Колычев Владимир. Невеста мафии

   – Начальство велело закрывать дело, – с упрямством обреченного мотнул головой Марцев.
   – А вот мы возьмем и не закроем. Что в этом противозаконного?
   – Мне уже сорок лет, Петрович, а я все еще майор. А мне начальника криминальной милиции предлагают, в РОВД Южного округа…
   Этим было сказано все. Купили Марцева, потому и не хочет он лезть на рожон. И мог ли я его осуждать за это?.. Мог. Но не стал этого делать. Выскочка Семиряднов лет через пять уже полковником станет, а Марцев так и будет тянуть майорскую лямку начальника угро районного масштаба. А ведь ему тоже хочется большим человеком быть.
   – Тебя, Петрович, на свое место рекомендовать буду, – понуро сказал майор.
   – Юрка твое место занять мог бы. А не займет, – удрученно мотнул я головой. – Потому что нет Юрки…
   – Его уже не вернешь.
   – Да, но его убийца на свободе разгуливать будет…
   – И что ты предлагаешь? – настороженно, исподлобья посмотрел на меня Марцев.
   Я бы не сказал, что Яков Леонидович упал в моих глазах. Я хорошо помнил, как он отбил меня от прокуратуры, когда мне шили неправомерное применение штатного оружия. Дело тогда до трагикурьеза доходило. Грабитель в меня стрелял из «ТТ», но в тот момент, когда его настигла моя пуля, у него в пистолете закончились патроны. Получалось, я убил безоружного человека. А откуда я тогда мог знать, что ему больше нечем стрелять? А прокурор тогда молодой был, злой, ему свежая кровь требовалась, для быстрого служебного роста. И если бы не Марцев, высосал бы меня этот вампир от юстиции.
   Не то чтобы начальник меня разочаровал, но и союзника в нем я уже не видел. Поэтому и не стал делиться с ним своими соображениями.
   – Ничего я не предлагаю. Нога у меня больная, лечиться мне надо. Здесь, в больнице, не хочу, а дома бы недельку отдохнуть – милое дело.
   – Скажем так, отдых ты заслужил, – кивнул Марцев. – Так же, как и отпуск по болезни.
   – Тогда домой меня отвези.
   – А разве тебя выписали?
   – Эх, стареешь ты, Яков Леонидович, – с невеселой улыбкой подмигнул ему я.
   Стареть Марцев не хотел. И врачей он не боялся. Поэтому и помог мне сбежать из больницы, посадил в свою новенькую «десятку».
   – С ветерком довезу.
   Квартиру я получил в прошлом году, из старого фонда, зато не служебную, а в собственность. Однокомнатный вариант, как, впрочем, и полагалось холостяку.
   Можно было бы оформить фиктивный брак с какой-нибудь матерью-одиночкой, тогда бы мог получить двухкомнатную квартиру, но я хоть и авантюрист по натуре, но вовсе не жлоб, чтобы хапать. Хотя меркантильные соображения, признаюсь честно, имелись: ведь одну комнату обставить гораздо легче, чем две. Был и еще один момент, который мог бы удержать меня от представленной махинации. Фиктивная жена могла предъявить законные права и на меня, и на жилье. С женщинами воевать я не люблю, поэтому, чтобы избавиться от этой фикции, пришлось бы пожертвовать квартирой. И остался бы я бобылем на голых бобах…
   А квартирка у меня знатная. Дом старый, блочная пятиэтажка хрущевской эпохи, зато выходил на набережную с разбитым на ней городским сквером. Один вид на Обь чего стоил. И воздух здесь всегда свежий, а может, и целительный. Не надо лекарств, поставлю раскладушку на балкон, и через пару дней от раны только рубец останется. Во всяком случае, хотелось в это верить.
   Но в тот день я не смог добраться даже до квартиры. Марцев высадил меня возле подъезда, дальше я пошел сам. Но на пятый этаж подниматься не стал. По мобильнику вызвал такси. К тому моменту, когда машина подъехала, начальник уже убрался и не мог видеть, куда я поехал.
