Коршунов Евгений. Гроза над лагуной (Лузитания - 3)

   Хор остановил на нем тяжелый взгляд, потом отвернулся.
   - Сержант! - крикнул он в сад, и на пороге вырос африканец в куртке десантника.
   - Сэр...
   - Поставьте караулы. Никого не выпускать...
   Он помедлил:
   - А впускать... всех.
   - Слушаю, сэр!
   Африканец поднес руку к пятнистому берету, щелкнул каблуками.
   Хор обернулся к Майку.
   - Капитан Браун, установите связь с группами "Эй", "Би" и "Зэт". Запросите о ходе операций на остальных участках. Штаб моей группы будет здесь. Информируйте командование.
   Майк молча козырнул. Он был во власти этого лобастого, тяжелолицего немца. Тот исполнял приказы его отца, и Майк не мог ему не подчиняться.
   "Мы на войне. А на войне приказ - это все", - думал он, шагая по посыпанным красным песком дорожкам сада в ожидании, пока радист, щуплый парнишка-альбинос с крашенными в коричневый цвет волосами и грустными глазами, устроившийся в клумбе тигровых канн, вызывал группу "Эй".
   Радист волновался, у него что-то не ладилось. Майку было тоже не по себе. Что будет дальше? Он не мог уйти от этого вопроса. Там, в доме, остались его друзья - Джин и Елена. А вернее - Елена и Джин. И Корнев, и Мангакис. А с ними Хор.
   Майк вспомнил, как зябко ежился майор, как тянул руки к огню. А что, если немец психически болен? Не может здоровый человек дрожать от холода в африканской жаре!
   - Связь с группой "Эй"! - тихо сказал радист, протягивая Майку наушники.
   Парню было явно не по себе, и он не мог справиться со страхом. Майк однажды разговаривал с ним в лагере. Его звали Кейта Диеш, он родился в колонии и был призван в португальскую армию. Получил специальность радиста в кавалерийской школе в Санта-Рой. В лагерь наемников прибыл вместе с сотней португальских солдат-африканцев за месяц до высадки. От других солдат держался обособленно, был очень грустен и целыми днями наигрывал на губной гармонике, сидя на корточках где-нибудь в тени.
   "А ведь уйди он из армии, мог бы прилично зарабатывать, - невольно подумал Майк. - Среди африканцев не так уж много радиоспециалистов".
   Он взял наушники - теплые черные кружки на стальной дужке, пахнущие потом, - брезгливо вытер их о куртку и поднес один из них к уху, не прикасаясь к пластмассе.
   Группа "Эй" задачу выполнила успешно. Наемники прочесали берег, захватили спящих собирателей песка и нескольких рыбаков, заночевавших в лодках у берега. Заставив рыбаков показать подходы к незаболоченным участкам земли, они отыскали фарватер для тяжелых десантных катеров. Но для того чтобы выйти на каноэ в лагуну и обеспечить сигнализацию - показать десанту все изгибы фарватера, - не хватало людей: в группе "Эй" было всего десять человек. Командир группы просил еще хотя бы пятерых.
   Майк обещал связаться с ним через несколько минут. Он передал наушники радисту. Что ж, пока дела шли неплохо. Если же удастся без лишнего шума захватить полицейские казармы, можно будет считать, что дело уже сделано. Тогда десантников ничто не остановит.
   Майк знал, что высадка будет осуществляться силами до трех батальонов, прикрываемых орудийным огнем кораблей. Два фрегата - "Монтанте" и "Бомбарда", четыре сторожевых корабля - "Идол", "Ориент", "Кассиопея" и "Дракон", три самоходные баржи, несколько десантных катеров - по африканским масштабам это была уже целая армада.
   Профессиональные наемники, солдаты колониальных португальских частей, проводники из тех, кто бежал после провозглашения республики из Боганы, все они входили в отдельные группы, которым в составе своих батальонов предстояло выполнить какое-нибудь одно, строго определенное задание.
