Страница:
К тому же Люськина семейная жизнь стала такой пресной, в ней ничего интересного не происходило. Обычная рутина да кобелиные выходки мужа, зацикливаться на которых она считала ниже своего достоинства.
Впрочем, это она только так говорила, но наверняка была обижена: Митя, которого подруга всегда считала своей собственностью, вдруг сорвался с поводка, и привести его обратно стоило теперь больших трудов.
Люська на этой ниве трудиться не хотела. Прежде ей достаточно было шевельнуть бровями, и Митя оказывался у ее ног. А бороться за собственного мужа она считала ниже своего достоинства. Иное дело — ответить ему тем же!
Маргарита понимала, что отговорить Люську не сможет. Причем чем настойчивее она станет это делать, тем крепче упрется подруга. Но на всякийслучай она просила хотя бы сообщить кому-нибудь из своих приятельниц телефон этого мужика, Люська же только смеялась.
Еще один минус, как размышляла Маргарита, — это то, что Максим оказался человеком свободным, а тот, с кем накануне созвонилась Люська, женат. В своем объявлении он подчеркнул это особо. Мол, не рассчитывайте на серьезность отношений.
В принципе вроде какая разница, если встреча эпизодическая? Но Маргарита считала, что если мужчина дает такое объявление, имея жену, значит, либо она его чем-то не устраивает, либо он не может себе позволить с ней «острые ощущения».
То есть те, которые с женой нельзя, а с посторонней женщиной можно?
— Неужели тебе не страшно? — спрашивала Маргарита.
— Ты забыла, Савина, я никогда не была трусихой.
— Но ты же сама недавно уверяла, что не решилась бы на такое действие.
— Я просто злилась: отчего тебе пришло в голову то, что мне не приходило? Ведь и я могла бы позвонить этому самому Максиму.
Маргариту ее замечание больно задело. Хоть она и дала себе слово о Максиме не думать, но мысль о том, что он и с Люськой вел бы себя так же, как с ней, была ей неприятна. И подруга это чувствовала, но все равно не попыталась как-то смягчить свои слова или быть потактичнее, да она попросту с ней не считалась. Как впрочем, и всегда.
Наконец Люська сделала вид, что только теперь заметила обиду подруги:
— Маргоша, ну что ты надулась, как мышь на крупу? Я же шучу! Ты ведь не думаешь, что и это объявление дал Максим?
Маргарита так не думала. Она все равно была уверена, что Максим — человек порядочный и такого, про острые ощущения, никогда бы не написал.
— Ох уж эти мне идеалисты! — насмешливо сказала Люська.
В ее словах, как обычно, прозвучала снисходительность. Раньше Маргарита не обращала на это внимания, а сейчас рассердилась: что такое знает и умеет Люська, что недоступно ей? Что дает ей право ощущать и демонстрировать свое превосходство?
— Позвони мне из Москвы, — небрежно сказала та на прощание, — я тебе обо всем расскажу!
А Маргарита после ее ухода, уложив сумку, почти до трех часов ночи провалялась без сна, хотя прежде бессонницей вовсе не страдала.
Даже сейчас при одном воспоминании о минувшем вечере она почувствовала, что у нее от возмущения во рту пересохло. Почему она никогда не дает Люське отпор? Почему позволяет задевать себя обидными намеками, откровенно обижать? Что же это за подруга, которая постоянно говорит гадости о твоей внешности, о твоих поступках и даже покушается на твои святыни… Может, и не святыни, но все время не слишком с тобой церемонится. Или это свойство некоторых заурядных личностей, которые готовы стерпеть обиду от человека более сильного духом, лишь бы быть причастным к его свите… Но это уже Маргарита себя распаляла. Неизвестно зачем.
— Вино, виски, шампанское? — привел Маргариту в себя голос стюардессы.
— Вино. Полусладкое, красное, — сказала Маргарита и залпом отпила полбокала, так она была взбудоражена собственными мыслями.
Она заметила, что сосед по креслу, элегантный седеющий брюнет, с интересом покосился на нее. Подумаешь, пусть смотрит! После того как Маргарита позволила себе прежде несвойственный ей поступок — позвонила Максиму, остальные житейские мелочи не могли ее смутить. Разве запрещается женщинам пить вино? Это неприлично в общественном месте? Наверное, если бы сосед по креслу что-нибудь сказал такое Маргарите, она бы ему нагрубила.
Но он заказал себе виски. А сидящий справа от него молодой мужчина — Маргарита отчего-то подумала, что это телохранитель седого, — попросил стюардессу:
— Будьте добры, и мне того же вина, что пьет эта девушка!
Мама Маргариты наверняка не одобрила бы ее поступок. Да что там не одобрила, ужаснулась бы: неужели сказывается-таки дурная наследственность? Но дочь ей об этом и не расскажет. Тогда пришлось бы начинать с самого начала, с девятого класса школы, когда на день рождения все той же Люськи, тогда еще Анисимовой, впервые выпила вино. И не просто пригубила, а как следует набралась. Хорошо хоть заранее договорилась с мамой и осталась у подруги ночевать… Бедные наши мамы! Им не дано знать всю правду о своих взрослых дочерях.
Люська ее все-таки одела в свою юбку и пиджак от Самойловой — модельера краевого масштаба, которую, говорят, знали и ценили ведущие кутюрье страны.
Маргарита пока не могла себе позволить одеваться у Самойловой. Ей все время что-то мешало: то она собирала деньги на квартиру, теперь вот — на автомобиль.
Все рекомендации подруги Маргарита выполнила: и тушью для ресниц воспользовалась, и румянами.
— Ты только ступишь на трап самолета, — учила ее Люська, — считай себя уже в другой жизни. Вот и начинай сначала жить по-другому.
— Вы едете в командировку или возвращаетесь домой? — спросил ее седеющий брюнет.
— На курсы повышения квалификации, — любезно пояснила Маргарита; вино и вправду сняло ее напряжение, и она опять смогла адекватно реагировать на попытку мужчины всего лишь завести дорожный разговор.
Она забыла дома книжку, которую хотела почитать в самолете, спать не хотелось. Отчего тогда не поболтать?
— А после того как повысите, в вашей карьере что-то изменится?
— По крайней мере директор фирмы утверждает, что я стану главным бухгалтером.
Почему бы и не сказать все как есть. Это, кстати, тоже проявилось в Маргарите впервые: желание похвастаться. Посторонние люди. Сразу видно, москвичи. Вряд ли они когда-нибудь еще увидятся.
