Страница:
Благодаря урокам миссис Пикок, которая была не только превосходной поварихой, но и добросовестной экономкой, Леонора заметила скрытые пятна от сырости на тяжелых бархатных портьерах. Она видела, что потемневшие картины в фамильной галерее требовали ухода и что удачно поставленные шкафчики в дамском салоне скрывали потертости на ковре. Наслоения пыли на неиспользуемой мебели говорили о том, что у леди Аманды не было сил или желания почаще и понастойчивей одергивать своих слуг.
Ну, что касается этого, то с неряшливостью в замке Уинтэш будет скоро покончено!
Рассеянно отправляя в рот одно земляничное пирожное за другим, Леонора впервые в жизни погрузилась в романтические мечты, насколько это позволял ее здравый рассудок. Конечно, граф казался холодным и скрытным человеком, но, когда они будут жить вместе и если ей удастся превратить этот запущенный мавзолей в настоящий дом, неужели он не будет благодарен ей? Может быть, им когда-нибудь удастся прийти к дружескому, основанному на взаимной симпатии союзу? Конечно, девушка с такой внешностью, как у нее, не может рассчитывать на страсть и любовные клятвы, но…
– Мой дорогой мистер Эпуорт, вам нехорошо? Не желаете ли вы на какой-то момент удалиться?
Леонора вздрогнула. Хотя испуганный вопрос леди Аманды относился не к ней, а к ее отцу, сидевшему справа от Леоноры, озабоченный тон вопроса разрушил ее иллюзии.
Действительно, ее отец явно с напряжением хватал воздух ртом. Обычно несколько красноватое лицо его приобрело пугающий бледно-сероватый оттенок. Он непроизвольно хватался за пуговицы своего жилета, безуспешно пытаясь облегчить свое состояние.
Леди Аманда смотрела на него со страхом, не пытаясь, однако, ему помочь. Леонора также медлила. Мистер Эпуорт не одобрял, когда его, как он выражался, «опекали бабы». И лишь лорд Уинтэш, которому были неведомы подобные сомнения, решительно отодвинул свое кресло и, быстро идя к купцу, призвал на помощь доктора Филдинга.
Но они оба опоздали. Когда они попытались поддержать отца Леоноры, чтобы он мог уйти и прилечь в салоне на кушетку, этот крупный мужчина со стоном обмяк в руках у врача. В последний момент доктору все же удалось воспрепятствовать тому, чтобы он упал лицом вперед прямо в свою тарелку.
Внезапно все разговоры замерли. Все внимание устремилось на Роланда Эпуорта, который в неестественной позе осел между подлокотниками мягкого стула.
Его неподвижный взгляд был устремлен на резной, с красно-золотой отделкой фамильный герб Уинтэшей, обрамленный с двух сторон историческими щитами и висевший над камином на торцевой стене комнаты.
Леонора никак не могла осознать то, что ее разум уже зарегистрировал как свершившийся факт. Ее отец боролся за свою жизнь! Нет, он не может оставить ее одну!
– Отец! Отец, что с тобой?
Впервые Герве Кройд осознанно посмотрел на свою молодую жену, не отводя сразу же взгляда. Тяжелое великолепие свадебного платья душило ее, а сейчас, когда щеки новобрачной приобрели тот же оттенок слоновой кости, что и вуаль, еще больше чем прежде. Только темные зрачки светлых глаз жили на ее лице.
Держа руку перед открытым в ужасе ртом, Леонора вскочила, и грохот падающего позади нее стула лишь теперь, с опозданием, достиг его ушей. Герве распрямил свои плечи и отпустил запястье, на котором только что проверял пульс.
Доктор Филдинг тоже не мог ничего поделать. Он с сожалением покачал головой.
– Мне очень жаль, миледи. Ваш отец скончался! По всей видимости, это был внезапный, трагичный сердечный приступ. Очень часто мужчины его склада не обращают внимания на тревожные симптомы заболевания сердца. Понятное волнение от этой свадьбы, вероятно, оказалось слишком сильным для него…
«Но мой отец не болен! – пронеслось в голове у Леоноры. – Он не болел ни одного дня в своей жизни!» Она хотела громко прокричать эти слова, протестуя; сделать так, как будто ничего не случилось, но с ее дрожащих губ не слетело ни звука.
– Умер! Вы уверены, доктор? О, Боже мой, какое горе! – Слова леди Аманды прозвучали одним вздохом ужаса.
Позднее, когда Леонора вспоминала об этой нереальной сцене, она больше всего удивлялась тому, что виконт Февершем, сидевший рядом со своей матерью, не пошевелил и пальцем, чтобы поддержать ее. Феннимор сидел и смотрел с интересом наблюдателя, как похожая на яркую райскую птицу, она самым грациозным образом упала в обморок. Леонора охотно сделала бы то же самое.
Глава 2
Глава 3
Ну, что касается этого, то с неряшливостью в замке Уинтэш будет скоро покончено!
Рассеянно отправляя в рот одно земляничное пирожное за другим, Леонора впервые в жизни погрузилась в романтические мечты, насколько это позволял ее здравый рассудок. Конечно, граф казался холодным и скрытным человеком, но, когда они будут жить вместе и если ей удастся превратить этот запущенный мавзолей в настоящий дом, неужели он не будет благодарен ей? Может быть, им когда-нибудь удастся прийти к дружескому, основанному на взаимной симпатии союзу? Конечно, девушка с такой внешностью, как у нее, не может рассчитывать на страсть и любовные клятвы, но…
– Мой дорогой мистер Эпуорт, вам нехорошо? Не желаете ли вы на какой-то момент удалиться?
Леонора вздрогнула. Хотя испуганный вопрос леди Аманды относился не к ней, а к ее отцу, сидевшему справа от Леоноры, озабоченный тон вопроса разрушил ее иллюзии.
Действительно, ее отец явно с напряжением хватал воздух ртом. Обычно несколько красноватое лицо его приобрело пугающий бледно-сероватый оттенок. Он непроизвольно хватался за пуговицы своего жилета, безуспешно пытаясь облегчить свое состояние.
Леди Аманда смотрела на него со страхом, не пытаясь, однако, ему помочь. Леонора также медлила. Мистер Эпуорт не одобрял, когда его, как он выражался, «опекали бабы». И лишь лорд Уинтэш, которому были неведомы подобные сомнения, решительно отодвинул свое кресло и, быстро идя к купцу, призвал на помощь доктора Филдинга.
