- Что скажешь, Вадик? Есть шанс, что этих деятелей точно упакуют за решетку?
- Как в прокуратуре карта ляжет.- Он неопределенно пожал плечами.Володя, ты же понимаешь, тут уже политика мешается.
- Какая, на хрен, политика - журналистов мутузить!
Тут меня словно током ударило:
- Вадик! А ведь уголовное дело можно возбудить и по факту газетной публикации!
Мы тут же составили план действий.
Я пишу статью, основываясь на собранных материалах, публикую ее и поднимаю шум в СМИ. Резаков по своим каналам со статьей и собственноручными показаниями потерпевших старается нажать на прокуратуру, чтобы возбудили дело, а братьев Карпенко отправили в "Кресты".
- Сколько тебе времени надо, чтобы написать?- спросил он.
Завтра вечером она будет готова.- Я прикинул сроки выхода нашей "Явки с повинной".- Либо в эту пятницу в нашей собственной газете, либо в следующий понедельник в "Новой".
- На следующий день после публикации Карпенко будут за решеткой. Как минимум, на трое суток,- но большой уверенности в голосе Резакова я не услышал.
Заявление Марина написала. Я не решился оставить ее одну дома. Выпроводив Резакова с Лагутиным, я остался утешать Маришку. Утешал полночи, да так, что утром едва не проспал на работу - на написание статьи оставалось часов пять.
***
В контору я влетел как ошпаренный.
Личный состав репортерского отдела был на месте, исключая Восьмеренко, который, по словам остальных, "только что был здесь, но куда-то испарился"..
Впрочем, к этим его исчезновениям я привык, только одного не мог понять, как ему так удается растворяться в окружающей обстановке без остатка. Ведь действительно, и стул за его компьютером еще не успел остыть, а самого нет, словно и не было никогда на этом свете.
- Витя, оставляю тебя за старшего!- Шаховскому в плане организации в нашем отделе я доверял больше, чем кому бы то ни было еще,- если уж он с братками "тамбовскими" несколько лет справлялся, то и с этой гопой управиться несколько часов сможет.- Я выполняю ответственное спецзадание... в стенах нашего Агентства. Если что экстренное, я - у расследователей. Мне нужно несколько часов плотно поработать. Ясно?
Шаховский заверил, что будет бдеть.
Девушки: Горностаева с Завгородней (Света наконец-то соизволила объявиться на работе) - согласно закивали головами. Будем надеяться, что сегодня нас минуют взрывы в казино, убийства депутатов и падения самолетов. С остальным мой отдел мог прекрасно справиться и без меня.
Теперь предстоял еще один сложный и щекотливый момент. Необходимо было обработать Колю Повзло, чтобы несуществующий пока материал поставил либо в "Новую" газету, либо в "Явку с повинной".
С Колей я в последние несколько месяцев старался пересекаться как можно реже и только по крайней необходимости. Сейчас необходимость была наикрайнейшей.
Тук-тук... Я отстучал дробь по двери кабинета соперника в сердце моей законной супруги и правой руки нашего великого шефа.
- Николай Степанович, вы на месте?- не дожидаясь положительного ответа, я шагнул через порог.
Повзло был в кабинете.
- Николай Степанович, не откажите в милости пристроить статейку о бесчинствах двух небезызвестных вам граждан.
- Кого еще?- Коля сделал стойку, словно спаниель при виде низко летящей утки.
- Братанов Карпенко.- Я в красках пересказал Повзло историю с воспитанием четырех журналистов.- Только надо напечатать это все в ближайшие дни. Сможем?
Повзло задумался, прикидывая что-то про себя, а потом уверенно махнул рукой.
- Думаю, да. Давай текст, я его посмотрю.
- Он будет у тебя через три-четыре часа.
В срок я уложился. Через три с половиной часа семь страниц стандартного машинописного текста лежали на столе перед Повзло. Николая все более или менее в тексте устроило, кроме названия.
В оригинале мой опус назывался: "Закопаем журналиста!..", но в Повзло взыграли редакторские жилки, и он переименовал текст в "Криминальный дуэт". Я не стал к этому цепляться.
Повзло пообещал, что статья встанет в пятничный номер "Явки с повинной".
Ради этого он готов передвинуть на следующий номер один из эпохальных текстов Спозаранника о коррупции в руководстве детского садика в Калининском районе.
Теперь оставалось поставить в известность о сроке и месте публикации Резакова. Что я и сделал. Можно было умывать руки - мавр свое отработал.
Пусть теперь суетятся РУБОП и прокуратура. В любом случае за ближайшие два дня до выхода газеты в этом деле вряд ли что сдвинется, если только обоих Карпенко не грохнут злобные киллеры. Но тогда я только скажу им спасибо, независимо от того, по каким причинам им пришло в голову всадить в головы Виктора и Станислава по девять граммов свинца...
Насчет киллеров я погорячился.
Жизни братьев-негодяев до пятницы ничто не угрожало. В остальном я оказался прав - ничего сверхъестественного не приключилось. Даже в нашей репортерской работе образовался некоторый подозрительный застой. Писать было не о чем. Мы обрывали телефоны в поисках новостей, но все, что происходило, было как-то мало достойно нашего внимания. В безумной голове Восьмеренко родилась поражающая своей новизной идея: раздобыть канистру с бензином и поджечь Апраксин двор.
- А почему именно Апраксин?- вяло поинтересовался Шаховский.
- Так ходить далеко не надо,- ответил Восьмеренко.
- Тогда уж надо Суворовское училище поджигать,- лениво заметила Завгородняя,- у нас на него как раз окна выходят...
- Дураки вы все!- подвела итог дискуссии Горностаева.
***
В пятницу я явился в контору, как обычно, около десяти утра. Вахтер, он же охранник, Григорий сидел на своем посту, уткнувшись в еще пахнущий типографской краской номер "Явки с повинной".
- Привезли уже?- поинтересовался я.
- Угу...
Я взял верхний номер из распечатанной пачки и двинулся в сторону нашего кабинета, разворачивая газету на ходу и марая пальцы в краске. Вот он, целый разворот. Даже с фотографиями обоих Карпенко. Молодец Повзло - удачно получилось.
Первым делом я набрал номер трубы Резакова.
- Привет, Вадик. Видел?
- В метро прочитал. Здорово сработано.
- Дело за вами.
Резаков велел звонить ближе к вечеру: возбуждение уголовного дела - не такая быстрая процедура, как иногда кажется.
Весь день я не находил себе места.
Чтобы хоть как-то унять охвативший меня зуд, попытался с головой уйти в работу. Но, как на грех, пятница выдалась тихой. И все же ощущение, что как раз к вечеру случится что-нибудь из ряда вон выходящее, меня не покидало.
