Феннимор догнал леди Аманду у самого края провала в штольне. В мечущушемся свете факелов было трудно понять, кто окажется победителем в беспорядочной рукопашной схватке, которая происходила в опасной близости к пропасти. Безуспешно пытался юноша апеллировать словами к своей впавшей в истерику матери.
– Ты пойдёшь со мной! Мы должны выбраться отсюда, иначе все мы утонем!
Пронзительно захохотав, вдова вновь высвободилась из его рук, поскольку он, удерживая ее, не отваживался сделать ей больно.
– Смелее же! – завизжала она неузнаваемо изменившимся голосом. – Все потонут! Все! Тогда я буду хозяйкой Уинтэша! Тогда всё будет принадлежать мне и все будут подчиняться моим приказам, все!
Пронзительно-монотонная речь леди Аманды закончилась невнятным хихиканьем, в котором уже не было ничего человечески нормального. Она пошла к Феннимору, который как завороженный смотрел на ее руки с растопыренными пальцами, протянутые вперед, в направлении его груди.
Хотя Фенн в эту секунду знал точно, что она хотела столкнуть его в пропасть, он был неспособен сделать даже малейший жест сопротивления.
Ведь этого же не могло быть на самом деле! Ему это, вероятно, снится! Его мать не смогла бы этого сделать! Он был ее единственным ребенком! Она произвела его на свет, она не могла…
– Фееееенн!
Не поняв, что произошло, он почувствовал, что кто-то рванул его в сторону, а затем он натолкнулся на неуверенно стоявшего на ногах брата. В тот же самый момент леди Аманда, собрав все свои силы, вложила их в удар, который должен был прийтись ему в грудь.
От собственного толчка она полетела вперед, и в течение каких-то долей секунды оба мужчины видели выражение странного удивления на ее лице. Казалось, она парила в воздухе над гротом. Затем сила тяготения победила. С ужасным воплем полетела она вниз и исчезла из виду. Шлепок о воду и бурление мчащегося потока заглушили ее крик.
– Мама!
Герве спрятал лицо Феннимора, как бы защищая, у себя на плече.
– Ей уже ничем нельзя помочь, малыш! Она сама совершила суд над собой!
– О, Боже, это я виноват! – всхлипывал молодой человек безутешно. – Почему я не оттолкнул ее от края! Мы должны позвать на помощь, достать веревки, лестницу…
Граф медленно покачал головой.
– Бессмысленно! Течение такое сильное, что ее уже затянуло в подземные ходы. Пошли, пора! Нам нужно поторопиться. Вода прибывает…
Феннимор видел, что, как бы в подтверждение этих слов, становящийся все более бурным поток уже устремлялся в бездну. Вода доходила до щиколоток.
– Мы уже не успеем…
– Мы успеем, – обещал Фенну Герве. – Мы успеем, малыш, если даже это будет последнее, что я успею в своей жизни. Я не допущу, чтобы и ты погиб в этой дыре. А когда мы выйдем наружу, я закажу деревенскому кузнецу решетку, которую поставят перед этой проклятой пещерой и закрепят так прочно, чтобы ее не смогли убрать и наши потомки!
Промокший до нитки, с содранной кожей на руках и в разорванной в клочья одежде, Герве Кройд, одиннадцатый граф Уинтэш, сдержал свое обещание. Его сводный брат, нервные и физические силы которого совершенно иссякли, хрипло дыша и всхлипывая, в изнеможении свалился на скалистую тропинку.
Лорд Уинтэш дал ему отдышаться. Сам он не чувствовал ни своих ран, ни смертельной усталости. Только огромная, страшная пустота была у него внутри. Он остановился, устремив пристальный взгляд на море.
Ветер утих. Солнце только что поднялось из моря, и розовое утреннее небо отражалось в серебристых, одинаково ровных гребешках волн. Мир был прекрасен. Он был чист, ясен и полон несокрушимой силы.
Таким было первое утро после смерти Леоноры. Чего же он ожидал? Разрушений? Внешних проявлений катастрофы, обрушившейся на него?
Безупречная красота утра вызвала у него боль, великолепная картина поплыла перед его глазами, и он закачался. Как ему жить дальше, с грузом всех его ошибок, горьких и сладких воспоминаний? Как уйти от мрака, который как облако опускался на него, грозя задушить?
Глава 16
Глава 17
– Ты пойдёшь со мной! Мы должны выбраться отсюда, иначе все мы утонем!
Пронзительно захохотав, вдова вновь высвободилась из его рук, поскольку он, удерживая ее, не отваживался сделать ей больно.
– Смелее же! – завизжала она неузнаваемо изменившимся голосом. – Все потонут! Все! Тогда я буду хозяйкой Уинтэша! Тогда всё будет принадлежать мне и все будут подчиняться моим приказам, все!
Пронзительно-монотонная речь леди Аманды закончилась невнятным хихиканьем, в котором уже не было ничего человечески нормального. Она пошла к Феннимору, который как завороженный смотрел на ее руки с растопыренными пальцами, протянутые вперед, в направлении его груди.
Хотя Фенн в эту секунду знал точно, что она хотела столкнуть его в пропасть, он был неспособен сделать даже малейший жест сопротивления.
Ведь этого же не могло быть на самом деле! Ему это, вероятно, снится! Его мать не смогла бы этого сделать! Он был ее единственным ребенком! Она произвела его на свет, она не могла…
– Фееееенн!
Не поняв, что произошло, он почувствовал, что кто-то рванул его в сторону, а затем он натолкнулся на неуверенно стоявшего на ногах брата. В тот же самый момент леди Аманда, собрав все свои силы, вложила их в удар, который должен был прийтись ему в грудь.
От собственного толчка она полетела вперед, и в течение каких-то долей секунды оба мужчины видели выражение странного удивления на ее лице. Казалось, она парила в воздухе над гротом. Затем сила тяготения победила. С ужасным воплем полетела она вниз и исчезла из виду. Шлепок о воду и бурление мчащегося потока заглушили ее крик.
– Мама!
Герве спрятал лицо Феннимора, как бы защищая, у себя на плече.
– Ей уже ничем нельзя помочь, малыш! Она сама совершила суд над собой!
– О, Боже, это я виноват! – всхлипывал молодой человек безутешно. – Почему я не оттолкнул ее от края! Мы должны позвать на помощь, достать веревки, лестницу…
Граф медленно покачал головой.
– Бессмысленно! Течение такое сильное, что ее уже затянуло в подземные ходы. Пошли, пора! Нам нужно поторопиться. Вода прибывает…
Феннимор видел, что, как бы в подтверждение этих слов, становящийся все более бурным поток уже устремлялся в бездну. Вода доходила до щиколоток.
– Мы уже не успеем…
– Мы успеем, – обещал Фенну Герве. – Мы успеем, малыш, если даже это будет последнее, что я успею в своей жизни. Я не допущу, чтобы и ты погиб в этой дыре. А когда мы выйдем наружу, я закажу деревенскому кузнецу решетку, которую поставят перед этой проклятой пещерой и закрепят так прочно, чтобы ее не смогли убрать и наши потомки!
Промокший до нитки, с содранной кожей на руках и в разорванной в клочья одежде, Герве Кройд, одиннадцатый граф Уинтэш, сдержал свое обещание. Его сводный брат, нервные и физические силы которого совершенно иссякли, хрипло дыша и всхлипывая, в изнеможении свалился на скалистую тропинку.
Лорд Уинтэш дал ему отдышаться. Сам он не чувствовал ни своих ран, ни смертельной усталости. Только огромная, страшная пустота была у него внутри. Он остановился, устремив пристальный взгляд на море.
