивели, загадились… Устроили тут мне!
   ГАЛЯ. Кто завшивел? Я пошла…
   ФЕКЛА. Прибери, говорю, в комнатах!
   ГАЛЯ. Везде чистота-порядок.
   ФЕКЛА. Иди сюда, ближе, что я – орать буду, что ли? Ишь, помощница моя…
   ГАЛЯ идет по саду, вздыхает.
   ГАЛЯ. За все лето, гляжу, никто ни одного сорняка не вырвал. Хоть бы один уголочек, на который можно было бы поглядеть, порадоваться… Один бурьян, сплошной репейник… Хоть бы картошку посадили, чтоб облагородить это все… На пойду дальше, репей цепляется, потом колючки не отодрать, я платье новое надела…
   ФЕКЛА. Кто ж вырвет мне, помощница моя… Иди, иди…
   ГАЛЯ (злится, идет). Я все брошу. Возьму вот и брошу. Кто меня заставит? Уеду, куда глаза глядят. И все. Чего мне тут сидеть? Уеду вот скоро. Ищите себе другую постоялицу, лучше. Ищите, ищите. (Встала). Ну? Что?
   ФЕКЛА (молчит). Скажи мне честно, в глаза, ты правда беременная?
   ГАЛЯ. Слушайте, что вам за дело? Я взрослая. Я, может быть, уеду скоро, вот так. Мне тут никто не указ. Что хочу, то и делаю. Я взрослая, понимаете или нет? Все тычут, все орут, все ругают. Эта свинья драться даже кидается. Никому не нужна я. Никто не любит. Все хорошие, а я плохая одна. В комнатах бардак – я виновата. Они все молодцы, а я – не молодец. Ну, что такое?
   ФЕКЛА. Да или нет – все равно. Но если «да» – я твой позор хочу покрыть.
   ГАЛЯ. Что значит – «покрыть»? Что значит – покрыть? Что значит – крыть?
   ФЕКЛА (молчит). Долги надо отдавать.
   ГАЛЯ. У меня нет денег. Откуда я возьму?
   ФЕКЛА. Надо долги отдавать. Ты здесь у меня год бесплатно живешь, мамке с папкой, поди, говоришь, что работаешь, чтоб за квартиру платить, а сама – дрыхнешь, помощница моя? Так?
   ГАЛЯ. Ну и что – бесплатно. Места всем хватит.
   ФЕКЛА. Барыньку-то из себя не строй. Вспомни, как в прошлый год сюда приехала, помнишь? В артистки поступать приехала? Тебе Господь Бог меня послал. Забыла, как на лавочке сидела, плакала?
   ГАЛЯ. Ну и что теперь? Что теперь?
   ФЕКЛА. Забыла. Я пожалела. Взяла к себе. Жалко девчушку стало. Накормила, поселила, девчушка помогать мне обещала. И что? А кто тебе сказал, чтоб в институт приличный понесла документы? Кто? Дело прошлое, ладно… Этот жук на тебе не женится все равно, хоть ты что придумывай. Постой! Ну? Да зачем он тебе нужен-то? У всех баб были первые мужики и они всем казались самые лучшие на свете, лучше не найти, прости меня, Господи, Мать Святая Богородица, прости меня, что так охально говорю… Но правда это. Потом появлялись другие мужики. Мужья называются эти мужики. Тот все равно останется самый лучший, но жить-то не с ним надо всю жизнь, не с первым, а с мужем жить, с ним дом строить, детей делать… Понимаешь? Никакой любви нету, придумали все. С мужем – нет… Слушай меня, я семьдесят лет на свете прожила, слушай…
   ГАЛЯ. Да к чему вы это, к чему все – не понимаю?!
   ФЕКЛА. Долги надо отдавать. У меня первый мужчина был тенор из оперного театра… Фамилию тебе его не скажу. Очень, очень известный. Я из-за него вешаться хотела. Потом из-за него же пошла в оперный театр. Пол там мыла, чтоб только рядом с ним быть. Потом вахтершей, всю жизнь просидела в театре, всех артистов знаю, повадки их, как у тебя, точно, все знаю. Думала, рядом с ним буду. Думала: вечно любовь наша с ним продолжаться будет. Стыдно говорить…
   ГАЛЯ. Слышала я сто раз, слышала…
   ФЕКЛА. Стой! Тогда тут край города был. Я в театр на лошади ездила. Мы лошадь держали. Давно это было. Тенор тот мой так, позабавился и бросил меня. После войны сюда на дом доски повесили, году в пятидесятом. Я Бородаева стала поднимать, из пепла, можно сказать, пионеры тут толклись с утра до ночи… Смысл в жизни появился. Мужик мой умер, двадцать лет с ним прожили, он Минин отец. Не помню даже, как он из себя выглядел, все фотокарточки порвала… Стой, стой, слушай, слушай! Про смысл жизни тебе говорю! Так вот, он говенный был человек, да я не к тому… А к тому, что вместе двадцать лет прожили, сына вон какого вырастили. Ну? Поняла?