— Такая молодая, — с уважением проговорил сосед. — Впрочем, сейчас время молодых, если они энергичны и целеустремленны, им многое удается.
— Но мне кажется, и вы, старшее поколение, без работы не остаетесь. Тем более что финансы обычно в ваших руках и вы умело стимулируете нашу энергию и тщеславие.
— Ты слышишь, Игнаша, как шутят нынешние бухгалтеры?
Никакого юмора в своей фразе Маргарита не видела. Она и в самом деле считала, что среди молодых людей не так уж много профессионалов, потому старики еще долго будут востребованы. К тому же собственные фирмы имеют и большинство из них. Молодой директор процветающей фирмы не так уж часто встречается…
Надо же, Игнаша. Что за странное имя? Игнат, что ли? Неужели сейчас так называют детей? Впрочем, Маргарита недавно встретила свою бывшую одноклассницу — та назвала сына Фомой. Это похуже Игната.
Молодой отсалютовал ей своей рюмкой. Вино ему понравилось. И он попросил у стюардессы еще один бокал.
— А вы, простите, в какой области работаете? — спросила она соседа.
Ей показалось, что в его глазах мелькнула растерянность.
— Моя профессия — телевидение, — медленно проговорил он.
Вот оно что! Наверное, это какой-то известный теледеятель. Он считает, будто вся страна его знает, и не подозревает, что Маргарита включает телевизор довольно редко. И смотрит его выборочно. Один-два хороших фильма и кратко — о событиях в стране. Люська всегда ругает ее: как, ты не знаешь того, ты не знаешь этого! Он выступал вчера в Думе! Или в передаче «Герой без галстука»! Или — о нем говорил Михаил Леонтьев.
Точно, ее сосед привык к тому, что его узнают. А Маргарита своим безразличием — нечаянным, конечно, — задела человека. Оказалось, что его знает не вся страна. А Игнат смотрит на нее с удивлением, чуть ли не как на диво заморское.
Может, взять себе еще бокал вина или задремать, чтобы к ней больше не приставали с вопросами?
А впрочем, ничего страшного она не сказала. И этот телевизионщик объяснит себе, что она провинция и что с нее взять! Может, у нее и телевизора-то нет по причине бедности.
— Простите, прекрасная соседка, а как вас звать?
Нет, седеющему красавцу все неймется. Ему, видно, хочется знать, что она делает, если не смотрит телевизор.
— Маргарита.
— О, это имя вам идет. Надо же, как ваши родители удачно его выбрали…
Они вообще-то особо и не выбирали. Назвали в честь матери отца, бабушки Маргариты.
— А меня зовут Виталий Александрович. Это мой сын, Игнат. Почему, вы думаете, он так внимательно прислушивается к нашему разговору?
— Наверное, он, как и я, забыл взять в самолет книгу, теперь ему скучно без дела.
Мужчины посмеялись, но как-то неуверенно. Создавалось впечатление, что Маргарита вела себя совсем не так, как от нее ожидали.
— Игнат организовал на телевидении ток-шоу «Предчувствие таланта».
— Правда? И в чем оно заключается?
Наверное, Маргарита теперь огорчила и сына. Почему она не смотрит телевизор? Сейчас был бы повод поговорить, рассказать о своих впечатлениях… Понятно, им обидно: стараются, стараются, вся страна смотрит, а она… Все бухгалтерию изучает!
— Наша передача молодежная. В ней участвуют юноши и девушки, которые успели проявить себя наилучшим образом в политике или предпринимательстве и которым прочат блестящее будущее.
— У вас и Хакамада, наверное, выступает? — неуверенно предположила Маргарита.
— Вообще-то она уже не совсем девушка и как политик уже состоялась. Нет, наша передача для молодых.
Теперь в голосе Игната ей послышалось раздражение. Хуже нет пытаться поддерживать разговор, в котором ты все время попадаешь пальцем в небо.
— Наверное, это очень интересно, делать свою программу, — пробормотала Маргарита.
Вот так надо ей разговаривать: неопределенно и как бы ни о чем. По крайней мере так, чтобы не обнаруживать своих знаний. Вернее, незнаний.
— Скажите, Рита, — Игнат перегнулся через колени своего папаши, чтобы спросить у нее доверительно, — а вам хотелось бы выступить на телевидении?
— Упаси Боже! — Маргарита в притворном ужасе приложила руку к сердцу. — Ни в коем случае!
Этим она его добила. Он даже убрался с отцовских колен и уже со своего места задавал вопрос:
— Но почему? Я не знаю ни одной девушки, которая не мечтала бы участвовать хоть в какой угодно передаче, хоть в толпе, лишь бы только мелькнуть на экране… Некоторые девушки умоляли меня… — Он оборвал сам себя.
— Бесовское это! — Маргарита притворно нахмурилась, но не выдержала, улыбнулась ему. — Даже в школе ученики, если вы помните, изучают правила, в конце которых есть та или иная оговорка: за исключением слов, к примеру, «уж», «замуж» «невтерпеж» или за исключением слов «жюри», «брошюра», «парашют», — и всякие такие сноски и звездочки, где говорится: кроме того-то и того-то. Наверное, я — та самая сноска со звездочкой…
— Кстати, — это опять спросил Игнат, — а вы замужем?
Теперь пришла пора расхохотаться Маргарите:
— Говорите, кстати? Кстати — я разведена.
— Извините, если вас задел мой напор, — сказал тот, — но в какую-то минуту я даже задержал дыхание, боясь услышать ответ: замужем! У меня не было еще ни одной знакомой… сноски.
В его устах это прозвучало не слишком благолепно. Обижаться не на что, это с ее собственной подачи.
— Ничего, еще будет. Я в России не единственная. Мы всего лишь одним самолетом летим. Скоро он приземлится, и каждый из нас пойдет своим путем…
Она решила, что всякая доверительность должна иметь свои пределы. Или у нее, как у старых дев, стала проявляться в характере некая стервозность? Вроде давно не дева.
— Однако, Игнаша, мы так и не услышали от Риты, почему она не хочет сниматься на телевидении?
Вот пристали: почему да почему! Почемучка с хвостиком! Этот Виталий Александрович сообразил, что Игнаша слишком гонит лошадей, и тут же поспешил на подмогу. Маргарита не верила, что мужчины заинтересовались ею всерьез — для этого, по ее мнению, не было причины.
— Да, отец прав, Рита. Почему вы так вскричали: «Боже упаси!»? У вас с телевидением связаны какие-то мрачные воспоминания? Откуда такая нелюбовь к величайшему средству массовой информации?