Ветер утих. Солнце только что поднялось из моря, и розовое утреннее небо отражалось в серебристых, одинаково ровных гребешках волн. Мир был прекрасен. Он был чист, ясен и полон несокрушимой силы.
Таким было первое утро после смерти Леоноры. Чего же он ожидал? Разрушений? Внешних проявлений катастрофы, обрушившейся на него?
Безупречная красота утра вызвала у него боль, великолепная картина поплыла перед его глазами, и он закачался. Как ему жить дальше, с грузом всех его ошибок, горьких и сладких воспоминаний? Как уйти от мрака, который как облако опускался на него, грозя задушить?
Глава 16
– Итак, милорд, у вас сильнейшее сотрясение мозга. Еще немного, и повреждение свода черепа могло бы стать необратимым. К этому добавилось общее перенапряжение организма, результатом которого стала тяжелая лихорадка. Мы серьезно опасались за вашу жизнь. Если все эти медицинские факты не смогут утвердить вас в желании соблюдать постельный режим, то это, по-видимому, заставят вас сделать головные боли и слабость, от которых вы, несомненно, страдаете и сейчас.
Лорду Уинтэшу с большим трудом удалось как следовать за пространными речами доктора Филдинга, так и понять, что вообще произошло с ним. Он лежал в своей кровати, слабый, как новорожденный, а в его голове стучал кузнечный молот.
– Что… что случилось?
– Я оставляю более подробный рассказ за миледи Уинтэш, милорд. Вы должны беречь себя, и миледи будет следить за этим. Разрешите мне выразить вам свое соболезнование. Это действительно несчастье. Мы навсегда сохраним леди в нашей памяти…
Граф закрыл глаза. Частью, чтобы не слышать слов, частью потому, что та мощь, с которой вновь заработала его память, превратила тупые головные боли в истинные мучения.
Леонора! Доктор Филдинг говорил здесь о Леоноре! Он не успел спасти свою супругу, он пришел слишком поздно, чтобы в этой жизни сказать ей, как сильно он любил ее и нуждался в ней!
– Феннимор, мой брат… Он в безопасности? Я хочу его видеть… Где… где он?
Доктор Филдинг успокаивающим жестом прикоснулся к его плечу.
– Только не волноваться. У молодого человека сильнейший насморк, но он находится в самых надежных руках – миссис Кэтрин. Она энергично поит его своими настойками из целебных трав, и он спешит выздороветь уже из одного инстинкта самосохранения. Вы сами сможете убедиться в этом, как только вам будет немного лучше! В настоящее время велика опасность того, что он заразит вас насморком, а любая дополнительная инфекция была бы для вас рискованна. Сейчас я скажу миледи Уинтэш о том, что вы наконец проснулись. Бедняжка ужасно беспокоилась о вас!
По шороху лорд определил, что врач покинул его спальню, но не стал открывать глаза. В его гудящей от боли голове роились самые дикие мысли. Миледи Уинтэш? Неужели преисподняя извергла обратно Аманду Кройд? Как это могло произойти? Она имела наглость возвратиться в этот дом и играть в нем роль хозяйки? Она, двойная убийца?! Даже тройная, поскольку в какой-то степени ее можно было обвинить и в смерти матери Леоноры!
Черт возьми, почему же он не может пошевелить даже пальцем? Пока он беспомощно лежит, как привязанный, в кровати, он находится полностью во власти Аманды и ее происков!
Как он вернулся в замок? Он помнил, что вытаскивал Фенна из подземного хода, когда над ними уже разбивались первые волны высокого прилива. Почувствовав, наконец, что опасность миновала, он дал мальчику и себе короткую передышку, чтобы прийти в себя.
Герве вспомнил трагически прекрасный восход солнца, свою тоску и неутешное горе, а потом больше ничего не было. Только причудливые сны, лихорадочный бред с жалобными стонами, неисполнимые желания. Лицо Леоноры, озабоченно склонявшееся к нему, когда он мучительно звал ее. Ощущение нежных рук, которые умывали его, клали холодные компрессы, успокаивали. Ласковый голос, отвечавший на его вздохи отчаяния.
Какую дьявольскую шутку сыграла с ним судьба, препоручив заботы и уход за ним именно Аманде! Играла ли она просто со своей жертвой или предполагала, что он будет в этом случае молчать о ее преступлениях?
А доктор Филдинг разве не упомянул миссис Кэтрин? Была ли это действительно Кэтрин Тредайлен? Кормилица, которая воспитала его и утешала после смерти матери, пока леди Аманда не настояла на том, чтобы мальчика отправили к Вейлсам, родителям его матери. Расставание с Кэтрин было самым тяжелым, навсегда оставшимся в памяти переживанием его раннего детства. В сердце Герве матерью была тогда она, и к ней он был привязан со всей любовью и обожанием. Потом на многие годы у него осталось чувство разочарования и непонимания, почему она не защитила его и не оставила у себя.
Как ему стало известно после смерти отца из документов поместья, Кэтрин Тредайлен жила в маленьком домике в Уинтэше, одноименной с замком рыбацкой деревне, расположенной в тени крутых утесов, в непосредственной близости от скалы контрабандистов.
По какой причине она возвратилась в замок? Ей, должно быть, уже далеко за пятьдесят, и то, что Аманда вдруг вновь прибегла к ее услугам по уходу за Феннимором, выглядело слишком странно…
Застонав, он прикрыл глаза тыльной стороной руки. Почему именно сейчас он лежит беспомощно в постели? Был ли Феннимор действительно так сильно простужен, или изолировать его от брата входило в дьявольские планы Аманды?
Легкий щелчок и шелест широких, с многочисленными шуршащими складками женских юбок свидетельствовали о том, что он уже был не в одиночестве. Аманда! Неописуемая ненависть к ней даже вернула его голосу прежнюю силу.
– Уходи! – сказал он хрипло. – Если в твоем порочном теле сохранилась хотя бы искорка чести, тогда уходи. И никогда больше не попадайся мне на глаза! Мне отвратителен твой вид!
Испуганное, подавленное дыхание, в котором чувствовалось что-то очень похожее на всхлипы, услышал он в ответ. Эти жалобные звуки могли бы вызвать сочувствие даже у каменной скалы, но Герве был выше этого. У нее на совести была Леонора!
Почему же она, наконец, не уходит? Нетерпеливо убрал он руку со своего лица и открыл глаза.
В ногах его кровати стояла женщина, но это была не Аманда Кройд! Перед его неверящими глазами маячило видение. Наверное, он грезит, настигнутый новой волной лихорадки.
Облаченная в платье из серо-зеленого шелка, узкий лиф которого не оставлял сомнения в красоте линий ее фигуры и тонкой талии, перед ним стояла элегантная молодая дама, как две капли воды похожая на Леонору. Но такую Леонору он никогда еще не видел.
Пышные локоны были собраны на затылке, а одна блестящая прядь цвета красного дерева вилась по голому плечу. Сочный ограненный изумруд на простой золотой цепочке подчеркивал алебастровую белизну кожи в горизонтальном декольте, которое не скрывало верхнюю часть груди и плеч. Продуманная простота наряда говорила об искусстве портнихи и придавала той, кто его носила, вид законченной леди.
Одно лишь испуганное выражение лица не подходило к ней. Губы ее дрожали, когда она, не спуская с Герве серых широко открытых глаз, стояла, окаменев от его слов, полных презрения. Она не могла выполнить его грубое приказание, потому что ее ноги отказывались идти.
– Леонора, любимая?.. – Хриплый, натужный шепот прозвучал во внезапно наступившей тишине. – Нет, она мертва – она утонула! Аманда убила ее – мне это снится – это призрак, она хочет таким образом окончательно свести меня с ума, эта ведьма!