   ГАЛЯ. Да чего поняла-то?
   ФЕКЛА. По Георгию по этому тюрьма плачет. И сядет он, рано или поздно – сядет. Видела, чем торгует? Сядет. С женой разводиться не станет ради тебя. Подумай, говорю, подумай…
   ГАЛЯ (заплакала). Да что мне думать? Уеду вот, куда глаза глядят…
   ФЕКЛА. Дура. Тебе счастье приваливается, а ты «нет» говоришь. Я тебе дом отдаю, целый дом, а она – «нет», говорит…
   ГАЛЯ. Что – отдаю? Как – отдаю?
   ФЕКЛА. Так. Отдаю. Ну и что, что он старый? Ничего. Его не снесут! Нет! Не снесут, если ты будешь стараться, на прием к властям ходить, добиваться, письма писать, скандалить, требовать, правду доказывать! Не снесут! Не смогут снести! Ты молодая, у тебя силы много, а я – не могу уже. Дарственную тебе на дом завтра же сделаю. Прям завтра же с утра. Ну, соглашайся?
   ГАЛЯ. Да что за глупости? Да что вы его мне, продаете, что ли, ваш дом? Нет у меня ничего!
   ФЕКЛА. Отдаю, отдаю просто так. Отдаю. Я умру – умру я скоро. И все. Кончилась моя жизнь. Сама будешь хозяйкой. Картошку вот посадишь, если хочешь. Сама говорила: картошку бы вот посадить. Ну? Бери.
   В воротах появилась с сумками в руках АНЯ. Стоит, слушает.
   ГАЛЯ. Ничего не поняла. Вы что хотите от меня? Чтобы я что сделала?
   ФЕКЛА (молчит). Женись на Михаиле Андреевиче?
   ГАЛЯ (молчит). На каком Михаиле Андреевиче?
   ФЕКЛА. У меня две заботы осталось на этом свете, две! (Быстро). У меня только Миня остался да дом мой. А дом —значит: Бородаев Иван Федорович. Понимаешь? Женись на Мине на моем, женись. Стой, стой, стой! То есть, замуж его возьми, а? Ты девка молодая, здоровая… Ленивая, правда, ничего не помогаешь – ну да, Бог с тобой, исправишься, самостоятельно как жить начнешь. Ты пойми меня, старую, я плохого не скажу. Ты присмотришь за ним, а главное – дом будешь держать, память о Бородаеве держать! Чтоб я умерла и чтоб сердце мое было спокойно, что ироды не топчутся по святыням! Ну?! Хранить будешь дом, не дашь его снести, сровнять не дашь то, ради чего я жила! Они в газетах пишут, что, мол, ненужные кумиры, а ты скажешь: «Нужные!» Я больная, старая… Ивана Федоровича не смогу защитить от нападков! Ты сделаешь это, ты, ты!
   ГАЛЯ. Шизофрения какая, а?..
   ФЕКЛА. Да подожди ты кричать, подожди отмахиваться… В твоем положении – это самый выход, больше нету. Слышишь? Не будь дурой. Не будь! Тебе счастье в руки само плывет. Или что? Родишь – к маме поедешь? В двухкомнатную квартиру шестым человеком? Она тебя примет, мама? Как же! Так прижмет, что сама, сама ребенка с балкона выкинешь! Так, в газетах-то пишут, молодые бляди-то делают, смотри! А я все прикрою, весь позор твой! Соглашайся…
   ГАЛЯ. Ну и ну. Спасибо. Пошла я.
   ФЕКЛА. Я ведь выгоню тебя. Куда ты жить пойдешь? У тебя ни копейки, мамка с папкой – нуль. Год тебя тут держу бесплатно, сколько уже нагорело, а? Помощница, ишь! От тебя помощь – как от козла молока! Тряпкой пыль не смахнешь, в магазин не сходишь! Никто ведь не знает, что ты тут бесплатно живешь… (Молчит). Вот и хорошо. Вот и хорошо. Я Миню к тебе сейчас пошлю. Поговоришь с ним. Быстренько сделаем это дело. Слышишь? У меня и на книжке деньги – тебе отдам. Ну? Не смей отказываться, неблагодарная! Ты на словах смелая: уеду, уеду! Куда? А я тебя с ребенком держать тут тоже не буду. Завтра же выгоню. И никто тебя с ним не примет, все выгонят! Ну?
