Только я хотела поблагодарить, действительно от всего сердца, затрезвонил телефон. Ольга сначала напряженно слушала, потом резко сказала по-русски: "Ну-ка позови его. Я на него, подлеца, в полицию заявлю в конце концов!" Уже на норвежском она заговорила ласково и вкрадчиво, хотя упомянула и про полицию. Конечно, это меня заинтриговало, и случай, действительно, оказался редкостным. Через тот же самый, что и Оленька, клуб знакомств тридцатидвухлетняя Светлана, популярный в Архангельске врач-гинеколог, познакомилась с пятидесятилетним профессором химии из Тромсе. Еще в России, прежде чем ехать в гости к понравившемуся ей норвежцу, зеленоглазая красавица брюнетка (последнее качество особенно ценится в Норвегии) поставила условие, что, хотя он и оплачивает ее проезд и десятидневное проживание в своей стране, последнее слово она оставляет за собой. Профессор, казалось, не возражал, и многообещающее путешествие началось. Но в родных пенатах мужчину будто бы подменили. Кульминацией явился ответ на Светланин вопрос: "А где я буду спать?" - когда профессор не подлежащим возражению жестом указал на свою кровать. Гордая Света предпочла заночевать на старом сундуке без одеяла и подушки, а наутро потребовала отвезти ее немедленно в аэропорт. Но, к несчастью, норвежский химик оказался уже настолько "втресканным" в русского врача-гинеколога, что заявил следующее: обратный билет уже разорван в мелкие клочки, Светлана навек принадлежит "академику", попасть обратно в родной Архангельск ей будет потрудней, чем в рай Господний.
Уезжая на работу, заморский "жених" начал запирать женщину в огромном, пустом, одиноко стоящем доме. Светлана оказалась в чужой стране с чужим языком и поначалу даже стеснялась брать еду из чужого холодильника. Телефон "академик" не отключал, но так как самой что-либо понять в телефонном справочнике женщине оказалось не под силу, последняя надежда оставалась на подругу Ольгу.
- Представляешь, - продолжала рассказывать Оленька, разливая кофе из играющего нежную мелодию кофейника в чашки с возникающими в них от горячего лицами прекрасных японок. - Он, видимо, просто псих. Не позволяет Светке даже случайно ничего переставить или передвинуть на другое место. Ни в ванной, ни в холодильнике, ни где-либо еще. Говорит, что для него, как для химика, правильное местоположение предметов очень важно. В точности как муж-психопат в фильме с Джулией Робертс. Я уже спрашивала Гунара, что, может быть, нам купить и послать ей новый билет. Но он прав. Если этот придурок получит, он все равно изорвет, как и первый. Пытаюсь его хоть полицией припугнуть.
Светлана позвонила еще раза три. Я спросила Олю, сколько же дней та находится в Норвегии. Оказалось - шесть. За неполную неделю женщина совсем потеряла почву под ногами и находилась в перманентной истерике. Я никогда и не ожидала бы такой прыти от малотемпераментных, терпеливых и, согласно статистике, более всех в мире поддерживающих идеи женской либерализации и эмансипации скандинавских мужчин.
- Да ничего, - попыталась успокоить меня и себя Оленька. - Она только здесь, в Норвегии, психует. Случись такое в Архангельске, Света по-другому бы себя вела и разговаривала. Я бы не позавидовала этому мужику. Узнал бы, скотина, где раки зимуют! Нам с тобой они поболтать не дают, но ведь ты до вечера посидишь? Во сколько детишки ложатся спать? Тогда до полдевятого вечера - ладно?
Ольга вручила детям по подогретой булке с сосиской; спасла котенка из аквариума, где он по распоряжению Бори должен был бы наловить рыбки: большой и маленькой; поймала летавших по кухне птичек; поменяла в спальне постель, в которой малыши вместе с предварительно вымазанным краской котиком валялись до этого, и скорее для красоты, чем для пользы, так как было совсем не холодно, зажгла камин в центральном зале. Отблески от огня в камине, встроенном в стену прямо напротив аквариума, завораживающе заплясали в стекле последнего, создавая иллюзию невероятного слияния в одно целое огня и воды. Поймав мой зачарованный взгляд, Оленька решила показать свои картины. Оказалось, что она еще и рисует, предпочитая масло акварели и прочим краскам, уже записалась на уроки живописи в Арендале и сейчас-то как раз пытается запечатлеть мистическую игру янтарных языков, ласкающих расплавленную ими воду.
- А после, - с ироничным жаром задышала мне в ухо Ольга, промассажирую тебя хорошенько в нашей замечательной ванной. Заодно надушимся моей коллекцией французских духов. Сегодня - гуляй девки! Вибратор только Борька спрятал где-то и не отдает, а батарейку от него вставил в свой пистолет.
Со двора послышался шум подъезжающего автомобиля, следом появился и сам Ольгин супруг. Поскольку был только час дня, я поинтересовалась у подруги, во сколько же Гунар обычно заканчивает работу. Ну, конечно же, дровосеки, работающие сами на себя по принципу человек-фирма, и рабочие часы определяют на собственное усмотрение.
- Как хорошо, что ты у нас погостила! Оля должна иногда поговорить по-русски. Сейчас я быстро приму душ и отвезу вас домой. - Еще минуты три, перед тем как удалиться, Гунар порасспрашивал о том, как мы провели совместное время и чем занимались и не заходил ли к нам кто-нибудь еще.
Ольга в его отсутствие повела себя совершенно неожиданно. Начав бешено метаться по комнате и превращаясь в какую-то дикообразную фурию на моих глазах, она злобно завизжала: "Запомни, если ты сейчас отсюда уйдешь - ты мне больше не подруга!"
- Послушай, Оля, - попыталась я ее урезонить. - Да как я могу возражать хозяину дома. Поговори с ним сама, я же согласна остаться. Ну на что ты сердишься?
Когда переодевшийся Гунар появился снова и спросил о нашей с детьми готовности номер один, Ольга в знак протеста трахнула об пол тарелку и с презрением удалилась в спальню, где и заперлась. Но она ни одним словом не обмолвилась мужу о своем желании продления нашего визита.
- Не обращай внимания на жену. Она приревновала меня вчера на автозаправке и до сих пор дуется, - смеясь от чистого сердца, поведал мне Гунар. И продолжая улыбаться, начал объяснять, что имя у него двойное и просит впредь именовать по полной - Гунаром-Хельвигом. Моя первоначальная обида как-то очень быстро перешла в легкое недоуменное расстройство и окончательно растворилась в полубезразличном удивлении. Потом исчезло и оно. Глава четвертая
Опять веселая и счастливая Оленька как ни в чем не бывало позвонила на следующий день поболтать. Я тоже решила забыть поскорее вчерашние неприятности и вообще плюнуть на все плохое раз и навсегда.