— Дело не в телевидении, а во мне, — пояснила Маргарита. — Перед камерой я столбенею.
— Ну, перед камерой волнуются даже опытные артисты, — мягко заметил Виталий Александрович.
— Нет, я не просто волнуюсь, — улыбнулась Маргарита, — я застываю соляным столбом. Не могу ни двинуться, ни открыть рот.
— Имеется печальный опыт?
— И не говорите. На нашем местном телевидении. До сих пор стыдно вспоминать. Я потом ходила по улицам бочком, опустив глаза. Все казалось, что меня узнают, чтобы показать пальцем: вот она, та, что двух слов связать не смогла!
Но тут стюардессы стали носить еду, и Маргарита взяла себе довольно плотный завтрак. Кто знает, когда удастся поесть в следующий раз.
Через некоторое время соседи опять с ней заговорили, но уже об участии в телепередаче речи не было.
— Вас будут встречать?
— Нет, — сказала она. — Да и вещей у меня немного. Говорят, автобусы от аэропорта ходят регулярно. По крайней мере два года назад, когда я приезжала в Москву, все было именно так.
Маргарита не переставала удивляться самой себе. Разговор с Игнатом ее ни к чему не обязывал. Можно было позволить себе легкий флирт, а она раздражалась, злилась и вообще чувствовала себя так, будто дала уже кому-то слово верности. Будто была обручена. С кем? Да с Максимом, конечно!
Что поделаешь, не умеет она моментально переходить от одной влюбленности к другой. Ей еще после «праздника» надо прийти в себя. Нет, к романам Маргарита ничуть не расположена.
Но казалось, ее холодность Игната вовсе не смущала.
— Значит, вы остановитесь в гостинице?
— Секретарша директора забронировала для меня номер, — кивнула Маргарита.
— Тогда позвольте нам довезти вас до гостиницы. Не правда ли, папа, нам это будет приятно?
— Конечно, — несколько озадаченно произнес Виталий Александрович, наверное, и сам не ожидавший от сына такой атаки, — за мной приедет шофер, и мы подвезем Маргариту…
— Петровну, — подсказала она.
Так и случилось. Маргарита хотела отбиться от их опеки, но потом подумала, что лучше в таких случаях расслабляться и позволять обстоятельствам идти своим чередом.
Мужчины не только довезли ее до гостиницы, но Игнат собственноручно заполнил карточку постояльца, дав Маргарите лишь расписаться в листке. Словом, он эдак ненавязчиво узнал о ней все, что можно: фамилию-имя-отчество, год рождения, прописку и, конечно, номер, в котором ее поселили.
Номер — полулюкс на двенадцатом этаже — был, видимо, одним из лучших. Этим занимался телевизионный папа.
Виталий Александрович, кажется, и в самом деле был человеком известным. Он лишь утвердительно ответил на какой-то вопрос администраторши, как она тут же засуетилась. Отсвет его славы тотчас упал на Маргариту и стал греть ее. Потому ей и достался этот номер. С видом на парк. Хотя здесь, на двенадцатом этаже, ее вряд ли донимали бы звуки большого города.
— Разрешите вам позвонить? — попросил Игнат, на прощание целуя ей руку.
Виталий Александрович, поначалу в самолете такой инициативный, потихоньку отодвинулся в тень, с одобрением наблюдая за действиями своего дитяти. За кого они ее принимают? Для чего им нужно поддерживать с ней знакомство? Чем она может их интересовать?
— Позвоните, — сказала Маргарита.
К ее ручке приложился и Виталий Александрович. Есть, однако, в москвичах какой-то особый лоск, который позволяет отличать их от прочих граждан.
Это Маргарита подумала уже лениво, закрывая за мужчинами дверь номера. Она хотела остаться одна. Наверное, это уже комплекс женщины, привыкшей к одиночеству. Для полного соответствия не хватало еще и мучиться бессонницей, но, против ожидания, заснула она, едва коснувшись подушки.
Глава семнадцатая
Впрочем, это она только так говорила, но наверняка была обижена: Митя, которого подруга всегда считала своей собственностью, вдруг сорвался с поводка, и привести его обратно стоило теперь больших трудов.
Люська на этой ниве трудиться не хотела. Прежде ей достаточно было шевельнуть бровями, и Митя оказывался у ее ног. А бороться за собственного мужа она считала ниже своего достоинства. Иное дело — ответить ему тем же!
Маргарита понимала, что отговорить Люську не сможет. Причем чем настойчивее она станет это делать, тем крепче упрется подруга. Но на всякийслучай она просила хотя бы сообщить кому-нибудь из своих приятельниц телефон этого мужика, Люська же только смеялась.
Еще один минус, как размышляла Маргарита, — это то, что Максим оказался человеком свободным, а тот, с кем накануне созвонилась Люська, женат. В своем объявлении он подчеркнул это особо. Мол, не рассчитывайте на серьезность отношений.
В принципе вроде какая разница, если встреча эпизодическая? Но Маргарита считала, что если мужчина дает такое объявление, имея жену, значит, либо она его чем-то не устраивает, либо он не может себе позволить с ней «острые ощущения».
То есть те, которые с женой нельзя, а с посторонней женщиной можно?
— Неужели тебе не страшно? — спрашивала Маргарита.
— Ты забыла, Савина, я никогда не была трусихой.
— Но ты же сама недавно уверяла, что не решилась бы на такое действие.
— Я просто злилась: отчего тебе пришло в голову то, что мне не приходило? Ведь и я могла бы позвонить этому самому Максиму.
Маргариту ее замечание больно задело. Хоть она и дала себе слово о Максиме не думать, но мысль о том, что он и с Люськой вел бы себя так же, как с ней, была ей неприятна. И подруга это чувствовала, но все равно не попыталась как-то смягчить свои слова или быть потактичнее, да она попросту с ней не считалась. Как впрочем, и всегда.
Наконец Люська сделала вид, что только теперь заметила обиду подруги:
— Маргоша, ну что ты надулась, как мышь на крупу? Я же шучу! Ты ведь не думаешь, что и это объявление дал Максим?
Маргарита так не думала. Она все равно была уверена, что Максим — человек порядочный и такого, про острые ощущения, никогда бы не написал.
— Ох уж эти мне идеалисты! — насмешливо сказала Люська.
В ее словах, как обычно, прозвучала снисходительность. Раньше Маргарита не обращала на это внимания, а сейчас рассердилась: что такое знает и умеет Люська, что недоступно ей? Что дает ей право ощущать и демонстрировать свое превосходство?
