Коннел Сьюзен. Славная девочка

   Она инстинктивно знала, что из всего дурного, что произошло с ней за последний год, неодобрение со стороны Эвена Джеймсона будет именно тем единственным, что способно окончательно доконать ее, так что так или иначе придется ей держаться подальше от Эвена.
   Океан призывно манил лунной дорожкой, в его объятиях, плывя изо всех сил, она сможет на какое-то время забыться. Она кинула полотенце на поломанный прут забора и побежала бегом по прохладному песку.
   ***
   Прикончив второй пломбир за вечер, Эвен в третий раз направлялся наверх, у него были трудности, он никак не мог заснуть.
   "Не та постель, - подумал он, - а может быть, дела компании не дают покоя мыслям".
   Луи Стодарт настоял, что будет вести переговоры только с Звеном, а посему на второй день отпуска ему пришлось отправиться на Манхэттен в офис Стодарта. Единственное, что скрашивало тяжелый двухчасовой обратный путь по битком заполненному шоссе Гарден-стейт Парквэй, было то, что он возвращается к Холли, а посему, когда, вернувшись, он обнаружил, что в ее коттедже свет уже погашен, то был разочарован.
   Он в двадцатый раз поймал себя на том, что смотрит из окна площадки второго этажа. Он постучал по стеклу досуха облизанной палочкой от мороженого.
   - Проснись, - прошептал он нежно. - Я соскучился по тебе, "славная девочка".
   Ослепительно прекрасная Холли со своей тайной... Во что же все это выльется? - подумал он, и вновь вспомнились ему изумрудные глаза Холли, сверкающие яростью, когда она увидела плакат у него на стене и блестящие от облегчения, когда он сказал ей, что она может остаться, и нежно полуприкрытые, когда он поцеловал ее.
   Холли предстала перед его мысленным взором вся, ее невероятной длины ноги, как она спотыкается о шланг во дворе, пальцы будто вновь ощутили гладь ее кожи...
   Эвен закусил палочку от мороженого. Как же так получилось, что она навязчивой идеей вошла в его ум и тело, и это всего-то за 48 часов?
   Эвен Алан Джеймсон, глава компании с капиталом в несколько сот миллионов долларов, квалифицированный пилот, летающий на четырех различных самолетах, единственный человек, с которым согласился вести переговоры Луи Стодарт, был околдован, раздавлен, очарован и просто поражен - и кем! - "славной девочкой"! А ведь ему 34 года, он разведен и вовсе не в его духе при виде женщин превращаться в пресловутого влюбленного теленка.
   В отчаянии он молился: ну хотя бы знак, просто дай мне знак, что-нибудь...
   Мысли его были прерваны шумом с улицы, и он моментально стал рациональным, разумным человеком, таким как обычно. Сломав пополам палочку от мороженого, он напомнил себе, что школу закончил уже давно, завтра он по-новому оценит ситуацию с Холли, да именно так. Холодно взвесит факты, рассудит, что ему известно, а что нет, а потом возьмется за дело, будет стараться вскрыть то, что ему неизвестно.
   Со вновь обретенной решимостью Эвен направился вдоль по коридору. Все всегда можно уладить, просто голова должна оставаться холодной, а сейчас необходимо выяснить, кто там устраивает шум у него в переднем дворе.
   Он ускорил шаг, скорее всего просто несколько тинейджеров безобидно радуются погожему деньку. Крики стали громче.
   "Господи, да неужели я в их возрасте так шумно себя вел?" - подумал он.
   Войдя в спальню, он прошел по ковру цвета сельдерея и распахнул балконные двери. Со своего наблюдательного поста, расположенного футах в четырнадцати над тротуаром, он увидел трех юнцов, а буквально в пяти футах от них между кустами и своим забором притаившуюся Холли Хамелтон.
   - Ну, ты и дурак! - кричал один парень другому.
   - Ты же сам упустил ее! - набросился на него третий. - Да как же ты мог ее упустить, клянусь альпахи, я тебя...