   Общий план операции был известен только офицерам. Первый батальон должен был захватить резиденцию премьер-министра и немедленно расстрелять главу правительства республики. Второй - атаковать штаб-квартиру "борцов за свободу" и перебить всех, кого удастся захватить. В задачу третьего батальона входило блокировать военный лагерь республиканцев в пяти милях от города и атаковать его. Одна рота должна была напасть на аэродром и уничтожить стоящие там военные самолеты. Одновременно ударной группе во главе с Хором следовало занять радиостанцию и объявить о победе "народной революции". По этому сигналу по всей стране должны были начаться выступления заранее сформированных вооруженных групп "пятой колонны", а потом...
   Майк смутно представлял, что должно было случиться потом. Конечно, новое правительство отменило бы все реформы Мануэля Гвено. Отец и те плантаторы, кто вынужден был оставить в Богане свою собственность, вернулись бы. А сам Майк? Отец скорее всего отправил бы его учиться куда-нибудь в Англию, и все пошло бы по-старому. Разве что на всю жизнь осталась бы память о необычном и остром приключении, пережитом однажды ночью на африканском берегу. И все. В конце концов, пусть делами Боганы занимаются те, кому это интересно.
   Как и другим белым офицерам, Майку уже заплатили за участие в операции. На его имя в одном из лондонских банков уже переведено авансом две тысячи фунтов. Столько же должны были по контракту заплатить ему по окончании операции. Четыре тысячи фунтов - для начала это уже неплохо. Так сказал и отец. "Но не в деньгах дело, - добавил он. - Важны принципы".
   - Связь с группой "Би"!
   Радист вновь передал наушники Майку.
   Группа "Би" соединилась с группой "Зэт". У них был большой полицейский грузовик. В группе "Зэт" двадцать четыре человека (итого тридцать четыре в обеих группах, подсчитал Майк). Через минуту они двинутся к казарме. К ее захвату все подготовлено. Дежурный офицер - член "пятой колонны".
   Майк удовлетворенно кивнул. Это походило на игру - опасную, но интересную. Думал ли Майк, еще совсем недавно с увлечением смотревший приключенческие кинофильмы, что ему самому когда-нибудь удастся стать участником такого захватывающего дух приключения? Он вызвал по своей связи Сарыча, доложил обстановку и узнал, что десантные катера уже вышли. Было необходимо срочно обеспечить обозначение фарватера.
   - Слушаю, сэр! - ворвался вдруг в наушник голос Хора, и Майкл понял, что майор контролирует его связь с Сарычем.
   Сарыч приказал усилить группу "Эй" еще пятью солдатами. Каноэ с захваченными рыбаками ждать подхода катеров.
   Майк передал приказ Аде, и через минуту пятерка наемников зашагала цепочкой вдоль берега.
   Когда Майк вернулся в дом, он застал майора в кресле у камина. Положив автомат на пол, майор тянул из высокого стакана виски. Пустая тарелка, стоявшая на полу, свидетельствовала, что Хор не потерял аппетита.
   Корнев-старший сидел за столом и чертил вилкой узоры по скатерти. Елена уже окончательно оправилась от испуга и даже улыбнулась Майку как ни в чем не бывало. Джин приветствовал его угрюмой улыбкой и отвернулся. Лучше всех, казалось, чувствовал себя хозяин дома.
   Он небрежно откинулся на спинку стула, в руках его был бокал вина. Он мирно беседовал с Хором.
   -....такая же профессия, как прочие? - услышал Майк обрывок сказанной им фразы.
   - Да, такая же!
   Хор был, как обычно, уверен в себе. Фразы его были резкими и четкими.
   - Да, мы наемники. И вы, и я. И мистер Корнев. ("Он уже знает всех", почему-то удивился Майк.) Мы все продаемся. Вы втолковываете африканцам простейшие экономические истины. Я приучаю их к ответственности.
   Хор отпил виски.
