Но только я как следует размахнулся — за дверью послышались голоса.
   — Может, там уже засада, а, Иваныч? — услышал я молодой срывающийся голос.
   Я замер, а невидимый Иваныч рявкнул:
   — Тихо ты! Старый, у тебя ключи?
   Нужно было убираться. Но куда? Снаружи зазвенели ключи, и я попятился назад. Слава Богу, Старый не помнил, какой именно ключ подходит к этому замку. Поэтому у меня было несколько лишних секунд на исчезновение. Продолжая пятиться, я лихорадочно осматривал все щели, куда можно было бы запихнуться. Но все имеющиеся в наличии были для этого непригодны. Вдруг моя нога запнулась обо что-то, и я, невольно вскрикнув, повалился на пол, как куль с дерьмом. Перед моим носом оказалась щеколда на крышке подпола. Снаружи все затихло, и третий голос осторожно сказал:
   — Вроде ноет кто-то…
   — Открывай! Быстро! — скомандовал Иваныч.
   Совершенно не соображая, что делаю, я откинул крышку подвала, швырнул туда топор и скользнул следом, больно ударившись обо что-то большое и остроугольное.
 
***
 
   Задержав дыхание, я прижался к какой-то стенке — на ощупь казалось, что она сложена из деревянных или фанерных панелей.
   Мне приходилось сдерживаться, чтобы не застонать, — нога болела страшно, и штанина, насколько я мог убедиться, основательно намокла от крови.
   Дрожа от напряжения, я отыскал на земляном полу топор и попытался нащупать какую-нибудь скобу на внутренней стороне крышки, чтобы запереть ее изнутри. Но ничего такого мне не попалось, и я просто сжал топор покрепче и прислушался.
   Наверху топтались несколько человек.
   Пару раз они наступали на крышку, не пытаясь ее поднять, но я понимал, что рано или поздно они ее все-таки поднимут.
   И что тогда будет…
   Шаги удалились куда-то влево, и голоса принялись негромко переговариваться.
   Я осторожно провел ладонью по стенке и обнаружил, что по высоте она заканчивается чуть ниже моего роста. Нагнувшись и пошарив руками по сторонам, я определил, что стою в узком проходе между штабелями каких-то ящиков. Вспомнив рассказ пчеловода, я понял, что это те самые ящики с оружием. Такое соседство подействовало на меня угнетающе. Зато обрадовало другое — на крышке одного из ящиков я нащупал что-то продолговатое и шершавое. Какая удача — это был фонарик! Есть Бог на свете!
   Включив фонарик, я мгновенно оценил обстановочку — этот подпол был полноценным филиалом главного оружейного склада ЛенВО, на котором мне как-то приходилось бывать. Обширная, метров на тридцать квадратных, площадь была битком забита ящиками с гранатами, запалами, автоматами Калашникова и запчастями к ним. Между ящиками были оставлены узкие проходы, что меня несколько обнадежило, — здесь можно было держать оборону и с одним топором. Даже если у них было огнестрельное оружие, вряд ли они рискнули бы его применить, учитывая начинку подвала. Подумав об этом, я поостерегся осматривать подробно весь арсенал, поскольку был не очень-то опытен в отношении оружия.
   Сориентировавшись, я понял, в каком месте подпола находился Очкарик, когда звонил по моему мобильному, и осторожно двинулся в сторону приглушенных голосов, зная на практике, какова акустика в этом домишке.
   Тем временем наверху все затихло. Я уже успел испугаться, что меня открыли, но тут послышался тихий стон. Доносился он, естественно, из забитой мной комнатки. Шаги загрохали в ту сторону, и после паузы раздался сухой треск. Видимо, кто-то из новоприбывших засадил ногой по забитой двери.
   Определив на слух, куда она распахнулась после этого удара, я снова назвал себя полным мудаком, поскольку понял, что десять минут назад забивал снаружи дверь, которая открывается вовнутрь…
   — Лысый?! Ты чего?.. — заревел уже знакомый мне голос Иваныча.
 