— Позвони мне из Москвы, — небрежно сказала та на прощание, — я тебе обо всем расскажу!
А Маргарита после ее ухода, уложив сумку, почти до трех часов ночи провалялась без сна, хотя прежде бессонницей вовсе не страдала.
Даже сейчас при одном воспоминании о минувшем вечере она почувствовала, что у нее от возмущения во рту пересохло. Почему она никогда не дает Люське отпор? Почему позволяет задевать себя обидными намеками, откровенно обижать? Что же это за подруга, которая постоянно говорит гадости о твоей внешности, о твоих поступках и даже покушается на твои святыни… Может, и не святыни, но все время не слишком с тобой церемонится. Или это свойство некоторых заурядных личностей, которые готовы стерпеть обиду от человека более сильного духом, лишь бы быть причастным к его свите… Но это уже Маргарита себя распаляла. Неизвестно зачем.
— Вино, виски, шампанское? — привел Маргариту в себя голос стюардессы.
— Вино. Полусладкое, красное, — сказала Маргарита и залпом отпила полбокала, так она была взбудоражена собственными мыслями.
Она заметила, что сосед по креслу, элегантный седеющий брюнет, с интересом покосился на нее. Подумаешь, пусть смотрит! После того как Маргарита позволила себе прежде несвойственный ей поступок — позвонила Максиму, остальные житейские мелочи не могли ее смутить. Разве запрещается женщинам пить вино? Это неприлично в общественном месте? Наверное, если бы сосед по креслу что-нибудь сказал такое Маргарите, она бы ему нагрубила.
Но он заказал себе виски. А сидящий справа от него молодой мужчина — Маргарита отчего-то подумала, что это телохранитель седого, — попросил стюардессу:
— Будьте добры, и мне того же вина, что пьет эта девушка!
Мама Маргариты наверняка не одобрила бы ее поступок. Да что там не одобрила, ужаснулась бы: неужели сказывается-таки дурная наследственность? Но дочь ей об этом и не расскажет. Тогда пришлось бы начинать с самого начала, с девятого класса школы, когда на день рождения все той же Люськи, тогда еще Анисимовой, впервые выпила вино. И не просто пригубила, а как следует набралась. Хорошо хоть заранее договорилась с мамой и осталась у подруги ночевать… Бедные наши мамы! Им не дано знать всю правду о своих взрослых дочерях.
Люська ее все-таки одела в свою юбку и пиджак от Самойловой — модельера краевого масштаба, которую, говорят, знали и ценили ведущие кутюрье страны.
Маргарита пока не могла себе позволить одеваться у Самойловой. Ей все время что-то мешало: то она собирала деньги на квартиру, теперь вот — на автомобиль.
Все рекомендации подруги Маргарита выполнила: и тушью для ресниц воспользовалась, и румянами.
— Ты только ступишь на трап самолета, — учила ее Люська, — считай себя уже в другой жизни. Вот и начинай сначала жить по-другому.
— Вы едете в командировку или возвращаетесь домой? — спросил ее седеющий брюнет.
— На курсы повышения квалификации, — любезно пояснила Маргарита; вино и вправду сняло ее напряжение, и она опять смогла адекватно реагировать на попытку мужчины всего лишь завести дорожный разговор.
Она забыла дома книжку, которую хотела почитать в самолете, спать не хотелось. Отчего тогда не поболтать?
— А после того как повысите, в вашей карьере что-то изменится?
— По крайней мере директор фирмы утверждает, что я стану главным бухгалтером.
Почему бы и не сказать все как есть. Это, кстати, тоже проявилось в Маргарите впервые: желание похвастаться. Посторонние люди. Сразу видно, москвичи. Вряд ли они когда-нибудь еще увидятся.
— Такая молодая, — с уважением проговорил сосед. — Впрочем, сейчас время молодых, если они энергичны и целеустремленны, им многое удается.
— Но мне кажется, и вы, старшее поколение, без работы не остаетесь. Тем более что финансы обычно в ваших руках и вы умело стимулируете нашу энергию и тщеславие.
— Ты слышишь, Игнаша, как шутят нынешние бухгалтеры?
Никакого юмора в своей фразе Маргарита не видела. Она и в самом деле считала, что среди молодых людей не так уж много профессионалов, потому старики еще долго будут востребованы. К тому же собственные фирмы имеют и большинство из них. Молодой директор процветающей фирмы не так уж часто встречается…
Надо же, Игнаша. Что за странное имя? Игнат, что ли? Неужели сейчас так называют детей? Впрочем, Маргарита недавно встретила свою бывшую одноклассницу — та назвала сына Фомой. Это похуже Игната.
Молодой отсалютовал ей своей рюмкой. Вино ему понравилось. И он попросил у стюардессы еще один бокал.
— А вы, простите, в какой области работаете? — спросила она соседа.
Ей показалось, что в его глазах мелькнула растерянность.
— Моя профессия — телевидение, — медленно проговорил он.
Вот оно что! Наверное, это какой-то известный теледеятель. Он считает, будто вся страна его знает, и не подозревает, что Маргарита включает телевизор довольно редко. И смотрит его выборочно. Один-два хороших фильма и кратко — о событиях в стране. Люська всегда ругает ее: как, ты не знаешь того, ты не знаешь этого! Он выступал вчера в Думе! Или в передаче «Герой без галстука»! Или — о нем говорил Михаил Леонтьев.
Точно, ее сосед привык к тому, что его узнают. А Маргарита своим безразличием — нечаянным, конечно, — задела человека. Оказалось, что его знает не вся страна. А Игнат смотрит на нее с удивлением, чуть ли не как на диво заморское.
Может, взять себе еще бокал вина или задремать, чтобы к ней больше не приставали с вопросами?
А впрочем, ничего страшного она не сказала. И этот телевизионщик объяснит себе, что она провинция и что с нее взять! Может, у нее и телевизора-то нет по причине бедности.
— Простите, прекрасная соседка, а как вас звать?
Нет, седеющему красавцу все неймется. Ему, видно, хочется знать, что она делает, если не смотрит телевизор.
— Маргарита.
— О, это имя вам идет. Надо же, как ваши родители удачно его выбрали…
Они вообще-то особо и не выбирали. Назвали в честь матери отца, бабушки Маргариты.
— А меня зовут Виталий Александрович. Это мой сын, Игнат. Почему, вы думаете, он так внимательно прислушивается к нашему разговору?
— Наверное, он, как и я, забыл взять в самолет книгу, теперь ему скучно без дела.
Мужчины посмеялись, но как-то неуверенно. Создавалось впечатление, что Маргарита вела себя совсем не так, как от нее ожидали.