   - Нам платят, потому что мы профессионалы. А белые солдаты африканцам нужны позарез. Без нас на континенте грызня никогда не прекратится.
   - Вы имеете в виду военные перевороты? - поднял голову Корнев.
   Он поморщился, стиснул пальцами переносицу.
   - У вас давление, - заметил Хор. - Вам нельзя жить в тропиках.
   - В конце концов, - продолжал Корнев, не обращая внимания на последние слова Хора, - африканское общество само найдет политическое решение своих проблем.
   Хор посмотрел на тяжелые черные часы, широкий матерчатый ремень которых плотно обтягивал его левое запястье.
   - Политическое решение - это когда политический противник уничтожен, усмехнулся он.
   На лице Корнева промелькнуло любопытство:
   - Впервые вижу человека, у которого на все есть лишь один ответ пуля. Это граничит с патологией.
   Хор побледнел. Он окинул презрительным взглядом полнеющую фигуру Корнева и фыркнул:
   - Сейчас вы начнете читать лекцию о гуманизме. Не трудитесь, я знаю все, что вы мне скажете. Но вам никогда не понять нас, санитаров человечества, делающих грязную работу, называемую войной. Слышите? Моя жизнь - это война. "Благодаря ей у меня есть боевые товарищи. Потому что только война дает настоящих товарищей. Она не позволяет лицемерить, лгать, притворяться. Война - жестокое, но самое честное испытание для настоящего мужчины. Да, я служу войне, я живу войной, и я верю, что на мой век войн хватит.
   Корнев насмешливо вздохнул:
   - Насколько я знаю, в Конго вы не придерживались законов рыцарства. Вы сжигали беззащитные деревни и отрубали головы старикам и детям. И получали за это такие деньги, каких вам никогда бы не заработать в Европе. Кое-кто из тех, кого вы так сентиментально именуете боевыми товарищами, продолжает наживаться на своих прежних преступлениях, даже, как говорится, отойдя от дел. Они пишут книги, снимаются в фильмах, изображая собственные подвиги. Не так ли, мистер Хор?
   - Что ж, если люди читают наши книги и видят в нас, которых вы называете преступниками, героев, тем хуже для них. Каждый получает то, что он заслуживает.
   - Это было написано на воротах фашистских концлагерей, - вмешался Женя.
   Хор посмотрел на него с интересом.
   - А ведь из тебя, попади ты в хорошие руки, вышел бы неплохой солдат, парень. Как из твоего друга...
   Он кивнул на стоящего в дверях Майка и опять обернулся к Корневу:
   - Кстати, мистер Корнев...
   Он уселся в кресло и демонстративно зевнул.
   - Вам везет! Я знаком со многими журналистами. Обычно они гонялись за мной - интервью, контракты на книги и все такое. А вы первый, кто видит меня в действии. И если вы будете вести себя паинькой, как до сих пор, новое правительство вышлет вас из страны в целости и сохранности. Тогда вы заработаете на сегодняшней истории кучу денег. Не правда ли, мистер Мангакис?
   Мангакис пожал плечами.
   - Мой друг никогда не гонялся за сенсацией. Он ученый, он анализирует проблемы...
   - Тем лучше!
   Голос Хора обрел доверительные нотки.
   - Я не сенсация. Я проблема.
   - Сэр!
   В дверях вырос Аде.
   - Подъехала машина. Черный "фольксваген". Хор вскочил:
   - Гвено? Дать ему спокойно войти!
   ГЛАВА 5
   Аде поспешно выбежал. Хор, схватив автомат, встал за дверью, прижавшись к стене.
   - Капитан Браун! На веранду! - негромко приказал он и обернулся к сидевшим за столом. - А вы, господа, не двигайтесь. В интересах вашей же личной безопасности. Ну!