***
 
   В голове у меня так шумело от напряжения, что я слышал отнюдь не все, о чем разговаривали эти засранцы. Обливаясь потом, я как можно тише вскрывал ящики, понимая, что их содержимое — мой, возможно, единственный шанс. А наверху с пристрастием допрашивали успевшего прийти в себя Очкарика, которого они называли Лысым.
   — Где же эта сука теперь? — недоумевал Иваныч.
   — В ментовку бежит, как пить дать…— хрипел Лысый.
   — А где тут ментовка-то?
   — На станции есть менты, — вступил в разговор Старый.
   — Что-то мы никого по дороге от станции не видели…— засомневался третий голос.
   — Да они бы давно уже здесь были, — возразил Иваныч, и я понял, что он у них за старшего. — Ты не бил его, случаем?
   — Не успел особенно. Сейчас — убил бы, падлу.
   — Убил бы…— передразнил Иваныч. — Убийца хуев! Как же ты ключи-то ему просрал?
   — Что, он у меня и ключи спер, паскуда?! — простонал Лысый. Я похолодел. — Не, ключи на месте…
   — А кто ж тогда двери-то запер? А?.. — хохотнул третий и осекся.
   «А вот это уже конец», — подумал я и услышал, как наверху кто-то вскочил.
   — Старый, на чердак, быстро! — стал командовать Иваныч. — Васька, чулан проверь! Найдете — бейте сразу! Но без мокрухи, поняли?
   Шаги загрохотали по всему дому.
   — Вот дурак…— сказал Лысый.
   — Ты-то умный, — оборвал его Иваныч. — Чего с товаром будем делать?
   — Вывозить надо срочно.
   — На чем, блядь, вывозить? Мы тут и за десять ходок все не вывезем!
   — Главное, волыны вывезти и гранаты.
   Остальное — как получится.
   — Как полу-у-чится… Твою мать!
   Тут «поисковая группа» вернулась в комнату, и я утроил усилия. Мне кое-что удалось отыскать, и теперь я лихорадочно соображал, что же мне с этим делать — времени у меня оставалось минуты две по самым оптимистичным расчетам…
   — Нет нигде, — спокойно сказал Старый.
   — Что же он, сквозь землю?.. — взвился Иваныч и замолк. — Ну, бля-а-а…
   Я прямо-таки увидел, как он выскочил из комнаты и, остановившись перед крышкой подпола, присел на корточки.
   За ним прибежали остальные, и даже, судя по кряхтению и стонам, притащился Лысый.
   — Ты что, мудила, замок открывал? — близко-близко прошипел Иваныч, обращаясь, видимо, к Лысому.
   — Хотел волын взять, припугнуть гандона…— заныл Лысый. — А он там греметь стал, ну я пошел проверять и…
   — Кино…— хихикнул Иваныч и постучал в крышку подпола. — Эй, красавец!
   Таиться дальше было ни к чему, и я сказал как можно спокойнее:
   — Открывать не советую, я растяжку поставил…
   — Молодец! — похвалил Иваныч. — Кто ж тебя научил?.. Ты что там, ящики какие-нибудь открывал?
   Я промолчал, и правильно, поскольку вопрос, оказывается, адресовался Лысому.
   — Всю последнюю партию…— прогнусавил тот. — Сам же сказал — пересчитать…
   Иваныч тихо выматерился и снова обратился ко мне:
   — Не темно тебе там, сынок, не холодно?
   — Нет, спасибо, твой дебил мне тут фонарь оставил! Так что я и запалы нашел, и патроны, и рожки!.. Не извольте беспокоиться!
   Руки затекли, но я должен был это сделать. Укрепив фонарь между ящиками, я тупо смотрел на автомат Калашникова с коротким прикладом, который положил перед собой на ящик с патронами. Рядом лежали затвор и заряженный магазин. Но я ни хрена не помнил, что куда вставляется.
   «Ну давай, Леха, вспоминай военрука, двоечник хренов!» — я ругал себя последними словами, но толку от этого было немного. А Иваныч уже собирался поднять крышку… «Газоотводная… Так… Затвор…
   Рычажок… Пружина…» Пальцы дрожали, пот заливал мне глаза. Чтобы потянуть время, я безостановочно тарахтел:
   — Один мой знакомый служил в Чечне. И там его научили ставить растяжки.
   Так после возвращения он всю квартиру оборудовал этими растяжками, говорил, что надежней любой сигнализации. Правда, вместо гранат он использовал другие устройства — то водой обольет, то краской заляпает… Первой, кстати, подорвалась теща. И все быстро пришлось свернуть.
   — Не верится мне что-то, сынок, насчет растяжек…— подтвердил мои худшие ожидания Иваныч. — Да и оружие надо сначала к бою приготовить, а?
   И тут у меня получилось! Я неожиданно ловко справился с газоотводной трубкой, влепил куда надо затвор и прищелкнул крышку.
   — Так попробуй, чего там? — гостеприимно предложил я, воткнув рожок.
   — Попробую, пожалуй…— добродушно сказал Иваныч.
   Я передернул затвор, почти физически почувствовав, как патрон ушел в патронник.
   — Будешь пролетать над Питером, не обосрись! — посоветовал я, сняв автомат с предохранителя и поставив его на автоматическую стрельбу (уроки нашего военрука вдруг всплыли в голове с предельной четкостью). — Город культуры все-таки!
   — Слышь, Иваныч, он же бешеный, — зашептал Лысый. — Хрен его знает, чему их там в «расследованиях» этих учат?
   — А, блефует, сука, — уверенно возразил Иваныч. — Умирать-то никому не хочется. Эх, етит твою мать…
   Услышав, что он пытается поднять крышку, я что есть силы нажал на курок.
   В крышке появилась дыра, и я на секунду увидел очумелое лицо Иваныча — худое, бородатое и до смешного испуганное. Он рухнул на пол, и я почувствовал себя каким-то Рэмбо и сдуру шмальнул еще разок в образовавшуюся дыру.
   — Ты что, гнида, делаешь?!! — завизжал Лысый. — Там гранат штук триста, мы ж на воздух взлетим!
   — Я и говорю — будете лететь, не срите, где попало!
   — Эй, слышь? Чего ты хочешь? — торопливо заговорил Иваныч, по-прежнему уткнувшись мордой в пол.
   Я сидел на земле с автоматом в трясущихся руках и тяжело дышал.
   — Вызывайте УБОП! заорал я и вспомнил рассказы Обнорского, замуровавшегося как-то в подвале у одной сволочи, — к нему тогда привели подставного мента. — Они мне сунут три удостоверения, и я их впущу. А сами можете валить!
   — Срываться надо, пусть пыхтит там, захлопнутый…— заговорил откуда-то издалека осторожный Старый, и по его говору стало понятно, что он блатной. — От этого погреба уже тайгой пахнуло.
   — А ты за товар жопой своей расплачиваться будешь, придурок? — шумно отползая, прокряхтел Иваныч.
   — Язык не бережешь, — спокойно ответил Старый, полностью оправдывая мои предположения. — Хлопотно жить будешь.
   А на это я не подписывался. И работу свою сделал. Так что гони долю, я теряюсь!
   — Вали! — зло крикнул Иваныч. — Бабки получишь завтра, как договаривались.
   Вали отсюда!!!
   — Мальчики, не ссорьтесь! — томным пидорским голосом пропел я. — И звоните в УБОП наконец. Я уже соскучился.
   Наверху сплюнули, и раздался голос Старого: «Васек, теряемся!» Хлопнула дверь.
   Я облегченно вздохнул — только блатных мне не хватало!
   — Сынок, послушай, — после паузы заговорил Иваныч. — Там, где ты засел, — товар. Лимона на два баксов… Хочешь в долю?
   — Хочу в УБОП! Там такие мальчики…
   — Ах ты, сука!!! — заорал он, и его тень вновь показалась в проломе.
   Не долго думая, я вновь полоснул очередью по доскам.
   Наверху стало тихо, потом послышался громкий шорох — Лысый с Иванычем по-пластунски поползли в кухню. Усмехнувшись, я направился за ними, прямо под прогибающимися досками. Честно говоря, я едва удерживался от желания выпустить еще пару очередей…
 