- Слушай, Оля. Игорь должен скоро вернуться со своей платформы, и тогда соберемся у меня. Может быть, даже в эти выходные. Хоть сможем по-человечески пообщаться и душу отвести.
В субботу я накрыла стол по-нашему, по-русски. Игорь выставил батарею бутылок, начиная от разных сортов отечественных водок и кончая французским шампанским, купленным нами в самом "Фушоне", одном из самых знаменитых и дорогих магазинов Парижа, в прошлом году. Мне ничего для Оли было не жалко, и я знала, чем ее обрадовать. Заиграл музыкальный звоночек, Оленька бросилась мне на шею в полураспахнутом сверхшикарном плаще космического цвета, в ослепляющем серебряными звездами люто-зеленом бархатном платье и, как всегда, в элегантных туфлях на тонюсеньких каблучках. Мы расцеловались. Следом, как метеор, пролетел в комнаты Борис, забыв раздеться. Он привез в подарок Маше и Сереже набор шоколадных яиц и спешил узнать, какие сюрпризы спрятаны там внутри. Гунар-Хельвиг появился последним и начал степенно снимать куртку, затем он помог раздеться вернувшемуся с игрушками-сюрпризами Боре. Ольга притащила мне в подарок французские духи. У меня тоже было кое-что припасено для нее: упаковка "Мальборо", которую я и вручила по-тихому, чтобы Гунар не пронюхал. Она была очень рада сигаретам, так как большинство курящих в Норвегии крутят себе самокрутки с помощью бумагокрутильной машинки или сами, а Оля этого терпеть не могла. Гунар-Хельвиг восхищался видом на море из окон нашего жилища. "Да, произнес он раздумчиво. - Я всегда хотел иметь хутту (дачу) где-нибудь на отдаленном, затерянном острове. Море, небо, солнце и никого чужого. Съездишь за продуктами раз в неделю на катере и все. Никого больше не видишь. Но дорого это нам пока".
Ольга села за стол, молитвенно сложив руки. Я было решила, что их семейство и у нас будет молиться перед обедом. Но нет, она кокетливо рассмеялась какой-то шутке моего мужа и стала настойчиво предлагать мне свою помощь. На кухне Ольга шепнула: "Подлей незаметно "Баккарди" мне в коку и "Беллис" в кофе вместо молока. Когда я попрошу у тебя стакан воды, вместо плесни "Столичной". Хорошо, киска?" Я согласно кивала.
В коридоре валялись бумажные деньги. Банда детишек, возглавляемая Борисом, бросала купюры в окно, чтобы понаблюдать, как они полетят. Часть из них заносилась порывами ветра обратно, откуда они разлетались по всем комнатам. Я собрала, хотелось верить, большую часть ценных бумажек и положила их в карман. Обед между тем проходил хорошо, только Гунар часто дергался, когда на русском Оля упоминала его имя, и просил у Игоря срочного перевода. А поскольку она по любому поводу на него ссылалась, то бедному Игорьку и поесть было некогда. Наконец, мои муж и подруга сильно увлеклись обсуждением творчества Густава Климта и Сальвадора Дали с просмотром репродукций их картин. Тут-то я и решила начать запланированную заранее кампанию по завоеванию расположения Гунара-Хельвига, заведя с ним доверительную беседу.
- Я согласна с вами, Гунар-Хельвиг, что Оля не всегда правильно распоряжается деньгами, бывает иногда несколько неорганизованной, взбалмошной и категоричной. Но ведь она еще очень молода, а все приходит со временем. Зато ваша супруга - веселый, очень красивый и добрый человек. Как она откликнулась, можно сказать всей душой, когда подруга Светлана оказалась здесь, в Норвегии, в сложной ситуации.
- Гм, это правда. У Ольги просто особый дар ввязываться в неприятные истории со странными людьми. Она их повсюду находит. Я пытаюсь ей объяснять, как это неприлично, но она обижается и отказывается слушать.
- Что это вы такое обо мне говорите? - с подозрением переспросила меня настороженная подружка, не уловив смысла английской речи.
- Просто я сказала, что ты веселый, красивый и добрый человек и что ему повезло с женой.
Ольга недоверчиво взглянула сначала на Гунара, потом на меня: "Заговорщики хреновы!"
Перед кофе мужчины решили поиграть в шахматы. Оля, воспользовавшись моментом, закрылась со мной на кухне, чтобы по секрету покурить.
- А как дела у твоей Светланы? - поинтересовалась я первым делом.
- Уехала Светлана. Он ей сказал, что отпустит, если она с ним ляжет...
- Она, конечно, послала его куда подальше?!
- Она отдалась, дурочка. Уже ничего не соображала. Он потом умолял не уезжать, стать его женой. На коленях стоял. Но билет, конечно же, не порвал. Все врал, подлец! Света говорит, в жизни больше с мужиками не свяжется: ни с нашими, ни с иностранцами. Будет жить для дочери.
- Да не бери себе в голову. Все будет хорошо.
- И не сомневаюсь. Она совсем молодая и красивая женщина.
- Слушай, Оль! Могла бы ты попросить Гунара перевести для меня одну страничку текста с английского на норвежский. Знаешь ведь сама, в Норвегии не принято просить об одолжениях, а мне очень срочно надо.
- Давай свою бумаженцию и ни о чем больше не волнуйся. Чего хочу сказать: я же на танцы теперь хожу, на латиноамериканские. Обожаю всякие танги и фламенки. Вчера были на первом уроке. Танцевали в паре с Гунаром. Он тоже записался, хотя танцы, особенно такие, просто ненавидит. Ха-ха-ха. Пусть потанцует - ревнует, значит любит. Ой, пока не забыла! Выручи, а?! Купи браслет кубачинский за 400 крон. Посмотри узор какой дивный, точь-в-точь как на твоем колечке. Мне деньги дозарезу нужны, а от моего жмота разве дождешься. Сама знаешь... А норвежцы эти дикие о кубачинской работе не слыхали, могут и не купить. Но ты-то ведь знаешь, что вещь стоящая.
Ольга стряхнула пепел в сад, слезла с подоконника и сняла с руки широкий серебряный браслет, действительно очень красивый. Я прикинула, что в Москве сейчас смогла бы его купить примерно долларов за 15 и, вздохнув, достала деньги.
- Это что же за журнальчик такой ты почитываешь? И о чем же статеечка? - Оленька начала листать валявшийся на кухонной табуретке журнал.