— Игнат организовал на телевидении ток-шоу «Предчувствие таланта».
— Правда? И в чем оно заключается?
Наверное, Маргарита теперь огорчила и сына. Почему она не смотрит телевизор? Сейчас был бы повод поговорить, рассказать о своих впечатлениях… Понятно, им обидно: стараются, стараются, вся страна смотрит, а она… Все бухгалтерию изучает!
— Наша передача молодежная. В ней участвуют юноши и девушки, которые успели проявить себя наилучшим образом в политике или предпринимательстве и которым прочат блестящее будущее.
— У вас и Хакамада, наверное, выступает? — неуверенно предположила Маргарита.
— Вообще-то она уже не совсем девушка и как политик уже состоялась. Нет, наша передача для молодых.
Теперь в голосе Игната ей послышалось раздражение. Хуже нет пытаться поддерживать разговор, в котором ты все время попадаешь пальцем в небо.
— Наверное, это очень интересно, делать свою программу, — пробормотала Маргарита.
Вот так надо ей разговаривать: неопределенно и как бы ни о чем. По крайней мере так, чтобы не обнаруживать своих знаний. Вернее, незнаний.
— Скажите, Рита, — Игнат перегнулся через колени своего папаши, чтобы спросить у нее доверительно, — а вам хотелось бы выступить на телевидении?
— Упаси Боже! — Маргарита в притворном ужасе приложила руку к сердцу. — Ни в коем случае!
Этим она его добила. Он даже убрался с отцовских колен и уже со своего места задавал вопрос:
— Но почему? Я не знаю ни одной девушки, которая не мечтала бы участвовать хоть в какой угодно передаче, хоть в толпе, лишь бы только мелькнуть на экране… Некоторые девушки умоляли меня… — Он оборвал сам себя.
— Бесовское это! — Маргарита притворно нахмурилась, но не выдержала, улыбнулась ему. — Даже в школе ученики, если вы помните, изучают правила, в конце которых есть та или иная оговорка: за исключением слов, к примеру, «уж», «замуж» «невтерпеж» или за исключением слов «жюри», «брошюра», «парашют», — и всякие такие сноски и звездочки, где говорится: кроме того-то и того-то. Наверное, я — та самая сноска со звездочкой…
— Кстати, — это опять спросил Игнат, — а вы замужем?
Теперь пришла пора расхохотаться Маргарите:
— Говорите, кстати? Кстати — я разведена.
— Извините, если вас задел мой напор, — сказал тот, — но в какую-то минуту я даже задержал дыхание, боясь услышать ответ: замужем! У меня не было еще ни одной знакомой… сноски.
В его устах это прозвучало не слишком благолепно. Обижаться не на что, это с ее собственной подачи.
— Ничего, еще будет. Я в России не единственная. Мы всего лишь одним самолетом летим. Скоро он приземлится, и каждый из нас пойдет своим путем…
Она решила, что всякая доверительность должна иметь свои пределы. Или у нее, как у старых дев, стала проявляться в характере некая стервозность? Вроде давно не дева.
— Однако, Игнаша, мы так и не услышали от Риты, почему она не хочет сниматься на телевидении?
Вот пристали: почему да почему! Почемучка с хвостиком! Этот Виталий Александрович сообразил, что Игнаша слишком гонит лошадей, и тут же поспешил на подмогу. Маргарита не верила, что мужчины заинтересовались ею всерьез — для этого, по ее мнению, не было причины.
— Да, отец прав, Рита. Почему вы так вскричали: «Боже упаси!»? У вас с телевидением связаны какие-то мрачные воспоминания? Откуда такая нелюбовь к величайшему средству массовой информации?
— Дело не в телевидении, а во мне, — пояснила Маргарита. — Перед камерой я столбенею.
— Ну, перед камерой волнуются даже опытные артисты, — мягко заметил Виталий Александрович.
— Нет, я не просто волнуюсь, — улыбнулась Маргарита, — я застываю соляным столбом. Не могу ни двинуться, ни открыть рот.
— Имеется печальный опыт?
— И не говорите. На нашем местном телевидении. До сих пор стыдно вспоминать. Я потом ходила по улицам бочком, опустив глаза. Все казалось, что меня узнают, чтобы показать пальцем: вот она, та, что двух слов связать не смогла!
Но тут стюардессы стали носить еду, и Маргарита взяла себе довольно плотный завтрак. Кто знает, когда удастся поесть в следующий раз.
Через некоторое время соседи опять с ней заговорили, но уже об участии в телепередаче речи не было.
— Вас будут встречать?
— Нет, — сказала она. — Да и вещей у меня немного. Говорят, автобусы от аэропорта ходят регулярно. По крайней мере два года назад, когда я приезжала в Москву, все было именно так.
Маргарита не переставала удивляться самой себе. Разговор с Игнатом ее ни к чему не обязывал. Можно было позволить себе легкий флирт, а она раздражалась, злилась и вообще чувствовала себя так, будто дала уже кому-то слово верности. Будто была обручена. С кем? Да с Максимом, конечно!
Что поделаешь, не умеет она моментально переходить от одной влюбленности к другой. Ей еще после «праздника» надо прийти в себя. Нет, к романам Маргарита ничуть не расположена.
Но казалось, ее холодность Игната вовсе не смущала.
— Значит, вы остановитесь в гостинице?
— Секретарша директора забронировала для меня номер, — кивнула Маргарита.
— Тогда позвольте нам довезти вас до гостиницы. Не правда ли, папа, нам это будет приятно?
— Конечно, — несколько озадаченно произнес Виталий Александрович, наверное, и сам не ожидавший от сына такой атаки, — за мной приедет шофер, и мы подвезем Маргариту…
— Петровну, — подсказала она.
Так и случилось. Маргарита хотела отбиться от их опеки, но потом подумала, что лучше в таких случаях расслабляться и позволять обстоятельствам идти своим чередом.
Мужчины не только довезли ее до гостиницы, но Игнат собственноручно заполнил карточку постояльца, дав Маргарите лишь расписаться в листке. Словом, он эдак ненавязчиво узнал о ней все, что можно: фамилию-имя-отчество, год рождения, прописку и, конечно, номер, в котором ее поселили.
Номер — полулюкс на двенадцатом этаже — был, видимо, одним из лучших. Этим занимался телевизионный папа.