Пятница - роковой для нашего репортерского отдела день. В последнее время в Питере пошла мода учинять всяческие безобразия именно в пятницу под вечер: то склад артиллерийский взорвется, то депутата или авторитета какого грохнут (я, впрочем, в последнее время перестал делать большие различия между этими двумя категориями активного народонаселения), то фанаты "зенитовские" полгорода разнесут в порыве своих фанатских чувств. Но пока все было тихо.
Часа в четыре в наш кабинет просунулась взлохмаченная голова Родиона Каширина. Он обвел нас слегка ошалевшим взглядом и задержал его на мне.
- Соболин, пошли пиво пить в Катькин сад!..
- А пошли, Родион.- Может, хоть пиво меня успокоит?- Орлы, я вернусь минут через двадцать. Шеф будет спрашивать: я - на почте... получаю заказное из Штатов.
Орлы-репортеры понимающие переглянулись и заверили, что сделают все, как я сказал.
Мы с Родионом расположились за столиком летнего кафе у самой ограды Екатерининского сада. Из еды в кафе были только чипсы, зато пиво было самое разнообразное. Каширин заказал "Балтику" седьмой номер, а я решил попробовать "Толстяка".
Родион по своей старой оперской привычке рыскал незаметно по сторонам глазами. Хотя, думаю, он все больше на красоток в мини-юбках глазел.
- Володя, ты только не дергайся,- неожиданно тихо, но внятно сказал он,- сдается мне, за нами хвост.
- В смысле?
- Только башкой своей глупой не верти по сторонам. Три человека: один возле машины у ограды Аничкова дворца - БМВ темно-синяя; второй возле стойки стоит, пиво берет; третий в самом Катькином садике ошивается - делает вид, что за шахматистами наблюдает. Они нас от самого Агентства вели. Эта БМВ напротив нашей арки стояла.
Причин не доверять профессиональному глазу Каширина у меня не было.
Как-никак человек опером в уголовном розыске отработал: правда, всего год и в приполярном Диксоне (за кем он там следил, за медведями белыми, что ли?), но все-таки.
- Ты номера можешь срисовать?
- Уже. Придем в контору, попробуем пробить. Давай немного пройдемся, проверимся. Ты только сам не крутись, я отслежу.
Мы не торопясь допили пиво и пофланировали в сторону Невского. Пересекли его, завернули в Елисеевский (надо же было как-то оправдать наши передвижения), а затем повернули обратно, в сторону улицы Зодчего Росси.
- Ну? нетерпеливо спросил я, когда мы поднялись на наш второй этаж.
- Подковы гну! За нами хвост, железно. Я пошел номер пробивать.
Родион скрылся за дверью кабинета расследователей и начал взывать к Зудинцеву, умоляя того отвлечься от общения с Завгородней в буфете и заняться пробивкой номеров БМВ.
За время моего недолгого отсутствия мне позвонили трое: Заборин, Резаков и неизвестный мужчина со слащаво-вежливым голоском.
- Чего он хотел?- спросил я у Восьмеренко, который беседовал с ним, пока меня не было.
- Спрашивал, в городе ли ты, когда тебя можно застать. Интересовался твоими координатами, в том числе и домашним телефоном...
- Я надеюсь, ты не сказал?
- А что тут такого? Секретные сведения, что ли?- удивился Восьмеренко.
Я аж зубами скрипнул с досады - ну кто его просил кому ни попадя мой домашний телефон выдавать? Досчитав до двадцати, чтобы не обложить его магом - все же в кабинете были девушки,- я попросил этого инвалида ума налить мне кофе, а сам стал звонить.
Первым я дозвонился до Заборина.
- Старик, то, что я в жопе,- это фигня, я в ней давно - еще со своей встречи с Карпенко, но похоже, что и ты теперь влетел.- Алик говорил со мной зло и ехидно.- Ты лучше сразу больничный возьми. Авансом, так сказать. После того как Карпенко с тобой побеседуют, ты и до поликлиники уже можешь не дойти.
- Алик, да им сейчас не до бесед с нами будет - они, поди, уже со следователем прокуратуры беседу ведут.
- Четверть часа назад они беседовали со мной. Слава Богу, что только по телефону. Но я намерен лечь на дно.
И тебе советую, если еще не поздно.
Он повесил трубку. Вот оно - пятница, вечер. Похоже, что именно у меня будут неприятности в самое ближайшее время. Я несколько раз набирал номер служебного телефона Резакова на Чайковского, но трубку никто не брал. Пришлось звонить ему на мобильник.
- Вадик, что с Карпенками?- задал я вопрос в лоб.
Резаков замялся с ответом, что вообще-то ему было не свойственно.
- Херня, Володя. Следователь уперся - не хочет дело возбуждать. Это, говорит, еще разбираться надо, проверку проводить. Они, мол, люди уважаемые. А если журналисты просто сговорились честных политиков и коммерсантов опорочить? Им, мол, заплатить за эту кампанию травли могли... Володя, ты это... будь поосторожнее..
Поосторожнее!
И тут мне под руку подвернулся Восьмеренко с кружкой кофе. В следующую секунду я метнул ее в стену. Брызнули во все стороны осколки, грязное коричневое пятно поползло вниз по обоям, повинуясь закону всемирного тяготения.
- Вовка, ты что?- Восьмеренко был бледен, и пальцы его тряслись.
Все удивленно уставились на меня.
Трубку телефона я все еще держал в руках.
- Вадим, я перезвоню позже...
Хотелось выть. И крушить все вокруг.
- Володя, да что с тобой?- Горностаева подбежала, стала доставать из сумки какие-то таблетки.
- Извините, ребята...- я старался говорить медленно и спокойно,- я... я потом как-нибудь все объясню. Простите, но мне нужно ненадолго выйти...
К счастью, Агеева в своем крохотном кабинете была одна (и как они там всем своим архивно-аналитическим отделом умещаются?). Я попросил у нее убежища. Мне нужно было полчаса, чтобы прийти в себя.
- Володя, что случилось? На вас прямо лица нет.
- На мне, Марина Борисовна, скоро и головы не будет!..
Агеева притащила кофе, выставила на стол из заначки бутылку с прозрачной жидкостью и надписью не по-русски.
- Не обессудьте, Володечка, коньяк весь вышел. А это ракия турецкая. Но эффект тот же.
Ракия пахла анисом и еще какой-то сладковатой гадостью. В кофе я ее лить не стал, а опрокинул в себя одну за одной три рюмки. У первой вкуса не почувствовал просто обожгло горло.
