Мария Корелли
Вампир — граф Дракула

 
 

Глава I

ДНЕВНИК АНДРЕЯ ГАРКЕРА
   3 мая. Бистрица. Выехал из Мюнхена в восемь часов вечера и приехал в Вену рано утром, хотя поезд опоздал на целый час. Это великолепный город, насколько я мог судить из окна вагона и после небольшой прогулки, совершенной по прилегающим к вокзалу улицам; я боялся уходить далеко, так как начальник станции приказал сократить время стоянки поезда. Я остался под впечатлением, что покидаю запад и еду на восток — чудный величественный мост, перекинутый через Дунай, напоминал о турецкой архитектуре.
   В сумерках поезд прибыл в Канфенберг. Я решил провести ночь в отеле «Рояль». В ресторане к обеду или скорее к ужину мне подали цыпленка, приготовленного с красным перцем — очень вкусное блюдо, но возбуждающее жажду (надо достать рецепт для Минны). На расспросы официант ответил, что блюдо это национальное и называется «паприка депниль».
   Мое знание немецкого языка, хотя и поверхностное, очень помогло мне: не знаю, как бы я обошелся без него. Перед отъездом из Лондона я воспользовался свободным временем, чтобы посетить музей и пересмотреть в библиотеке все, что касается Трансильвании. Мне казалось, что предварительное изучение страны будет очень полезно и облегчит мое общение с венгерским аристократом. Местность, которую он указал мне, находится на востоке, на границе трех провинций: Трансильвании, Молдавии и Буковины, в сердце Карпат. Я не мог найти ни одной карты, ни одного описания окрестностей замка графа Дракулы. Несмотря на это, ущелье Борго, указанное мне графом, здесь хорошо известно.
   Трансильванию населяют различные национальности: на юге саксы перемешаны с валахами, потомками дацианов, на западе живут мадьяры, на востоке и на севере — сцекели. Последние считаются потомками гуннов, что весьма возможно. В одиннадцатом веке, когда мадьяры завладели страной, они действительно воевали с гуннами. Я где-то читал, что всякого рода суеверия исходят из этой области Карпат, составлявшей как бы центр волшебного водоворота. Если это правда, мое пребывание окажется крайне интересным (расспросить на этот счет графа).
   Я спал плохо, хотя постель была удобная, мне снились тревожные сны. Какая-то собака выла всю ночь под окном, что, пожалуй, и было причиной моего беспокойства, или, может быть, просто последствием знаменитой «паприки», после которой я выпил графин воды, не утолив, однако, жажды. К завтраку опять подали «паприку», какую-то кашу из кукурузной муки под названием «мамалыга» и баклажаны, фаршированные мясом, которые оказались очень вкусными (постараться узнать, как их готовят). Я должен был торопиться, так как поезд уходил по расписанию в восемь часов утра, и понесся на всех парах на станцию, но просидел там более часа, прежде чем поезд тронулся. Кажется, что чем дальше едешь на восток, тем чаще расписание поездов нарушается.
   Целый день мы ползли (иначе выразиться нельзя) по весьма живописной местности. Изредка попадались маленькие селения, старинные замки, окруженные скалами. На станциях толпились люди в пестрой одежде, дожидавшиеся прихода поезда. Некоторые походили на крестьян во Франции и Германии — на них были короткие кофты домашней вязки и круглые шляпы. Женщины казались красивыми, хотя талии их не отличались изяществом. На всех мужчинах были широкие кушаки, украшенные пестрыми кусочками ткани. Самый оригинальный вид был у словаков: огромные шляпы, широкие, белые, но крайне грязные штаны, белые холщовые рубашки, подпоясанные кожаными поясами с медными украшениями. Прибавьте к этому черные длинные усы и неприветливое выражение лица. Были бы они на сцене, их приняли бы, несомненно, за шайку разбойников. Говорят, однако, что у них нрав кроткий и безобидный.