Но они оба опоздали. Когда они попытались поддержать отца Леоноры, чтобы он мог уйти и прилечь в салоне на кушетку, этот крупный мужчина со стоном обмяк в руках у врача. В последний момент доктору все же удалось воспрепятствовать тому, чтобы он упал лицом вперед прямо в свою тарелку.
Внезапно все разговоры замерли. Все внимание устремилось на Роланда Эпуорта, который в неестественной позе осел между подлокотниками мягкого стула.
Его неподвижный взгляд был устремлен на резной, с красно-золотой отделкой фамильный герб Уинтэшей, обрамленный с двух сторон историческими щитами и висевший над камином на торцевой стене комнаты.
Леонора никак не могла осознать то, что ее разум уже зарегистрировал как свершившийся факт. Ее отец боролся за свою жизнь! Нет, он не может оставить ее одну!
– Отец! Отец, что с тобой?
Впервые Герве Кройд осознанно посмотрел на свою молодую жену, не отводя сразу же взгляда. Тяжелое великолепие свадебного платья душило ее, а сейчас, когда щеки новобрачной приобрели тот же оттенок слоновой кости, что и вуаль, еще больше чем прежде. Только темные зрачки светлых глаз жили на ее лице.
Держа руку перед открытым в ужасе ртом, Леонора вскочила, и грохот падающего позади нее стула лишь теперь, с опозданием, достиг его ушей. Герве распрямил свои плечи и отпустил запястье, на котором только что проверял пульс.
Доктор Филдинг тоже не мог ничего поделать. Он с сожалением покачал головой.
– Мне очень жаль, миледи. Ваш отец скончался! По всей видимости, это был внезапный, трагичный сердечный приступ. Очень часто мужчины его склада не обращают внимания на тревожные симптомы заболевания сердца. Понятное волнение от этой свадьбы, вероятно, оказалось слишком сильным для него…
«Но мой отец не болен! – пронеслось в голове у Леоноры. – Он не болел ни одного дня в своей жизни!» Она хотела громко прокричать эти слова, протестуя; сделать так, как будто ничего не случилось, но с ее дрожащих губ не слетело ни звука.
– Умер! Вы уверены, доктор? О, Боже мой, какое горе! – Слова леди Аманды прозвучали одним вздохом ужаса.
Позднее, когда Леонора вспоминала об этой нереальной сцене, она больше всего удивлялась тому, что виконт Февершем, сидевший рядом со своей матерью, не пошевелил и пальцем, чтобы поддержать ее. Феннимор сидел и смотрел с интересом наблюдателя, как похожая на яркую райскую птицу, она самым грациозным образом упала в обморок. Леонора охотно сделала бы то же самое.
Глава 2
– Доброе утро, миледи!
Радостное приветствие, с которым Джейн поставила утреннюю чашку чая на маленький столик рядом с впечатляющих размеров резной кроватью, находилось в резком противоречии с чувствами, которые испытывала этим утром Леонора Кройд, молодая леди Уинтэш. Она спала плохо. Лишь незадолго до восхода солнца она наконец погрузилась в неспокойную, легкую дремоту, то и дело прерывавшуюся неприятными сновидениями.
Несмотря на это, воспитывавшаяся в течение многих лет в строгости, она научилась подавлять свои эмоции. Что же ей еще оставалось? Никто не интересовался тем, что она думала. Даже ее собственный муж. И опять она вернулась именно к теме, не дававшей ей спать в прошлую ночь.
Герве Кройд, граф Уинтэш. Ее законный супруг. Только обручальное кольцо на руке свидетельствовало о том, что ни бракосочетание, ни последующие страшные события не были сном.
Прошло пять дней с того момента, когда Роланд Эпуорт нашел свой последний приют на кладбище Святой Агнессы. Застенчивая просьба Леоноры дать отцу место в склепе графов Уинтэш была холодно и по-деловому отклонена Герве.
– Семейный склеп предусмотрен только для членов семьи, – пояснил он. – Несмотря на наш брак, я не отношу к ней мистера Эпуорта.
Так и похоронили ее отца на кладбище Святой Агнессы. Поскольку летняя погода требовала быстрого погребения и к тому же не было родственников, кроме Леоноры, которым следовало сообщить о его кончине, это была скорая, простая церемония, а немного тепла и утешения придали ей лишь участливые слова священника, который сам был свидетелем смерти ее отца.
Стоя рядом со своим супругом, закутанная в черную вуаль, Леонора чувствовала себя такой одинокой и покинутой, что ей стоило немалого мужества сдержать слезы. К своему стыду, она должна была признать, что эти слезы были в меньшей степени по отцу, чем по себе самой.
Ее отношения с отцом были похожи на отношения дрессированной собачки с ее хозяином. За безоговорочное повиновение, прилежание и усердие, которых он от нее ожидал как нечто само собой разумеющегося, она получала взамен крышу над головой, одежду и пищу. В этих расчетах не было места привязанности, любви и нежности. Но, несмотря на это, ей все же не хватало отца.
– Какое платье приготовить миледи? – спросила Джейн, нарушив ее размышления.
– Другое черное… – пробормотала Леонора и пригубила чай.
– Вероятно, будет жарко, миледи! – предупредила ее горничная. – На небе не видно ни облачка…
– Вероятно… – повторила Леонора почти неслышно, не меняя своего распоряжения.
Что бы она ни чувствовала, внешне она должна всегда быть в форме. К тому же Леонора вспомнила сейчас о том, что сэр Бэзил назначил на сегодняшний день вскрытие завещания ее отца. Интересно, что она лишь при данных обстоятельствах узнала о том, что поверенный ее отца был также и поверенным семьи Уинтэш.
Джейн, которая была произведена из гладильщиц в горничные новой леди Уинтэш, сожалела о ее решении. Она, конечно, понимала, что смерть мистера Эпуорта вынуждала молодую женщину в такой прекрасный день облачиться в черное шерстяное платье, но все ее восприятие цвета и красоты восставало против этого.
