Колычев Владимир. Порочное место

   – У вас, Серафима Яковлевна, такая же страховка?
   – Да. Но мне помощь не требуется. Разве что от вас. Но это к прокурору надо обращаться, да? – совсем невежливо спросила она.
   – Как вам будет угодно. Я вашего мужа не толкал, он сам упал. Когда пытался вырвать у меня вещественное доказательство. Возможно, доказательство его вины.
   – Женя не убивал Вадима. Неужели вам это не понятно? – Костина смотрела на Кручу, как учительница на беспросветного двоечника.
   – А кто его убил?
   – Я не знаю.
   – А что вы знаете?
   – Я знаю, что мы проснулись от шума. Женя поднялся, выглянул в окно и увидел, как Вадим ломает его харит. Он оделся, вышел во двор.
   – Когда это было?
   – Ночью.
   – Я понимаю, что ночью. В каком часу?
   – Так, сейчас. Я ведь на часы глянула. Да, это было без двадцати… – с трудом вспоминала Серафима. – Нет, в тридцать пять минут второго. Где-то так… Я пошла за Женей, я все видела.
   – Что вы видели?
   – Я видела, как Вадим бросил в Женю кусок головы. Видела, как Женя его ударил.
   – Куда? Чем?
   – Кулаком, – отозвался Костин. – В нос.
   – А молоток где был?
   – Я не знаю. Он без молотка уже был, когда я подошел. Он стоял с обломком головы в руке, как тот Гамлет с черепом… Я его давно таким пьяным не видел… Я его спросил, что ты делаешь, а он в меня обломком швырнул. Больно было, я его ударил. А потом за шкирку схватил и в дом увел.
   – Да, в дом увел, – подтвердила Серафима. – Мы его в комнату отвели. Надо было Гену к нему приставить.
   – Гену? Какого Гену?
   – Охранники у нас, три человека, они посменно дежурят.
   Круча кивнул. Он видел у въездных ворот небольшое кирпичное строение, там в униформе стоял рыжеволосый парень. Он и ворота открыл, и показал, где машину поставить. А к пруду, где плавал труп, их подвел хозяин дома.
   – Вчера Гена дежурил. Надо было Вадима ему под надзор отдать.
   – Почему не отдали?
   – Да Женя сказал, что не надо охраннику показывать наше грязное белье.
   – Грязное белье?
   – Ну, в смысле сор из избы выносить не надо, – замялась Серафима. – Все-таки Вадим его брат, а Женя его ударил…
   – Ну, ударил и ударил, что здесь такого?
   – Так Вадим гадости всякие говорил!
   – Какие гадости?
   – Это наше семейное, – еще больше смутилась женщина.
   – Семейное грязное белье, да?
   – Ну, не грязное…
   – Фим, ну что ты такое говоришь? Какое белье? Какой сор? – Костин кривился и от боли, и от недовольства собственной женой. – И зачем нужен был какой-то Гена, если я сам справился с Вадимом? Он лег и заснул.
   – Где лег?
   – У себя в комнате.
   – А почему он оказался в пруду?
   – Не знаю. Мы с Фимой легли спать. А утром я проснулся, обход хотел сделать, смотрю, он в пруду плавает…
   – А молоток куда делся?
   – В пруду молоток.
   – Вы откуда знаете, что в пруду? – хлестко спросил Круча.
   На какое-то время Костин лишился дара речи. Понял, что прокололся, потому и хватил его шок.
   – Как откуда знаю? – наконец выдавил он из себя. – Вы же сказали, что в пруду молоток. Что жировые отпечатки убийцы на нем…
   – Я сказал, что, возможно, молоток в пруду…
   – Ну, и я сказал, что возможно.
   – Да нет, не говорили вы так… Мой вам совет, Евгений Максимович, признайтесь во всем чистосердечно. Можете даже сказать, что приревновали брата к своей жене. Скажите, что ударили его в состоянии сильного душевного волнения. Что не хотели его убивать…
   – Так он действительно гадости о моей жене говорил!
