Но Олег просто погрустнел, положил лопату на землю, потер лоб и тихо сказал:
— Постановление о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству я читал. Следственное дело шесть восемь — шесть пять — тридцать один по пистолету Егоров оформил, показания с меня сняты.
Меня что — вязать приехали? Вы — из ГУВД?
Нет, похоже, этот парень не представлял опасности. Уже сейчас видно — покорно готов протянуть руки под «браслеты» и полон тоски в ожидании грядущих бедствий.
Еще заревет, как баба… И я раскололась:
— А вот ошибаетесь. Я вообще не из органов. Агентство журналистских расследований, улица Зодчего Росси — слышали?
…Долгий разговор шел на верандочке, за чаем, который Олег заварил с черничными листьями. Кстати, очень вкусно.
Вытягивать из Алапаева ни одного слова не пришлось, наоборот, Олег увидел во мне соломинку, за которую можно уцепиться, и говорил долго, подробно, взволнованно, но явно не с целью произвести впечатление. Катерину Полушкину и ее дядю, которого все запросто звали Витек, он действительно видел на дне рождения у главврача.
И слегка поразился: эта парочка несколько выпадала из культурного общества, во всяком случае вела себя неадекватно. Жирный красномордый Витек, осилив четыреста грамм водки, стал исполнять блатные песни, аккомпанируя себе на гитаре, а поддатая Катя в открытой блузке с визгом бросалась дяде на шею.
Потом она выпучила глаза и с надрывом стала рассказывать о своих экстрасенсорных способностях.
Например, в день похорон Николая Второго в Петропавловке царь явился к ней на кухне «как живой» и сказал: «Груз спал с меня, но вам грозят беды!» И действительно — сперли кошелек в электричке, а там тысяча рублей и колечко! Офигеть, вот никто не поверит!
Словом, на юрфаке Ленинградского университета, где некогда учился Олег, такую девушку назвали бы «мисс ПТУ». Близко с этой парочкой он не общался. Правда, выяснил, что особа эта действительно слегка двинута на загробном мире, но это единственная ее слабость.
Девочка железная и денежная. Зато вот потом… потом пришлось присмотреться к ним попристальнее.
Дело в том, что в районе стали пропадать старухи. (Старухи!!! — я насторожилась.) И по ряду эпизодов, исходя из оперативных данных и слухов, близ конкретных адресов светилась одна и та же парочка — плотный молодой мужчина и блондинка с роскошной прической. Кажется, приезжали на темной машине марки «Жигули».
В общем, уголовных дел о старухах никто не возбуждал, хотя в отделе умышленных убийств РУВД не без оснований считали, что эти пропажи — криминальные. Но вот один старый «внештатник» (Олег зацепил этого человека давно и держал на привязи, как своего агента), приемщик бутылок и мелкий уголовник одновременно, видел ночью, как врач морга с неустановленной девушкой грузили в машину тело.
Они действовали настолько спешно, что на землю упала туфля с этого тела, и внештатник подобрал ее.
— Так вот. Патологоанатом это Виктор Полушкин, машина принадлежала ему же, а девушка — Полушкина Катерина! Туфля, я узнал, принадлежала пропавшей Ползунковой! — выкрикнул Олег. — И тут меня пробило. Я боялся верить, но походило на то, что старухи исчезали с помощью парочки Полушкиных. Дело возбуждать было невозможно, но разузнать кое-что стоило. Как? Внештатника не зашлешь. И я решил воспользоваться шапочным знакомством, по-приятельски взял и навестил «мисс ПТУ», она сидела с бабкой на кухне. При бабке мы и поболтали. Я спросил между делом — а как, Катя, проводишь свободное время? Тут бабка вмешалась — говорит: Катя — кристальной души человек. Аура, говорит, у нее чистая, све-е-етлая, как у младенца. И в Бога верит. Я чуть не расхохотался. Говорю: а вот ночью такого-то числа (число я от внештатника знал) по ТВ показывали фильм «Евангелие от Луки» — не смотрела ли, Катюша, как твое мнение? — Олег не выдержал и, вытащив из старенькой сумки мятую пачку «Космоса», продолжил:
— И тут понял, что зря посчитал ее за дуру. Посмотрела на меня зверем, дату просекла, все смекнула, разговор оборвала. А через неделю подали заявление о попытке изнасилования. Свидетели — бабка и Витек. Меня отстранили от дел. Но что-то не заладилось с экспертизой.
