Стас был бригадиром одной из наиболее безбашенных команд, которая приводила в священный трепет жителей Всеволожского и Красногвардейского районов. Уроженец маленького поселка Колтуши (что в получасе езды от города — отсюда и прозвище Колтушский), Стас в совершенстве овладел всеми нюансами мелкого и среднего рэкета, получив, в соответствии со своей фамилией и привычкой шмалить по окнам кооперативных ларьков из охотничьего ружья, устрашающую кликуху Дробь. Что касается меня, то я сошелся с ним в период недолгой учебы в Институте физкультуры имени товарища Лесгафта (хоть убей, не вспомню, что это за еврей и чем он был знаменит). Дробашенко тогда занимался стрельбой из лука и, говорят, мог бы весьма преуспеть в этом деле, достигнув, как минимум, звания мастера спорта международной квалификации (отсюда еще одно его прозвище — Виннету).
   Однако где-то году в 94-м в лесочке, что близ Кирпичного завода, приключился небольшой конфуз — случайные грибники обнаружили на косогоре неприятного вида неостывший труп, у которого из правого глаза торчала тяжелая хвостатая стрела. Поднялся привычный в подобных случаях кипеж, и менты, сработав на удивление оперативно, прихватили Стасика в электричке в районе Кушелевки. Что немудрено, поскольку за плечом у Дробашенко помещался лук. Спортивный, а потому весьма внушительных размеров. Тогда для Стасика все закончилось более-менее хорошо: на суде адвокат сумел убедить судью в том, что Стас действительно находился в непосредственной близости от места совершения преступления, действительно имел при себе лук, однако этот самый лук играл исключительно декоративную роль. Как оказалось, Стас с детства бредил книгой «Властелин колец», а потому в более зрелом возрасте вступил в клуб поклонников Толкиена и в тот злополучный день принимал участие в ролевых играх продвинутых толкиенистов, изображая короля эльфов. Несколько приглашенных на суд свидетелей подтвердили пристрастие Стаса к высокохудожественной прозе, после чего суд был вынужден признать его вину недоказанной. Менты явно остались недовольны таким поворотом событий и обложили его со всех сторон, вследствие чего Стас был вынужден на некоторое время свалить из Питера. Так он объявился в первопрестольной, огляделся, прижился и, по слухам, окончательно превратился в столичного жителя. Как говорилось в известном кинофильме, «В Москву надо ехать, брат.
   В Москве — вся сила. Я вот здесь немного разгребу…» — ну и так далее. Словом, со дня нашей последней встречи водки утекло более чем немерено…
 
   Минут через пять после того, как закончились традиционные земляческие лобызания и восклицания, я сидел в кожаном, потрясающе мягком «бээмвэшном» кресле, и Стас, с соответствующими обстановке прибаутками, катил в направлении Садового кольца. Пресекая любые попытки возражения с моей стороны, он принял решение незамедлительно отметить нашу встречу, благо его рабочий день на сегодня был фактически завершен. Не могу сказать, что я был безумно обрадован, однако же в нынешней ситуации встретить земляка и бывшего коллегу по вредному цеху было все-таки приятно. Опять же представился случай лишний раз не спускаться в это чертово московское метро, которое всегда доставало меня замысловатостью своих постоянно пересекающихся линий.
   Оказалось, что Стас уже давно отошел от «бычьих» дел, третий год работает замом в службе безопасности весьма солидной конторы и стрижет, по его собственному выражению, очень даже неплохие лавэшки. Самое удивительное, что откуда-то он был в курсе и моей журналистской карьеры, по поводу которой отпустил парочку довольно метких определений. Надо сказать, что меткость всегда была одной из наиболее сильных сторон Стаса. За это в свое время его собственно и ценили Валера-Бабуин, Жора Армавирский и другие, не менее уважаемые люди.
 