   А понесло меня на улицу Белинского, в квартиру Берестовых, куда я так и не смог добраться в прошлый раз.
   Во дворе дома на всякий случай осмотрелся. Как будто среди припаркованных здесь машин мог оказаться темно-серый мини-вэн, знакомый мне по кладбищенской истории. Но не было ничего похожего. И опасностью здесь не пахло. Женщины со своими отпрысками на детской площадке, чуть поодаль худой, костлявый, как Кощей, мужчина с грозным бультерьером на поводке, но без намордника, два пацаненка со смехом, под барабанный гул бегут по крышам гаражей. И под окнами дома все спокойно, ни единого трупа на газоне. И о недавнем происшествии ничего не напоминает.
   Траурным духом повеяло на меня из квартиры, куда я стремился. Дверь мне открыла довольно-таки молодая на вид, потемневшая от горя женщина в черном платке. Бросив взгляд через ее плечо, я увидел завешанное белой тканью зеркало. В воздухе витал запах валерьянки.
   Я достал из кармана удостоверение, представился:
   – Капитан милиции Петрович.
   – Что-то случилось? – насторожилась женщина.
   – А что еще могло случиться после того, что уже произошло? Николая Трофимовича уже не вернешь, – скорбно вздохнул я.
   Женщина кивнула, соглашаясь. Хотела что-то сказать, но из глаз хлынули слезы и, видимо, перехватило дыхание.
   – Насколько я понимаю, вы вдова Николая Трофимовича?
   Она кивнула.
   – Убийцы вашего мужа наказаны.
   – Я знаю, один убит, другой ранен…
   – И тот, который был ранен, уже на том свете. Умер в больнице… Не думаю, что вам жаль.
   – Своими бы руками иродов!..
   – Может, вы пропустите меня в квартиру? А то как-то неудобно на пороге…
   Женщина замялась. Она явно не хотела пускать меня к себе в дом. Понимала, что должна была это сделать, но естество ее противилось. Видно, не из тех она людей, для кого сотрудник милиции – друг, товарищ и брат.
   – Да и нога у меня болит, еле стою. Бандитская пуля. Убийц вашего мужа задерживал…
   – А-а, так это вы в них стреляли! – встрепенулась женщина и распахнула передо мной дверь.
   Вряд ли она хотела видеть во мне друга или брата, но, похоже, признала во мне товарища по несчастью.
   От напряжения рана разнылась, нога разболелась – каждый шаг давался мне с трудом, и все же я заставил себя осмотреть всю квартиру. Три комнаты, кухня, приличный ремонт, хорошая мебель. Скорбная тоска и мертвая тишина. На стене в зале висели часы, но секундная стрелка мертво стояла на одном месте.
   – Я смотрю, время для вас остановилось, – сказал я, доковыляв до балконной двери.
   – Коли нет, зачем мне время? – тоскливо пожала плечами женщина.
   – А зовут вас как? – спросил я, осматривая балкон.
   – Юлия Петровна.
   – Ну, для Юлии Петровны ты еще молода…
   Фрамуга балконного остекления открывалась легко. В этот оконный проем и выбросили тело бедняги Берестова… Может, и не в этот, может, в соседний, но уточнять я не стал. Не было смысла рисовать картину преступления. Убийца установлен, дело в связи с его гибелью закрыто. В связи с происшествием хотелось знать только одно: как преступники проникли в эту квартиру – хитростью, нахрапом или Берестов открыл им дверь, как старым друзьям?
   – И Рита еще молодая, ей всего двадцать пять, – вспомнил я Юркину жену. – И так же, как и ты, осталась вдовой.
   – Это вы о чем?
   – О ком. О жене моего друга. Сначала преступники убили его, а потом пришли за твоим мужем. Такая вот последовательность… – я нарочно взял паузу, чтобы Юля втянулась в нее, задумалась. И неожиданно для нее хлестко спросил: – Ты их знала?