Виталий Александрович, кажется, и в самом деле был человеком известным. Он лишь утвердительно ответил на какой-то вопрос администраторши, как она тут же засуетилась. Отсвет его славы тотчас упал на Маргариту и стал греть ее. Потому ей и достался этот номер. С видом на парк. Хотя здесь, на двенадцатом этаже, ее вряд ли донимали бы звуки большого города.
— Разрешите вам позвонить? — попросил Игнат, на прощание целуя ей руку.
Виталий Александрович, поначалу в самолете такой инициативный, потихоньку отодвинулся в тень, с одобрением наблюдая за действиями своего дитяти. За кого они ее принимают? Для чего им нужно поддерживать с ней знакомство? Чем она может их интересовать?
— Позвоните, — сказала Маргарита.
К ее ручке приложился и Виталий Александрович. Есть, однако, в москвичах какой-то особый лоск, который позволяет отличать их от прочих граждан.
Это Маргарита подумала уже лениво, закрывая за мужчинами дверь номера. Она хотела остаться одна. Наверное, это уже комплекс женщины, привыкшей к одиночеству. Для полного соответствия не хватало еще и мучиться бессонницей, но, против ожидания, заснула она, едва коснувшись подушки.
Глава семнадцатая
Максим взял чистый лист, аккуратно перенес на него нарисованную прежде фигуру Маргариты — теперь у него так не получится, — сунул в папку, буркнул секретарше Лене:
— Я буду через час. Если понадобится что-то срочно, позвони мне на сотовый.
И пошел к своей машине. Но с полдороги он вернулся.
— Да, Лена, я совсем забыл, у меня же теперь другой номер мобильника.
Он продиктовал секретарше обновленный — будь он проклят! — телефон и поехал в мебельный цех.
Организовать его рядом с салоном не удалось, но за два километра отыскалась старая база металлолома, которая теперь не использовалась. Вот ее-то друзья и взяли в аренду. Пока на пять лет. Туда направлялся сейчас Максим.
Первым делом он прошел на задний двор, как они называли склад под открытым небом, и посмотрел привезенную Димкой грушу. Древесина и вправду была хороша. Потом он заглянул в цех, где заканчивали большую партию кроватей для вновь открываемой гостиницы, дал новые распоряжения и поехал, предварительно созвонившись, к Илларионычу.
Иннокентий Илларионович — в прошлом полковник ракетных войск — после выхода в запас увлекся резьбой по дереву. Однажды он появился в салоне «Пиноккио» с предложением открыть цех по производству сувениров. Обещал найти художника, который только что окончил университет и будет брать недорого за эскизы, наладить производство оригинальных вещиц. Например, шахмат с фигурками ручной работы и настольных игр, каких в магазинах сувениров явно не хватает. Да мало ли!
Для этого, как говорил он, достаточно одного-двух небольших токарных станков, древесина — можно даже использовать отходы, кое-какие инструменты для резьбы по дереву.
В дальнейшем, конечно, найти магазины, которые станут продукцию сбывать. Словом, он бурлил идеями эксклюзивной деревообработки.
Максим проектами Илларионыча увлекся, а вот Димку такая идея не заинтересовала, и давать деньги на нее он категорически отказался.
— Ты что, Макс, охренел! — говорил он с раздражением. — Мы же только начали проникать на рынок мебели. Здесь работы — выше крыши, а ты предлагаешь отвлечься на какие-то финтифлюшки. Посчитай, сколько их надо выпустить, чтобы на них заработать. Например, прикинь хотя бы по цене одной деревянной кровати.
Максим извинился перед Илларионычем — тот предложил называть его только по отчеству. Мол, произносить все вместе — язык сломаешь.
— Нравится мне ваша идея, но поддержать пока не могу — партнер против, а без его согласия, у нас такой уговор, я не имею права ничего предпринимать.
У самого полковника не было главного — стартового капитала, а мебельщики, к которым он обращался, не выказывали желания его идею подхватить. Пока Илларионыч работал охранником в банке, но от своей мечты отказываться не собирался.
— Ну что ж, — сказал Илларионыч, — подождем до лучших времен.
Вот к нему Максим и поехал со своим эскизом и куском дерева, которое по его просьбе отпилили для него в цехе.
Илларионыч отдыхал после ночной смены, но в ответ на извинения гостя лишь отмахнулся:
— Оставь, на том свете отоспимся. Говоришь, заказ принес?
— Не хочу вас зря обнадеживать, но, кажется, лед тронулся. Будем считать, что вам надо создать опытный образец.
— Много пока не могу заплатить, — сразу сказал Максим. — Две тысячи и процент — в случае реализации.
— Это работа не одного дня, — заметил Илларионыч, задумчиво глядя на эскиз.
— Ежу понятно! — Максим невольно повторил присказку друга Димки.
— С натуры рисовал или из журнала какого?
— С натуры, — признался Максим.
— Хороша.
— А то! — вздохнул он.
— Я попробую. Это ответственная работа.
— Ежу понятно.
Да что же он заладил, словно в лексиконе других слов нет. Но Илларионыч не обращал на его слова внимания, словно уже представлял себе будущую скульптуру.
— Я тебе позвоню, когда она будет готова.
— Желаю удачи и вдохновения, — кивнул Максим. Он вернулся в свой кабинет при салоне, где его уже поджидали посетители. Работа наконец привычно закрутила его — сидеть и мечтать просто не было времени.
Не то чтобы Максим не вспоминал о своем приключении, но просто старался о нем не думать, потому что едва он начинал представлять себе Маргариту, как на него словно находил столбняк. Взгляд его уставлялся в одну точку, и он переставал слышать звуки извне.
В конце дня приехал отоспавшийся Димка и привез ему справочник с телефонами фирм города.
— Доверяешь? — спросил он.
— Доверяю.
Максим углубился в бумаги, но краем уха услышал, как Дмитрий звонит и спрашивает кого-то:
— Подскажите, пожалуйста, как зовут вашего заместителя главного бухгалтера?
— Валентина Семеновна? Спасибо.
— Зачем она мне? Бумаги забрать. Какие — не ваше дело!
— Зачем грубишь-то, — не выдержав, вмешался Максим.
— А чего он привязался, что да зачем, — невозмутимо отозвался Димка. — «Любопытство не порок, а большое свинство» — как говорит Илона.
За час он успел обзвонить только девять предприятий. У кого-то был занят телефон, кто-то не хотел отвечать, и ему приходилось изворачиваться, придумывая причины таких странных вопросов: как зовут зам главбуха? В одном месте ему даже сказали: «Мы по телефону таких справок не даем».
— Слушай, Макс, какая это тягомотина — сидеть на телефоне! — наконец сказал Димка. — Давай это Ленке поручим.