Вторая оказалась крепкой и сладкой, как лекарство от кашля. Удержался, не выплюнул. Третью рюмку выпил, словно мстя собственному организму.
Потом я допил кофе, поблагодарил Агееву за участие и на все еще слабых ногах пошел к Каширину.
- Ну что, Родион, чья тачка?
- Похоже, что братаны нас выпасали. Машина оформлена на "чернобыльца". Он ее якобы ввез в Россию пару лет назад, по льготным таможенным платежам. А вот нарушали на ней в последнее время двое отморозков - официально-то они, конечно, частными охранниками оформлены, но, по нашим данным, плотно работали на братьев Карпенко.
Я снял трубку телефона и набрал номер Марины. Не отвечали минуты две.
Неожиданно на том конце провода кто-то снял трубку. Незнакомый мужской голос.
- Кого вам?
- Ясинскую Марину можно?
- Нельзя. Она в плохом состоянии.
- А вы кто?
- Врач "скорой". У нее была попытка суицида. Нет, приезжать сюда не надо - мы ее в больницу везем. Завтра можно будет подъехать, в справочной узнать.
- А куда?
- Куда, куда... на Пряжку.
Доигрались, твою-то мать!.. Почему же мы. уроды такие, всегда забываем, что за нашими игрищами живые люди, а не картонные фигурки. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется.
Фигня это все - еще как дано. Только не лениться надо, а думать.
Ярость прошла. Теперь я чувствовал такую слабость, что ноги не держали.
- Вовка, да тебя же трясет!- Каширин заглядывал мне в глаза.
Только тут я понял, что меня колбасит. Дрожало все, что только могло дрожать. Зудинцев метнулся куда-то из кабинета, затем снова появился уже передо мной, силой влил мне в рот из кружки какую-то горькую гадость. Зелье подействовало. Трясло меня уже меньше, да и кавардак в голове несколько унялся.
- Спасибо, мужики,- сказал я.
- Может, расскажешь, в чем дело?- поинтересовался Зудинцев.
- Не, Георгий Михайлович, сам напортачил, сам и разберусь.
Каширин робко намекнул, что, может быть, сказать о хвосте Обнорскому. Этого еще только не хватало. Тогда план, который уже начал обрастать у меня в голове некоторыми очертаниями, придется похоронить. Нет, действовать надо было прямо сейчас, без промедления.
Надо двигать домой, все спокойно обдумать и начать действовать. Ха! Письменных заявлений обиженных журналистов, видите ли, недостаточно для возбуждения дела... Им что, труп журналиста нужен в кабинете Карпенко? Ну так будет им труп...
- Я, мужики, пожалуй, пойду домой.
Спасибо, что откачали в трудную минуту.
"Черт!- вспомнил я.- Там же хвост! А если они меня прямо на выходе сцапают?" На свой счет я не обольщался. Мне и с одним-то братком сложно было бы тягаться на равных, а с тремя...
Усилиями Зудинцева и Каширина их кабинет напоминал нечто среднее между кабинетом оперуполномоченных в РУВД и небольшим музеем: стены были обклеены зловещими фотографиями с мест происшествий, в одном углу было прикреплено переходящее красное знамя "За успехи в раскрытии преступлений", в другом черный флаг с черепом и скрещенными костями, который каждое утро торжественно поднимали, а ежевечерне - спускали с соблюдением соответствующих церемоний.
- Слушайте, мужики, а какие-нибудь средства личной самообороны у вас имеются в коллекции?
Средства нашлись. От изделия ПР-1 (палка резиновая) я отказался обращаться с ним не умею. Газовую систему "Удар" тоже отверг - не было уверенности, что и с нею я совладаю, хотя отзывы о ней слышал хвалебные. А вот деревянная рогатка... В сочетании с металлическими шариками от подшипников она могла стать грозным оружием, если, конечно, вспомню юность в поволжском городке. Я осмотрел индивидуальное бесшумное ручное устройство натяжно-ударного действия, проверил резинку и остался доволен. Каширин отсыпал мне в ладонь горсть шариков трехсантиметрового диаметра. Я сунул оружие в карман и вышел на улицу.
***
БМВ карпенковских братков стояла через улицу - напротив выхода из нашей подворотни. Они дали мне выйти на Зодчего Росси. Едва я повернул к Александрийскому театру, как из салона БМВ выбрались два молодца и направились в мою сторону. Третий сидел за рулем.
Я вытащил рогатку. Щелкнула резинка. Один амбал споткнулся и сложился пополам - металлический шарик угодил ему в солнечное сплетение.
Второй не понял, в чем дело, прибавил ходу. Я выстрелил по нему промахнулся. Щелкнул рогаткой еще раз. Снаряд попал в ногу. Наверное, в коленную чашечку, потому что второй мой преследователь рухнул на асфальт, закричав от боли. БМВ уже разворачивалась в мою сторону. Оставшиеся три шарика я выпустил ей по стеклам. Лобовое пошло трещинами...
Потом я побежал. Последний раз я так бежал в армии на пятикилометровом кроссе в полной выкладке. Тогда я чуть не умер. В этот раз я тоже остался жив.
Я вылетел на набережную Фонтанки, повернул направо и, задыхаясь, влетел на вахту общежития Большого драматического театра.
- Вам кого, молодой человек?- благообразная бабулька строго заступила мне дорогу.
- Я - к Яну Шапнику. Он у себя?
Ян был на месте. Когда-то мы вместе учились в театральном училище в Ярославле, правда, на разных курсах, но друг друга знали. После третьего курса Шапа, как его обычно звали в училище, перевелся в Питер. А после окончания ЛГИТМиКа попал в БДТ.
Я проскочил на второй этаж. Мне казалось, что я слышал сзади топот моих преследователей. Но, возможно, это мне только мерещилось.
Вот и Ян Шапник. Увидел меня, узнал, удивился:
- Какими судьбами, Соболин?
- Нужна твоя помощь: поспорил с коллегами, что смогу так перевоплотиться, что они меня ни в жизнь не узнают.
Не одолжишь паричок, грим и еще кое-что, желательно из дамского гардероба...
У Шапника нашлось все: и грим, и седой косматый парик, и потрепанный, давно уже потерявший свой природный цвет женский плащ, и стоптанные башмачки типа "здравствуй, старость". Была даже суковатая палка.
Загвоздка была в одном - мою густую черную бороду было не закрасить никаким гримом.
- У тебя станок бритвенный есть?- Я разглядывал растительность на собственной физиономии в зеркало - жаль расставаться с тем, что отращивал с таким старанием последние три года.
