— И у вас все сразу получилось?
   — Не все и не сразу. Что вас еще интересует? У меня жена и трое детей.
   Она плотно прижалась ко мне и прошептала в ухо:
   — Сразу чувствуется, что на такого мужчину можно положиться…
   — Можно, только я могу не выдержать, и мы упадем. Поэтому не стоит на меня облокачиваться.
   Света по-блядски захихикала:
   — Глебушка, ну что тебе мешает меня трахнуть?
   — Профессиональный долг журналиста, — отчеканил я и, сделав шаг назад, поклонился:
   — Спасибо за танец. А также за информацию…
   Все— таки женщины -исчадия ада.
 
***
 
   С Надеждой я так и не поговорил — вечером она уже спала, а рано утром ушла с детьми. Да я и не знал, как выпутаться из этой дурацкой ситуации, в которую оказался втянут благодаря любимому тестю.
   Ежу понятно, что никаких денег от Брызгалова он не получит ни при каких обстоятельствах. Но попробуй это объясни…
   Прождав Хассмана на Фурштатской пятнадцать минут и успев выпить банку колы, я забеспокоился — к четырем меня ждал Ломакин. Позвонил Хассману на мобильник с автомата.
   — В чем дело, Лев Ильич?
   — Кто это? — неприязненно отозвался Хассман.
   — Спозаранник.
   — Что вы хотите?
   — Я жду вас в летнем кафе на Фурштатской.
   — Зачем?
   — Я не пойму, Лев Ильич, кто из нас спятил? Вы обещали мне рассказать про «Колибри»…
   — Какое, на хер, «Колибри»? — заорал Хассман. — Я не общаюсь с журналистами уже давно и не даю им никакой информации. Все!
   Отбой.
   Ничего, с бывшими контрразведчиками это бывает. Трудно не тронуться головой при такой работе… Зато теперь я точно не опоздаю в «Прибалтийскую».
   Охранник с усмешкой оглядел мою припарковавшуюся служебную «четверку» и хотел было шугануть меня подальше, но мои «корочки» и имя Ломакина вмиг заставили его почтительно вытянуться. Так же любезно меня встретили и на входе.
   А на пятом этаже в одном из банкетных залов был уже сервирован целый стол. Среди стриженых и накачанных «быков» прохаживался с радиотелефоном Ломакин — невысокий, худой. Волосы черные как смоль. Встретил он меня приветливой улыбкой.
   — О, журналист, — оживились «быки».
   — От Обнорского? — осклабился гигант в безрукавке с цветной татуировкой на бицепсах. — Читал я ваш «Петербург мафиозный». Редкостная хуйня! — он загоготал животным смехом, но вдруг осекся, съежился под взглядом Ломакина и тихонько подался в сторону.
   — Не обижайтесь на убогих, — мягко сказал Ломакин, усаживая меня и наливая в бокал минералки, поскольку от коньяка я отказался.
 
***
 
   Братва неторопливо рассаживалась за столом. — Я вот что хотел вам сообщить, Глеб Егорович. Вы занимаетесь рынком недвижимости. Встречались с Брызгаловым. В правильном направлении идете. Но хочу вам кое-что подсказать…
   — Ага, вот он, Спозаранник! — закричал появившийся откуда-то средних лет парень с залысинами, в кожаном пиджаке. Я сразу узнал его по фотографии — Рустам Голяк собственной персоной. — Вы с Обнорским назвали меня в своей книжонке криминальным авторитетом!
   Придется вам за это фаланги пальцев поотрубать!
   — Сядь, пиздобол, — усмехнулся Ломакин. — Так вот, Глеб Егорыч, не ищите здесь никакого заговора. Ни тамбовских, ни казанских, ни мухосранских… Потому что заговора нет…
   — А я все-таки поотрубаю вам фаланги! — вновь вскочил Голяк, опрокинув фужер на пол. Рванув на груди рубаху, он принялся иступленно целовать массивный золотой крест на цепочке, приговаривая: «Вот те крест, поотрубаю!»