   Была почти ночь, когда мы въехали в Бистрицу. Это крайне интересный древний город, расположенный почти на самой границе, где ущелье Борго разделяет Трансильванию и Буковину. Лет пятьдесят назад несколько крупных пожаров опустошили большую часть города. В начале семнадцатого столетия Бистрица была осаждена врагами и из-за голода и болезней тридцать тысяч жителей умерли.
   Граф Дракула в своем письме рекомендовал мне гостиницу «Золотая корона». К великому моему удовольствию, она располагалась в красивом старинном доме. Оказалось, меня ждали, ибо не успел я подойти к дверям, как был встречен радушной старушкой в белой юбке с длинным цветным передником.
   Она приветливо поклонилась мне и спросила:
   — Господин Гаркер?
   — Да, — ответил я.
   Старушка (она оказалась хозяйкой гостиницы) улыбнулась и что-то сказала стоявшему рядом с ней старику. Он ушел, но быстро вернулся с письмом в руке.
   Вот что я прочитал:
   «Мой друг, приветствую вас с прибытием в наши края. Отдохните эту ночь. Завтра в три часа омнибус отправляется в Буковину; место для вас оставлено. У ущелья Борго моя коляска будет ждать вас. Надеюсь, что ваше путешествие прошло вполне благополучно и вы приятно проведете время в моей живописной стране.
   Ваш друг граф Дракула».
 
   5 мая. Я узнал, что хозяин получил письмо от графа с приказанием оставить за мной место в омнибусе. Но на мои вопросы он отвечал неохотно, притворясь, что не понимает моего немецкого языка, хотя до этого старик понимал меня отлично. Он с каким-то испугом переглядывался с женой. Пробормотав, что деньги для уплаты за номер были высланы ему в письме, хозяин гостиницы наотрез отказался сообщить мне кое-какие подробности. Когда я спросил его, знаком ли он с графом Дракулой и может ли что-нибудь рассказать про его замок, старик, перекрестившись, решительно заявил, что ничего не знает. К сожалению, я не успел расспросить никого другого.
   Перед самым моим уходом старушка зашла ко мне в комнату и дрожащим голосом спросила:
   — Неужели вы должны ехать? Молодой господин, неужели это необходимо?
   Она была так взволнована, что это показалось мне странным. Я объяснил ей, что должен ехать сейчас же по крайне важному делу, но мой ответ не удовлетворил ее.
   — Знаете ли вы, какой сегодня день? — спросила она.
   — Да, пятое мая.
   Старушка покачала головой.
   — Сегодня канун святого Георгия. Разве вы не знаете, что ночью, когда часы пробьют полночь, проснутся все злые силы? Знаете ли вы, куда едете, что вас там ждет?
   Я приложил все старания, чтобы успокоить ее, но безуспешно. В конце концов старушка бросилась на колени, умоляя меня не уезжать. Все это было крайне неприятно. Дело, порученное мне, довольно важное, и отложить его я не мог. Поблагодарив хозяйку за сочувствие, я объяснил, что обязан выполнить свой долг. Она вытерла глаза и, сняв с шеи распятие, подала его мне. Я протестант, но казалось неучтивым отказать женщине, исполненной самыми лучшими намерениями. Она заметила мои колебания и со словами: «Ради вашей матери», надела крест мне на шею и вышла из комнаты.
   Я пишу эти строки в ожидании омнибуса, который, как и следовало ожидать, сильно опаздывает. Не знаю, может быть, мне передался страх старушки, но у меня нет обыкновенной бодрости духа. Если мой дневник попадет в руки Минне, шлю ей свой привет… Но вот и омнибус.