***
 
   Лысый надсадно кашлял, привалившись к стене.
   — Эти-то, блатные, ушли…— просипел он. — А мы тут вроде как заложники у террориста. Нужен этот, как его… по телеку еще… специалист по переговорному процессу…
   Он хрипло засмеялся. Иваныч переспросил:
   — Кто-кто?
   — А…— оживился Лысый. — Ну приезжает такой с мегафоном и давай террористов разводить. Мол, ваши требования выполняются, деньги везем, то-се… Родственников привозят, чтоб те их, значит, уговаривали.
   — Родственников?.. — помолчав, протянул Иваныч. — Как там его зовут? Алексей…
   Я сплюнул, вспомнив об удостоверении и мобильнике. А Иваныч, судя по шуму, вновь пополз на карачках. Остановившись на безопасном расстоянии от подпола, он ласково заговорил:
   — Леш! Слышь, Леша!
   — Чего надо? — отозвался я. — Телефончик УБОПа подсказать?
   — Давай обсудим альтернативный вариант! — продолжал «переговорщик». — Ты сейчас на нервах весь. В запале. А у тебя небось мама есть или невеста?
   — А при чем здесь невеста? — спросил я, «заглатывая наживку».
   — Значит, свадьба скоро, так? — рассудительно заговорил Иваныч. — Деньги нужны… А у нас сто тысяч баксов для тебя отложены! Решили мы так! Может, это…
   Обсудишь с невестой ситуацию? Пусть подъедет, поговорим, а?
   — Ага, чтобы вы ее в заложники взяли? — недоверчиво протянул я. — Хрен вам!
   — Да пойми ты, глупый, — жарко заговорил Иваныч, — нам заложники не нужны, нам вообще проблемы не нужны!
   Нам товар нужен! У нас тоже дети дома, нам заработать надо! Давай невесте позвоним, а? Она у тебя кто?
   — Воспитательница…— сказал я, вспомнив горностаевскую племянницу.
   — Ну видишь! — обрадовался доморощенный психолог. — Небось нищая, как церковная мышь… Да и ты небось от ста кусков не отказался бы, а?
   — Почему это нищая? — обиделся я. — У нее даже мобильник есть!.. Я ей на день рождения подарил, «бэушный»! — Я молил Бога, чтобы эти козлы мне поверили. — Ладно, дайте мой телефон!
   — Э-э, нет, — сказал Иваныч и, судя по звуку, сел поудобнее. Расслабился…— Чтоб ты милицию вызвал? Ты номер скажи, а я с ней сам поговорю…
   — А где гарантия, что она милицию не вызовет? — спросил я.
   — Ну это уж мои заботы! — ответствовал Иваныч и мирно хихикнул.
   — Ладно, — решился я. — Набирай…— и продиктовал номер горностаевской трубки. — Только при мне давай звони, чтоб я слышал!
   — Ладно! — добродушно откликнулся Иваныч, и наверху запиликали кнопки.
   Теперь мне оставалось только уповать на Вал юшки ну сообразительность.
   — Алло? Валентина Ивановна? — закричал Иваныч, и я замер. — Это вас из медпункта беспокоят… Поселка Васкелово!.. Да! Да, насчет Алексея Львовича! Он тут случайно ногу сломал… попросил вас подъехать. Что? А сам он сейчас на перевязке, болевой шок, знаете ли… Да… Подъедете? Ага, адрес диктую…
   Я привалился к ящику и закрыл глаза.
   Впервые за весь день мне стало по-настоящему страшно. Валя-Валя, во что я тебя вписал? Дал бы телефон Шаха или Обнорского на худой конец… Но было поздно.
   Объегорил меня Иваныч, и что теперь будет — одному Богу известно…
   Иваныч кашлянул.
   — Слышь, Леша, подъедет твоя раскрасавица. — Он был явно доволен собой. — Думаю, договоримся. Может, выйдешь, чайку попьем?
   «Скрутят они Горностаеву, — подумал я. — Потому что Леша Скрипка оказался полным мудаком».
   — Черта с два! — зло крикнул я. — Сначала деньги, потом и чайку можно!
   — Ну как знаешь, — спокойно согласился Иваныч, предвкушая свой триумф. — Мы с ней так договорились: до станции сама доберется, а там позвонит.
   Я ее встречу.
   — Слышал, — вяло сказал я. Хоть бы стрельнул пару раз, пока они болтали — все бы лучше было…
   — Может, свалим, пока не поздно? — зашептал Лысый.
   Иваныч не обратил на него внимания.
   — А когда свадьба-то, Леша?
   Я не ответил. Мне было тошно…
   Часа через два, когда наконец зазвонил телефон, я был уже на пределе. Сидя с автоматом в руках, я мысленно заклинал Валю не ездить ни в какое Васкелово, обидеться на меня смертельно и не ездить.
 