Глубокий вздох последовал со стороны посетительницы, когда она поняла, что полные ненависти слова, очевидно, относились совсем не к ней.
Медленно на ее устах появилась улыбка, а тепло взгляда сменило испуганное выражение глаз. Леонора подошла на один шаг поближе и взяла в свои руки беспокойную мужскую руку, внутренняя сторона которой все еще была покрыта полученными в скалах ссадинами и порезами, хотя они уже затянулись и наполовину зажили.
– Я не призрак, Герве! Вот, ты же чувствуешь мои пальцы. Я жива и чувствую себя хорошо! Лучше, чем когда-либо прежде…
Граф схватил ее руку, хотя боль при этом пронзила его и отдалась в мозгу. Он попытался выпрямиться, но Леонора другой рукой неожиданно энергично положила его на прежнее место.
– Рассказывай! – потребовал он смущенно, сам совершенно потеряв дар речи от полноты собственных чувств.
Леонора смотрела на сцепленные вместе пальцы, свои и Герве, и чувствовала силу этого прикосновения. Она не делала попыток высвободить свою руку, а, уступив воле Герве, села на край его постели.
– Мне особенно нечего рассказывать, – сказала она тихо, но не запинаясь. – Когда в штольне свет фонаря погас, я впала в панику. Еще ребенком я боялась находиться в темном помещении. Если бы не было такой срочной необходимости позвать на помощь, я никогда бы не вошла в этот проклятый подземный ход. Я почувствовала, что вода поднимается, а еще раньше я успела увидеть, что штольня раздваивается. От страха я полностью потеряла способность ориентироваться. Я просто побежала, и если в каком-то месте натыкалась на стену, то бежала в другом направлении. Думаю, что так прошла целая вечность, и от страха я была близка к сумасшествию. Мне чудилось, что я слышу шум моря, ощущаю, как вода поднимается все выше. Помню, что якричала как безумная, а затем вдруг я увидела свет! Свет и женщину…
– Кого? Аманду?
Граф сделал нетерпеливое движение и был вновь призван к порядку.
– Нет, Кэтрин! Это она сказала мне, конечно, позже. В какой-то момент своего кружения я случайно угодила в тайный проход, которым жители деревни пользовались для выхода к бухте контрабандистов. Как выяснилось, существование этого прохода тщательно сохраняется в тайне, которая известна лишь нескольким семьям рыбаков, и они передают ее из поколения в поколение. Войти в этот переход можно из кладовой дома Кэтрин, и вот почему хозяева Уинтэша передавали этот домик в распоряжение только своим абсолютно преданным, верным слугам. Ты знал об этом?
Кэтрин не только трудолюбивая, но и практичная женщина. Она использует подземный ход как кладовую для припасов. Там прохладно, достаточно влажно, что как раз подходит для хранения зимних сортов яблок. Она услышала мои крики, когда занималась переноской ящиков с яблоками в подземную кладовую. Конец истории прост: взяв фонарь, она пошла на крики и вытащила меня, находившуюся в полубессознательном состоянии, на свет божий.
– Но почему она не послала никого в замок с известием?
Слегка пристыженная, Леонора отвела взгляд. Если она назовет причину, то ей придется рассказать также и о своем недоверии к нему, и о ложном подозрении. Но, возможно, наступил именно тот момент, когда нужно, наконец, сказать всю правду.
– Я… я была совершенно не в себе! В скверном состоянии, невменяемая от пережитого ужаса. Я обожгла руку о горячий фонарь и почти не могла говорить. Кэтрин видела, что я нуждаюсь в помощи, и решила заняться расспросами позже. Она уложила меня в постель, дала мне успокоительное питье, и я уснула. Когда я пришла в себя и смогла разумно говорить, все уже было позади. К тому времени рыбаки уже подобрали найденное на берегу, изуродованное тело леди Аманды, а дети, занимавшиеся поиском раковин, обнаружили тело мисс Биддлс, которая от страха бросилась вниз со скал и разбилась…
– Боже мой…
Герве Кройд смотрел в ясное, прекрасное лицо своей жены, как будто не мог насмотреться.
Леонора покраснела и вновь сосредоточилась на своем рассказе.
– Когда Кэтрин узнала, кто я, она послала кого-то в замок с известием. Феннимор прибыл в деревню. Его сообщение побудило ее к тому, чтобы вернуться вместе со мной. У нее было впечатление, что она нужна сейчас в господском доме. Я просто не могу представить, как бы я пережила прошедшие три дня без ее помощи. Разлаженное домашнее хозяйство, два несчастных случая с трагическим исходом, находящийся в бессознательном состоянии граф, портниха, которую Кэтрин заставляла без отдыха работать, сварливый больной с насморком и мировой судья из поселка Святой Агнессы, задававший крайне неприятные вопросы!
По понятным причинам Герве особенно заинтересовала последняя проблема.
– И как, черт побери, вы оба ответили ему на эти вопросы?
– Мы старались говорить правду, насколько это было возможно. Биддлс разбилась о скалы в приступе помешательства, что, кстати, соответствует действительности. Леди Аманда, которая – это подтверждают все, кто ее знал, – была очень привязана к своей горничной, попыталась удержать ее от безумного поступка и побежала за Биддлс. Об этом говорит порванное утреннее платье, которое было на ней. При попытке остановить Биддлс леди Аманда сама упала в море, а ее горничная смогла выполнить свое первоначальное намерение, бросившись вниз с утеса и разбившись о скалы. Надеясь помочь леди Аманде, которая среди ночи помчалась как фурия за своей горничной, ты также неудачно упал в скалах, но Феннимору удалось вовремя тебя спасти.
Трагическое стечение неблагоприятных обстоятельств. Доктор Филдинг добровольно подтвердил, что здоровье леди Аманды в последнее время оставляло желать много лучшего и что после смерти мужа она была подвержена тяжелым депрессиям. Справиться же с этими состояниями ей помогало только присутствие ее верной горничной. Вчера они обе были погребены в фамильном склепе.
– В фамильном склепе?
Леонора кивнула с явным налетом упрямства.
– Да. Так нам удастся избежать лишних слухов. К тому же она была матерью Феннимора. Ты же не будешь трезвонить на всю округу о том, что в конце жизни у нее повредился рассудок?
– Как ты можешь не испытывать к ней чувства мести? Она посягала на твою жизнь, и только благодаря случайности тебе удалось спастись.
Он заметил, как краска смущения залила щеки Леоноры, и спросил себя, в чем причина. Когда она, наконец, ответила ему, ее голос звучал робко и сбивчиво, так, как это жило в его воспоминаниях.
– Я-я получила т-такое громадное облегчение, к-ког-да узнала, ч-что это она п-посягала на мою жизнь, а не т-ты…
– Я? – На этот раз было невозможно удержать графа в постели. – Почему я?
Румянец на лице Леоноры стал заметнее.
– Ты же не делал тайны из того, что испытываешь отвращение к этому браку. Но несмотря на это, мое приданое очень могло бы пригодиться для разных целей. Деньги для Аманды, для Феннимора, для поддержания усадьбы. Деньги, которые ты бы унаследовал, если бы я отправилась за своим отцом в могилу…
Мужественно встретила она взгляд голубых глаз, выражение которых было настолько необычно, что у нее перехватило дыхание. Его признание окрасило щеки Леоноры пурпуром.
– Леонора! Я был высокомерным глупцом, идиотом, заслуживающим любого наказания, но поверь мне: ни об одном поступке в жизни я не жалел больше, чем о своих идиотских обвинениях после оглашения завещания твоего отца. Нет никакого оправдания тому, что я сказал и сделал тогда, хотя я и никогда не посягал на твою жизнь.