- Английский "Космополитан". Жизнь Марии Склодовской-Кюри.
- Ой, смотри, какой красавчик и в такой позе... Обхохотаться просто. Это о чем?
- "Сорок способов удовлетворить мужа".
- Переводи!.. Да, это вещь, обязательно попробую. - Она прямо начала помирать со смеху. - А вот про икру у них наверняка нет!
В дверь кухни постучали. На пороге стоял Гунар-Хельвиг.
- Отлично играет Игорь в шахматы. У такого не выиграть.
Он сурово покосился на фотографию обнаженного мужчины с сидящей на нем женщиной в журнале на моих коленях.
- Вот и сыграл бы с ним еще. Потренировался бы... Что там дальше, читай!
Но следом за Гунаром в кухню вполз кряхтящий Боренька, волоча разодранные подарки другим нашим знакомым к их новоселью. Донесся донельзя восторженный визг Сережи и Маши.
- Одевайтесь и марш в садик. Погода хорошая!
Оленька ненадолго отвлеклась, но потом опять потребовала продолжения наших чтений. Я объяснила, что хотела бы накрыть сладкий стол и сварить кофе. Мужчины уже заканчивали очередную партию в шахматы. "Космополитан" отдала ей с собой.
Конечно же, к сладкому столу первыми бросились вернувшиеся с прогулки малыши. Они рассказали, что играли в пиратов на открытой веранде. Я выглянула в окно. Вся веранда была разукрашена черепами, костями и еще какими-то кривыми рожами с одним глазом. "Будет мне от домовладелицы "на орехи", если это не отмоется", - мелькнула грустная мысль в голове.
Мы, взрослые, чинно расселись.
- Игорек! - решила разогнать скучноватую обстановку игривая Ольга. - Ты ж коренной волжанин! Я знаю, что ты хорошо поешь, не отпирайся. Давай про Волгу на два голоса!
Она была неотразима с ее очаровательно молящей гримаской, и они запели про хлеба и снега на высоких волжских берегах. У Игоря от природы был поставлен раздольный баритон, а Ольга вторила ему страстным контральто. "Прямо радио! Браво-браво!" - захлопала я с бешеным энтузиазмом, предвкушая отличную хохму. "О, Волга - колыбель моя, любил ли кто тебя, как я?!" - как на сцене декламировал супруг стихи Некрасова, потом опять запел. После "Стеньки Разина" последовала песнь о "Кудеяре-разбойнике" и, с особым чувством, припев: "Господу Богу помолимся, будем ему мы служить..."
Оленька между приступами смеха уже едва-едва могла переводить слова для Гунара-Хельвига. "Как люблю вас всех!" - закричала она, прямо рыдая от хохота.
Доев кусок торта, Гунар, к некоторому моему изумлению, заявил, что очень устал после тяжелого трудового дня в лесу и особенно тряски в тракторе и хотел бы поспать. Я, как ошалелый зомби, собралась перестилать белье в Сережиной спальне, но муж позвал меня обратно. Ольга и Гунар уже заканчивали выяснять отношения. Ольга заявляла, что в России так не принято: поел и спать захотел. В России принято за столом общаться, и только у дикарей засыпают прямо во время застолий. На что Гунар отпарировал, что она, по его мнению, просто Норвегию не любит. "Что, Родину не любишь?" - захохотала я и осеклась, увидев две блестящие слезки в ее очаровательных глазках.
- Я тебе буду звонить, - буркнула Оленька и, схватив плащ, побежала прочь из нашего дома. Гунар-Хельвиг очень извинялся, объясняя, что действительно страшно устает в лесу. Что надо быстро дорубить местную лесосеку и уезжать в Бускеруд (область Норвегии), где ураганом повалено много деревьев. Игорь с виноватой улыбкой на ломаном норвежском очень извинялся за нашу непонятливость. Я переживала свою вину почти с отчаянием, но никак не могла объяснить себе, что сделала неправильно и где ошиблась. А из душевой, где тем временем мылся супруг, еще долго доносились песни про цыганок, разбойников, любушек-зазнобушек и удальцов-молодцов. Глава пятая
Дней десять спустя, где-нибудь в районе полтретьего ночи настойчиво зазвонил телефон. - "Неужели что-то случилось", - завертелась пронизывающая мысль, и я, еще плохо ориентируясь спросонья, с трудом нашла в темноте трубку и чуть было ее не уронила на пол.
- Добрый вечер, Наташа, - возник сдержанный приятный голос Гунара-Хельвига. - Извини за столь поздний звонок, но Оля не у тебя? Нет? Могла бы ты мне найти сейчас телефон Роджера, англичанина с ваших курсов?
- Да, конечно, поищу. А что случилось?
- Оля пропала. Вот пытаюсь ее разыскать.
- Гунар-Хельвиг, Ольга никак не может быть у Роджера. Он уже три недели в тюрьме и на курсы не ходит.
- Что-о? Он еще и в тюрьму попал?
- Он просто выпил кружку пива и сел за руль. В Англии так разрешается, а норвежская полиция наказала его заключением на месяц. Но ничего, Роджер уже скоро освободится. А Боренька спит?
- Боря спит. До свидания, Наташа.
Весь следующий день их номер не отвечал, но ближе к вечеру Ольга собственной персоной появилась у нас в доме.
- Я только на секундочку. Этот ждет в машине.
Она выглядела измученной и какой-то, я бы сказала, потухшей.
- Ты, Наталка, помнишь, рассказывала, что читала о какой-то там "Организации помощи русским женщинам" в Киркенесе. Можешь разыскать сейчас туда телефон?
- Постараюсь. Что произошло-то с тобой?
- А-а, даже вспоминать противно. Сначала этот гад приезжал, ну этот Пер - дружок. Я заперлась в спальне, чтобы его не видеть. Мой стучит мне в дверь, говорит: "Ольга, это же гость. Принеси на стол чего-нибудь. Потом запрешься опять". Я намазала им их дурацких бутербродов, налила соку и понесла на подносе. Официантку, видишь ли, нашли. Эта свинья, Пер, мне и говорит: "Все пендришь из себя, русская красавица? Никак не успокаиваешься... Ничего, уже не долго осталось!" Слушай, я не могла больше терпеть. Схватила стакан сока и плеснула в его противную рожу.
- Ой, прямо как Жириновский!
Смешно было представить этакую сцену.