   ГАЛЯ побежала к дому, потом в свою комнату, упала на раскладушку, зажимает уши, рыдает.
   АНЯ постояла у ворот, кашлянула, пошла к дому.
   АНЯ. Добрый вечер, Феоктисточка Михакна… Добрый-предобрый…
   ФЕКЛА. Купила мне хлеба?
   АНЯ. Кто ж вам еще-то покупает, кто ж за вами еще-то поухаживает, как не я… Никто больше… Купила, конечно… Еще как купила… Обязательно купила…
   ФЕКЛА. Положи там… Положи на стол…
   АНЯ поставила сумку на крыльцо, идет к ФЕКЛЕ. Отдирает репей от платья.
   АНЯ. Ох и садик у нас! Красивый какой осенью он у нас! Прям все краски мира сюда к нам! До чего привольно здесь у нас! Такой дендрарий в центре города… Такой дом… Так бы и ходила бы, так бы и гуляла бы тут днями и ночами.
   ФЕКЛА. Ну, чего ты?
   АНЯ (остановилась). А я все слышала. Ай-яй-яй. Аж стыдно за вас стало…
   ФЕКЛА. Что стыдно? Ты мне будешь еще выговаривать? Ты кто такая? Я тебя завтра же за порог выставлю, будешь мне тут выговаривать! Ишь ты, выговаривает она мне! Я свое защищаю и мне – стыдно?
   АНЯ. Я говорю: с кем вы связались? Мне – ни полсловечка. Кого упрашиваете? Перед кем рассыпаетесь? Что у вас за любовь к ней вдруг такая? Перед этой… Фу, аж слова найти не могу! Профура натуральная, а вы ей жизнь доверить хотите. Сына. Федора Ивановича, то есть – Ивана Федоровича жизнь… Память его!
   ФЕКЛА. А кому доверить? Тебе?
   АНЯ. А хоть бы и мне. Я же вижу, вы второй день, как на иголках… Ей – сказали, да?
   ФЕКЛА. Ты квашня. Ты – размазня. Профукала молодость. А она молодая. Жадная. До денег жадная.
   АНЯ. Ну, спасибо.
   ФЕКЛА. Они вчера в газете всякое такое на Ивана Федоровича вылили, выложили! (Всхлипнула).
   АНЯ. Собака лает – караван идет.
   ФЕКЛА. Нет. Они все крушить начали. Им до основания надо все… Ты газет не читаешь, а я все знаю. Знаю, что будет. Это – конец мне.
   АНЯ. Зачем же ей, ей, а не кому-то там доверять? Я не нравлюсь – Георгия бы попросили помочь. Все ж таки мужик, голова варит. Он выход найдет.
   ФЕКЛА. Найдет, ага. Лифчиковый мастер.
   АНЯ. Я попрошу – найдет.
   ФЕКЛА. Ты что ж ему – наперсницей стала.
   АНЯ. А хоть бы и наперсницей. Хоть бы и стала…
   ФЕКЛА. Не знаю я с вами… Не знаю! Ничего не знаю!
   АНЯ. Ну, поунижайтесь перед этой. Господи, везет же дурам каким-то? Бесплатно держат, чтоб помогала, а она дрыхнет! Правильно. Подстилка эта больше доверия вызывает… Делайте ее хозяйкой, правильно. А я только года через три квартиру, может, получу. И что? Давайте, давайте. Она по миру пустит.
   ФЕКЛА. Да она еще не согласится. Она гордая. Другая.
   АНЯ. Гордая? Да вы не знаете таких профур. Она зацепку любую ищет. Она уже этого дурачка Игоря зацепила, в любовь с ним начала… Давайте, давайте. Поунижайтесь. Она потом вид сделает, что она вам одолжение сделала…
   ФЕКЛА. Скользкая ты…
   АНЯ. На коленки встаньте… А Георгий нашел бы…
   ФЕКЛА. Все уши пропели с Георгием. Он что – Бог, царь? (Молчит). Придет он – пусть ко мне придет, поговорим. Миня где тама? Сына мне позови… В запасе будет твой Георгий…
   АНЯ. Позову. Позову. (Быстро идет в дом, что-то лихорадочно напевая под нос).
