Страница:
ЗАМЕТНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ
Всего на несколько минут убегал Солнышкин в каюту перезарядить плёнку, но за это время на льду произошли большие перемены. Льдина вспыхивала радужным светом. Сверкая миллионами холодных искорок, на шахматном поле возле "Светлячка" высились десятки ледяных фигур в капитанских фуражках и надменно смотрели друг на друга. Между ними бродил чёрный кот и подмигивал Солнышкину. По другую сторону "Светлячка" приподнималась на ластах стая нерп, которыми из иллюминатора дирижировали две довольно знакомые руки. Солнышкину даже показалось, что сейчас зазвучит давно знакомая песня "Бури нас всех позовут", но нерпы пели другую хорошую песню - про кругосветное плавание. А на корме "Светлячка" вспыхивал чёткий ровный луч. Солнышкин взбежал выше, на мостик, и увидел крепыша в курсантской одежде, который наводил на лёд похожий на кастрюлю прожектор. В стороне от него сердитый кок Супчик лил из чайника на лёд кипяток и горстями сыпал из мешка крупную соль. - Вот это да! - сказал Солнышкин. Но это было не всё! От острова Камбала тянулась возглавляемая Молодцовым такая весёлая стайка пингвинов, что спасённый Солнышкиным пингвиненок, то и дело смотревший за борт, скатился по трапу и, переваливаясь с боку на бок, заторопился навстречу родным братьям. Следом за дружком на лёд бросился Морячок. Пингвинята окружили его со всех сторон, и каждый старался подержать за руку! Солнышкин посмотрел на Морячка, прошёлся взглядом по шахматной доске, на которую всё летели горсти соли, окинул глазом всю льдину и замигал: льдина напоминала что-то такое, о чём немедленно - просто мгновенно - захотелось доложить капитану. Это могло внести существенные поправки во все капитанские планы. Солнышкин бросился по трапу вниз, но капитан и сам уже выходил из каюты.
ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
Моряков вышел в тельняшке, такой крепкий и стройный, что и Солнышкин от гордости за капитана выпрямился, как наполненный ветром парус. Капитан остановился у борта и в недоумении повернул лицо к сверкавшим ледяным истуканам: - Что это? Что это ещё за остров Пасхи? - Остров Плавали-Знаем! - сказал Солнышкин и в самых весёлых словах выложил капитану всё, что знал сам. - Не может быть! - сказал Моряков. - Ого! Ещё как может! - Ну и художества! Ну и Чарли Чаплин! Капитан в гневе прошёлся по палубе. Подумать только: люди отклонились от курса, отложили прекрасный проект, диссертацию из-за каких-то дурацких затей! Он метал громы и молнии. - Но и вы хороши! - Он сурово посмотрел на Солнышкина. - Всё шуточки да забавы. Кино, матч! А от вас можно бы ждать уже более масштабного решения. - А без шуточек нет флота, - сказал Солнышкин, которому как раз и не терпелось выложить кое-что масштабное. - Да? - уже веселей спросил Моряков, глядя на горизонт. - Ну что ж, раз случилась такая весёлая шутка, так и выход из неё попробуем найти весёлый! А? Хорошо бы иметь карту льдины! Солнышкина словно подхватило ветром. Через несколько минут он уже спускался по лестнице с мачты, размахивая листком из походного блокнота, на котором была вычерчена вся льдина с двумя пароходиками посередине. Её-то он и собирался показать капитану. - Молодцом! - Капитан посмотрел на карту. Льдина, как родинка, приросла к Камбале. Моряков собирался что-то сказать, но обратил внимание на приближающуюся стайку пингвинов, впереди которой вышагивали Молодцов и Морячок. Чем ближе цепочка подходила к пароходу, тем становилось понятней, что это не пингвины, а румяные детсадовские малыши. Моряков сурово посмотрел на них и уже во второй раз задал сегодня один и тот же вопрос: - Что это такое? - Дети! - При чём тут дети, когда команде предстоит решение таких важных вопросов! - Моряков взмахнул картой. - Одни помехи! Однако насчёт помех Моряков поторопился. Во-первых, снимают фильм у острова Камбала не каждый год. И Молодцов вёл детсадовцев на экскурсию: как-никак пароход прибыл из тропиков, в его каютах качались пальмы, сияли раковины небывалой величины. И во-вторых, встречи с малышами, как оказалось, могут принести пользу не только малышам, но и видавшим виды взрослым.