- Есть. Вот только горячую воду отключили. Но мы сейчас в кастрюльке согреем.
- Ножницы тащи.
Ножницами я обкромсал бороду максимально коротко. Затем пустил в ход бритву - "первое лезвие бреет чисто, второе - еще чище... двадцать четвертое полирует кость". Минут через семь на меня из зеркала смотрела до бесстыдства голая, давно позабытая физиономия.
Я раскрыл коробку грима и приступил к процессу преображения. С помощью гуммиарабика обзавелся крючковатым носом. Затем наложил общий тон.
За основу я выбрал серо-желто-зеленый цвет (вспомнилась старуха, которую как-то наблюдал на Васильевском острове - у нее был как раз такой, почти мертвецкий цвет лица). Затушевал свои густые брови, так что теперь они представлялись клочковатыми седыми кустиками, оттенил щеки и глаза так, чтобы они запали поглубже, изменил яркость и форму губ, провел в нужных местах старушечьи морщины. С помощью заколок-невидимок укрепил на голове кудлатый парик. Наконец все было готово - пожилая испитая бомжовка глядела на меня из зеркала.
- Ты что, так в джинсах и пойдешь?- ехидно поинтересовался Шапник, внимательно следивший за моим преображением.
Н-да, даже у самых гениальных актеров бывают проколы. Но и тут запасливый Ян пришел на помощь - протянул мне дамские колготки. Не лайкровые, плотностью пятнадцать или сорок дэн, а хлопчатобумажные, плотные, с рисунком в затейливый рубчик - такие лет тридцать назад носила моя бабушка.
Джинсы я все-таки снимать не стал.
Колготки попытался натянуть поверх.
Получилось. Переобулся в старческие ботики, надел плащ, постаравшись поглубже спрятать кисти в рукава, почти по глаза повязал косынку, выпустив из-под нее несколько лохматых седых прядей. На спине у меня вырос горб, одно плечо громоздилось выше другого.
Опершись на клюку, прошаркал в угол, подцепил пустой пакет с ручками. Прокашлялся.
- Шта, милок, бабушке на хлебушек бутылочек пустых не дашь?
- Не ожидал такого перевоплощения...- похвалил меня Ян.- Возьми - у меня тут пара бутылок завалялась.
Я воспользовался его предложением и сунул бутылки в пакет...
***
Мои преследователи действительно топтались неподалеку от входа в общежитие БДТ. Но старуха не привлекла их внимания. Я свернул в Апраксин двор - лучшего места, чтобы затеряться в Питере, нет. Главное было не расслабляться, чтобы не выдать себя неожиданным для старухи движением или слишком резвой реакцией. Шаркая и высматривая по дороге пустые бутылки, я добрался до Агентства. Был уже седьмой час вечера. Улица Зодчего Росси была пустынна многочисленные обычно автомобили к этому времени разъехались, а потому две припаркованные неподалеку от входа в нашу подворотню машины невольно обращали на себя внимание. Очень похоже, что и эти пасут меня. Я поразился желанию господ Карпенко дать мне личную аудиенцию. Впрочем, можно и предоставить им такую возможность. Только игра будет идти по моим правилам!
Ближайший телефон-автомат был на Садовой. Все так же неторопливо я свернул на площадь Островского, затем в переулок Крылова. Даже постовые у расположенных там двух отделов милиции не обратили на меня особого внимания. Из автомата позвонил Резакову на трубу.
- Вадик, это я, Соболин. Ты еще хочешь засадить Карпенко за решетку?
- Да, но...
- Они все еще у себя, в "Лаки чене"?
- По моим данным, да.
- За сколько ты с группой захвата сможешь туда добраться?
- Полчаса, минимум.
- Скажи, для этого твоего следователя будет достаточным поводом для возбуждения дела и ареста факт расправы с журналистом?
- Что ты задумал?..
- Значит, полчаса? Смотри не опоздай, а то расправа кончится плохо... Для журналиста.
Если Резаков со своими рубоповцами успеет вовремя, все срастется. Если нет...
Времени у меня оставалось только-только, чтобы добраться до "Лаки чена", пробраться внутрь и раззадорить господ Карпенко.
В образе старой нищенки я проник во двор респектабельного ночного клуба. Задворки, впрочем, оказались не столь блестящи, как фасад. Вот и та помойка, в которую засовывали Маришку. За бачками я и избавился от старушечьего образа.
Колготки, плащ, косынку и парик сунул в пакет. Ботики снимать не стал мои туфли остались у Шапника.
С гримом возникли проблемы: я измазал носовой платок, но до конца оттереть краску так и не смог. Я глянул на свое отражение в оконном стекле похож на трубочиста, вылезшего из дымохода. Да и волосы после парика стояли дыбом. Припрятав пакет с Яниным барахлом, я направился к служебному входу клуба. До предполагаемого приезда рубоповцев оставалось десять минут.
Уложиться бы...
- Вы к кому, молодой человек?- Охранник на входе заступил мне дорогу.
- К Виктору и Станиславу Карпенко.
- Вам назначено?
- Полагаю, они мечтают меня видеть. Я - Владимир Соболин, журналист.
Охранник недоверчиво взглянул на мою растрепанную шевелюру и перемазанное лицо, но снял трубку и набрал номер. Назвав мою фамилию и выслушав ответ, он переменился в лице.
- Велено пропустить. Я провожу...- Он схватил меня за локоть и повел по коридорам "Лаки чена".
- Сюда.- Мы остановились перед обитой мягкой кожей дверью.
Он остался снаружи, а я вошел внутрь, с трудом унимая дрожь. Офис как офис: несколько мягких кресел, журнальный столик с чашками и кофеваркой, бар, рабочий стол с компьютером.
Оба брата были здесь - не знал бы, что они с моими коллегами натворили, никогда бы не подумал, что они на такое способны: дядьки как дядьки. Средних лет, с залысинами, в очках, щечки пухлые, костюмы дорогие...
Если они и не ожидали моего визита, то не очень-то это показывали. Один - кажется, Виктор - курил сигарету. Рассматривал меня внимательно.
- Ну здравствуй, сучонок!- произнес наконец один из них.- Что, струхнул? Нагадил, а потом и сам обгадился?
Памперсы-то захватил?
- Вах, баюс, баюс, баюс...- Отчаянный страх можно было прикрыть лишь нарочитым хамством.- У вас у самих-то, господа хорошие, памперсы имеются?
Станислав полиловел от ярости, рванулся ко мне и вцепился в воротник жилетки. Хрясь. Удар кулака пришелся точно в нос. Кровь закапала на жилетку, футболку...
- Сука!- Станислав оттолкнулся от меня и стал брезгливо вытирать запачканную кровью ладонь носовым платком.