   Корнев сглотнул комок, внезапно подступивший к горлу. Евгений взглянул на отца и опустил голову. Впервые в жизни он вдруг ощутил свое бессилие. До сих пор он не знал, что такое неудача. В школе он учился хорошо, шел в первых учениках, хотя и не слишком утруждал себя сидением над учебниками. Знания давались ему легко, зато дисциплина хромала. Его энергичная, деятельная натура требовала чего-то большего, чем подчиненная режиму школьная жизнь. Он быстро увлекался и так же быстро остывал. Увлечение фотографией сменялось коллекционированием магнитофонных записей, из автомобильного кружка он переходил в драматический. Он оставался верен лишь одному увлечению - книгам. Отец собрал большую и интересную библиотеку, и с каждым годом юноша открывал в ней для себя все новые, неизвестные ему дотоле сокровища. Книги о подвигах, которыми он раньше зачитывался, теперь вызывали лишь глухое раздражение. Ну и что? Тогда характеры действительно выковывались в трудностях, в борьбе. Гайдар командовал полком в четырнадцать лет - таково было время. А сколько было Олегу Кошевому?
   Его энергия находила выход на уроках военного дела. Их вел офицер-отставник, бывший десантник. Левая рука его была навечно скрючена, полподбородка начисто стесано. Он носил старую гимнастерку и целый щит орденских планок на груди.
   Ребята в нем души не чаяли, особенно когда он начинал рассказывать о войне. Истории были жуткие, жестокие, но дух от них захватывало. Разошедшись, военрук доставал из кармана большой складной нож и метал его в цель - специально принесенный чурбак - в самый срез, в кольца дерева. Метал раз за разом, точно в центр.
   Все мальчишки школы - от третьеклассников до усатых выпускников увлекались этим. И многие мечтали об армии, о службе в десантных войсках...
   Армия! Вот где и сегодня нужны сила и ловкость, твердый характер, решительность, воля.
   В Африку Евгений уезжал с радостью. Он твердо верил, что сегодня это единственный континент, где еще живут приключения, где таинственное и неизвестное таится на каждом шагу в обычных на первый взгляд вещах.
   Он знал, что над Боганой сгущаются тучи. Он читал об этом еще в московских газетах. Да и здесь все ждали вторжения или переворота, или еще чего-нибудь в этом роде. Евгений внутренне был готов к бурным событиям в стиле приключенческих фильмов. И даже сейчас происходившее занимало его своей бурной стремительностью.
   Он смотрел на все словно бы со стороны, не ощущая реальности происходящего.
   Тишина длилась минуты две-три. Потом за дверью что-то загрохотало, раздались крики, шум борьбы.
   - Черт! - вырвалось у Хора.
   Он ударом ноги распахнул дверь и направил ствол автомата в коридор.
   - Живым взять! Живым! - проревел он.
   И сейчас же в холл ввалились два солдата и Аде. Они волокли африканца в окровавленной белой рубашке, выбившейся из-под элегантного черного пиджака, один рукав которого был оторван.
   Аде мощным ударом в подбородок швырнул пленного на пол, он пролетел через весь холл, ударился головой о камин, застонал, попытался встать.
   Солдаты испуганно смотрели на распростертое тело. Оба они были из Боганы, и Майк помнил, что одного из них звали Джимо. Это был невысокий крепыш с тяжелым квадратным лицом. Вместе со своим другом (Майк не помнил, как его зовут), длинным малым с чахоточной грудью и развинченными движениями рук, болтавшихся словно на шарнирах, он бродил в поисках работы от Порт-Жантиля до Дакара. Длинный тщательно скрывал в лагере свою болезнь - боялся, что его выгонят, хотя о том, что он болен туберкулезом, знали все офицеры. Но им было совершенно безразлично, кого уложат у берегов Боганы.
   Джимо мечтал стать проповедником и учился грамоте самостоятельно. Он даже добровольно вызывался в караул - сидел в будке у лагерных ворот и при свете прожектора учил английские буквы и слоги по дешевому тоненькому букварю, аккуратно скрепленному самодельной обложкой из прозрачной пластмассы.