ХОД ПЕРВЫЙ, ХОД ПЕРВЫЙ, ХОД ПЕРВЫЙ!
Два десятка румяных, как снегири, малышей подрастали прямо на глазах, когда лейтенант Молодцов, оглянувшись, заметил, что один из них всё ещё сидит у берега и что-то ковыряет лопаткой. Молодцов оставил детвору под наблюдением антарктического пингвина и Морячка и, быстро вернувшись к Соскину, потянул его за рукав. Но через несколько минут Соскин снова отстал и стал ковырять лопаткой во льду.
- Соскин, не ковыряй лёд! - строго сказал лейтенант и вытер ему платком нос. Но Соскин продолжал своё дело. - Соскин, не ковыряй лёд! - хором крикнули дети так, что эти слова долетели до обдумывающего будущий матч Плавали-Знаем, который уже поглядывал, как бы сфотографироваться рядом с детьми, да ещё с пингвином. Но, услышав, что Соскин ковыряет лёд, тоже погрозил пальцем и сказал: - Не ковыряй лёд, Соскин! - И сказал это так, что малышам показалось, будто два десятка ледяных истуканов тоже погрозили Соскину пальцем. А Моряков, смотревший в бинокль, вдруг заохал: - Молодец! Ну молодец, Соскин! - И приказал Борщику, у которого на камбузе кипело ведро компота и шипели пухлые, как сам кок, пончики: - Угостить детей! - А экипажу скомандовал: - Солнышкин, Перчиков, Бурун, Челкашкин за мной! И едва все собрались в капитанской каюте, капитан положил на стол составленную Солнышкиным карту и ткнул в неё пальцем: - Что это такое? - Льдина, - сказал Солнышкин. - Крым! - крикнул удивлённо Бурун, заметивший то, что Солнышкин разглядел с самого начала. - Правильно! Крым! - подтвердил Моряков. Он не зря столько времени простоял на морозе в одной тельняшке: льдина по форме сразу ему напомнила жаркий Крым. - А это что? - и Моряков показал пальцем на узенькую полоску льда возле самого берега. - Перекоп! - крикнул Солнышкин. - Перекоп! - Любой школьник знал эту полоску земли, которую штурмовали когда-то красные бойцы. - Совершенно верно, - сказал Моряков. - Перекоп. Именно на Перекопе ковырял лёд своей маленькой лопаткой детсадовец Соскин. - Значит, что мы будем делать? - спросил Моряков. - Штурмовать Перекоп! - крикнул Солнышкин. - Ход первый, ход первый, ход первый! - пропел Морячок. - Именно! - сказал Моряков и словно рассек пальцем узкую полоску льда. Рассечём перешеек и уведём "Светлячок" вместе с льдиной. Просто и гениально! - И весело! - крикнул Солнышкин. Чубчик его закачался радостным огоньком, а лицо загорелось, и Челкашкин бросил на него насторожённый взгляд. - Но мы и сами торчим в льдине, - сказал вдруг Челкашкин. - Обдумаем, - поднимаясь, сказал Моряков. - А пока - идём! - Идём! - Солнышкин подмигнул заглянувшему в дверь Борщику: - Освободим "Светлячок"! Спасём твоего Супчика! Он уже видел, как качается льдина, как свистят над "Светлячком" ветры и кричат чайки! - Идём! - сказал Челкашкин. - Идём все! Кроме Солнышкина. - Почему? - Солнышкин взвихрился. - Почему, кроме Солнышкина? - Потому что он весь горит, - сказал Челкашкин. - У него температура. "Это от волнения!" - хотел сказать Солнышкин, но, посмотрев в иллюминатор, что-то заметил и сказал: - Ладно, я остаюсь! "Солнышкин зря не