   Эвен протянул руку и включил прожектора.
   - Извините, - громко шепнул он. Все трое подняли лица в сторону балкона, щурясь от яркого света прожектора. Эвен перегнулся через перила и посмотрел на них.
   - Вы не могли бы потише? У меня маленький ребенок, и жена его только что уложила, - сказал он, показывая через плечо. Хотя сидящую на корточках в тени Холли было почти не видно, Эвен заметил, как рот у нее сначала открылся от удивления, потом тут же снова закрылся. Главное, чтобы она сейчас ему доверилась и тогда уже через полминуты она будет в полной безопасности.
   - Извините, - сказал один из юнцов, - просто тут все дело в том, что... Другой подхватил:
   - В том, что тут "славная девочка", по-моему, мы ее заметили, выследили, но вот этот дубина, - указал он на одного из своих приятелей и пихнул его кулаком в плечо, - этот дубина упустил ее.
   Эвен перегнулся через перила и изобразил возбужденный интерес.
   - На самом деле "славная девочка", говорите? Это, что - та, которая... он изобразил руками традиционные женские формы, отчего Холли внизу сверкнула на него глазами. - Да! - радостно закричала снизу троица.
   Эвен кивнул, потом покачался на пятках.
   - Слушайте, - сказал он, - а я ведь пару минут назад видел, как тут пробегал кто-то в купальнике, только она села, подождите, дайте-ка вспомню, медленно сказал он. - Точно в пикап, села в пикап светлого цвета.
   - А куда он поехал, - спросил тот, что упустил, потирая плечо.
   - А, брось ты, придурок! - сказал другой. - Теперь она где угодно может быть.
   ***
   Он взглянул вверх на Эвена.
   - Спасибо, извините, если разбудили вашего ребенка.
   - Без проблем, - ответил Эвен театральным шепотом. После этого он дождался, пока они уйдут и свернут за угол. Облокотившись локтями на чугунные витые перила, Эвен положил подбородок на руки и стал рассматривать Холли внизу. Та по-прежнему сидела, вжавшись в каменный забор и спрятав голову между коленями.
   ***
   - Эй, там внизу, привет Она тут же подняла голову в эго сторону и одними губами произнесла:
   - Ушли?
   - Да.
   Тогда она с трудом встала на ноги и отряхнула с тела листья и песок.
   - Зря вы так радуетесь.
   - Зря, это точно, - сказал он, как бы поддерживая разговор. - Кроме того, спешу заметить, это было такое зрелище...
   - Вам бы посмотреть на него с моей точки зрения. - Холли вздохнула. - Ну да ладно, радуйтесь себе на здоровье и давайте с этим покончим. Я забыла ключи от калитки. Эй, а вы разве не должны сейчас быть в Джерси-сити или на Манхэттене?
   - А я вернулся.
   - Сама вижу. Шшш.., ребенка разбудите. Холли продралась сквозь кусты, вышла на тротуар и снова гневно посмотрела на Эвена.
   - Нет у вас там никакого ребенка.
   Она опять была в оранжевом купальнике, и волосы ее, по-прежнему мокрые от морской воды, густыми прядями прилипли к плечам, ноги, облепленные песком, были слегка похожи на цукаты, а купальник, купальник с вырезом до пояса, так плотно облегал ее тело, как пластиковая обертка.
   Эвен тяжело вздохнул.
   Холли снова посмотрела на него снизу вверх. Тот стоял, не меняя позы и продолжал улыбаться ей.
   - Ну а теперь вы на что пялитесь? - спросила она.
   - На вас.
   Обхватив себя руками, она посмотрела на свои пальцы, на ноги, на тело и с негодованием спросила:
   - И что тут такого смешного?
   - Вы, - сказал он, и оттолкнулся от перил. - Смешная!
   Итак, он считает, что она смешная. Холли стояла и переминалась с ноги на ногу.