   Костин разволновался так, что забыл про головную боль. Круча поймал на себе одобрительный взгляд Синицына. Следователю понравился сделанный им ход.
   – Он кричал, что все бабы твари! – разошелся Костин. – Аглая, говорит, тварь! Изящная, сказал, но все равно тварь. Голову, сказал, долой. Евфросинья, сказал, прелестная, но тварь такая, что клейма ставить некуда. Потому и ей голову отбил. Талия, говорит, красивая, но тоже тварь…
   – А при чем здесь ваша жена?
   – Он и про мою жену говорил в том же тоне…
   – Что именно он говорил?
   – Оскорблял ее, унижал. А как именно, я не скажу…
   – Ваше право, Евгений Максимович. Значит, он оскорбил вашу жену, а вы ударили его за это молотком?
   – Не бил я его молотком… Он когда кусок головы в меня бросил, я на дорожку выскочил, на молоток наступил. Он на дорожке лежал. Вы, товарищ подполковник, видели вмятину на камне, это Вадим так молоток с психу швырнул…
   – В вас швырнул?
   – Нет, вообще… Я когда к нему подошел, он и головы уже отбил, и молоток швырнул. Он на дорожке стоял, а когда меня увидел, к разбитым статуям пошел. Схватил кусок и в меня швырнул…
   – Зачем?
   – Испугался… Я ведь молоток поднял, с молотком был. Он думал, что я его ударю… Кусок отбитой головы в меня кинул, хорошо, у него с руки сорвалось, так бы мне в лицо попал. Но все равно больно было…
   – Больно было, а в руке молоток, да?
   – Да я и сам думал, что ударю его молотком. Но не ударил. В воду его кинул. От греха подальше. А ударил Вадима кулаком. В нос. И в дом отвел…
   – Кто может это подтвердить?
   – Я могу, – кивнула Серафима.
   – Ну, это я уже понял.
   Круча прекрасно понимал, что Костина пойдет на все, чтобы спасти своего мужа от наказания. Нет, ей верить нельзя.
   – Я так понимаю, что дом ваш охраняется. Видеокамер я во дворе не видел, но, может, плохо смотрел?
   – Нет видеокамер, – сказал Костин. – Сразу не подумал, потом все собирался, да руки не дошли. Да и зачем, если охранник у нас круглосуточно, ружье у него помповое? Он двор время от времени обходит, собак на ночь спускаем.
   – Вчера собак не спускали?
   – Чтобы они гостей порвали? Нет, конечно. В вольере псы.
   – А охранник обходил двор?
   – Ну, должен был. Только не видел я его.
   – А ваша экономка, где она в это время была?
   – Да у Розы надо спросить, – закивала Костина. – Вадим шумел очень, она должна была слышать…
   – Серафима Яковлевна, вы остаетесь здесь, смотрите за своим мужем. И ждете, когда за вами приедет машина.
   Круча многозначительно глянул на Шульгина, и тот кивнул. Дима понял, что ему нужно присмотреть за Костиными, чтобы они не повлияли на свою прислугу, не объяснили им, какие показания давать. Если, конечно, это уже не произошло.

Глава 5

   Женщина действительно чем-то напоминала розу. Высокая пушистая прическа, большая голова и тонкое, как стебель, тело. И еще у нее щеки были красные, как у ребенка при диатезе.
   Нет, голова у нее не шире тела, совсем не такая пропорция, как у бутона в сочетании с цветочным стеблем, и все равно аналогия хоть и смутно, но просматривалась. Лицо широковатое, но вполне симпатичное. И красные щеки не очень портили ее. А уж стройное тело женщину испортить никак не могло.
   – Роза, у меня к вам пара вопросов, – начал Круча, внимательно наблюдая за ее глазами.
   – А Серафима Яковлевна где?
   – При чем здесь Серафима Яковлевна? У нее своя жизнь, у вас, Роза, своя. Если ее посадят, вы же не пойдете за ней в тюрьму? Вам же это не нужно?
   – Как это посадят? За что? – разволновалась женщина.
