Оставалось несколько дней до Нового, 2000 года. Однажды Ирина, вернувшись из поездки в Калугу, не нашла Сашу дома и никакой записки от него. Ночевать он не пришел. И на другой день от него не было известий. Сначала Ирина думала, что он, скучая - он терпеть не мог разлучаться с ней,- ушел к друзьям и загулял с ними. Потом она уже стала его разыскивать повсюду: звонить в бюро происшествий, в морги, в другие города знакомым. От Саши не было ни слуху ни духу. Так в неизвестности прошла новогодняя ночь, потом еще неделя. В милиции ей посоветовали "прочесать" в институте "скорой помощи" имени Склифосовского морг и все корпуса, где могут находиться люди, попавшие на больничную койку, без документов. Она не знала точно, имел ли Саша при себе документы. Она поехала туда и там его не нашла. В морге ей сказали: "Нет его тут. Что, мы любимого артиста не узнали бы?" - хотя, как ей стало известно потом, он находился в морге уже первого января. В тот последний вечер Саша действительно пошел к друзьям на премьеру спектакля. Когда он шел домой, его забрала милиция. Оттуда он поступил в институт "скорой помощи" имени Склифосовского с черепно-мозговой травмой, где и скончался, не приходя в сознание. Сразу после Сашиных похорон умер Иринин отец, а еще через неделю - Флай. Все ниточки, которые привязывали Ирину к жизни, вдруг оборвались, и она с тяжелым нервным расстройством попадает в клинику. ..
Прошло два года. Поначалу Ирина никак не могла привыкнуть к тому, что Саши нет. Было ощущение, что он просто вышел за дверь и скоро вернется. Ей было тяжело привыкнуть к новой квартире, ведь они, сделав ремонт, так и не успели пожить своим домом. И вдруг в какой-то момент судьба ее предстала перед ней в новом свете. Ирина поняла, что она - счастливый человек, потому что все, о чем она мечтала, сбылось. Мечтала о театре - сбылось, мечтала о настоящей любви - сбылось. И осознав это, она начала жить с новым смыслом и первым делом повесила обратно на стену свой портрет молодости, который очень нравился Саше.
ШАНС ГРИГОРИЯ ГУРВИЧА
Большие черные глаза Любы стали еще чернее и больше с тех пор, как умер ее муж, художественный руководитель театра-кабаре "Летучая мышь" и телеведущий программы "Старая квартира" Григорий Гурвич.
Они прожили в счастливом браке почти двадцать лет. Как-то принято считать, что счастливому браку обязательно должен предшествовать бурный роман с пылкими чувствами и объяснениями в любви.
- Когда мы женились,- вспоминает Люба,- Гриша даже не сказал, что любит меня.
А знакомые нередко подначивали их: "У вас такой неинтересный брак, про вас даже сплетен никаких нет".
Ультиматум
Любина мама Гришу очень любила - он частенько приходил к ним обедать. Еще совсем молодой, он держался, как взрослый, умудренный жизненным опытом мужчина, и это в нем подкупало. Он обожал свою мать, боготворил своего педагога по ГИТИСу Марию Иосифовну Кнебель и вообще к дамам вдвое старше себя относился с особенным пиететом. С Любой они встречались уже полтора года, но ни разу не объяснялись. Познакомились они в ГИТИСе. Люба училась на театроведческом, а Гриша - на режиссерском факультете. В институте готовились к ретро-балу, и Люба впервые обратила внимание на Гришу, когда им обоим поручили надувать шарики.
"Какой остроумный и веселый еврейский мальчик",- подумала про него Люба.
Но так как они учились на разных факультетах и даже в разных зданиях, то видеться часто было проблематично. Люба занималась на вечернем отделении и работала в Ученом совете секретарем. И тогда она пошла на хитрость. В большую перемену она стала частенько забегать на третий этаж, где проходили занятия Гришиной группы: якобы ей нужно было по делам в деканат.
Энергии и веселости в Грише было хоть отбавляй, и его всегда окружали девчата и приятели. В комитете комсомола он возглавлял культмассовую работу, делал капустники. Люба вызвалась помогать ему и вошла в его компанию.
Гриша был бакинец. Он успел уже окончить Бакинский университет, филологический факультет, и только после этого осуществил свою мечту приехал в Москву и стал студентом ГИТИСа. Родители не отпускали горячо любимого единственного сына от себя. Москва, ГИТИС... Нет, сначала надо приобрести настоящее образование, профессию, а уж потом будешь заниматься баловством, если охота не пропадет. Гриша был веселый, одаренный, любящий музыку человек, и вместо серьезной научной карьеры его, как магнитом, тянуло именно к баловству, к театру. Когда он был еще совсем маленьким и его кормили с ложечки, он соглашался есть только под красивые арии из "Сильвы" (оперетта Кальмана).
Нелегко было отвлечь Гришу от его проектов, планов и идей, которые так и фонтанировали в нем, и опустить на грешную землю, чтобы он понял, что, кроме этого, есть еще и другие радости жизни, семейное счастье, например, и девушка Люба, которая любит его и хочет стать его женой.
Как-то однажды он сказал, делясь своими планами на будущее, что до тридцати пяти лет жениться не собирается. Люба хоть и приняла это к сведению, но поняла, что медлить больше нельзя.
Однажды Гриша пригласил ее на спектакль "Сладкая собачка", который шел в Детском (теперь Молодежном) театре, стихи к которому он сочинил. Это было, по сути, их первое настоящее свидание, потому что Гриша почти не бывал один, и гуляли они обычно большой компанией. Люба стояла в вестибюле института и ждала, когда окончатся занятия и Гриша появится на широкой институтской лестнице. Прозвенел звонок, и появился Гриша, но не один, а со студенткой Леной Степановой. По их оживленным лицам Люба догадалась, что и Лену Гриша пригласил тоже. У нее внутри все перевернулось, и когда Гриша подошел к ней, она спросила:
- Мы что, втроем идем?
- А что тут такого? - слегка растерялся Гриша.
- Нет, это вы идете вдвоем,- сказала как отрезала Люба и, развернувшись, ушла.
На другой день Гриша пришел к ней в ректорат и спросил нарочито небрежно:
- Ты обиделась?
- Нет,- ответила Люба,- просто тебе будет слишком жирно иметь меня в качестве второй.
Гриша рассмеялся, но Люба поняла, что ему понравился ее ответ.