   ***
   "Что теперь? - подумала она, - огорчиться или, наоборот, прийти в восторг, что она так повеселила его, что он даже не постеснялся ей об этом сказать?" Впрочем, ей почему-то нравилось смешить его. Какая-то неизведанная грань женской натуры приходила от этого в восторг. Она улыбнулась ему в ответ.
   - А скажите мне, Холли, почему это вдруг вы решили поплавать посреди ночи, ведь сейчас купаться темно и очень опасно?
   Он не шутил, голос его стал вдруг невероятно серьезен.
   - Мне необходимо было вырваться отсюда, - сказала она, указывая через забор, - размяться.
   - И вам не было страшно? Вы что, не видели фильмы про акулу? - Эвен, я уже большая, и права я или нет, но решение я принимаю сама за себя.
   Она уже практически кричала на него, если так пойдет и дальше, парни могут вернуться, поэтому она перешла на шепот. - А может быть, мы об этом поговорим внутри?
   - Хорошая мысль.
   Не прошло и минуты, как он уже открывал ворота, едва калитка приоткрылась, как Холли молнией метнулась внутрь и тут же прижалась к внутренней стороне кирпичного забора, распластавшись по нему силуэтом хищной птицы.
   - Мне там кто-то послышался, - шепотом сказала она и тут же закрыла рот и принялась усердно дышать через нос.
   - Вы хоть когда-нибудь делаете что-нибудь спокойно? - глядя на ее вздымающуюся и опускающуюся грудь, он вдруг понял, что сам он сейчас себя спокойно не чувствует. Тонкая ткань купальника только подчеркивала сочную линию ее груди и выступающие как камушки соски. В паху у него снова начало все напрягаться, хотя, если подумать, возбуждаться он начал сразу же, как увидел ее на берегу и до конца возбуждение так и не проходило.
   "А почему ему собственно проходить? - спросил он сам себя. - И вообще имеет ли она хоть какое-то представление о том, что делает с ним ее неровное дыхание?"
   Наконец, ей снова удалось выдавить из себя шепот:
   - Я не помню. Эвен моргнул:
   - Чего не помните?
   - Не помню, когда в последний раз была спокойна.
   Взгляд ее пропутешествовал по всему его телу.
   - Эвен, - заговорщически шепнула она. Возбуждение приняло угрожающие размеры. Он протянул руку к ее щеке, прикоснулся к ней и в это самое мгновение понял, что ему даже больше нравится, когда она задыхается. Что такое: резинка его бледно-голубых трусов была расположена угрожающе низко и обнажала вертикальную полоску жестких волос ниже пупка.
   - Эвен, вы в одних трусах.
   - Я сплю в трусах. - Он склонился к ней и глубоко вдохнул, она пахла морем и вишневым тортом. - А вы в чем спите?
   Она спала голая, но у нее не было намерения рассказывать ему об этом, а если бы и было, то как она могла ему что-нибудь рассказать, когда губы его уже накрыли ее? Эвен подошел вплотную, холодный изгиб ее бюста вжался в его грудь. Губы ее были прохладны и солоны от моря, он провел по ним языком, и они раскрылись. Слегка застонав, она поддалась волшебству его прикосновения, опустив руки ей на бедра, он притянул ее к себе.
   - Поцелуй меня, Холли.
   Холли оторвалась от забора и попала в его объятия. Руки Эвена и ночная тьма сомкнулись вокруг нее. Она была в сильных, надежных руках, здесь ей ничто не грозило. Она защищена ото всего, пока Эвен прижимает ее к себе и так глубоко целует.
   Упиваясь этими чувствами, она нежно застонала от облегчения и желания. Все перестало существовать для нее, кроме его бедер, прижавшихся к ее, и горячей плоти его рук у нее на спине, она таяла от его твердой решимости, она не могла даже помыслить ни о чем другом, кроме того, чтобы заняться с ним любовью, но отдаться взаимному желанию значило бы осложнить себе жизнь. Занятие любовью не привело бы ни его, ни ее ни к чему хорошему. Неважно, что она так сильно хочет его, она не может ради себя и ради него. Он хотел ее прямо здесь и сейчас. К черту весь мир, он так сильно хочет, просто до боли. Он запустил пальцы под лямки ее купальника и снял их с плеч.