   Но Круча взял паузу. Неторопливо, в раздумье он осматривал комнату, в которой обитала служанка. Это должно было вызвать у Розы мысль, что ее тоже в чем-то подозревают. Ничто не выводит человека из равновесия так, как атмосфера неизвестности и опасности.
   К тому же он действительно хотел ознакомиться с обстановкой, в которой жила Роза. Комната у нее небольшая, но с дорогим ремонтом и хорошей мебелью, плазменная панель на стене. И еще внимание Кручи привлекло множество цветов – они стояли на подоконнике в горшках, на подставках, висели на стенах. Зелени много, только дышать было почему-то тяжело. Может, потому, что сигаретным дымом пахнет? Да нет, запах табака слабый. Возможно, цветы в комнате подобраны неправильно и углекислого газа выделяют больше, чем кислорода.
   – Я так понимаю, вы здесь давно живете, – сказал он и нежно провел пальцем по листу фикуса.
   – Да, уже три года. А что?
   – Нравится?
   – Да ничего, жить можно… А вы что, Серафиму Яковлевну сажать будете?
   – А есть за что?
   – Да что вы такое говорите! Серафима Яковлевна мухи не обидит!
   – А Вадима Остроглазова кто обидел?
   – В каком это смысле?
   – Ну, кто мог его убить?
   – А, это!.. А его разве убили? Разве он не сам утонул?
   – Да нет, не сам…
   – Как же так! Я думала, что сам утонул. Все подумали, что сам.
   – И кто же так считает?
   – Ну, Евгений Максимович! Бегал тут по дому. В милицию звонил. Серафима Яковлевна тоже так думала. Беда, говорит, Роза, Вадим утопился…
   – Утонул или утопился?
   – А что, есть разница?
   – Тонут не по своей воле, а топятся по своей. Так утонул или утопился?
   – Ну, я точно не помню, как она сказала.
   – А из-за кого мог утопиться Вадим? Из-за Серафимы Яковлевны мог?
   – Почему из-за нее?
   – Ну, может, он пытался ее у брата отбить? Пытался, а она его послала далеко и лесом.
   – Кто пытался Серафиму Яковлевну отбить? Вадим Павлович у Евгения Максимовича?! Ну, я не знаю. У них там так все запутано…
   – Что запутано?
   – А что запутано? – спохватилась Роза.
   – Я не знаю, что запутано. Вы сказали, что запутано.
   – Я сказала? Может, вам показалось?
   – Может, и показалось, – пожал плечами Круча.
   Роза поняла, что говорить о семейных тайнах Костиных без их ведома нельзя. Потому и замолчала. Но ведь она что-то знает. Значит, был какой-то гордиев узел, который Евгений Максимович разрубил одним взмахом тяжелого молотка.
   – Я не знаю, кто кого там у кого мог отбивать, – заключила Роза.
   – А кто кого убить мог, вы знаете?
   – А кто кого убил? – ясными, как слеза младенца, глазами посмотрела на него женщина.
   – Ты вчера после застолья в доме убиралась? – перешел на «ты» Круча.
   – Да, убиралась, конечно.
   – Когда закончила?
   – Ну, часам к двенадцати…
   – А чего так быстро?
   – Так они рано начали. Хорошо пошло и догнало быстро. Они в десять вечера уже лыка не вязали…
   – А Вадим Остроглазов как себя вел?
   – Да пьяный был. Все пьяные были. Говорю же, слишком разогнались.
   – А Костин как себя чувствовал?
   – Ну, он тоже хорошо выпил. Спать рано лег. Всех отправил и лег спать.
   – Кого всех? Куда отправил?
   – Ну, гостей в гостевой дом. А Вадима Павловича в гостевую комнату. Всех развел и лег спать. Ну и Серафима Яковлевна с ним. А что такое?
   – Да ничего, Роза, ничего. Просто интересно. Ты тоже спать легла?
   – Да, конечно. А что еще делать?
   – Ну, мало ли, девушка ты красивая, а Вадим Павлович – парень холостой.
   – Ой, да что вы такое говорите! – еще больше раскраснелась Роза.