Гриша был парень с гонором. Воспитан он был как настоящий восточный мужчина и, любя и уважая женщин, все-таки первое и последнее слово оставлял за собой. Приручить его было просто невозможно, к тому же еще Москва, в которую он давно стремился и наконец попал, новая жизнь, вдали от мамы с папой,- ну что может быть лучше для честолюбивого парня! Под влиянием Любы Гриша постепенно становился москвичом.
Первый раз, выходя из троллейбуса, руку ему подала она. Он намек понял. А еще у него была манера говорить самому, а Любы будто бы и нет. И однажды, когда она стала что-то рассказывать в компании, Гриша ее перебил, не дав договорить. Люба встала и вышла из-за стола. Он пошел следом: "Что случилось, Люба?" - "Если ты еще раз когда-нибудь меня перебьешь, я вообще уйду". И это он понял тоже.
Отношения у них сложились великолепные, Любина мама принимала Гришу как родного, а он познакомил Любу со своими родителями, привез ее в Баку. Встретили ее очень хорошо, только потом, через несколько лет, свекровь призналась, что была шокирована: как могла молодая девушка позволить себе такую вольность - приехать к парню в родительский дом, не будучи еще его невестой?
Стоял январь. Шла зимняя сессия. То ли усталость сказалась - ведь Любе приходилось учебу совмещать с работой,- то ли ей показалось, что их отношения зашли в тупик, только в один прекрасный день, когда они вместе шли из института, Люба вдруг выставила Грише ультиматум: либо ты принимаешь решение, либо мы расстаемся. Домой Люба шла уже одна, ноги у нее подкашивались. Едва переступив порог, она сказала маме сквозь слезы, что у нее с Гришей все кончено.
- Что ты натворила, доченька! - опешила мама.
Люба прорыдала четыре часа и, измотавшись вконец, решила сама поставить все точки над "i". Телефона у них в доме не было, и Люба совсем не подумала о том, как Гриша сообщит ей о своем решении и вообще как она обо всем узнает. Она побежала звонить ему из автомата, чтобы сказать окончательное "прощай!".
Он сорвал телефонную трубку сразу:
- Ты какой месяц больше всего любишь?
- Январь,- растерялась Люба.
Январь-то она как раз и не любила, но не готова была к разговору.
- А март тебя не устроит? - просящим тоном переспросил Гриша,
И Люба поняла: он делает ей предложение!
По смешному совпадению и Гришины и Любины родители в свое время поженились 8 марта, и они решили тоже жениться 8 марта. Но загс в этот день не работал, и регистрация брака состоялась пятого числа. Свадьба была широкая: сначала в доме у Любиного старшего брата, потом в ресторане, а на 1 Мая они прилетели в Баку. Кроме родственников и друзей, еще весь кабинет министров Азербайджана гулял на этой свадьбе. Платье у Любы взмокло на спине от их пристальных взглядов: кого это сын Гурвича привез из Москвы?
До самого последнего момента Люба не знала, что Гришин отец - большая шишка. Она недолюбливала детей из высокопоставленных семей. В детстве, когда мама и папа еще жили вместе, няня водила Любу в элитную прогулочную группу, где были дети генералов, народных артистов, министров, крупных партийных работников. И спецшкола на улице Станиславского, где училась Люба, была сплошь из особого контингента детей. Потом уже, когда родители развелись, маме с Любой пришлось выехать из большой квартиры и сначала снимать жилье, а позже у них появилась крошечная квартира на Октябрьском поле. Люба в девятом классе оставила престижную школу и перешла учиться в школу рабочей молодежи и начала работать. Денег в семье не хватало, тяжело заболела бабушка.
Когда они с Гришей стали встречаться, Люба нередко говорила ему, что, мол, как хорошо, что он парень из простой интеллигентной семьи. Мама генетик, преподает в университете, папа журналист, ни тебе спецпайков, ни персональной машины, всего того, что Любу раздражало. А Гриша лишь усмехался на это. И только в загсе, заглянув в Гришину анкету, она, во-первых, сделала для себя открытие, что Гриша моложе ее на месяц и девять дней - а она думала, что он старше на несколько лет,- и что папа у него не просто журналист, а член ЦК КПСС республики, депутат Верховного Совета, министр.
- Вот попала! - вырвалось у Любы.
- Что, передумаешь теперь? - съехидничал Гриша.
- Да нет, поздно уже,- сокрушенно сказала Люба.
Мечты и разочарования
Если бы кто-нибудь тогда сказал Любе, что ее муж организует театр, во главе которого ей потом придется встать и вести это дело самой, уже без него, она бы восприняла это как какой-то бред. Мама вообще думала, что Люба просто будет настоящей еврейской женой и у нее будет как минимум пятеро детей. Ни к какой особенной карьере Люба не готовилась, но, как водится в еврейских семьях, ей давали хорошее образование: музыка, английский.
А тогда, много лет назад, они, дипломники ГИТИСа, гостили у Гришиных родителей в Баку. Было лето. Люба с Гришей стояли на балконе и обсуждали свои планы на будущее.
- Чем ты хочешь заняться? - спросила его Люба.- В каком театре ты себя видишь? Тебе нравится и режиссура Эфроса, и режиссура Захарова, ты любишь "Современник", а что тебе ближе всего?
Гриша хотел работать в театрах, ставить спектакли, и он ответил:
- Скорее всего, что-то близкое к спектаклям Ленкома, к Захарову.
Ему не удалось поставить в московских театрах ни одного спектакля. Его дипломную работу закрыл Андрей Гончаров, главный режиссер Театра имени Маяковского. Сам его пригласил в театр ставить спектакль, сам же этот спектакль и закрыл. Это было для Гриши трагическим событием вдвойне, потому что спектакль был закрыт в день похорон его любимого педагога М. И. Кнебель. Закрывал ему спектакль и Марк Захаров тоже. Всего у Гурвича было закрыто пять спектаклей. Пригласил его Валерий Фокин поставить кабаре в Театре имени М. Ермоловой - он тогда был там главным режиссером. Играть решили в помещении кафе "Марс", которое находилось дверь в дверь с театром. Уже был сделан проект, готова сцена, и начались репетиции с Татьяной Догилевой и Олегом Меньшиковым в главных ролях, как вдруг Фокин сказал: "Знаешь, Гриша, давай отменим, еще не время".