   - Нет, - прошептала она, отстраняясь, и тут же поправила купальник, если бы она этого не сделала, это значило бы, что она полностью ему доверяет. - Это сумасшествие, я не могу.
   Он отступил на шаг, отер ладонью рот, по его телу пробежала легкая дрожь, и после этого он вновь овладел собой.
   - Ты права, нам уже не восемнадцать. - Он глубоко вздохнул и улыбнулся ей. - Просто мы молодо себя ощущаем. Ладно, пойдем, я провожу тебя до дверей и там мы пожмем друг другу руки на прощание.
   - Как на первом свидании?
   Он кивнул. Заниматься с ним рукопожатиями гораздо безопаснее, чем поцелуями. Удовлетворения, конечно, это не приносит, но это определенно безопасно. Поцелуи Эвена не подразумевали окончания, они означали только начало, она вздрогнула от этой пронзительной мысли.
   - Тебе не холодно?
   - Немножко. Я потеряла полотенце, когда они погнались за мной. - Она потерла руки.
   - Жаль, у меня нет с собой запасного свитера, а то я бы тебя в него закутал. Они медленно пошли через дворик.
   - В следующий раз не забуду принести его на свидание, - он указал в сторону чердака большого дома. - Мама упаковала его где-то там вместе с...
   - Эвен, у нас не будет следующего свидания, пойми, я не могу.
   - В недотрогу играем, да?
   Она решила не продолжать разговор, даже если он и будет его вести в таких легких тонах. Едва они подошли к коттеджу, она взялась за дверную ручку. Она почти дома, почти на свободе, как только она войдет внутрь, пройдет всякое искушение отдаться потоку страсти, захлестнувшему ее. Едва она войдет, ей больше не придется смотреть на свои ноги, чтобы избежать его взгляда. Как только она войдет, искушение Эвеном Джеймсоном исчезнет.
   Он потянулся к ее руке.
   - Холли!
   Еще один поцелуй и все, поклялась она себе. Она обхватила его руками за шею и притянула к себе его рот. В этот раз она повела себя как исследователь. Язык ее исполнил эротический танец в теплой пещере его рта, быстрый, жадный и тщательный, и тут же все кончилось, и она была за стеклянной дверью своей веранды и уже шла в комнату.
   Он прижался ладонями к стеклу:
   - Эй, я ведь просто хотел пожать руку. Холли стояла как пень и слушала, как Эвен, уходя, насвистывает мелодию "Время проходит..."
   Когда он задвинул за собой дверь дома, она вошла в крошечную комнату, уселась на софу, и засмеялась. Эвен, драгоценный, сексуальный Эвен, соблазнительный, отравляющий Эвен, Эвен. Она смеялась, пока слезы не потекли по лицу, и тогда она заплакала.
   Глава 4
   Однако слезами горю не поможешь, придется говорить со своим мучителем. Холли утерла слезы и потянулась к телефону. Четыре, пять, шесть гудков, включился автоответчик Стюарта. Холли ровным голосом обратилась поверх записанного приветствия:
   - Возьми трубку, Стью, я знаю, что ты дома.
   Не прошло и несколько секунд, как Стюарт Хамелтон взял трубку и выключил автоответчик. Самодовольным тоном он поцокал языком:
   - Ну и чем могу быть полезен?
   - Прошло уже три недели с тех пор, как ты рассказал мне о негативе для второго плаката.
   - И кое-кто, Холли, не терял времени даром в течение этих трех недель. С каждым днем все больше сгущается покров тайны вокруг исчезновения "славной девочки". То ли она уехала из страны, а может быть, прячется за углом, увидим ли мы ее еще когда-нибудь? - Стью рассмеялся. - Должен отдать тебе должное, умеешь ты подразнить публику.