Только одно может оправдать меня. Со дня своего возвращения домой от бабушки и дедушки я почитал свою мачеху. Я восхищался тем, как она переносила презрение отца и не поддавалась никаким издевательствам с его стороны. В ней я видел безвинно преследуемую жертву и верил каждому ее слову, поскольку поступки моего отца, казалось, подтверждали это. Она была моим идеалом, и я надеялся, что когда-нибудь моя супруга будет похожа на нее. Позже, находясь на военной службе, я приезжал в Уинтэш редко, поэтому не составляло труда поддерживать в себе эти иллюзии.
Когда я понял, насколько поврежден был рассудок, скрывавшийся за прекрасным «фасадом» Аманды, было уже поздно! Я знаю, что ты больше не сможешь верить моим словам, но каждый день вновь и вновь я буду доказывать, как сильно я тебя люблю!
– При всем этом смерть от твоей руки я предпочла бы жизни без тебя!
Исключительность этого высказывания, произнесенного самым спокойным тоном, вывела его из равновесия. Неужели возможно, чтобы судьба дала им новый шанс?
– Знаешь ли ты, что ты только что сказала?
Леонора кивнула, хотя сердце у нее было готово выпрыгнуть из груди.
Было нелегко последовать совету Кэтрин. Леонора слышала, как он жалобно звал ее в бреду, но понадобилась большая смелость, чтобы ответить на эти полные тоски призывы теперь, когда они вернулись к действительности.
– Я бы никогда добровольно не покинула тебя! Ничего я не желаю больше, чем стать наконец твоей женой!
– Любимая!
Оказалось, так легко упасть в зовущие объятия и утонуть в кобальтово-синих, блестящих глазах. Их губы встретились в страстном поцелуе, который погасил все недоразумения и оставил лишь реальность их любви.
– Господи ты Боже мой! Детка, подумай о его шишках. Тебе придется потерпеть еще пару деньков, пока ты сможешь по-настоящему вскружить ему голову!
– Кэтрин!
Не выпуская свою жену из объятий, Герве Кройд вглядывался в свою старую кормилицу. Хотя с годами она немного располнела, а ее волосы поседели, она осталась такой же энергичной, как и прежде. Он ответил на ее улыбку.
– Благодарю тебя за свет моей жизни.
– Я так и подумала, что ты любишь малютку, – пробурчала женщина растроганно. – Она настоящее сокровище. Пожалуй, она слишком хороша для вас, Уинтэшей, но такой же была еще и ее бедная мать…
– Ты знаешь?
Герве вглядывался в глаза Леоноры.
– Да. Феннимор отдал мне письмо отца. Оно примирило меня с его смертью. Я знаю, что он теперь вновь соединился с моей матерью.
– Что с Фенном? Как он себя чувствует?
– Ему лучше! Но ты должен как можно скорее отправить его в один из этих университетов, чтобы он немножко набрался жизненного опыта. В Уинтэше ему в голову будут приходить только глупые мысли, и он еще больше будет заглядываться на твою жену, за которой он и сейчас уже бегает как дворовая собачонка! – с нажимом констатировала пожилая кормилица. – А теперь кончайте ворковать, тебе нужно спать, мой мальчик, если ты хочешь опять встать на ноги!
Было трудно противостоять такому властному указанию, и Герве неохотно выпустил жену из своих объятий. Он подчинился сильной воле и покорно выпил приготовленное Кэтрин лекарство, согласившись с мыслью, что перед ним и Леонорой была целая жизнь и у них было еще много времени, чтобы сказать слова, которые они до сих пор не решались высказать друг другу. С ощущением поцелуя Леоноры на губах он уснул.
Лорду Уинтэшу с большим трудом удалось как следовать за пространными речами доктора Филдинга, так и понять, что вообще произошло с ним. Он лежал в своей кровати, слабый, как новорожденный, а в его голове стучал кузнечный молот.
– Что… что случилось?
– Я оставляю более подробный рассказ за миледи Уинтэш, милорд. Вы должны беречь себя, и миледи будет следить за этим. Разрешите мне выразить вам свое соболезнование. Это действительно несчастье. Мы навсегда сохраним леди в нашей памяти…
Граф закрыл глаза. Частью, чтобы не слышать слов, частью потому, что та мощь, с которой вновь заработала его память, превратила тупые головные боли в истинные мучения.
Леонора! Доктор Филдинг говорил здесь о Леоноре! Он не успел спасти свою супругу, он пришел слишком поздно, чтобы в этой жизни сказать ей, как сильно он любил ее и нуждался в ней!
– Феннимор, мой брат… Он в безопасности? Я хочу его видеть… Где… где он?
Доктор Филдинг успокаивающим жестом прикоснулся к его плечу.
– Только не волноваться. У молодого человека сильнейший насморк, но он находится в самых надежных руках – миссис Кэтрин. Она энергично поит его своими настойками из целебных трав, и он спешит выздороветь уже из одного инстинкта самосохранения. Вы сами сможете убедиться в этом, как только вам будет немного лучше! В настоящее время велика опасность того, что он заразит вас насморком, а любая дополнительная инфекция была бы для вас рискованна. Сейчас я скажу миледи Уинтэш о том, что вы наконец проснулись. Бедняжка ужасно беспокоилась о вас!
По шороху лорд определил, что врач покинул его спальню, но не стал открывать глаза. В его гудящей от боли голове роились самые дикие мысли. Миледи Уинтэш? Неужели преисподняя извергла обратно Аманду Кройд? Как это могло произойти? Она имела наглость возвратиться в этот дом и играть в нем роль хозяйки? Она, двойная убийца?! Даже тройная, поскольку в какой-то степени ее можно было обвинить и в смерти матери Леоноры!
Черт возьми, почему же он не может пошевелить даже пальцем? Пока он беспомощно лежит, как привязанный, в кровати, он находится полностью во власти Аманды и ее происков!
Как он вернулся в замок? Он помнил, что вытаскивал Фенна из подземного хода, когда над ними уже разбивались первые волны высокого прилива. Почувствовав, наконец, что опасность миновала, он дал мальчику и себе короткую передышку, чтобы прийти в себя.
Герве вспомнил трагически прекрасный восход солнца, свою тоску и неутешное горе, а потом больше ничего не было. Только причудливые сны, лихорадочный бред с жалобными стонами, неисполнимые желания. Лицо Леоноры, озабоченно склонявшееся к нему, когда он мучительно звал ее. Ощущение нежных рук, которые умывали его, клали холодные компрессы, успокаивали. Ласковый голос, отвечавший на его вздохи отчаяния.
Какую дьявольскую шутку сыграла с ним судьба, препоручив заботы и уход за ним именно Аманде! Играла ли она просто со своей жертвой или предполагала, что он будет в этом случае молчать о ее преступлениях?
А доктор Филдинг разве не упомянул миссис Кэтрин? Была ли это действительно Кэтрин Тредайлен? Кормилица, которая воспитала его и утешала после смерти матери, пока леди Аманда не настояла на том, чтобы мальчика отправили к Вейлсам, родителям его матери. Расставание с Кэтрин было самым тяжелым, навсегда оставшимся в памяти переживанием его раннего детства. В сердце Герве матерью была тогда она, и к ней он был привязан со всей любовью и обожанием. Потом на многие годы у него осталось чувство разочарования и непонимания, почему она не защитила его и не оставила у себя.
Как ему стало известно после смерти отца из документов поместья, Кэтрин Тредайлен жила в маленьком домике в Уинтэше, одноименной с замком рыбацкой деревне, расположенной в тени крутых утесов, в непосредственной близости от скалы контрабандистов.