- Как в прокуратуре карта ляжет.- Он неопределенно пожал плечами.Володя, ты же понимаешь, тут уже политика мешается.
- Какая, на хрен, политика - журналистов мутузить!
Тут меня словно током ударило:
- Вадик! А ведь уголовное дело можно возбудить и по факту газетной публикации!
Мы тут же составили план действий.
Я пишу статью, основываясь на собранных материалах, публикую ее и поднимаю шум в СМИ. Резаков по своим каналам со статьей и собственноручными показаниями потерпевших старается нажать на прокуратуру, чтобы возбудили дело, а братьев Карпенко отправили в "Кресты".
- Сколько тебе времени надо, чтобы написать?- спросил он.
Завтра вечером она будет готова.- Я прикинул сроки выхода нашей "Явки с повинной".- Либо в эту пятницу в нашей собственной газете, либо в следующий понедельник в "Новой".
- На следующий день после публикации Карпенко будут за решеткой. Как минимум, на трое суток,- но большой уверенности в голосе Резакова я не услышал.
Заявление Марина написала. Я не решился оставить ее одну дома. Выпроводив Резакова с Лагутиным, я остался утешать Маришку. Утешал полночи, да так, что утром едва не проспал на работу - на написание статьи оставалось часов пять.
***
В контору я влетел как ошпаренный.
Личный состав репортерского отдела был на месте, исключая Восьмеренко, который, по словам остальных, "только что был здесь, но куда-то испарился"..
Впрочем, к этим его исчезновениям я привык, только одного не мог понять, как ему так удается растворяться в окружающей обстановке без остатка. Ведь действительно, и стул за его компьютером еще не успел остыть, а самого нет, словно и не было никогда на этом свете.
- Витя, оставляю тебя за старшего!- Шаховскому в плане организации в нашем отделе я доверял больше, чем кому бы то ни было еще,- если уж он с братками "тамбовскими" несколько лет справлялся, то и с этой гопой управиться несколько часов сможет.- Я выполняю ответственное спецзадание... в стенах нашего Агентства. Если что экстренное, я - у расследователей. Мне нужно несколько часов плотно поработать. Ясно?
Шаховский заверил, что будет бдеть.
Девушки: Горностаева с Завгородней (Света наконец-то соизволила объявиться на работе) - согласно закивали головами. Будем надеяться, что сегодня нас минуют взрывы в казино, убийства депутатов и падения самолетов. С остальным мой отдел мог прекрасно справиться и без меня.
Теперь предстоял еще один сложный и щекотливый момент. Необходимо было обработать Колю Повзло, чтобы несуществующий пока материал поставил либо в "Новую" газету, либо в "Явку с повинной".
С Колей я в последние несколько месяцев старался пересекаться как можно реже и только по крайней необходимости. Сейчас необходимость была наикрайнейшей.
Тук-тук... Я отстучал дробь по двери кабинета соперника в сердце моей законной супруги и правой руки нашего великого шефа.
- Николай Степанович, вы на месте?- не дожидаясь положительного ответа, я шагнул через порог.
Повзло был в кабинете.
- Николай Степанович, не откажите в милости пристроить статейку о бесчинствах двух небезызвестных вам граждан.
- Кого еще?- Коля сделал стойку, словно спаниель при виде низко летящей утки.
- Братанов Карпенко.- Я в красках пересказал Повзло историю с воспитанием четырех журналистов.- Только надо напечатать это все в ближайшие дни. Сможем?
Повзло задумался, прикидывая что-то про себя, а потом уверенно махнул рукой.
- Думаю, да. Давай текст, я его посмотрю.
- Он будет у тебя через три-четыре часа.
В срок я уложился. Через три с половиной часа семь страниц стандартного машинописного текста лежали на столе перед Повзло. Николая все более или менее в тексте устроило, кроме названия.
В оригинале мой опус назывался: "Закопаем журналиста!..", но в Повзло взыграли редакторские жилки, и он переименовал текст в "Криминальный дуэт". Я не стал к этому цепляться.
Повзло пообещал, что статья встанет в пятничный номер "Явки с повинной".
Ради этого он готов передвинуть на следующий номер один из эпохальных текстов Спозаранника о коррупции в руководстве детского садика в Калининском районе.
Теперь оставалось поставить в известность о сроке и месте публикации Резакова. Что я и сделал. Можно было умывать руки - мавр свое отработал.
Пусть теперь суетятся РУБОП и прокуратура. В любом случае за ближайшие два дня до выхода газеты в этом деле вряд ли что сдвинется, если только обоих Карпенко не грохнут злобные киллеры. Но тогда я только скажу им спасибо, независимо от того, по каким причинам им пришло в голову всадить в головы Виктора и Станислава по девять граммов свинца...
Насчет киллеров я погорячился.
Жизни братьев-негодяев до пятницы ничто не угрожало. В остальном я оказался прав - ничего сверхъестественного не приключилось. Даже в нашей репортерской работе образовался некоторый подозрительный застой. Писать было не о чем. Мы обрывали телефоны в поисках новостей, но все, что происходило, было как-то мало достойно нашего внимания. В безумной голове Восьмеренко родилась поражающая своей новизной идея: раздобыть канистру с бензином и поджечь Апраксин двор.
- А почему именно Апраксин?- вяло поинтересовался Шаховский.
- Так ходить далеко не надо,- ответил Восьмеренко.
- Тогда уж надо Суворовское училище поджигать,- лениво заметила Завгородняя,- у нас на него как раз окна выходят...
- Дураки вы все!- подвела итог дискуссии Горностаева.
***
В пятницу я явился в контору, как обычно, около десяти утра. Вахтер, он же охранник, Григорий сидел на своем посту, уткнувшись в еще пахнущий типографской краской номер "Явки с повинной".
- Привезли уже?- поинтересовался я.
- Угу...
Я взял верхний номер из распечатанной пачки и двинулся в сторону нашего кабинета, разворачивая газету на ходу и марая пальцы в краске. Вот он, целый разворот. Даже с фотографиями обоих Карпенко. Молодец Повзло - удачно получилось.
Первым делом я набрал номер трубы Резакова.
- Привет, Вадик. Видел?
- В метро прочитал. Здорово сработано.
- Дело за вами.
Резаков велел звонить ближе к вечеру: возбуждение уголовного дела - не такая быстрая процедура, как иногда кажется.
Весь день я не находил себе места.
Чтобы хоть как-то унять охвативший меня зуд, попытался с головой уйти в работу. Но, как на грех, пятница выдалась тихой. И все же ощущение, что как раз к вечеру случится что-нибудь из ряда вон выходящее, меня не покидало.