   Представьте себе студента, заснувшего на лекции. Вопрос преподавателя застает его врасплох, он просыпается и отчаянно делает вид, что вовсе не спал. Именно поэтому на поставленный вопрос он отвечает быстро, скороговоркой. Если он знает ответ, то озвучит его четко, если нет – выдаст невнятную отсебятину. Главное, молчать он не станет. Сначала скажет, а потом уже подумает.
   То же самое случилось и с Юлей.
   – Лучше бы не знала, – не раздумывая, сказала она.
   – Но ведь знала!
   – Я знала? – спохватилась она. – Я не знала… Кто вам такое сказал?
   – Да есть информация, – нагнал я туману.
   – Но я их не знала… Даже в глаза не видела…
   – Что, и следователь с тобой не беседовал, их фотографии не показывал?
   – Был следователь. И фотографии показывал…
   – Но ему ты не сказала, что знала их. Ему не сказала, а мне сказала.
   – И вам ничего не говорила.
   – Говорила, Юля, говорила. Да я и сам знаю… Дело дрянь, Юля. Они убили твоего мужа только потому, что он знал их. И машину свою на них оформил, по доверенности… По доверенности, да?
   Сомкнув губы, девушка отвела в сторону взгляд. И руки на животе скрестила – защитный жест, против меня. Значит, задел я ее за живое.
   – Они убили твоего мужа, могут убить и тебя. Ты, Юля, должна это понять, – наседал я.
   – Как же они могут меня убить, если их уже нет? – резонно спросила она.
   – Их двоих нет, а был еще и третий. И четвертый, пятый… Там целая организация, и ты должна это понимать…
   – Какая организация?! Просто приехал, две ночи у нас переночевал, водку пил, – сдалась она.
   – Кто приехал, кто пил?
   – Ну, тот, которого сразу убили… Колька с ним на приисках познакомился.
   – На каких приисках?
   – Ну, золото там…
   – И где эти прииски?
   – Ну, где-то в Сибири.
   – Мы тоже Сибирь, Юля.
   – Ну, мы Западная Сибирь, а прииски дальше, – махнула она рукой на восток. – Сибирь большая. А где точно эти прииски, я не знаю…
   – Название реки, места. На Колыме, может?
   – Нет, он про Ангару говорил…
   – Ну вот, уже точней… Значит, на приисках с ним познакомился… Что, много золота добыл?
   – Да нет, немного. Но на ремонт хватило, ну, и мебель там…
   – Значит, не зря золото мыл.
   – Три года его не было. Мог бы и здесь эти деньги заработать… Лучше бы здесь был, чем с этим Витей…
   – Значит, Витя его звали, приятеля твоего мужа… Один Витя, а другой, тот, который со шрамом, его как звали?
   – Чего не знаю, того не знаю. У нас только Витя бывал…
   – Коля на него доверенность выписал.
   – Ну да, выписывал. Витя ему денег дал, Коля машину купил, на себя оформил, а вернул ему по доверенности…
   – И на кого доверенность выписал?
   – Ну, на Витю…
   – А паспортные данные – фамилия, имя, отчество, год рождения, место?
   – Ну да, там должно было быть. Доверенность через нотариуса выписывали.
   – Далеко нотариальная контора?
   – Да нет, на соседней улице… Знаете, у меня где-то копия есть…
   – Юля, если ты ее найдешь, моя нога скажет тебе огромное спасибо, – взбодренно улыбнулся я.
   – Что, сильно болит?
   – Еле хожу.
   – А чего без палочки?
   – Да пока не обзавелся.
   – Ну, я бы могла одолжить… – замялась женщина.
   – А что, есть?
   – Да Коля когда с приисков вернулся, палочка у него была. Медведь ему ногу подрал, он потому и уехал домой…
   Палочку Юля нашла на балконе. Минуты за три обернулась. А с доверенностью дело затянулось.
   Пока она искала копию документа, я изучил палочку вдоль и поперек. Типичная самоделка, вырезанная из лиственницы. И крепкая, и сырость ей не страшна. И отделана с душой, только вот колорит какой-то мрачный – очковая кобра обвивала палочку снизу до самого верха, капюшон ее покоился на изгибе, а раздвоенное жало тянулось до конца ручки.