По какой причине она возвратилась в замок? Ей, должно быть, уже далеко за пятьдесят, и то, что Аманда вдруг вновь прибегла к ее услугам по уходу за Феннимором, выглядело слишком странно…
Застонав, он прикрыл глаза тыльной стороной руки. Почему именно сейчас он лежит беспомощно в постели? Был ли Феннимор действительно так сильно простужен, или изолировать его от брата входило в дьявольские планы Аманды?
Легкий щелчок и шелест широких, с многочисленными шуршащими складками женских юбок свидетельствовали о том, что он уже был не в одиночестве. Аманда! Неописуемая ненависть к ней даже вернула его голосу прежнюю силу.
– Уходи! – сказал он хрипло. – Если в твоем порочном теле сохранилась хотя бы искорка чести, тогда уходи. И никогда больше не попадайся мне на глаза! Мне отвратителен твой вид!
Испуганное, подавленное дыхание, в котором чувствовалось что-то очень похожее на всхлипы, услышал он в ответ. Эти жалобные звуки могли бы вызвать сочувствие даже у каменной скалы, но Герве был выше этого. У нее на совести была Леонора!
Почему же она, наконец, не уходит? Нетерпеливо убрал он руку со своего лица и открыл глаза.
В ногах его кровати стояла женщина, но это была не Аманда Кройд! Перед его неверящими глазами маячило видение. Наверное, он грезит, настигнутый новой волной лихорадки.
Облаченная в платье из серо-зеленого шелка, узкий лиф которого не оставлял сомнения в красоте линий ее фигуры и тонкой талии, перед ним стояла элегантная молодая дама, как две капли воды похожая на Леонору. Но такую Леонору он никогда еще не видел.
Пышные локоны были собраны на затылке, а одна блестящая прядь цвета красного дерева вилась по голому плечу. Сочный ограненный изумруд на простой золотой цепочке подчеркивал алебастровую белизну кожи в горизонтальном декольте, которое не скрывало верхнюю часть груди и плеч. Продуманная простота наряда говорила об искусстве портнихи и придавала той, кто его носила, вид законченной леди.
Одно лишь испуганное выражение лица не подходило к ней. Губы ее дрожали, когда она, не спуская с Герве серых широко открытых глаз, стояла, окаменев от его слов, полных презрения. Она не могла выполнить его грубое приказание, потому что ее ноги отказывались идти.
– Леонора, любимая?.. – Хриплый, натужный шепот прозвучал во внезапно наступившей тишине. – Нет, она мертва – она утонула! Аманда убила ее – мне это снится – это призрак, она хочет таким образом окончательно свести меня с ума, эта ведьма!
Глубокий вздох последовал со стороны посетительницы, когда она поняла, что полные ненависти слова, очевидно, относились совсем не к ней.
Медленно на ее устах появилась улыбка, а тепло взгляда сменило испуганное выражение глаз. Леонора подошла на один шаг поближе и взяла в свои руки беспокойную мужскую руку, внутренняя сторона которой все еще была покрыта полученными в скалах ссадинами и порезами, хотя они уже затянулись и наполовину зажили.
– Я не призрак, Герве! Вот, ты же чувствуешь мои пальцы. Я жива и чувствую себя хорошо! Лучше, чем когда-либо прежде…
Граф схватил ее руку, хотя боль при этом пронзила его и отдалась в мозгу. Он попытался выпрямиться, но Леонора другой рукой неожиданно энергично положила его на прежнее место.
– Рассказывай! – потребовал он смущенно, сам совершенно потеряв дар речи от полноты собственных чувств.
Леонора смотрела на сцепленные вместе пальцы, свои и Герве, и чувствовала силу этого прикосновения. Она не делала попыток высвободить свою руку, а, уступив воле Герве, села на край его постели.
– Мне особенно нечего рассказывать, – сказала она тихо, но не запинаясь. – Когда в штольне свет фонаря погас, я впала в панику. Еще ребенком я боялась находиться в темном помещении. Если бы не было такой срочной необходимости позвать на помощь, я никогда бы не вошла в этот проклятый подземный ход. Я почувствовала, что вода поднимается, а еще раньше я успела увидеть, что штольня раздваивается. От страха я полностью потеряла способность ориентироваться. Я просто побежала, и если в каком-то месте натыкалась на стену, то бежала в другом направлении. Думаю, что так прошла целая вечность, и от страха я была близка к сумасшествию. Мне чудилось, что я слышу шум моря, ощущаю, как вода поднимается все выше. Помню, что якричала как безумная, а затем вдруг я увидела свет! Свет и женщину…
– Кого? Аманду?
Граф сделал нетерпеливое движение и был вновь призван к порядку.
– Нет, Кэтрин! Это она сказала мне, конечно, позже. В какой-то момент своего кружения я случайно угодила в тайный проход, которым жители деревни пользовались для выхода к бухте контрабандистов. Как выяснилось, существование этого прохода тщательно сохраняется в тайне, которая известна лишь нескольким семьям рыбаков, и они передают ее из поколения в поколение. Войти в этот переход можно из кладовой дома Кэтрин, и вот почему хозяева Уинтэша передавали этот домик в распоряжение только своим абсолютно преданным, верным слугам. Ты знал об этом?
Кэтрин не только трудолюбивая, но и практичная женщина. Она использует подземный ход как кладовую для припасов. Там прохладно, достаточно влажно, что как раз подходит для хранения зимних сортов яблок. Она услышала мои крики, когда занималась переноской ящиков с яблоками в подземную кладовую. Конец истории прост: взяв фонарь, она пошла на крики и вытащила меня, находившуюся в полубессознательном состоянии, на свет божий.
– Но почему она не послала никого в замок с известием?
Слегка пристыженная, Леонора отвела взгляд. Если она назовет причину, то ей придется рассказать также и о своем недоверии к нему, и о ложном подозрении. Но, возможно, наступил именно тот момент, когда нужно, наконец, сказать всю правду.
– Я… я была совершенно не в себе! В скверном состоянии, невменяемая от пережитого ужаса. Я обожгла руку о горячий фонарь и почти не могла говорить. Кэтрин видела, что я нуждаюсь в помощи, и решила заняться расспросами позже. Она уложила меня в постель, дала мне успокоительное питье, и я уснула. Когда я пришла в себя и смогла разумно говорить, все уже было позади. К тому времени рыбаки уже подобрали найденное на берегу, изуродованное тело леди Аманды, а дети, занимавшиеся поиском раковин, обнаружили тело мисс Биддлс, которая от страха бросилась вниз со скал и разбилась…
– Боже мой…
Герве Кройд смотрел в ясное, прекрасное лицо своей жены, как будто не мог насмотреться.
Леонора покраснела и вновь сосредоточилась на своем рассказе.
– Когда Кэтрин узнала, кто я, она послала кого-то в замок с известием. Феннимор прибыл в деревню. Его сообщение побудило ее к тому, чтобы вернуться вместе со мной. У нее было впечатление, что она нужна сейчас в господском доме. Я просто не могу представить, как бы я пережила прошедшие три дня без ее помощи. Разлаженное домашнее хозяйство, два несчастных случая с трагическим исходом, находящийся в бессознательном состоянии граф, портниха, которую Кэтрин заставляла без отдыха работать, сварливый больной с насморком и мировой судья из поселка Святой Агнессы, задававший крайне неприятные вопросы!
По понятным причинам Герве особенно заинтересовала последняя проблема.
– И как, черт побери, вы оба ответили ему на эти вопросы?