В тот день Григорий не мог идти домой. Они жили по-прежнему в той маленькой квартирке на Октябрьском поле, спали с Любой на полу. Люба, помимо работы, давала уроки английского и философии, мама Любина работала, а бабушка уже умерла.
Гриша сидел в Доме актера и грустно размышлял о своей жизни. Он не представлял себе, как придет домой и скажет жене, что опять ничего не получилось, что он, по-видимому, обыкновенный неудачник. К нему подсел знакомый, Леша Бельский, и спросил, отчего у него такой убитый вид. Гриша рассказал.
- Знаешь, что,- сказал в ответ Бельский,- давай сделаем так. Я дам вам денег на год зарплаты (Люба потом запомнила эту сумму на всю оставшуюся жизнь - он дал 79 тысяч рублей) и попросимся к Исаеву (это был ректор ГИТИСа) в Гнездниковский, хорошо?
Это было великолепное предложение!
Да, Грише нужно было начинать создавать свой театр, просто пока такое не приходило ему в голову. Однажды Марк Захаров и Григорий Горин, посмотрев в очередной раз в ВТО его капустник, сказали: "А что если тебе сделать театр-кабаре "Летучая мышь"? Попробуй".
Гриша тогда чуть ли не за оскорбление принял этот совет. Они, значит, будут заниматься настоящим искусством, а он, видите ли, должен делать какое-то кабаре.
Потом, дома, они с Любой порылись в книгах и обнаружили, что такой театр до революции существовал в Москве, назывался он "Летучая мышь" и играл как раз в том самом Гнездниковском переулке, где находилась учебная сцена ГИТИСа. Этот театр был основан артистом МХАТа Никитой Балиевым, известным мастером ставить капустники. Театр был чрезвычайно популярен, в него ходили сливки общества, известные артисты, художники, дипломаты и эстеты, любители жанра, в нем выступал со своими стихами молодой Маяковский, чета Бриков, Лиля и ее муж Осип, были завсегдатаями "Летучей мыши" Да кого там только не было - вся Москва, и из Петербурга приезжали; главное, что театр этот был кумиром у публики.
Первый спектакль, поставленный Гурвичем в "Летучей мыши", вызвал бум в Москве. Спектакль назывался "Чтение новой пьесы". В день премьеры был сумасшедший дом с утра.
Любу всю трясло, Гришу тоже. Они не разговаривали даже друг с другом и вообще были какие-то заторможенные. Когда приехали в театр, там творилось невероятное. Художник Боря Краснов орал изо всех сил, что спектакля быть не может, потому что костюмы привезли из мастерских мокрыми. А накануне они с актрисой Машей Гайзидорской сцепились - опять же по поводу костюмов. Маше платье не понравилось, они орали друг на друга таким матом, что Любе уши заложило. Схлестнулись два темперамента - киевский Краснова и одесский Гайзидорской. Люба спросила Гришу: " Что это такое?" - "Не обращай внимания,- сказал он.- Поорут и перестанут" И правда, так оно и вышло. Потом Маша с Борей целовались и обнимались как ни в чем ни бывало.
Так Люба впервые окунулась в стихию театра. Публика на премьеру собралась элитарнейшая. По окончании спектакля зал визжал так, что Люба и Гриша были перепуганы насмерть и не могли понять, что произошло: это успех или провал?
После спектакля они с артистами сидели в ресторане, отмечали, и Гриша, подняв бокал с шампанским, сказал: " Будут и другие времена, смотрите, не предавайте друг друга".
В дальнейшем в "Летучую мышь" невозможно было попасть. Зрители и поклонники жанра кабаре чуть ли не с утра колотили в дверь ногами, требуя лишнего билета. Зал в Гнездниковском крошечный, едва вмешал двести с небольшим человек, и ходили в кабаре все знаменитости, в том числе и Марк Захаров, и Григорий Горин, и известные журналисты, и актеры. Гриша писал пьесы сам, потому что репертуар прежней "Летучей мыши" до нас не дошел, театр после революции эмигрировал из России, но дух прежней "Летучей мыши" Гурвичу удалось возродить и заразить им всех. Театр поехал на гастроли в Германию, в Польшу. Люба впервые ехала за границу, но одно обстоятельство удерживало ее дома - мама была тяжело больна и лежала в больнице.
- Поезжай,- сказала ей мама,- обязательно поезжай, я так рада за вас, а мне уже лучше, я дождусь тебя.
В Польше Гриша и Люба ровно полчаса побыли миллионерами. Им вручили премию за спектакль - два миллиона злотых. Таких денег у них сроду не было, и Люба пошла по магазинам покупать подарки, косметику и шмотки. Тогда, в конце восьмидесятых, в России все было в дефиците, и польские магазины показались ей просто волшебными. Через полчаса два миллиона злотых рассосались в ее кошельке, но она не жалела о потраченных деньгах. Гриша, несмотря на то, что был не худенький вовсе, очень любил хорошо одеваться, умел это делать, великолепно носил смокинги, а, главное, вкус у него был безупречный, и ей доставляло необыкновенное удовольствие покупать ему обновки. Уж Люба, бывало, в шубе стоит, готовая к выходу, а он все еще повязывает галстук - сто пятый вариант. В быту Гриша был человеком совершенно беспомощным, он ничего не умел и не хотел уметь. В детстве у него была няня, а Люба, став его женой, все взяла на себя. В быту он был немужественным, зато в творческом отношении он был очень мужественным, многое держал в себе, хотя с женой у него были очень доверительные отношения, но тем не менее никогда не перекладывал на нее свои профессиональные заботы. Он никогда не орал ни дома, ни в театре, но мог так иронично и жестко сказать, что все понимали его сразу. Любе доставалось первой, если что, а уж потом другим. Сначала он не хотел, чтобы жена работала в театре, но все равно остаться в стороне Любе не пришлось бы, потому что дома он все время что-то с ней обсуждал, писал по ночам, будил ее, просил послушать написанное и нередко говорил: "А вот это ты должна придумать". И постепенно Люба вошла в его дело и стала его первым другом и помощником. И чай подавала, и переодевала актеров - а только в спектакле "Шоу-бизнес" у каждого актера десять переодеваний, не считая париков,- и репетиции она вела тоже. В конце концов, все стало так, что Гриша уже не мог без нее обойтись и только кричал: "Где Буля (это Люба наоборот), я ничего не помню, что я должен репетировать!" А еще он звал ее Гном-Суббота за маленький рост и проворность.