 
   6 мая, замок. Утренний туман исчез, солнце высоко стоит над горизонтом. Что-то пестреет вдали, но так далеко, что я не могу разобрать, деревья это или маленькие горы. Спать не хочется, и я постараюсь подробно записать все, что со мной произошло. Мне придется рассказать много страшного, и так как кое-кто может подумать, что я вчера слишком плотно пообедал, то начну с того, что именно я ел. Мне подали что-то вроде шашлыка: кусочки сала, лука и говядины, нанизанные на вертел и поджаренные на огне, с приправой из красного перца. Вино было местное и довольно хорошее, но некрепкое; выпил я всего две рюмки, вкус приятный, слегка щиплет язык.
   Когда я сел в омнибус, где мне было оставлено место, кучер разговаривал с хозяйкой гостиницы. Они, очевидно, говорили про меня, так как изредка поглядывали в мою сторону. Несколько человек, сидящих у дверей на скамейке, встали и, прислушавшись к разговору, также стали смотреть на меня, как будто даже с жалостью. Я расслышал только несколько слов, странных, непонятных, произнесенных на каком-то наречии. Я достал свой словарь, но ничего утешительного для себя не нашел: слово «ордог» означает демон, «поколь» — ад, «стреюйка» — ведьма, «бролок» — вий или вампир (непременно расспрошу графа про эти суеверия).
   Когда, наконец, мы тронулись, пассажиры перекрестились, сделав знак двумя пальцами в мою сторону. С большим трудом я добился от одного из них, чтобы он объяснил мне значение этого знака. Он сначала не хотел отвечать, но потом, узнав, что я иностранец, сказал, что это нечто вроде заклинания против дурного глаза. Такое объяснение было мне не особенно приятно, но все относились ко мне доброжелательно, с сочувствием и с жалостью, и меня это тронуло. Никогда не забуду вида маленькой гостиницы в ту минуту, когда мы отъезжали, живописной группы людей, собравшихся у входа, на фоне яркой листвы олеандров и апельсинов, растущих в кадках. Вся эта пестрая толпа крестилась и многозначительно перешептывалась…
   Наш кучер влез на козлы, щелкнул своим длинным бичом, и четверка сильных лошадей дружно понеслась вперед; мы начали свое путешествие. Я скоро совершенно забыл все таинственные предзнаменования, так как был поглощен дивной красотой местности. Перед нами открывалась чудная долина, поросшая лесом. Кое-где виднелись зеленые холмы, на которых располагались усадьбы, окруженные фруктовыми деревьями в полном цвету; бесконечное количество яблонь, слив, груш и вишен. Трава в некоторых местах была вся белая от опавших лепестков. Дорога то извивалась между холмами, то пересекала сосновый бор.
   Лошади неслись вперед. Я не мог понять, зачем мы так спешим. Очевидно, кучер хотел как можно скорее добраться до ущелья Борго.
   За холмами виднелись Карпаты, покрытые вековыми лесами. Освещенные ярким солнцем, они представляли великолепную картину. В нежную зелень молодой листвы вкраплялись изумрудные пятна хвойных деревьев и коричневые проплешины скал. Изредка горы распадались, образуя узкие ущелья. Солнце играло, отражаясь в хрустальной воде бурных ручьев.
   Один из пассажиров тронул меня за рукав.
   — Смотрите! Это Божий престол! — и он перекрестился. По мере того, как мы продолжали свой путь, солнце все ниже клонилось к западу. Сумерки сгущались. Они казались еще темнее от контраста со снежными вершинами на горизонте, розовевшими в лучах заката. Изредка нам попадались крестьяне в живописных одеяниях, маленькие часовни в восточном стиле, копны прошлогоднего сена на деревьях (я никогда этого не видел!), крестьянские телеги, длинные и узкие, приспособленные к скверным дорогам.
   Когда солнце село, стало очень холодно. В густых сумерках потонули и лес, и дорога, и горы. Однако когда мы приблизились к ущелью Борго, темные деревья рельефно выступили на фоне еще не стаявшего здесь снега. Дорога местами была такой узкой, что омнибус цеплялся за ветки деревьев. Тяжелый туман медленно поднимался, окутывая нас, как саваном. Мне невольно вспомнились все суеверия, о которых я слышал раньше.