Хотя Джейн и получила желанное для себя место, но гардероб миледи мог привести в отчаяние даже самую умелую горничную. Выдержанный в неинтересных, чаще всего темных тонах, он отличался прежде всего заметным недостатком модного шика. Это были солидные, практичные платья, не украшенные ни вышивкой, ни лентами. Старомодные и элегантные, они совершенно не подходили молодой, недавно вышедшей замуж женщине. Если бы она подумала о шуршащих бальных платьях из блестящей тафты и шелка с позументом, которые носила леди Аманда…
Мысли Леоноры в этот момент также вращались вокруг мачехи ее супруга. Два десятка лет назад она вышла замуж за овдовевшего графа Уинтэша. Семнадцатилетний Феннимор был единственным ребенком, родившимся в этом браке. Первая жена десятого графа умерла через несколько лет после рождения наследника. Граф женился, вероятно, потому, что ребенку была нужна мать.
Подробности были ей неизвестны. Леонора могла бы спросить об этом своего мужа, но она видела его только во время совместных трапез. Застольные разговоры вращались вокруг общих тем, и если даже она имела свое мнение по какому-то вопросу, то все равно не решалась открыть рот в присутствии мужа.
Вначале, после шока, вызванного смертью отца, молодая леди Уинтэш сочла проявлением чуткости и такта то, что супруг не приблизился к ней в первую брачную ночь. Но проходил вечер за вечером, а Герве Кройд не делил с ней огромное ложе, где появились на свет все наследники графов Уинтэш, и она волей-неволей спрашивала себя, не было ли другой причины его сдержанности.
Втайне возмущаясь унижающим человеческое достоинство обычаем выдавать девушку замуж против ее воли, Леонора постоянно утешала себя мыслью о будущих детях. По крайней мере детям она могла бы подарить всю свою любовь и нежность, в которых до сих пор никто особенно не нуждался.
Даже такой оберегаемой от всего девушке, как Леонора, было ясно, что для этой цели требовалось больше, чем ежедневные обеды вместе с супругом.
Почему же Герве Кройд избегал быть с ней наедине? Отчего он полностью игнорировал ее существование? И почему, черт возьми, ей не хватало мужества просто спросить его об этом? Неужели она действительно такой уж трусливый заяц?
На этот вопрос Леонора без промедления могла ответить «да». Приводившая ее в робость при каждой встрече красота мужа подтверждала еще и еще раз неравенство их союза. Хотя Леонора никогда не вращалась в высших кругах Лондона, но она была уверена, что такой мужчина, как Герве, мог сделать свой выбор среди самых красивых и богатых наследниц из высшего общества.
Задумчиво вгляделась Леонора в свое отражение в зеркале, в то время как Джейн старалась собрать всю массу ее тяжелых волос цвета красного дерева в пуританский узел на затылке, ее каждодневную прическу.
В общем, она выглядела нормально. Правильный овал лица, маленький прямой нос, рот с несколько полной нижней губой, дугообразные брови и, наконец, глаза, о которых было трудно сказать, были ли они серые, голубые или просто прозрачные. Ничем не примечательное лицо, круглые щеки которого так же, как и полная талия, демонстрировали ее любовь к сладкому.
Никакого сравнения с изысканными чертами леди Аманды, которая еще сильнее подчеркивала свои природные достоинства с помощью таинственных баночек с кремами и другими косметическими средствами.
Она, Леонора, к сожалению, не относилась к женщинам, которые могли положиться на свою внешность, если речь шла о том, чтобы удержать равнодушного мужа. Что же ей оставалось делать?
– У вас прекрасные волосы, миледи, – болтала Джейн, занимаясь ее прической. – Очень жаль, что вы их прячете. Как вы отнесетесь к тому, если я подколю на затылке только верхнюю часть волос?
– Глупости, – отвечала Леонора сухо. – Я ношу так всегда. Так удобнее…
От такого отсутствия тщеславия Джейн лишилась дара речи.
Немного позже Леонора спускалась вниз по широкой деревянной лестнице, которая соединяла комнаты графа с большим холлом. Дверь в комнату для завтрака была полуоткрыта, и беззаботный голос Феннимора был хорошо слышен снаружи.
– Боже мой, Гер, при следующем грозовом дожде всю твою конюшню просто затопит. Сейчас самое время сказать кровельщику о починке крыши, и – между нами – я был бы тебе чрезвычайно благодарен, если бы ты, наконец, принял решение относительно оплаты за мое обучение в Оксфорде. Я бы мог записаться уже на следующую зиму…
Леонора непроизвольно замедлила шаг.
Итак, вот почему Феннимор скучает в Уинтэше, вместо того чтобы, как это принято в их кругу, сидеть на студенческой скамье. Ей нравился Феннимор, он был единственным во всей семье, кто, по крайней мере, замечал ее существование.
– Как любезно с твоей стороны, мой милый, что ты не отказываешь себе в том, чтобы давать мне советы. Будь уверен, что я сделаю все, что в моих силах!
– Боже милосердный, Гер! Тебе уже кто-нибудь когда-то говорил, что ты бессердечный и холодный, как лед?
– Если я правильно припоминаю, мой маленький брат. Позавчера…
Смех Фенна разрядил напряженную ситуацию, и Леонора ощутила горячее желание так же свободно и естественно говорить со своим мужем, как это делал он. В присутствии мужа ее обычная застенчивость постепенно превратилась в парализующую робость. У нее подкашивались ноги при мысли о том, что сейчас она должна оказаться напротив него.
Теперешнее положение давало Леоноре не только возможность все слышать, но и машинально замечать почти незаметное запустение, царящее в красивом старом доме.
Свет воскресного утра, проникавший сквозь расположенные по обеим сторонам входной двери узкие, высотой почти до потолка, с решетчатыми переплетами окна, безжалостно обнажал наслоения пыли на рамах картин, мебели и портьерах. Даже когда-то великолепный восточный ковер на полу из квадратных мраморных плит уже потерял былую свежесть красок.
Леонора рассеянно прищурила глаза. Наверное, месяцы, а может быть, даже годы прошли с тех пор, как обслуживающий персонал прекратил добросовестно выполнять свои обязанности.
Она энергично подобрала свои юбки. Как бы ее супруг ни относился к ней, леди Аманда ясно дала понять в день свадьбы, что разрешает ей заниматься домашним хозяйством. Сразу же после завтрака она этим и займется.