   На крыльцо вышел МИНЯ.
   МИНЯ (идет к матери). Как тихо. На земле мир, во человецех благоговение…
   ФЕКЛА. Сыночек, иди к Гале зайди, поговори с ней. Посиди возле нее. Она сказала – любит тебя.
   МИНЯ. А?
   ФЕКЛА. Она, может, женой тебе будет… Иди, посиди, поговори…
   МИНЯ (молчит). Понял, мама, понял. Приготовился. Пошел. Пошел я. В папки-мамки играть надо уже, пора… Мама, джинсы новые купишь, протерлись эти… Понял, мама, пошел, мама… (Убегает в дом).
   ФЕКЛА молчит.
   ФЕКЛА (шепчет). Господи, Иван Федорович, сними с меня тяжкий крест… За что мне такая мука на старости лет, ИванФедорович… (Молчит). Как с ума я сошла… Что такое придумала, что делаю? Господь не оставит, Господь спасет, Господь помилует… (Молчит). Ничего не было… Прахом все… Помоги, Иван Федорович, я тебе столько добра сделала… Господи… Заблудилась, ничего не вижу… Господь спасет, Господь помилует, Господь не оставит, больше некому… Спасешь, Господи? (Плачет, вытирает слезы).
 

***

 
   Темно стало во дворе. ФЕКЛА сидит на прежнем месте. Лампа, что на столбе возле дома, качается, выхватывая кусочки двора—то одно, то другое.
   От крыльца к ФЕКЛЕ быстрым шагом, путаясь в кустах репейника, идет ГЕОРГИЙ.
   ГЕОРГИЙ. Поле чудес. В стране дураков. Поле чудес. В стране дураков. Поле чудес…
   ФЕКЛА. Что? Кто там?
   ГЕОРГИЙ. Я говорю: хожу по полю чудес. Золотые монетки из земли выскакивают сами. И прямо в ваши руки, Феоктисточка Михайловна… (Достал из сумки пачки денег, кладет к ногам ФЕКЛЫ). Вот, вот, вот. И без разговоров. Какие могут быть вообще разговоры! Дом. Мой дом. Я ведь вам еще весной предлагал. А вы говорите: музей будет. Теперь выясняется: дезинформация. (Смеется). Как же так? Куплю. Конечно, куплю. Не так дорого, как вы думаете, но куплю. Другие обманут вас, пожилого человека. «Куклу» вместо денег подсунут. Читали в газетах? Ну вот. Или выгонят вас с сыном. Я – нет. Нет! Куплю! Очень хорошо куплю!
   ФЕКЛА. Анна сказала?
   ГЕОРГИЙ. Дала газетку прочитать. Хорошая газета. Мягкая. Приложили его, конечно. Переворачивается, поди, в братской могиле коммунаров своих… Вас ведь сейчас, Феоктиста Михайловна, агрессивно настроенные массы могут и вообще сжечь. Понимаете? Запросто. Хоть завтра. Спичку кинут – и заполыхает. А что? Время такое. Но я – рядом теперь. Кулаки у меня есть, умишко тоже. Защищу. Ружье куплю. Забор подправим. Куплю. Куплю дом. Мой дом будет.
   ФЕКЛА (молчит). А мне куда же? Миню куда же?
   ГЕОРГИЙ. С вами еще лучше будет. Здесь останетесь. Одна комната ваша будет. Остальное – мое. Сад мой. Я вишню посажу. Люблю, когда вишня цветет. Вишневый сад. Мой! И ваш. Ваш тоже. Можете в своей комнате, что хотите делать. Хоть музей открывать. Доски – пусть. Мне даже приятно, что у меня дом – реликвия почти что. Никому в обиду не дам. Защищать буду. Вот главное. Куплю-продажу оформим, и все. Ну?
   ФЕКЛА. Ты его не любишь.
   ГЕОРГИЙ. Кого? Миню?
   ФЕКЛА. Ивана Федоровича.
   ГЕОРГИЙ. Люблю.
   ФЕКЛА. Не любишь.
   ГЕОРГИЙ. Люблю.
   ФЕКЛА. Не любишь.
   ГЕОРГИЙ. Люблю. Очень люблю. Стерпится – слюбится.
   ФЕКЛА. Не любишь. Ты Мине говорил, что он оперы пишет. Писал.