   Подъем стал очень крут и, несмотря на лихорадочную поспешность кучера, лошади еле плелись. Я хотел слезть и пойти пешком, но кучер не допустил этого.
   — Нет, нет, — сказал он. — Здесь слишком злые собаки. И, окинув взглядом пассажиров, многозначительно прибавил:
   — Еще успеете, подождите!
   Он остановил лошадей, зажег фонари, и мы тронулись дальше.
   Когда совсем стемнело, пассажиры омнибуса заволновались. Они то и дело обращались к кучеру, упрашивая его поторопиться. Он немилосердо стегал лошадей, подбадривая их криком. Неожиданно в густом мраке я различил светлую полоску. Казалось, горы раздвинулись. Волнение пассажиров усилилось. Наш омнибус понесся по дороге, раскачиваясь из стороны в сторону, как лодка в бурном море. Я принужден был держаться за сиденье, чтобы не упасть. Наконец дорога стала ровнее, пассажиры немного успокоились. Мы въезжали в ущелье Борго…
   К моему удивлению, пассажиры стали дарить мне разные вещи с такой настойчивостью, что отказаться было невозможно. При этом они благословляли меня, не забыв сделать условный знак двумя пальцами, предохранявший от сглаза.
   Лошади продолжали мчаться вперед. Кучер без устали погонял их. Мои спутники пристально, с опаской вглядывались в темноту, но на мои расспросы никто не ответил.
   Ущелье, по которому мы ехали, я описать не могу. Небо заволокли тучи, скрыв луну, и вокруг не было видно ни зги. Запахло озоном, как перед грозой. Как ни вглядывался я в темноту, не мог различить экипаж графа, который должен был здесь поджидать меня.
   Кучер, посмотрев на часы, обернулся к пассажирам и сказал так тихо, что я еле расслышал его слова: «Часом раньше приехали». Потом он обратился ко мне на ломаном немецком языке:
   — Кареты нет. Очевидно, господина не ожидают. Поезжайте с нами в Буковину и возвратитесь сюда завтра или послезавтра, лучше послезавтра…
   Он не успел договорить. Лошади вдруг бросились в сторону и захрапели. Пассажиры закричали, испуганно крестясь. В ту же минуту к омнибусу подъехала коляска, запряженная четверкой. Я разглядел при слабом свете фонарей великолепных породистых лошадей. Ими правил человек высокого роста, с длинной бородой, в широкополой большой шляпе, надвинутой на лоб. Его глаза, в которых отражался свет фонарей, казались красными угольками.
   Незнакомец насмешливо сказал кучеру:
   — Ты что-то рано приехал, мой друг.
   Тот, заикаясь, чуть слышно ответил:
   — Господин англичанин торопился.
   — Так вот почему ты хотел везти его в Буковину? — усмехнулся мужчина. — Меня ты обмануть не можешь, мой друг, я все знаю!
   Проговорив это, он улыбнулся. Я вздрогнул, увидев его хищный оскал. Этот человек внушал мне необъяснимый страх.
   Один из пассажиров шепнул другому:
   — Умершие скачут быстро…
   Незнакомец, очевидно, расслышал фразу, так как обернулся к говорившему и бросил на него злобный взгляд. Тот отвернулся, сделав уже знакомый мне знак двумя пальцами, и перекрестился.
   — Давай багаж господина, — приказал мужчина. Кучер поспешно переложил мои пожитки в коляску.
   Я вышел из омнибуса и пересел в коляску, которая стояла рядом. Незнакомец помог мне, поддержав железной рукой, — сила у него была, должно быть, из ряда вон выходящая. Не проронив ни слова, он стегнул лошадей, и мы помчались по темному ущелью. Я обернулся. Пассажиры омнибуса смотрели нам вслед и крестились.
   Холодная дрожь пробежала у меня по спине. Я почувствовал себя страшно одиноким, но тут незнакомец набросил на меня плащ и укутал ноги пледом.
   — Ночь холодна, господин, и мой хозяин поручил вас моим заботам, — сказал он на хорошем немецком языке. — Если хотите, то под сиденьем есть бутылка сливовицы.
   Все происходящее казалось мне крайне странным, даже страшным. Если бы было возможно, я с удовольствием прекратил бы свое ночное путешествие. Но коляска быстро мчалась вперед. Несколько раз мы резко сворачивали то вправо, то влево. У меня мелькнула мысль, что незнакомец возит меня по одной и той же дороге. Я приметил одно деревце, а увидев его второй и третий раз, утвердился в своем подозрении и хотел было спросить кучера, что все это значит, но передумал. Если он намеревается подольше продержать меня в пути, то мой вопрос ничего не изменит. Наконец, желая узнать, который час, я зажег спичку и взглянул на часы: была почти полночь. Я невольно вздрогнул, вспомнив предостережения хозяйки гостиницы, и с замиранием сердца стал ждать развязки.
   Вот вдалеке протяжно завыла собака. Ее голос был подхвачен другой, третьей, и вскоре ущелье наполнилось диким воем. С ужасом я понял, что это не собаки, а волки. Лошади захрапели. Кучер тихим голосом стал уговаривать их, и они несколько успокоились, но ненадолго. Волкам в ущелье откликнулись их собратья в горах. Лошади встали на дыбы и бешено рванулись в сторону. Кучеру с большим трудом удалось удержать их. Он слез с козел и снова принялся успокаивать бедных животных, поглаживая их и шепча какие-то ласковые слова, как это делают укротители зверей. Его усилия увенчались успехом. Лошади притихли, хотя продолжали дрожать. Кучер вскочил в коляску, встряхнул вожжами, и мы понеслись. Доехав до конца ущелья, он круто свернул на узкую дорогу. Кроны деревьев вдоль нее разрослись так густо, что образовали нечто вроде туннеля. Огромные отвесные скалы величественно поднимались к темному небу. Неожиданно поднявшийся ветер завывал с необычайной силой. Пошел мелкий снег, и все вокруг заволокла белая пелена. Порывы ветра, однако, не заглушали волчий вой. Казалось, хищники окружают нас со всех сторон, хотя я ничего не мог различить в непроницаемом мраке.
   Внезапно слева за деревьями мелькнул дрожащий синий огонек. Кучер заметил его одновременно со мной. Резко остановив лошадей, он соскочил с козел и исчез в темноте. Я совсем растерялся, тем более что волки выли совсем близко. К счастью, мой странный провожатый быстро вернулся и, не проронив ни одного слова, сел на свое место и погнал четверку.
   Вскоре я, должно быть, задремал, так как смутно помню то, что происходило потом. Как в ужасном кошмаре, мерцающий огонек то приближался, то исчезал. Незнакомец опять остановил лошадей и, собрав несколько камней, сложил их каким-то странным порядком. Стоя между мной и огоньком, он казался прозрачным: сквозь его тело виднелись другие огоньки в глубине леса. Правда, это длилось не более минуты. Я решил, что меня обманывает зрение. Потом огоньки исчезли; преследуемые воем волков, которые, казалось, окружили коляску тесным кольцом, мы понеслись по узкой дороге.
   Внезапно лошади остановились. Кучер снова куда-то ушел. Лошади испуганно храпели и сильно дрожали, хотя вой волков прекратился. Но когда луна, прорвав тучи, озарила местность, я увидел стаю этих огромных, безобразных хищников, с высунутыми языками и острыми белыми зубами. Они были в сто тысяч раз страшнее теперь, в этой ужасной тишине, чем когда так протяжно выли… Я помертвел от страха.
   Волки опять завыли. Лошади рвались во все стороны, храпя и натягивая поводья, но стая теснила их со всех сторон, и двинуться они уже не могли. Я отчаянным голосом звал кучера, кричал изо всех сил и бил кулаком по коляске, думая этим испугать волков.
   Откуда он появился, не знаю. Но я внезапно услышал его резкий голос, отдававший приказания кому-то, и увидел его посреди дороги. Он размахивал руками, как бы отгоняя волков, и они действительно отступили. Но тут луна скрылась за тучами. Когда глаза мои привыкли к темноте, кучер уже сидел на козлах, а волки исчезли. Все это было так странно, что безумный страх овладел мной; я не мог даже пошевелиться.
   В непроглядном мраке мы снова мчались по дороге. Я чувствовал, что мы поднимаемся в гору. Неожиданно кучер осадил лошадей. Всмотревшись в темноту, я увидел очертания замка, из узких высоких окон которого не пробивался ни один луч света. Лишь угрюмые стены мрачно выделялись на фоне посветлевшего неба, освещенного выплывавшей из-за туч луной.

Глава II

ДНЕВНИК АНДРЕЯ ГАРКЕРА
   7 мая, замок. Я, наверное, спал, а то заметил бы раньше наше приближение к столь замечательному месту. Двор замка казался очень большим. Из него выходили арки, ведущие не знаю куда, так как днем во дворе я еще не был.
   Когда коляска остановилась, кучер соскочил с козел и протянул руку, чтобы помочь мне слезть. Его страшная сила опять поразила меня; мускулистые руки казались железными клещами. Он достал из коляски мои вещи и поставил их перед обитой огромными гвоздями дверью. Несмотря на темноту, я увидел, что каменные стены украшены резьбой, сильно пострадавшей от времени. Пока я стоял в нерешительности, кучер вскочил на козлы, и коляска исчезла в одной из темных арок.
   Я не знал, что делать. У двери звонка не оказалось, а мой голос был, конечно, слишком слаб, чтобы проникнуть через эти толстые стены. Сомнения и страх вновь овладели мною. Куда я приехал, что за люди живут здесь? Что ожидает меня в этом таинственном замке? Для меня, помощника нотариуса, приехавшего в Трансильванию, чтобы разъяснить клиенту условия покупки дома в Лондоне, положение, в котором я очутился, было из ряда вон выходящим.
   Я провел рукой по глазам, даже ущипнул себя, чтобы убедиться, что не сплю. Все казалось кошмаром, от которого я обязательно проснусь у себя дома, в своем кабинете. Но, увы, я не спал и действительно находился в Карпатах. Оставалось только запастись терпением и ждать рассвета. Не успел я прийти к этому заключению, как за дверью послышались тяжелые шаги и в щелочке мелькнул слабый свет. Последовало бряцание тяжелых цепей и задвижек, ключ с большим трудом, как бы после долгого бездействия, повернулся в замке, и огромная дверь медленно приоткрылась.
   Передо мной стоял высокий старик с длинными белыми усами, в черной одежде. Он держал в руке серебряную лампу старинной работы, без стекла и без колпака; пламя горело тускло, бросая длинные дрожащие тени. Старик вежливо пригласил меня войти в дом, проговорив на правильном английском языке, хотя со странным акцентом:
   — Приветствую вас в своем доме!
   Он не двинулся мне навстречу, а продолжал стоять неподвижно, как статуя. Но не успел я переступить порог, как старик придвинулся ко мне, схватил за руку и так крепко пожал ее, что я чуть не вскрикнул от боли. Рука его была холодна как лед, рука мертвеца, а не живого человека…
   Старик повторил:
   — Приветствую вас в своем доме! Входите!
   Сила его пожатия напомнила мне моего странного провожатого, лица которого я не видел, и я подумал было, что говорю с тем же человеком. Поэтому я вопросительно произнес:
   — Господин Дракула?
   Старик вежливо поклонился и ответил:
   — Я Дракула. Милости прошу, мистер Гаркер. Войдите, ночь холодна, вам нужно подкрепиться и отдохнуть.
   С этими словами он поставил лампу на этажерку, нагнулся и взял мои чемоданы прежде, чем я помешал ему. Я хотел было запротестовать, но он настоял на своем.
   — Нет, милостивый государь, вы мой гость. Время позднее, и людей своих я звать не стану. Позвольте мне самому ухаживать за вами.
   Граф провел меня по длинному коридору, поднялся по винтообразной лестнице, которая выходила в такой же длинный коридор, где наши шаги глухо отзывались, и распахнул тяжелую дверь. Я вошел в ярко освещенную комнату. В ней уже был накрыт к ужину стол и яркий огонь пылал в камине.
   Дракула остановился, сложил мои вещи, закрыл дверь, потом прошел через всю комнату и открыл другую дверь в весьма уютную комнатку без окон, освещенную лампой. Пройдя через нее, он открыл еще одну дверь и пригласил меня войти. Я очутился в просторной спальне, чистой и ярко освещенной. В большом камине весело трещали дрова.
   Граф принес мои чемоданы и удалился со словами:
   — После долгого путешествия вам, верно, надо привести себя в порядок. Надеюсь, что здесь вы найдете все, что необходимо. Когда будете готовы, приходите в ту комнату, где накрыт стол.
   Свет, тепло и радушный прием графа совершенно развеяли мои сомнения и страхи. Внезапно поняв, что голод давно мучает меня, я быстро завершил свой туалет и вернулся в первую комнату.
   Дракула стоял у камина. Любезно указав рукой на накрытый стол, он сказал:
   — Прошу вас, садитесь. Надеюсь, вы не обидитесь, что я не присоединяюсь к вам. Я никогда не ужинаю.
   Я передал графу письмо от мистера Гаукинса, которое он тут же прочитал и с радушной улыбкой протянул мне. Один пассаж в нем доставил мне крайнее удовольствие:
   «Я сожалею, что приступ подагры, болезни, к которой я весьма склонен, мешает мне повидаться с вами. Но, к счастью, я могу прислать вам вполне надежного заместителя, которому я безусловно доверяю. Этот молодой человек, Андрей Гаркер, преисполненный энергии и даже некоторого рода таланта, преданный и не болтливый, вырос на моих глазах. Он будет к вашим услугам и с радостью исполнит все ваши поручения».
   Граф приблизился к столу и снял крышку с одного из блюд. Я с удовольствием принялся за жареного цыпленка с салом, запивая его отличным токайским вином. Пока я ел, Дракула расспрашивал меня о путешествии, и мало-помалу я рассказал ему обо всех своих приключениях. Кончив ужинать, я по желанию графа придвинул кресло к камину и закурил сигару, которой Дракула угостил меня. Сам он не курил.
   Теперь я мог хорошо рассмотреть графа. У него было утонченное лицо с тонким орлиным носом и широким лбом. Густые брови срослись на переносице. Под длинными усами рот казался неподвижным и жестким, зубы были острые, чрезвычайно белые и слегка выдавались над нижней губой, казавшейся слишком красной для человека его лет. Квадратный подбородок и худые щеки свидетельствовали о чрезвычайной силе воли и упрямстве. Руки графа сначала показались мне довольно красивыми и белыми. Но, приглядевшись, я увидел, что кожа на них грубая; на плоских пальцах длинные грязные ногти, на ладонях росли черные волосы. Когда граф нагнулся и тронул меня за рукав, я невольно вздрогнул… Лицо у него было бледное, как у мертвеца, а дыхание таким зловонным, что к горлу подкатила тошнота. Дракула, кажется, заметил это и отодвинулся со зловещей улыбкой.
   Последовало довольно продолжительное молчание. Я посмотрел в окно. Небо посветлело, занимался рассвет. Странная, таинственная тишина царила в замке. Вдруг я расслышал далекий, протяжный вой волков.