   - Я не показываюсь в свете, поскольку моя общественная жизнь закончена.
   - Правда?
   Холли застыла, неужто Стью вычислил ее план, ведь если она станет общественным представителем Лемонэйд, то окажется в центре общественного внимания, конечно, все это зависит от того, когда ее введут в состав совета директоров, а решится все это не раньше осени, так что у нее еще есть время, чтобы разобраться с угрозой Стью.
   - Если мое отсутствие поможет вдруг тебе продать еще несколько плакатов и сделает тебя еще чуть богаче, для меня это не имеет никакого значения, Стью.
   - Я знаю, что имеет для тебя значение, и ты это получишь, если вернешься на работу.
   - Стью, как ты не можешь понять, что я не...
   Он резко прервал ее:
   - А ты не слышала шестичасовой репортаж Дэниса Кратчи о развлечениях сегодня вечером, я бы тебе позвонил, но кроме телефона твоего юриста, у меня нет ничего. Ладно, как бы там ни было, он предлагает два билета туда-обратно в Монтегоупэй каждому, кто отыщет "славную девочку". Этот репортер сделал для продажи плакатов столько, что я и не думал, что такое возможно.
   - Нам надо поговорить о втором негативе.
   - А о чем тут говорить? Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне на работу, голос его понизился, и речь угрожающе ускорилась. - Я на самом деле этого хочу, Холли, хватит тебе играть в прятки.
   - Но поимей же совесть г ты же пользуешься мной. Ты присвоил обе фотографии без моего разрешения, так нечестно...
   - Холли, любимая, ты же отписала мне права на всю ту серию фотографий, и эти два фото, их негативы, следовательно, тоже принадлежат мне, хотя вру, первая фотография стала уже всеобщим достоянием, а если хочешь стать обладательницей второго негатива, то тебе остается только вернуться ко мне на работу.
   "Осел, шакал и свинья вместе взятые", - подумала она. Единственное, что поражает, - это как же она могла быть за ним замужем.
   - Но я ведь даже не знаю, что это за вторая фотография, как она выглядит...
   ***
   - Холли, если ты и дальше будешь откладывать неизбежное, то вскоре все узнают, что это за фотография, и как она выглядит.
   Отпускать ее он явно не собирался. Он намерен был продолжать манипулировать ее жизнью ради собственной выгоды, как и раньше. Холли шагала взад-вперед рядом с софой, и злость в ней все нарастала.
   - Еще один шанс, Холли, больше я ни о чем не прошу, я ведь давно уже согласился, что мы не будем больше вместе как мужчина и женщина, как муж и жена, но мы ведь очень спаянный деловой коллектив, твое лицо, твоя фигура и мой фаслблад. Ну так как, милая, возвращаешься ко мне на работу?
   - Нет!
   - Ну, ты ведь можешь где угодно работать еще по совместительству, так что Лемонэйд не лишится своей драгоценнейшей заклейщицы конвертов...
   - Нет!
   - В таком случае даю тебе срок до сентября, а потом появится в продаже "славная девочка номер два", и там будет все, что ты только можешь себе вообразить и чуть больше.
   - В сентябре, Стюарт, пожалуйста, не делай этого, ведь я тебе не нужна, так и так ты рано или поздно найдешь себе новое лицо, ведь так много моделей хотят фотографироваться, дай им шанс, да и рекламные агентства этого хотят, им нужны новые лица, ты же можешь это сделать, Стью.
   - Конечно, могу, я это и без тебя знаю.
   - Пойми, Стюарт, я хочу двигаться вперед, а не назад, а этот меч, который ты подвесил у меня над головой, эта вторая фотография, которую я в жизни не видела, это же просто подлость по отношению ко мне, это нечестно, несправедливо, что я тебе такого плохого сделала?