Окрыленная своими планами, Леонора наконец спустилась по лестнице и более быстрым шагом, чем обычно, вошла в маленький, окнами в сад, салон, где Кройды обычно завтракали. Фенн, который как раз накладывал себе на тарелку жареные почки с подогретого блюда, стоявшего на сервировочном столе, удивленно поднял брови. Затем, быстро опомнившись, поздоровался с ней:
– С добрым, прекрасным утром, Леонора!
Лишь теперь лорд Уинтэш внимательно посмотрел на свою супругу. Он присоединился к приветствию своего сводного брата, но его голос звучал так отчужденно и холодно, что воодушевление Леоноры тут же угасло, и ее ответ, как обычно, был еле слышен. Однако он подвинул ей стул прежде, чем подошел дворецкий. С дрожащими коленками она села к столу.
– Как замечательно, что наконец есть особа женского пола, которая составит нам компанию за завтраком! – сказал Феннимор с улыбкой и отставил свою тарелку. – Что тебе положить? Я могу рекомендовать тебе почки, а от яичницы лучше воздержаться. Добрейший мсье Филипп, которого папа в прошлом году назначил властителем нашей кухни, говорят, знает все о его родных французских блюдах, но обыкновенная яичница по неизвестной мне причине не удается ему никогда!
Леонора что-то пробормотала, что ее молодой деверь воспринял как согласие. Он наполнил подогретую тарелку, и перед юной леди оказалась порция, которая ужаснула бы ее и в том случае, если бы она любила это блюдо. Так как Леонора не отважилась выразить слишком запоздалую антипатию, то, сделав усилие над собой, она подцепила вилкой несколько пропитанных соусом кусочков и заставила себя жевать.
Герве Кройд бросил на нее взгляд, который выдавал с трудом скрываемое раздражение.
– Если тебе не нравится кушанье, то ты не обязана его есть, – сухо прокомментировал он ее ясно заметное отвращение. – Ты хозяйка этого дома. В твоей власти выгнать повара…
– Боже мой, нет… – Вилка Леоноры звякнула о фарфоровую тарелку. – Я бы никогда… я имею в виду… почки очень вкусные, если… о, если бы я их любила…
– Может быть, тебе следовало просто ответить отрицательно на предложение Фенна?
Леоноре показалось, что она слышит явную насмешку в словах мужа. Она покраснела и только от смущения продолжала есть. Никто же не может ожидать, что она станет отвечать с полным ртом – или?..
Лорд Уинтэш смерил плотную фигуру в черном платье взглядом, в котором соединялись подавляемые снисходительность, презрение и с трудом сохраняемая вежливость. Он не давал себе труда выяснить, была ли его супруга только робкой или обладала очень скромными умственными способностями. По его мнению, единственно примечательным в ней был ее аппетит.
Само по себе ему на ум пришло сравнение с леди Амандой, которая по утрам употребляла не более одной чашки чая и нескольких кусочков тоста. Ей, очевидно, никогда бы не пришло в голову кроме порции почек съесть еще три булочки с изюмом и несколько кусков пирога. Неудивительно, что Леонора больше была похожа на бочку в черном платье или на ворону, чем на молодую женщину.
В своем темном одеянии она казалась жертвой, которую Герве был готов принести ради графства Уинтэш.
– Тебе уже лучше? – спросил в этот момент Феннимор, чувства которого разрывались между привязанностью к старшему брату и непроизвольным сочувствием Леоноре.
Чтобы не поставить ее опять в неловкое положение, он искал тему для разговора, в котором мог избежать ошибки и одновременно дать понять, что симпатизирует ей.
– Видимо, для тебя внезапная смерть отца была ужасным шоком? Он давно был болен?
– Нет, – пробормотала Леонора тихо, глядя вниз на скатерть из дамаста. – Он никогда не позволял себе уступать подобной слабости. Это был мужчина, который вполне владел собой и ожидал того же от других. Ни боль, ни радость не могли затронуть его или заставить отказаться от своей цели. Я все еще не в состоянии понять, что он умер.
Феннимор был озадачен этим неожиданно равнодушным ответом и не придал значения тому, что это была самая длинная связная речь из тех, что он до сих пор слышал от своей молчаливой невестки. Он посмотрел на Герве, но тот, отложив в сторону салфетку, отодвинул свой стул и сказал, прощаясь:
– Извините меня.
И затем, обратившись к супруге:
– Сэр Бэзил ждет нас в десять в библиотеке. Он намерен огласить завещание твоего отца, пожалуйста, не опаздывай.
Леонора молча кивнула и раскрошила между пальцами кусочек пирога, поданного к чаю. Что касается приказов, отдаваемых резким, холодным тоном, то в этой области ее супруг превзошел даже ее отца. Лишь Фенн увидел, что Леонора незаметно сжала губы и заморгала, как бы борясь с набегающими слезами. Ему было жаль ее, и после того, как Герве вышел из комнаты, он вновь попытался вывести ее из состояния замкнутости.
– Хочешь, после завтрака я покажу тебе дом? – предложил он ей. – Ты до сих пор не выходила из своих покоев. Может быть, боишься заблудиться? Это неудивительно, ведь кажется, что наши многоуважаемые предки поставили перед собой цель соорудить настоящий лабиринт из стен и камней. Перед тобой стоит великий знаток всех тайных ходов и заброшенных флигелей замка! Ну как, есть у тебя желание?
Невозможно было сопротивляться озорному юношескому обаянию, которым было проникнуто приглашение виконта Февершема. Смесь непринужденной жизнерадостности и участливого расположения к ней обезоружила Леонору и заставила ее рассмеяться.
– Согласна, – кивнула она и отодвинула от себя тарелку с остатками пирога.
Голод ее вдруг пропал, и она вспомнила о своих недавних намерениях. Не помешает получше познакомиться с замком, прежде чем она начнет преобразовывать Уинтэш в ухоженный дом, о котором мечтала. Ей было приятно, что у нее появилась цель, единственное, что могло отвлечь от мыслей о том, как относится к ней супруг.
Радостное приветствие, с которым Джейн поставила утреннюю чашку чая на маленький столик рядом с впечатляющих размеров резной кроватью, находилось в резком противоречии с чувствами, которые испытывала этим утром Леонора Кройд, молодая леди Уинтэш. Она спала плохо. Лишь незадолго до восхода солнца она наконец погрузилась в неспокойную, легкую дремоту, то и дело прерывавшуюся неприятными сновидениями.