– Мы старались говорить правду, насколько это было возможно. Биддлс разбилась о скалы в приступе помешательства, что, кстати, соответствует действительности. Леди Аманда, которая – это подтверждают все, кто ее знал, – была очень привязана к своей горничной, попыталась удержать ее от безумного поступка и побежала за Биддлс. Об этом говорит порванное утреннее платье, которое было на ней. При попытке остановить Биддлс леди Аманда сама упала в море, а ее горничная смогла выполнить свое первоначальное намерение, бросившись вниз с утеса и разбившись о скалы. Надеясь помочь леди Аманде, которая среди ночи помчалась как фурия за своей горничной, ты также неудачно упал в скалах, но Феннимору удалось вовремя тебя спасти.
Трагическое стечение неблагоприятных обстоятельств. Доктор Филдинг добровольно подтвердил, что здоровье леди Аманды в последнее время оставляло желать много лучшего и что после смерти мужа она была подвержена тяжелым депрессиям. Справиться же с этими состояниями ей помогало только присутствие ее верной горничной. Вчера они обе были погребены в фамильном склепе.
– В фамильном склепе?
Леонора кивнула с явным налетом упрямства.
– Да. Так нам удастся избежать лишних слухов. К тому же она была матерью Феннимора. Ты же не будешь трезвонить на всю округу о том, что в конце жизни у нее повредился рассудок?
– Как ты можешь не испытывать к ней чувства мести? Она посягала на твою жизнь, и только благодаря случайности тебе удалось спастись.
Он заметил, как краска смущения залила щеки Леоноры, и спросил себя, в чем причина. Когда она, наконец, ответила ему, ее голос звучал робко и сбивчиво, так, как это жило в его воспоминаниях.
– Я-я получила т-такое громадное облегчение, к-ког-да узнала, ч-что это она п-посягала на мою жизнь, а не т-ты…
– Я? – На этот раз было невозможно удержать графа в постели. – Почему я?
Румянец на лице Леоноры стал заметнее.
– Ты же не делал тайны из того, что испытываешь отвращение к этому браку. Но несмотря на это, мое приданое очень могло бы пригодиться для разных целей. Деньги для Аманды, для Феннимора, для поддержания усадьбы. Деньги, которые ты бы унаследовал, если бы я отправилась за своим отцом в могилу…
Мужественно встретила она взгляд голубых глаз, выражение которых было настолько необычно, что у нее перехватило дыхание. Его признание окрасило щеки Леоноры пурпуром.
– Леонора! Я был высокомерным глупцом, идиотом, заслуживающим любого наказания, но поверь мне: ни об одном поступке в жизни я не жалел больше, чем о своих идиотских обвинениях после оглашения завещания твоего отца. Нет никакого оправдания тому, что я сказал и сделал тогда, хотя я и никогда не посягал на твою жизнь.
Только одно может оправдать меня. Со дня своего возвращения домой от бабушки и дедушки я почитал свою мачеху. Я восхищался тем, как она переносила презрение отца и не поддавалась никаким издевательствам с его стороны. В ней я видел безвинно преследуемую жертву и верил каждому ее слову, поскольку поступки моего отца, казалось, подтверждали это. Она была моим идеалом, и я надеялся, что когда-нибудь моя супруга будет похожа на нее. Позже, находясь на военной службе, я приезжал в Уинтэш редко, поэтому не составляло труда поддерживать в себе эти иллюзии.
Когда я понял, насколько поврежден был рассудок, скрывавшийся за прекрасным «фасадом» Аманды, было уже поздно! Я знаю, что ты больше не сможешь верить моим словам, но каждый день вновь и вновь я буду доказывать, как сильно я тебя люблю!
– При всем этом смерть от твоей руки я предпочла бы жизни без тебя!
Исключительность этого высказывания, произнесенного самым спокойным тоном, вывела его из равновесия. Неужели возможно, чтобы судьба дала им новый шанс?
– Знаешь ли ты, что ты только что сказала?
Леонора кивнула, хотя сердце у нее было готово выпрыгнуть из груди.
Было нелегко последовать совету Кэтрин. Леонора слышала, как он жалобно звал ее в бреду, но понадобилась большая смелость, чтобы ответить на эти полные тоски призывы теперь, когда они вернулись к действительности.
– Я бы никогда добровольно не покинула тебя! Ничего я не желаю больше, чем стать наконец твоей женой!
– Любимая!
Оказалось, так легко упасть в зовущие объятия и утонуть в кобальтово-синих, блестящих глазах. Их губы встретились в страстном поцелуе, который погасил все недоразумения и оставил лишь реальность их любви.
– Господи ты Боже мой! Детка, подумай о его шишках. Тебе придется потерпеть еще пару деньков, пока ты сможешь по-настоящему вскружить ему голову!
– Кэтрин!
Не выпуская свою жену из объятий, Герве Кройд вглядывался в свою старую кормилицу. Хотя с годами она немного располнела, а ее волосы поседели, она осталась такой же энергичной, как и прежде. Он ответил на ее улыбку.
– Благодарю тебя за свет моей жизни.
– Я так и подумала, что ты любишь малютку, – пробурчала женщина растроганно. – Она настоящее сокровище. Пожалуй, она слишком хороша для вас, Уинтэшей, но такой же была еще и ее бедная мать…
– Ты знаешь?
Герве вглядывался в глаза Леоноры.
– Да. Феннимор отдал мне письмо отца. Оно примирило меня с его смертью. Я знаю, что он теперь вновь соединился с моей матерью.
– Что с Фенном? Как он себя чувствует?
– Ему лучше! Но ты должен как можно скорее отправить его в один из этих университетов, чтобы он немножко набрался жизненного опыта. В Уинтэше ему в голову будут приходить только глупые мысли, и он еще больше будет заглядываться на твою жену, за которой он и сейчас уже бегает как дворовая собачонка! – с нажимом констатировала пожилая кормилица. – А теперь кончайте ворковать, тебе нужно спать, мой мальчик, если ты хочешь опять встать на ноги!
Было трудно противостоять такому властному указанию, и Герве неохотно выпустил жену из своих объятий. Он подчинился сильной воле и покорно выпил приготовленное Кэтрин лекарство, согласившись с мыслью, что перед ним и Леонорой была целая жизнь и у них было еще много времени, чтобы сказать слова, которые они до сих пор не решались высказать друг другу. С ощущением поцелуя Леоноры на губах он уснул.
Глава 17
Сосредоточенно наморщив лоб, Леонора, леди Уинтэш, разглядывала тесные ряды платьев для самых разнообразных случаев. Модистка из поселка Святой Агнессы была очень рада принять Леонору в избранный круг своих клиентов. К тому же, у нее было огромное количество готовых платьев, заказанных одной в высшей степени требовательной в вопросах моды дамой, которая уже никогда не сможет их носить.
Изменить некоторые швы, использовать другую отделку или иные сочетания цветов – и гардероб хозяйки Уинтэша смог бы выдержать конкуренцию с любой из самых модных дам в Лондоне.
Как хорошо, что леди решила раньше времени закончить траур по своему отцу!
Феннимору и Кэтрин пришлось не слишком долго убеждать Леонору в необходимости расширения ее гардероба. Наслаждаясь новым для нее чувством защищенности, которое давала ей любовь Герве, она вдруг стала находить чувственное удовольствие в прекрасной одежде и украшениях, так красиво смотревшихся на ее постройневшей фигуре.
Талии Леоноры уже ничто не угрожало, поскольку огромное хозяйство и требовательный муж, вдоволь наскучавшийся в своей постели больного, не давали ей ни минуты передышки, чтобы она могла вспомнить о своих любимых, но теперь уже излишних сладостях.
Несмотря на все это, сейчас леди Уинтэш искала особенный наряд для важного для нее вечера. Джейн терпеливо ждала поодаль, пока она сделает свой выбор, но была немного разочарована, когда это произошло.