И следователь дал понять Полушкиной, что сомневается в судебной перспективе. Тогда в кабинет мне подбросили «Беретту» — там щель под дверью во какая. Пистолет закатился под стол, был завернут в пластиковый пакет. Стол мой. Вот так… — закончил Олег.
Я поверила Олегу. Но на другой день в агентстве особого понимания не встретила.
— Цветистый роман… — протянул Спозаранник. — Потрясенная журналистка Нонна Железняк рыдает на плече у душки-насильника, картина неизвестного художника. Не знаю, не знаю… Нонна, ты повнимательней отнесись к делу.
Похоже, Спозаранник засомневался в моих деловых качествах. Тем более что в одной питерской желтенькой газете уже вышла леденящая душу заметка «Следователь-насильник?» за подписью спившегося журналиста-криминалиста, бывшего сотрудника «Вечерки». Борзописец обещал читателям «в одном из ближайших номеров подробно рассказать о сенсационном деле».
Агентство отставало, терялся один из главных принципов: знать раньше всех, расследовать лучше всех. Особенно обидно, ведь знаешь, что городским газетам собственно криминальными расследованиями заниматься некогда, часто из-за нехватки кадров остается переписывать сводки ГУВД и питаться отходами пресс-конференций.
Я сидела за своим столом с мрачным видом и слушала, как Макс Кононов рассказывает идиотский анекдот.
ГАИШНИК: Вы же колесо прокололи. Чем, гвоздем?
ВОДИТЕЛЬ «БМВ»: Нет, осколком бутылки.
ГАИШНИК: Вы что, не могли бутылку на дороге разглядеть?
ВОДИТЕЛЬ «БМВ»: Да нет, эта дура бутылку под пальто прятала, когда я на нее наехал…
"И тут является раздавленная старуха с того света и говорит:
ТЫ ЗАЧЕМ МОЕ МОЛОЧКО
ПРОЛИЛ!!!" в духе детских страшилок закончила я про себя.
Стоп, стоп, является старуха… Эврика!
— Нет, Нонна, ты начиталась романов! — сказал Олег, которого я вновь застала на даче (в этот раз Алапаев сажал уже не деревце, а рассаду помидоров). — Тебе все это ужасно интересно, но я в детские игры не играю!
— А если попробовать? — я не собиралась отступать. — Как у вас говорят, взять на понт?
— У нас так не говорят, — обиделся Олег. — Мы не бандиты. На юрфаке, между прочим, я увлекался римским правом.
— Ну, Олег, попробуем! Это же шанс.
— Ладно, — вздохнул Алапаев. — Но сделаем все профессионально.
Я знаю, где взять сканер радиотелефонных переговоров.
В квартире Кати раздался телефонный звонок. Странный женский голос прошептал в трубку:
— ОНА ЖДЕТ ТЕБЯ… ЭТО НЕОБЪЯСНИМАЯ ТАЙНА ДУХОВ… РОВНО В ОДИННАДЦАТЬ СТАНЬ У МАГАЗИНА «МОЛОКО» И ПОСМОТРИ НА ДВЕРЬ ВТОРОГО ПОДЪЕЗДА НАПРОТИВ…
— Это кто, это кто, эй! — заорала в трубку Катя, но оттуда звучали короткие гудки.
На часах было без десяти одиннадцать.
— Что за тайна? Позвонить Витьку? Да что они, мужики, понимают? — Я будто слышала внутренний монолог нашей подопечной.
Девица нервно прошлась по комнате, взяла в руки затертый томик Блаватской.
"Необъяснимая эктоплазма эманации таинственного инвольтирует тонкую психику избранных, их высшее "Я" — наверняка в восторге прочитала блондинка. А может, а может…
Встав у молочного магазина, она уставилась на дверь подъезда. Дверь медленно отворилась, и оттуда в пепельном платье вышла смертельно бледная Вера Игнатьевна Ползункова. Старуха была в одной туфле.
Подняв руки, она медленно пошла к Кате…
Такого пронзительного визга улица давно не слышала. Сработало!