— Не надо, я сам, — заупрямился Максим.
Ему казалось, что девушка может что-то напутать, куда-то не дозвониться, а от этого теперь зависела его жизнь.
— Справочник оставь, как только появится свободное время, я буду перезванивать.
В беготне и звонках пролетела неделя, но ничего нового ни в работе, ни в личной жизни Максима не происходило. На радость матери, он стал заниматься по вечерам с племянником. Купил ему электронную игру, научил играть, и теперь Виталик с нетерпением ждал дядю, потому что бабушка категорически запрещала ему в отсутствие Максима включать игру.
Дарья Вениаминовна Боброва совершенно не разбиралась в электронике, и даже щелканье джойстика заставляло ее вздрагивать. Ей казалось, что ребенок может не на то нажать и его ударит током. Никто бы не убедил ее в том, что детская игра имеет не одну степень защиты и совершенно безопасна.
Сегодня с утра Максим договорился встретиться с Димкой. Посчитать, попланировать, как сказал друг. Сейчас они сидели рядом за столом, голова к голове, и прикидывали, хватит ли у них древесины до конца декабря. С января партнер Максима организовывал завоз большой партии и требовал освободить для нее место на складе.
— Вот смотри. — Димка вытащил из кармана замурзанный листок, вдоль и поперек исчерканный всевозможными расчетами, и стал на небольшом свободном месте в углу его быстро писать. — Бука у нас осталось двенадцать кубов, дуба — восемь, липы — тридцать один куб…
— А что это у тебя за листок? — Взгляд Максима задержался на бумажке, которую друг и партнер держал в руке.
— Какая тебе разница? Сейчас начнешь опять меня лечить, чтобы я свои расчеты не писал на чем попало. Вот такой я мастодонт! Мне удобнее черкнуть несколько цифр на бумаге, чем садиться к компьютеру, открывать файл… Уж лучше так, наскоро.
— Нет, я не о том. Где ты его взял?
— Слушай, Бобров, спроси что-нибудь попроще. Мало ли у меня таких листков! Хочешь, покажу: полные карманы!
— Ну-ка дай его сюда!
Максим выхватил у товарища бумажный листок и с побледневшим лицом стал вглядываться в него.
— Ты чего, Макс, — обеспокоился Димка, — можно подумать, это договор или какой-нибудь банковский документ. Листок как листок.
— Да на нем же телефон Маргариты записан, скотина ты этакая! Как он к тебе попал?
Дмитрий наморщил лоб, вспоминая, а потом хлопнул себя по колену:
— Наверное, это когда я заходил к тебе. Ну, помнишь, ты как раз встречался на своей квартире со своей Маргаритой, а я к тебе приходил за мобилой, чтобы поменять твою sim-карту, как ты и просил. А напоследок с твоего номера я позвонил одному козлу. Нарочно. Думаю, станет тебе перезванивать, а такого номера-то и ку-ку!
— Что — ку-ку?
— Погоди, дай еще подумать. Нет, это я звонил Лехе. А он сказал, сколько предлагают ему бука и почем. Калькулятора у меня с собой не было, вот я и взял первый попавшийся листик, чтобы с ходу посчитать.
— Листик! Может, из-за него я потерял свою единственную женщину!
Максим нервно сплел руки, чтобы не врезать как следует этому рассеянному типу. Димка вроде невзначай отодвинулся от него.
— Уже нашел, Максик, уже нашел! — И, заметив, что тот набирает записанный номер, хмыкнул: — Вряд ли тебе кто ответит, рабочий день на дворе.
— Дать бы тебе в лоб! — процедил Максим, но злость на друга уже ушла, ее сменило предвкушение звонка, на который откликнется наконец знакомый голос…
Но в тот вечер на его звонок никто не ответил. Как и на второй вечер, и на третий. Максим уже стал подозревать, что Маргарита тоже поменяла номер, как в трубке откликнулся мужской голос.
— Я буду через час. Если понадобится что-то срочно, позвони мне на сотовый.
И пошел к своей машине. Но с полдороги он вернулся.
— Да, Лена, я совсем забыл, у меня же теперь другой номер мобильника.
Он продиктовал секретарше обновленный — будь он проклят! — телефон и поехал в мебельный цех.
Организовать его рядом с салоном не удалось, но за два километра отыскалась старая база металлолома, которая теперь не использовалась. Вот ее-то друзья и взяли в аренду. Пока на пять лет. Туда направлялся сейчас Максим.
Первым делом он прошел на задний двор, как они называли склад под открытым небом, и посмотрел привезенную Димкой грушу. Древесина и вправду была хороша. Потом он заглянул в цех, где заканчивали большую партию кроватей для вновь открываемой гостиницы, дал новые распоряжения и поехал, предварительно созвонившись, к Илларионычу.
Иннокентий Илларионович — в прошлом полковник ракетных войск — после выхода в запас увлекся резьбой по дереву. Однажды он появился в салоне «Пиноккио» с предложением открыть цех по производству сувениров. Обещал найти художника, который только что окончил университет и будет брать недорого за эскизы, наладить производство оригинальных вещиц. Например, шахмат с фигурками ручной работы и настольных игр, каких в магазинах сувениров явно не хватает. Да мало ли!
Для этого, как говорил он, достаточно одного-двух небольших токарных станков, древесина — можно даже использовать отходы, кое-какие инструменты для резьбы по дереву.
В дальнейшем, конечно, найти магазины, которые станут продукцию сбывать. Словом, он бурлил идеями эксклюзивной деревообработки.
Максим проектами Илларионыча увлекся, а вот Димку такая идея не заинтересовала, и давать деньги на нее он категорически отказался.
— Ты что, Макс, охренел! — говорил он с раздражением. — Мы же только начали проникать на рынок мебели. Здесь работы — выше крыши, а ты предлагаешь отвлечься на какие-то финтифлюшки. Посчитай, сколько их надо выпустить, чтобы на них заработать. Например, прикинь хотя бы по цене одной деревянной кровати.
Максим извинился перед Илларионычем — тот предложил называть его только по отчеству. Мол, произносить все вместе — язык сломаешь.
— Нравится мне ваша идея, но поддержать пока не могу — партнер против, а без его согласия, у нас такой уговор, я не имею права ничего предпринимать.
У самого полковника не было главного — стартового капитала, а мебельщики, к которым он обращался, не выказывали желания его идею подхватить. Пока Илларионыч работал охранником в банке, но от своей мечты отказываться не собирался.
— Ну что ж, — сказал Илларионыч, — подождем до лучших времен.