   — Кому сказал, сядь! — прикрикнул Ломакин. — Заговора нет, — продолжил он. — Есть лишь один тронувшийся умом бизнесмен. И его приятель-пиздобол, — он кивнул на Голяка, — который сам не знает, зачем туда полез. Рустамка, зачем полез в недвижимость? — весело спросил он.
   Голяк вновь вскочил и закричал, брызгая слюной:
   — Вы с Обнорским не знаете, кто такой Голяк! Голяк в трех институтах учился! Голяк умеет по-английски говорить! Голяк столицу Непала знает! Голяк поет лучше, чем Гребенщиков с Макаревичем! Можно или дружить с Голяком, или быть покойником! Я всех в рот ебал — и пермских, и казанских… И полковника Баулова, который хочет меня посадить.
   И этого несчастного Георгия Георгиевича, который кричит: не называйте меня Жорой Армавирским…
   Братва за столом покатывалась со смеху.
   — Все ясно? — спросил меня напоследок Ломакин, крепко пожимая руку.
   Когда я поблагодарил Ломакина и спустился к машине, вдруг дынная корка впечаталась в лобовое стекло.
   — А фаланги я вам все равно поотрубаю! — прокричал из окна «Прибалтийской» Голяк.
 
***
 
   С Надеждой я помирился быстро.
   Я сказал, что не буду пока ничего публиковать про Брызгалова. Более того, я созвонился с Борисом Михайловичем и договорился с ним о встрече. Уложив детей и включив на кухне телевизор, мы сели ужинать.
   Но кусок курицы тут же застрял у меня в горле…
   — Сегодня около шестнадцати часов в своем автомобиле снайпером был застрелен начальник службы безопасности агентства недвижимости «Эдельвейс» Лев Хассман, — бесстрастно произнесла ведущая «ТСБ»
   Виолетта Обнорская, бывшая жена шефа. — Наблюдатели связывают это заказное убийство с продолжающимся кризисом на петербургском рынке недвижимости и с именем скандально известного риэлтера Петра Брызгалова…
   Бледное лицо Левы Хассмана с тонкой струйкой крови мелькнуло в кадре. В ту же секунду запикал мой пейджер. «Андрей Васильевич Шаров, генеральный директор „Эдельвейса“, телефон…» — высветилось на экране. Час от часу не легче! Я набрал номер. Шаров был краток:
   — Завтра в три часа в летнем кафе на Фурштатской, — сказал он и тут же повесил трубку. Какое-то заколдованное место — это кафе.
   Пришлось тут же все рассказать Надежде. Кроме встречи с секретаршей Светой, конечно.
 
***
 
   А утром у входа в нашу контору меня ждали в машине два знакомых оперативника из РУБОПа.
   — Глеб, съездишь с нами? Поговорить надо, — попросил Леня Барсов. Я пожал плечами. Но поехали мы почему-то не на Чайковского, а на Захарьевскую, в УБЭП.
   — Так, доигрались! — злорадно заявил, буравя меня глазами, оперативник Судаков. Он чем-то неуловимо напоминал Голяка.
   — Не понял, — сказал я.
   — Сейчас поймешь! — завопил он. — Вот бумага — пиши все, что знаешь про «Эдельвейс» и про Хассмана…
   — Леша, в чем дело? — обратился я к Барсову. — Я согласился поговорить с вами, но не с этим контуженным…
   — Молчать! — рявкнул Судаков.
   Я встал и направился к выходу.
   — Погоди, Глеб, — бросился ко мне Барсов. — Дело слишком серьезное. Мы работаем над этой темой вместе с УБЭПом. Ты должен нам помочь — мы знаем, что Хассман собирался с тобой вчера встретиться.
   — Я готов помочь вам, ребята.
   Вам, но не ему…
   Судаков готов был задохнуться от злости.
   — Я зайду к вам сегодня в два часа на Чайковского. Если такой вариант не устраивает — пусть следователь вызывает меня повесткой.