Как только они вернулись с гастролей, Люба прямо из аэропорта поехала в больницу к маме.
- Ты вернулась? - спросила ее мама и уже больше не приходила в сознание.
Приговор судьбы
Люба самостоятельно выпустила премьеру - русскую версию известного американского мюзикла "Кордебалет". Спектакль назывался "Шанс". Гриша очень любил это произведение, ему нравилась история про мужественных людей, которые могут проявить волю и использовать свой шанс, который дает им судьба. Премьера прошла с аншлагом, а Люба уезжала из театра расстроенная, даже не показавшись на публике. Зал кричал "Браво!" - а она ехала домой и думала про себя:: "И вот это все? Все, за что мы так бились? Вот так выглядит успех?"
Последнее время ей было все время страшно. Страшно, что она не выдержит и опустит планку, которую держал Гриша. И все-таки счастье, что все билеты на следующий месяц проданы. Счастье, но только без Гриши...
Гурвич задумал новый большой спектакль "Великая иллюзия", который уже не поместился бы на сцене Гнездниковского . Он перешел на другую сцену, в Театр-студию киноактера. Отметили сорокалетие Гриши на старой сцене и стали паковать вещи. Актеры плакали, уезжая из Гнездниковского, как будто предчувствовали плохое. "Великая иллюзия" шла полным ходом, когда вдруг по Москве пополз слух, что Григорий Гурвич серьезно болен. Никому в это не верилось, ведь он еще совсем молодой, и в его театре царил такой светлый, легкий дух, что, казалось, никогда его не коснутся ни печаль, ни горе. Люди приходили на спектакли и отводили душу там. Но слух оказался верный. Гриша, правда, был болен. Когда Люба узнала, что это неизлечимо, она не захотела смириться: "Я тебя вытащу, обязательно вытащу, я обещаю тебе!" - горячо уверяла она подавленного Гришу. Врачи сказали, что шансов у него нет, но если и выпадет хоть один, то это будет уже совсем не тот Гриша. "Он никогда не станет прежним",- вынес свой приговор лечащий врач.
Но Люба уже все придумала, как будет, если Гриша выживет. Он будет заниматься только режиссурой, хоть сидя, хоть лежа, все остальное она возьмет на себя.
Гришу увезли лечиться в Израиль. Театр полностью лег на Любины плечи. Каждые десять дней она летала к мужу. Помогали все, кто чем мог. Большую сумму дал на лечение Владимир Гусинский, которого Люба и видела-то всего один раз в жизни. Странно, что родной ее брат, когда Гриша заболел, совсем от нее отошел и не помог ни словом, ни делом. Это было для Любы жутким откровением.
Однажды Гриша попытался сказать ей, что она должна будет делать, если его не станет, но Люба тут же перебила его: "Я не хочу даже слышать об этом!" Потом, когда он уже чувствовал, что уходит, он сказал ей "Хорошо, что у нас с тобой нет детей, тебе будет легче". И еще он сказал: "Ты одна театр не вытащишь. Брось все это".
В тот день, когда Гриша должен был умереть, играли один из лучших его спектаклей, "Шоу-бизнес". Люба шла на сцену из кулис и разговаривала с Гришей по мобильному телефону. Зал бисировал.
- Гриша, я тебе обещала, что будет биток, у тебя биток!
А овации все не прекращались, зрители не отпускали артистов со сцены.
В этот момент Любе показалось, что у них с Гришей еще все впереди и что все еще будет. Придя из театра, она вновь позвонила. Ей ответили, что Гриша принимает ванну. Успокоенная, она пошла выпить кофе и собиралась лечь, как вдруг звонок. Звонила Гришина мама, которая была при нем неотлучно, и сказала, что Гриша умирает. Гриша был под кислородной маской, он что-то говорил Любе, но никто не мог разобрать его слов и только с последним вздохом он ясно произнес: "Мама, прости..."
Утром Люба вылетела в Израиль. Пока Люба хлопотала о похоронах, Гришу похоронили в Израиле. Артисты звонили ей туда, поддерживали ее всячески, но и не могли скрыть своей тревоги. "Ты нас не бросишь?" - спрашивали они.
В эти тяжкие дни Люба поняла, что за ней стоит восемьдесят пять человек и их судьба зависит от нее.
Когда она вернулась, то полностью погрузилась в работу. Никто из труппы не ушел, не оставил театр, актеры стали работать даже лучше, чем при Грише. У Любы давно был завоеван среди них авторитет. Поначалу она советовалась с Гришей, а однажды, когда у нее случился конфликт с одной артисткой и она спросила мужа, как ей быть, он ответил: "Если хочешь работать в театре, выстраивай свои отношения с артистами сама". В новом сезоне пришла молодежь, ребята с Гришиного курса, который он вел в ГИТИСе. Стали готовиться к гастролям и новым премьерам. Люба хотела воплотить в жизнь все Гришины замыслы. Гриша мечтал поставить спектакль про Ольгу Чехову - звезду кабаре, разведчицу,- и пьеса уже написана, ставить будет режиссер Владимир Алеников. Дело только за малым - нужно найти деньги на постановку.
Пока были живы Гриша и Любина мама, она была абсолютно счастлива, она была защищена от всех превратностей судьбы. На премьере "Шанса" присутствовали друзья, Федор Чеханков, Виктор Шендерович, хвалили, морально поддержали, порадовались за Любу. Теперь в театре нет такого бомонда, который ходил туда при Грише. Многие сами отпали, от некоторых Люба отошла, но ведь самых близких тоже не стало, например, Гриши Горина, Аллочки Балтер...
Гриша и Люба почти никогда не ссорились, разве что по поводу детей, которых Гриша не хотел. Как только Люба заводила разговор на эту тему, так он спрашивал ее: "А как же я?" Что на это Люба могла ему возразить?
Они завели собаку, кокер-спаниеля Шери, и избаловали ее себе на радость. А сейчас в Любиной квартире звенит детский голосок, и это, с одной стороны, кажется странным, потому что здесь всегда журчал бархатный Гришин баритон, да веселый лай Шери, да смех Любы. И вдруг - голос девочки где-то в глубине большой квартиры, которая то болтает что-то, то напевает. Это Василиса. Она появилась в Любином доме вместе со своим папой, Михаилом, и с собакой-дворняжкой, которую Шери приняла ласково и даже пустила в свое кресло.
Михаил пришел работать в театр техническим директором совершенно со стороны два года назад. Он полюбил Любу с первого взгляда, и никто об этом не знал. Ничего не подозревала и Люба. Гриша уже болел, у Любы был полон рот забот, а Миша незаметно стал помогать ей во всем. Прежний директор стащил все, что мог, оставив спектакль "Великая иллюзия" в долгах, и появление Михаила было просто счастьем для Любы, ей стало на кого опереться в делах. Произошло то же самое, что когда-то произошло при Грише, когда Люба сначала сделалась ему близким, а потом и вовсе единственным другом. Теперь Михаил стал таким же ее другом, и Любу постепенно начали отпускать страхи, ведь так важно, если есть, кому сказать тебе, что ты умная, что ты талантливая, что у тебя все получится.
Прошло два года. Поначалу Ирина никак не могла привыкнуть к тому, что Саши нет. Было ощущение, что он просто вышел за дверь и скоро вернется. Ей было тяжело привыкнуть к новой квартире, ведь они, сделав ремонт, так и не успели пожить своим домом. И вдруг в какой-то момент судьба ее предстала перед ней в новом свете. Ирина поняла, что она - счастливый человек, потому что все, о чем она мечтала, сбылось. Мечтала о театре - сбылось, мечтала о настоящей любви - сбылось. И осознав это, она начала жить с новым смыслом и первым делом повесила обратно на стену свой портрет молодости, который очень нравился Саше.
ШАНС ГРИГОРИЯ ГУРВИЧА
Большие черные глаза Любы стали еще чернее и больше с тех пор, как умер ее муж, художественный руководитель театра-кабаре "Летучая мышь" и телеведущий программы "Старая квартира" Григорий Гурвич.
Они прожили в счастливом браке почти двадцать лет. Как-то принято считать, что счастливому браку обязательно должен предшествовать бурный роман с пылкими чувствами и объяснениями в любви.
- Когда мы женились,- вспоминает Люба,- Гриша даже не сказал, что любит меня.
А знакомые нередко подначивали их: "У вас такой неинтересный брак, про вас даже сплетен никаких нет".
Ультиматум
Любина мама Гришу очень любила - он частенько приходил к ним обедать. Еще совсем молодой, он держался, как взрослый, умудренный жизненным опытом мужчина, и это в нем подкупало. Он обожал свою мать, боготворил своего педагога по ГИТИСу Марию Иосифовну Кнебель и вообще к дамам вдвое старше себя относился с особенным пиететом. С Любой они встречались уже полтора года, но ни разу не объяснялись. Познакомились они в ГИТИСе. Люба училась на театроведческом, а Гриша - на режиссерском факультете. В институте готовились к ретро-балу, и Люба впервые обратила внимание на Гришу, когда им обоим поручили надувать шарики.
"Какой остроумный и веселый еврейский мальчик",- подумала про него Люба.
Но так как они учились на разных факультетах и даже в разных зданиях, то видеться часто было проблематично. Люба занималась на вечернем отделении и работала в Ученом совете секретарем. И тогда она пошла на хитрость. В большую перемену она стала частенько забегать на третий этаж, где проходили занятия Гришиной группы: якобы ей нужно было по делам в деканат.
Энергии и веселости в Грише было хоть отбавляй, и его всегда окружали девчата и приятели. В комитете комсомола он возглавлял культмассовую работу, делал капустники. Люба вызвалась помогать ему и вошла в его компанию.
Гриша был бакинец. Он успел уже окончить Бакинский университет, филологический факультет, и только после этого осуществил свою мечту приехал в Москву и стал студентом ГИТИСа. Родители не отпускали горячо любимого единственного сына от себя. Москва, ГИТИС... Нет, сначала надо приобрести настоящее образование, профессию, а уж потом будешь заниматься баловством, если охота не пропадет. Гриша был веселый, одаренный, любящий музыку человек, и вместо серьезной научной карьеры его, как магнитом, тянуло именно к баловству, к театру. Когда он был еще совсем маленьким и его кормили с ложечки, он соглашался есть только под красивые арии из "Сильвы" (оперетта Кальмана).
Нелегко было отвлечь Гришу от его проектов, планов и идей, которые так и фонтанировали в нем, и опустить на грешную землю, чтобы он понял, что, кроме этого, есть еще и другие радости жизни, семейное счастье, например, и девушка Люба, которая любит его и хочет стать его женой.
Как-то однажды он сказал, делясь своими планами на будущее, что до тридцати пяти лет жениться не собирается. Люба хоть и приняла это к сведению, но поняла, что медлить больше нельзя.
Однажды Гриша пригласил ее на спектакль "Сладкая собачка", который шел в Детском (теперь Молодежном) театре, стихи к которому он сочинил. Это было, по сути, их первое настоящее свидание, потому что Гриша почти не бывал один, и гуляли они обычно большой компанией. Люба стояла в вестибюле института и ждала, когда окончатся занятия и Гриша появится на широкой институтской лестнице. Прозвенел звонок, и появился Гриша, но не один, а со студенткой Леной Степановой. По их оживленным лицам Люба догадалась, что и Лену Гриша пригласил тоже. У нее внутри все перевернулось, и когда Гриша подошел к ней, она спросила:
- Мы что, втроем идем?
- А что тут такого? - слегка растерялся Гриша.
- Нет, это вы идете вдвоем,- сказала как отрезала Люба и, развернувшись, ушла.
На другой день Гриша пришел к ней в ректорат и спросил нарочито небрежно:
- Ты обиделась?
- Нет,- ответила Люба,- просто тебе будет слишком жирно иметь меня в качестве второй.
Гриша рассмеялся, но Люба поняла, что ему понравился ее ответ.
Гриша был парень с гонором. Воспитан он был как настоящий восточный мужчина и, любя и уважая женщин, все-таки первое и последнее слово оставлял за собой. Приручить его было просто невозможно, к тому же еще Москва, в которую он давно стремился и наконец попал, новая жизнь, вдали от мамы с папой,- ну что может быть лучше для честолюбивого парня! Под влиянием Любы Гриша постепенно становился москвичом.
Первый раз, выходя из троллейбуса, руку ему подала она. Он намек понял. А еще у него была манера говорить самому, а Любы будто бы и нет. И однажды, когда она стала что-то рассказывать в компании, Гриша ее перебил, не дав договорить. Люба встала и вышла из-за стола. Он пошел следом: "Что случилось, Люба?" - "Если ты еще раз когда-нибудь меня перебьешь, я вообще уйду". И это он понял тоже.
Отношения у них сложились великолепные, Любина мама принимала Гришу как родного, а он познакомил Любу со своими родителями, привез ее в Баку. Встретили ее очень хорошо, только потом, через несколько лет, свекровь призналась, что была шокирована: как могла молодая девушка позволить себе такую вольность - приехать к парню в родительский дом, не будучи еще его невестой?
Стоял январь. Шла зимняя сессия. То ли усталость сказалась - ведь Любе приходилось учебу совмещать с работой,- то ли ей показалось, что их отношения зашли в тупик, только в один прекрасный день, когда они вместе шли из института, Люба вдруг выставила Грише ультиматум: либо ты принимаешь решение, либо мы расстаемся. Домой Люба шла уже одна, ноги у нее подкашивались. Едва переступив порог, она сказала маме сквозь слезы, что у нее с Гришей все кончено.
- Что ты натворила, доченька! - опешила мама.
Люба прорыдала четыре часа и, измотавшись вконец, решила сама поставить все точки над "i". Телефона у них в доме не было, и Люба совсем не подумала о том, как Гриша сообщит ей о своем решении и вообще как она обо всем узнает. Она побежала звонить ему из автомата, чтобы сказать окончательное "прощай!".
Он сорвал телефонную трубку сразу:
- Ты какой месяц больше всего любишь?
- Январь,- растерялась Люба.
Январь-то она как раз и не любила, но не готова была к разговору.
- А март тебя не устроит? - просящим тоном переспросил Гриша,
И Люба поняла: он делает ей предложение!
По смешному совпадению и Гришины и Любины родители в свое время поженились 8 марта, и они решили тоже жениться 8 марта. Но загс в этот день не работал, и регистрация брака состоялась пятого числа. Свадьба была широкая: сначала в доме у Любиного старшего брата, потом в ресторане, а на 1 Мая они прилетели в Баку. Кроме родственников и друзей, еще весь кабинет министров Азербайджана гулял на этой свадьбе. Платье у Любы взмокло на спине от их пристальных взглядов: кого это сын Гурвича привез из Москвы?
До самого последнего момента Люба не знала, что Гришин отец - большая шишка. Она недолюбливала детей из высокопоставленных семей. В детстве, когда мама и папа еще жили вместе, няня водила Любу в элитную прогулочную группу, где были дети генералов, народных артистов, министров, крупных партийных работников. И спецшкола на улице Станиславского, где училась Люба, была сплошь из особого контингента детей. Потом уже, когда родители развелись, маме с Любой пришлось выехать из большой квартиры и сначала снимать жилье, а позже у них появилась крошечная квартира на Октябрьском поле. Люба в девятом классе оставила престижную школу и перешла учиться в школу рабочей молодежи и начала работать. Денег в семье не хватало, тяжело заболела бабушка.
Когда они с Гришей стали встречаться, Люба нередко говорила ему, что, мол, как хорошо, что он парень из простой интеллигентной семьи. Мама генетик, преподает в университете, папа журналист, ни тебе спецпайков, ни персональной машины, всего того, что Любу раздражало. А Гриша лишь усмехался на это. И только в загсе, заглянув в Гришину анкету, она, во-первых, сделала для себя открытие, что Гриша моложе ее на месяц и девять дней - а она думала, что он старше на несколько лет,- и что папа у него не просто журналист, а член ЦК КПСС республики, депутат Верховного Совета, министр.
- Вот попала! - вырвалось у Любы.
- Что, передумаешь теперь? - съехидничал Гриша.
- Да нет, поздно уже,- сокрушенно сказала Люба.
Мечты и разочарования
Если бы кто-нибудь тогда сказал Любе, что ее муж организует театр, во главе которого ей потом придется встать и вести это дело самой, уже без него, она бы восприняла это как какой-то бред. Мама вообще думала, что Люба просто будет настоящей еврейской женой и у нее будет как минимум пятеро детей. Ни к какой особенной карьере Люба не готовилась, но, как водится в еврейских семьях, ей давали хорошее образование: музыка, английский.
А тогда, много лет назад, они, дипломники ГИТИСа, гостили у Гришиных родителей в Баку. Было лето. Люба с Гришей стояли на балконе и обсуждали свои планы на будущее.
- Чем ты хочешь заняться? - спросила его Люба.- В каком театре ты себя видишь? Тебе нравится и режиссура Эфроса, и режиссура Захарова, ты любишь "Современник", а что тебе ближе всего?
Гриша хотел работать в театрах, ставить спектакли, и он ответил:
- Скорее всего, что-то близкое к спектаклям Ленкома, к Захарову.
Ему не удалось поставить в московских театрах ни одного спектакля. Его дипломную работу закрыл Андрей Гончаров, главный режиссер Театра имени Маяковского. Сам его пригласил в театр ставить спектакль, сам же этот спектакль и закрыл. Это было для Гриши трагическим событием вдвойне, потому что спектакль был закрыт в день похорон его любимого педагога М. И. Кнебель. Закрывал ему спектакль и Марк Захаров тоже. Всего у Гурвича было закрыто пять спектаклей. Пригласил его Валерий Фокин поставить кабаре в Театре имени М. Ермоловой - он тогда был там главным режиссером. Играть решили в помещении кафе "Марс", которое находилось дверь в дверь с театром. Уже был сделан проект, готова сцена, и начались репетиции с Татьяной Догилевой и Олегом Меньшиковым в главных ролях, как вдруг Фокин сказал: "Знаешь, Гриша, давай отменим, еще не время".
В тот день Григорий не мог идти домой. Они жили по-прежнему в той маленькой квартирке на Октябрьском поле, спали с Любой на полу. Люба, помимо работы, давала уроки английского и философии, мама Любина работала, а бабушка уже умерла.
Гриша сидел в Доме актера и грустно размышлял о своей жизни. Он не представлял себе, как придет домой и скажет жене, что опять ничего не получилось, что он, по-видимому, обыкновенный неудачник. К нему подсел знакомый, Леша Бельский, и спросил, отчего у него такой убитый вид. Гриша рассказал.
- Знаешь, что,- сказал в ответ Бельский,- давай сделаем так. Я дам вам денег на год зарплаты (Люба потом запомнила эту сумму на всю оставшуюся жизнь - он дал 79 тысяч рублей) и попросимся к Исаеву (это был ректор ГИТИСа) в Гнездниковский, хорошо?
Это было великолепное предложение!
Да, Грише нужно было начинать создавать свой театр, просто пока такое не приходило ему в голову. Однажды Марк Захаров и Григорий Горин, посмотрев в очередной раз в ВТО его капустник, сказали: "А что если тебе сделать театр-кабаре "Летучая мышь"? Попробуй".
Гриша тогда чуть ли не за оскорбление принял этот совет. Они, значит, будут заниматься настоящим искусством, а он, видите ли, должен делать какое-то кабаре.
Потом, дома, они с Любой порылись в книгах и обнаружили, что такой театр до революции существовал в Москве, назывался он "Летучая мышь" и играл как раз в том самом Гнездниковском переулке, где находилась учебная сцена ГИТИСа. Этот театр был основан артистом МХАТа Никитой Балиевым, известным мастером ставить капустники. Театр был чрезвычайно популярен, в него ходили сливки общества, известные артисты, художники, дипломаты и эстеты, любители жанра, в нем выступал со своими стихами молодой Маяковский, чета Бриков, Лиля и ее муж Осип, были завсегдатаями "Летучей мыши" Да кого там только не было - вся Москва, и из Петербурга приезжали; главное, что театр этот был кумиром у публики.
Первый спектакль, поставленный Гурвичем в "Летучей мыши", вызвал бум в Москве. Спектакль назывался "Чтение новой пьесы". В день премьеры был сумасшедший дом с утра.
Любу всю трясло, Гришу тоже. Они не разговаривали даже друг с другом и вообще были какие-то заторможенные. Когда приехали в театр, там творилось невероятное. Художник Боря Краснов орал изо всех сил, что спектакля быть не может, потому что костюмы привезли из мастерских мокрыми. А накануне они с актрисой Машей Гайзидорской сцепились - опять же по поводу костюмов. Маше платье не понравилось, они орали друг на друга таким матом, что Любе уши заложило. Схлестнулись два темперамента - киевский Краснова и одесский Гайзидорской. Люба спросила Гришу: " Что это такое?" - "Не обращай внимания,- сказал он.- Поорут и перестанут" И правда, так оно и вышло. Потом Маша с Борей целовались и обнимались как ни в чем ни бывало.
Так Люба впервые окунулась в стихию театра. Публика на премьеру собралась элитарнейшая. По окончании спектакля зал визжал так, что Люба и Гриша были перепуганы насмерть и не могли понять, что произошло: это успех или провал?
После спектакля они с артистами сидели в ресторане, отмечали, и Гриша, подняв бокал с шампанским, сказал: " Будут и другие времена, смотрите, не предавайте друг друга".
В дальнейшем в "Летучую мышь" невозможно было попасть. Зрители и поклонники жанра кабаре чуть ли не с утра колотили в дверь ногами, требуя лишнего билета. Зал в Гнездниковском крошечный, едва вмешал двести с небольшим человек, и ходили в кабаре все знаменитости, в том числе и Марк Захаров, и Григорий Горин, и известные журналисты, и актеры. Гриша писал пьесы сам, потому что репертуар прежней "Летучей мыши" до нас не дошел, театр после революции эмигрировал из России, но дух прежней "Летучей мыши" Гурвичу удалось возродить и заразить им всех. Театр поехал на гастроли в Германию, в Польшу. Люба впервые ехала за границу, но одно обстоятельство удерживало ее дома - мама была тяжело больна и лежала в больнице.
- Поезжай,- сказала ей мама,- обязательно поезжай, я так рада за вас, а мне уже лучше, я дождусь тебя.
В Польше Гриша и Люба ровно полчаса побыли миллионерами. Им вручили премию за спектакль - два миллиона злотых. Таких денег у них сроду не было, и Люба пошла по магазинам покупать подарки, косметику и шмотки. Тогда, в конце восьмидесятых, в России все было в дефиците, и польские магазины показались ей просто волшебными. Через полчаса два миллиона злотых рассосались в ее кошельке, но она не жалела о потраченных деньгах. Гриша, несмотря на то, что был не худенький вовсе, очень любил хорошо одеваться, умел это делать, великолепно носил смокинги, а, главное, вкус у него был безупречный, и ей доставляло необыкновенное удовольствие покупать ему обновки. Уж Люба, бывало, в шубе стоит, готовая к выходу, а он все еще повязывает галстук - сто пятый вариант. В быту Гриша был человеком совершенно беспомощным, он ничего не умел и не хотел уметь. В детстве у него была няня, а Люба, став его женой, все взяла на себя. В быту он был немужественным, зато в творческом отношении он был очень мужественным, многое держал в себе, хотя с женой у него были очень доверительные отношения, но тем не менее никогда не перекладывал на нее свои профессиональные заботы. Он никогда не орал ни дома, ни в театре, но мог так иронично и жестко сказать, что все понимали его сразу. Любе доставалось первой, если что, а уж потом другим. Сначала он не хотел, чтобы жена работала в театре, но все равно остаться в стороне Любе не пришлось бы, потому что дома он все время что-то с ней обсуждал, писал по ночам, будил ее, просил послушать написанное и нередко говорил: "А вот это ты должна придумать". И постепенно Люба вошла в его дело и стала его первым другом и помощником. И чай подавала, и переодевала актеров - а только в спектакле "Шоу-бизнес" у каждого актера десять переодеваний, не считая париков,- и репетиции она вела тоже. В конце концов, все стало так, что Гриша уже не мог без нее обойтись и только кричал: "Где Буля (это Люба наоборот), я ничего не помню, что я должен репетировать!" А еще он звал ее Гном-Суббота за маленький рост и проворность.
Как только они вернулись с гастролей, Люба прямо из аэропорта поехала в больницу к маме.
- Ты вернулась? - спросила ее мама и уже больше не приходила в сознание.
Приговор судьбы
Люба самостоятельно выпустила премьеру - русскую версию известного американского мюзикла "Кордебалет". Спектакль назывался "Шанс". Гриша очень любил это произведение, ему нравилась история про мужественных людей, которые могут проявить волю и использовать свой шанс, который дает им судьба. Премьера прошла с аншлагом, а Люба уезжала из театра расстроенная, даже не показавшись на публике. Зал кричал "Браво!" - а она ехала домой и думала про себя:: "И вот это все? Все, за что мы так бились? Вот так выглядит успех?"
Последнее время ей было все время страшно. Страшно, что она не выдержит и опустит планку, которую держал Гриша. И все-таки счастье, что все билеты на следующий месяц проданы. Счастье, но только без Гриши...
Гурвич задумал новый большой спектакль "Великая иллюзия", который уже не поместился бы на сцене Гнездниковского . Он перешел на другую сцену, в Театр-студию киноактера. Отметили сорокалетие Гриши на старой сцене и стали паковать вещи. Актеры плакали, уезжая из Гнездниковского, как будто предчувствовали плохое. "Великая иллюзия" шла полным ходом, когда вдруг по Москве пополз слух, что Григорий Гурвич серьезно болен. Никому в это не верилось, ведь он еще совсем молодой, и в его театре царил такой светлый, легкий дух, что, казалось, никогда его не коснутся ни печаль, ни горе. Люди приходили на спектакли и отводили душу там. Но слух оказался верный. Гриша, правда, был болен. Когда Люба узнала, что это неизлечимо, она не захотела смириться: "Я тебя вытащу, обязательно вытащу, я обещаю тебе!" - горячо уверяла она подавленного Гришу. Врачи сказали, что шансов у него нет, но если и выпадет хоть один, то это будет уже совсем не тот Гриша. "Он никогда не станет прежним",- вынес свой приговор лечащий врач.
Но Люба уже все придумала, как будет, если Гриша выживет. Он будет заниматься только режиссурой, хоть сидя, хоть лежа, все остальное она возьмет на себя.
Гришу увезли лечиться в Израиль. Театр полностью лег на Любины плечи. Каждые десять дней она летала к мужу. Помогали все, кто чем мог. Большую сумму дал на лечение Владимир Гусинский, которого Люба и видела-то всего один раз в жизни. Странно, что родной ее брат, когда Гриша заболел, совсем от нее отошел и не помог ни словом, ни делом. Это было для Любы жутким откровением.
Однажды Гриша попытался сказать ей, что она должна будет делать, если его не станет, но Люба тут же перебила его: "Я не хочу даже слышать об этом!" Потом, когда он уже чувствовал, что уходит, он сказал ей "Хорошо, что у нас с тобой нет детей, тебе будет легче". И еще он сказал: "Ты одна театр не вытащишь. Брось все это".
В тот день, когда Гриша должен был умереть, играли один из лучших его спектаклей, "Шоу-бизнес". Люба шла на сцену из кулис и разговаривала с Гришей по мобильному телефону. Зал бисировал.
- Гриша, я тебе обещала, что будет биток, у тебя биток!
А овации все не прекращались, зрители не отпускали артистов со сцены.
В этот момент Любе показалось, что у них с Гришей еще все впереди и что все еще будет. Придя из театра, она вновь позвонила. Ей ответили, что Гриша принимает ванну. Успокоенная, она пошла выпить кофе и собиралась лечь, как вдруг звонок. Звонила Гришина мама, которая была при нем неотлучно, и сказала, что Гриша умирает. Гриша был под кислородной маской, он что-то говорил Любе, но никто не мог разобрать его слов и только с последним вздохом он ясно произнес: "Мама, прости..."
Утром Люба вылетела в Израиль. Пока Люба хлопотала о похоронах, Гришу похоронили в Израиле. Артисты звонили ей туда, поддерживали ее всячески, но и не могли скрыть своей тревоги. "Ты нас не бросишь?" - спрашивали они.
В эти тяжкие дни Люба поняла, что за ней стоит восемьдесят пять человек и их судьба зависит от нее.
Когда она вернулась, то полностью погрузилась в работу. Никто из труппы не ушел, не оставил театр, актеры стали работать даже лучше, чем при Грише. У Любы давно был завоеван среди них авторитет. Поначалу она советовалась с Гришей, а однажды, когда у нее случился конфликт с одной артисткой и она спросила мужа, как ей быть, он ответил: "Если хочешь работать в театре, выстраивай свои отношения с артистами сама". В новом сезоне пришла молодежь, ребята с Гришиного курса, который он вел в ГИТИСе. Стали готовиться к гастролям и новым премьерам. Люба хотела воплотить в жизнь все Гришины замыслы. Гриша мечтал поставить спектакль про Ольгу Чехову - звезду кабаре, разведчицу,- и пьеса уже написана, ставить будет режиссер Владимир Алеников. Дело только за малым - нужно найти деньги на постановку.
Пока были живы Гриша и Любина мама, она была абсолютно счастлива, она была защищена от всех превратностей судьбы. На премьере "Шанса" присутствовали друзья, Федор Чеханков, Виктор Шендерович, хвалили, морально поддержали, порадовались за Любу. Теперь в театре нет такого бомонда, который ходил туда при Грише. Многие сами отпали, от некоторых Люба отошла, но ведь самых близких тоже не стало, например, Гриши Горина, Аллочки Балтер...
Гриша и Люба почти никогда не ссорились, разве что по поводу детей, которых Гриша не хотел. Как только Люба заводила разговор на эту тему, так он спрашивал ее: "А как же я?" Что на это Люба могла ему возразить?
Они завели собаку, кокер-спаниеля Шери, и избаловали ее себе на радость. А сейчас в Любиной квартире звенит детский голосок, и это, с одной стороны, кажется странным, потому что здесь всегда журчал бархатный Гришин баритон, да веселый лай Шери, да смех Любы. И вдруг - голос девочки где-то в глубине большой квартиры, которая то болтает что-то, то напевает. Это Василиса. Она появилась в Любином доме вместе со своим папой, Михаилом, и с собакой-дворняжкой, которую Шери приняла ласково и даже пустила в свое кресло.
Михаил пришел работать в театр техническим директором совершенно со стороны два года назад. Он полюбил Любу с первого взгляда, и никто об этом не знал. Ничего не подозревала и Люба. Гриша уже болел, у Любы был полон рот забот, а Миша незаметно стал помогать ей во всем. Прежний директор стащил все, что мог, оставив спектакль "Великая иллюзия" в долгах, и появление Михаила было просто счастьем для Любы, ей стало на кого опереться в делах. Произошло то же самое, что когда-то произошло при Грише, когда Люба сначала сделалась ему близким, а потом и вовсе единственным другом. Теперь Михаил стал таким же ее другом, и Любу постепенно начали отпускать страхи, ведь так важно, если есть, кому сказать тебе, что ты умная, что ты талантливая, что у тебя все получится.