Несмотря на это, воспитывавшаяся в течение многих лет в строгости, она научилась подавлять свои эмоции. Что же ей еще оставалось? Никто не интересовался тем, что она думала. Даже ее собственный муж. И опять она вернулась именно к теме, не дававшей ей спать в прошлую ночь.
Герве Кройд, граф Уинтэш. Ее законный супруг. Только обручальное кольцо на руке свидетельствовало о том, что ни бракосочетание, ни последующие страшные события не были сном.
Прошло пять дней с того момента, когда Роланд Эпуорт нашел свой последний приют на кладбище Святой Агнессы. Застенчивая просьба Леоноры дать отцу место в склепе графов Уинтэш была холодно и по-деловому отклонена Герве.
– Семейный склеп предусмотрен только для членов семьи, – пояснил он. – Несмотря на наш брак, я не отношу к ней мистера Эпуорта.
Так и похоронили ее отца на кладбище Святой Агнессы. Поскольку летняя погода требовала быстрого погребения и к тому же не было родственников, кроме Леоноры, которым следовало сообщить о его кончине, это была скорая, простая церемония, а немного тепла и утешения придали ей лишь участливые слова священника, который сам был свидетелем смерти ее отца.
Стоя рядом со своим супругом, закутанная в черную вуаль, Леонора чувствовала себя такой одинокой и покинутой, что ей стоило немалого мужества сдержать слезы. К своему стыду, она должна была признать, что эти слезы были в меньшей степени по отцу, чем по себе самой.
Ее отношения с отцом были похожи на отношения дрессированной собачки с ее хозяином. За безоговорочное повиновение, прилежание и усердие, которых он от нее ожидал как нечто само собой разумеющегося, она получала взамен крышу над головой, одежду и пищу. В этих расчетах не было места привязанности, любви и нежности. Но, несмотря на это, ей все же не хватало отца.
– Какое платье приготовить миледи? – спросила Джейн, нарушив ее размышления.
– Другое черное… – пробормотала Леонора и пригубила чай.
– Вероятно, будет жарко, миледи! – предупредила ее горничная. – На небе не видно ни облачка…
– Вероятно… – повторила Леонора почти неслышно, не меняя своего распоряжения.
Что бы она ни чувствовала, внешне она должна всегда быть в форме. К тому же Леонора вспомнила сейчас о том, что сэр Бэзил назначил на сегодняшний день вскрытие завещания ее отца. Интересно, что она лишь при данных обстоятельствах узнала о том, что поверенный ее отца был также и поверенным семьи Уинтэш.
Джейн, которая была произведена из гладильщиц в горничные новой леди Уинтэш, сожалела о ее решении. Она, конечно, понимала, что смерть мистера Эпуорта вынуждала молодую женщину в такой прекрасный день облачиться в черное шерстяное платье, но все ее восприятие цвета и красоты восставало против этого.
Хотя Джейн и получила желанное для себя место, но гардероб миледи мог привести в отчаяние даже самую умелую горничную. Выдержанный в неинтересных, чаще всего темных тонах, он отличался прежде всего заметным недостатком модного шика. Это были солидные, практичные платья, не украшенные ни вышивкой, ни лентами. Старомодные и элегантные, они совершенно не подходили молодой, недавно вышедшей замуж женщине. Если бы она подумала о шуршащих бальных платьях из блестящей тафты и шелка с позументом, которые носила леди Аманда…
Мысли Леоноры в этот момент также вращались вокруг мачехи ее супруга. Два десятка лет назад она вышла замуж за овдовевшего графа Уинтэша. Семнадцатилетний Феннимор был единственным ребенком, родившимся в этом браке. Первая жена десятого графа умерла через несколько лет после рождения наследника. Граф женился, вероятно, потому, что ребенку была нужна мать.
Подробности были ей неизвестны. Леонора могла бы спросить об этом своего мужа, но она видела его только во время совместных трапез. Застольные разговоры вращались вокруг общих тем, и если даже она имела свое мнение по какому-то вопросу, то все равно не решалась открыть рот в присутствии мужа.
Вначале, после шока, вызванного смертью отца, молодая леди Уинтэш сочла проявлением чуткости и такта то, что супруг не приблизился к ней в первую брачную ночь. Но проходил вечер за вечером, а Герве Кройд не делил с ней огромное ложе, где появились на свет все наследники графов Уинтэш, и она волей-неволей спрашивала себя, не было ли другой причины его сдержанности.
Втайне возмущаясь унижающим человеческое достоинство обычаем выдавать девушку замуж против ее воли, Леонора постоянно утешала себя мыслью о будущих детях. По крайней мере детям она могла бы подарить всю свою любовь и нежность, в которых до сих пор никто особенно не нуждался.
Даже такой оберегаемой от всего девушке, как Леонора, было ясно, что для этой цели требовалось больше, чем ежедневные обеды вместе с супругом.
Почему же Герве Кройд избегал быть с ней наедине? Отчего он полностью игнорировал ее существование? И почему, черт возьми, ей не хватало мужества просто спросить его об этом? Неужели она действительно такой уж трусливый заяц?
На этот вопрос Леонора без промедления могла ответить «да». Приводившая ее в робость при каждой встрече красота мужа подтверждала еще и еще раз неравенство их союза. Хотя Леонора никогда не вращалась в высших кругах Лондона, но она была уверена, что такой мужчина, как Герве, мог сделать свой выбор среди самых красивых и богатых наследниц из высшего общества.
Задумчиво вгляделась Леонора в свое отражение в зеркале, в то время как Джейн старалась собрать всю массу ее тяжелых волос цвета красного дерева в пуританский узел на затылке, ее каждодневную прическу.
В общем, она выглядела нормально. Правильный овал лица, маленький прямой нос, рот с несколько полной нижней губой, дугообразные брови и, наконец, глаза, о которых было трудно сказать, были ли они серые, голубые или просто прозрачные. Ничем не примечательное лицо, круглые щеки которого так же, как и полная талия, демонстрировали ее любовь к сладкому.
Никакого сравнения с изысканными чертами леди Аманды, которая еще сильнее подчеркивала свои природные достоинства с помощью таинственных баночек с кремами и другими косметическими средствами.
Она, Леонора, к сожалению, не относилась к женщинам, которые могли положиться на свою внешность, если речь шла о том, чтобы удержать равнодушного мужа. Что же ей оставалось делать?
– У вас прекрасные волосы, миледи, – болтала Джейн, занимаясь ее прической. – Очень жаль, что вы их прячете. Как вы отнесетесь к тому, если я подколю на затылке только верхнюю часть волос?
– Глупости, – отвечала Леонора сухо. – Я ношу так всегда. Так удобнее…
От такого отсутствия тщеславия Джейн лишилась дара речи.
Немного позже Леонора спускалась вниз по широкой деревянной лестнице, которая соединяла комнаты графа с большим холлом. Дверь в комнату для завтрака была полуоткрыта, и беззаботный голос Феннимора был хорошо слышен снаружи.
– Боже мой, Гер, при следующем грозовом дожде всю твою конюшню просто затопит. Сейчас самое время сказать кровельщику о починке крыши, и – между нами – я был бы тебе чрезвычайно благодарен, если бы ты, наконец, принял решение относительно оплаты за мое обучение в Оксфорде. Я бы мог записаться уже на следующую зиму…
Леонора непроизвольно замедлила шаг.
Итак, вот почему Феннимор скучает в Уинтэше, вместо того чтобы, как это принято в их кругу, сидеть на студенческой скамье. Ей нравился Феннимор, он был единственным во всей семье, кто, по крайней мере, замечал ее существование.
– Как любезно с твоей стороны, мой милый, что ты не отказываешь себе в том, чтобы давать мне советы. Будь уверен, что я сделаю все, что в моих силах!
– Боже милосердный, Гер! Тебе уже кто-нибудь когда-то говорил, что ты бессердечный и холодный, как лед?
– Если я правильно припоминаю, мой маленький брат. Позавчера…
Смех Фенна разрядил напряженную ситуацию, и Леонора ощутила горячее желание так же свободно и естественно говорить со своим мужем, как это делал он. В присутствии мужа ее обычная застенчивость постепенно превратилась в парализующую робость. У нее подкашивались ноги при мысли о том, что сейчас она должна оказаться напротив него.
Теперешнее положение давало Леоноре не только возможность все слышать, но и машинально замечать почти незаметное запустение, царящее в красивом старом доме.
Свет воскресного утра, проникавший сквозь расположенные по обеим сторонам входной двери узкие, высотой почти до потолка, с решетчатыми переплетами окна, безжалостно обнажал наслоения пыли на рамах картин, мебели и портьерах. Даже когда-то великолепный восточный ковер на полу из квадратных мраморных плит уже потерял былую свежесть красок.
Леонора рассеянно прищурила глаза. Наверное, месяцы, а может быть, даже годы прошли с тех пор, как обслуживающий персонал прекратил добросовестно выполнять свои обязанности.
Она энергично подобрала свои юбки. Как бы ее супруг ни относился к ней, леди Аманда ясно дала понять в день свадьбы, что разрешает ей заниматься домашним хозяйством. Сразу же после завтрака она этим и займется.
Окрыленная своими планами, Леонора наконец спустилась по лестнице и более быстрым шагом, чем обычно, вошла в маленький, окнами в сад, салон, где Кройды обычно завтракали. Фенн, который как раз накладывал себе на тарелку жареные почки с подогретого блюда, стоявшего на сервировочном столе, удивленно поднял брови. Затем, быстро опомнившись, поздоровался с ней:
– С добрым, прекрасным утром, Леонора!
Лишь теперь лорд Уинтэш внимательно посмотрел на свою супругу. Он присоединился к приветствию своего сводного брата, но его голос звучал так отчужденно и холодно, что воодушевление Леоноры тут же угасло, и ее ответ, как обычно, был еле слышен. Однако он подвинул ей стул прежде, чем подошел дворецкий. С дрожащими коленками она села к столу.
– Как замечательно, что наконец есть особа женского пола, которая составит нам компанию за завтраком! – сказал Феннимор с улыбкой и отставил свою тарелку. – Что тебе положить? Я могу рекомендовать тебе почки, а от яичницы лучше воздержаться. Добрейший мсье Филипп, которого папа в прошлом году назначил властителем нашей кухни, говорят, знает все о его родных французских блюдах, но обыкновенная яичница по неизвестной мне причине не удается ему никогда!
Леонора что-то пробормотала, что ее молодой деверь воспринял как согласие. Он наполнил подогретую тарелку, и перед юной леди оказалась порция, которая ужаснула бы ее и в том случае, если бы она любила это блюдо. Так как Леонора не отважилась выразить слишком запоздалую антипатию, то, сделав усилие над собой, она подцепила вилкой несколько пропитанных соусом кусочков и заставила себя жевать.
Герве Кройд бросил на нее взгляд, который выдавал с трудом скрываемое раздражение.
– Если тебе не нравится кушанье, то ты не обязана его есть, – сухо прокомментировал он ее ясно заметное отвращение. – Ты хозяйка этого дома. В твоей власти выгнать повара…
– Боже мой, нет… – Вилка Леоноры звякнула о фарфоровую тарелку. – Я бы никогда… я имею в виду… почки очень вкусные, если… о, если бы я их любила…
– Может быть, тебе следовало просто ответить отрицательно на предложение Фенна?
Леоноре показалось, что она слышит явную насмешку в словах мужа. Она покраснела и только от смущения продолжала есть. Никто же не может ожидать, что она станет отвечать с полным ртом – или?..
Лорд Уинтэш смерил плотную фигуру в черном платье взглядом, в котором соединялись подавляемые снисходительность, презрение и с трудом сохраняемая вежливость. Он не давал себе труда выяснить, была ли его супруга только робкой или обладала очень скромными умственными способностями. По его мнению, единственно примечательным в ней был ее аппетит.
Само по себе ему на ум пришло сравнение с леди Амандой, которая по утрам употребляла не более одной чашки чая и нескольких кусочков тоста. Ей, очевидно, никогда бы не пришло в голову кроме порции почек съесть еще три булочки с изюмом и несколько кусков пирога. Неудивительно, что Леонора больше была похожа на бочку в черном платье или на ворону, чем на молодую женщину.
В своем темном одеянии она казалась жертвой, которую Герве был готов принести ради графства Уинтэш.
– Тебе уже лучше? – спросил в этот момент Феннимор, чувства которого разрывались между привязанностью к старшему брату и непроизвольным сочувствием Леоноре.
Чтобы не поставить ее опять в неловкое положение, он искал тему для разговора, в котором мог избежать ошибки и одновременно дать понять, что симпатизирует ей.
– Видимо, для тебя внезапная смерть отца была ужасным шоком? Он давно был болен?
– Нет, – пробормотала Леонора тихо, глядя вниз на скатерть из дамаста. – Он никогда не позволял себе уступать подобной слабости. Это был мужчина, который вполне владел собой и ожидал того же от других. Ни боль, ни радость не могли затронуть его или заставить отказаться от своей цели. Я все еще не в состоянии понять, что он умер.
Феннимор был озадачен этим неожиданно равнодушным ответом и не придал значения тому, что это была самая длинная связная речь из тех, что он до сих пор слышал от своей молчаливой невестки. Он посмотрел на Герве, но тот, отложив в сторону салфетку, отодвинул свой стул и сказал, прощаясь:
– Извините меня.
И затем, обратившись к супруге:
– Сэр Бэзил ждет нас в десять в библиотеке. Он намерен огласить завещание твоего отца, пожалуйста, не опаздывай.
Леонора молча кивнула и раскрошила между пальцами кусочек пирога, поданного к чаю. Что касается приказов, отдаваемых резким, холодным тоном, то в этой области ее супруг превзошел даже ее отца. Лишь Фенн увидел, что Леонора незаметно сжала губы и заморгала, как бы борясь с набегающими слезами. Ему было жаль ее, и после того, как Герве вышел из комнаты, он вновь попытался вывести ее из состояния замкнутости.
– Хочешь, после завтрака я покажу тебе дом? – предложил он ей. – Ты до сих пор не выходила из своих покоев. Может быть, боишься заблудиться? Это неудивительно, ведь кажется, что наши многоуважаемые предки поставили перед собой цель соорудить настоящий лабиринт из стен и камней. Перед тобой стоит великий знаток всех тайных ходов и заброшенных флигелей замка! Ну как, есть у тебя желание?
Невозможно было сопротивляться озорному юношескому обаянию, которым было проникнуто приглашение виконта Февершема. Смесь непринужденной жизнерадостности и участливого расположения к ней обезоружила Леонору и заставила ее рассмеяться.
– Согласна, – кивнула она и отодвинула от себя тарелку с остатками пирога.
Голод ее вдруг пропал, и она вспомнила о своих недавних намерениях. Не помешает получше познакомиться с замком, прежде чем она начнет преобразовывать Уинтэш в ухоженный дом, о котором мечтала. Ей было приятно, что у нее появилась цель, единственное, что могло отвлечь от мыслей о том, как относится к ней супруг.
Глава 3
Когда Леонора, сопровождаемая Феннимором, вошла незадолго до десяти часов во внушительных размеров библиотеку замка Уинтэш, она была в изнеможении не только от быстрого темпа, задаваемого Фенном, но и от грандиозных размеров дома его предков. Не привыкшая к тому, чтобы бегать вверх-вниз по лестницам за темпераментным семнадцатилетним юношей, она страдала от мучительной тесноты туго зашнурованного корсета и с трудом успевала за Феннимором, путаясь в тяжелых складках своего унылого одеяния.
Поместье ее супруга при ближайшем рассмотрении оказалось значительно больше, чем можно было предположить, глядя со стороны на мощные стены. Для Леоноры было загадкой, сможет ли она когда-нибудь правильно ориентироваться во всех этих переходах, покоях и флигелях.
Хотя тяжелые удары напольных часов, стоявших у торцовой стены, свидетельствовали о том, что Леонора появилась с точностью до минуты, весь вид ее супруга производил впечатление крайнего нетерпения. Он, по всей видимости, едва смог дождаться того момента, когда, вежливо поприветствовав домашнего поверенного, Феннимор покинул помещение.
Леонора осторожно присела на самый краешек мягкого кресла, на которое указал Герве. Сэр Бэзил Конолли удовлетворенно кивнул и немедленно начал ломать печать плотного большого конверта. Завещание ее отца не выглядело очень старым. Первые же слова поверенного невольно подтвердили ее предположение.
– Ваш отец, леди Уинтэш, подписал этот документ в моей конторе, после объявления о вашей помолвке с лордом Уинтэшем. Он был очень заинтересован в том, чтобы уладить свои дела перед поездкой в Корнуолл.
Хотя внешне казалось, что Леонора слушает его внимательно, но мысли ее были очень далеко. Краешком глаза она наблюдала за своим супругом, сидевшим наискосок от нее, так что ей хорошо был виден его властный профиль. Одетый в синевато-серый пиджак и брюки для верховой езды песочного цвета, лорд Уинтэш сидел со скрещенными на груди руками, вытянув далеко вперед ноги в блестящих сапогах. В нем чувствовалась какая-то сдержанная сила. Какие мысли бродили за его слегка наморщенным лбом?
– Итак, леди Уинтэш, – сказал сэр Бэзил, завершая чтение последней воли покойного. – Это означает, что все состояние вашего отца переходит в ваше распоряжение. Мистер Эпуорт безгранично верил в вашу способность распорядиться этим значительным состоянием. Я должен заметить, что считаю необычным то, что он не назначил управителя, который мог бы поддержать вас советом. Кроме того, здесь есть еще личное письмо вашего отца, которое я должен передать вам в руки сразу же после зачтения его последней воли.
Леонора взяла второе, также скрепленное сургучной печатью письмо и с любопытством стала вертеть, его в руках. За прошедшие двадцать лет отец ни разу не написал ей письма. И даже тогда, когда она посещала пансион в Девоншире и умирала от тоски по дому. Она воздержалась от того, чтобы открыть письмо перед обоими мужчинами и положила его в узкий боковой карман своей юбки.
Сэр Бэзил между тем уже завершал свои дела. Он распрощался обычными вежливыми фразами с лордом Уинтэшем, который не сделал никаких попыток уговорить его остаться подольше. Но когда ее супруг также намеревался покинуть библиотеку, Леонора собрала все свое мужество и остановила его.
– Ты хочешь поговорить со мной? Пожалуйста!
Его настолько же вежливые, насколько и равнодушные слова, вместе с вопросительно поднятыми бровями, заставили молодую женщину взволнованно сжать руки, держа их перед грудью. Лихорадочные красные пятна появились на ее бледных щеках. Боясь, и не без основания, что ей уже никогда не хватит решимости обратиться к нему с этим предложением, если она не сделает этого сейчас, Леонора без промедления начала сбивчиво говорить.