***
 
   Иваныч стоял на крыльце, жадно затягиваясь «беломориной» и поглядывая на часы.
   Зазвонил телефон, и он неуклюже нажал на «прием».
   — Але?
   — Але, это фельдшер? — спросила Горностаева.
   — Да-да!
   — Что-то почти ничего не слышно…
   Але!
   — Але, я вас слышу, вы где? — орал псевдофельдшер.
   — Там помехи какие-то…— злилась Горностаева. — Выйдите на открытое пространство! Але, але!
   Иваныч сделал несколько шагов по тропинке:
   — Але!
   — Вот сейчас чуть получше… опять пропали… Але!
   — Але, слышно? — Иваныч сделал еще несколько шагов.
   — Да еще отойдите, — просила Валя. — Там помехи какие-то… Але!
   Иваныч подошел к калитке и завопил что есть силы:
   — Але! Так лучше? Вы где?..
   — Да, теперь хорошо!.. — сказала Горностаева и отключилась.
   В ту же секунду с калитки на Иваныча обрушился боец СОБРа. А с забора ссыпались еще десятка полтора и побежали к дому.
 
***
 
   Ничего этого я не видел. Да и слышал только отчасти. А узнал подробности уже потом, когда, обняв Валю, стоял у злополучного рефлектора. Только теперь я почувствовал, как страшно я замерз. Сквозь открытую дверь в комнату было видно, как офицер общался с Лысым и Иванычем. Рожи у них были те еще — они так и не пришли в себя после штурма. Иваныч, кстати, выглядел гораздо хуже Лысого. Видимо, бойцы отнеслись к нему не слишком нежно. Перешучиваясь и матерясь, они выносили из подпола ящики с оружием, а широкоплечий майор, с которым меня как-то знакомила Завгородняя, добродушно рассказывал:
   — Тут, короче, такая фигня… Мы этих козлов давно пасли, только они в последнее время почуяли что-то и дислокацию сменили. Прежняя база у них в Орехово была.
   Майор подмигнул мне и понизил голос:
   — Знаешь, откуда они железо таскали?
   Из Вологды! Там склады огромные, а этот Иваныч — прапор, недавно уволился. Но связи-то остались. Тут оружия, — он по-детски наморщил лоб, — миллиона на полтора баксов…
   — На два, — поправил его я.
   — Ну на два, — согласился он. — И представляешь, месяц, как мы их потеряли, — и тут Светка звонит! Помоги, говорит, подружке, у нее, мол, проблема! Каково?
   И он громко расхохотался.
   — Леш, мы скоро поедем домой? — устало спросила Валя.
   — А ты не хочешь, как «приличный репортер», дождаться информации? — удивился я. — Ты же небось собираешься дать эксклюзивный материал в ленту новостей?
   Но Горностаева посмотрела на меня странным взглядом (таким, который появился у нее в последнее время) и серьезно сказала:
   — Не-а. Я на этой неделе дежурю по психам. А по ленте дежурит Соболин. Ему уже позвонили.
   — Тогда поехали, — сказал я.
   Всю дорогу до Питера я проспал как ребенок.
 