   За окнами уже стемнело, когда Юля наконец нашла копию доверенности. Но с такой палочкой, как эта, совсем не страшно было отправляться в ночь. Казалось, если что – сама кобра вступится за меня, смертельным зубом прокусит горло любому врагу… Конечно же, это была всего лишь иллюзия, ведь прежнего своего хозяина она от убийц не спасла…
   – Жерновой Виктор Астафьевич, – прочитал я. – Семьдесят девятого года рождения, место рождения – поселок Верхние Пни, Низовский район, Иркутская область… Так, зарегистрирован там же… Значит, Верхние Пни… И что это нам дает?
   – Что? – заинтригованно, как показалось мне, спросила Юля.
   – Да ничего… Вот если бы знать, где он здесь обитал и с кем?.. Может, еще что-нибудь вспомнишь?
   Но вспомнить она ничего не смогла. Или не захотела. Так и не узнал я, где жил и чем занимался Витя Жерновой в моем родном Черногайске.
   Что-то подсказывало мне, что покойник был связан с ночным клубом «Эдельвейс» не только через стриптизершу Таню Зуйко. Но пока что в моем арсенале не было ничего такого, чем бы я мог подкрепить это предположение.

Глава 4

   Палочка помогла мне существенно разгрузить простреленную мышцу, но все равно домой я еле добрался. Стиснув зубы, чтобы не вырвался стон, поднялся на пятый этаж. А там, как оказалось, меня ждал приятный сюрприз.
   В тусклом свете лампочки под пыльным плафоном я увидел медсестру Лидочку. В голубой беретке, в блестящем синем плащике, в сапожках на шпильке она выглядела более привлекательно, чем в бесформенном белом халате.
   – Ты за мной? – с натужной улыбкой спросил я.
   Она официально строго свела брови к переносице, но было видно, что это показное. Она больше радовалась, чем сердилась.
   – Как вы догадались?
   – А разве я не говорил тебе, что умею читать мысли?
   – И что я сейчас о вас думаю?
   – То, что я поступил плохо. Для своей ноги.
   – Вы поступили не плохо, вы поступили очень плохо. И я должна осмотреть вашу ногу…
   Она пальцем провела по своей, весьма внушительных размеров сумке – будто собиралась нарисовать на ней красный медицинский крест. Возможно, там бинты, антисептик.
   – Но тогда тебе придется пройти ко мне домой.
   – А вы что, не пустите меня?
   – Пущу, но с условием. Обращайся ко мне на «ты».
   – Ну, я не знаю… – замялась она.
   – Это должно создать иллюзию интимной обстановки.
   – А вот этого не надо! – протестующе махнула она рукой.
   – Что не надо, иллюзии или обстановки?..
   – Вы меня смущаете.
   – Сейчас повторишь… – сказал я, доставая из кармана ключи.
   Открыл дверь, взял Лидочку за руку, провел ее в прихожую, помог снять плащ.
   – А теперь повтори, давай: «Ты меня смущаешь»… Не «вы», а «ты»… Или я тебя уже не смущаю?
   Она задорно улыбнулась, не размыкая губ, и кивком показала, чтобы я следовал в комнату. Признаться, я и сам только о том и мечтал, чтобы поскорей рухнуть в свое любимое и единственное в доме кресло.
   Лидочка села передо мной на корточки, попыталась закатать штанину, но что-то у нее не заладилось. Тогда она велела мне вообще снять джинсы. И смотрела она при этом на меня так, что я сразу же проникся ответственностью момента, даже зубоскалить не стал по этому поводу.
   Пока я разоблачался, она вымыла в ванной руки, вытерев их, увы, далеко не самым чистым полотенцем. Вернулась ко мне, снова склонилась над моей раненой ногой, осуждающе покачала головой, глядя на пропитавшую повязку кровь, сняла бинты.
   – Убить вас мало!