***
 
   После третьей смены блюд и пятой смены графинчиков я вспомнил, что в Москву приехал не только за тем, чтобы на халяву выпить и пожрать (Стас вовсю демонстрировал московское хлебосольство, а я, махнув рукой, просто отдался чрево— и горлоугодию). Отлучившись в сортир, я сделал очередную попытку связаться по сотовому с Татьяной, но абонент по-прежнему категорически не желал быть доступным. Непринятых входящих от господина Мамедова также зафиксировано не было. Вот ведь сволочь!
   Слегка приведя себя в порядок с помощью холодной водопроводной воды, я понял, что сейчас самое время заняться поиском жилья. Однако Стас снова оказался на высоте. Как выяснилось, у его конторы в Москве имеется парочка выкупленных частных квартир для проведения разного рода конфиденциальных бесед, приватных встреч и банальных блядок. Сориентировавшись на местности, Стас прикинул в уме маршрут до ближайшей из них, и буквально за десять минут мы домчались до весьма уютной однокомнатной халупки на Сретенке. Обстановка роскошью не блистала, но душ, телефон, а главное, тахта, в квартире имелись. Взяв с меня честное комсомольское слово, что я не буду блевать по углам, Стас пожелал мне «спокойной ночи» и вручил ключ от входной двери. Вкупе со своей визиткой, где на белом фоне золотым тиснением были выведены его имя, фамилия и номер телефона.
   Ах да! Я же, помнится, пытался было его удержать:
   — Слушай, Виннету — вождь Золотое Перо! Куда ты, на хрен, попрешься на ночь глядя? Давай лучше накатим еще по сто и заляжем спать. Обещаю, что приставать к тебе не буду. Мы можем лечь валетом…
   — Шах, я, конечно, ценю твое благородство, но мне еще нужно заскочить в контору. Надо проверить, что там у моих раздолбаев — может, тоже, как мы с тобой, водку кочегарят.
   — Стас, ты что, охренел? Ты же бухой, как… как… я. Тебя же первый гаишник отымеет по самое-несамое…
   — Знаешь, братан, по-моему раньше ты был более наблюдателен. Ты видел, какие у меня номера? Нет? А знаешь, что это за номера? Таких номеров нет даже у Лужкова.
   Только у его любовницы, вице-мэра Боржомикидзе, ну и еще у пары-тройки не менее достойных людей. Когда я еду по Москве, вся столичная милиция вытягивается во фрунт и делает стойку… Тем более что сейчас, ночью, мне тут ехать всего минут сорок. Днем, конечно, подольше — на Щелковке вечные пробки.
   — А поближе к мавзолею работы ты найти не мог?
   — Тихо там, Шах. Понимаешь, тихо — не громче, чем в мавзолее. Пригород. Городишко маленький, все друг друга знают.
   Кстати, чем-то он мне мои, бля, Колтуши напоминает… Помнишь, какими мы тогда были, а?… Ладно, все. Мне действительно пора. Давай-ка спать ложись. Созвонимся…
 
***
 
   Перед тем как вырубиться, я на автопилоте набрал заветные семь сотовых цифр, но недоступный абонент снова послал меня куда подальше. Плюхнувшись на тахту в одежде и не снимая ботинок, я моментально забылся глубоким сном. А утром разбудил меня молчавший весь прошлый день телефон, который громко и мерзко разродился нашим популярным слезливым мотивчиком про «Город, который есть». Не открывая глаза, я нащупал кнопку ответа — со мной имел честь говорить сам Рустам Викторович Мамедов. Собственной персоной.
 
***
 
   — Это Виктор Михайлович? С вами говорит Мамедов.
   — Здравствуйте, Рустам Викторович.
   Спасибо, что нашли время перезвонить. — Я пытался быть с ним любезным настолько, насколько мне позволяла раскалывающаяся после вчерашнего возлияния голова.
   — Извините, но у меня очень мало времени. Что такого важного вы хотели мне сообщить? Хотя, насколько я понимаю, вас в большей степени интересую не я, а Татьяна Николаевна?
   Ну и как, прикажете, мне следовало реагировать на подобное заявление? Пока я пытался сориентироваться, Мамедов продолжил свой кавалерийский натиск:
   — Вам уже удалось что-то раскопать?
   От кого прошла утечка?
   — Я не совсем вас понимаю, Рустам Викторович. Какая утечка? Что раскопать?
   — Да бросьте, все вы прекрасно понимаете, знаю я эту вашу журналистскую породу. А впрочем… Надеюсь, по крайней мере у вас хватит ума не высовываться и не лезть на рожон, особенно когда об этом не просят. Впрочем, я тут навел о вас кой-какие справочки — многие рекомендуют вас как довольно толкового, а главное, удачливого журналиста.
   Ни хрена себе, поворотик! Справочки он успел навести. Это что ж получается?
   Пока мы со Стасом в кабаке накачивались, этот хрюндель биографию мою изучал? Хотя, сам-то я прошлой ночью разве не тем же занимался? Ладно, пусть пока будет 1:1.
   — И кто ж это, Рустам Викторович, столь лестно обо мне отзывается?
   — Да вот, нашлись люди, — уклончиво процедил Мамедов. — Говорят, вы там в Питере, у Обнорского, весьма и весьма преуспели на ниве журналистских расследований. Да и на любовном фронте у вас, Виктор Михайлович, вроде бы все складывалось не самым худшим образом, — эту последнюю фразу он произнес довольно-таки зловеще, из чего я сделал вывод, что о нашем с Татьяной романе ему что-то известно. — Словом, в сложившейся ситуации вы меня устраиваете. Но сегодня у меня действительно напряженный день, поэтому… Да, кстати, где вы сейчас территориально находитесь?
   — На этой… как ее… на Сретенке.
   — Прекрасно. Через сорок минут я подхвачу вас на Чистых прудах. Ну, скажем, возле театра «Современник». Это недалеко от вас, так что вы успеете собраться. Будем считать, что договорились. До встречи.
   — Минуточку, Рустам Викторович. А…
   Татьяна… Николаевна, что с ней? Она действительно больна? Или…
   — До встречи, Виктор Михайлович.
   Я думаю, что совместными усилиями мы сумеем разрешить все наши с вами проблемы.
   — Ваши, Рустам Викторович.
   — Ошибаетесь, Виктор Михайлович.
   Я не оговорился — вот именно что наши…
   Из этого более чем сумбурного и в высшей степени идиотского разговора я сумел понять лишь одно — с Таней действительно случилось что-то крайне нехорошее. Мысленно начав обратный отсчет сорока минутам, я рванул в душ — отмокать и восстанавливаться.
   Господи, ну на хрена я вчера столько выпил?
 