Катя рванулась домой, потом выскочила из дома, забежала на детскую площадку и прямо оттуда начала набирать номер по «трубе».
Мы с Олегом, затаив дыхание, слушали ее вопли из сканера, подключенного к диктофону.
— Але, але, Витя? Это Витя?
Я сейчас видела бабку… ну, Ползункову!
— Ты что, охренела?
— Она ходит по улице, из подъезда вышла, может, это она живая, а мы с тобой, ну, ошиблись… ну, тогда…
— Чего ошиблись?
— Ну, у красного дома, у колонии… ошиблись. Вить?
— Дура, не базарь! — заорал дядя и бросил трубку.
Олег скептически посмотрел на меня:
— Красный дом и колония. Какая? Металлострой? Колпинская? Саблинская? Пойди ищи!!!
— Дай подумать.
Я как зверь забегала по комнате.
Закурила и бросила. Что-то знакомое… что-то слышала… Ага!
На Ропшинском шоссе есть развалина лютеранской кирхи, ее зовут местные Красный дом. Рядом бывшая немецкая колония, это поселок Средняя колония. Сзади — кладбище. Все! Совпадает!
Ни Обнорскому, ни Спозараннику не стала звонить — не было времени. Да и зачем — все равно посчитают за сумасшедшую. Ведь я еще утром забрала ключи от редакционной тачки, и сейчас меня наверняка коллеги вспоминают «добрым словом». Но медлить нельзя ни секунды. Срочно вместе с Олегом рванули в Ломоносовский район.
— Ну, журналистка, гляди! — напутствовал Олег.
В сумерках проехали Петергофское шоссе, свернули на Волхонку. Здесь Олег попросил притормозить и, выскочив из машины, рванул через дорогу. Я чуть не подпрыгнула:
— Времени нет, ты куда?!
Но фигура уже скрылась в кустах. Через пару минут я увидела двух человек: Олег усиленно жестикулировал, рассказывая на ходу что-то своему спутнику в милицейской форме.
— Познакомьтесь. Иван Колобцов, местный участковый. Нонна. Трогаем!
Машина рванула и с визгом завернула на Ропшинское шоссе.
— А вот скорость лучше сбавить, — попросил участковый. — Не надо, чтоб нас слышали издалека.
Извилистая дорога огибает развалины, на повороте фанерная табличка с жирными буквами, выведенными синей масляной краской: «Склад».
Но стрелка указывает вправо, а влево — кладбище.
Я выпрыгнула из кабины первая.
— Дверями не хлопать, — тихо предупредил Иван.
У речки, на обочине дороги стояли «Жигули».
— Если Виктор здесь, надо быть осторожнее, — сказал Олег. Но Виктора не было. У самой ограды кладбища, за поворотом, мы увидели девушку. К ней тянулась рваная тень от кирхи, увидеть, что она делает, с расстояния в пятьдесят метров было трудно.
— Ну, с Богом! Чего ждем? прошептал Иван и ровным шагом направился к фигуре.
Катя оглянулась не сразу. Когда увидела милицейскую форму, рванулась, но, пробежав несколько шагов, рухнула на землю.
— Ее там нет, нет!!! — И она забилась в истерике.
Олег поднял саперную лопатку и осторожно начал копать.
Полиэтилен. Они завернули труп в полиэтилен, — Олег встал и не спеша отряхнул колени.
"…Войдя в доверие к своим жертвам, Виктор и Екатерина Полушкины заставляли одиноких женщин переписывать квартиры на себя. Сильную дозу лекарства, стимулирующего работу сердечной мышцы, дипломированный врач Виктор Полушкин вводил своим «подопечным» во время сна. Благодаря хорошим отношениям с рабочими и санитарами больницы подельникам удавалось без особых хлопот сжигать трупы в крематории. Смерть пожилых женщин не казалась слишком неожиданной и родственникам, если таковые находились. Сбой произошел только на убийстве Веры Игнатьевны Ползунковой. Виктор Полушкин поссорился с начальством на работе, использовать «законный» морговский путь погребения на этот раз не удалось…
Дело об изнасиловании было закрыто. Свидетели отказались от своих прежних показаний. На пистолете не нашли отпечатков пальцев Олега Алапаева. Его невиновность была полностью доказана…" (Газета «Городские новости», 23 июня 1999 г.)