   – Кого «вас»? Я был один.
   – Тебя убить!
   – Уже лучше…
   – Хорошо, хоть швы не разошлись.
   На ее сумочке не было красного креста, но перевязочный материал действительно имелся. Она обработала рану, сменила повязку. И еще достала шприц, вскрыла ампулу.
   – Скажи, я умру быстро или в муках? – спросил я, наблюдая за ее священнодействием.
   – Типун тебе на язык!
   – Типун на язык и яд в ягодицу, – с наигранной обреченностью проговорил я.
   – У тебя все дома? – возмутилась она.
   – В том то и дело, что дома никого нет. И никто не узнает, что это ты делала отравленный укол!
   – Я не пойму, ты шутишь или нет? – напряженно посмотрела на меня Лидочка.
   – Шучу. А на душе кошки скребут… Тут одному в реанимации на днях укол сделали. Не знаю, что там ему ввели, но из наркоза он не вышел…
   – Кому одному?
   – Да охотнику одному, который мне ногу прострелил…
   – А-а!.. Так бы и сказал, а то тянешь кота за хвост!
   – Кошку… Кошки на душе скребут, а не коты…
   – А что, есть разница?
   – Да нет, все равно, кто укол сделал, кошка или кот… э-э, женщина или мужчина, главное – результат. Весьма печальный результат. Оборвалась ниточка. Как мне теперь узнать, кто друга моего убил?
   – Не знаю… – задумалась девушка. – Не знаю, кто укол сделал…
   – А что, все-таки могли сделать?
   – Могли?! – встрепенулась она. – Э-э, может, и могли… Я слышала про эту историю. У меня подружка в этой реанимации работает… Я с ней сегодня виделась. Она такая расстроенная была. Я спросила, что стряслось, а она мне и сказала, что преступник у них один лежал, а ночью умер. Она как раз дежурила в это время…
   – Ее что, в чем-то обвиняют?
   – Да нет. Но ее врач сказал, что пациент не должен был умереть… Может, и правда ему что-то вкололи. Ну, Галка так думает. Но я точно знаю, что она здесь ни при чем!
   – А кто при чем?
   – Ну, не знаю…
   – А кто еще с твоей Галкой дежурил?
   – Ну, врач был…
   – Он мог укол сделать?
   – В принципе, мог…
   – А шишки на Галку валит?
   – Да нет, вроде бы не валит, просто говорит… А может, и валит. Она в подробности не вдавалась. Спешила очень. Ее такой мужчинка ждал! – Лидочка восхищенно закатила глазки.
   – Какой – такой?
   – Ну, я бы не сказала, что красавчик… В меру упитанный… Или даже толстый… Но дело не в том.
   – А в чем?
   Перед глазами вдруг всплыл образ толстяка, с которым у меня вышел конфликт из-за его джипа во дворе дома на Белинского. Видно, слишком уж врезался мне в память и сам инцидент, и его главный виновник.
   – Машина у него крутая… – Лидочка на мгновение задумалась. – Джип!
   – Какой? Случайно не «БМВ»?
   – Ну да, «БМВ».
   – «Икс-пятый».
   – Если честно, я не разбираюсь. Но большой…
   – Значит, «икс-пятый», – решил я. – Случайно не серебристого цвета?
   – Ну да, серебристого, – покопавшись в памяти, кивнула девушка. И мечтательно добавила: – Он ей дверцу открыл, руку подал, в машину помог сесть… Повезло Галке. А чем она лучше меня?
   Вопрос остался без ответа. Во-первых, риторический, а во-вторых, я был не в том настроении, чтобы искать на него ответ.
   – А лицо у него не такое вытянутое? Нос на свиной пятак не похож? – осененный догадкой, допытывался я.
   – Ну, что-то вроде того, – не очень уверенно сказала Лидочка.
   Но я уже чуял запах добычи, готов был вгрызаться в нее зубами, грызть на части.
   Только что меня терзала боль в ноге, но сейчас я готов был уже сорваться с места, чтобы немедленно ехать к некой Галке, чтобы подробно расспросить ее о человеке, с которым она уехала.