- Да, как Жириновский, - недовольно осекла меня Оля. - Потом бросила их в доме к чертовой матери. Сама топала четыре километра через лес, поймала машину и сидела в баре в Кристиансанде до утра. Утром вернулась, Борьку-то кормить надо, да и испугался он. Заодно вещички собрала. Все, с меня хватит. Домой хочу в Архангельск, к маме с папой. - Она отчаянно разрыдалась. - Как тут у них разводятся?!
Я попыталась ее успокоить:
- Оленька, может не стоит так торопиться. Ты сейчас, я понимаю, в таком состоянии и тебе бы надо...
- Да что ты меня уговариваешь! Знаешь, что он про тебя попу рассказывал...
- Какому попу? При чем здесь я?!
- А такому... Он утром повез меня к местному священнику. Это здесь, видать, вместо психологической консультации. Стал говорить, что я, мол, веду себя неправильно, всем недовольна, оскорбляю его лучшего друга, мешаю им общаться. Я, конечно, не выдержала и все этому попу выложила и про гулянки Пера, и про то, как он напивался в Архангельске. Вот тогда Гунар высказался: "А ее подружка лучшая, Наталией зовут... Как в дом к ним не придешь, всегда предлагают выпить. В подарки дарит блоки сигарет. Читает эта русская девица порнографию и этими журналами снабжает знакомых... А сама мать двоих детей". Я так и вспыхнула, чуть ему в морду не вцепилась, но священник был на моей стороне. Стал уговаривать Гунара: "Они русские. У них свои обычаи, у нас свои. Нужно уважать чужие традиции, если хочешь жить с человеком из другой культуры". Поняла ты теперь все? Каков он, субчик-то, оказался. Правильно его первая жена послала и смоталась с другим мужиком. Это я терплю, русская дура...
У меня моментально упало настроение, прямо все внутри похолодело. Рисор - очень маленький городок, почти деревня, по моим понятиям коренной москвички. Тут все, как в деревне, друг друга знают и про друг друга все знают. Деньги и в банке и на почте, если надо, выдадут безо всяких там удостоверений и прочих формальностей. Что про меня будут думать...
- Откуда же он узнал про сигареты? Он ведь не видел, как я дарила...
- Я сама сказала, чтобы знал... Жадина такой.
- Вот, держи, телефон и адрес в Киркенесе.
- Спасибо, Наташенька.
Ольга опять начала всхлипывать и поскуливать:
- Спасибо за все! Не могу больше здесь. Уеду в Архангельск, сил моих нету-у-у... Там буду дожидаться развода. Там моя мамочка... Любят меня там...
- А деньги-то где возьмешь?
Я недобро подумала, что болтливая Ольга, как пить дать, много чего еще "по секрету" наболтала обо мне своему норвежцу, а мне - о нем.
- Я неприкосновенный запас имею на такой черный день, как этот. Еще от папы. Все, должна идти к этому черту! Еще уедет без меня. Дай я тебя расцелую на прощанье!
Перед сном, хотя и нехотя, но все-таки я сочла нужным ей позвонить. Ольга сама подняла трубку. "Рыдает, как рыдает! Никогда не видела, чтобы мужик так рыдал. Цепляется за меня, бедненький он - несчастненький. На коленях стоит. Но я ему уже сказала, что утром самолет из Кристиансанда и это все. Я решения свои не меняю, он меня знает. Даст Бог, свидимся с тобой. Прощай, родная!" В трубке послышался какой-то шум, видимо, у них в доме что-то или кто-то грохнулся. Затем - короткие гудки. С тех пор и на курсах она не появлялась. Стало быть, действительно уехала. Я несколько раз звонила по их номеру. "Если Гунар возьмет, брошу трубку". Никто не отвечал.
Через месяц я звонила опять по просьбе моего Сережки, заявившего, что он очень скучает по бест венну (лучшему другу) Борису. С тем же результатом. Почему всегдашнее молчание было мне ответом?
"Может, он дом продал. Зачем такой большой дом одному, - думала я о Гунаре-Хельвиге даже с некоторым сочувствием, как это ни странно. - Грустная вышла история, а все-таки они были красивой парой. Любоваться только, когда шли вместе".
Часть вторая
Американская подруга
русской стервы
Пролог
Вздыбленное морское чудовище медленно вплывало в теплую ясно-голубую лагуну. В индейской деревне началась паника. Прижимая к себе ревущих младенцев, перепуганные насмерть женщины спешили укрыться в зарослях колючих кустарников. Мечущиеся взбудораженные дети не могли отыскать своих матерей. Старики - либо молили небо о милосердии, либо проклинали ненасытную тварь. Вооруженные копьями и каменными томагавками мужчины торопились к пирогам.
На спине чудовища гордо восседали белые безжалостные боги. Они громко хохотали. Главный среди них, огромный как гора, с развевающимися по ветру прядями огненно-красных волос, повелительно указал в сторону уплывающей прочь девушки. В мгновение ока сбросив с себя звериные шкуры, трое пришельцев бросились за ней в погоню. Вскоре мокрая, дрожащая от ужаса индейская девушка предстала перед Эриком Рыжим на его ладье. Она оказалась совсем-совсем юной. Юная дева с блестящими от воды и солнца синими волосами, гордой смуглой шеей, с удивительно широко поставленными глазами цвета спелой вишни. Ее лоб, щеки, плечи и грудь были изукрашены полосками разного цвета и длины.
Долго всматривался рыжебородый Эрик в лицо беглянки. Нет, не только страх, но и настороженное любопытство выражал ее наивный взгляд. Эрик улыбнулся девушке и прикрыл наготу одеждами со своего плеча. Мимолетно, или это лишь почудилось суровому чужеземцу, тень улыбки промелькнула на ее губах ему в ответ. Глава первая
Когда мой супруг возвращался из моря, мы возобновляли попеременное хождение на курсы норвежского языка. В его отсутствие я туда не ходила, что естественно - малышей одних дома не оставишь. Посетив урок после полуторамесячного перерыва, муж мельком упомянул, что состав нашей группы несколько изменился. На деле же оказалось, увеличился в три раза за счет отказников из Боснии, а из "стареньких" сохранилось наиболее упорное ядро: три американки, два англичанина и, согласно очередности, либо я, либо супруг.
А, впрочем, какое мне до этого было дело в отсутствие там моей главной в Норвегии отдушины - веселой, красивой Оленьки. Бросила моя Оленька все здесь к чертям и уехала домой в Архангельск.
Как ни странно, Дэби - одна из двух молоденьких американок чрезвычайно оживилась при моем появлении и, заблестев глазами, даже решила пристать к несчастным боснийцам.
- Это Наташа. Она вышла замуж вчера!