Пятница - роковой для нашего репортерского отдела день. В последнее время в Питере пошла мода учинять всяческие безобразия именно в пятницу под вечер: то склад артиллерийский взорвется, то депутата или авторитета какого грохнут (я, впрочем, в последнее время перестал делать большие различия между этими двумя категориями активного народонаселения), то фанаты "зенитовские" полгорода разнесут в порыве своих фанатских чувств. Но пока все было тихо.
Часа в четыре в наш кабинет просунулась взлохмаченная голова Родиона Каширина. Он обвел нас слегка ошалевшим взглядом и задержал его на мне.
- Соболин, пошли пиво пить в Катькин сад!..
- А пошли, Родион.- Может, хоть пиво меня успокоит?- Орлы, я вернусь минут через двадцать. Шеф будет спрашивать: я - на почте... получаю заказное из Штатов.
Орлы-репортеры понимающие переглянулись и заверили, что сделают все, как я сказал.
Мы с Родионом расположились за столиком летнего кафе у самой ограды Екатерининского сада. Из еды в кафе были только чипсы, зато пиво было самое разнообразное. Каширин заказал "Балтику" седьмой номер, а я решил попробовать "Толстяка".
Родион по своей старой оперской привычке рыскал незаметно по сторонам глазами. Хотя, думаю, он все больше на красоток в мини-юбках глазел.
- Володя, ты только не дергайся,- неожиданно тихо, но внятно сказал он,- сдается мне, за нами хвост.
- В смысле?
- Только башкой своей глупой не верти по сторонам. Три человека: один возле машины у ограды Аничкова дворца - БМВ темно-синяя; второй возле стойки стоит, пиво берет; третий в самом Катькином садике ошивается - делает вид, что за шахматистами наблюдает. Они нас от самого Агентства вели. Эта БМВ напротив нашей арки стояла.
Причин не доверять профессиональному глазу Каширина у меня не было.
Как-никак человек опером в уголовном розыске отработал: правда, всего год и в приполярном Диксоне (за кем он там следил, за медведями белыми, что ли?), но все-таки.
- Ты номера можешь срисовать?
- Уже. Придем в контору, попробуем пробить. Давай немного пройдемся, проверимся. Ты только сам не крутись, я отслежу.
Мы не торопясь допили пиво и пофланировали в сторону Невского. Пересекли его, завернули в Елисеевский (надо же было как-то оправдать наши передвижения), а затем повернули обратно, в сторону улицы Зодчего Росси.
- Ну? нетерпеливо спросил я, когда мы поднялись на наш второй этаж.
- Подковы гну! За нами хвост, железно. Я пошел номер пробивать.
Родион скрылся за дверью кабинета расследователей и начал взывать к Зудинцеву, умоляя того отвлечься от общения с Завгородней в буфете и заняться пробивкой номеров БМВ.
За время моего недолгого отсутствия мне позвонили трое: Заборин, Резаков и неизвестный мужчина со слащаво-вежливым голоском.
- Чего он хотел?- спросил я у Восьмеренко, который беседовал с ним, пока меня не было.
- Спрашивал, в городе ли ты, когда тебя можно застать. Интересовался твоими координатами, в том числе и домашним телефоном...
- Я надеюсь, ты не сказал?
- А что тут такого? Секретные сведения, что ли?- удивился Восьмеренко.
Я аж зубами скрипнул с досады - ну кто его просил кому ни попадя мой домашний телефон выдавать? Досчитав до двадцати, чтобы не обложить его магом - все же в кабинете были девушки,- я попросил этого инвалида ума налить мне кофе, а сам стал звонить.
Первым я дозвонился до Заборина.
- Старик, то, что я в жопе,- это фигня, я в ней давно - еще со своей встречи с Карпенко, но похоже, что и ты теперь влетел.- Алик говорил со мной зло и ехидно.- Ты лучше сразу больничный возьми. Авансом, так сказать. После того как Карпенко с тобой побеседуют, ты и до поликлиники уже можешь не дойти.
- Алик, да им сейчас не до бесед с нами будет - они, поди, уже со следователем прокуратуры беседу ведут.
- Четверть часа назад они беседовали со мной. Слава Богу, что только по телефону. Но я намерен лечь на дно.
И тебе советую, если еще не поздно.
Он повесил трубку. Вот оно - пятница, вечер. Похоже, что именно у меня будут неприятности в самое ближайшее время. Я несколько раз набирал номер служебного телефона Резакова на Чайковского, но трубку никто не брал. Пришлось звонить ему на мобильник.
- Вадик, что с Карпенками?- задал я вопрос в лоб.
Резаков замялся с ответом, что вообще-то ему было не свойственно.
- Херня, Володя. Следователь уперся - не хочет дело возбуждать. Это, говорит, еще разбираться надо, проверку проводить. Они, мол, люди уважаемые. А если журналисты просто сговорились честных политиков и коммерсантов опорочить? Им, мол, заплатить за эту кампанию травли могли... Володя, ты это... будь поосторожнее..
Поосторожнее!
И тут мне под руку подвернулся Восьмеренко с кружкой кофе. В следующую секунду я метнул ее в стену. Брызнули во все стороны осколки, грязное коричневое пятно поползло вниз по обоям, повинуясь закону всемирного тяготения.
- Вовка, ты что?- Восьмеренко был бледен, и пальцы его тряслись.
Все удивленно уставились на меня.
Трубку телефона я все еще держал в руках.
- Вадим, я перезвоню позже...
Хотелось выть. И крушить все вокруг.
- Володя, да что с тобой?- Горностаева подбежала, стала доставать из сумки какие-то таблетки.
- Извините, ребята...- я старался говорить медленно и спокойно,- я... я потом как-нибудь все объясню. Простите, но мне нужно ненадолго выйти...
К счастью, Агеева в своем крохотном кабинете была одна (и как они там всем своим архивно-аналитическим отделом умещаются?). Я попросил у нее убежища. Мне нужно было полчаса, чтобы прийти в себя.
- Володя, что случилось? На вас прямо лица нет.
- На мне, Марина Борисовна, скоро и головы не будет!..
Агеева притащила кофе, выставила на стол из заначки бутылку с прозрачной жидкостью и надписью не по-русски.
- Не обессудьте, Володечка, коньяк весь вышел. А это ракия турецкая. Но эффект тот же.
Ракия пахла анисом и еще какой-то сладковатой гадостью. В кофе я ее лить не стал, а опрокинул в себя одну за одной три рюмки. У первой вкуса не почувствовал просто обожгло горло.