***
 
   Сдерживая хохот, я смотрел на Мишку Модестова в камуфляжной форме. Со злобным выражением лица он тщательно прицеливался. По лицу его катились крупные капли пота, пока он прищуривал то один, то другой глаз. Наконец, закрыв оба, он стрельнул и выматерился.
   Слева на него скептически поглядывала супруга — Нонка Железняк (тоже в камуфляже) — и качала головой. Потом, приникнув к прицелу и лихо дунув на мешающую прядку, она тоже выстрелила. Ее мишень упала.
   Еще левее стрелял Кононов — после каждого выстрела он удивленно смотрел на не шелохнувшуюся мишень и озабоченно осматривал автомат.
   Еще левей Каширин методично сажал одну пулю за другой — губы его шевелились:
   — За Родину!.. За Обнорского!.. За двадцать восемь панфиловцев! За Зою Космодемьянскую… За янтарную комнату!..
   Рядом с ним лежал Соболин — он жевал резинку и явно играл кого-то вроде Лимонадного Джо. Пытаясь стрелять небрежно, он попадал через раз. К тому же ему очень мешала раскинувшаяся в изящной позе Завгородняя, которая нежно внимала указаниям молодого старлея, показывающего ей, как нужно правильно целиться.
   И, наконец, рядом со мной лежал Спозаранник. То и дело поправляя очки, он все делал по правилам, аккуратно сбивал все мишени и после каждого выстрела снисходительно смотрел на коллег.
   К сожалению, Глеб Егорыч не замечал, что я внимательно слежу за его движениями и стреляю синхронно с ним, причем по его же целям. Инструктор, стоявший за моей спиной, усмехался в усы, но, повинуясь красноречивым жестам мстительной Агеевой, молчал.
   Вся эта «войнушка» была плодом моих титанических усилий. Две недели я убеждал Обнорского, что журналистам необходима боевая подготовка. Но он, так и не сумевший простить мне «васкеловской кампании», только орал и брызгал слюной. Потом, когда я его все-таки уломал и с невероятным трудом договорился о стрельбах на Ржевском полигоне, возмутились все остальные. Но и их удалось успокоить административными методами. И вот теперь все получали удовольствие. Кроме, пожалуй, Горностаевой. С ней в последнее время творилось невесть что.
   То и дело вздрагивая от канонады, она мучилась за стоявшим неподалеку столом, разбирая автомат. Над ней, совершенно озверевший, нависал Обнорский. Рядом, посмеиваясь, стоял Зудинцев.
   — Ай!.. — кричала моя «невеста», пытаясь вытащить застрявший палец. — Что за черт! Мне его не вытащи-ить!
   — Горностаева, ну что же ты такая тупая?! — горячился шеф. — Это же в пятом классе на НВП делают!
   — А я болела! — хныкала Валентина.
   — Показываю последний раз! — вырывал у нее из рук автомат Обнорский. — Рожок!.. Газоотводная!.. Защелка!.. Крышка!.. Пружина!.. Затвор!.. Теперь обратно!..
   Горностаева ревела, обхватив голову руками:
   — Я никогда этому не научусь! Лучше пристрелите меня, Андрей Викторович!
   Я подошел к ним и мужественно сказал:
   — Не троньте девушку, шеф. Не женское это дело…
   — Да?! — издевательски воскликнул Обнорский. — А всяких мудаков из подвалов вынимать — женское?
   Ответить мне было нечего. Выручил Модестов, который подошел к Обнорскому и практически уперся стволом ему в живот.
   — Андрей, у меня что-то с прицелом, кажется…— сказал он невинно.
   — Охренел?! — завопил Обнорский, отскочив в сторону и резко нагибая вниз Мишкин автомат. — Кому сказано — ствол должен смотреть в землю?!
   Зудинцев утер слезы. А мы с Валей пошли к автобусу.
   — Леш, — сказала она. — Я ухожу из Агентства.
   — Да ну? — не слишком удивился я. — А куда?
   — Не знаю, — призналась Горностаева.
   — Может, замуж за меня пойдешь? — пошутил я. — А что, я прокормлю…
   Она снова посмотрела на меня очень странно. Так, как смотрела все последнее время. И мне ничего не оставалось, как крепко ее поцеловать. С линии огня донеслись аплодисменты. А она снова заплакала.
 