— Постановление о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству я читал. Следственное дело шесть восемь — шесть пять — тридцать один по пистолету Егоров оформил, показания с меня сняты.
Меня что — вязать приехали? Вы — из ГУВД?
Нет, похоже, этот парень не представлял опасности. Уже сейчас видно — покорно готов протянуть руки под «браслеты» и полон тоски в ожидании грядущих бедствий.
Еще заревет, как баба… И я раскололась:
— А вот ошибаетесь. Я вообще не из органов. Агентство журналистских расследований, улица Зодчего Росси — слышали?
…Долгий разговор шел на верандочке, за чаем, который Олег заварил с черничными листьями. Кстати, очень вкусно.
Вытягивать из Алапаева ни одного слова не пришлось, наоборот, Олег увидел во мне соломинку, за которую можно уцепиться, и говорил долго, подробно, взволнованно, но явно не с целью произвести впечатление. Катерину Полушкину и ее дядю, которого все запросто звали Витек, он действительно видел на дне рождения у главврача.
И слегка поразился: эта парочка несколько выпадала из культурного общества, во всяком случае вела себя неадекватно. Жирный красномордый Витек, осилив четыреста грамм водки, стал исполнять блатные песни, аккомпанируя себе на гитаре, а поддатая Катя в открытой блузке с визгом бросалась дяде на шею.
Потом она выпучила глаза и с надрывом стала рассказывать о своих экстрасенсорных способностях.
Например, в день похорон Николая Второго в Петропавловке царь явился к ней на кухне «как живой» и сказал: «Груз спал с меня, но вам грозят беды!» И действительно — сперли кошелек в электричке, а там тысяча рублей и колечко! Офигеть, вот никто не поверит!
Словом, на юрфаке Ленинградского университета, где некогда учился Олег, такую девушку назвали бы «мисс ПТУ». Близко с этой парочкой он не общался. Правда, выяснил, что особа эта действительно слегка двинута на загробном мире, но это единственная ее слабость.
Девочка железная и денежная. Зато вот потом… потом пришлось присмотреться к ним попристальнее.
Дело в том, что в районе стали пропадать старухи. (Старухи!!! — я насторожилась.) И по ряду эпизодов, исходя из оперативных данных и слухов, близ конкретных адресов светилась одна и та же парочка — плотный молодой мужчина и блондинка с роскошной прической. Кажется, приезжали на темной машине марки «Жигули».
В общем, уголовных дел о старухах никто не возбуждал, хотя в отделе умышленных убийств РУВД не без оснований считали, что эти пропажи — криминальные. Но вот один старый «внештатник» (Олег зацепил этого человека давно и держал на привязи, как своего агента), приемщик бутылок и мелкий уголовник одновременно, видел ночью, как врач морга с неустановленной девушкой грузили в машину тело.
Они действовали настолько спешно, что на землю упала туфля с этого тела, и внештатник подобрал ее.
— Так вот. Патологоанатом это Виктор Полушкин, машина принадлежала ему же, а девушка — Полушкина Катерина! Туфля, я узнал, принадлежала пропавшей Ползунковой! — выкрикнул Олег. — И тут меня пробило. Я боялся верить, но походило на то, что старухи исчезали с помощью парочки Полушкиных. Дело возбуждать было невозможно, но разузнать кое-что стоило. Как? Внештатника не зашлешь. И я решил воспользоваться шапочным знакомством, по-приятельски взял и навестил «мисс ПТУ», она сидела с бабкой на кухне. При бабке мы и поболтали. Я спросил между делом — а как, Катя, проводишь свободное время? Тут бабка вмешалась — говорит: Катя — кристальной души человек. Аура, говорит, у нее чистая, све-е-етлая, как у младенца. И в Бога верит. Я чуть не расхохотался. Говорю: а вот ночью такого-то числа (число я от внештатника знал) по ТВ показывали фильм «Евангелие от Луки» — не смотрела ли, Катюша, как твое мнение? — Олег не выдержал и, вытащив из старенькой сумки мятую пачку «Космоса», продолжил:
— И тут понял, что зря посчитал ее за дуру. Посмотрела на меня зверем, дату просекла, все смекнула, разговор оборвала. А через неделю подали заявление о попытке изнасилования. Свидетели — бабка и Витек. Меня отстранили от дел. Но что-то не заладилось с экспертизой.
И следователь дал понять Полушкиной, что сомневается в судебной перспективе. Тогда в кабинет мне подбросили «Беретту» — там щель под дверью во какая. Пистолет закатился под стол, был завернут в пластиковый пакет. Стол мой. Вот так… — закончил Олег.
***
Я поверила Олегу. Но на другой день в агентстве особого понимания не встретила.
— Цветистый роман… — протянул Спозаранник. — Потрясенная журналистка Нонна Железняк рыдает на плече у душки-насильника, картина неизвестного художника. Не знаю, не знаю… Нонна, ты повнимательней отнесись к делу.
Похоже, Спозаранник засомневался в моих деловых качествах. Тем более что в одной питерской желтенькой газете уже вышла леденящая душу заметка «Следователь-насильник?» за подписью спившегося журналиста-криминалиста, бывшего сотрудника «Вечерки». Борзописец обещал читателям «в одном из ближайших номеров подробно рассказать о сенсационном деле».
Агентство отставало, терялся один из главных принципов: знать раньше всех, расследовать лучше всех. Особенно обидно, ведь знаешь, что городским газетам собственно криминальными расследованиями заниматься некогда, часто из-за нехватки кадров остается переписывать сводки ГУВД и питаться отходами пресс-конференций.
Я сидела за своим столом с мрачным видом и слушала, как Макс Кононов рассказывает идиотский анекдот.
ГАИШНИК: Вы же колесо прокололи. Чем, гвоздем?
ВОДИТЕЛЬ «БМВ»: Нет, осколком бутылки.
ГАИШНИК: Вы что, не могли бутылку на дороге разглядеть?
ВОДИТЕЛЬ «БМВ»: Да нет, эта дура бутылку под пальто прятала, когда я на нее наехал…
"И тут является раздавленная старуха с того света и говорит:
ТЫ ЗАЧЕМ МОЕ МОЛОЧКО
ПРОЛИЛ!!!" в духе детских страшилок закончила я про себя.
Стоп, стоп, является старуха… Эврика!
***
— Нет, Нонна, ты начиталась романов! — сказал Олег, которого я вновь застала на даче (в этот раз Алапаев сажал уже не деревце, а рассаду помидоров). — Тебе все это ужасно интересно, но я в детские игры не играю!
— А если попробовать? — я не собиралась отступать. — Как у вас говорят, взять на понт?
— У нас так не говорят, — обиделся Олег. — Мы не бандиты. На юрфаке, между прочим, я увлекался римским правом.
— Ну, Олег, попробуем! Это же шанс.
— Ладно, — вздохнул Алапаев. — Но сделаем все профессионально.
Я знаю, где взять сканер радиотелефонных переговоров.
***
В квартире Кати раздался телефонный звонок. Странный женский голос прошептал в трубку:
— ОНА ЖДЕТ ТЕБЯ… ЭТО НЕОБЪЯСНИМАЯ ТАЙНА ДУХОВ… РОВНО В ОДИННАДЦАТЬ СТАНЬ У МАГАЗИНА «МОЛОКО» И ПОСМОТРИ НА ДВЕРЬ ВТОРОГО ПОДЪЕЗДА НАПРОТИВ…
— Это кто, это кто, эй! — заорала в трубку Катя, но оттуда звучали короткие гудки.
***
На часах было без десяти одиннадцать.
— Что за тайна? Позвонить Витьку? Да что они, мужики, понимают? — Я будто слышала внутренний монолог нашей подопечной.
Девица нервно прошлась по комнате, взяла в руки затертый томик Блаватской.
"Необъяснимая эктоплазма эманации таинственного инвольтирует тонкую психику избранных, их высшее "Я" — наверняка в восторге прочитала блондинка. А может, а может…
Встав у молочного магазина, она уставилась на дверь подъезда. Дверь медленно отворилась, и оттуда в пепельном платье вышла смертельно бледная Вера Игнатьевна Ползункова. Старуха была в одной туфле.
Подняв руки, она медленно пошла к Кате…
Такого пронзительного визга улица давно не слышала. Сработало!
Катя рванулась домой, потом выскочила из дома, забежала на детскую площадку и прямо оттуда начала набирать номер по «трубе».
***
Мы с Олегом, затаив дыхание, слушали ее вопли из сканера, подключенного к диктофону.
— Але, але, Витя? Это Витя?
Я сейчас видела бабку… ну, Ползункову!
— Ты что, охренела?
— Она ходит по улице, из подъезда вышла, может, это она живая, а мы с тобой, ну, ошиблись… ну, тогда…
— Чего ошиблись?
— Ну, у красного дома, у колонии… ошиблись. Вить?
— Дура, не базарь! — заорал дядя и бросил трубку.
Олег скептически посмотрел на меня:
— Красный дом и колония. Какая? Металлострой? Колпинская? Саблинская? Пойди ищи!!!
— Дай подумать.
Я как зверь забегала по комнате.
Закурила и бросила. Что-то знакомое… что-то слышала… Ага!
На Ропшинском шоссе есть развалина лютеранской кирхи, ее зовут местные Красный дом. Рядом бывшая немецкая колония, это поселок Средняя колония. Сзади — кладбище. Все! Совпадает!
Ни Обнорскому, ни Спозараннику не стала звонить — не было времени. Да и зачем — все равно посчитают за сумасшедшую. Ведь я еще утром забрала ключи от редакционной тачки, и сейчас меня наверняка коллеги вспоминают «добрым словом». Но медлить нельзя ни секунды. Срочно вместе с Олегом рванули в Ломоносовский район.
— Ну, журналистка, гляди! — напутствовал Олег.
***
В сумерках проехали Петергофское шоссе, свернули на Волхонку. Здесь Олег попросил притормозить и, выскочив из машины, рванул через дорогу. Я чуть не подпрыгнула:
— Времени нет, ты куда?!
Но фигура уже скрылась в кустах. Через пару минут я увидела двух человек: Олег усиленно жестикулировал, рассказывая на ходу что-то своему спутнику в милицейской форме.
— Познакомьтесь. Иван Колобцов, местный участковый. Нонна. Трогаем!
Машина рванула и с визгом завернула на Ропшинское шоссе.
— А вот скорость лучше сбавить, — попросил участковый. — Не надо, чтоб нас слышали издалека.
Извилистая дорога огибает развалины, на повороте фанерная табличка с жирными буквами, выведенными синей масляной краской: «Склад».
Но стрелка указывает вправо, а влево — кладбище.
Я выпрыгнула из кабины первая.
— Дверями не хлопать, — тихо предупредил Иван.
У речки, на обочине дороги стояли «Жигули».
— Если Виктор здесь, надо быть осторожнее, — сказал Олег. Но Виктора не было. У самой ограды кладбища, за поворотом, мы увидели девушку. К ней тянулась рваная тень от кирхи, увидеть, что она делает, с расстояния в пятьдесят метров было трудно.
— Ну, с Богом! Чего ждем? прошептал Иван и ровным шагом направился к фигуре.
Катя оглянулась не сразу. Когда увидела милицейскую форму, рванулась, но, пробежав несколько шагов, рухнула на землю.
— Ее там нет, нет!!! — И она забилась в истерике.
Олег поднял саперную лопатку и осторожно начал копать.
Полиэтилен. Они завернули труп в полиэтилен, — Олег встал и не спеша отряхнул колени.
"…Войдя в доверие к своим жертвам, Виктор и Екатерина Полушкины заставляли одиноких женщин переписывать квартиры на себя. Сильную дозу лекарства, стимулирующего работу сердечной мышцы, дипломированный врач Виктор Полушкин вводил своим «подопечным» во время сна. Благодаря хорошим отношениям с рабочими и санитарами больницы подельникам удавалось без особых хлопот сжигать трупы в крематории. Смерть пожилых женщин не казалась слишком неожиданной и родственникам, если таковые находились. Сбой произошел только на убийстве Веры Игнатьевны Ползунковой. Виктор Полушкин поссорился с начальством на работе, использовать «законный» морговский путь погребения на этот раз не удалось…
Дело об изнасиловании было закрыто. Свидетели отказались от своих прежних показаний. На пистолете не нашли отпечатков пальцев Олега Алапаева. Его невиновность была полностью доказана…" (Газета «Городские новости», 23 июня 1999 г.)