Вторая оказалась крепкой и сладкой, как лекарство от кашля. Удержался, не выплюнул. Третью рюмку выпил, словно мстя собственному организму.
Потом я допил кофе, поблагодарил Агееву за участие и на все еще слабых ногах пошел к Каширину.
- Ну что, Родион, чья тачка?
- Похоже, что братаны нас выпасали. Машина оформлена на "чернобыльца". Он ее якобы ввез в Россию пару лет назад, по льготным таможенным платежам. А вот нарушали на ней в последнее время двое отморозков - официально-то они, конечно, частными охранниками оформлены, но, по нашим данным, плотно работали на братьев Карпенко.
Я снял трубку телефона и набрал номер Марины. Не отвечали минуты две.
Неожиданно на том конце провода кто-то снял трубку. Незнакомый мужской голос.
- Кого вам?
- Ясинскую Марину можно?
- Нельзя. Она в плохом состоянии.
- А вы кто?
- Врач "скорой". У нее была попытка суицида. Нет, приезжать сюда не надо - мы ее в больницу везем. Завтра можно будет подъехать, в справочной узнать.
- А куда?
- Куда, куда... на Пряжку.
Доигрались, твою-то мать!.. Почему же мы. уроды такие, всегда забываем, что за нашими игрищами живые люди, а не картонные фигурки. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется.
Фигня это все - еще как дано. Только не лениться надо, а думать.
Ярость прошла. Теперь я чувствовал такую слабость, что ноги не держали.
- Вовка, да тебя же трясет!- Каширин заглядывал мне в глаза.
Только тут я понял, что меня колбасит. Дрожало все, что только могло дрожать. Зудинцев метнулся куда-то из кабинета, затем снова появился уже передо мной, силой влил мне в рот из кружки какую-то горькую гадость. Зелье подействовало. Трясло меня уже меньше, да и кавардак в голове несколько унялся.
- Спасибо, мужики,- сказал я.
- Может, расскажешь, в чем дело?- поинтересовался Зудинцев.
- Не, Георгий Михайлович, сам напортачил, сам и разберусь.
Каширин робко намекнул, что, может быть, сказать о хвосте Обнорскому. Этого еще только не хватало. Тогда план, который уже начал обрастать у меня в голове некоторыми очертаниями, придется похоронить. Нет, действовать надо было прямо сейчас, без промедления.
Надо двигать домой, все спокойно обдумать и начать действовать. Ха! Письменных заявлений обиженных журналистов, видите ли, недостаточно для возбуждения дела... Им что, труп журналиста нужен в кабинете Карпенко? Ну так будет им труп...
- Я, мужики, пожалуй, пойду домой.
Спасибо, что откачали в трудную минуту.
"Черт!- вспомнил я.- Там же хвост! А если они меня прямо на выходе сцапают?" На свой счет я не обольщался. Мне и с одним-то братком сложно было бы тягаться на равных, а с тремя...
Усилиями Зудинцева и Каширина их кабинет напоминал нечто среднее между кабинетом оперуполномоченных в РУВД и небольшим музеем: стены были обклеены зловещими фотографиями с мест происшествий, в одном углу было прикреплено переходящее красное знамя "За успехи в раскрытии преступлений", в другом черный флаг с черепом и скрещенными костями, который каждое утро торжественно поднимали, а ежевечерне - спускали с соблюдением соответствующих церемоний.
- Слушайте, мужики, а какие-нибудь средства личной самообороны у вас имеются в коллекции?
Средства нашлись. От изделия ПР-1 (палка резиновая) я отказался обращаться с ним не умею. Газовую систему "Удар" тоже отверг - не было уверенности, что и с нею я совладаю, хотя отзывы о ней слышал хвалебные. А вот деревянная рогатка... В сочетании с металлическими шариками от подшипников она могла стать грозным оружием, если, конечно, вспомню юность в поволжском городке. Я осмотрел индивидуальное бесшумное ручное устройство натяжно-ударного действия, проверил резинку и остался доволен. Каширин отсыпал мне в ладонь горсть шариков трехсантиметрового диаметра. Я сунул оружие в карман и вышел на улицу.
***
БМВ карпенковских братков стояла через улицу - напротив выхода из нашей подворотни. Они дали мне выйти на Зодчего Росси. Едва я повернул к Александрийскому театру, как из салона БМВ выбрались два молодца и направились в мою сторону. Третий сидел за рулем.
Я вытащил рогатку. Щелкнула резинка. Один амбал споткнулся и сложился пополам - металлический шарик угодил ему в солнечное сплетение.
Второй не понял, в чем дело, прибавил ходу. Я выстрелил по нему промахнулся. Щелкнул рогаткой еще раз. Снаряд попал в ногу. Наверное, в коленную чашечку, потому что второй мой преследователь рухнул на асфальт, закричав от боли. БМВ уже разворачивалась в мою сторону. Оставшиеся три шарика я выпустил ей по стеклам. Лобовое пошло трещинами...
Потом я побежал. Последний раз я так бежал в армии на пятикилометровом кроссе в полной выкладке. Тогда я чуть не умер. В этот раз я тоже остался жив.
Я вылетел на набережную Фонтанки, повернул направо и, задыхаясь, влетел на вахту общежития Большого драматического театра.
- Вам кого, молодой человек?- благообразная бабулька строго заступила мне дорогу.
- Я - к Яну Шапнику. Он у себя?
Ян был на месте. Когда-то мы вместе учились в театральном училище в Ярославле, правда, на разных курсах, но друг друга знали. После третьего курса Шапа, как его обычно звали в училище, перевелся в Питер. А после окончания ЛГИТМиКа попал в БДТ.
Я проскочил на второй этаж. Мне казалось, что я слышал сзади топот моих преследователей. Но, возможно, это мне только мерещилось.
Вот и Ян Шапник. Увидел меня, узнал, удивился:
- Какими судьбами, Соболин?
- Нужна твоя помощь: поспорил с коллегами, что смогу так перевоплотиться, что они меня ни в жизнь не узнают.
Не одолжишь паричок, грим и еще кое-что, желательно из дамского гардероба...
У Шапника нашлось все: и грим, и седой косматый парик, и потрепанный, давно уже потерявший свой природный цвет женский плащ, и стоптанные башмачки типа "здравствуй, старость". Была даже суковатая палка.
Загвоздка была в одном - мою густую черную бороду было не закрасить никаким гримом.
- У тебя станок бритвенный есть?- Я разглядывал растительность на собственной физиономии в зеркало - жаль расставаться с тем, что отращивал с таким старанием последние три года.
- Есть. Вот только горячую воду отключили. Но мы сейчас в кастрюльке согреем.