   – Ну, я понимаю, ты девушка порядочная, а он ведь не подарок. Может, к тебе ломился, а ты ему отказала?
   – Да нет, не ломился!
   – А вдруг? Кто-то ж ему в любви отказал, вот он и пошел статуи крушить.
   – Так это он все там разбил? – охнула женщина.
   – Он, Роза, он. А ты что, не знала? И ничего не видела?
   – Нет. Я сплю крепко. – Женщина едва заметно отвела в сторону взгляд.
   – А может, все-таки видела? Так бы хозяев своих спасти могла бы.
   – А что делать надо? – вскинулась Роза.
   – Чтобы спасти их?.. Правда нужна, чтобы их спасти.
   – Какая правда? Может, я и видела что-то…
   – Что видела?
   – Ну, как Вадим статуи крушил…
   – Чем он их крушил? И кто его остановил?
   – Может, Гена?
   – А Евгений Максимович говорит, что это он остановил Вадима. Остановил и домой привел.
   – Да? Так он его и остановил. И домой привел…
   – Ты это видела? Когда это было? В какое время?
   – Ну, я не помню…
   – Может, ты помнишь, что бывает за дачу ложных показаний?
   – А что бывает? – вытянулась в лице Роза.
   – Уголовное наказание бывает. В тюрьму сядешь, вот что. Тебе это надо? Говори, что видела?
   – Ничего не видела.
   – Евгений Максимович утверждает, что это он Вадима обратно домой привел.
   – Да, слышала я какие-то голоса… Ночью это было…
   – Роза, дача ложных показаний – статья серьезная.
   – Но я действительно слышала. Голоса чьи-то были. Кто-то из дома вышел, потом зашел. Голоса… Но кто там с кем разговаривал, я не разобрала…
   – А почему не вышла? Не посмотрела?
   – Ну… – Роза почему-то посмотрела на постель. – Так меня ж никто не звал. Меня обычно зовут, если что-то нужно. А если не зовут, то и соваться нечего. Может, потому и не позвали, что я там была лишней. Может, у них там тайны какие, мне зачем об этом знать?
   – А у тебя тайны есть?
   – Может, и есть, вам-то что?
   – Ты была у себя в комнате не одна?
   – Ну что вы! Конечно, одна! – встрепенулась она.
   – Ты куришь?
   – Нет.
   – А сигаретами почему пахнет?
   – Сигаретами? Разве?..
   Под стулом блеснул какой-то металлический предмет. Круча не поленился нагнуться, поднять его. Это был обломок поясной пряжки.
   – Что это?
   – Не знаю. – Роза стыдливо опустила глаза.
   – Все-таки не одна ты была.
   – Да нет, одна… Честное слово, одна!
   – Хорошо, я тебе поверю. И ты мне верь. Верь, что за дачу ложных показаний можно сесть надолго.
   – Я вам верю. Но я правда слышала голоса. Сначала вышел кто-то, потом вернулся.
   – Голос Вадима Остроглазова слышала?
   – Ну, я точно не скажу. Далеко было.
   Гостевая комната находилась в районе малого холла, недалеко от входных дверей. А комната Розы размещалась в глубине дома, в небольшом промежутке между каминным залом и кухней, куда выходила дверь. Отсюда действительно сложно было услышать голос Вадима, если даже он кричал на брата из своей комнаты.
   Окна служебной комнаты выходили на передний двор, из нее хорошо была видна кирпичная сторожка, вдоль которой прохаживался рыжий Гена. Униформу он уже снял, переоделся в джинсовый костюм. Парень, как челнок, ходил взад-вперед, посматривая на часы. И еще штаны поправлял. Спадают с него джинсы. Интересно, в чем причина? Подполковник Круча с улыбкой посмотрел на обломок пряжки.
   – А может, это Гена по дому ходил? – спросил он.
   – Гена? Какой Гена? – Роза встрепенулась так, как будто ревнивая жена застукала ее со своим мужем.
   – Охранник. Вон он ходит, штаны подтягивает.
   Круча легонько обнял женщину, показывая на парня. Доверительно обнял, без всякого умысла.