Данную фразу дочь Америки выговорила по-норвежски со старанием и с очевидным душевным подъемом. Как бы со стороны к себе прислушалась и порадовалась чужим клохочущим звукам в своем горле.
- Поздравляем Наташу! - хором отозвались беженцы тоже по-норвежски. Юмор состоял в том, что имя мужа - Игорь - на норвежском означает "вчера", и энергичная Дэби имела в виду не совсем то.
Американка бросилась горячо объяснять боснийцам их ошибку:
- Да нет же. Не вчера вышла замуж, а вышла замуж вчера!
- Гратулерер! (Поздравляем!) - опять хором грянули граждане бывшей Югославии.
Дэби оказалась девушкой настойчивой и не успокаивалась до тех пор, пока одна из женщин не занервничала:
- Да мы ее уже три раза поздравили!
И тогда я тихо сказала по-русски:
- Просто я жена Игоря.
Уезжая на работу, заморский "жених" начал запирать женщину в огромном, пустом, одиноко стоящем доме. Светлана оказалась в чужой стране с чужим языком и поначалу даже стеснялась брать еду из чужого холодильника. Телефон "академик" не отключал, но так как самой что-либо понять в телефонном справочнике женщине оказалось не под силу, последняя надежда оставалась на подругу Ольгу.
- Представляешь, - продолжала рассказывать Оленька, разливая кофе из играющего нежную мелодию кофейника в чашки с возникающими в них от горячего лицами прекрасных японок. - Он, видимо, просто псих. Не позволяет Светке даже случайно ничего переставить или передвинуть на другое место. Ни в ванной, ни в холодильнике, ни где-либо еще. Говорит, что для него, как для химика, правильное местоположение предметов очень важно. В точности как муж-психопат в фильме с Джулией Робертс. Я уже спрашивала Гунара, что, может быть, нам купить и послать ей новый билет. Но он прав. Если этот придурок получит, он все равно изорвет, как и первый. Пытаюсь его хоть полицией припугнуть.
Светлана позвонила еще раза три. Я спросила Олю, сколько же дней та находится в Норвегии. Оказалось - шесть. За неполную неделю женщина совсем потеряла почву под ногами и находилась в перманентной истерике. Я никогда и не ожидала бы такой прыти от малотемпераментных, терпеливых и, согласно статистике, более всех в мире поддерживающих идеи женской либерализации и эмансипации скандинавских мужчин.
- Да ничего, - попыталась успокоить меня и себя Оленька. - Она только здесь, в Норвегии, психует. Случись такое в Архангельске, Света по-другому бы себя вела и разговаривала. Я бы не позавидовала этому мужику. Узнал бы, скотина, где раки зимуют! Нам с тобой они поболтать не дают, но ведь ты до вечера посидишь? Во сколько детишки ложатся спать? Тогда до полдевятого вечера - ладно?
Ольга вручила детям по подогретой булке с сосиской; спасла котенка из аквариума, где он по распоряжению Бори должен был бы наловить рыбки: большой и маленькой; поймала летавших по кухне птичек; поменяла в спальне постель, в которой малыши вместе с предварительно вымазанным краской котиком валялись до этого, и скорее для красоты, чем для пользы, так как было совсем не холодно, зажгла камин в центральном зале. Отблески от огня в камине, встроенном в стену прямо напротив аквариума, завораживающе заплясали в стекле последнего, создавая иллюзию невероятного слияния в одно целое огня и воды. Поймав мой зачарованный взгляд, Оленька решила показать свои картины. Оказалось, что она еще и рисует, предпочитая масло акварели и прочим краскам, уже записалась на уроки живописи в Арендале и сейчас-то как раз пытается запечатлеть мистическую игру янтарных языков, ласкающих расплавленную ими воду.
- А после, - с ироничным жаром задышала мне в ухо Ольга, промассажирую тебя хорошенько в нашей замечательной ванной. Заодно надушимся моей коллекцией французских духов. Сегодня - гуляй девки! Вибратор только Борька спрятал где-то и не отдает, а батарейку от него вставил в свой пистолет.
Со двора послышался шум подъезжающего автомобиля, следом появился и сам Ольгин супруг. Поскольку был только час дня, я поинтересовалась у подруги, во сколько же Гунар обычно заканчивает работу. Ну, конечно же, дровосеки, работающие сами на себя по принципу человек-фирма, и рабочие часы определяют на собственное усмотрение.
- Как хорошо, что ты у нас погостила! Оля должна иногда поговорить по-русски. Сейчас я быстро приму душ и отвезу вас домой. - Еще минуты три, перед тем как удалиться, Гунар порасспрашивал о том, как мы провели совместное время и чем занимались и не заходил ли к нам кто-нибудь еще.
Ольга в его отсутствие повела себя совершенно неожиданно. Начав бешено метаться по комнате и превращаясь в какую-то дикообразную фурию на моих глазах, она злобно завизжала: "Запомни, если ты сейчас отсюда уйдешь - ты мне больше не подруга!"
- Послушай, Оля, - попыталась я ее урезонить. - Да как я могу возражать хозяину дома. Поговори с ним сама, я же согласна остаться. Ну на что ты сердишься?
Когда переодевшийся Гунар появился снова и спросил о нашей с детьми готовности номер один, Ольга в знак протеста трахнула об пол тарелку и с презрением удалилась в спальню, где и заперлась. Но она ни одним словом не обмолвилась мужу о своем желании продления нашего визита.
- Не обращай внимания на жену. Она приревновала меня вчера на автозаправке и до сих пор дуется, - смеясь от чистого сердца, поведал мне Гунар. И продолжая улыбаться, начал объяснять, что имя у него двойное и просит впредь именовать по полной - Гунаром-Хельвигом. Моя первоначальная обида как-то очень быстро перешла в легкое недоуменное расстройство и окончательно растворилась в полубезразличном удивлении. Потом исчезло и оно. Глава четвертая
Опять веселая и счастливая Оленька как ни в чем не бывало позвонила на следующий день поболтать. Я тоже решила забыть поскорее вчерашние неприятности и вообще плюнуть на все плохое раз и навсегда.
- Слушай, Оля. Игорь должен скоро вернуться со своей платформы, и тогда соберемся у меня. Может быть, даже в эти выходные. Хоть сможем по-человечески пообщаться и душу отвести.