- Ножницы тащи.
Ножницами я обкромсал бороду максимально коротко. Затем пустил в ход бритву - "первое лезвие бреет чисто, второе - еще чище... двадцать четвертое полирует кость". Минут через семь на меня из зеркала смотрела до бесстыдства голая, давно позабытая физиономия.
Я раскрыл коробку грима и приступил к процессу преображения. С помощью гуммиарабика обзавелся крючковатым носом. Затем наложил общий тон.
За основу я выбрал серо-желто-зеленый цвет (вспомнилась старуха, которую как-то наблюдал на Васильевском острове - у нее был как раз такой, почти мертвецкий цвет лица). Затушевал свои густые брови, так что теперь они представлялись клочковатыми седыми кустиками, оттенил щеки и глаза так, чтобы они запали поглубже, изменил яркость и форму губ, провел в нужных местах старушечьи морщины. С помощью заколок-невидимок укрепил на голове кудлатый парик. Наконец все было готово - пожилая испитая бомжовка глядела на меня из зеркала.
- Ты что, так в джинсах и пойдешь?- ехидно поинтересовался Шапник, внимательно следивший за моим преображением.
Н-да, даже у самых гениальных актеров бывают проколы. Но и тут запасливый Ян пришел на помощь - протянул мне дамские колготки. Не лайкровые, плотностью пятнадцать или сорок дэн, а хлопчатобумажные, плотные, с рисунком в затейливый рубчик - такие лет тридцать назад носила моя бабушка.
Джинсы я все-таки снимать не стал.
Колготки попытался натянуть поверх.
Получилось. Переобулся в старческие ботики, надел плащ, постаравшись поглубже спрятать кисти в рукава, почти по глаза повязал косынку, выпустив из-под нее несколько лохматых седых прядей. На спине у меня вырос горб, одно плечо громоздилось выше другого.
Опершись на клюку, прошаркал в угол, подцепил пустой пакет с ручками. Прокашлялся.
- Шта, милок, бабушке на хлебушек бутылочек пустых не дашь?
- Не ожидал такого перевоплощения...- похвалил меня Ян.- Возьми - у меня тут пара бутылок завалялась.
Я воспользовался его предложением и сунул бутылки в пакет...
***
Мои преследователи действительно топтались неподалеку от входа в общежитие БДТ. Но старуха не привлекла их внимания. Я свернул в Апраксин двор - лучшего места, чтобы затеряться в Питере, нет. Главное было не расслабляться, чтобы не выдать себя неожиданным для старухи движением или слишком резвой реакцией. Шаркая и высматривая по дороге пустые бутылки, я добрался до Агентства. Был уже седьмой час вечера. Улица Зодчего Росси была пустынна многочисленные обычно автомобили к этому времени разъехались, а потому две припаркованные неподалеку от входа в нашу подворотню машины невольно обращали на себя внимание. Очень похоже, что и эти пасут меня. Я поразился желанию господ Карпенко дать мне личную аудиенцию. Впрочем, можно и предоставить им такую возможность. Только игра будет идти по моим правилам!
Ближайший телефон-автомат был на Садовой. Все так же неторопливо я свернул на площадь Островского, затем в переулок Крылова. Даже постовые у расположенных там двух отделов милиции не обратили на меня особого внимания. Из автомата позвонил Резакову на трубу.
- Вадик, это я, Соболин. Ты еще хочешь засадить Карпенко за решетку?
- Да, но...
- Они все еще у себя, в "Лаки чене"?
- По моим данным, да.
- За сколько ты с группой захвата сможешь туда добраться?
- Полчаса, минимум.
- Скажи, для этого твоего следователя будет достаточным поводом для возбуждения дела и ареста факт расправы с журналистом?
- Что ты задумал?..
- Значит, полчаса? Смотри не опоздай, а то расправа кончится плохо... Для журналиста.
Если Резаков со своими рубоповцами успеет вовремя, все срастется. Если нет...
Времени у меня оставалось только-только, чтобы добраться до "Лаки чена", пробраться внутрь и раззадорить господ Карпенко.
В образе старой нищенки я проник во двор респектабельного ночного клуба. Задворки, впрочем, оказались не столь блестящи, как фасад. Вот и та помойка, в которую засовывали Маришку. За бачками я и избавился от старушечьего образа.
Колготки, плащ, косынку и парик сунул в пакет. Ботики снимать не стал мои туфли остались у Шапника.
С гримом возникли проблемы: я измазал носовой платок, но до конца оттереть краску так и не смог. Я глянул на свое отражение в оконном стекле похож на трубочиста, вылезшего из дымохода. Да и волосы после парика стояли дыбом. Припрятав пакет с Яниным барахлом, я направился к служебному входу клуба. До предполагаемого приезда рубоповцев оставалось десять минут.
Уложиться бы...
- Вы к кому, молодой человек?- Охранник на входе заступил мне дорогу.
- К Виктору и Станиславу Карпенко.
- Вам назначено?
- Полагаю, они мечтают меня видеть. Я - Владимир Соболин, журналист.
Охранник недоверчиво взглянул на мою растрепанную шевелюру и перемазанное лицо, но снял трубку и набрал номер. Назвав мою фамилию и выслушав ответ, он переменился в лице.
- Велено пропустить. Я провожу...- Он схватил меня за локоть и повел по коридорам "Лаки чена".
- Сюда.- Мы остановились перед обитой мягкой кожей дверью.
Он остался снаружи, а я вошел внутрь, с трудом унимая дрожь. Офис как офис: несколько мягких кресел, журнальный столик с чашками и кофеваркой, бар, рабочий стол с компьютером.
Оба брата были здесь - не знал бы, что они с моими коллегами натворили, никогда бы не подумал, что они на такое способны: дядьки как дядьки. Средних лет, с залысинами, в очках, щечки пухлые, костюмы дорогие...
Если они и не ожидали моего визита, то не очень-то это показывали. Один - кажется, Виктор - курил сигарету. Рассматривал меня внимательно.
- Ну здравствуй, сучонок!- произнес наконец один из них.- Что, струхнул? Нагадил, а потом и сам обгадился?
Памперсы-то захватил?
- Вах, баюс, баюс, баюс...- Отчаянный страх можно было прикрыть лишь нарочитым хамством.- У вас у самих-то, господа хорошие, памперсы имеются?
Станислав полиловел от ярости, рванулся ко мне и вцепился в воротник жилетки. Хрясь. Удар кулака пришелся точно в нос. Кровь закапала на жилетку, футболку...
- Сука!- Станислав оттолкнулся от меня и стал брезгливо вытирать запачканную кровью ладонь носовым платком.