   – Молодой, горячий.
   – Почему горячий?
   – А ходит как горячий жеребец – резко, порывисто, да? А ты, Роза, что подумала? Может, он в постели горячий?
   – Кто сказал?
   – Ну, мне кажется, что ты так подумала…
   Гена остановился, озадаченно почесал затылок, рассеянно оглянулся, достал сигарету. Негожий он охранник, толку от него никакого. А если он еще по ночам спит с экономкой, то дело совсем дрянь.
   – Смотри, закурил, – усмехнулся Круча. – Что у него там, «Золотая Ява»? А я думаю, чем здесь пахнет? Точно, «Золотая Ява»… И штаны у него спадают. А знаешь, почему?
   Он разжал руку и показал обломок пряжки.
   – Ну что, признаваться будем? Тебе же не нужна очная ставка?
   – Это как?
   – Позовем твоих хозяев, посадим тебя на один стул, Гену на другой и начнем перекрестный допрос. Где вы были и что делали в такое-то время? В общем, узнает Евгений Максимович, чем вы тут занимались… А так, может, и не узнает. Ты сама подумай, зачем я буду ему говорить, что ты крутила любовь с охранником?
   – Почему крутила? Может, это правда любовь? В меня что, по-вашему, влюбиться нельзя? – с обидой и одновременно с вызовом посмотрела на Кручу женщина.
   – Почему нельзя? – в недоумении вскинул брови Круча. – Можно! Даже нужно. Я же говорил, что девушка ты красивая. Не будь у меня жены, я бы за тобой приударил…
   – Ага, все так говорят, – вздохнула Роза.
   – Кто так говорил? Вадим?
   – Вадим? Нет, он не говорил. Да и не женат он. А на меня и не смотрел совсем. Зачем я ему такая?
   – Какая?
   – Красивая, говорите… Нет, я некрасивая.
   Роза посмотрела на него с надеждой. Он не должен был соглашаться с ее столь критическим к себе отношением. В ее взгляде отчетливо читалась просьба: она хотела, чтобы он вслух опроверг ее признание.
   – Это Вадим тебе сказал?
   – Нет, он не говорил… Он на меня даже не смотрел…
   – Может, Вадим просто не той ориентации? Вот я бы на его месте мимо тебя не прошел, – задорно улыбнулся Круча.
   – Не той ориентации? – не без желания принять такую версию задумалась она. – Да нет, он женщин любил. С Серафимой Яковлевной у него роман был. Ой! – Роза шлепнула по раскрытым губам ладошкой, будто наказывая себя за неосторожность.
   А ведь это было не первое побуждение с ее стороны пролить свет на запутанность отношений в треугольнике «Костин – Костина – Остроглазов».
   – Роман? Роман – это интересно.
   – Да, да, у нас с Геной роман, – закивала Роза. – И все у нас очень серьезно. И его не смущает разница в возрасте. Мне тридцать четыре, ему двадцать шесть, но он все равно любит меня и хочет жениться…
   – С чем я тебя и поздравляю. Только разговор сейчас не о вашем романе. Меня интересует роман Вадима с Серафимой Яковлевной.
   – А я не знаю ничего такого! – Она смотрела на него дурными глазами. – И ничего такого не говорила! Вам показалось!
   – Да нет, не показалось. Значит, между Вадимом и Серафимой Яковлевной был роман? Поэтому Евгений Максимович и убил Вадима, правильно я понимаю?
   – Что вы понимаете? Ничего вы не понимаете! – разволновалась Роза. – Не мог Евгений Максимович убить своего брата! И романа никакого не было. Может, и был, но давно.
   – Когда давно?
   – Ну, давно. Я не знаю. Вы спрашивали, какая ориентация у Вадима. Так я вам скажу. Нормальная у него ориентация. Он зимой сюда приезжал, и не один, а с подругой. Очень красивую девушку с собой привез. И необычную… А в чем ее необычность, спросите вы?
   – В чем ее необычность, спрашиваю я? – улыбнулся Круча.