– Старый пеньюар? Почему вы не взяли новый, рубиново-красный, с отделкой из лебяжьего пуха?
Леонора выразительно покачала головой.
– Нет, Джейн, в другой раз. Сегодня я должна надеть этот.
Вздохнув, Джейн сдалась.
– Хорошо, что у вас есть подходящая к нему ночная сорочка.
Она достала из ящика и подала Леоноре тончайшую сорочку из зеленоватого шелкового шифона с серебристым отливом. Круглый глубокий вырез окаймляла серебряная лента, такая же лента удерживала у запястий широкие, драпированные рукава. Вся утонченная обольстительность этой по-монашески простой по покрою сорочки заключалась в прозрачной ткани, нежно облегавшей тело. Никогда она не носила ничего подобного!
Леонора невольно покраснела, когда, надев сорочку, взглянула на себя в зеркало. Быстро накинув шелковый пеньюар, она села перед туалетным столиком, и Джейн начала расчесывать ей волосы.
Предполагала ли горничная, что эта ночь станет, наконец, для Леоноры первой брачной ночью? О том, что девушка понимала это, свидетельствовало, по крайней мере, то, что она, особенно тщательно расчесав, красиво уложила локоны госпожи по плечам и брызнула несколько капель цветочной воды на ее голову.
Но, возможно, Леонора ошибалась. Вполне вероятно, что она неправильно поняла невысказанный призыв в глазах Герве. Лишь сегодня доктор Филдинг разрешил ему, наконец, встать с постели.
Нервно крутила Леонора на пальце туда-сюда свое тяжелое обручальное кольцо. Как это странно, быть замужем уже много недель, не зная реальности брака.
Энергичный стук в дверь между спальнями, до тех пор всегда бывшую запертой, вывел ее из размышлений. Итак, все же!
Поспешно стянув пояс на талии и разрешая Герве войти, Леонора довольно смущенно обернулась к Джейн.
– С-спасибо, ты м-можешь идти, ты мне б-больше не нужна… – прошептала она глухо, побледнев от волнения.
Джейн присела в книксене и с понимающей улыбкой на губах попрощалась. Леонора сжала ладони. Почему же она забыла посоветоваться с Кэтрин? Она бы наверняка объяснила, как ей следовало себя вести, чтобы не разочаровать Герве.
– Прав я или нет, но мне кажется, я вижу страх в твоих глазах? – Леонора почувствовала объятие и нежный жест, которым Герве взял ее за подбородок, чтобы она посмотрела на него. – Не бойся, любимая, я тебя не обижу! Я больше не буду огорчать тебя никогда!
Не обращая внимания на легкое противодействие, он нежно целовал ее лоб, веки, щеки. Эти легкие поцелуи быстро наполнили Леонору таким нетерпением, что она сама обвила руками его шею и жадно потянулась к его рту. После этого всестало совсем просто. Это был танец, в котором шаги и движения получались как бы сами собой.
– Чего тыхочешь добиться, надев это неглиже, – поддразнил ее Герве, который очень хорошо узнал ее наряд. – Ты, видимо, хочешь напомнить мне, что я когда-то был круглым идиотом?
– Нет, не порти воспоминаний. Они очень много для меня значат. Если бы ты тогда не уснул, в тот вечер я отдалась бы тебе, я тебя так сильно любила! – прошептала Леонора и позволила, чтобы он расстегнул пояс и снял с нее пеньюар, проведя руками по ее плечам вниз.
– Ты была как сон, преследовавший меня с тех пор, – виновато признался Герве. – Это должно было быть сном, потому что ты имела все основания меня ненавидеть. То, что ты была готова меня любить без всяких условий, могло быть только чистейшей фантазией!
Он прервал свою речь, и громкий вздох подтвердил то, что он заметил волнующую прозрачность скрытой до этих пор под пеньюаром ночной сорочки.
– Боже мой, ты, наверное, хочешь лишить меня самых малых, скромных остатков рассудка?
– Если это в моей власти…
Долгий и страстный поцелуй, последовавший за этими, произнесенными шепотом, фразами, дал им лишь незначительное облегчение охватившего их чувственного желания. При этом Леонора сделала для себя интересное открытие, что на ее муже под халатом ничего не было и что его сильное мужское тело имело ряд выдающихся и многообещающих особенностей.
Поскольку в то же самое время Герве открыл для себя маленькую тайну узкой серебряной тесьмы, скреплявшей декольте ее сорочки, то тонкая, как паутинка, легкая, как мимолетная ласка, ткань тотчас соскользнула с нее. Подобное безукоризненной статуе, мерцало ее белоснежное тело в свете свечей.
Недобровольная диета придала телу Леоноры благородство форм и соразмерность пропорций мраморной статуи. Длинные стройные ноги, завершающиеся привлекательной линией бедра и плоским животом. Груди, хотя и уменьшившиеся, но поражавшие соблазнительной округлостью формы, были увенчаны двумя твердыми коралловыми бутонами.
Гордо и без притворного стыда молодая женщина позволила мужу любоваться этой картиной. Но когда он заметил мимолетную дрожь, пробежавшую по ее коже, то нежно взял ее на руки и отнес на ожидавшую их постель.
– Не следует ли тебе погасить свет, – выдохнула Леонора смущенно, одновременно любуясь его атлетическим сложением.
– О нет! – Герве наклонился, чтобы поцеловать розовые жемчужины ее грудей. – О нет, – повторил он, когда она безуспешно пыталась подавить свой страстный стон и ощущала его теплое дыхание на чувствительных к ласке сосках. – Разве ты не говорила, что боишься темноты? А я ненавижу темноту, потому что она крадет у меня возможность любоваться тобой. Ты так прекрасна, Леонора! Это самое прекрасное зрелище, о котором может мечтать мужчина. Знаешь ли ты об этом?
На эти слова существовал лишь один ответ, и Леонора дала его с такой готовностью и страстью, что даже боль, которая поневоле сопровождала первое соединение, вызвала у нее только небольшую задержку дыхания, прежде чем она испытала наивысший восторг в объятиях своего мужа.
– Я люблю тебя, Герве! – вздохнула она много позже, усталая и очень счастливая, и потерлась щекой о жестковатые завитки на груди мужа, слушая, как бьется его сердце.
– Мне хотелось бы верить, что это так, – отвечал он ей. – Мне было бы крайне неприятно, если бы мать моих наследников меня ненавидела!
Леонора подняла голову и встретилась глазами с Герве.
– Ты думаешь, что мы уже… Б-было бы возможно, что…
Она смущенно замолчала.
Граф усмехнулся и с чувственным удовольствием погладил ее голую спину и соблазнительную выпуклость пониже.
– Ты спрашиваешь, удалось ли уже нам справиться с этим делом? Не имею представления, сердце мое, но мы будем пытаться до тех пор, пока это не станет тебе окончательно ясно. И еще много лет после этого. Даю тебе торжественное обещание!
– Как чудесно… – промурлыкала Леонора и прихватила своими мягкими губами тот кусочек его кожи, который был ближе. – А когда ты приступишь к следующей попытке?
Изменить некоторые швы, использовать другую отделку или иные сочетания цветов – и гардероб хозяйки Уинтэша смог бы выдержать конкуренцию с любой из самых модных дам в Лондоне.
Как хорошо, что леди решила раньше времени закончить траур по своему отцу!
Феннимору и Кэтрин пришлось не слишком долго убеждать Леонору в необходимости расширения ее гардероба. Наслаждаясь новым для нее чувством защищенности, которое давала ей любовь Герве, она вдруг стала находить чувственное удовольствие в прекрасной одежде и украшениях, так красиво смотревшихся на ее постройневшей фигуре.
