Надо же, удивилась я. Мне казалось, что Глеб переложил все бремя ответственности на меня, и "Нерпа" его интересует теперь постольку-поскольку.
- Как вы изволите видеть, Анна Яковлевна, я пытаюсь хоть как-то облегчить вашу участь.- Спозаранник не был бы Спозаранником, если бы не обратил мое внимание на прилагаемые им усилия.- К сожалению, вынужден констатировать, что мы находимся, как выражается уважаемый Андрей Викторович Обнорский, в большой... В общем, вы понимаете.
- Есть один вариант.- Я присела к столу Спозаранника и, гипнотизируя его взглядом, принялась излагать ему свои мысли относительно "засветки" источников. Я даже пошла на то, чтобы слегка приоткрыть коленки...
Нет, я была далека от мысли соблазнить Глеба, просто таким образом можно было на некоторое время дестабилизировать его умозаключения и, если повезет, в этот короткий промежуток попробовать убедить его в резонности моих доводов.- Мы можем настаивать, чтобы их имена и показания оглашались в закрытом заседании...- с каждой секундой я все больше понимала тщетность своих попыток. Глеб уже формулировал речь.
- Я всегда подозревал, что особи женского пола не отличаются глубиной интеллекта,- начал Спозаранник.- В вашем случае я иногда допускал исключения, но с нынешнего дня у меня нет для этого никаких оснований.
Тут Глеб остановился, чтобы перевести дух. Я устало поднялась со стула и направилась к выходу.
- Можешь не продолжать, Глеб Егорович. Несмотря на неразвитый интеллект, я все-таки догадываюсь, что ты скажешь дальше. Надо вносить разнообразие в свои монологи, Глеб.
А то ты начинаешь повторяться.
Все правильно. И Обнорский прав, что процесс нельзя проигрывать нам просто будет потом не подняться.
И Глеб прав тоже. Стоит Агентству раскрыть хоть один конфиденциальный источник, даже со всеми мерами предосторожности, как слух об этом пойдет по всем инстанциям. Кто после этого станет делиться с нами информацией? К тому же люди, "слившие" нам сведения по "Нерпе", до икоты боялись мести Аллоева. Я, признаюсь, тоже чувствовала себя неуютно - кому охота связываться с осетинской мафией или с Жорой Армавирским! А ведь именно их - то осетинов, то Армавирского - называли наши источники в качестве "крыши" Аллоева... Впервые за последние несколько лет моей довольно успешной адвокатской карьеры я почувствовала полнейшее бессилие и даже отчаяние. Процесс громкий, "Нерпа" наверняка проплатит PR-кампании в СМИ, Агентство и меня (!) просто размажут по стенке. Какой позор, просто стыдобища!
От этих безрадостных мыслей меня отвлек мобильник. Звонил коллега из южного курортного города. По старомодному внимательный в своих ухаживаниях, он уже давно намекал на неустроенность своей холостяцкой жизни и с маниакальной настойчивостью приезжал в Питер, чтобы увидеть меня и склонить к матримониальному шагу.
- Нюша,- плавный голос собеседника диссонировал с моим взвинченным состоянием,- я в городе, может, поужинаем вместе?
И тут на меня накатило. Я вдруг поняла, что устала до тошноты. Однажды в юности, когда я еще занималась плаванием, наворачивая очередную 25-метровку, неумолимо приближавшую меня к пятому километру за день, я почувствовала смертельную усталость. Казалось, тело уже существуют автономно от меня, оно лишь огромный камень, привязанный к шее, который тянет, тянет меня ко дну. А там - тишь и благодать. Нужно только перестать работать руками и ногами. Тогда перепуганный тренер кричал мне, чтобы я больше не показывалась в бассейне, что в гробу он видал таких неженок, как я. Рядом стояли недоумевающие ребята, вытащившие меня с дорожки. А я так жалела, что меня лишили этой возможности - отдохнуть. Вот и сейчас это чувство сожаления охватило меня с такой же полнотой, как тогда. Я устала работать, как волк, чтобы содержать семью и машину. Чтобы иногда выбираться куда-нибудь за границу и к старости лет познакомиться с мировыми достопримечательностями. Чтобы в этой гонке забыть о собственном одиночестве и каждый день доказывать самой себе, что я - самостоятельная и не зависящая ни от кого женщина, довольная своей судьбой.
Я подумала, что вот он, выход. Плюну на работу, Агентство, опостылевшего Обнорского. Выйду замуж за немного занудного, но вполне обеспеченного мужчину, который к тому же любит меня, и заживу совершенно иной жизнью. И уж точно в этой жизни не будет места какой-нибудь "Нерпе"!
- Да, милый, конечно, поужинаем,- я попыталась придать голосу нужную степень ласковости. И, видимо, добилась этого, потому что заглянувшая в кабинет Агеева, намеревавшаяся обсудить со мной свои впечатления от "летучки", подняла изящно выщипанную бровь, сделала понимающее лицо и тактично удалилась.
Когда я выходила из кабинета, так же понимающе на меня смотрело уже пол-Агентства. Правда, в некоторых взглядах я уловила сочувствие. Или мне показалось? До меня долетели обрывки фраз из приватного разговора нашего редакционного водителя Леши с другими сотрудниками.
- Клянусь, у шефа с Завгородней что-то зреет. Или уже было, я пока не понял.
В "Пуле", в общем-то, не пренебрегали возможностью посплетничать, но только если для этого были хоть какие-то основания. Сама же мысль о том, что у Обнорского что-то, как выразился водитель Гена, "зреет" со Светкой, могла показаться абсурдной.
Даже бредовой. Да нет же, не может быть! Завгородняя в жизни не польстится на мужчину, который имел наглость обозвать ее (и не единожды!) полной дурой. Разве только из чувства протеста. А шеф сам не станет крутить шашни с той, которую он считает дурой. Его, видите ли, на интеллектуалок тянет. Однако Леша не унимался:
- Да я сам сегодня вытаскивал Светкины вещи из багажника его "хонды". Причем вещички-то были в весьма пикантном состоянии. Как после бурных и продолжительных совместных кувырканий. А Завгородняя Обнорскому лепила, что ее мамаша не успела его одежду погладить. Извинялась даже. Нет, ну ты скажи, с чего бы это маме Светки просто так гладить вещи Обнорского?
В моей памяти всплыли Светкины умопомрачительные ноги, покоящиеся на столе Ксюши в приемной. А еще Обнорский, обычно не злоупотреблявший вниманием к репортерскому отделу, сегодня то и дело заглядывал в кабинет к акулам пера. Я поймала себя на мысли, что все эти нюансы не улучшают моего настроения. И даже совсем напротив. Неужто ревную? Кого к кому? Я скорее признаюсь себе в том, что Светку к Классику. Как же так, с ее тягой к эстетике - и вдруг такой мезальянс! Если бы меня слышала моя подруга, она бы не преминула поинтересоваться:
- Лукошкина, ты яд сегодня в аптеку сдавала?
Проходя мимо сплетничающих, я ослепительно улыбнулась и пожелала всем удачного уик-энда. Меня окликнула все та же Марина Борисовна:
- Анечка, ты так сияешь, будто выходишь замуж за красивого и богатого.Агеева, видимо, решила проверить свои догадки. Вот уж кому в расследователи идти - здесь фантазии хоть отбавляй. Из ничего такую историю придумает Агата Кристи почернела бы от зависти.
Я решила Мариночку Борисовну не разочаровывать.
- Какая вы все-таки проницательная! Только это пока информация с ограниченным доступом,- мне пришлось даже воспользоваться языком наших архивариусов. Договорились?- И, заговорщицки подмигнув Агеевой, я вышла из Агентства. Я точно знала, что до конца рабочего дня известие о моем скором замужестве дойдет до самого нелюбопытного сотрудника "Пули".
* 6 *
Домой я доехала на удивление быстро - город был почти пустой, все автовладельцы, видимо, уже отправились на дачи. Еще с порога я услышала, что сын Петруша с кем-то оживленно беседует. Глаза зафиксировали уже забытую картину - стоящие посреди прихожей кроссовки.
Все ясно, у нас в гостях Лукошкин.
Эта его манера оставлять обувь там, где он ее снял. По этому поводу в пору нашей семейной жизни мы с ним неоднократно ссорились. Однако сейчас желания высказать что-нибудь язвительное у меня не возникло. Спокойно отодвинув ногой обувь экс-мужа в сторону, я прошла на кухню, где сидели мужчины.
- Мама, папа женится!- в голосе сына чувствовались слезы. Петр исподлобья посмотрел на Сергея и, круто развернувшись, выскочил из кухни.
Лукошкин стоял растерянный и даже расстроенный. Подполковник УБОП был явно не форме. Я попыталась изобразить радость, хотя новость о предстоящей женитьбе пусть бывшего, но мужа кольнула сердце.
- Поздравляю. И кто сия счастливица?..
* 7 *
Выходные пролетели как миг.
Петр был отправлен к бабушке, и я два дня занималась тем, что готовилась к очередному раунду с "Нерпой". Здесь наметился некоторый прогресс. В субботу вечером, совершенно в неурочный час, на пороге моей квартиры возник торжествующий Спозаранник.
- Трепещите, Анна Яковлевна.
Наши люди выразили согласие выступить в суде.
Эта новость поразила меня больше, чем давешнее сообщение Лукошкина о своей женитьбе. Боясь спугнуть неожиданно свалившееся счастье, я почему-то шепотом спросила:
- Что случилось, Глеб?
Спозаранник решил не выдавать секретов мастерства. Напустив туману, он лишь поведал мне, что все решилось накануне, когда он встречался со своим источником в психиатрической больнице имени Скворцова-Степанова.
- Извини, Глеб, а твой источник в этой больнице в каком статусе?заволновалась я.
Спозаранник посмотрел на меня так, будто я сама пациентка "Скворечника":
- Конечно, как психически больной человек. Впрочем, сам он себя таковым не считает.
Я почувствовала себя так, будто мне подарили игрушку, а потом отобрали.
Показания психически больного человека, находящегося на излечении в Скворцова-Степанова, суд не станет принимать во внимание. Видя молниеносную смену выражений на моем лице, Спозаранник смилостивился:
- Не переживайте так, уважаемая.
Кто тебе сказал, что источник в "Скворечнике" и источник по "Нерпе" одно и то же лицо?- с этими словами главный расследователь, не снимая обуви, прошел на персидский ковер и по-хозяйски уселся в кресло.- Надеюсь, чашку кофе я заслужил?
Я покорно поплелась на кухню, еле сдерживая в себе желание поколебать уверенность Глеба в том, что он заслужил именно кофе. Итак, в понедельник у нас появится реальная возможность испортить настроение Аллоеву. Только бы ничего не случилось! Я бросила взгляд на миниатюрную иконку. святой Иоанны. Только бы ничего не случилось...
Эту фразу с изрядной долей сарказма я повторяла сама себе в понедельник. Я уже давно убедилась в том, что язык мой - враг мой. Стоит только сказать или даже подумать про себя о какой-нибудь гадости или пакости - так вот они, на блюдечке. Наши свидетели, добровольно согласившиеся выступить на процессе по "Нерпе", в суд не явились. Уже полчаса прошло с начала заседания, а их все не было.
Юристы "Нерпы" - импозантный седовласый мужчина в дорогом костюме, с аккуратно подстриженной бородкой и золотой оправой на носу, и бледный юноша, явно подражающий своему старшему товарищу,- бросали на меня весьма выразительные взгляды и понимающе ухмылялись. Эля Колмогорова в судейской мантии нетерпеливо постукивала карандашом по столу. Пикантность ситуации заключалась в том, что отсутствовал и Спозаранник, к которому у суда также имелись вопросы.
- Ну что, представитель Агентства "Золотая пуля", может, мы все-таки начнем заседание? Все мы люди занятые,- судья не выдержала томительного ожидания. А может, ей просто хотелось поскорее разделаться с нашим делом и уйти в отпуск - наш процесс был у нее последним.
Истцы с готовностью поднялись.
Я приготовилась держать оборону в одиночку, мысленно насылая все кары небесные на голову Спозаранника.
Речь представителей "Нерпы" была хорош о. подготовлена и содержала изрядную долю пафоса, суть которого сводилась к следующему. Недобросовестные журналисты воспользовались предоставленными им возможностями - а именно газетной площадью, чтобы опубликовать явно недостоверные сведения, к тому же жутко компрометирующие такую добропорядочную и известную компанию как "Нерпа". Журналисты "Золотой пули" пренебрегли своей профессиональной обязанностью проверить полученную информацию, что, на взгляд истцов, свидетельствует о заказном характере материала. Публикация же нанесла "Нерпе" огромный урон, выразившийся как в моральных страданиях работников предприятия, так и в убытках в хозяйственной деятельности фирмы - мол, некоторые контрагенты, прочитав статью, выразили желание расторгнуть контракты. По совокупности все эти страдания и потери пивоваренная компания "Нерпа" оценивает - ни больше, ни меньше - как в один миллион рублей, или почти 30 тысяч в долларовом эквиваленте.
- Вы позволите?- Я услышала за спиной голос Спозаранника. С уничтожающим взглядом я повернулась к вошедшему.
Глеб был бледен и немного взволнован. Колмогорова величаво кивнула, разрешив Спозараннику войти.
Насмешливо посмотрев на нашу пару, она продолжила заседание.
- Глеб, какого черта?!- зашипела я, забыв о сдержанности и чувстве собственного достоинства.- Где ты шляешься, где твои свидетели?
- Все плохо, Аня. Один из источников сейчас в кардиологической реанимации. Вчера ему позвонили. Жена сказала, что он с первых минут разговора схватился за сердце, а потом уже и говорить не мог. Так что пока даже неясно, кто звонил и по какому поводу. Но, учитывая сегодняшнее мероприятия, я не исключаю, что звонили наши друзья с "Нерпы".
- А второй что, тоже в реанимации?
- Почти. Он уже переходил через Невский к Караванной, когда его сбила какая-то иномарка. Водитель скрылся.
Очевидцев до кучи, но никто ничего внятного сказать не может. Ничего себе совпаденьице, да?
- Господи...- От мысли о том, что наша тяжба могла повлечь такие последствия, защемило сердце. Я на какое-то время даже перестала вслушиваться в то, что говорили в зале. Очнулась только тогда, когда Спозаранник, несмотря на мои предупреждения, в своей обычной "изысканной" манере сказал судье:
- Если бы ваша честь соизволила корректнее сформулировать вопрос, она бы получила и корректный ответ.
Все пропало. Колмогорова, не знакомая с манерой общения Глеба, не простит ему этого выпада. Так и есть, судья, несколько опешившая от наглости Спозаранника, наконец справилась с собой и отрезала:
- За оскорбление суда вы можете быть удалены из зала, уважаемый!
Масла в огонь подлили товарищи с "Нерпы":
- Ваша честь, складывается впечатление, что своими ходатайствами о вызове в суд мнимых свидетелей ответная сторона старается затянуть процесс. Мы ходатайствуем о дальнейшем рассмотрении дела.
Элеонора задумчиво посмотрела на меня и объявила:
- Перерыв на десять минут.
В коридоре, куда мы вышли на перерыв, юристы "Нерпы" демонстрировали нам превосходство. Седовласый даже позвонил кому-то по мобильному и оптимистично сказал:
- Все идет как нужно.
Выглянула секретарь:
- Заходите!
Я положила на стол судье ходатайство о переносе слушания на некоторое время, а вместе с ним и страничку, вырванную из ежедневника,- "Надо поговорить!". Бывшая однокурсница взглянула на записку, оценивающе окинула зал и известила:
- Перерыв до четверга.
Люди с "Нерпы" сидели в недоумении. Нет, все-таки у Эльки осталась совесть, пусть и подвергнутая частичной резекции. Тем же вечером мы с Колмогоровой встретились в "Идеальной чашке".
- Эля, скажи сразу, у нас нет никаких шансов?- я решила обойтись без экивоков.
- Вы, Аня, сами во всем виноваты. Аргументация у вас слабенькая, доказательственная база вообще никуда не годится. Как ты могла такой материал в номер пустить, не пойму...
А этот ваш хам, Спозаранник,- это же, прости Господи, прямая дискредитация Агентства. Куда только ваш Обнорский смотрит!- Все это Колмогорова выпалила сразу, стараясь не смотреть мне в глаза.
- Я наши минусы сама знаю. Меня здесь больше волнует твой интерес в этом процессе. Между прочим, это видно невооруженным взглядом.
Колмогорова покраснела и, сбиваясь, сказала:
- За такие заявления, Лукошкина, отвечать нужно!
Я поняла, что мои слова задели однокурсницу за живое. Репутацией правдолюбки, приобретенной еще на курсе, Элеонора чрезвычайно гордилась. Потому и в судьи пошла - думала, они образец неподкупности и беспристрастности. В общем, наша встреча ничего не изменила. Разве что подтвердила мои подозрения относительно заинтересованности Колмоговорой. Был в этой встрече один большой минус - теперь мне Элька не простит, что я не только сама усомнилась в ее честности и принципиальности, но и рискнула высказать ей это в глаза.
Но мне стало легче. Теперь я морально была готова к тому, что процесс мы проиграем. И уже не из-за моего непрофессионализма. С таким настроем я вошла в четверг в зал заседаний. Вопреки моим ожиданиям, юристы "Нерпы" уже не были так самоуверенны, как до этого. Хотя оттенок некоторого превосходства был заметен даже в их приветствии.
Я безо всякой надежды на успех положила на стол председательствующей очередное ходатайство - об истребовании документов из правоохранительных органов, расследующих убийства, о которых мы писали. Удовлетворение этой просьбы стало неожиданным даже для меня, не говоря уже о юристах "Нерпы" те так просто потеряли всякий товарный вид и еле дождались окончания речи Колмогоровой. чтобы тут же выскочить из зала и начать консультации с руководством. А я думала, что, по всей видимости, у Элеоноры просто сдали нервы... И чтобы подправить пошатнувшуюся нервную систему, а также - как я подозревала - обсудить возникшие нюансы с заинтересованной стороной, судья отложила дело на осень и ушла в отпуск.
* 8 *
Обнорский весть об отложении "приговора" воспринял скептически, а сообщение о проведенной с Колмогоровой беседе - с энтузиазмом. И тут же поручил Спозараннику "пробить" судью по всем параметрам. Я ужаснулась. Судья - субъект неприкосновенный, и всякие телодвижения относительно него могут быть чреваты неприятностями с законом,- пыталась я охладить пыл Обнорского. Однако и он, и Спозаранник, нашедший в поручении Обнорского простор для очередного расследования, смотрели на меня очень выразительно.
- Ты, Лукошкина, иногда как скажешь...- ухмыльнулся Обнорский.
Он хорошо знал, что я очень неохотно иду на всякого рода нарушения закона. Обнорский почему-то был убежден, что на юрфаке учат совершенно обратному - как обойти закон и ничего за это не получить.
Словом, с "пробивкой" Колмогоровой пришлось смириться.
- Ваш неприкосновенный субъект, Анна Яковлевна, водит очень интересные знакомства.- Спозаранник нашел меня в кабинете, где я уже с полчаса тупо сидела над текстом Завгородней. Смысл статьи был мне неясен, ибо его затмевали все те же Светкины ноги и разговор, случайно услышанный в коридоре. Меня волнует только то, что обсуждение этой интересной во всех отношениях ситуации неминуемо будут связывать с моим именем, убеждала я сама себя. Признаюсь, мне это немного удалось.
- Глеб, избавь меня от технических подробностей! Мне совершенно не хотелось вновь испытать чувство собственной неполноценности, выслушивая, какие чудеса находчивости и изобретательности проявляют расследователи, чтобы получить максимум информации об интересующей их фигуре.
Однако Спозаранник был неумолим. У меня давно сложилось впечатление, что, докладывая обо всех усилиях, которые были приложены для получения информации, Глеб преследует исключительно одну цель - чтобы у меня и мысли не возникло не подписать его материал. Это было бы просто кощунственно!
- Мы выяснили, что ваша подружка Колмогорова имеет во владении симпатичную такую машинку - "ауди". Но почему-то этим транспортным средством не пользуется. Зато на этой машине систематически нарушает правила дорожного движения некто Василий Братчиков...- Здесь Спозаранник сделал эффектную паузу, в ожидании моей реакции, которой, увы, не последовало. Терпеливо вздохнув, Глеб спросил: - Вам что-нибудь говорит эта фамилия, Анна Яковлевна?
Я напряглась:
- Не тот ли это Братчиков, которого ты сделал главным героем этой геморройной публикации по "Нерпе"?
- Поражаюсь твоей беспечности, Лукошкина. Конечно тот. Понимаешь теперь, какой расклад получается, какие причинно-следственные связи проясняются?!- Спозаранник был в предвкушении скандала.
- Если здесь и есть какие-то связи, то они совсем другого рода. Ну пользуется Братчиков машиной Колмогоровой, что из этого? Когда репортерам нужно срочно ехать на место происшествия, даже Повзло им свою машину доверяет, между прочим.
К нашему разговору подключился вошедший в кабинет Каширин.
- А давайте позвоним вашему Васе и прямо спросим его, что их с Колмогоровой связывает?
Спозаранник с сожалением посмотрел на Каширина:
- Мысль позвонить Братчикову конечно гениальная, но вот так сразу спросить про Колмогорову - это, Родя, как-то прямолинейно.
- Хорошо, давайте позвоним и просто попросим к телефону Элеонору Иосифовну,- предложила я.
Спозаранник и Каширин торжествующе посмотрели друг на друга. Все-таки подписали они и меня на это дело. Впрочем, если Эля действительно близка с Братчиковым и только из этих соображений портит мне карьеру, то почему я должна переживать о нашей давней симпатии в студенческую пору? Оправдываясь таким образом, я набрала продиктованный мне номер Братчикова:
- Будьте любезны Элеонору Иосифовну!
Собеседник с блатным одесским акцентом сообщил мне, что Элеонора Иосифовна будет около десяти вечера и, не прощаясь, повесил трубку. Задумчиво глядя на аппарат, я сделала то же самое. Спозаранник, не в силах по моему лицу прочитать результат звонка, не выдержал:
- Ну?
- Yes!- сказала я. Английский я знаю отвратительно и перехожу на него только в минуты крайнего раздумья.- Только, товарищи дорогие, ничего нам эта информация не дает, кроме осознания ситуации, которая, кстати, и так уже вырисовывалась. Во-первых, совместное проживание женщины и мужчины, даже если она является федеральным судьей, а он работает на "Нерпе" это скорее естественно, чем противозаконно. Во-вторых, судей в городе не так много, а потому нет ничего удивительного в том, что дело по "Нерпе" попало именно к той судье, предмет страсти которой работает в этой самой компании. Совпадения, безусловно, интересные, но юридически непогрешимые. Разве что отвод судье заявить, но чем и как докажем сожительство Колмогоровой с Братчиковым?
Спозаранник, однако, был категорически не согласен с тем, что полученная информация годна только к утилизации. О своих изысканиях он тут же доложил Обнорскому, игравшему в шиш-беш с Повзло. И шеф, и его зам сразу же - что для них нехарактерно - отвлеклись от игры.
- Это сенсация!- завелся Обнорский.
- Об этом нужно писать,- вторил ему Повзло.
Такая горячность несколько смутила даже Спозаранника, инициировавшего обсуждение.
- Надеюсь, вы понимаете, что я материал об этом подписывать не буду?Мне показалось, что я сейчас закричу от раздражения.- О чем вы собрались писать, писатели?
На лица моих собеседников нашла тень отчуждения. Лишь Обнорский сохранил равновесие и язвительно сказал:
- Ну вопрос о новом юристе мы уже начали обсуждать. Может статься так, что ваша подпись и вовсе не нужна будет, мадам Лукошкина. Тем более что, как сообщили по "Радио Свобода", вы собираетесь зажить жизнью замужней женщины?В последней фразе мне явственно послышался вопрос-сомнение. Казалось, Андрей был готов подробнее поговорить о моих планах и даже желал этого. В отличие от меня.
- Тогда делайте, что хотите. А теперь, если вы не возражаете, я бы дочитала те тексты, которые еще требуют моей подписи.- Я кивнула на материал Завгородней, внимательно следя за взглядом Обнорского.
Тот, увидев фамилию автора, сообщил:
- Интересный должен быть материал. Мы эту тему обсуждали.- С этими словами руководство вышло из кабинета. Вероятно, направилось доигрывать партию в нарды.
Я с сожалением признала, что материал действительно интересный. Не знаю, что так воодушевило Завгороднюю, но и стиль, и фактура были почти безупречны. Совершенно не характерно для репортеров, которые привыкли писать в жанре информационной заметки - без эмоций и без комментариев. Исключением до сего дня был все тот же Соболин, но это у него издержки актерского образования. Однако богатство фактуры в Светкином материале вызвало у меня радость не только с точки зрения читателя. Я почувствовала, как во мне просыпаются чувства, которые я дотоле считала недостойными себя, а поэтому раньше не испытывала - злорадство и стервозность. Судя по времени, прошедшему с момента события, о котором писала Завгородняя, до того, как материал попал ко мне, Светлана вряд ли смогла запастись необходимым набором документов и других доказательств собранной информации. А без всего этого я совершенно спокойно могу не подписывать статью. Причем формально ко мне никаких претензий быть не может - мои требования всегда стандартны для всех, как для репортеров, так и для расследователей.
Разве что интуитивно Светка почувствует, что я с особым удовольствием не подписываю ее шедевр.
Интуиция у Завгородней действительно оказалась на высоте. Открыв ногой дверь в мой кабинет, она картинно облокотилась на косяк и томно спросила:
- Лукошкина, какие у тебя ко мне вопросы?
В общем, до этой темной истории с Обнорским я к Завгородней особых вопросов не имела. Иногда я тихо посмеивалась, глядя на то, как мужики, увидев Завгороднюю, начинают все, как один, напоминать идиотов: блаженная улыбка, восторженные глаза, полная нелепица, которую они изрекают. Я не подозревала у Завгородней наличие большого и светлого ума, хотя и полной дурой, как Обнорский, ее не считала. Мне казалось, что мы просто с ней такие разные, что на каждую из нас найдется свой любитель. Причем я была уверена, что эти любители тоже будут разные. Каюсь, но я считала (почему в прошедшем времени?) себя и образованней, и интеллигентней, и вообще утонченней, что ли, чем Завгородняя. Поэтому я только констатировала наличие Завгородней на этом свете, но не принимала близко к сердцу. До последнего времени.
- Как вы изволите видеть, Анна Яковлевна, я пытаюсь хоть как-то облегчить вашу участь.- Спозаранник не был бы Спозаранником, если бы не обратил мое внимание на прилагаемые им усилия.- К сожалению, вынужден констатировать, что мы находимся, как выражается уважаемый Андрей Викторович Обнорский, в большой... В общем, вы понимаете.
- Есть один вариант.- Я присела к столу Спозаранника и, гипнотизируя его взглядом, принялась излагать ему свои мысли относительно "засветки" источников. Я даже пошла на то, чтобы слегка приоткрыть коленки...
Нет, я была далека от мысли соблазнить Глеба, просто таким образом можно было на некоторое время дестабилизировать его умозаключения и, если повезет, в этот короткий промежуток попробовать убедить его в резонности моих доводов.- Мы можем настаивать, чтобы их имена и показания оглашались в закрытом заседании...- с каждой секундой я все больше понимала тщетность своих попыток. Глеб уже формулировал речь.
- Я всегда подозревал, что особи женского пола не отличаются глубиной интеллекта,- начал Спозаранник.- В вашем случае я иногда допускал исключения, но с нынешнего дня у меня нет для этого никаких оснований.
Тут Глеб остановился, чтобы перевести дух. Я устало поднялась со стула и направилась к выходу.
- Можешь не продолжать, Глеб Егорович. Несмотря на неразвитый интеллект, я все-таки догадываюсь, что ты скажешь дальше. Надо вносить разнообразие в свои монологи, Глеб.
А то ты начинаешь повторяться.
Все правильно. И Обнорский прав, что процесс нельзя проигрывать нам просто будет потом не подняться.
И Глеб прав тоже. Стоит Агентству раскрыть хоть один конфиденциальный источник, даже со всеми мерами предосторожности, как слух об этом пойдет по всем инстанциям. Кто после этого станет делиться с нами информацией? К тому же люди, "слившие" нам сведения по "Нерпе", до икоты боялись мести Аллоева. Я, признаюсь, тоже чувствовала себя неуютно - кому охота связываться с осетинской мафией или с Жорой Армавирским! А ведь именно их - то осетинов, то Армавирского - называли наши источники в качестве "крыши" Аллоева... Впервые за последние несколько лет моей довольно успешной адвокатской карьеры я почувствовала полнейшее бессилие и даже отчаяние. Процесс громкий, "Нерпа" наверняка проплатит PR-кампании в СМИ, Агентство и меня (!) просто размажут по стенке. Какой позор, просто стыдобища!
От этих безрадостных мыслей меня отвлек мобильник. Звонил коллега из южного курортного города. По старомодному внимательный в своих ухаживаниях, он уже давно намекал на неустроенность своей холостяцкой жизни и с маниакальной настойчивостью приезжал в Питер, чтобы увидеть меня и склонить к матримониальному шагу.
- Нюша,- плавный голос собеседника диссонировал с моим взвинченным состоянием,- я в городе, может, поужинаем вместе?
И тут на меня накатило. Я вдруг поняла, что устала до тошноты. Однажды в юности, когда я еще занималась плаванием, наворачивая очередную 25-метровку, неумолимо приближавшую меня к пятому километру за день, я почувствовала смертельную усталость. Казалось, тело уже существуют автономно от меня, оно лишь огромный камень, привязанный к шее, который тянет, тянет меня ко дну. А там - тишь и благодать. Нужно только перестать работать руками и ногами. Тогда перепуганный тренер кричал мне, чтобы я больше не показывалась в бассейне, что в гробу он видал таких неженок, как я. Рядом стояли недоумевающие ребята, вытащившие меня с дорожки. А я так жалела, что меня лишили этой возможности - отдохнуть. Вот и сейчас это чувство сожаления охватило меня с такой же полнотой, как тогда. Я устала работать, как волк, чтобы содержать семью и машину. Чтобы иногда выбираться куда-нибудь за границу и к старости лет познакомиться с мировыми достопримечательностями. Чтобы в этой гонке забыть о собственном одиночестве и каждый день доказывать самой себе, что я - самостоятельная и не зависящая ни от кого женщина, довольная своей судьбой.
Я подумала, что вот он, выход. Плюну на работу, Агентство, опостылевшего Обнорского. Выйду замуж за немного занудного, но вполне обеспеченного мужчину, который к тому же любит меня, и заживу совершенно иной жизнью. И уж точно в этой жизни не будет места какой-нибудь "Нерпе"!
- Да, милый, конечно, поужинаем,- я попыталась придать голосу нужную степень ласковости. И, видимо, добилась этого, потому что заглянувшая в кабинет Агеева, намеревавшаяся обсудить со мной свои впечатления от "летучки", подняла изящно выщипанную бровь, сделала понимающее лицо и тактично удалилась.
Когда я выходила из кабинета, так же понимающе на меня смотрело уже пол-Агентства. Правда, в некоторых взглядах я уловила сочувствие. Или мне показалось? До меня долетели обрывки фраз из приватного разговора нашего редакционного водителя Леши с другими сотрудниками.
- Клянусь, у шефа с Завгородней что-то зреет. Или уже было, я пока не понял.
В "Пуле", в общем-то, не пренебрегали возможностью посплетничать, но только если для этого были хоть какие-то основания. Сама же мысль о том, что у Обнорского что-то, как выразился водитель Гена, "зреет" со Светкой, могла показаться абсурдной.
Даже бредовой. Да нет же, не может быть! Завгородняя в жизни не польстится на мужчину, который имел наглость обозвать ее (и не единожды!) полной дурой. Разве только из чувства протеста. А шеф сам не станет крутить шашни с той, которую он считает дурой. Его, видите ли, на интеллектуалок тянет. Однако Леша не унимался:
- Да я сам сегодня вытаскивал Светкины вещи из багажника его "хонды". Причем вещички-то были в весьма пикантном состоянии. Как после бурных и продолжительных совместных кувырканий. А Завгородняя Обнорскому лепила, что ее мамаша не успела его одежду погладить. Извинялась даже. Нет, ну ты скажи, с чего бы это маме Светки просто так гладить вещи Обнорского?
В моей памяти всплыли Светкины умопомрачительные ноги, покоящиеся на столе Ксюши в приемной. А еще Обнорский, обычно не злоупотреблявший вниманием к репортерскому отделу, сегодня то и дело заглядывал в кабинет к акулам пера. Я поймала себя на мысли, что все эти нюансы не улучшают моего настроения. И даже совсем напротив. Неужто ревную? Кого к кому? Я скорее признаюсь себе в том, что Светку к Классику. Как же так, с ее тягой к эстетике - и вдруг такой мезальянс! Если бы меня слышала моя подруга, она бы не преминула поинтересоваться:
- Лукошкина, ты яд сегодня в аптеку сдавала?
Проходя мимо сплетничающих, я ослепительно улыбнулась и пожелала всем удачного уик-энда. Меня окликнула все та же Марина Борисовна:
- Анечка, ты так сияешь, будто выходишь замуж за красивого и богатого.Агеева, видимо, решила проверить свои догадки. Вот уж кому в расследователи идти - здесь фантазии хоть отбавляй. Из ничего такую историю придумает Агата Кристи почернела бы от зависти.
Я решила Мариночку Борисовну не разочаровывать.
- Какая вы все-таки проницательная! Только это пока информация с ограниченным доступом,- мне пришлось даже воспользоваться языком наших архивариусов. Договорились?- И, заговорщицки подмигнув Агеевой, я вышла из Агентства. Я точно знала, что до конца рабочего дня известие о моем скором замужестве дойдет до самого нелюбопытного сотрудника "Пули".
* 6 *
Домой я доехала на удивление быстро - город был почти пустой, все автовладельцы, видимо, уже отправились на дачи. Еще с порога я услышала, что сын Петруша с кем-то оживленно беседует. Глаза зафиксировали уже забытую картину - стоящие посреди прихожей кроссовки.
Все ясно, у нас в гостях Лукошкин.
Эта его манера оставлять обувь там, где он ее снял. По этому поводу в пору нашей семейной жизни мы с ним неоднократно ссорились. Однако сейчас желания высказать что-нибудь язвительное у меня не возникло. Спокойно отодвинув ногой обувь экс-мужа в сторону, я прошла на кухню, где сидели мужчины.
- Мама, папа женится!- в голосе сына чувствовались слезы. Петр исподлобья посмотрел на Сергея и, круто развернувшись, выскочил из кухни.
Лукошкин стоял растерянный и даже расстроенный. Подполковник УБОП был явно не форме. Я попыталась изобразить радость, хотя новость о предстоящей женитьбе пусть бывшего, но мужа кольнула сердце.
- Поздравляю. И кто сия счастливица?..
* 7 *
Выходные пролетели как миг.
Петр был отправлен к бабушке, и я два дня занималась тем, что готовилась к очередному раунду с "Нерпой". Здесь наметился некоторый прогресс. В субботу вечером, совершенно в неурочный час, на пороге моей квартиры возник торжествующий Спозаранник.
- Трепещите, Анна Яковлевна.
Наши люди выразили согласие выступить в суде.
Эта новость поразила меня больше, чем давешнее сообщение Лукошкина о своей женитьбе. Боясь спугнуть неожиданно свалившееся счастье, я почему-то шепотом спросила:
- Что случилось, Глеб?
Спозаранник решил не выдавать секретов мастерства. Напустив туману, он лишь поведал мне, что все решилось накануне, когда он встречался со своим источником в психиатрической больнице имени Скворцова-Степанова.
- Извини, Глеб, а твой источник в этой больнице в каком статусе?заволновалась я.
Спозаранник посмотрел на меня так, будто я сама пациентка "Скворечника":
- Конечно, как психически больной человек. Впрочем, сам он себя таковым не считает.
Я почувствовала себя так, будто мне подарили игрушку, а потом отобрали.
Показания психически больного человека, находящегося на излечении в Скворцова-Степанова, суд не станет принимать во внимание. Видя молниеносную смену выражений на моем лице, Спозаранник смилостивился:
- Не переживайте так, уважаемая.
Кто тебе сказал, что источник в "Скворечнике" и источник по "Нерпе" одно и то же лицо?- с этими словами главный расследователь, не снимая обуви, прошел на персидский ковер и по-хозяйски уселся в кресло.- Надеюсь, чашку кофе я заслужил?
Я покорно поплелась на кухню, еле сдерживая в себе желание поколебать уверенность Глеба в том, что он заслужил именно кофе. Итак, в понедельник у нас появится реальная возможность испортить настроение Аллоеву. Только бы ничего не случилось! Я бросила взгляд на миниатюрную иконку. святой Иоанны. Только бы ничего не случилось...
Эту фразу с изрядной долей сарказма я повторяла сама себе в понедельник. Я уже давно убедилась в том, что язык мой - враг мой. Стоит только сказать или даже подумать про себя о какой-нибудь гадости или пакости - так вот они, на блюдечке. Наши свидетели, добровольно согласившиеся выступить на процессе по "Нерпе", в суд не явились. Уже полчаса прошло с начала заседания, а их все не было.
Юристы "Нерпы" - импозантный седовласый мужчина в дорогом костюме, с аккуратно подстриженной бородкой и золотой оправой на носу, и бледный юноша, явно подражающий своему старшему товарищу,- бросали на меня весьма выразительные взгляды и понимающе ухмылялись. Эля Колмогорова в судейской мантии нетерпеливо постукивала карандашом по столу. Пикантность ситуации заключалась в том, что отсутствовал и Спозаранник, к которому у суда также имелись вопросы.
- Ну что, представитель Агентства "Золотая пуля", может, мы все-таки начнем заседание? Все мы люди занятые,- судья не выдержала томительного ожидания. А может, ей просто хотелось поскорее разделаться с нашим делом и уйти в отпуск - наш процесс был у нее последним.
Истцы с готовностью поднялись.
Я приготовилась держать оборону в одиночку, мысленно насылая все кары небесные на голову Спозаранника.
Речь представителей "Нерпы" была хорош о. подготовлена и содержала изрядную долю пафоса, суть которого сводилась к следующему. Недобросовестные журналисты воспользовались предоставленными им возможностями - а именно газетной площадью, чтобы опубликовать явно недостоверные сведения, к тому же жутко компрометирующие такую добропорядочную и известную компанию как "Нерпа". Журналисты "Золотой пули" пренебрегли своей профессиональной обязанностью проверить полученную информацию, что, на взгляд истцов, свидетельствует о заказном характере материала. Публикация же нанесла "Нерпе" огромный урон, выразившийся как в моральных страданиях работников предприятия, так и в убытках в хозяйственной деятельности фирмы - мол, некоторые контрагенты, прочитав статью, выразили желание расторгнуть контракты. По совокупности все эти страдания и потери пивоваренная компания "Нерпа" оценивает - ни больше, ни меньше - как в один миллион рублей, или почти 30 тысяч в долларовом эквиваленте.
- Вы позволите?- Я услышала за спиной голос Спозаранника. С уничтожающим взглядом я повернулась к вошедшему.
Глеб был бледен и немного взволнован. Колмогорова величаво кивнула, разрешив Спозараннику войти.
Насмешливо посмотрев на нашу пару, она продолжила заседание.
- Глеб, какого черта?!- зашипела я, забыв о сдержанности и чувстве собственного достоинства.- Где ты шляешься, где твои свидетели?
- Все плохо, Аня. Один из источников сейчас в кардиологической реанимации. Вчера ему позвонили. Жена сказала, что он с первых минут разговора схватился за сердце, а потом уже и говорить не мог. Так что пока даже неясно, кто звонил и по какому поводу. Но, учитывая сегодняшнее мероприятия, я не исключаю, что звонили наши друзья с "Нерпы".
- А второй что, тоже в реанимации?
- Почти. Он уже переходил через Невский к Караванной, когда его сбила какая-то иномарка. Водитель скрылся.
Очевидцев до кучи, но никто ничего внятного сказать не может. Ничего себе совпаденьице, да?
- Господи...- От мысли о том, что наша тяжба могла повлечь такие последствия, защемило сердце. Я на какое-то время даже перестала вслушиваться в то, что говорили в зале. Очнулась только тогда, когда Спозаранник, несмотря на мои предупреждения, в своей обычной "изысканной" манере сказал судье:
- Если бы ваша честь соизволила корректнее сформулировать вопрос, она бы получила и корректный ответ.
Все пропало. Колмогорова, не знакомая с манерой общения Глеба, не простит ему этого выпада. Так и есть, судья, несколько опешившая от наглости Спозаранника, наконец справилась с собой и отрезала:
- За оскорбление суда вы можете быть удалены из зала, уважаемый!
Масла в огонь подлили товарищи с "Нерпы":
- Ваша честь, складывается впечатление, что своими ходатайствами о вызове в суд мнимых свидетелей ответная сторона старается затянуть процесс. Мы ходатайствуем о дальнейшем рассмотрении дела.
Элеонора задумчиво посмотрела на меня и объявила:
- Перерыв на десять минут.
В коридоре, куда мы вышли на перерыв, юристы "Нерпы" демонстрировали нам превосходство. Седовласый даже позвонил кому-то по мобильному и оптимистично сказал:
- Все идет как нужно.
Выглянула секретарь:
- Заходите!
Я положила на стол судье ходатайство о переносе слушания на некоторое время, а вместе с ним и страничку, вырванную из ежедневника,- "Надо поговорить!". Бывшая однокурсница взглянула на записку, оценивающе окинула зал и известила:
- Перерыв до четверга.
Люди с "Нерпы" сидели в недоумении. Нет, все-таки у Эльки осталась совесть, пусть и подвергнутая частичной резекции. Тем же вечером мы с Колмогоровой встретились в "Идеальной чашке".
- Эля, скажи сразу, у нас нет никаких шансов?- я решила обойтись без экивоков.
- Вы, Аня, сами во всем виноваты. Аргументация у вас слабенькая, доказательственная база вообще никуда не годится. Как ты могла такой материал в номер пустить, не пойму...
А этот ваш хам, Спозаранник,- это же, прости Господи, прямая дискредитация Агентства. Куда только ваш Обнорский смотрит!- Все это Колмогорова выпалила сразу, стараясь не смотреть мне в глаза.
- Я наши минусы сама знаю. Меня здесь больше волнует твой интерес в этом процессе. Между прочим, это видно невооруженным взглядом.
Колмогорова покраснела и, сбиваясь, сказала:
- За такие заявления, Лукошкина, отвечать нужно!
Я поняла, что мои слова задели однокурсницу за живое. Репутацией правдолюбки, приобретенной еще на курсе, Элеонора чрезвычайно гордилась. Потому и в судьи пошла - думала, они образец неподкупности и беспристрастности. В общем, наша встреча ничего не изменила. Разве что подтвердила мои подозрения относительно заинтересованности Колмоговорой. Был в этой встрече один большой минус - теперь мне Элька не простит, что я не только сама усомнилась в ее честности и принципиальности, но и рискнула высказать ей это в глаза.
Но мне стало легче. Теперь я морально была готова к тому, что процесс мы проиграем. И уже не из-за моего непрофессионализма. С таким настроем я вошла в четверг в зал заседаний. Вопреки моим ожиданиям, юристы "Нерпы" уже не были так самоуверенны, как до этого. Хотя оттенок некоторого превосходства был заметен даже в их приветствии.
Я безо всякой надежды на успех положила на стол председательствующей очередное ходатайство - об истребовании документов из правоохранительных органов, расследующих убийства, о которых мы писали. Удовлетворение этой просьбы стало неожиданным даже для меня, не говоря уже о юристах "Нерпы" те так просто потеряли всякий товарный вид и еле дождались окончания речи Колмогоровой. чтобы тут же выскочить из зала и начать консультации с руководством. А я думала, что, по всей видимости, у Элеоноры просто сдали нервы... И чтобы подправить пошатнувшуюся нервную систему, а также - как я подозревала - обсудить возникшие нюансы с заинтересованной стороной, судья отложила дело на осень и ушла в отпуск.
* 8 *
Обнорский весть об отложении "приговора" воспринял скептически, а сообщение о проведенной с Колмогоровой беседе - с энтузиазмом. И тут же поручил Спозараннику "пробить" судью по всем параметрам. Я ужаснулась. Судья - субъект неприкосновенный, и всякие телодвижения относительно него могут быть чреваты неприятностями с законом,- пыталась я охладить пыл Обнорского. Однако и он, и Спозаранник, нашедший в поручении Обнорского простор для очередного расследования, смотрели на меня очень выразительно.
- Ты, Лукошкина, иногда как скажешь...- ухмыльнулся Обнорский.
Он хорошо знал, что я очень неохотно иду на всякого рода нарушения закона. Обнорский почему-то был убежден, что на юрфаке учат совершенно обратному - как обойти закон и ничего за это не получить.
Словом, с "пробивкой" Колмогоровой пришлось смириться.
- Ваш неприкосновенный субъект, Анна Яковлевна, водит очень интересные знакомства.- Спозаранник нашел меня в кабинете, где я уже с полчаса тупо сидела над текстом Завгородней. Смысл статьи был мне неясен, ибо его затмевали все те же Светкины ноги и разговор, случайно услышанный в коридоре. Меня волнует только то, что обсуждение этой интересной во всех отношениях ситуации неминуемо будут связывать с моим именем, убеждала я сама себя. Признаюсь, мне это немного удалось.
- Глеб, избавь меня от технических подробностей! Мне совершенно не хотелось вновь испытать чувство собственной неполноценности, выслушивая, какие чудеса находчивости и изобретательности проявляют расследователи, чтобы получить максимум информации об интересующей их фигуре.
Однако Спозаранник был неумолим. У меня давно сложилось впечатление, что, докладывая обо всех усилиях, которые были приложены для получения информации, Глеб преследует исключительно одну цель - чтобы у меня и мысли не возникло не подписать его материал. Это было бы просто кощунственно!
- Мы выяснили, что ваша подружка Колмогорова имеет во владении симпатичную такую машинку - "ауди". Но почему-то этим транспортным средством не пользуется. Зато на этой машине систематически нарушает правила дорожного движения некто Василий Братчиков...- Здесь Спозаранник сделал эффектную паузу, в ожидании моей реакции, которой, увы, не последовало. Терпеливо вздохнув, Глеб спросил: - Вам что-нибудь говорит эта фамилия, Анна Яковлевна?
Я напряглась:
- Не тот ли это Братчиков, которого ты сделал главным героем этой геморройной публикации по "Нерпе"?
- Поражаюсь твоей беспечности, Лукошкина. Конечно тот. Понимаешь теперь, какой расклад получается, какие причинно-следственные связи проясняются?!- Спозаранник был в предвкушении скандала.
- Если здесь и есть какие-то связи, то они совсем другого рода. Ну пользуется Братчиков машиной Колмогоровой, что из этого? Когда репортерам нужно срочно ехать на место происшествия, даже Повзло им свою машину доверяет, между прочим.
К нашему разговору подключился вошедший в кабинет Каширин.
- А давайте позвоним вашему Васе и прямо спросим его, что их с Колмогоровой связывает?
Спозаранник с сожалением посмотрел на Каширина:
- Мысль позвонить Братчикову конечно гениальная, но вот так сразу спросить про Колмогорову - это, Родя, как-то прямолинейно.
- Хорошо, давайте позвоним и просто попросим к телефону Элеонору Иосифовну,- предложила я.
Спозаранник и Каширин торжествующе посмотрели друг на друга. Все-таки подписали они и меня на это дело. Впрочем, если Эля действительно близка с Братчиковым и только из этих соображений портит мне карьеру, то почему я должна переживать о нашей давней симпатии в студенческую пору? Оправдываясь таким образом, я набрала продиктованный мне номер Братчикова:
- Будьте любезны Элеонору Иосифовну!
Собеседник с блатным одесским акцентом сообщил мне, что Элеонора Иосифовна будет около десяти вечера и, не прощаясь, повесил трубку. Задумчиво глядя на аппарат, я сделала то же самое. Спозаранник, не в силах по моему лицу прочитать результат звонка, не выдержал:
- Ну?
- Yes!- сказала я. Английский я знаю отвратительно и перехожу на него только в минуты крайнего раздумья.- Только, товарищи дорогие, ничего нам эта информация не дает, кроме осознания ситуации, которая, кстати, и так уже вырисовывалась. Во-первых, совместное проживание женщины и мужчины, даже если она является федеральным судьей, а он работает на "Нерпе" это скорее естественно, чем противозаконно. Во-вторых, судей в городе не так много, а потому нет ничего удивительного в том, что дело по "Нерпе" попало именно к той судье, предмет страсти которой работает в этой самой компании. Совпадения, безусловно, интересные, но юридически непогрешимые. Разве что отвод судье заявить, но чем и как докажем сожительство Колмогоровой с Братчиковым?
Спозаранник, однако, был категорически не согласен с тем, что полученная информация годна только к утилизации. О своих изысканиях он тут же доложил Обнорскому, игравшему в шиш-беш с Повзло. И шеф, и его зам сразу же - что для них нехарактерно - отвлеклись от игры.
- Это сенсация!- завелся Обнорский.
- Об этом нужно писать,- вторил ему Повзло.
Такая горячность несколько смутила даже Спозаранника, инициировавшего обсуждение.
- Надеюсь, вы понимаете, что я материал об этом подписывать не буду?Мне показалось, что я сейчас закричу от раздражения.- О чем вы собрались писать, писатели?
На лица моих собеседников нашла тень отчуждения. Лишь Обнорский сохранил равновесие и язвительно сказал:
- Ну вопрос о новом юристе мы уже начали обсуждать. Может статься так, что ваша подпись и вовсе не нужна будет, мадам Лукошкина. Тем более что, как сообщили по "Радио Свобода", вы собираетесь зажить жизнью замужней женщины?В последней фразе мне явственно послышался вопрос-сомнение. Казалось, Андрей был готов подробнее поговорить о моих планах и даже желал этого. В отличие от меня.
- Тогда делайте, что хотите. А теперь, если вы не возражаете, я бы дочитала те тексты, которые еще требуют моей подписи.- Я кивнула на материал Завгородней, внимательно следя за взглядом Обнорского.
Тот, увидев фамилию автора, сообщил:
- Интересный должен быть материал. Мы эту тему обсуждали.- С этими словами руководство вышло из кабинета. Вероятно, направилось доигрывать партию в нарды.
Я с сожалением признала, что материал действительно интересный. Не знаю, что так воодушевило Завгороднюю, но и стиль, и фактура были почти безупречны. Совершенно не характерно для репортеров, которые привыкли писать в жанре информационной заметки - без эмоций и без комментариев. Исключением до сего дня был все тот же Соболин, но это у него издержки актерского образования. Однако богатство фактуры в Светкином материале вызвало у меня радость не только с точки зрения читателя. Я почувствовала, как во мне просыпаются чувства, которые я дотоле считала недостойными себя, а поэтому раньше не испытывала - злорадство и стервозность. Судя по времени, прошедшему с момента события, о котором писала Завгородняя, до того, как материал попал ко мне, Светлана вряд ли смогла запастись необходимым набором документов и других доказательств собранной информации. А без всего этого я совершенно спокойно могу не подписывать статью. Причем формально ко мне никаких претензий быть не может - мои требования всегда стандартны для всех, как для репортеров, так и для расследователей.
Разве что интуитивно Светка почувствует, что я с особым удовольствием не подписываю ее шедевр.
Интуиция у Завгородней действительно оказалась на высоте. Открыв ногой дверь в мой кабинет, она картинно облокотилась на косяк и томно спросила:
- Лукошкина, какие у тебя ко мне вопросы?
В общем, до этой темной истории с Обнорским я к Завгородней особых вопросов не имела. Иногда я тихо посмеивалась, глядя на то, как мужики, увидев Завгороднюю, начинают все, как один, напоминать идиотов: блаженная улыбка, восторженные глаза, полная нелепица, которую они изрекают. Я не подозревала у Завгородней наличие большого и светлого ума, хотя и полной дурой, как Обнорский, ее не считала. Мне казалось, что мы просто с ней такие разные, что на каждую из нас найдется свой любитель. Причем я была уверена, что эти любители тоже будут разные. Каюсь, но я считала (почему в прошедшем времени?) себя и образованней, и интеллигентней, и вообще утонченней, что ли, чем Завгородняя. Поэтому я только констатировала наличие Завгородней на этом свете, но не принимала близко к сердцу. До последнего времени.