– Я… я осмотрела… я имею в виду, Феннимор показал мне дом…
– Как это мило со стороны моего маленького братика. Тебе понравился дом?
Неужели ему обязательно придавать себе такой скучающий и надменный вид? На какой-то момент Леоноре пришлось бороться с желанием схватить этого высокомерного человека за лацканы его безупречного пиджака и встряхнуть. Но затем она вновь овладела собой.
– Он… он мог бы мне понравиться, если был бы в лучшем состоянии. Я… я думаю, что необходимо провести целый ряд работ по ремонту и обновлению не только дома, но и подсобных помещений. Так что я хотела сказать… Я была бы рада, если бы ты разрешил мнеиспользовать для этой цели часть денег, которые мне оставил отец. В конце концов, Уинтэш теперь и мой дом, и дом наших будущих детей, и было бы, конечно, хорошо, если бы во время дождя крыша в конюшне не протекала…
За исключением того, что его лицо стало немного бледнее, Герве Кройд не обнаружил никакой реакции на это предложение. Лишь явно напряженные мышцы подбородка говорили о том, что он сжал зубы. Леонора же была слишком робкой и неопытной, чтобы заметить этот признак с трудом сдерживаемой ярости и соответствующим образом отреагировать на него. Вместо этого она попыталась удержать его внимание, поспешив продолжить свои рассуждения.
– Я знаю, что мы едва знакомы, но нам собственно ничто не мешает стать друзьями, в конце концов, мы ведь женаты?..
Поместье ее супруга при ближайшем рассмотрении оказалось значительно больше, чем можно было предположить, глядя со стороны на мощные стены. Для Леоноры было загадкой, сможет ли она когда-нибудь правильно ориентироваться во всех этих переходах, покоях и флигелях.
Хотя тяжелые удары напольных часов, стоявших у торцовой стены, свидетельствовали о том, что Леонора появилась с точностью до минуты, весь вид ее супруга производил впечатление крайнего нетерпения. Он, по всей видимости, едва смог дождаться того момента, когда, вежливо поприветствовав домашнего поверенного, Феннимор покинул помещение.
Леонора осторожно присела на самый краешек мягкого кресла, на которое указал Герве. Сэр Бэзил Конолли удовлетворенно кивнул и немедленно начал ломать печать плотного большого конверта. Завещание ее отца не выглядело очень старым. Первые же слова поверенного невольно подтвердили ее предположение.
– Ваш отец, леди Уинтэш, подписал этот документ в моей конторе, после объявления о вашей помолвке с лордом Уинтэшем. Он был очень заинтересован в том, чтобы уладить свои дела перед поездкой в Корнуолл.
Хотя внешне казалось, что Леонора слушает его внимательно, но мысли ее были очень далеко. Краешком глаза она наблюдала за своим супругом, сидевшим наискосок от нее, так что ей хорошо был виден его властный профиль. Одетый в синевато-серый пиджак и брюки для верховой езды песочного цвета, лорд Уинтэш сидел со скрещенными на груди руками, вытянув далеко вперед ноги в блестящих сапогах. В нем чувствовалась какая-то сдержанная сила. Какие мысли бродили за его слегка наморщенным лбом?
– Итак, леди Уинтэш, – сказал сэр Бэзил, завершая чтение последней воли покойного. – Это означает, что все состояние вашего отца переходит в ваше распоряжение. Мистер Эпуорт безгранично верил в вашу способность распорядиться этим значительным состоянием. Я должен заметить, что считаю необычным то, что он не назначил управителя, который мог бы поддержать вас советом. Кроме того, здесь есть еще личное письмо вашего отца, которое я должен передать вам в руки сразу же после зачтения его последней воли.
Леонора взяла второе, также скрепленное сургучной печатью письмо и с любопытством стала вертеть, его в руках. За прошедшие двадцать лет отец ни разу не написал ей письма. И даже тогда, когда она посещала пансион в Девоншире и умирала от тоски по дому. Она воздержалась от того, чтобы открыть письмо перед обоими мужчинами и положила его в узкий боковой карман своей юбки.
Сэр Бэзил между тем уже завершал свои дела. Он распрощался обычными вежливыми фразами с лордом Уинтэшем, который не сделал никаких попыток уговорить его остаться подольше. Но когда ее супруг также намеревался покинуть библиотеку, Леонора собрала все свое мужество и остановила его.
– Ты хочешь поговорить со мной? Пожалуйста!
Его настолько же вежливые, насколько и равнодушные слова, вместе с вопросительно поднятыми бровями, заставили молодую женщину взволнованно сжать руки, держа их перед грудью. Лихорадочные красные пятна появились на ее бледных щеках. Боясь, и не без основания, что ей уже никогда не хватит решимости обратиться к нему с этим предложением, если она не сделает этого сейчас, Леонора без промедления начала сбивчиво говорить.
– Я… я осмотрела… я имею в виду, Феннимор показал мне дом…
– Как это мило со стороны моего маленького братика. Тебе понравился дом?
Неужели ему обязательно придавать себе такой скучающий и надменный вид? На какой-то момент Леоноре пришлось бороться с желанием схватить этого высокомерного человека за лацканы его безупречного пиджака и встряхнуть. Но затем она вновь овладела собой.
– Он… он мог бы мне понравиться, если был бы в лучшем состоянии. Я… я думаю, что необходимо провести целый ряд работ по ремонту и обновлению не только дома, но и подсобных помещений. Так что я хотела сказать… Я была бы рада, если бы ты разрешил мнеиспользовать для этой цели часть денег, которые мне оставил отец. В конце концов, Уинтэш теперь и мой дом, и дом наших будущих детей, и было бы, конечно, хорошо, если бы во время дождя крыша в конюшне не протекала…
За исключением того, что его лицо стало немного бледнее, Герве Кройд не обнаружил никакой реакции на это предложение. Лишь явно напряженные мышцы подбородка говорили о том, что он сжал зубы. Леонора же была слишком робкой и неопытной, чтобы заметить этот признак с трудом сдерживаемой ярости и соответствующим образом отреагировать на него. Вместо этого она попыталась удержать его внимание, поспешив продолжить свои рассуждения.
– Я знаю, что мы едва знакомы, но нам собственно ничто не мешает стать друзьями, в конце концов, мы ведь женаты?..