***
 
   Меня в очередной раз подвело абсолютное незнание московской топографии. К тому же Чистые пруды в моем представлении выглядели несколько иначе, более чистыми, что ли? Словом, я опоздал минут на десять и еще за сотню метров до места нашего рандеву увидел одиноко маячивший напротив здания театра навороченный «паджеро».
   Джип медленно тронулся навстречу и, поравнявшись со мной, плавно остановился. Из этого я заключил, что Рустама Викторовича успели ознакомить не только с моим виртуальным образом, но и с фотографическим тоже. Выскочивший из машины бритоголовый халдей осмотрел меня цепким профессиональным взглядом и услужливо распахнул заднюю дверцу. Вслед за этим величаво показался Сам: черное кашемировое пальто, очки в тонкой золотой оправе, до неприличия вычищенные ботинки и густой аромат модного в этом сезоне «Рокко-барокко». Словом, все достаточно стильно, но как-то слишком уж предсказуемо. Как и сам господин Мамедов. Черно-смоляная шевелюра (надо сказать, весьма густая для его «почтенного» возраста), мощный нос и едва уловимый акцент однозначно указывали, что его исторические корни лежат гораздо южнее Жмеринки.
   — Опаздываете, Виктор Михайлович, нехорошо. — Мамедов укоризненно цокнул языком и мельком бросил взгляд на свой позолоченный «Ролекс».
   — Да, прошу прощения. Десять минут…
   — Положим, не десять, а четырнадцать.
   А вот вы, например, знаете, сколько стоит минута моего рабочего времени?
   — Честно говоря, как-то не задумывался.
   — Я, признаться, тоже. Но уверен, что на порядок больше вашей.
   Убаюкивающий, назидательно-душный тон Мамедова был мне неприятен. Да и на кой хрен мне вообще знать его стоимость в человеко-часах? Я достал из кармана бумажник и вопросительно посмотрел на него.
   — Короче, сколько я вам должен за опоздание?
   — Ну-ну, не стоит горячиться. Давайте-ка с вами немного пройдемся.
   Мамедов кивнул охраннику, который в ответ на это жестом высвистнул из машины второго себе подобного. Мы медленно двинулись в сторону прудов, а два дюжих молодца плотно пристроились метрах в десяти позади нас. Со стороны мы, наверное, смотрелись весьма эффектно — эдакая утренняя прогулка дона Мамедова в сопровождении заезжего гостя.
   Первым молчания не выдержал я:
   — Рустам Викторович, где сейчас находится Татьяна?
   — Ну что ж, на откровенный вопрос и ответ откровенный: не знаю.
   — То есть?
   — Ее увезли. Выкрали. Похитили… Словом, называйте как хотите.
   Он вдруг остановился, оценивающе посмотрел на меня и через некоторое мгновение столь же резко двинулся дальше.
   — Похоже, что вы действительно не в курсе. Хотя во время нашего телефонного разговора, Виктор Михайлович, мне показалось, что вы немного блефуете. — Мамедов достал из кармана пачку «Парламента» и неторопливо закурил. — И все же, как я понимаю, вы приехали в Москву из-за нее?
   Я промолчал, и он, картинно затянувшись, продолжил:
   — Мне известно, что в Петербурге вы с Татьяной состояли в весьма близких отношениях. Мне даже известны некоторые подробности, однако… на этот счет я не имею к вам никаких претензий. В конце концов, это дело прошлое, все это было до меня…
   «Претензий, значится, не имеете? Вот спасибо, вам, добрый человек… А то я, знаете ли, так переживал, так переживал: как там Рустам Викторович, не расстраивается ли? Не терзается ли, падла, смутными сомнениями?» — подумал я, следя за тем, как по ходу дела Мамедов, не напрягаясь, пускал в воздух затейливые колечки сигаретного дыма.
   Вообще же, его полнейшее спокойствие вызывало во мне смешанные чувства. С одной стороны, я невольно восхищался его железной выдержкой и крепчайшими нервами. С другой же, его обыденная трезвость мысли и хладнокровие отдавали неприкрытым цинизмом. Создавалось впечатление, что мы беседуем не о его жене, а просто пересказываем друг другу сюжет нового голливудского боевика.
   — Насколько я понимаю, Рустам Викторович, похищение стало следствием ваших совместных дел с «Медиа-промоушен»? — наугад ляпнул я и, как ни странно, попал в точку.
   — Ваша осведомленность делает вам честь, господин журналист, — откозырял Мамедов. — У меня действительно имеются определенные э… как бы это поточнее выразиться… несовпадения во взглядах с руководством этой компании по части организации концертно-зрелищных мероприятий.