   — Не обижайся, — сказал мне уже в коридоре Вадик Резаков.
   — На убогих не обижаются, — вспомнил я вчерашнюю ломакинскую фразу.
   В офисе меня ждал Зурабик с очередным шедевром:
   «Машины с контрабандным металлом сновали через границу туда-сюда, пока на их пути не встал отважный офицер таможенной службы майор Брыкайло…»
   — Зураб Иосифович, — отложил я в сторону листки. — Давайте к этому вернемся чуть позже, а сегодня я очень прошу вас быть в три часа в летнем кафе на Фурштатской. У меня назначена встреча, и я хочу, чтобы вы тоже присутствовали.
   — О чем речь, Глеб Егорыч? — добродушно согласился Зурабик. — Но может, дочитаете текст до конца?
   — Не сейчас, пожалуйста, не сейчас!
   Зураб надулся, но я уже был в коридоре.
   — Спозаранник осчастливит нас очередным расследованием? — лукаво улыбаясь, спросила меня идущая навстречу Светлана Завгородняя. Походка у нее — прямо как у девушки по вызову.
   — Я был бы рад, Светлана Аристарховна, осчастливить всех женщин, которые этого хотят. Да только вот мне этого не хочется!
   Завгородняя прыснула и побежала сплетничать в кабинет к Агеевой.
   Но мне было не до них.
   Я зашел в РУБОП и все подробно рассказал оперативникам. Упомянул о том, что собираюсь встретиться с Шаровым.
   — Ты уверен, что во время убийства Голяк был в «Прибалтийской»?! — настороженно спросил Барсов.
   — Да, если у него нет брата-близнеца.
   Ребята переглянулись.
   — Будь осторожен, Глеб, — предупредил Резаков. — Если что — сразу звони нам!…
   Зураб был точен. Мы сели за столик и взяли по банке колы. Вскоре подошел Шаров — я сразу узнал его по фотографии. Он напоминал типичного американского бизнесмена. И не случайно — Шаров учился бизнесу в Массачусетсе и был гражданином США. Агентство «Эдельвейс» со стопроцентным иностранным капиталом считалось одним из крупнейших в городе. Но и они, судя по всему, прокручивали клиентские деньги. А значит — могли в любой момент рухнуть, если клиенты, поддавшись панике, откажутся от начатых сделок и начнут требовать свои деньги назад.
   — Сразу к делу, ребята! — сказал Шаров, доставая черную папку с молнией. — Я долго думал, встречаться с вами или нет. Решил встретиться, но надеюсь на вашу порядочность…
   Больше Андрей Васильевич сказать ничего не успел — голова его запрокинулась назад, папка выпала из рук. Зураб среагировал моментально — перевернув столик, он крикнул: «Ложись!», до смерти перепугав сидевших за соседним столом девушек, которые последовали нашему примеру и тоже с визгом бросились на пол. Но это явно оказалось лишним — мы все были в роли того самого «неуловимого Джо», который на хрен никому не нужен.
   Тут же подкатили несколько машин. Леня Барсов и Вадик Резаковв отдавали распоряжения вооруженным бойцам. Опер Судаков сотрясал кулаками и изрыгал в наш адрес проклятия. Санитары укладывали Шарова на носилки, девушек отпаивали валерьянкой и снимали с них показания.
   Вскоре принесли брошенную киллером снайперскую винтовку — ее нашли на чердаке дома, что на углу проспекта Чернышевского и Фурштатской.
   — Папка! Черная папка! — вспомнил вдруг я, оправившись от шока.
   — Ты о чем? — округлил глаза Леня Барсов.
   — У Шарова была черная кожаная папка на молнии.
   — Была, была! — подтвердил Зураб.
   Но папка исчезла.
 
***
 
   На следующий день мы с Зурабом давали показания в городской прокуратуре молоденькой «следачке», только что окончившей юрфак.
   Барсов и Резаков, а также незнакомый опер из убойного слушали нас и делали пометки в блокнотах. Контуженного Судакова, слава Богу, не было. Но перед этим я успел озадачить Зудинцева — он должен был выяснить все, что можно, о новом агентстве недвижимости «Колибри».