Талии Леоноры уже ничто не угрожало, поскольку огромное хозяйство и требовательный муж, вдоволь наскучавшийся в своей постели больного, не давали ей ни минуты передышки, чтобы она могла вспомнить о своих любимых, но теперь уже излишних сладостях.
Несмотря на все это, сейчас леди Уинтэш искала особенный наряд для важного для нее вечера. Джейн терпеливо ждала поодаль, пока она сделает свой выбор, но была немного разочарована, когда это произошло.
– Старый пеньюар? Почему вы не взяли новый, рубиново-красный, с отделкой из лебяжьего пуха?
Леонора выразительно покачала головой.
– Нет, Джейн, в другой раз. Сегодня я должна надеть этот.
Вздохнув, Джейн сдалась.
– Хорошо, что у вас есть подходящая к нему ночная сорочка.
Она достала из ящика и подала Леоноре тончайшую сорочку из зеленоватого шелкового шифона с серебристым отливом. Круглый глубокий вырез окаймляла серебряная лента, такая же лента удерживала у запястий широкие, драпированные рукава. Вся утонченная обольстительность этой по-монашески простой по покрою сорочки заключалась в прозрачной ткани, нежно облегавшей тело. Никогда она не носила ничего подобного!
Леонора невольно покраснела, когда, надев сорочку, взглянула на себя в зеркало. Быстро накинув шелковый пеньюар, она села перед туалетным столиком, и Джейн начала расчесывать ей волосы.
Предполагала ли горничная, что эта ночь станет, наконец, для Леоноры первой брачной ночью? О том, что девушка понимала это, свидетельствовало, по крайней мере, то, что она, особенно тщательно расчесав, красиво уложила локоны госпожи по плечам и брызнула несколько капель цветочной воды на ее голову.
Но, возможно, Леонора ошибалась. Вполне вероятно, что она неправильно поняла невысказанный призыв в глазах Герве. Лишь сегодня доктор Филдинг разрешил ему, наконец, встать с постели.
Нервно крутила Леонора на пальце туда-сюда свое тяжелое обручальное кольцо. Как это странно, быть замужем уже много недель, не зная реальности брака.
Энергичный стук в дверь между спальнями, до тех пор всегда бывшую запертой, вывел ее из размышлений. Итак, все же!
Поспешно стянув пояс на талии и разрешая Герве войти, Леонора довольно смущенно обернулась к Джейн.
– С-спасибо, ты м-можешь идти, ты мне б-больше не нужна… – прошептала она глухо, побледнев от волнения.
Джейн присела в книксене и с понимающей улыбкой на губах попрощалась. Леонора сжала ладони. Почему же она забыла посоветоваться с Кэтрин? Она бы наверняка объяснила, как ей следовало себя вести, чтобы не разочаровать Герве.
– Прав я или нет, но мне кажется, я вижу страх в твоих глазах? – Леонора почувствовала объятие и нежный жест, которым Герве взял ее за подбородок, чтобы она посмотрела на него. – Не бойся, любимая, я тебя не обижу! Я больше не буду огорчать тебя никогда!
Не обращая внимания на легкое противодействие, он нежно целовал ее лоб, веки, щеки. Эти легкие поцелуи быстро наполнили Леонору таким нетерпением, что она сама обвила руками его шею и жадно потянулась к его рту. После этого всестало совсем просто. Это был танец, в котором шаги и движения получались как бы сами собой.
– Чего тыхочешь добиться, надев это неглиже, – поддразнил ее Герве, который очень хорошо узнал ее наряд. – Ты, видимо, хочешь напомнить мне, что я когда-то был круглым идиотом?
– Нет, не порти воспоминаний. Они очень много для меня значат. Если бы ты тогда не уснул, в тот вечер я отдалась бы тебе, я тебя так сильно любила! – прошептала Леонора и позволила, чтобы он расстегнул пояс и снял с нее пеньюар, проведя руками по ее плечам вниз.
– Ты была как сон, преследовавший меня с тех пор, – виновато признался Герве. – Это должно было быть сном, потому что ты имела все основания меня ненавидеть. То, что ты была готова меня любить без всяких условий, могло быть только чистейшей фантазией!
Он прервал свою речь, и громкий вздох подтвердил то, что он заметил волнующую прозрачность скрытой до этих пор под пеньюаром ночной сорочки.
– Боже мой, ты, наверное, хочешь лишить меня самых малых, скромных остатков рассудка?
– Если это в моей власти…
Долгий и страстный поцелуй, последовавший за этими, произнесенными шепотом, фразами, дал им лишь незначительное облегчение охватившего их чувственного желания. При этом Леонора сделала для себя интересное открытие, что на ее муже под халатом ничего не было и что его сильное мужское тело имело ряд выдающихся и многообещающих особенностей.
Поскольку в то же самое время Герве открыл для себя маленькую тайну узкой серебряной тесьмы, скреплявшей декольте ее сорочки, то тонкая, как паутинка, легкая, как мимолетная ласка, ткань тотчас соскользнула с нее. Подобное безукоризненной статуе, мерцало ее белоснежное тело в свете свечей.
Недобровольная диета придала телу Леоноры благородство форм и соразмерность пропорций мраморной статуи. Длинные стройные ноги, завершающиеся привлекательной линией бедра и плоским животом. Груди, хотя и уменьшившиеся, но поражавшие соблазнительной округлостью формы, были увенчаны двумя твердыми коралловыми бутонами.
Гордо и без притворного стыда молодая женщина позволила мужу любоваться этой картиной. Но когда он заметил мимолетную дрожь, пробежавшую по ее коже, то нежно взял ее на руки и отнес на ожидавшую их постель.
– Не следует ли тебе погасить свет, – выдохнула Леонора смущенно, одновременно любуясь его атлетическим сложением.
– О нет! – Герве наклонился, чтобы поцеловать розовые жемчужины ее грудей. – О нет, – повторил он, когда она безуспешно пыталась подавить свой страстный стон и ощущала его теплое дыхание на чувствительных к ласке сосках. – Разве ты не говорила, что боишься темноты? А я ненавижу темноту, потому что она крадет у меня возможность любоваться тобой. Ты так прекрасна, Леонора! Это самое прекрасное зрелище, о котором может мечтать мужчина. Знаешь ли ты об этом?
На эти слова существовал лишь один ответ, и Леонора дала его с такой готовностью и страстью, что даже боль, которая поневоле сопровождала первое соединение, вызвала у нее только небольшую задержку дыхания, прежде чем она испытала наивысший восторг в объятиях своего мужа.
– Я люблю тебя, Герве! – вздохнула она много позже, усталая и очень счастливая, и потерлась щекой о жестковатые завитки на груди мужа, слушая, как бьется его сердце.
– Мне хотелось бы верить, что это так, – отвечал он ей. – Мне было бы крайне неприятно, если бы мать моих наследников меня ненавидела!
Леонора подняла голову и встретилась глазами с Герве.
– Ты думаешь, что мы уже… Б-было бы возможно, что…
Она смущенно замолчала.
Граф усмехнулся и с чувственным удовольствием погладил ее голую спину и соблазнительную выпуклость пониже.
– Ты спрашиваешь, удалось ли уже нам справиться с этим делом? Не имею представления, сердце мое, но мы будем пытаться до тех пор, пока это не станет тебе окончательно ясно. И еще много лет после этого. Даю тебе торжественное обещание!
– Как чудесно… – промурлыкала Леонора и прихватила своими мягкими губами тот кусочек его кожи, который был ближе. – А когда ты приступишь к следующей попытке?