   - Мне, плохого? Да что ты мне можешь сделать плохого, тут все дело в бизнесе, Холли. - И он победно рассмеялся. - Только в бизнесе, ничего кроме бизнеса, позвонишь мне, когда придешь в себя, но вечно я ждать не буду, - и он повесил трубку. Холли тупо вышла на застекленную веранду. Она зажгла свечи в подсвечниках и в мерцающем их свете, обхватив пальцами поручни качелей, уселась на них. Согнув ноги в коленях, она раскачала качели, и слова Стью продолжали эхом звучать у нее в ушах. Только бизнес, ничего кроме бизнеса, сказал он ей. Почему она с самого начала этого не рассмотрела, как могла она так долго быть за ним замужем, больше трех лет? Уронив голову на спинку сиденья качелей, она попыталась припомнить все с самого начала.
   Едва закончив колледж, она уехала в Нью-Йорк, хотела устроиться журналистом. Стью заприметил ее в ресторане, когда она обедала с подругами, и подошел к ней с предложением, которое будто сошло со страниц киносценария.
   - Мне хотелось бы сфотографировать вас для рекламы духов "Мари Поза", вы просто идеально для этого подходите. - Холли решила было, что это его "я сделаю вас звездой" - своего рода развлечение, она готова была уже отшутиться от предложения этого навязчивого светловолосого бородатого мужчины, но подруги убедили ее, что это такая авантюра, о которой она потом будет всю жизнь с радостью вспоминать, и даже вызвались сопроводить ее до студии.
   Деньги у нее кончались, никакой работы журналистом не предвиделось, и Холли сказала - да.
   Несомненно, Стью знал свое дело. За рекламой духов, последовала реклама кофе, за кофе - последовала вся американская рекламная компания Фастфуд и пошло: буклет за буклетом, так что вскоре ее личная жизнь и работа полностью переплелись с жизнью Стью. Он рассказывал ей о преданности своему делу, о срастании душ, о счастливом светлом будущем, которое их ждет, об исполнении всех желаний, его рассказы так живо напоминали ей о счастливом браке ее родителей. Исполнением всех желаний было для нее замужество и дети. Несмотря на всю напористость Стью, она хотела верить, что есть в нем и более мягкая чувственная сторона, которая должна была полностью проявить себя в создании семьи. Первый брак у него не сложился, потому что у них с женой не было ничего общего, другое дело - Холли, объяснял он, ведь они с ней так похожи. Со временем последовало предложение, которое, как позже объясняла она Энни, полностью соответствовало его представлению о чувстве юмора.
   - Слушай, - сказал он, - если мы поженимся, по-моему, нам будет жить гораздо проще, что ты на это скажешь?
   Первые сомнения появились у нее еще во время короткого медового месяца в Карибском море, где приятное сочеталось с полезным, и они провели две серии фотосъемок. Работа значила для него все, и женился на ней Стью исключительно ради удобства, своего удобства. Его излюбленная модель стала его женой. После того, как она стала топ-моделью косметической компании, деньги потекли ручьем. Поскольку материально они теперь были обеспечены, она предложила Стью, чтобы они поменьше работали и побольше радовались жизни. В ответ на это Стью только рассмеялся. После этого в течение нескольких месяцев Холли пыталась ненавязчиво изменить течение их семейной жизни, но из этого ничего не вышло, и тогда она решила пойти на конфликт.
   - Мы начинаем жить нормальной жизнью, Стью, или я ухожу.
   - А чего ты хочешь? Цветок, птичку, домик в горах, чего, говори?
   - Я хочу ребенка.
   - Ребенка, чтобы испортить такую фигуру? Э, нет, для материнства ты не создана, уж я-то знаю, я и так за двоих алименты плачу.
   - Деньги, деньги... Неужели, это все, о чем ты способен думать, неужели все и вся измеряется у тебя только долларами?
   Он довольно долго думал над ответом. Потом заявил:
   - Детей не будет. После второго ребенка я прошел стерилизацию.
   Уж лучше бы он дал ей пощечину.
   - Ты, ты же никогда мне...
   Он пожал плечами:
   - А теперь говорю, привыкай.