   В три часа Зудинцев, хитро улыбаясь, вручил мне справку.
   — Не может быть! — вырвалось у меня.
   — Еще и не такое бывает! — философски заметил Зудинцев.
   — Георгий Михайлович, как лучший сотрудник нашего отдела вы будете материально поощрены, — заявил я. — Но для этого вам следует выполнить еще одно задание. Мне нужен список милицейских кураторов, на которых работал известный осведомитель Рустам Умарович Голяк.
   Зудинцев хмыкнул — в нем сразу проснулся бывший мент.
   — Ну, во-первых, откуда нам известно, что он осведомитель?
   — Тоже мне, секрет полишинеля! — захохотал Безумный Макс. — Он сам всегда об этом на каждом шагу кричал.
   — Это, допустим, ничего не значит, — глубокомысленно продолжил свои рассуждения Зудинцев. — А во-вторых, Глеб Егорыч, есть же закон об оперативно-розыскной деятельности. Кто ж нам позволит его нарушать?
   — Мне не нужны официальные справки, Георгий Михайлович, — пояснил я. — Мне нужна оперативная информация, которая и так в милицейских кругах всем известна… Публиковать ее мы, разумеется, не будем.
   Зудинцев на этот раз не стал долго полемизировать и сказал, что попробует разузнать все, что надо, к вечеру.
   Зашел хмурый Обнорский.
   — Допрыгались, сыщики херовы… Глеб, мой приказ — больше ни на одну встречу без моего ведома не ходить! Я с трудом добился, чтобы имена сотрудников нашего агентства нигде в криминальных сводках не звучали — на хер нам такая реклама. И еще — мне только что звонил какой-то педераст… как его — Брызгалов, кажется. Весь на взводе, умолял ничего про него не публиковать. Иначе, говорит, его труп будет следующим. Я его послал, конечно, на хуй, но ты все-таки позвони ему, согласуй, что считаешь нужным.
   — Непременно, — заверил я.
   Картина происходящего уже почти выстроилась у меня в голове — не хватало лишь самой малости.
   Я позвонил в холдинг «Северная Венеция» и назначил свидание секретарше Свете. Там же, в «Голливудских ночах». Хотел было поставить об этом в известность Обнорского, но шеф давал интервью американским телевизионщикам и был крайне недоволен, что я его прервал.
   — Твои амурные дела меня не касаются, — махнул он рукой.
   Запыхавшийся Зудинцев застал меня у самого выхода и вручил бумажку с несколькими фамилиями, среди которых была и интересовавшая меня.
   На этот раз я пришел в «Голливудские ночи» чуть раньше и успел выпить кофе, прежде чем появилась Света. Мне пришлось заказать ей мороженое, что нанесло ощутимый удар по моему семейному бюджету.
   — Меня интересует один вопрос, — с ходу взял я быка за рога. — С кем спит Инна Андреевна Брызгалова?
   Света фыркнула:
   — Ты что, маньяк?
   — Как я уже говорил, у меня есть жена, и я, пусть это звучит старомодно, храню ей верность. Мой вопрос имеет чисто профессиональный интерес. У Инны Андреевны есть муж, но у нее обязательно должен быть и любовник. Меня интересует его имя.
   — Глебушка, — Света жалостливо посмотрела на меня, — а почему ты думаешь, что я это знаю?
   — Я это думаю потому, что вы с Инной Андреевной — близкие подруги. У вас общее прошлое, связанное с гостиницей «Астория» и с бывшим начальником службы безопасности гостиницы Голяком. Вы с Инной Андреевной выполняли ряд услуг, неизбежных в гостиничном бизнесе.
   Выражение лица Светы стало презрительным и злым.
   — Настучали? Ну-ну… Будешь об этом писать?
   — Ни в коем случае. Я прошу только ответить на один вопрос — с кем спит Инна Андреевна? Или спала до недавних пор?