   Да, кстати, надеюсь, наша беседа приватна и носит доверительный характер? Или мне все-таки попросить моих людей, чтобы они осмотрели вас на предмет звукозаписывающей техники?
   Делать нечего, пришлось клятвенно заверить его в отсутствии какого бы то ни было камня за пазухой. После чего Мамедов продолжил свой монолог.
   — Эти дилетанты пытаются учить меня, как следует вести бизнес. Они хотели красивое шоу — они его получили. А теперь намереваются уверить меня в том, что нечто подобное можно было организовать за вчетверо меньшую сумму. Отчасти я их понимаю: у людей проблемы. Они вбухали на эти выборы столько денег, сколько с трудом поместилось бы даже в две коробки из-под ксероксов, но в итоге Гнус все равно не прошел. Естественно, теперь с них требуют отчета о том, куда были потрачены средства.
   И вот они не находят ничего лучшего, как сделать мне предъяву, чтобы я вернул половину денег (наверное, они полагают, что я храню их в таких же коробках дома, под кроватью). Но с какой стати я должен им что-то возвращать? Музыка гремела, лазеры светились, фейерверки взрывались, солисты обнажались — публика в полном экстазе, сопливые девочки кончали прямо в зрительном зале, а на одном только пиве местные оптовики (кстати, из спонсорской группы все того же Гнуса) сделали себе полугодовой оборот. Естественно, я показал им большой…— Мамедов показал, что и какого именно размера. — После чего на меня банально натравили каких-то отморозков… Бедная Татьяна! — Рустам Викторович натужно вздохнул. — А ведь я предлагал ей какое-то время пересидеть в Ницце. Но она была просто помешана на подготовке этой своей новой авторской программы…
   В общих чертах картина более-менее вырисовывалась. Однако меня в гораздо большей степени интересовали детали похищения Татьяны, нежели взаимоотношения господина Мамедова с деятелями отечественной массовой культуры. Поэтому я перебил его:
   — Как могло случиться, что похищение все-таки состоялось? При ваших-то, — я кивнул в сторону неотступно следовавших за нами молодцев, — возможностях?
   — Увы, проблема кадрового голода в нашей стране сегодня одна из самых насущных, — снова вздохнул Мамедов. — Я нанял охранника, который должен был сопровождать Татьяну во время любых вылазок в город. Однако он умудрился потерять ее из виду в гипермаркете на Новом Арбате.
   — А вы не допускаете, что это он мог вступить в сговор с похитителями?
   — Мы проверяли эту версию. Но, к сожалению, все гораздо проще: количество накачанных мышц у него оказалось обратно пропорционально содержанию мозгов в голове. Отчасти это моя вина, но за столь короткий срок я просто не успел подобрать чего-либо более стоящего. К тому же я не был уверен, что вся эта, в общем-то, банальная проблема, может зайти столь далеко.
   — В милицию, конечно же, не обращались?
   — Естественно. Во-первых, это изначально было требованием похитителей. А во-вторых, мне невольно пришлось бы коснуться красноборской тематики, и тогда, уверен, меня бы весьма плотно подсадили на крючок.
   — Сумму, полученную за выступление ваших подопечных, как я понимаю, вы декларировать не собирались?
   Мамедов уважительно посмотрел на меня:
   — Знаете, Виктор Михайлович, что мне в вас нравится? Вы все схватываете на лету.
   Думаю, что я не ошибся, когда принял решение побеседовать с вами. Более того, буду откровенным: еще по дороге сюда я был почти уверен, что вы согласитесь помочь мне, потому и постарался говорить с вами предельно откровенно. Иначе, как вы сами понимаете, никакого разговора просто бы не было.
   — И на основании чего вы вдруг сделали такие выводы?
   — А на том основании, что вы, Виктор Михайлович, насколько я смог понять, по натуре — авантюрист. И не просто авантюрист, а еще и с уклоном в романтику.
   Да и прошлое ваше, надо сказать, было весьма занятным. — Он сделал многозначительную паузу. — Ну и самое главное: как мне кажется, вы до сих влюблены в Татьяну. А подобное постоянство, согласитесь, в наше время — большая редкость.
   Выслушивать психоаналитические изыскания господина Мамедова, тем более связанные с моей собственной персоной, абсолютно не хотелось. Я полез в карман за сигаретой, закурил и, пыхнув в лицо собеседнику, довольно зло спросил:
   — Ну и чем, собственно, я могу вам помочь?
   — Я хочу, чтобы именно вы выступили сегодня посредником при передаче выкупа похитителям.
   — И сколько они с вас затребовали?
   — Полмиллиона долларов. Наличными.
 