   ГЕОРГИЙ. А может, и писал – откуда вы знаете? (Смеется). Нет, я вам карты на стол покладу: покупаю дом за полцены, потому что вы с сыном тут остаетесь. Это моя выгода, вторая – ваша: я над вашим сыном опекунство оформлю. Хотите? Конечно, хотите. Вы – дама в возрасте, в любой момент что-нибудь случиться может. Копыта откинете и все дела. Шутка. (Смеется). А что тут такого? Это – жизнь. Все умирать будем. Опекунство, ну? Все, все, все ваши условия, какие скажете, ну? Все будет, как при вас было, только полдома – мои. Большая часть полдома, то есть. И защищать. И забор.
   ФЕКЛА. Опекунство… Опекунство… Иди, ладно… Потом…
   ГЕОРГИЙ. Договорились. Деньги оставить?
   ФЕКЛА. Забери…
   ГЕОРГИЙ. Значит – оставить. К вашим ножкам положу. Поле чудес! (Идет по саду к крыльцу, свистит, смеется, подпрыгивает). Поле чудес… Страна дураков! Поле чудес…
   ФЕКЛА поднимает деньги, смотрит на них, прижимает к груди.
   МИНЯ (вышел из дома). Мама-а! Ты где? Темно…
   ФЕКЛА (негромко). Здесь, сынок. Иду к тебе, иду. Что? Ну, что?
   МИНЯ. Мама, она не хочет.
   ФЕКЛА. Что говорит?
   МИНЯ. Я три часа сидел. Сел, сижу, она плачет. Сижу, жду. Говорю: давай в папки-мамки играть. Ширинку расстегнул, а она – не хочет. Смеется, плачет. Плачет, смеется. Выгоняет меня. Ругается на меня. А ты сказала – женой будет. Мама, меня никто не любит…
   ФЕКЛА пришла на крыльцо, села, прижимает к себе сына, гладит его по голове.
   ФЕКЛА. Иди ко мне, сыночек… Родненький мой, несчастненький мой… Иди, кровиночка моя… Горюшко мое… Сыночек мой ненаглядный…
   ГЕОРГИЙ вышел из комнаты в коридор. ГАЛЯ поджидала его.
   ГАЛЯ. Георгий, постой, погоди, не уходи, постой…
   ГЕОРГИЙ. Слушай, я тебе денег дам, только отстань от меня, а? Сколько тебе надо, скажи, сколько?
   ГАЛЯ. Я на себя руки наложу, я люблю тебя, бесценный мой! Люблю!
   ГЕОРГИЙ. Что ты орешь? Что ты строишь? Что ты врешь? С мая – пять месяцев. Где твой живот?
   ГАЛЯ. Никакого? А я, может, аборт сделала? Я убила своего ребенка!
   ГЕОРГИЙ. Артистка… Не ори.
   ГАЛЯ. Она – лучше? Неужели она – лучше?
   ГЕОРГИЙ. Вот дом куплю всех вас выгоню. (Хлопает по стене ладонью). Всех. Хороший дом. Большой дом. Мой будет. У меня будет дом. И вишневый сад у дома будет. Мой дом! Я его вырвал у всех из зубов! По дешевке! (Смеется). Слышишь?
   ГАЛЯ. Ты – купишь?
   ГЕОРГИЙ. Я куплю, я. Она уже деньги взяла. Я опекунство над придурком сделаю, все, что попросит. Сделаю. Аня молодец. Аня – поняла, что мне тут обломится… Соображает. Человек! Она по земле ходит, не по небу. Она понимает меня. Я буду жить тут. Я. Я. (Хохочет, ходит по коридору, стучит ладошками по стенам). А хотел уезжать! А мне тут счастье! Поселюсь, хозяином стану, пойду требовать, чтоб его снесли к черту! Квартиру получу! Как следует! Буду жить! Куплю дачу с вишневым садом! Мое! Мое! Буду жить!
   ГАЛЯ (вдруг). Не купишь. Нет. Я за Миню замуж выхожу. Со мной теперь будешь торговаться! А я – дорогая! Не купишь ты! Съел? Она мне поверит, тебе – не поверит… Сделаю. На зло тебе. Я буду тут хозяйкой, я! Из гадства сделаю тебе… Хочешь? А что – идея! Все сдохнут от зависти…
   ГЕОРГИЙ. Не сделаешь, не сделаешь. Мой дом. Мой дом.