   Моя последняя оговорка возымела действие — я понял, что попал в точку.
   — А если не скажу — то что?
   Я вздохнул и молча достал карманный диктофон. Включил:
   «…Брызгалов — это страшный человек, — раздался из диктофона голос Светы… — Он сумасшедший. Он зомбирует всех окружающих. Он затерроризировал свою жену, пристрастил ее к кокаину…»
   — Достаточно? — спросил я. — Петр Николаевич вряд ли будет доволен, услышав это.
   Ты не журналист. Ты мусор, — процедила она сквозь зубы.
   — Я всегда держу свое слово, — заметил я. — Итак, фамилия?
   Света взяла салфетку, нацарапала фамилию и, швырнув чайную ложку, гордо направилась к выходу.
   Теперь я знал все, что мне было нужно.
   Пейджер запиликал, как всегда, не вовремя — мы с Надеждой едва успели уложить детей и расстелить на кухне матрас, чтобы предаться любовным утехам.
   — Тебя ищет женщина? — с деланным возмущением воскликнула Надежда, взглянув на экран пейджера.
   — Куда от вас, исчадий ада, денешься, — вздохнул я и набрал номер мобильного телефона Инны Андреевны Брызгаловой.
   Она захотела увидеться со мной завтра в двенадцать часов у меня в офисе.
   Недолго думая, я позвонил на мобильный Петру Николаевичу Брызгалову, предложил ему почитать готовый материал, посвященный его персоне, и назначил встречу на том же месте и в тот же час.
   — Ты, оказывается, назначаешь свидания не только женщинам? — вытаращила глаза Надежда и ударила меня подушкой… — Да ты извращенец! Маньяк!
   — Это я уже слышал сегодня, дорогая, — успокоил я жену.
 
***
 
   Супруги Брызгаловы явно не планировали встречаться друг с другом в офисе нашего агентства, но удивление свое никак не выразили. Хитрецы! Я пригласил их в свободный кабинет и угостил кофе.
   — Надеюсь, вашего сумасшедшего грузина не будет? — спросил Брызгалов.
   — К сожалению, Зураб Иосифович на задании, хотя он очень хотел вас видеть, — любезно ответил я.
   — Ну и где ваш материал? — улыбнулся Брызгалов.
   — Материал готов, — я потряс кипой листов. — Но прежде я хочу рассказать одну историю. Это история про бизнесмена, который считал себя самым умным и хитрым.
   Он неплохо разбирался в людской психологии, поскольку раньше работал врачом-психиатром. Но, оказывается, его запросто могут обвести вокруг пальца женщины. Жена и бывшая любовница.
   — Это вы про кого? — нахмурился Брызгалов.
   — Любовница — это секретарша, с которой он одно время порезвился, а затем бросил. А что может быть страшнее, чем месть отвергнутой женщины! Тем более что любовница и жена — давние подруги, у них общее прошлое, о котором обе они не любят вспоминать…
   — Петя, ему нужен доктор! — озабоченно обратилась к супругу Инна Андреевна, но Брызгалов решительно остановил ее и приготовился слушать дальше.
   — Зачем далеко ходить, когда Петр Николаевич — сам доктор? Уж первую помощь он мне всегда окажет… Итак, у бизнесмена есть холдинг, в котором главное место занимает агентство недвижимости крупнейшее в городе. У бизнесмена свой PR-отдел, своя разведка и контрразведка, на него работают многие сотрудники правоохранительных органов. Бизнесмен придумал замечательную схему — как монополизировать рынок недвижимости. Точнее, ему подсказали эту схему его «пиарщики». И убедили, что это идеальный способ для начала предвыборной кампании в Законодательное собрание. Здесь у бизнесмена были надежные союзники — глава охранной фирмы «Стальной орел» Рустам Голяк, он же бывший фарцовщик и сутенер, он же милицейский осведомитель, а также куратор Голяка — оперативник Судаков. Многие подметили странную закономерность — только рушится очередное агентство недвижимости, как тут же возникает опер Судаков, возбуждает уголовное дело, опечатывает офис рухнувшего агентства. И ни сотрудники агентства, ни клиенты не знают, осталась ли в офисе «наличка», куда она исчезла… Тут же возникает и риэлтер Брызгалов, объявляет себя антикризисным управляющим рухнувшего агентства, обещает расплатиться по чужим долгам. Но не сейчас — в будущем. Он даже взял на себя долги по вексельной пирамиде «Хаус бест», которая рухнула вместе с одноименным агентством недвижимости, хотя мог бы этого не делать. Правда, долги векселедержателям он споловинил, но обманутые люди ему и за это безумно благодарны.