Вот к нему Максим и поехал со своим эскизом и куском дерева, которое по его просьбе отпилили для него в цехе.
Илларионыч отдыхал после ночной смены, но в ответ на извинения гостя лишь отмахнулся:
— Оставь, на том свете отоспимся. Говоришь, заказ принес?
— Не хочу вас зря обнадеживать, но, кажется, лед тронулся. Будем считать, что вам надо создать опытный образец.
— Много пока не могу заплатить, — сразу сказал Максим. — Две тысячи и процент — в случае реализации.
— Это работа не одного дня, — заметил Илларионыч, задумчиво глядя на эскиз.
— Ежу понятно! — Максим невольно повторил присказку друга Димки.
— С натуры рисовал или из журнала какого?
— С натуры, — признался Максим.
— Хороша.
— А то! — вздохнул он.
— Я попробую. Это ответственная работа.
— Ежу понятно.
Да что же он заладил, словно в лексиконе других слов нет. Но Илларионыч не обращал на его слова внимания, словно уже представлял себе будущую скульптуру.
— Я тебе позвоню, когда она будет готова.
— Желаю удачи и вдохновения, — кивнул Максим. Он вернулся в свой кабинет при салоне, где его уже поджидали посетители. Работа наконец привычно закрутила его — сидеть и мечтать просто не было времени.
Не то чтобы Максим не вспоминал о своем приключении, но просто старался о нем не думать, потому что едва он начинал представлять себе Маргариту, как на него словно находил столбняк. Взгляд его уставлялся в одну точку, и он переставал слышать звуки извне.
В конце дня приехал отоспавшийся Димка и привез ему справочник с телефонами фирм города.
— Доверяешь? — спросил он.
— Доверяю.
Максим углубился в бумаги, но краем уха услышал, как Дмитрий звонит и спрашивает кого-то:
— Подскажите, пожалуйста, как зовут вашего заместителя главного бухгалтера?
— Валентина Семеновна? Спасибо.
— Зачем она мне? Бумаги забрать. Какие — не ваше дело!
— Зачем грубишь-то, — не выдержав, вмешался Максим.
— А чего он привязался, что да зачем, — невозмутимо отозвался Димка. — «Любопытство не порок, а большое свинство» — как говорит Илона.
За час он успел обзвонить только девять предприятий. У кого-то был занят телефон, кто-то не хотел отвечать, и ему приходилось изворачиваться, придумывая причины таких странных вопросов: как зовут зам главбуха? В одном месте ему даже сказали: «Мы по телефону таких справок не даем».
— Слушай, Макс, какая это тягомотина — сидеть на телефоне! — наконец сказал Димка. — Давай это Ленке поручим.
— Не надо, я сам, — заупрямился Максим.
Ему казалось, что девушка может что-то напутать, куда-то не дозвониться, а от этого теперь зависела его жизнь.
— Справочник оставь, как только появится свободное время, я буду перезванивать.
В беготне и звонках пролетела неделя, но ничего нового ни в работе, ни в личной жизни Максима не происходило. На радость матери, он стал заниматься по вечерам с племянником. Купил ему электронную игру, научил играть, и теперь Виталик с нетерпением ждал дядю, потому что бабушка категорически запрещала ему в отсутствие Максима включать игру.
Дарья Вениаминовна Боброва совершенно не разбиралась в электронике, и даже щелканье джойстика заставляло ее вздрагивать. Ей казалось, что ребенок может не на то нажать и его ударит током. Никто бы не убедил ее в том, что детская игра имеет не одну степень защиты и совершенно безопасна.
Сегодня с утра Максим договорился встретиться с Димкой. Посчитать, попланировать, как сказал друг. Сейчас они сидели рядом за столом, голова к голове, и прикидывали, хватит ли у них древесины до конца декабря. С января партнер Максима организовывал завоз большой партии и требовал освободить для нее место на складе.
— Вот смотри. — Димка вытащил из кармана замурзанный листок, вдоль и поперек исчерканный всевозможными расчетами, и стал на небольшом свободном месте в углу его быстро писать. — Бука у нас осталось двенадцать кубов, дуба — восемь, липы — тридцать один куб…
— А что это у тебя за листок? — Взгляд Максима задержался на бумажке, которую друг и партнер держал в руке.
— Какая тебе разница? Сейчас начнешь опять меня лечить, чтобы я свои расчеты не писал на чем попало. Вот такой я мастодонт! Мне удобнее черкнуть несколько цифр на бумаге, чем садиться к компьютеру, открывать файл… Уж лучше так, наскоро.
— Нет, я не о том. Где ты его взял?
— Слушай, Бобров, спроси что-нибудь попроще. Мало ли у меня таких листков! Хочешь, покажу: полные карманы!
— Ну-ка дай его сюда!
Максим выхватил у товарища бумажный листок и с побледневшим лицом стал вглядываться в него.
— Ты чего, Макс, — обеспокоился Димка, — можно подумать, это договор или какой-нибудь банковский документ. Листок как листок.
— Да на нем же телефон Маргариты записан, скотина ты этакая! Как он к тебе попал?
Дмитрий наморщил лоб, вспоминая, а потом хлопнул себя по колену:
— Наверное, это когда я заходил к тебе. Ну, помнишь, ты как раз встречался на своей квартире со своей Маргаритой, а я к тебе приходил за мобилой, чтобы поменять твою sim-карту, как ты и просил. А напоследок с твоего номера я позвонил одному козлу. Нарочно. Думаю, станет тебе перезванивать, а такого номера-то и ку-ку!
— Что — ку-ку?
— Погоди, дай еще подумать. Нет, это я звонил Лехе. А он сказал, сколько предлагают ему бука и почем. Калькулятора у меня с собой не было, вот я и взял первый попавшийся листик, чтобы с ходу посчитать.
— Листик! Может, из-за него я потерял свою единственную женщину!
Максим нервно сплел руки, чтобы не врезать как следует этому рассеянному типу. Димка вроде невзначай отодвинулся от него.
— Уже нашел, Максик, уже нашел! — И, заметив, что тот набирает записанный номер, хмыкнул: — Вряд ли тебе кто ответит, рабочий день на дворе.
— Дать бы тебе в лоб! — процедил Максим, но злость на друга уже ушла, ее сменило предвкушение звонка, на который откликнется наконец знакомый голос…
Но в тот вечер на его звонок никто не ответил. Как и на второй вечер, и на третий. Максим уже стал подозревать, что Маргарита тоже поменяла номер, как в трубке откликнулся мужской голос.