***
 
   Дверь приоткрылась, и из кабинета высунулась взлохмаченная голова Абрама Моисеевича Михельсона.
   — Молодой человек, еще буквально десять минут, и у меня все будет готово. А вы пока тут журнальчики полистайте, вон там, на стеллажике, есть свеженькие. К сожалению, Лариса еще не вернулась, а то я предложил бы вам чашечку кофе. — Абрам Моисеевич сотворил подобие виноватой улыбки и снова скрылся у себя в кабинете. Сухо щелкнул замок.
   Я подошел к обозначенному стеллажику, порылся в аккуратно разложенной периодике и, поняв, что к чтению сейчас совершенно не расположен, полез в карман за очередной сигаретой. Белые офисные часы показывали уже половину четвертого, а от Мамедова никаких известий все еще не поступало…
 
***
 
   После того как на Чистых прудах Рустам Викторович заручился моим согласием в участии в сегодняшней операции, я, в соответствии с полученными инструкциями, отправился в Никольский переулок, где размещалась частная нотариальная контора господина Михельсона.
   Как рассказал Мамедов, Абрам Моисеевич когда-то был его деловым партнером, однако впоследствии их дороги в бизнесе разошлись, и они остались просто хорошими приятелями. После того как стало ясно, что деньги за выкуп заплатить все-таки придется, Мамедов принялся зондировать почву на предмет заемных средств, и единственным человеком, который согласился одолжить столь внушительную сумму, причем наличными, оказался его старый закадыка, товарищ Михельсон. При этом он даже не спросил, для каких целей Рустаму так срочно понадобились такие деньги, равно как не потребовал каких-либо залогов и юридически оформленных гарантий. Словом, все на полном доверии, что, на мой взгляд, выглядело абсолютно противоестественно. По крайней мере, с подобным бескорыстием я уже давно не встречался.
   Да, жаль, что у меня нет таких корефанов, которые вот так вот, запросто, могли бы отстегнуть пол-лимона бакинских: «На вот, тебе Витя, денюжек, пользуйся. Когда будет возможность — отдашь». Охренеть, правда?
 