   Толстяк, с которым я сцепился на улице Белинского, больше был похож на придурковатого жлоба, чем на матерого уголовника. Но в тот момент, когда Берестова выбрасывали из окна, он находился возле его дома. Спрашивается, что он там делал, если у него не было ключей от входных дверей? А как испугало его мое служебное удостоверение!.. Но даже на фоне этих странностей я бы не смог предположить, что он был третьим звеном в цепи, которая задушила Таню Зуйко и выбросила из окна Колю Берестова.
   Но Лидочка открыла мне глаза.
   Если свинорылый жлоб действительно знался со Шрамом, ему жизненно необходимо было избавиться от него. Чтобы его имя не попало затем в протокол допроса. Он смог извернуться ужом, выйти на Галку, которая и помогла ему избавиться от подельника…
   «Твое счастье, что рука у меня болит!» – вспомнил я вдруг фразу, которую произнес он, прежде чем протянуть ко мне руки. Одной левой хотел меня сделать. Не вышло… И еще я вспомнил, как махал он руками, пытаясь восстановить равновесие после того, как я толкнул его в грудь. Левой он двигал совсем не так активно, как правой… А ведь в левой руке он мог держать цевье пистолета-пулемета, направляя ствол на меня и на Юрку. И в эту руку я мог ранить его ответным выстрелом… Думал, что ухо стрелку отчекрыжил, а ведь мог просто попасть в руку, которой он опирался о крыло ангела…
   А кто мог предупредить Шрама, что за ним идет мент, то есть я? Ну, конечно, свинорылый. Он малость замешкался, не сразу сообразив, что нужно выходить с ним на связь, но все же оповестил его об опасности…
   Неужели этот самый толстяк и есть убийца моего друга? Ну и ну!
   – С тобой все в порядке? – встревоженно спросила Лидочка.
   – Не совсем… – отозвался я из глубины раздумья. – Мне бы с твоей Галкой увидеться…
   – Зачем? – ревниво сощурила она глаза.
   – Она красивая?
   – А тебе что, только красивых подавай? – подбоченилась она.
   – Толстячок наш красивых любит… – вслух подумал я. – Таня очень красивой была…
   – Какая Таня?
   – Твоя Галка может стать ее подругой. По несчастью… Ты хоть понимаешь, что живой он ее не отпустит!
   Я и сам только что это понял… Толстяк только с виду простой и даже нелепый, но дело свое он знает. Не зря же он взялся подстраховать Шрама и Жернового. Меня убить не смог, но Юрке досталось, и сторож, который мог знать про него, тоже погиб. И Рыжего убили. Берестова выбросили из окна, самому Шраму не позволили выйти из наркоза. И что мешает толстяку со свиным рылом расправиться с Галкой, если она у него в руках?
   – Лидочка, у тебя должен быть ее телефон, – рассудил я.
   – Есть.
   – Звони ей немедленно!
   – Зачем?
   Пока она искала в памяти телефон своей подружки, пока набирался номер, я в нескольких словах объяснил ей всю серьезность ситуации, в которой оказалась Галка.
   – Абонент отключился или находится вне зоны доступа, – повторила за роботизированной барышней Лидочка.
   – Возможно, отключился навсегда… – прокомментировал сообщение я. – Куда она с ним поехала?
   – Ну, не знаю, она не говорила, – от волнения сбивчиво, но быстро ответила девушка.
   – Когда это было?
   – Вечером уже, я домой собиралась, мы с ней на остановке встретились…
   – На остановке? То есть она собиралась уезжать на троллейбусе?
   – Ну да… А потом он появился, остановился, она обрадовалась, села в машину, мне рукой помахала… Неужели все так серьезно?
   – Значит, «БМВ» «икс-пять»… А номера запомнила?
   – Нет…
   – Черт!