   Не откладывая до вечера, она встретилась с адвокатом и начала бракоразводный процесс. Нельзя было сказать, что брак у нее не удался, практически она просто в нем не состояла. Холли еще раз раскачала качели, в безэмоциональной пустоте, окружавшей ее, она испытывала почти блаженство. Скорее всего, Стюарт просто никогда не любил ее. Она посмотрела, какой эффект произвела на нее эта фраза, сказанная шепотом, и для уверенности повторила ее еще несколько раз. Ничего, ни сердце не кольнуло, ни слеза не навернулась, можно было сказать, что она начинает снова чувствовать себя несказанно хорошо. Холли встала и с удовольствием потянулась. Исчез последний осколочек чувства вины из-за того, что это она затеяла бракоразводный процесс и одновременно исчезло неназванное чувство, что она кому-то что-то должна. Она посмотрела через дворик в сторону дома Эвена и улыбнулась.
   Несколько минут спустя она была уже в коттедже в кровати. Она лежала, наслаждалась ощущением облегчения свободы, и ей отчаянно хотелось, чтобы можно было с кем-то поделиться. И тут на ум снова пришел Эвен Джеймсон, но блистательный облик его померк моментально, как только в ее мозгу возникло следующее звено логической цепочки.
   Холли яростно ударила кулаком в подушку. Одно влечет за собой другое. Ведь он рано или поздно узнает о втором негативе, и как он отреагирует, когда она расскажет ему, что она понятия не имеет о том, каким будет следующий плакат, о том, что во второй раз Стью запечатлел ее в тот момент, когда она вылезала из бутафорского цветка, обнаженная и лицом к объективу. Второй плакат, если он будет напечатан, спокойно можно будет продавать хоть на оберточной бумаге, а Лемонэйд, поскольку это детская благотворительная организация не то, что не пожелает, чтобы она была общественным представителем, а просто не возьмет ее даже в штат. Кого она обманывает? Если выйдет этот самый второй плакат, то в Лемонэйд ей даже марки лизать не позволят.
   Холли зарылась головой в подушку. Трудности ее далеко не кончились.
   На следующее утро телефон зазвонил в шесть тридцать. Даже не проснувшись до конца, она напомнила себе, что если звонит Стью, то разговаривать она не станет.
   - Привет, Холли, это я, Энни, можешь мне помочь?
   Холли зевнула, и вместе с трубкой залезла с головой под подушку.
   - Да что угодно, милая.
   - Ловлю на слове. У меня сиделка заболела, а мы с Тони по уши увязли во всех этих рулетах и утренних кофе. Может быть, ты посмотришь сегодня за детьми?
   Трехлетняя Паула и пятилетний Питер были настоящими сгустками энергии, тут одного дня хватит, чтобы места для всяких трудностей в голове не осталось.
   - Очень даже мило, приводи их. Двумя часами позже Холли сидела на скамеечке в крошечном садике позади коттеджа и заплетала Пауле косу, а Питер тем временем рассказывал им обеим о том, что у него под кроватью живет динозавр.
   - А он страшный? - спросила Холли.
   - Нет, - пропищала Паула, - это совсем не страшный заврик.
   - Правильно, - сказал Питер, - но очень противный, он ест у меня шпинат, а у папы выпивает все пиво, а когда наестся, то рыгает. Вы такого противного запаха даже не нюхали.
   Пола захлопала в ладоши и стала изображать, как рыгает динозавр.
   - А еще, - продолжал Питер, - вчера пришел дядя Эвен и скормил ему мои туфли, мы их теперь нигде найти не можем, поэтому мне пришлось надеть сегодня ковбойские ботинки, - и он затопал по кирпичной дорожке красивыми красными ботинками на случай, если Холли их вдруг не заметила. Холли перестала заплетать Пауле косу.
   - А что, дядя Эвен приходил к вам вчера ночью?
   - Да, очень поздно приходил, но я не спал, я проснулся, а он все мою маму про тебя расспрашивал.