   – В том, что она очень была похожа на Серафиму Яковлевну. Нет, не копия, конечно, отличия были, но черты лица такие же тонкие, и худенькая очень… Я слышала их разговор, Вадим у Серафимы спросил, как ей его Лиза нравится. Сказал, что она такой же молодой и красивой была. Серафима ответила, что она и сейчас молодая и красивая. Он согласился, но сказал, что с Лизой он спит, а с ней – уже нет. Сказал, что Лиза такая же молодая, какой была она, когда они спали вместе…
   – А когда они спали вместе?
   – Ну, давно… Так давно, что уже и неправда. Это сама Серафима Яковлевна так сказала. Это, говорит, так давно было, что и неправда…
   – А он что?
   – А Вадим сказал, что помнит все так, как будто это вчера было. И все это правдой было, сказал… Она послала его к черту и ушла. Вот и все, что я знаю.
   Разговор этот показался Круче интересным, и ему захотелось прощупать обстановку, в которой он состоялся.
   – Больше они на эту тему не говорили?
   – Ну, может, и говорили, но я ничего не слышала. При мне свои тайны они, как вы понимаете, не обсуждают.
   – А про Лизу ты что знаешь?
   – Да ничего… Она из гостевой комнаты почти не выходила. Тихая такая, скромная. Хотя в баньку с Вадимом сходила. Долго они там были… Распаренная такая пришла, глаза сияют… Но это их личное дело, правда?
   – Святая правда, – кивнул Степан Степанович. – А как найти эту Лизу, ты не знаешь?
   – Ну, может, у него живет, у Вадима. Хотя вряд ли. Он женщин как перчатки меняет. Эгоист он. Самовлюбленный эгоист.
   – Ты так думаешь?
   – Да, я тоже так думаю.
   – А кто еще так думает?
   – Серафима Яковлевна. Она так и сказала ему, что он – самовлюбленный эгоист.
   – Когда она ему это сказала?
   – Ну, тогда и сказала, когда он Лизу свою привез. Мне кажется, она очень разозлилась на Вадима.
   – А вчера она не злилась?
   – Нет. Ну, может, и злилась, но виду не подавала.
   – Так, с этим ясно. Но давай вернемся к твоим отношениям с Геной. Я правильно понимаю, что ваши отношения зашли очень далеко?
   – Да, правильно понимаете, – зажеманилась Роза.
   – И где вчера ночью был Гена?
   – Ну, в дежурке у себя, – отвела она в сторону взгляд.
   – Он курил, а у тебя было открыто окно, и табачный дым попадал к тебе в комнату, так? И обломок этой пряжки тоже залетел в окно? Роза, давай начистоту! Дело серьезное. В доме произошло убийство. И, возможно, Вадима Остроглазова убил твой Гена.
   Круче пришлось пойти на хитрость, чтобы спровоцировать Розу на признание. Хотя… Вадима Остроглазова действительно мог убить охранник Гена. Или у него могли быть на то свои причины, или он исполнял волю хозяина.
   – Гена?! Убил Вадима?! – оторопела Роза. – Зачем ему кого-то убивать?
   – Я не знаю. Но обязательно это узнаю.
   – Ну, может, кто-то и убивал. Но Гена здесь ни при чем! Он всю ночь со мной был.
   – Всю ночь? А так можно?
   – Нет, конечно, – растерянно захлопала глазами Роза. – Но дело в том…
   Казалось, она вот-вот расплачется.
   – Но дело в чем? – поторопил ее Круча.
   – Он сказал, что все пьяные, что никому до нас нет никакого дела. Да он и сам выпил. Ну, немного. Совсем чуть-чуть. Сто граммов для храбрости, вот!
   – А от него что, требовался подвиг?
   – Так он мне в любви признавался, – с радостью во взгляде смутилась женщина.
   – Ну, это меняет дело. Признался?
   – Признался.
   – И остался с тобой на ночь.
   – А что здесь такого? Мы же взрослые люди.
   – Так никто и не отрицает. И когда он к тебе пришел?