***
 
   Передача денег должна была состояться сегодня вечером, однако где именно и во сколько, похитители должны были сообщить Мамедову лишь после полудня. Исходя из этого наш план заключался в следующем.
   Я еду в контору к Михельсону, который к сегодняшнему утру должен подготовить необходимую сумму, и там жду звонка от Мамедова — он назовет мне место, куда я должен буду подъехать в назначенное похитителями время. В свою очередь Рустам Викторович сотоварищи займут позицию в непосредственной близости от этого места, дабы на случай непредвиденных эксцессов обеспечить мне (а главное, как я понимаю, деньгам) соответствующую физическую, а если понадобится — то и огневую поддержку. Обсудив еще ряд деталей, Рустам отзвонился Михельсону и предупредил его о моем визите. Абрам Моисеевич оказался человеком весьма педантичным и затребовал мои подробные приметы и паспортные данные. Видимо, для более точной идентификации.
   Все вроде бы было придумано неплохо и выглядело более-менее реально. Однако что-то во всей этой схеме меня смущало.
   Что именно — я никак не мог понять, а потому все больше раздражался. Признаться, я не очень-то люблю, когда мне отводят лишь роль пассивного исполнителя.
   Похоже, это почувствовал и Мамедов, потому что спросил:
   — Вас что-то беспокоит, Виктор Михайлович? У вас взгляд человека, который принял решение, а теперь сомневается в том, стоило ли его принимать. Может быть, вы опасаетесь за свою жизнь? Это, кстати, весьма обоснованно. Определенный риск действительно есть…
   — Если я и опасаюсь, то, скорее, не за свою жизнь, а за жизнь Татьяны. Слишком много я знаю примеров, когда похитители, получив выкуп, не возвращают человека, а элементарно от него избавляются. Впрочем… похоже у нас с вами действительно нет другого выхода — слишком мало времени. Но беспокоит меня другое. Скажите, Рустам Викторович, вот вы видите меня первый раз в жизни и при этом доверяете получить на руки полмиллиона баксов.
   А что, если я с этими деньгами просто свалю?
   — Но позвольте, Виктор Михайлович, вы же сами только что ответили на этот вопрос. Вам дорога жизнь Татьяны, так неужели вы готовы пожертвовать ею ради груды зеленых бумажек с изображениями американских президентов?
   — То есть вы решили сделать ставку на мою порядочность?
   — А почему бы и нет? Ладно, не обижайтесь… Если это вас так сильно задевает, я могу вам честно сказать, что задумай вы присвоить себе эти деньги, они не сделали бы вашу жизнь легкой и безоблачной.
   Скорее, наоборот. Надеюсь, вы не сомневаетесь в том, что я сумел бы найти способ разыскать вас? Естественно, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   — Хорошо, будем считать, что ваш ответ меня удовлетворил.
   — Вот и отлично. Значит, до связи…
   Только, я прошу вас, Виктор Михайлович, ради Бога, никакой самодеятельности. Не берите пример с литературных героев вашего патрона Обнорского. Его «Криминальный Петербург» вещь в большей степени виртуальная, а мы с вами сейчас находимся в Москве. Причем реальной, а реальность, смею вас уверить, много сложнее и страшнее… Все. Прошу извинить, но через десять минут у меня деловая встреча с англичанами. Кстати, есть возможность привезти к вам в Питер на трехсотлетие Элтона Джона. Правда, боюсь, менеджеры заломят уж слишком нереальную цену. Вам нравится Элтон Джон?
   — Да так себе, ничего.
   — А мне, признаться, нет. Я, знаете ли, терпеть не могу педиков…
   С этими словами Рустам Викторович, сопровождаемый молчаливыми охранниками, удалился в сторону своей буйволообразной «мицубиси», которая в течение всего нашего разговора двигалась параллельным с нами курсом. Провожая его взглядом, я в очередной раз поймал себя на мысли, что невольно завидую железной хватке этого уверенного в себе человека, которого не могут согнуть никакие, даже самые экстремальные ситуации. Н-да, «гвозди бы делать из этих людей», припомнился вдруг классик.
   «А лучше забить в них по паре гвоздей», — а это уже из личных мироощущений…
 
***
 
   Из состояния глубокой задумчивости меня вывела сотовая трель. Рустам? Ну наконец-то. Я нажал кнопку ответа, но оказалось, что это звонил Дробашенко.
   — Здорово, Шах! Ну как ты там, оклемался?
   — Да вроде бы. С утра хреновато было, но сейчас уже нормально — отпустило.
   — Я потому специально и не стал тебе рано звонить. Пускай, думаю, братан отоспится, а то небось башка-то после вчерашнего потрескивает.
   — Ты очень заботлив, вождь апачей. Да, слушай, а как ты узнал мой номер?
   Дробашенко довольно загоготал:
   — Ну, Шах, ты, бля, даешь! Надо ж было так нажраться! Ты что, не помнишь, как сам же мне его вчера задиктовывал.