***
 
   Ночью, глядя на ее неуловимо изменившееся в последнее время лицо, я дал себе слово разобраться с этим. В смысле, с тем, что происходит с ней в последнее время. Не чужой же человек, в конце концов…
   Я тихонько погладил Горностаеву по щеке, а она, не просыпаясь, прижалась ко мне и пробормотала:
   — Пойду…
   — Куда, — шепотом спросил я. — Куда ты пойдешь, дурочка?
   — Замуж… Замуж за тебя пойду, — сказала она и, уткнувшись носом в мое плечо, сладко засопела.

ДЕЛО О СМЕРТИ НА ПРЕЗЕНТАЦИИ

Рассказывает Валентина Горностаева
 
    «Горностаева Валентина Ивановна, 30 лет, сотрудница архивно-аналитического отдела „Золотой пули“. Квалифицированный журналист, но обладает неуживчивым характером. Эмоционально неуравновешенна, склонна к непредсказуемым поступкам. Язвительна, но в глубине души романтична. Периодически возникают слухи о нетрадиционной сексуальной ориентации Горностаевой, однако при том она уже давно поддерживает внеслужебные отношения с замдиректора Агентства Алексеем Скрипкой…»
    Из служебной характеристики
 
   Этот день не задался с самого утра.
   Сначала убежал кофе, потом закатила скандал пятилетняя племянница, которую сегодня именно мне предстояло отвести в детский сад.
   — Не хочу эти колготки, — вопила Машка, — они противные и к юбке не подходят.
   — Живо одевайся, — железным голосом говорила я. — Мала еще выкаблучиваться.
   Но Манюня не желала считаться с моими доводами, она размазывала слезы и причитала:
   — Не люблю тебя, хочу, чтобы мамочка-красавица вела меня в садик.
   Но Машкина мамочка — а моя сестра — благополучно убежала под предлогом того, что «опаздывать на практику по хирургии ни в коем случае нельзя». При этом она успела напялить на себя мой любимый свитер и прихватила мобильник, бросив на прощание: «Я же врач и не могу без телефона».
   Моя сестрица всегда отличалась исключительной наглостью. Дотащив Машку до сада, я с трудом втиснулась в переполненную маршрутку, а в метро обнаружила отсутствие кошелька. То ли я потеряла его сама, то ли кто-то помог мне в этом, но подобные истории повторялись с завидной регулярностью. Количество потерянных и украденных у меня кошельков счету не поддается.
   К тому же в этом, как назло, была магнитная карта, и в поисках мелочи на жетон мне пришлось трижды обшарить сумку.
   Словом, когда я добралась до Агентства, настроение было окончательно испорчено.
   Но неприятности продолжались. На столе меня ждал многострадальный синопсис для очередного сборника новелл «Все в АЖУРе», который по настоянию Обнорского я переписывала уже в пятый раз. На сей раз шеф вернул мне его, щедро украсив страницы жирными вопросительными знаками, а каждый второй абзац сопровождала ремарка:
   «Не верю!» «Тоже мне Станиславский», — в сердцах подумала я. Он, видите ли, не верит!
   Да если бы еще год назад кто-нибудь сказал, что мне придется писать новеллы, я бы тоже ни за что не поверила. Но тем не менее сборники издаются, и их даже читают. Теперь вот режиссер Худокормов снимает по ним сериал, и герои новелл обретают кровь и плоть на экране. В жизни чего только не бывает.
   С отвращением откинув ненавистный синопсис, я включила компьютер и приготовилась заводить в него очередную сводку криминальных событий, которую ежедневно выпускала «Золотая пуля». Но погрузиться в «увлекательный» мир убийств, разбойных нападений, ограблений и других не менее приятных событий мне помешало явление Железняк.
   — Модестов не заходил? — спросила она, окидывая нашу комнату подозрительным взглядом.
   После недавнего переезда здесь творился форменный кавардак, и субтильный Модестов теоретически вполне мог спрятаться внутри одного из шкафов, содержимое которых в беспорядке валялось на полу. Сегодня он еще не удостаивал нас своим посещением, но это не помешало мне, не моргнув глазом, солгать: