Мы подошли.
- Мама,- сказала Полина,- это Андрей Серегин, журналист.
- Очень приятно...
- А это моя мама, Тамара Леонидовна.
Я тоже сказал, что мне очень приятно. Тамара Леонидовна смотрела настороженно...
- Мама,- сказала Полина,- мама... Мама, помнишь, я говорила тебе про Олега? Ну зимой я встретила его у метро... Помнишь?
- Конечно, помню. Склероза у меня еще нет.
Полина перевела дух и спросила:
- А помнишь, я сказала тебе о письмах Троцкого, которые нашел Олег?
- И это помню... А в чем, собственно, дело?
- Тамара Леонидовна,- вмешался я,- постарайтесь вспомнить: вы рассказывали кому-нибудь об этом?
- А в чем, собственно, дело? Полина, я не понимаю...
- Мама! Мама, это очень важно...
- Ну рассказывала... А что? недоуменно произнесла Тамара Леонидовна.
Я уже начал терять терпение от тупости этой мамаши: неужели вы, мадам, не понимаете, что дали наводку убийце?.. Я взял себя в руки и спокойно спросил:
- Кому вы это рассказали, Тамара Леонидовна?
- Да никому. Только одному Федьке-паразиту.
Меня как будто оглушили. До меня доносились слова пенсионерки-технолога, но я их не воспринимал: "А кому я еще расскажу? Федьке... Он пришел раз пьяненький, расхвастался, что вот, мол, скоро продаст дачу, так разбогатеет. А я ему и попеняла: дурак ты, Федор. Пьяница и бездельник. Что в тебе Полинка нашла? А он: да уж не такой я дурак, как ее Олег... А я ему: Олег-то еще может прославиться - он письма Троцкого нашел..."
- Как среагировал Федор?- быстро спросил я.- Заинтересовался?
- Заинтересовался... Но не так чтобы очень. Я же говорю: он пьяненький был.
Дурак дураком.
- Мама!- сказала Полина.- Почему ты ничего не рассказала об этом мне?
- А о чем говорить-то, доча?- искренне удивилась пенсионерка.
Действительно, подумал я, о чем тут говорить? Дело-то плевое: две... как бы сказать помягче?.. две курицы дали Федору наводку на квартиру, где лежит настоящий клад. А он историк. Хоть и не доучившийся, но историк - он сразу просек, сколько могут стоить рукописи Троцкого.
Я повернулся к Полине:
- Полина, а среди знакомых Федора нет человека с сильным заиканием?
Я спросил просто так. Я не рассчитывал на положительный ответ: навряд ли Полина знает всех знакомых своего бывшего гражданского мужа... Да и разошлись они давно - за это время у Островского могла появиться масса новых дружков-собутыльников. Не исключено, впрочем, что Федька подключил кого-то из старых корешей по отсидке... Полина посмотрела на меня изумленно, а Тамара Леонидовна сказала:
- Да сильнее самого Федьки-то никто, наверное, не заикается.
***
Пробки! Чертовы пробки... С началом дачного сезона по пятницам все выезды из города превращаются в автопытку. По пятницам к гигантскому стаду автомобилей, колесящих ежедневно, присоединяются еще и те, что используются только для поездок на "фазенды". Среди "дачных водителей" масса пожилых людей на "Москвичах". И масса дамочек на иномарках. Водители "Москвичей" любят возить багажник на крыше, а дамочки лепят на заднее стекло сразу пачку нашлепок... Водят и дедки, и тетки одинаково - очень медленно уходят со светофоров и, набравши скорость сорок километров, с достоинством катят до следующего светофора... я их очень сильно уважаю.
Я гнал джип на север, к выходу на Выборгскую трассу. Я протискивал машину в любую щель, где только можно.
Выскакивал на разбитые в хлам трамвайные пути. На выбоинах джип скакал козлом, и Полина хваталась за ручку под потолком.
- Вы всегда так ездите, Андрей?- спросила она.
- Хотите, чтобы Федька успел все сжечь?- зло ответил я.
...После того, как Тамара Леонидовна произнесла: да сильнее самого Федьки, наверно, никто не заикается,- у меня, как нынче говорят, "снесло башню".
- Что?- спросил я.- Что это значит?
- То и значит, ответила Тамара Леонидовна,- что он заика, каких еще поискать.
Я повернул голову к Полине:
- Как же так? Я спрашивал у Немчинова. Он мне сказал: Цицерон, язык без костей.
- Немчинов,- тихо ответила Полина,- не видел его после тюрьмы. Федька подхватил там какую-то инфекцию, чуть не умер... В результате стал очень сильно заикаться. Но в "демократических" кругах Федька всем говорил, что заикается потому, что его избивали на допросах чекисты...
Я почувствовал себя полным дураком.
Я всегда считал, что заикание бывает либо врожденным, либо появляется в детстве после сильного испуга. Я сам учился в первом классе с мальчиком, который стал заикой после нападения собаки... Но мне и в голову не могло прийти, что эта напасть может поразить взрослого мужчину.
Все стало на свои места. Образовалась цепочка, в которой еще не хватало нескольких звеньев, но это уже не имело принципиального значения.
- У Островского,- спросил я,- есть ружье?
- Нет,- ответила Полина. Она, в отличие от своей матери, все уже поняла.- У Виктора Федоровича, отца его покойного, было... Сам Романов ему дарил.
Вот так! Сам Григорий Васильевич Романов подарил секретарю обкома Виктору Федоровичу Островскому ружьишко... В апреле 2001 года Федор Викторович Островский расстрелял из этого подарка офицера ФСБ.
- Федор,- снова спросил я,- знал адрес Олега Гребешкова?
- Конечно,- сказала Полина,- Олег адрес не менял... Сто лет в этой квартире. Мы у него пару раз Новый год встречали. Еще студентами.- Она замолчала, потом прошептала: - Неужели... Федька?
И зажала рот рукой. И ужас отразился в глазах. Я ничего не ответил. Во-первых, я не знал ответа. С вероятностью девяносто девять процентов Гребешкова убил Федор. Троцкист. Но не исключено, что не сам, а кого-то навел... Маловероятно, но один процент оставим... Во-вторых, я был почти уверен, что доказать вину Островского будет невозможно. Следов в квартире Олега он не оставил, свидетелей нет. Ни одна экспертиза в мире не сможет "привязать" дробь к конкретному стволу...
А все остальные факты - косвенные, любой, даже начинающий, адвокат развалит обвинение в пять минут. Троцкист - неуязвим для Фемиды.
Я стоял на детской площадке в окружении трех женщин разного возраста и молчал. Тамара Леонидовна, Полина и Янка смотрели на меня... Янка сосала палец, слегка покачивались качели на ржавеньких опорах.
- Не соси палец,- сказала Тамара Леонидовна и шлепнула Янку по руке.
- Ба-а, укоризненно протянула Янка.
И в этот момент заверещал мой сотовый. Мне ни с кем не хотелось говорить, я думал о подлом и неуязвимом Троцкисте... Мне ни с кем не хотелось говорить, но механически я вытащил трубу. И услышал голос Троцкиста!
Если бы он позвонил хотя бы на десять минут позже! Или хотя бы на пять... Все могло бы быть по-другому.
- З-здравствуйте, Андрей,- сказал Троцкист.
Меня обдало жаром. Меня просто окатило горячим потоком... И я ответил:
- Здравствуйте, Федор.
В трубке повисла тишина, и мне показалось, что я ощущаю, как скручиваются от напряжения соединяющие нас радиоволны.
- Ну,- сказал я,- что же ты замолчал, Федя? Ты же хочешь потолковать о трофеях с квартиры Олега Гребешкова?
Охнула, зажимая рот рукой, Полина.
Замерли качели.
- Ну, Федя, что молчишь?
- Ка-ка-какой Ф-ф-ф...- донеслось из трубки и я передразнил его:
- М-молочник, кефиру...
Я уже взял себя в руки и понял, что совершил под влиянием эмоций глупость.
Неслыханную и непростительную глупость. Пока Островский не знал, что его инкогнито раскрыто, он чувствовал себя в относительной безопасности... А вот что он предпримет теперь?
- Слушай меня внимательно, Островский,- сказал я.- Ты наделал ошибок. Теперь у меня на руках железные факты. У тебя один выход - написать явку с повинной. Понял?
Несколько секунд он молчал, а потом зло произнес:
- О-отсоси, пидор гэбэшный. Хуй тебе за щеку...
Странно, но он почти не заикался...
В трубке пошли гудки отбоя. Я зло захлопнул "эриксон". Островский действительно жил недалеко - на Светлановской площади. Езды всего-то на пять минут, но сначала мы задержались потому, что Полине нужно было переодеться, а потом меня тормознул гаишник. Я совал в его лицо (извините - в мурло) удостоверение, говорил, что речь идет о жизни и смерти, но страж дорог был непреклонен.
Короче, мы потеряли минут десять.
Я долго звонил в дверь квартиры Островского. Полина сбивчиво объясняла мне, что эта квартира досталась Федору после раздела с сестрой квартиры отцовой, "номенклатурной"... Я звонил и понимал, что впустую, что Федька уже слинял. Я несколько раз набрал номер его домашнего телефона, но трубку никто не снял. Спустя пару минут из соседней квартиры выглянула голова в бигудях, и толстая тетка сказала:
- Чего трезвоните? Ушел он. Уехал.
- Когда?- спросил я.
- Недавно... с четверть часа.
- А... куда?
- А он мне докладывает?- огрызнулась тетка. Потом увидела лицо Полины и добавила другим тоном: - На дачу, наверное... с рюкзаком был, спешил сильно.
- Вы знаете, где эта дача?- спросил я Полину. Она кивнула. И мы поехали.
В душе я материл себя: какого черта?? Какого черта я еду на эту дачу? Ведь Островский может рвануть куда угодно: к собутыльникам, к троюродной тетке в Кривоколенск, к черту на рога, в пустыню Гоби... Я материл себя, но поехал в Рощино.
Я отлично понимал, что все делаю неправильно. Все делаю не так, как учу своих студентов. Что озлобленный Федька Троцкист опасен и, возможно, вооружен...
По уму надо было бы просто позвонить в ФСБ: вот убийца вашего сотрудника. Берите. Колите. Но я поехал в Рощино.
Раньше поселок Рощино был "заповедником", в котором паслась советская элита. Простому смертному здесь делать было нечего... Времена переменились, и "элитарность" стала определяться не номенклатурной расфасовкой, а толщиной бумажника, но поселок Рощино все равно остался не для простых смертных.
Фазенда бывшего партаппаратчика выглядела неухоженной. Лохмотьями облезала краска на фронтоне, у самого крыльца "колосились" лопухи... Но над трубой вился дымок! Этот дымок мне сразу не понравился. На кой, спрашивается, хрен, топить печку при двадцатиградусной жаре?
- Что?- спросила Полина.
- Какого черта он печку топит?
- Это не печка - камин.
Я подумал, что принципиальной разницы нет, и бумага одинаково хорошо горит, что в печке, что в камине. Но ничего Полине про это не сказал... А сказал:
- Сидите в машине, Полина.
И поперся в дом. Героя изображать.
Глупо. Но над трубой вился дымок, и я понимал, что алкоголик - заика убийца Федька Троцкист жжет рукописи, которые не горят. А они горят. Еще как горят!.. И еще он жжет улики, которыми можно привязать Федора Островского к убийству майора ФСБ Гребешкова.
Я вошел в дом. Я вошел в дом и закричал:
- Островский!
Мой собственный голос показался мне чужим... Если сказать по правде, мне было довольно страшно. Я не знал, сохранил ли Федька ружье, подаренное покойному папе Григорием Васильевичем Романовым. По идее он должен был бы избавиться от ружьишка. Но хрен его знает...
- Островский!- закричал я.- Федор! Где вы?
Я стоял в просторной, но захламленной прихожей. В нее выходило три двери... За которой из них Федька, я, разумеется, не знал.
Внутри дома что-то упало. Стул, кажется, или какой-то другой деревянный предмет... Средняя дверь распахнулась, и из проема на меня выглянул Троцкист.
В левой руке он держал ружье с очень короткими стволами.
- Явился?- спросил Федор.- Явился, да? Н-на хер т-ты сюда явился?
Я молчал. Нужно было что-то ответить, но я молчал... За спиной Островского была большая и мрачная комната. Посредине на огромном овальном столе лежал коричневый рюкзак и стояла бутылка водки. Кажется, початая. На заднем плане горел камин.
- Смерти ищешь, журналюга?- спросил Троцкист.
- Не дури, Федор,- сказал я через силу. Стволы гипнотизировали.
На улице хлопнула дверца машины.
- Суки, суки,- выкрикнул Федор и быстро закрыл дверь... Щелкнул фиксатор замка.- Хуй вам, с-суки!- закричал Островский из-за двери.- Я их жечь б-буду.
По с-страничке... Одну за одной. Понял, Обнорский?
- Не дури, Федор,- повторил я.
В прихожую вошла Полина.
- Что?- сказала она,- Что?
Просвистело, громыхнуло. В верхнем углу дверной филенки образовалась дыра размером с футбольный мяч... Забей гол Японии! Я сбил Полину с ног, прижал к полу... Нормальное кино. Я ждал второго выстрела, но его не было. Сверху сыпалась какая-то труха, пыталась встать Полина.
- Лежи, дура,- прошептал я.
- Пустите,- сказала она.
- Лежи, говорят... Шмальнет над полом, и все - салют Мальчишу!
Я ждал второго выстрела, но его не было. Я сказала Полине в ухо: выползаем,- и пополз вон, собирая на светлые джинсы пыль. Следом выбралась Полина...
- Забей гол Японии,- сказал я.
- Что?- сказала она.- Какой Японии?
- Японской... Ты зачем пришла? Я тебе велел в машине сидеть.
- Не ругай меня, Андрюша. Мне очень страшно... Он нас убьет?
- Будешь соваться - убьет,- пообещал я.- Милиция тут есть?
- Кто?
- Милиция, Полина... Ми-ли-ция.
- Наверное,- неуверенно сказала она.
- Иди ищи.
- А ты?
- А я тут погуляю,- ответил я.
Полина пошла по дорожке. Два или три раза оглянулась... Красивая женщина, подумал я.
Она ушла. Я поднялся с крыльца и пошел вдоль дома. Я обогнул дом... Одно окно гостиной было плотно зашторено, но во втором между шторами был просвет. Я осторожно заглянул. Островский стоял ко мне спиной, пил водку из горлышка. Пламя камина освещало темную комнату.
Островский поставил бутылку на стол, взял со стола тетрадку. Вырвал из нее листок, скомкал и вытер им лицо. Потом швырнул листок в камин. Комочек бумаги вспыхнул... Рукописи, значит, не горят?
Признаюсь мне хотелось задушить Федьку - этого маленького подленького Геростратика, страшную "жертву режима"... А если не задушить, то хотя бы разбить морду.
А Федька вырвал вторую страницу, потом третью. Ах, как они вспыхивали! Я постучал по стеклу - Островский сразу обернулся, схватил со стола ружье... Я присел, крикнул:
- Федор! Федор, давай поговорим.
Сверху меня осыпало стеклом и щепками от рамы. Просвистела дробь... Вот ведь сволочь какая!
- Эй, Об-обнорский!- закричал Федька.- Т-ты живой?
- Живой я, Федя. Хватит тебе стрелять-то. Выйди, поговорим.
- Д-да вот хуй т-тебе в обе руки.
Я выглянул - Федор стоял возле стола и заряжал ружье.
- Федор,- сказал я.- Брось ты на фиг... давай накатаем явку с повинной.
Островский захлопнул стволы и вскинул ружье. Я присел.
- С-сейчас я с-сожгу этого Т-т-троцкого, а потом п-пришью тебя, Об-обнорский. Ты м-мудак.
- Мудак я, мудак,- согласился я совершенно искренне.- Давай поговорим спокойно.
- П-пошел на хуй!- ответил Федор и снова засадил в окно. На этот раз дробь перерубила раму...
Вот так мы и общались, пока не приехала милиция. Три дюжих мужика в бронежилетах и с автоматами приехали на УАЗе и стали кричать, чтобы Федька выбросил ружье в окно, а сам выходил на крыльцо... А Федька в ответ кричал, что пусть менты у него отсосут.
- Ты сам у меня отсосешь, гнида,- сказал старшина и швырнул в окно дымовую шашку. Секунд через двадцать дверь распахнулась и на крыльцо вышел Федор.
В руке он держал ружье с наполовину отпиленными стволами.
- Бросай ружье!- закричал сержант, направляя автомат на Федьку. Федька приставил стволы к левой стороне груди.
- Смотри, Поля,- сказал он и нажал большим пальцем на спуск.
- Федор!- закричала Полина.
Тело Федора швырнуло в дверной проем.
Сержант снял каску и вытер рукавом лицо.
***
- Репортеры,- сказал Повзло.
- Я знаю,- ответил я.- Без мобильной связи работа отдела может быть парализована.
- Тебе до фонаря?
- Нет.
- А мне кажется, Шеф, что тебе до фонаря,- сказал Коля.- Сидишь, уткнулся в бумажки какие-то...
- Это не бумажки. Это, Николай, письма Льва Троцкого.
- Ни хрена себе! Письма?
- Письма.
- Троцкого?
- Троцкого.
- Подлинники?
- Они.
- Так ведь это же бабки!
- Еще какие.
- Ай-ай-ай,- сказал Коля и письма сграбастал.- Раз, два, три... Ага, семь штук.? Сколько же они могут стоить?
- Не знаю,- ответил я.- Дорого...
- Так, так, так,- сказал Коля.- Это же другой коленкор... Это же просто я не знаю что такое. Это вам драй унд цванцих, фир унд зибцих, а не клад Косинской!
Я, блин, найду коллекционера из небедных евреев и...
- Стоп, Коля!- сказал я. У меня все еще стоял в ушах крик Полины... Я видел, как прыгает по ступенькам крыльца ружье, и блестит на прикладе полированная табличка с гравировкой... Я слышал, как матерится милиционер и как потрескивают поленья в камине, а поверх поленьев серой стопкой лежит то, что было дневником Троцкого.
- Стоп, Коля,- сказал я.- Никаких коллекционеров не будет.
- А что?- насторожился Коля.
- Видишь ли, Коля... я не знаю, сколько стоят эти письма. Наверное, немало. Но кроме рублевой цены, есть и еще некая другая цена...
- Что-то я, Андрей, тебя не понимаю,- перебил меня Коля.
- Я тоже себя не понимаю,- сказал я.- Но... за эти письма заплачено кровью как минимум двух человек. Грешно их продавать. Понимаешь?
- Андрюха! Нам деньги позарез нужны. Давай продадим хотя бы одно...
В кабинет заглянула Оксана и сказала:
- Андрей, к тебе Кондакова Елена Петровна.
И в кабинет вошла Елена Петровна. Я с Колей их познакомил и сказал:
- А сейчас, Елена Петровна, Николай хочет передать в дар вашему музею письма Троцкого... в количестве семи штук.
- Э-э,- сказал Повзло.- Конечно...
Мы тут как раз... как бы... обсуждали... в дар... вашему... музею.
Елена Петровна просто остолбенела, а Коля посмотрел на меня с ненавистью.
Потом Елена Петровна сказала, что это такое событие... такое событие... Мы просто не понимаем, какое это событие, и нужно телевидение и чтобы я торжественно передал эти письма и чтобы...
- Нет,- сказал я.- Хватит с меня клада Матильды Косинской. Пусть Николай Степанович торжественно передаст.
- Сам ты "передаст"!- злобно шепнул Повзло. Но все-таки повязал галстук и поехал с Кондаковой в музей. Туда же вызвали "энтэвэшников", и перед глазом камеры Коля торжественно вручил Елене Петровне письма Троцкого. И с кислым-кислым видом заявил, что вот... в дар... безвозмездно... совсем-совсем бесплатно... ну бескорыстно...
ДЕЛО ОБ ОБИЖЕННОЙ ДИРЕКТРИСЕ
Рассказывает Нонна Железняк
"Железняк Нонна Евгеньевна, выпускница журфака Ленинградского университета. Женщина энергичная, способная как на отчаянные, так и на глупые поступки.
Причем глупость своих выходок никогда не признает. Общительна, амбициозна. Активно берется за расследование порученных и не порученных дел. Первые - расследует кропотливо, но не слишком охотно, последние обычно с блеском доводит до конца. Мать троих детей и супруга сотрудника "Золотой Пули"
Михаила Модестова. Стремится оказать помощь всем, кто (как ей кажется) в ней нуждается".
Из служебной характеристики
...Кап...
- Модестов, опять ты неплотно кран в ванной закрутил?
- Я вообще в ванной не был,- супруг действительно появился со стороны кухни.
...Кап...
- Ну я же слышу - что-то капает! В ванной, это точно.
- Я тоже слышу,- согласно закивал Модестов.- Но я тут ни при чем. Руки я мыл на кухне, в ванную даже не заглядывал.
Кап-кап-кап...
- Ну так и в чем дело? Пойди да посмотри, что там капает!
Капало в ванной. Причем с потолка.
Причем довольно интенсивно. Так интенсивно, что это уже смахивало на весенний дождичек. Банально, но факт - нас снова залили нерадивые соседи! Второй раз за последний месяц.
В общем-то, грех жаловаться - со времени отъезда тетки Геноверы это было первое ЧП в нашей квартире. Жизнь постепенно вошла в наезженную колею. Новые и старые дети благополучно отбыли к тете Лене в Выборг - отдыхать. Разрушения, вызванные наличием тети, потихоньку устранялись. Сломанная полка водворилась на место и падать со стены вроде бы больше не собиралась. Полтергейст, хозяйничавший на кухне, убрался восвояси.
Мохнатое чучело в ванной больше не появлялось. Кто это был - так и осталось загадкой. И даже кошки изо дня в день храпели все тише и тише...
Словом, от чрезвычайных ситуаций мой Модестов отвык и потому сейчас с ужасом глядел на потолок, где вспухало сизое пятно. Я же, напротив, необыкновенно взбодрилась.
- Чего ты уставился? Эти раззявы нам сейчас устроят бесплатный душ размером в весь потолок!- Эти слова до отца моих новых детей донеслись уже с лестничной клетки. Не дожидаясь супруга, я ринулась на верхний этаж.
Проштрафившийся въехал в квартиру над нами каких-то три месяца назад. До сегодняшнего дня новичок вел себя благопристойно и ни в чем ужасном замечен не был. Я несколько раз встречала его на лестнице: он производил положительное впечатление. Говорили, что он юрист, но в какой именно области юриспруденции трудится - я не знала.
Звонок истерично заливался под моим пальцем с полминуты, однако дверь никто так и не открыл. Давить на кнопку меня заставило только врожденное чувство такта и воспитанность - опытным расследовательским глазом я сразу углядела, что дверь в соседскую квартиру не заперта, а лишь плотно прикрыта. Шум текущей воды был слышен даже на лестнице. В этот момент подоспел супруг.
- Значит, так,- оповестила я его.- Мы сейчас спокойненько, будто ничего не произошло, входим внутрь, жутко извиняемся и требуем прекратить потоп. Если он будет сопротивляться и кричать о своей невиновности - тащи его в ванную и силой заставляй закрутить кран.
- Ты собираешься прямо вот так зайти в чужую незапертую квартиру?!ужаснулся муж.
- Именно.
- Нонночка, но это же неудобно! Вдруг он там не один? Вдруг у него гости и у них там что-то личное, может, даже - интимное...
- Свидание при свечах, швабрах и сантехниках, что ли? Модестов, не дури. Какое свидание может быть по колено в воде?!
Возражения в создавшейся ситуации были бесполезны.
- Здравствуйте, добрые люди! Мы ваши соседи снизу! Вы нам бедствие стихийное устроили!- с этим воплем я распахнула дверь.
В коридоре была полутьма, горел только небольшой светильник на стене. Но и этого света было вполне достаточно, чтобы увидеть на полу вроде бы труп, а вокруг него кровь. В перспективе коридора просматривалась ванная, однако меня она уже не волновала. Я бросилась к вроде бы трупу и застыла над ним в композиции "Неутешная вдова". Модестов, лихим прыжком преодолел нашу группу и ринулся в ванную.
Беглый осмотр показал, что обнаруженное тело явно принадлежит нашему соседу. Причем, несмотря на жуткую проломленную рану в голове, он еще жив, но дышит, что называется, на ладан. Про таких наши репортеры пишут: "Ему срочно требовалась медицинская помощь".
Рысью обежав квартиру, я обнаружила в одной из комнат телефон, однако аппарат мне помочь не мог - у него кто-то обрезал провод.
Тем временем после некоторой беспорядочной возни вода течь перестала. Из ванной показался довольный Модестов.
Увидев меня, он сразу вспомнил, где мы находимся и тут же озаботился нашим юристом.
- Нонна, чей это труп? В смысле - кто это? Наш сосед?
- Наш сосед. Только он не труп. Он еще пока вполне живой.
- С такой дырой в голове - и не умер?- поразился Модестов.
- Говорю же - жив. Вызывай "скорую". Заодно милицию и кого-нибудь из наших репортеров. Похоже, тут дело серьезное.
Пока Модестов по мобильнику вызывал медиков, милиционеров и коллег, я еще раз аккуратно обошла помещение, стараясь двигаться на цыпочках. Почему-то только сейчас мне в голову пришло, что тот, кто двинул юриста по голове, может все еще находиться в квартире. Я не хотела его спугнуть до приезда милиционеров.
Еще меньше я хотела, чтобы злоумышленник потерял голову, с воем выпрыгнул из какого-нибудь шкафа и ринулся уничтожать свидетелей - то есть меня с Модестовым.
К счастью, пока никто ниоткуда не выскакивал, пейзаж вокруг был самый умиротворяющий. Поверхностные наблюдения дали следующую картину: обычная квартира обычного мужика с неплохим достатком и средненьким вкусом. Судя по одежде, сосед собирался провести вечер дома в одиночестве: на нем был спортивный костюм, чистый, но уже далеко не новый. В такой амуниции обычно встречаются только с очень близкими друзьями. На столе в кухне - недопитая чашка кофе и надкусанный круассан на блюдце.
Никаких там свечей, бокалов, фруктов и прочего антуража, намекающего на интимное свидание, не было. О дружеской вечеринке или подготовке к ней тоже ничто не свидетельствовало.
Интересно, чем злодеев заинтересовал мой тихий с виду сосед? Может, это было банальное ограбление? "Разбой",- поправила я сама себя. Однако очевидного разгрома или следов активных поисков чего-либо тоже не наблюдалось. Так, текущий беспорядок. Значит, или не искали ничего, или точно знали, где искомое лежит и забрали без лишней пыли. Еще вариант нотариус это "что-то" отдал сам. Под пытками. Или под угрозами "предмета, похожего на"... что-нибудь опасное. Мне стало неуютно.
- Модестов, поди сюда. Как ты думаешь, сколько времени он тут лежит?
- Думаю, не больше четырех-пяти часов,- незамедлительно отозвался супруг.
Я уважительно уставилась на мужа: раньше талантов медэксперта я за ним не замечала.
- Откуда такая точность?
- Это элементарно, Нонночка. Во-первых, приблизительно столько часов назад я встретился с нашим соседом на лестнице, он был жив и здоров. Во-вторых, если бы он пролежал здесь намного дольше, у нас в ванной от сырости уже бы давно потолок обвалился.
Резонно.
- Слушай, а как он выглядел? Ну когда ты его на лестнице встретил?
- Да обычно. Во всяком случае, этой дырки на голове у него точно не было.
- Мама,- сказала Полина,- это Андрей Серегин, журналист.
- Очень приятно...
- А это моя мама, Тамара Леонидовна.
Я тоже сказал, что мне очень приятно. Тамара Леонидовна смотрела настороженно...
- Мама,- сказала Полина,- мама... Мама, помнишь, я говорила тебе про Олега? Ну зимой я встретила его у метро... Помнишь?
- Конечно, помню. Склероза у меня еще нет.
Полина перевела дух и спросила:
- А помнишь, я сказала тебе о письмах Троцкого, которые нашел Олег?
- И это помню... А в чем, собственно, дело?
- Тамара Леонидовна,- вмешался я,- постарайтесь вспомнить: вы рассказывали кому-нибудь об этом?
- А в чем, собственно, дело? Полина, я не понимаю...
- Мама! Мама, это очень важно...
- Ну рассказывала... А что? недоуменно произнесла Тамара Леонидовна.
Я уже начал терять терпение от тупости этой мамаши: неужели вы, мадам, не понимаете, что дали наводку убийце?.. Я взял себя в руки и спокойно спросил:
- Кому вы это рассказали, Тамара Леонидовна?
- Да никому. Только одному Федьке-паразиту.
Меня как будто оглушили. До меня доносились слова пенсионерки-технолога, но я их не воспринимал: "А кому я еще расскажу? Федьке... Он пришел раз пьяненький, расхвастался, что вот, мол, скоро продаст дачу, так разбогатеет. А я ему и попеняла: дурак ты, Федор. Пьяница и бездельник. Что в тебе Полинка нашла? А он: да уж не такой я дурак, как ее Олег... А я ему: Олег-то еще может прославиться - он письма Троцкого нашел..."
- Как среагировал Федор?- быстро спросил я.- Заинтересовался?
- Заинтересовался... Но не так чтобы очень. Я же говорю: он пьяненький был.
Дурак дураком.
- Мама!- сказала Полина.- Почему ты ничего не рассказала об этом мне?
- А о чем говорить-то, доча?- искренне удивилась пенсионерка.
Действительно, подумал я, о чем тут говорить? Дело-то плевое: две... как бы сказать помягче?.. две курицы дали Федору наводку на квартиру, где лежит настоящий клад. А он историк. Хоть и не доучившийся, но историк - он сразу просек, сколько могут стоить рукописи Троцкого.
Я повернулся к Полине:
- Полина, а среди знакомых Федора нет человека с сильным заиканием?
Я спросил просто так. Я не рассчитывал на положительный ответ: навряд ли Полина знает всех знакомых своего бывшего гражданского мужа... Да и разошлись они давно - за это время у Островского могла появиться масса новых дружков-собутыльников. Не исключено, впрочем, что Федька подключил кого-то из старых корешей по отсидке... Полина посмотрела на меня изумленно, а Тамара Леонидовна сказала:
- Да сильнее самого Федьки-то никто, наверное, не заикается.
***
Пробки! Чертовы пробки... С началом дачного сезона по пятницам все выезды из города превращаются в автопытку. По пятницам к гигантскому стаду автомобилей, колесящих ежедневно, присоединяются еще и те, что используются только для поездок на "фазенды". Среди "дачных водителей" масса пожилых людей на "Москвичах". И масса дамочек на иномарках. Водители "Москвичей" любят возить багажник на крыше, а дамочки лепят на заднее стекло сразу пачку нашлепок... Водят и дедки, и тетки одинаково - очень медленно уходят со светофоров и, набравши скорость сорок километров, с достоинством катят до следующего светофора... я их очень сильно уважаю.
Я гнал джип на север, к выходу на Выборгскую трассу. Я протискивал машину в любую щель, где только можно.
Выскакивал на разбитые в хлам трамвайные пути. На выбоинах джип скакал козлом, и Полина хваталась за ручку под потолком.
- Вы всегда так ездите, Андрей?- спросила она.
- Хотите, чтобы Федька успел все сжечь?- зло ответил я.
...После того, как Тамара Леонидовна произнесла: да сильнее самого Федьки, наверно, никто не заикается,- у меня, как нынче говорят, "снесло башню".
- Что?- спросил я.- Что это значит?
- То и значит, ответила Тамара Леонидовна,- что он заика, каких еще поискать.
Я повернул голову к Полине:
- Как же так? Я спрашивал у Немчинова. Он мне сказал: Цицерон, язык без костей.
- Немчинов,- тихо ответила Полина,- не видел его после тюрьмы. Федька подхватил там какую-то инфекцию, чуть не умер... В результате стал очень сильно заикаться. Но в "демократических" кругах Федька всем говорил, что заикается потому, что его избивали на допросах чекисты...
Я почувствовал себя полным дураком.
Я всегда считал, что заикание бывает либо врожденным, либо появляется в детстве после сильного испуга. Я сам учился в первом классе с мальчиком, который стал заикой после нападения собаки... Но мне и в голову не могло прийти, что эта напасть может поразить взрослого мужчину.
Все стало на свои места. Образовалась цепочка, в которой еще не хватало нескольких звеньев, но это уже не имело принципиального значения.
- У Островского,- спросил я,- есть ружье?
- Нет,- ответила Полина. Она, в отличие от своей матери, все уже поняла.- У Виктора Федоровича, отца его покойного, было... Сам Романов ему дарил.
Вот так! Сам Григорий Васильевич Романов подарил секретарю обкома Виктору Федоровичу Островскому ружьишко... В апреле 2001 года Федор Викторович Островский расстрелял из этого подарка офицера ФСБ.
- Федор,- снова спросил я,- знал адрес Олега Гребешкова?
- Конечно,- сказала Полина,- Олег адрес не менял... Сто лет в этой квартире. Мы у него пару раз Новый год встречали. Еще студентами.- Она замолчала, потом прошептала: - Неужели... Федька?
И зажала рот рукой. И ужас отразился в глазах. Я ничего не ответил. Во-первых, я не знал ответа. С вероятностью девяносто девять процентов Гребешкова убил Федор. Троцкист. Но не исключено, что не сам, а кого-то навел... Маловероятно, но один процент оставим... Во-вторых, я был почти уверен, что доказать вину Островского будет невозможно. Следов в квартире Олега он не оставил, свидетелей нет. Ни одна экспертиза в мире не сможет "привязать" дробь к конкретному стволу...
А все остальные факты - косвенные, любой, даже начинающий, адвокат развалит обвинение в пять минут. Троцкист - неуязвим для Фемиды.
Я стоял на детской площадке в окружении трех женщин разного возраста и молчал. Тамара Леонидовна, Полина и Янка смотрели на меня... Янка сосала палец, слегка покачивались качели на ржавеньких опорах.
- Не соси палец,- сказала Тамара Леонидовна и шлепнула Янку по руке.
- Ба-а, укоризненно протянула Янка.
И в этот момент заверещал мой сотовый. Мне ни с кем не хотелось говорить, я думал о подлом и неуязвимом Троцкисте... Мне ни с кем не хотелось говорить, но механически я вытащил трубу. И услышал голос Троцкиста!
Если бы он позвонил хотя бы на десять минут позже! Или хотя бы на пять... Все могло бы быть по-другому.
- З-здравствуйте, Андрей,- сказал Троцкист.
Меня обдало жаром. Меня просто окатило горячим потоком... И я ответил:
- Здравствуйте, Федор.
В трубке повисла тишина, и мне показалось, что я ощущаю, как скручиваются от напряжения соединяющие нас радиоволны.
- Ну,- сказал я,- что же ты замолчал, Федя? Ты же хочешь потолковать о трофеях с квартиры Олега Гребешкова?
Охнула, зажимая рот рукой, Полина.
Замерли качели.
- Ну, Федя, что молчишь?
- Ка-ка-какой Ф-ф-ф...- донеслось из трубки и я передразнил его:
- М-молочник, кефиру...
Я уже взял себя в руки и понял, что совершил под влиянием эмоций глупость.
Неслыханную и непростительную глупость. Пока Островский не знал, что его инкогнито раскрыто, он чувствовал себя в относительной безопасности... А вот что он предпримет теперь?
- Слушай меня внимательно, Островский,- сказал я.- Ты наделал ошибок. Теперь у меня на руках железные факты. У тебя один выход - написать явку с повинной. Понял?
Несколько секунд он молчал, а потом зло произнес:
- О-отсоси, пидор гэбэшный. Хуй тебе за щеку...
Странно, но он почти не заикался...
В трубке пошли гудки отбоя. Я зло захлопнул "эриксон". Островский действительно жил недалеко - на Светлановской площади. Езды всего-то на пять минут, но сначала мы задержались потому, что Полине нужно было переодеться, а потом меня тормознул гаишник. Я совал в его лицо (извините - в мурло) удостоверение, говорил, что речь идет о жизни и смерти, но страж дорог был непреклонен.
Короче, мы потеряли минут десять.
Я долго звонил в дверь квартиры Островского. Полина сбивчиво объясняла мне, что эта квартира досталась Федору после раздела с сестрой квартиры отцовой, "номенклатурной"... Я звонил и понимал, что впустую, что Федька уже слинял. Я несколько раз набрал номер его домашнего телефона, но трубку никто не снял. Спустя пару минут из соседней квартиры выглянула голова в бигудях, и толстая тетка сказала:
- Чего трезвоните? Ушел он. Уехал.
- Когда?- спросил я.
- Недавно... с четверть часа.
- А... куда?
- А он мне докладывает?- огрызнулась тетка. Потом увидела лицо Полины и добавила другим тоном: - На дачу, наверное... с рюкзаком был, спешил сильно.
- Вы знаете, где эта дача?- спросил я Полину. Она кивнула. И мы поехали.
В душе я материл себя: какого черта?? Какого черта я еду на эту дачу? Ведь Островский может рвануть куда угодно: к собутыльникам, к троюродной тетке в Кривоколенск, к черту на рога, в пустыню Гоби... Я материл себя, но поехал в Рощино.
Я отлично понимал, что все делаю неправильно. Все делаю не так, как учу своих студентов. Что озлобленный Федька Троцкист опасен и, возможно, вооружен...
По уму надо было бы просто позвонить в ФСБ: вот убийца вашего сотрудника. Берите. Колите. Но я поехал в Рощино.
Раньше поселок Рощино был "заповедником", в котором паслась советская элита. Простому смертному здесь делать было нечего... Времена переменились, и "элитарность" стала определяться не номенклатурной расфасовкой, а толщиной бумажника, но поселок Рощино все равно остался не для простых смертных.
Фазенда бывшего партаппаратчика выглядела неухоженной. Лохмотьями облезала краска на фронтоне, у самого крыльца "колосились" лопухи... Но над трубой вился дымок! Этот дымок мне сразу не понравился. На кой, спрашивается, хрен, топить печку при двадцатиградусной жаре?
- Что?- спросила Полина.
- Какого черта он печку топит?
- Это не печка - камин.
Я подумал, что принципиальной разницы нет, и бумага одинаково хорошо горит, что в печке, что в камине. Но ничего Полине про это не сказал... А сказал:
- Сидите в машине, Полина.
И поперся в дом. Героя изображать.
Глупо. Но над трубой вился дымок, и я понимал, что алкоголик - заика убийца Федька Троцкист жжет рукописи, которые не горят. А они горят. Еще как горят!.. И еще он жжет улики, которыми можно привязать Федора Островского к убийству майора ФСБ Гребешкова.
Я вошел в дом. Я вошел в дом и закричал:
- Островский!
Мой собственный голос показался мне чужим... Если сказать по правде, мне было довольно страшно. Я не знал, сохранил ли Федька ружье, подаренное покойному папе Григорием Васильевичем Романовым. По идее он должен был бы избавиться от ружьишка. Но хрен его знает...
- Островский!- закричал я.- Федор! Где вы?
Я стоял в просторной, но захламленной прихожей. В нее выходило три двери... За которой из них Федька, я, разумеется, не знал.
Внутри дома что-то упало. Стул, кажется, или какой-то другой деревянный предмет... Средняя дверь распахнулась, и из проема на меня выглянул Троцкист.
В левой руке он держал ружье с очень короткими стволами.
- Явился?- спросил Федор.- Явился, да? Н-на хер т-ты сюда явился?
Я молчал. Нужно было что-то ответить, но я молчал... За спиной Островского была большая и мрачная комната. Посредине на огромном овальном столе лежал коричневый рюкзак и стояла бутылка водки. Кажется, початая. На заднем плане горел камин.
- Смерти ищешь, журналюга?- спросил Троцкист.
- Не дури, Федор,- сказал я через силу. Стволы гипнотизировали.
На улице хлопнула дверца машины.
- Суки, суки,- выкрикнул Федор и быстро закрыл дверь... Щелкнул фиксатор замка.- Хуй вам, с-суки!- закричал Островский из-за двери.- Я их жечь б-буду.
По с-страничке... Одну за одной. Понял, Обнорский?
- Не дури, Федор,- повторил я.
В прихожую вошла Полина.
- Что?- сказала она,- Что?
Просвистело, громыхнуло. В верхнем углу дверной филенки образовалась дыра размером с футбольный мяч... Забей гол Японии! Я сбил Полину с ног, прижал к полу... Нормальное кино. Я ждал второго выстрела, но его не было. Сверху сыпалась какая-то труха, пыталась встать Полина.
- Лежи, дура,- прошептал я.
- Пустите,- сказала она.
- Лежи, говорят... Шмальнет над полом, и все - салют Мальчишу!
Я ждал второго выстрела, но его не было. Я сказала Полине в ухо: выползаем,- и пополз вон, собирая на светлые джинсы пыль. Следом выбралась Полина...
- Забей гол Японии,- сказал я.
- Что?- сказала она.- Какой Японии?
- Японской... Ты зачем пришла? Я тебе велел в машине сидеть.
- Не ругай меня, Андрюша. Мне очень страшно... Он нас убьет?
- Будешь соваться - убьет,- пообещал я.- Милиция тут есть?
- Кто?
- Милиция, Полина... Ми-ли-ция.
- Наверное,- неуверенно сказала она.
- Иди ищи.
- А ты?
- А я тут погуляю,- ответил я.
Полина пошла по дорожке. Два или три раза оглянулась... Красивая женщина, подумал я.
Она ушла. Я поднялся с крыльца и пошел вдоль дома. Я обогнул дом... Одно окно гостиной было плотно зашторено, но во втором между шторами был просвет. Я осторожно заглянул. Островский стоял ко мне спиной, пил водку из горлышка. Пламя камина освещало темную комнату.
Островский поставил бутылку на стол, взял со стола тетрадку. Вырвал из нее листок, скомкал и вытер им лицо. Потом швырнул листок в камин. Комочек бумаги вспыхнул... Рукописи, значит, не горят?
Признаюсь мне хотелось задушить Федьку - этого маленького подленького Геростратика, страшную "жертву режима"... А если не задушить, то хотя бы разбить морду.
А Федька вырвал вторую страницу, потом третью. Ах, как они вспыхивали! Я постучал по стеклу - Островский сразу обернулся, схватил со стола ружье... Я присел, крикнул:
- Федор! Федор, давай поговорим.
Сверху меня осыпало стеклом и щепками от рамы. Просвистела дробь... Вот ведь сволочь какая!
- Эй, Об-обнорский!- закричал Федька.- Т-ты живой?
- Живой я, Федя. Хватит тебе стрелять-то. Выйди, поговорим.
- Д-да вот хуй т-тебе в обе руки.
Я выглянул - Федор стоял возле стола и заряжал ружье.
- Федор,- сказал я.- Брось ты на фиг... давай накатаем явку с повинной.
Островский захлопнул стволы и вскинул ружье. Я присел.
- С-сейчас я с-сожгу этого Т-т-троцкого, а потом п-пришью тебя, Об-обнорский. Ты м-мудак.
- Мудак я, мудак,- согласился я совершенно искренне.- Давай поговорим спокойно.
- П-пошел на хуй!- ответил Федор и снова засадил в окно. На этот раз дробь перерубила раму...
Вот так мы и общались, пока не приехала милиция. Три дюжих мужика в бронежилетах и с автоматами приехали на УАЗе и стали кричать, чтобы Федька выбросил ружье в окно, а сам выходил на крыльцо... А Федька в ответ кричал, что пусть менты у него отсосут.
- Ты сам у меня отсосешь, гнида,- сказал старшина и швырнул в окно дымовую шашку. Секунд через двадцать дверь распахнулась и на крыльцо вышел Федор.
В руке он держал ружье с наполовину отпиленными стволами.
- Бросай ружье!- закричал сержант, направляя автомат на Федьку. Федька приставил стволы к левой стороне груди.
- Смотри, Поля,- сказал он и нажал большим пальцем на спуск.
- Федор!- закричала Полина.
Тело Федора швырнуло в дверной проем.
Сержант снял каску и вытер рукавом лицо.
***
- Репортеры,- сказал Повзло.
- Я знаю,- ответил я.- Без мобильной связи работа отдела может быть парализована.
- Тебе до фонаря?
- Нет.
- А мне кажется, Шеф, что тебе до фонаря,- сказал Коля.- Сидишь, уткнулся в бумажки какие-то...
- Это не бумажки. Это, Николай, письма Льва Троцкого.
- Ни хрена себе! Письма?
- Письма.
- Троцкого?
- Троцкого.
- Подлинники?
- Они.
- Так ведь это же бабки!
- Еще какие.
- Ай-ай-ай,- сказал Коля и письма сграбастал.- Раз, два, три... Ага, семь штук.? Сколько же они могут стоить?
- Не знаю,- ответил я.- Дорого...
- Так, так, так,- сказал Коля.- Это же другой коленкор... Это же просто я не знаю что такое. Это вам драй унд цванцих, фир унд зибцих, а не клад Косинской!
Я, блин, найду коллекционера из небедных евреев и...
- Стоп, Коля!- сказал я. У меня все еще стоял в ушах крик Полины... Я видел, как прыгает по ступенькам крыльца ружье, и блестит на прикладе полированная табличка с гравировкой... Я слышал, как матерится милиционер и как потрескивают поленья в камине, а поверх поленьев серой стопкой лежит то, что было дневником Троцкого.
- Стоп, Коля,- сказал я.- Никаких коллекционеров не будет.
- А что?- насторожился Коля.
- Видишь ли, Коля... я не знаю, сколько стоят эти письма. Наверное, немало. Но кроме рублевой цены, есть и еще некая другая цена...
- Что-то я, Андрей, тебя не понимаю,- перебил меня Коля.
- Я тоже себя не понимаю,- сказал я.- Но... за эти письма заплачено кровью как минимум двух человек. Грешно их продавать. Понимаешь?
- Андрюха! Нам деньги позарез нужны. Давай продадим хотя бы одно...
В кабинет заглянула Оксана и сказала:
- Андрей, к тебе Кондакова Елена Петровна.
И в кабинет вошла Елена Петровна. Я с Колей их познакомил и сказал:
- А сейчас, Елена Петровна, Николай хочет передать в дар вашему музею письма Троцкого... в количестве семи штук.
- Э-э,- сказал Повзло.- Конечно...
Мы тут как раз... как бы... обсуждали... в дар... вашему... музею.
Елена Петровна просто остолбенела, а Коля посмотрел на меня с ненавистью.
Потом Елена Петровна сказала, что это такое событие... такое событие... Мы просто не понимаем, какое это событие, и нужно телевидение и чтобы я торжественно передал эти письма и чтобы...
- Нет,- сказал я.- Хватит с меня клада Матильды Косинской. Пусть Николай Степанович торжественно передаст.
- Сам ты "передаст"!- злобно шепнул Повзло. Но все-таки повязал галстук и поехал с Кондаковой в музей. Туда же вызвали "энтэвэшников", и перед глазом камеры Коля торжественно вручил Елене Петровне письма Троцкого. И с кислым-кислым видом заявил, что вот... в дар... безвозмездно... совсем-совсем бесплатно... ну бескорыстно...
ДЕЛО ОБ ОБИЖЕННОЙ ДИРЕКТРИСЕ
Рассказывает Нонна Железняк
"Железняк Нонна Евгеньевна, выпускница журфака Ленинградского университета. Женщина энергичная, способная как на отчаянные, так и на глупые поступки.
Причем глупость своих выходок никогда не признает. Общительна, амбициозна. Активно берется за расследование порученных и не порученных дел. Первые - расследует кропотливо, но не слишком охотно, последние обычно с блеском доводит до конца. Мать троих детей и супруга сотрудника "Золотой Пули"
Михаила Модестова. Стремится оказать помощь всем, кто (как ей кажется) в ней нуждается".
Из служебной характеристики
...Кап...
- Модестов, опять ты неплотно кран в ванной закрутил?
- Я вообще в ванной не был,- супруг действительно появился со стороны кухни.
...Кап...
- Ну я же слышу - что-то капает! В ванной, это точно.
- Я тоже слышу,- согласно закивал Модестов.- Но я тут ни при чем. Руки я мыл на кухне, в ванную даже не заглядывал.
Кап-кап-кап...
- Ну так и в чем дело? Пойди да посмотри, что там капает!
Капало в ванной. Причем с потолка.
Причем довольно интенсивно. Так интенсивно, что это уже смахивало на весенний дождичек. Банально, но факт - нас снова залили нерадивые соседи! Второй раз за последний месяц.
В общем-то, грех жаловаться - со времени отъезда тетки Геноверы это было первое ЧП в нашей квартире. Жизнь постепенно вошла в наезженную колею. Новые и старые дети благополучно отбыли к тете Лене в Выборг - отдыхать. Разрушения, вызванные наличием тети, потихоньку устранялись. Сломанная полка водворилась на место и падать со стены вроде бы больше не собиралась. Полтергейст, хозяйничавший на кухне, убрался восвояси.
Мохнатое чучело в ванной больше не появлялось. Кто это был - так и осталось загадкой. И даже кошки изо дня в день храпели все тише и тише...
Словом, от чрезвычайных ситуаций мой Модестов отвык и потому сейчас с ужасом глядел на потолок, где вспухало сизое пятно. Я же, напротив, необыкновенно взбодрилась.
- Чего ты уставился? Эти раззявы нам сейчас устроят бесплатный душ размером в весь потолок!- Эти слова до отца моих новых детей донеслись уже с лестничной клетки. Не дожидаясь супруга, я ринулась на верхний этаж.
Проштрафившийся въехал в квартиру над нами каких-то три месяца назад. До сегодняшнего дня новичок вел себя благопристойно и ни в чем ужасном замечен не был. Я несколько раз встречала его на лестнице: он производил положительное впечатление. Говорили, что он юрист, но в какой именно области юриспруденции трудится - я не знала.
Звонок истерично заливался под моим пальцем с полминуты, однако дверь никто так и не открыл. Давить на кнопку меня заставило только врожденное чувство такта и воспитанность - опытным расследовательским глазом я сразу углядела, что дверь в соседскую квартиру не заперта, а лишь плотно прикрыта. Шум текущей воды был слышен даже на лестнице. В этот момент подоспел супруг.
- Значит, так,- оповестила я его.- Мы сейчас спокойненько, будто ничего не произошло, входим внутрь, жутко извиняемся и требуем прекратить потоп. Если он будет сопротивляться и кричать о своей невиновности - тащи его в ванную и силой заставляй закрутить кран.
- Ты собираешься прямо вот так зайти в чужую незапертую квартиру?!ужаснулся муж.
- Именно.
- Нонночка, но это же неудобно! Вдруг он там не один? Вдруг у него гости и у них там что-то личное, может, даже - интимное...
- Свидание при свечах, швабрах и сантехниках, что ли? Модестов, не дури. Какое свидание может быть по колено в воде?!
Возражения в создавшейся ситуации были бесполезны.
- Здравствуйте, добрые люди! Мы ваши соседи снизу! Вы нам бедствие стихийное устроили!- с этим воплем я распахнула дверь.
В коридоре была полутьма, горел только небольшой светильник на стене. Но и этого света было вполне достаточно, чтобы увидеть на полу вроде бы труп, а вокруг него кровь. В перспективе коридора просматривалась ванная, однако меня она уже не волновала. Я бросилась к вроде бы трупу и застыла над ним в композиции "Неутешная вдова". Модестов, лихим прыжком преодолел нашу группу и ринулся в ванную.
Беглый осмотр показал, что обнаруженное тело явно принадлежит нашему соседу. Причем, несмотря на жуткую проломленную рану в голове, он еще жив, но дышит, что называется, на ладан. Про таких наши репортеры пишут: "Ему срочно требовалась медицинская помощь".
Рысью обежав квартиру, я обнаружила в одной из комнат телефон, однако аппарат мне помочь не мог - у него кто-то обрезал провод.
Тем временем после некоторой беспорядочной возни вода течь перестала. Из ванной показался довольный Модестов.
Увидев меня, он сразу вспомнил, где мы находимся и тут же озаботился нашим юристом.
- Нонна, чей это труп? В смысле - кто это? Наш сосед?
- Наш сосед. Только он не труп. Он еще пока вполне живой.
- С такой дырой в голове - и не умер?- поразился Модестов.
- Говорю же - жив. Вызывай "скорую". Заодно милицию и кого-нибудь из наших репортеров. Похоже, тут дело серьезное.
Пока Модестов по мобильнику вызывал медиков, милиционеров и коллег, я еще раз аккуратно обошла помещение, стараясь двигаться на цыпочках. Почему-то только сейчас мне в голову пришло, что тот, кто двинул юриста по голове, может все еще находиться в квартире. Я не хотела его спугнуть до приезда милиционеров.
Еще меньше я хотела, чтобы злоумышленник потерял голову, с воем выпрыгнул из какого-нибудь шкафа и ринулся уничтожать свидетелей - то есть меня с Модестовым.
К счастью, пока никто ниоткуда не выскакивал, пейзаж вокруг был самый умиротворяющий. Поверхностные наблюдения дали следующую картину: обычная квартира обычного мужика с неплохим достатком и средненьким вкусом. Судя по одежде, сосед собирался провести вечер дома в одиночестве: на нем был спортивный костюм, чистый, но уже далеко не новый. В такой амуниции обычно встречаются только с очень близкими друзьями. На столе в кухне - недопитая чашка кофе и надкусанный круассан на блюдце.
Никаких там свечей, бокалов, фруктов и прочего антуража, намекающего на интимное свидание, не было. О дружеской вечеринке или подготовке к ней тоже ничто не свидетельствовало.
Интересно, чем злодеев заинтересовал мой тихий с виду сосед? Может, это было банальное ограбление? "Разбой",- поправила я сама себя. Однако очевидного разгрома или следов активных поисков чего-либо тоже не наблюдалось. Так, текущий беспорядок. Значит, или не искали ничего, или точно знали, где искомое лежит и забрали без лишней пыли. Еще вариант нотариус это "что-то" отдал сам. Под пытками. Или под угрозами "предмета, похожего на"... что-нибудь опасное. Мне стало неуютно.
- Модестов, поди сюда. Как ты думаешь, сколько времени он тут лежит?
- Думаю, не больше четырех-пяти часов,- незамедлительно отозвался супруг.
Я уважительно уставилась на мужа: раньше талантов медэксперта я за ним не замечала.
- Откуда такая точность?
- Это элементарно, Нонночка. Во-первых, приблизительно столько часов назад я встретился с нашим соседом на лестнице, он был жив и здоров. Во-вторых, если бы он пролежал здесь намного дольше, у нас в ванной от сырости уже бы давно потолок обвалился.
Резонно.
- Слушай, а как он выглядел? Ну когда ты его на лестнице встретил?
- Да обычно. Во всяком случае, этой дырки на голове у него точно не было.