   ГАЛЯ. Не сделаю? Не сделаю? (Вылетела на крыльцо). Все сюда, товарищи! Смотри, смотри! Феоктиста Михайловна! Мама! Мамочка моя! (Целует ФЕКЛУ). Кому вы хотите дом продать? Я ведь согласна! Отдайте ему деньги назад! Кому вы поверили, мама?! Будет, как вы сказали! Мама! (Тянет к МИНЕ руки). Муж мой! Бесценный мой! Сокровище мое! Иди ко мне! Любовь моя! Поцелуй же ты меня! Потом я тебя! Потом вместе мы поцелуемся! Иди ко мне! Ну?! Ну?!
   МИНЯ, растопырив пальцы, идет к ГАЛЕ. Поцеловал ее, хихикнул.
   ГАЛЯ хохочет и плачет.
 

***

 
   Поздняя ночь. Летают ночные птицы. Фонарь качается на столбе. На крыльце сидит ИГОРЬ. Курит. Вышла из дома ГАЛЯ с бутылкой в руках и стаканами… Встала рядом с ИГОРЕМ, молчит.
   ГАЛЯ. Разнервничалась… Третий час, я не сплю… До утра теперь. А ты что?
   ИГОРЬ. Не надо. Иди, спи.
   ГАЛЯ. Что не надо? Поговорить нельзя? Ну, почему не спишь?
   ИГОРЬ. Кошмары мучают. Все, что Миня говорил – мне снится. Война, его мать, ее ведут на расстрел… Потом вдруг: это моя мать…
   ГАЛЯ. Охота запоминать…
   Молчание.
   Будем ждать, когда кончится ночь. Правда? Чтобы избежать кошмаров. Кош-ма-ров. Правда?
   ИГОРЬ молчит.
   Я не помешаю, если рядом? (Села на крыльцо). Ничего. Ночь скоро пройдет. Ночь не может длиться вечно. Нет, не может! Придет солнце! Все станет совсем, совсем другого цвета! Будет белый, красный, яркий чистый свет! Пахнет от меня?
   ИГОРЬ. Да.
   ГАЛЯ. Ну и что тебе? Я выпила. Да, выпила. Решила! Согреться! Давай тоже?
   ИГОРЬ. Давай.
   ГАЛЯ. На. Наливай. Ночь! Пьем! Красиво!
   ИГОРЬ. Холодно.
   ГАЛЯ. Жарко! Я уже много выпила! Горит внутри… Снаружи тоже! (Смеется). Несильно, но напилась. Вино согрело, все забудется, все, все! (Смотрит в темное небо, что-то мечтательно мурлыкает). Мелочна наша жизнь, скажи, Игорь?
   ИГОРЬ. Не понимаю я таких слов. Говори понятнее. А то всегда левой ногой за правое ухо. Ладно?
   ГАЛЯ. Перестань, перестань! Не прикидывайся! Ты должен понимать, что жизнь наша – всех, всех людей – ничтожна, глупа…
   ИГОРЬ. Ничтожна. Глупа. Ты в философском настроении…
   ГАЛЯ. Да! Люблю быть в философском настроении! Глупа и мелочна! Что тут такое было три часа назад? Что за тараканья возня? Не знаю. Не помню. Не понимаю. Зачем, почему? Смешно. Глупо. Но! Но! Не ныть, не скулить, не мучаться, не страдать. Потому что все замечательно! Судьба так много дала мне. И мне, и тебе, и всем нам. И просить ничего у судьбы не надо! Все пройдет. Все. Я вижу, вижу, как через двадцать лет я подхожу сюда, к этому месту. Дома этого уже не будет. А площадка, на которой растет бурьян, репей, ромашки – городские цветы. Или клумба здесь будет, а на ней желтые ноготки, что угодно будет, но только дома этого и сада, и крыльца, и прошлой моей жизни – не будет. Может быть, многоэтажный дом встанет тут, или баня, или магазин, а вот этого ничего не будет. Ни репейника, ни дорожки, ничего. Никто не будет помнить, что тут когда-то стоял дом по улице Шмидта девяносто, и что когда-то тут жили люди, дрались, ругались, спорили, ссорились черте из-за чего! Из-за чего? Никто не будет помнить. А уж о Бородаеве и подавно все забудут. Я одна буду знать все-все-все и помнить все. Знать, что было. Бы-ло. Я – та, которая пришла сюда через двадцать лет. А найду я это место только по колонке. Она будет стоять все там же, на дороге, чуть наискосок – та самая, ржавая колонка, к которой я девчонкой бегала за водой с ведерком. (Молчит). А ты – ты придешь сюда когда-нибудь?