В субботу я накрыла стол по-нашему, по-русски. Игорь выставил батарею бутылок, начиная от разных сортов отечественных водок и кончая французским шампанским, купленным нами в самом "Фушоне", одном из самых знаменитых и дорогих магазинов Парижа, в прошлом году. Мне ничего для Оли было не жалко, и я знала, чем ее обрадовать. Заиграл музыкальный звоночек, Оленька бросилась мне на шею в полураспахнутом сверхшикарном плаще космического цвета, в ослепляющем серебряными звездами люто-зеленом бархатном платье и, как всегда, в элегантных туфлях на тонюсеньких каблучках. Мы расцеловались. Следом, как метеор, пролетел в комнаты Борис, забыв раздеться. Он привез в подарок Маше и Сереже набор шоколадных яиц и спешил узнать, какие сюрпризы спрятаны там внутри. Гунар-Хельвиг появился последним и начал степенно снимать куртку, затем он помог раздеться вернувшемуся с игрушками-сюрпризами Боре. Ольга притащила мне в подарок французские духи. У меня тоже было кое-что припасено для нее: упаковка "Мальборо", которую я и вручила по-тихому, чтобы Гунар не пронюхал. Она была очень рада сигаретам, так как большинство курящих в Норвегии крутят себе самокрутки с помощью бумагокрутильной машинки или сами, а Оля этого терпеть не могла. Гунар-Хельвиг восхищался видом на море из окон нашего жилища. "Да, произнес он раздумчиво. - Я всегда хотел иметь хутту (дачу) где-нибудь на отдаленном, затерянном острове. Море, небо, солнце и никого чужого. Съездишь за продуктами раз в неделю на катере и все. Никого больше не видишь. Но дорого это нам пока".
Ольга села за стол, молитвенно сложив руки. Я было решила, что их семейство и у нас будет молиться перед обедом. Но нет, она кокетливо рассмеялась какой-то шутке моего мужа и стала настойчиво предлагать мне свою помощь. На кухне Ольга шепнула: "Подлей незаметно "Баккарди" мне в коку и "Беллис" в кофе вместо молока. Когда я попрошу у тебя стакан воды, вместо плесни "Столичной". Хорошо, киска?" Я согласно кивала.
В коридоре валялись бумажные деньги. Банда детишек, возглавляемая Борисом, бросала купюры в окно, чтобы понаблюдать, как они полетят. Часть из них заносилась порывами ветра обратно, откуда они разлетались по всем комнатам. Я собрала, хотелось верить, большую часть ценных бумажек и положила их в карман. Обед между тем проходил хорошо, только Гунар часто дергался, когда на русском Оля упоминала его имя, и просил у Игоря срочного перевода. А поскольку она по любому поводу на него ссылалась, то бедному Игорьку и поесть было некогда. Наконец, мои муж и подруга сильно увлеклись обсуждением творчества Густава Климта и Сальвадора Дали с просмотром репродукций их картин. Тут-то я и решила начать запланированную заранее кампанию по завоеванию расположения Гунара-Хельвига, заведя с ним доверительную беседу.
- Я согласна с вами, Гунар-Хельвиг, что Оля не всегда правильно распоряжается деньгами, бывает иногда несколько неорганизованной, взбалмошной и категоричной. Но ведь она еще очень молода, а все приходит со временем. Зато ваша супруга - веселый, очень красивый и добрый человек. Как она откликнулась, можно сказать всей душой, когда подруга Светлана оказалась здесь, в Норвегии, в сложной ситуации.
- Гм, это правда. У Ольги просто особый дар ввязываться в неприятные истории со странными людьми. Она их повсюду находит. Я пытаюсь ей объяснять, как это неприлично, но она обижается и отказывается слушать.
- Что это вы такое обо мне говорите? - с подозрением переспросила меня настороженная подружка, не уловив смысла английской речи.
- Просто я сказала, что ты веселый, красивый и добрый человек и что ему повезло с женой.
Ольга недоверчиво взглянула сначала на Гунара, потом на меня: "Заговорщики хреновы!"
Перед кофе мужчины решили поиграть в шахматы. Оля, воспользовавшись моментом, закрылась со мной на кухне, чтобы по секрету покурить.
- А как дела у твоей Светланы? - поинтересовалась я первым делом.
- Уехала Светлана. Он ей сказал, что отпустит, если она с ним ляжет...
- Она, конечно, послала его куда подальше?!
- Она отдалась, дурочка. Уже ничего не соображала. Он потом умолял не уезжать, стать его женой. На коленях стоял. Но билет, конечно же, не порвал. Все врал, подлец! Света говорит, в жизни больше с мужиками не свяжется: ни с нашими, ни с иностранцами. Будет жить для дочери.
- Да не бери себе в голову. Все будет хорошо.
- И не сомневаюсь. Она совсем молодая и красивая женщина.
- Слушай, Оль! Могла бы ты попросить Гунара перевести для меня одну страничку текста с английского на норвежский. Знаешь ведь сама, в Норвегии не принято просить об одолжениях, а мне очень срочно надо.
- Давай свою бумаженцию и ни о чем больше не волнуйся. Чего хочу сказать: я же на танцы теперь хожу, на латиноамериканские. Обожаю всякие танги и фламенки. Вчера были на первом уроке. Танцевали в паре с Гунаром. Он тоже записался, хотя танцы, особенно такие, просто ненавидит. Ха-ха-ха. Пусть потанцует - ревнует, значит любит. Ой, пока не забыла! Выручи, а?! Купи браслет кубачинский за 400 крон. Посмотри узор какой дивный, точь-в-точь как на твоем колечке. Мне деньги дозарезу нужны, а от моего жмота разве дождешься. Сама знаешь... А норвежцы эти дикие о кубачинской работе не слыхали, могут и не купить. Но ты-то ведь знаешь, что вещь стоящая.
Ольга стряхнула пепел в сад, слезла с подоконника и сняла с руки широкий серебряный браслет, действительно очень красивый. Я прикинула, что в Москве сейчас смогла бы его купить примерно долларов за 15 и, вздохнув, достала деньги.
- Это что же за журнальчик такой ты почитываешь? И о чем же статеечка? - Оленька начала листать валявшийся на кухонной табуретке журнал.
- Английский "Космополитан". Жизнь Марии Склодовской-Кюри.
- Ой, смотри, какой красавчик и в такой позе... Обхохотаться просто. Это о чем?
- "Сорок способов удовлетворить мужа".
- Переводи!.. Да, это вещь, обязательно попробую. - Она прямо начала помирать со смеху. - А вот про икру у них наверняка нет!
В дверь кухни постучали. На пороге стоял Гунар-Хельвиг.
- Отлично играет Игорь в шахматы. У такого не выиграть.
Он сурово покосился на фотографию обнаженного мужчины с сидящей на нем женщиной в журнале на моих коленях.
- Вот и сыграл бы с ним еще. Потренировался бы... Что там дальше, читай!