   Я до сих пор не упомянул еще одного союзника Брызгалова и компании — это покойный риэлтер Шаров, генеральный директор «Эдельвейса». Если бы не его трагическая смерть, то спустя две-три недели «Эдельвейс» бы обязательно рухнул.
   Несколько сотен клиентов расстались бы с деньгами и квартирами.
   Это был бы образцово-показательный крах! При этом ни большинство сотрудников агентства, ни служба безопасности не знали о том, что генеральный директор фирмы лично вместе с Брызгаловым готовится к этому краху.
   — Если бы рухнул «Эдельвейс», — продолжил я, — то всем стало бы ясно — больше на риэлтерском рынке делать ничего. Надо или идти под крыло к Брызгалову, или уходить с рынка. И тогда холдингу «Северная Венеция» не пришлось бы предпринимать никаких мер для того, чтобы заполучить другие агентства — все бы сами, добровольно шли сюда!
   Холдинг стал бы крупнейшим в городе центром недвижимости, клиенты не верили бы больше никому, кроме Брызгалова! Оборотные средства «Северной Венеции» составили бы несколько миллионов долларов! Представляете, Петр Николаевич?
   Брызгалов кивнул.
   — Но есть один момент, о котором вы, Петр Николаевич, наверное, не знали или не хотели знать! — наставительно заметил я. — Шаров был любовником вашей жены. Что бы произошло дальше, после того как «Эдельвейс» влился бы в «Северную Венецию»?
   — Все! — выдохнула Инна Андреевна. — Я больше не желаю слушать этот бред.
   — Ну-ка сядь, — сухо приказал Брызгалов, но супруга, неожиданно расплакавшись, вылетела пулей из кабинета.
   — Итак, что бы произошло дальше? — я встал и принялся расхаживать перед неподвижным Брызгаловым. — А дальше в разгар вашей предвыборной кампании появилось бы заявление Шарова в правоохранительные органы о том, что он подвергся вымогательству со стороны Брызгалова. Неожиданно был бы дан ход давно лежащим на столе у опера Судакова заявлениям риэлтеров Баранова и Беседина о том, что и по отношению к ним Брызгалов предпринимал те же действия. Вдобавок секретарша Света обязательно сообщила бы следователю, как она обзванивала по вашему указанию все агентства недвижимости и сеяла там панику, предупреждая об их скором крахе. Но прежде она на всякий случай рассказала это мне — дабы информация не пропала даром…
   — Вы верите в эту чушь? — хрипло спросил Брызгалов.
   — Не знаю, — пожал я плечами. — А почему нет?
   — Я хочу дослушать до конца, — вернулась в кабинет Инна Андреевна, резко села и закурила.
   — Так вот, я уверен, что в разгар своей предвыборной кампании президент холдинга «Северная Венеция» оказался бы за решеткой как минимум за вымогательство. Руководить холдингом осталась бы его жена, которой принадлежит, если не ошибаюсь, пятьдесят процентов акций. Помогали бы ей все те же Голяк, Судаков, Шаров. Спрашивается: нужен ли этой компании Петр Николаевич Брызгалов на свободе?…
   — Хам, извращенец, выродок! — выкрикнула Инна Андреевна и вновь убежала.
   — Благодарю, — кивнул я и продолжил:
   — А нужен ли этой компании вообще холдинг «Северная Венеция»? Не проще ли устроить крах холдинга по знакомому сценарию?
   За это, как известно, не сажают — доказать умысел невозможно. Тем более если оперативную работу будет проводить Судаков. Несколько миллионов долларов — приличные деньги, кто-то с ними неплохо может прожить и здесь, а кто-то окажется в Штатах… Я имею в виду гражданина США Шарова и его возлюбленную.
   — Глеб Егорыч, ты зачем обидел такую красивую женщину — вся в слезах убежала! — заглянул в кабинет Зурабик, при виде которого Брызгалов вздрогнул.
   — Зураб Иосифович, догоните ее и утешьте! — распорядился я. — Так вот, Петр Николаевич, я все основное сказал, за исключением деталей.
   — А кто, по-вашему, организовал убийства? — медленно спросил Брызгалов, прикуривая.
   — Думаю, вы знаете кто. Лева Хассман обнаружил, что некое однодневное агентство недвижимости «Колибри» закупило прослушивающей и подсматривающей техники почти на сто тысяч долларов. Он сразу решил, что к этому причастны вы, Петр Николаевич. Так?
   Брызгалов, не мигая, смотрел на меня.
   — Лева решил выяснить, кто стоит за «Колибри», и поделиться этой информацией со мной. Но когда он узнал, что «Колибри» — филиал его родного «Эдельвейса», что вся техника закупается на клиентские деньги, и, следовательно, «Эдельвейс» скоро рухнет, он категорически отказался со мной встречаться и решил откровенно переговорить с Шаровым. Однако вы с Голяком решили все же устранить Хассмана — так, на всякий случай, чтобы он не наломал Дров.
   — Я тут ни при чем — это решение принималось без меня! — отрезал Брызгалов.
   — Допустим, я могу ошибаться.
   Так вот, Голяк — признанный мастер интриг, специально организовал дело таким образом, чтобы я в момент убийства Хассмана оказался в «Прибалтийской». Он устроил целый спектакль все ради того, чтобы я мог подтвердить: да, в шестнадцать часов Голяк был в «Прибалтийской» и, следовательно, к убийству Хассмана не причастен.
   Хотя на самом деле, уверен, стрелял снайпер из его команды. А дальше случилась одна неприятная для всех вас вещь — потрясенный убийством Хассмана Андрей Васильевич Шаров решил выйти из игры и рассказать обо всем мне.
   — Почему вам, а не РУБОПу? — буркнул Брызгалов.
   — Думаю, потому, что он хотел сразу после этого вылететь в Штаты и, наверное, больше не вернуться.
   Я уверен, у него и билет был в кармане. После встречи с РУБОПом он вряд ли улетел бы. Шаров собрал все самые необходимые бумаги в черную папку и явился на встречу с нами. Но этой встречи вы и ваши коллеги тоже не могли допустить. И тогда тот же снайпер застрелил Шарова. На месте происшествия сразу же оказался опер Судаков — и заветная черная папочка моментально исчезла. Еще вопросы есть?
   — Есть, — вздохнул Брызгалов. — Вы думаете, мне все это очень надо? Эти заказные убийства? Мое имя теперь треплют в газетах, кричат о каких-то темных силах на рынке недвижимости…
   — Конечно, Петр Николаевич, на пользу вам это не пошло. Но если бы Хассман и Шаров остались живы — неприятностей у вас было бы намного больше. Впрочем, я готов поверить, что решение об их ликвидации принимали не вы. После двух убийств вы стали и вовсе не нужны этой компании — они решили поскорее от вас избавиться, подключив прессу. Как вы думаете, зачем ваша жена пожелала со мной сегодня встретиться? Думаю, чтобы вас сдать с потрохами…
   Брызгалов был похож на выжатый лимон. Я же, напротив, чувствовал себя довольно бодро.
   — Что вы собираетесь теперь делать? — устало спросил Петр Николаевич.
   — Дать вам вычитать текст и опубликовать его.
   — Вы в своем уме? Вы написали обо всем этом в статье? Но у вас же нет никаких доказательств…