   К Джимо приходил его друг, и Майк видел, обходя посты, как тот сидит, закутавшись в грязное, бывшее когда-то бежевым одеяло, и, стараясь удержать кашель, чтобы не мешать, с уважением следит за толстыми, с трудом произносящими чужие звуки губами Джимо.
   В глубине души Майк подозревал, что эта пара дезертирует, как только окажется на родной земле, и то, что они сумели схватить Гвено, искренне удивило его.
   - Идиоты! - прошипел Хор. - Я же предупреждал - впустить беспрепятственно.
   Он обернулся к солдатам:
   - Эй вы, свиньи! Разве так обращаются с министрами? Помогите ему встать. Вот так. Да прислоните его к стенке, если не держится на ногах!
   Джимо с другом поспешно выполнили приказ. Чахоточный даже попытался стереть рукавом кровь с лица Гвено, который резко от него отвернулся.
   Хор оглянулся на сидящих за столом, закусил губу, зябко поежился. Взгляд его скользнул по лицу Елены, бледному, полному ужаса, задержался на руках Жени.
   Он сделал несколько шагов по холлу и резко остановился перед Майком.
   - Капитан, - скривившись, сказал он. - Я вижу, вы здесь встретили друзей детства. Наверняка вам будет что с ними вспомнить. Так вот, возьмите-ка этих двух симпатичных молодых людей и уединитесь с ними где-нибудь подальше от нашей компании. Но предупреждаю, что если хоть один из них ускользнет и поднимет шум...
   Он положил руку на плечо Майка и криво улыбнулся:
   - Надеюсь, ты, сынок, понимаешь, что в случае провала операции нас в плен брать не станут. Он обернулся к сержанту:
   - Аде, помогите капитану Брауну отконвоировать молодых людей. Да чтобы они у вас были в целости и сохранности!
   Евгений угрюмо усмехнулся:
   - Спасибо за заботу.
   Майк молча пропустил Елену и Евгения впереди себя в коридор. Сзади шел Аде с автоматом наизготовку.
   - Пойдем к тебе? - мрачно спросил Майк девушку, когда они миновали часового, стоявшего у двери в холл.
   - Как хочешь, - покорно согласилась девушка, и они пошли по лестнице на второй этаж.
   Убедившись, что Майк увел Елену и Евгения, Хор обернулся к пленнику:
   - Добрый вечер, господин министр. Мы ждали вас к ужину. Прошу...
   Он забросил свой автомат на ремне за спину и широким жестом хозяина пригласил пленника к столу.
   - Как видите, ваш прибор ждет вас, а я, как незваный гость, примощусь где-нибудь с краю. А вы, господа, что же вы не приветствуете своего гостя, министра Мануэля Гвено?
   - Это не Мануэль Гвено! - твердо сказал Корнев. - И прекратите этот балаган.
   - Вот как? - усмехнулся Хор. - А кто же?
   - Это личный секретарь министра, я его хорошо знаю, - спокойно подтвердил слова Корнева грек.
   Хор недоверчиво посмотрел на пленника: слова советника (подданный США!) несколько поколебали его.
   - К тому же министр никогда не станет ездить на "фольксвагене", серьезно продолжал Мангакис.
   - Резонно, - согласился Хор. - Со слона они пересаживаются обычно прямо в "мерседес". Но мне хотелось бы послушать и нашего гостя.
   Он подошел к пленнику, стоящему у стены под прицелом автоматов:
   - Ну, молодой человек? Кто же вы и зачем пожаловали в этот дом?
   Пленник вскинул голову. У него было приятное, правильное лицо. Нос почти прямой, тонкий. Широкие ноздри трепетали от ярости, губы плотно сжаты.
   - Собака! - процедил он, и глаза его вспыхнули ненавистью.
   Хор неторопливо вынул из кармана куртки тонкие черные перчатки, все так же неторопливо натянул их, расправил... и страшный удар в челюсть бросил пленника на стену. Обмякшее тело сползло на пол.
   Хор качнул голову пленника носком башмака.