Но следом за Гунаром в кухню вполз кряхтящий Боренька, волоча разодранные подарки другим нашим знакомым к их новоселью. Донесся донельзя восторженный визг Сережи и Маши.
- Одевайтесь и марш в садик. Погода хорошая!
Оленька ненадолго отвлеклась, но потом опять потребовала продолжения наших чтений. Я объяснила, что хотела бы накрыть сладкий стол и сварить кофе. Мужчины уже заканчивали очередную партию в шахматы. "Космополитан" отдала ей с собой.
Конечно же, к сладкому столу первыми бросились вернувшиеся с прогулки малыши. Они рассказали, что играли в пиратов на открытой веранде. Я выглянула в окно. Вся веранда была разукрашена черепами, костями и еще какими-то кривыми рожами с одним глазом. "Будет мне от домовладелицы "на орехи", если это не отмоется", - мелькнула грустная мысль в голове.
Мы, взрослые, чинно расселись.
- Игорек! - решила разогнать скучноватую обстановку игривая Ольга. - Ты ж коренной волжанин! Я знаю, что ты хорошо поешь, не отпирайся. Давай про Волгу на два голоса!
Она была неотразима с ее очаровательно молящей гримаской, и они запели про хлеба и снега на высоких волжских берегах. У Игоря от природы был поставлен раздольный баритон, а Ольга вторила ему страстным контральто. "Прямо радио! Браво-браво!" - захлопала я с бешеным энтузиазмом, предвкушая отличную хохму. "О, Волга - колыбель моя, любил ли кто тебя, как я?!" - как на сцене декламировал супруг стихи Некрасова, потом опять запел. После "Стеньки Разина" последовала песнь о "Кудеяре-разбойнике" и, с особым чувством, припев: "Господу Богу помолимся, будем ему мы служить..."
Оленька между приступами смеха уже едва-едва могла переводить слова для Гунара-Хельвига. "Как люблю вас всех!" - закричала она, прямо рыдая от хохота.
Доев кусок торта, Гунар, к некоторому моему изумлению, заявил, что очень устал после тяжелого трудового дня в лесу и особенно тряски в тракторе и хотел бы поспать. Я, как ошалелый зомби, собралась перестилать белье в Сережиной спальне, но муж позвал меня обратно. Ольга и Гунар уже заканчивали выяснять отношения. Ольга заявляла, что в России так не принято: поел и спать захотел. В России принято за столом общаться, и только у дикарей засыпают прямо во время застолий. На что Гунар отпарировал, что она, по его мнению, просто Норвегию не любит. "Что, Родину не любишь?" - захохотала я и осеклась, увидев две блестящие слезки в ее очаровательных глазках.
- Я тебе буду звонить, - буркнула Оленька и, схватив плащ, побежала прочь из нашего дома. Гунар-Хельвиг очень извинялся, объясняя, что действительно страшно устает в лесу. Что надо быстро дорубить местную лесосеку и уезжать в Бускеруд (область Норвегии), где ураганом повалено много деревьев. Игорь с виноватой улыбкой на ломаном норвежском очень извинялся за нашу непонятливость. Я переживала свою вину почти с отчаянием, но никак не могла объяснить себе, что сделала неправильно и где ошиблась. А из душевой, где тем временем мылся супруг, еще долго доносились песни про цыганок, разбойников, любушек-зазнобушек и удальцов-молодцов. Глава пятая
Дней десять спустя, где-нибудь в районе полтретьего ночи настойчиво зазвонил телефон. - "Неужели что-то случилось", - завертелась пронизывающая мысль, и я, еще плохо ориентируясь спросонья, с трудом нашла в темноте трубку и чуть было ее не уронила на пол.
- Добрый вечер, Наташа, - возник сдержанный приятный голос Гунара-Хельвига. - Извини за столь поздний звонок, но Оля не у тебя? Нет? Могла бы ты мне найти сейчас телефон Роджера, англичанина с ваших курсов?
- Да, конечно, поищу. А что случилось?
- Оля пропала. Вот пытаюсь ее разыскать.
- Гунар-Хельвиг, Ольга никак не может быть у Роджера. Он уже три недели в тюрьме и на курсы не ходит.
- Что-о? Он еще и в тюрьму попал?
- Он просто выпил кружку пива и сел за руль. В Англии так разрешается, а норвежская полиция наказала его заключением на месяц. Но ничего, Роджер уже скоро освободится. А Боренька спит?
- Боря спит. До свидания, Наташа.
Весь следующий день их номер не отвечал, но ближе к вечеру Ольга собственной персоной появилась у нас в доме.
- Я только на секундочку. Этот ждет в машине.
Она выглядела измученной и какой-то, я бы сказала, потухшей.
- Ты, Наталка, помнишь, рассказывала, что читала о какой-то там "Организации помощи русским женщинам" в Киркенесе. Можешь разыскать сейчас туда телефон?
- Постараюсь. Что произошло-то с тобой?
- А-а, даже вспоминать противно. Сначала этот гад приезжал, ну этот Пер - дружок. Я заперлась в спальне, чтобы его не видеть. Мой стучит мне в дверь, говорит: "Ольга, это же гость. Принеси на стол чего-нибудь. Потом запрешься опять". Я намазала им их дурацких бутербродов, налила соку и понесла на подносе. Официантку, видишь ли, нашли. Эта свинья, Пер, мне и говорит: "Все пендришь из себя, русская красавица? Никак не успокаиваешься... Ничего, уже не долго осталось!" Слушай, я не могла больше терпеть. Схватила стакан сока и плеснула в его противную рожу.
- Ой, прямо как Жириновский!
Смешно было представить этакую сцену.
- Да, как Жириновский, - недовольно осекла меня Оля. - Потом бросила их в доме к чертовой матери. Сама топала четыре километра через лес, поймала машину и сидела в баре в Кристиансанде до утра. Утром вернулась, Борьку-то кормить надо, да и испугался он. Заодно вещички собрала. Все, с меня хватит. Домой хочу в Архангельск, к маме с папой. - Она отчаянно разрыдалась. - Как тут у них разводятся?!
Я попыталась ее успокоить:
- Оленька, может не стоит так торопиться. Ты сейчас, я понимаю, в таком состоянии и тебе бы надо...
- Да что ты меня уговариваешь! Знаешь, что он про тебя попу рассказывал...
- Какому попу? При чем здесь я?!