   Я крепко зажмурился, пытаясь выдавить из памяти картинки со двора дома на улице Белинского. Вот я подъезжаю к «БМВ» на своей развалюхе… Я должен был глянуть на номерные знаки машины, которую мог зацепить при парковке. Должен был и, наверное, глянул. Вот перед мысленным взором встало белое пятно номерного знака. Но только белое пятно, ни единой цифры или буковки.
   Еще я вспомнил, как свинорылый пятился к своей машине. Но здесь я и вовсе не видел номеров. Значит, задняя табличка все-таки не ускользнула от моего внимания. И память должна была зафиксировать хотя бы пару цифр или букв из шестизначной комбинации. Но тогда в какой долгий ящик она их засунула?
   Было у меня такое, и не раз – сотрется из памяти какой-нибудь нужный мне элемент, а потом, через время, выскочит из дальней корзины, встанет во весь рост, раскроется во всей красе. Но зачастую это случалось, когда надобность в том уже отпадала. Хотя был случай, когда деталь, всплывшая из памяти, помогла обличить преступника. Девушка отравила отчима, но выдала это все за самоубийство. Дескать, пришел домой в расстроенных чувствах, закрылся у себя в кабинете, капнул в фужер с вином цианистого калия и выпил. Все сходилось на этой версии. Вплоть до того, что на пузырьке с цианидом были обнаружены пальчики покойного. Дело возбуждать не стали, материал сдали в архив, а потом вдруг я вспомнил фужер, из которого была выпита отрава. Фужер стоял на столе. Я сам видел это своими глазами, когда осматривал место происшествия. Видел, но не придал этому значения. А потом вдруг этот фужер внезапно всплыл перед глазами. Тогда меня и осенило. Цианистый калий – яд мгновенного действия, и самоубийца должен был умереть мгновенно. И фужер бы он выронил из рук – не смог бы поставить его на стол… Правда, падчерица в убийстве не призналась. Но суд все равно вынес обвинительный приговор…
   Может, я еще и вспомню номер серебристого джипа, может, он мне приснится во сне. Но когда это случится? Свинорылый нужен был мне сейчас, немедленно.
   – А где твоя Галка живет, ты знаешь? – снова набросился я на Лидочку.
   – Нет, – мотнула она головой. – Мы не очень дружим, просто по медучилищу знали друг друга, ну и в больнице – привет, привет…
   – Ты не знаешь, а кто знает?
   – Ну, Оксанка может знать… Но у меня ее телефона нет… У Светки ее телефон есть. Но она Галку не знает…
   – Давай, давай, звони своей Светке!
   Лидочка, что называется, села на телефон. И раздобыла-таки Галкин адрес.
   – А дальше что?
   – Что-что… Надо к ней домой ехать, родителям сказать, пусть заявление пишут…
   – Но ты же сам – милиция.
   – Нужно уголовное дело по факту похищения заводить. А для уголовного дела нужно заявление родителей. Тогда и похитителя можно будет в розыск объявить. К тому же еще и фотография потерпевшей нужна… Пусть заявление пишут, а я дело протолкну, чтобы не застряло.
   Можно было объявить в розыск саму Галку – по подозрению в убийстве. Но тогда мне пришлось бы многое объяснить начальству, которое, увы, не заинтересовано в продолжении этого дела. И вряд ли кто одобрит мою самодеятельность. А так мать напишет заявление, что какой-то человек силой затащил ее дочь в машину, Лидочка это подтвердит, даст описание свинорылого толстяка, а уж я постараюсь, чтобы этому делу дали полный ход.
   Лидочка все-таки сделала мне обезболивающий укол, и мы отправились к родителям Галки. Она сделала все, как надо, в самых мрачных тонах расписала, как некий господин на серебристом «БМВ» силой затащил Галку в машину. Мать схватилась за голову, отец – за перо, под мою диктовку написал заявление, а затем отвез нас в РОВД Центрального округа.
   Оперативный дежурный знал меня хорошо и без долгих объяснений принял заявление, зарегистрировал его. Родителей я оставил на первом этаже, а сам вместе с Лидочкой направился на второй, к Вадиму Агранову, который дежурил в эту ночь.