   - Оттащите-ка его к лагуне, приведите в чувство да побеседуйте с ним по-своему, - приказал он наемникам. - Но смотрите, чтобы остался в живых. А ровно через полчаса тащите его сюда. И кстати, пусть сюда придет радист, а то мы тут несколько отвлеклись...
   Солдаты поволокли безжизненное тело к веранде, перекинули его через перила и скрылись в темноте сада.
   Хор подошел к столу. Налил себе полстакана виски и залпом выпил.
   - Так вот, господа, - начал он, как будто продолжая только что прерванный разговор. - А теперь мне хотелось бы провести небольшой эксперимент. Белая солидарность еще ни разу не подводила меня в Африке. Мне не хотелось бы, чтобы она подвела меня и сегодня. Потому что если окажется, что вы меня обманули, что этот парень действительно министр, значит, вы встали по другую сторону черты, там, где черные. А вы должны знать, что такое в Африке не прощается.
   Он налил еще виски, выпил, посмотрел на часы.
   - Но я даю вам еще один шанс. Мои люди умеют допрашивать. И если я узнаю, что этот черномазый в действительности Мануэль Гвено, а не тот, кем вы мне его пытаетесь представить, не от вас, а от него самого... Словом, подумайте о своих детях. Я думаю, что отцам неприятно доживать век, если они лишатся детей из-за собственного глупого упрямства. Тем более что министр этот парень или нет - у него одна дорога: пуля в затылок - ив лагуну. - Он снова поежился. - Вы видите, господа, я нервничаю. Давно мне уже не бывало холодно. Прошу вас, не доводите меня до необходимости принимать крайние меры. Я пойду поброжу пока по саду, соберусь с мыслями. Мне надо собраться...
   В голосе его была усталость.
   Кейта Диеш с ящиком полевой рации появился из темноты и щелкнул каблуками.
   - Есть новости? - обернулся к нему майор и поморщился: типичные черты африканца в сочетании с крашеными волосами и белой в желтых пятнах кожей Диеша раздражали его. Еще в лагере немец громко заявил, что согласен с обычаями некоторых племен убивать альбиносов при рождении.
   - Группа "Зэт" захватила полицейские казармы, сэр, - доложил радист. Сарыч сообщает, что через час начинается общая атака.
   - Доложи Сарычу, что мы выступаем к радиодому.
   Радист козырнул, четко сделал поворот кругом.
   Хор проводил его взглядом, криво улыбнулся и твердым шагом пошел к двери.
   Корнев и Мангакис переглянулись.
   - Похоже, что дело серьезно, - заметил Корнев. - И если их не остановят...
   - Как вы можете сейчас об этом думать! Советник нервно вскочил.
   - Этот зверь - сумасшедший. И он не остановится перед убийством моей дочери и вашего сына. Для него это ровно ничего не значит. Вы понимаете? Он убийца, профессиональный убийца!
   - А что вы предлагаете? Пойти и сказать ему, что они действительно схватили Мануэля Гвено?
   Корнев вышел из-за стола, прошелся по холлу. Радист, устроившийся на веранде, не спускал с него настороженных глаз.
   - Я не знаю... Я просто не знаю, что делать в таких случаях!
   Грек опять хрустнул пальцами.
   - Но я не хочу, понимаете, не хочу вмешиваться в эту историю! Я сыт по горло прошлым. Я проиграл войну, я потерял веру в страну, которую любил как страну свободы. Даже жену у меня отняла политика. И единственное, что у меня еще осталось в жизни, - это Елена. И я отдам все, все... - Он помолчал. -...чтобы спасти свою дочь!
   - Ценою жизни другого человека? А что она скажет вам, когда узнает об этом?..
   Корнев вздохнул, на мгновение задумался.
   - Нет, - решительно сказал он. - Мне бы Евгении этого не простил.
   - Но нельзя допустить, чтобы...
   На Мангакиса было страшно смотреть. Перед Корневым был глубокий старик - с трясущимися руками, опущенными плечами, раздавленный жизнью.
   - Что же делать?
   В голосе Мангакиса было отчаяние.
   - И потом ведь майор сказал, что все равно расстреляет этого человека - министр он или не министр. Корнев посмотрел на часы:
   - Пять минут одиннадцатого. Значит, у нас, если верить майору, в запасе 25 минут. Наступать они начнут в одиннадцать и к этому времени рассчитывают захватить радиостанцию.
   - А полицейская казарма уже захвачена. Если они победят...
   -...все ваши реформы полетят к черту! - окончил его мысль Корнев.
   Мангакис вздрогнул и закусил губу.
   - И вам придется испытать еще одно поражение в жизни. Последнее и окончательное!
   Он пристально смотрел в лицо экономического советника, и голос его был холодным и жестким:
   - Вы лжете самому себе, Бэзил. Посмотрите на себя со стороны и признайтесь в этом хотя бы сейчас.
   Мангакис упрямо мотнул головой.
   - Нет! Нет! И еще раз нет!
   Корнев прищурился.
   - Нет, Бэзил, жизнь не сломила вас!
   Он помолчал, прошелся по холлу. Затем подошел и остановился перед сидящим на стуле советником.
   - И напрасно вы стараетесь убедить себя, что можете отречься от того, что вам дорого. Признайтесь хотя бы сейчас, в этот момент: вы любите то, что делаете в Богане вместе с Мануэлем Гвено, вместе с людьми, с которыми вы работаете, позабыв о том, что их кожа отличается от вашей. Признайтесь, ведь вы мечтаете тайком о том времени, когда в Богане люди будут служить тем идеалам, за которые вы в свое время сражались в Греции. Вы мечтаете выиграть здесь борьбу, которую проиграли в сорок девятом. И победить не оружием, а силой своих знаний, отданных людям маленькой африканской страны.
   - Но что вы всем этим хотите сказать? - хрипло проговорил Мангакис. Лицо его осунулось, он словно сразу постарел.
   - Иногда достигнутое необходимо защищать с автоматом в руках! отчеканил Корнев. - Вы были в ЭЛАС не меньше чем полковником.
   - Я отказался от прошлого!
   - И это говорит герой гражданской войны Микис...
   - Молчите! - вскочил Мангакис. - Вы... Откуда вы знаете мое имя?
   Корнев спокойно положил ему руку на плечо.
   - В юности я писал стихи о Греции и собирал вырезки - статьи, карты, фотографии. Наша война уже кончилась, и я не успел убежать на фронт, хотя и пробовал трижды. А вы дрались с фашистами...
   Он прищурился:
   - В одном из наших журналов был напечатан и очерк о вас, о полковнике ЭЛАС Микисе Ставропулосе!
   - В газетах было, что я погиб, - глухо ответил Мангакис.
   - У меня отличная память на лица, и ваше лицо все время казалось мне удивительно знакомым... полковник.
   Грек бессильно опустился на стул.
   - Я не хотел, чтобы Елена когда-нибудь узнала об этом. Дети презирают побежденных.
   - А вы уверены, что она ничего не знает?
   - Да.
   - Тогда почему же вы хотите, чтобы она видела вас сейчас побежденным человеком, чьи идеи, чей почти десятилетний труд оказался растоптанным сапогами того фашиста, который, может быть, дрался против вас в Греции?
   - Замолчите! Я требую - замолчите!
   Голос Мангакиса был яростен, руки его дрожали.
   - Я и Елена, мы вне борьбы.
   - Хорошо. Забудем об этом, - неожиданно оборвал разговор Корнев.
   Он молча подошел к радиокомбайну, стоящему в углу, машинально нажал клавиш включения. Приемник был настроен на волну "Радио Габерона".
   Станция работала нормально. Передавали национальную музыку. И вдруг Корнев встрепенулся:
   - Вы говорите... пять минут одиннадцатого? Но тогда должны были передавать последние известия. Странно, почему они изменили программу?