   – Ну, я убралась, и он пришел. Я вам даже время скажу, это было в начале первого ночи. Минут двадцать первого, где-то так.
   – Вы слышали, как Вадим выходил во двор? Как за ним выходил Евгений Максимович?
   – А когда это было?
   – Примерно в половине второго ночи.
   – Нет, что вы! Не могли мы слышать. Шумно у нас было, – смутилась Роза.
   – Музыка играла? – подсказал Круча.
   – Ага, музыка, – стыдливо улыбнулась она.
   – И долго играла?
   – В два часа мы уже спали. Ну, день тяжелый был. И все такое… Сначала Гена заснул, потом я с ним в обнимку. А под утро он меня разбудил, – мечтательно улыбнулась она.
   – Когда он от тебя ушел?
   – Ну, в шестом часу.
   – И что, за всю ночь он ни разу не обошел территорию?
   – Нет, – опустила голову Роза. – Только вы Евгению Максимовичу не говорите.
   – Да Евгений Максимович и сам все знает. Знает, что лодыря твой Гена гонял…
   Возможно, Костин знал, где находится его охранник. Знал, что никто не видит его, когда он убивал Вадима Остроглазова. Отсутствие охранника на посту развязало ему руки. А может, он сам и отправил Гену к Розе?
   В любом случае надо было допросить Гену. Но, увы, к тому времени, когда Круча вышел из дома, уже произошла смена караула. Гена дождался своего сменщика и уехал домой. Но почему он тогда не попрощался с Розой?

Глава 6

   Яркие солнечные лучи прорезали тонкий тюль и слепили глаза. Серафима могла бы отвернуть голову, но тогда ей пришлось бы смотреть на Женю.
   Парень он, в общем-то, симпатичный, и язык у него подвешен – не стыдно с ним пройтись перед девчонками. Но сейчас она смотреть на него не могла – глаза у него горели похотливым огнем, щеки пылали, рот был перекошен от возбуждения. И еще от него неприятно пахло чесноком.
   Он долго шел к сегодняшнему дню – ухаживал за ней, встречал ее у института, дарил цветы, провожал домой. Они вместе ходили в театр, кино, даже в ночных клубах бывали. Женя хороший парень, сильный, с ним спокойно и безопасно. И она совсем не прочь была связать с ним свою жизнь. Тем более что он уже давно сделал ей предложение руки и сердца.
   Они уже полгода вместе. И только сегодня Серафима подпустила его к своему телу. Он разгорячен, его пальцы ласкают соски, язык нежно скользит по животу вокруг пупка. Ее одежда аккуратно сложена на спинке кресла, на ней нет даже фигового листка. Еще совсем немного, и она станет женщиной. Она к этому готова, только солнце светит слишком ярко. И смотреть на своего избранника неохота… Может, закрыть глаза и отдаться во власть ощущений?
   Действительно, на месте Жени можно представить его брата Вадима, этого жгучего брюнета с колдовскими глазами…
   – Задвинь шторы! – попросила Серафима.
   – Любой каприз!
   Женя ловко перепрыгнул через нее, соскочил с дивана, подошел к окну. Но и она не осталась лежать, поднялась, схватила одежду и скрылась в ванной.
   Серафима оделась, поправила прическу, подкрасила губы и вернулась в комнату. Женя сидел в кресле в тунике из простыни и грустно смотрел на нее.
   – Извини, я не так себе все это представляла, – развела она руками.
   Ей уже девятнадцать, и у нее до сих пор не было секса. Подружки с курса уже посмеивались над ней, дескать, никому она не нужна. Но ведь это не так. Жене она нужна. И он очень ее хочет. Так что комплекс невостребованности отпадает. И нет смысла торопить события. А на девчонок плевать.
   – Я хочу, чтобы это случилось в первую брачную ночь.
   – Я понимаю, – натянуто улыбнулся Женя.
   – Ничего ты не понимаешь…
   Она должна была доказать своему парню, что у нее до него никого не было. Он бы увидел кровь на простыне и все бы понял… К тому же он так долго ее домогался, что нельзя было дальше томить его. Серафима все это понимала, но…