- А такому... Он утром повез меня к местному священнику. Это здесь, видать, вместо психологической консультации. Стал говорить, что я, мол, веду себя неправильно, всем недовольна, оскорбляю его лучшего друга, мешаю им общаться. Я, конечно, не выдержала и все этому попу выложила и про гулянки Пера, и про то, как он напивался в Архангельске. Вот тогда Гунар высказался: "А ее подружка лучшая, Наталией зовут... Как в дом к ним не придешь, всегда предлагают выпить. В подарки дарит блоки сигарет. Читает эта русская девица порнографию и этими журналами снабжает знакомых... А сама мать двоих детей". Я так и вспыхнула, чуть ему в морду не вцепилась, но священник был на моей стороне. Стал уговаривать Гунара: "Они русские. У них свои обычаи, у нас свои. Нужно уважать чужие традиции, если хочешь жить с человеком из другой культуры". Поняла ты теперь все? Каков он, субчик-то, оказался. Правильно его первая жена послала и смоталась с другим мужиком. Это я терплю, русская дура...
У меня моментально упало настроение, прямо все внутри похолодело. Рисор - очень маленький городок, почти деревня, по моим понятиям коренной москвички. Тут все, как в деревне, друг друга знают и про друг друга все знают. Деньги и в банке и на почте, если надо, выдадут безо всяких там удостоверений и прочих формальностей. Что про меня будут думать...
- Откуда же он узнал про сигареты? Он ведь не видел, как я дарила...
- Я сама сказала, чтобы знал... Жадина такой.
- Вот, держи, телефон и адрес в Киркенесе.
- Спасибо, Наташенька.
Ольга опять начала всхлипывать и поскуливать:
- Спасибо за все! Не могу больше здесь. Уеду в Архангельск, сил моих нету-у-у... Там буду дожидаться развода. Там моя мамочка... Любят меня там...
- А деньги-то где возьмешь?
Я недобро подумала, что болтливая Ольга, как пить дать, много чего еще "по секрету" наболтала обо мне своему норвежцу, а мне - о нем.
- Я неприкосновенный запас имею на такой черный день, как этот. Еще от папы. Все, должна идти к этому черту! Еще уедет без меня. Дай я тебя расцелую на прощанье!
Перед сном, хотя и нехотя, но все-таки я сочла нужным ей позвонить. Ольга сама подняла трубку. "Рыдает, как рыдает! Никогда не видела, чтобы мужик так рыдал. Цепляется за меня, бедненький он - несчастненький. На коленях стоит. Но я ему уже сказала, что утром самолет из Кристиансанда и это все. Я решения свои не меняю, он меня знает. Даст Бог, свидимся с тобой. Прощай, родная!" В трубке послышался какой-то шум, видимо, у них в доме что-то или кто-то грохнулся. Затем - короткие гудки. С тех пор и на курсах она не появлялась. Стало быть, действительно уехала. Я несколько раз звонила по их номеру. "Если Гунар возьмет, брошу трубку". Никто не отвечал.
Через месяц я звонила опять по просьбе моего Сережки, заявившего, что он очень скучает по бест венну (лучшему другу) Борису. С тем же результатом. Почему всегдашнее молчание было мне ответом?
"Может, он дом продал. Зачем такой большой дом одному, - думала я о Гунаре-Хельвиге даже с некоторым сочувствием, как это ни странно. - Грустная вышла история, а все-таки они были красивой парой. Любоваться только, когда шли вместе".
Часть вторая
Американская подруга
русской стервы
Пролог
Вздыбленное морское чудовище медленно вплывало в теплую ясно-голубую лагуну. В индейской деревне началась паника. Прижимая к себе ревущих младенцев, перепуганные насмерть женщины спешили укрыться в зарослях колючих кустарников. Мечущиеся взбудораженные дети не могли отыскать своих матерей. Старики - либо молили небо о милосердии, либо проклинали ненасытную тварь. Вооруженные копьями и каменными томагавками мужчины торопились к пирогам.
На спине чудовища гордо восседали белые безжалостные боги. Они громко хохотали. Главный среди них, огромный как гора, с развевающимися по ветру прядями огненно-красных волос, повелительно указал в сторону уплывающей прочь девушки. В мгновение ока сбросив с себя звериные шкуры, трое пришельцев бросились за ней в погоню. Вскоре мокрая, дрожащая от ужаса индейская девушка предстала перед Эриком Рыжим на его ладье. Она оказалась совсем-совсем юной. Юная дева с блестящими от воды и солнца синими волосами, гордой смуглой шеей, с удивительно широко поставленными глазами цвета спелой вишни. Ее лоб, щеки, плечи и грудь были изукрашены полосками разного цвета и длины.
Долго всматривался рыжебородый Эрик в лицо беглянки. Нет, не только страх, но и настороженное любопытство выражал ее наивный взгляд. Эрик улыбнулся девушке и прикрыл наготу одеждами со своего плеча. Мимолетно, или это лишь почудилось суровому чужеземцу, тень улыбки промелькнула на ее губах ему в ответ. Глава первая
Когда мой супруг возвращался из моря, мы возобновляли попеременное хождение на курсы норвежского языка. В его отсутствие я туда не ходила, что естественно - малышей одних дома не оставишь. Посетив урок после полуторамесячного перерыва, муж мельком упомянул, что состав нашей группы несколько изменился. На деле же оказалось, увеличился в три раза за счет отказников из Боснии, а из "стареньких" сохранилось наиболее упорное ядро: три американки, два англичанина и, согласно очередности, либо я, либо супруг.
А, впрочем, какое мне до этого было дело в отсутствие там моей главной в Норвегии отдушины - веселой, красивой Оленьки. Бросила моя Оленька все здесь к чертям и уехала домой в Архангельск.
Как ни странно, Дэби - одна из двух молоденьких американок чрезвычайно оживилась при моем появлении и, заблестев глазами, даже решила пристать к несчастным боснийцам.
- Это Наташа. Она вышла замуж вчера!
Данную фразу дочь Америки выговорила по-норвежски со старанием и с очевидным душевным подъемом. Как бы со стороны к себе прислушалась и порадовалась чужим клохочущим звукам в своем горле.
- Поздравляем Наташу! - хором отозвались беженцы тоже по-норвежски. Юмор состоял в том, что имя мужа - Игорь - на норвежском означает "вчера", и энергичная Дэби имела в виду не совсем то.
Американка бросилась горячо объяснять боснийцам их ошибку:
- Да нет же. Не вчера вышла замуж, а вышла замуж вчера!
- Гратулерер! (Поздравляем!) - опять хором грянули граждане бывшей Югославии.
Дэби оказалась девушкой настойчивой и не успокаивалась до тех пор, пока одна из женщин не занервничала:
- Да мы ее уже три раза поздравили!
И тогда я тихо сказала по-русски:
- Просто я жена Игоря.