останется", - подумал перехвативший его взгляд Моряков и сказал: - Он проведёт беседу с детьми. - Только подальше от них, у него тридцать семь и пять, - вмешался Челкашкин. Рядом раздалось весёлое потрескивание Морячка: - Беру детей на себя. Доверьте детей Морячку. Я останусь с Солнышкиным. - И я! - попросил Бурун, у которого была причина задержаться на судне. - И я! - сказал Борщик. Моряков кивнул: "Добро!". И через несколько минут на голубоватый лёд с парохода "Даёшь!" сошли несколько человек. Команда уже спускалась по трапу, когда вдруг выскочил Васька и, схватив ломик, закричал: - И я! И я иду с вами! "Не выдержали, - глядя им вслед, подумал Плавали-Знаем, - пошли менять вещички на "Крепыша"? Уж если пошли с Васькой - точно, добывать "Крепыша". Он захохотал и стал обходить собственные ледяные изображения, похлопывая их со всех сторон и думая: "Скоро начнём игру", не зная, что игра, совсем другая игра, уже начата и первый ход сделан.
ХОД ВТОРОЙ
Солнышкину не давала покоя, его торопила одна мысль, одна картина - луч в руках курсанта! Он необыкновенно отчётливо представил себе его яркий свет и тут же услышал: - Ход второй, ход второй, ход второй! - Это - тоже совершенно чётко сказал Морячок и, счастливый оттого, что ребята со всех сторон держали его за руки, запел: - "Вперёд, вперёд, ломая лёд!" - Казалось, он тоже связывал с этим лучом какой-то план. - Ломая-то ломая, - подумал вслух Солнышкин, - да как? Что я, Землячок? Поддел спиной, и готово? - Ход второй, ход второй! - крикнул Морячок. Солнышкин остановился. Какая-то мысль замерцала в слове "поддел". "Поддел... Поддел..." Он вдруг представил себе льдину, провёл по ней взглядом от лунки, которую выдолбил с друзьями, до лунки, которую успел заметить возле "Светлячка", мысленно опустил канат в одну и, протянув под водой, вытащил в другую... А там только бы надеть трос на кнехт "Светлячка" - полный вперёд! Лицо его запылало. Бравый матрос даже услышал голос капитана: "Ай да Солнышкин!" Он распахнул иллюминатор и выглянул. Луч из рук курсанта всё падал на лёд. И там, где Солнышкин только что мысленно намечал линию, пролегала проплавленная чёткая полоса, возле которой важно прохаживался чёрный кот. Повесив на шею Морячку кинокамеру, Солнышкин выбежал на корму и, сбрасывая одежду, крикнул: - Боцман! Буксир! - Куда ты? - запричитал Борщик. - Буксир! - повторил Солнышкин. Глаза у него горели. - Смажься маслом! Чтобы не простудиться! - крикнул Борщик и бросился за бутылью. - Простудиться?... - улыбнулся Солнышкин. - Это после Антарктиды! После ежедневной закалки холодной водой! Он подмигнул выбежавшему Морячку: "Будь что будет!" - и с верёвкой-выброской, к которой боцман привязал буксир, нырнул в прорубь. - Солнышкин! - крикнул Борщик, протягивая бутыль масла. Но Солнышкина уже не было. Над ним колыхалось матовое ледяное поле, кое-где темнели пятна - это лежали нерпы, потом на льдине зачернели два громадных восклицательных знака - в том самом месте, где стоял Плавали-Знаем, и Солнышкин, словно почувствовав себя Землячком, так поддел спиной льдину, что капитана подбросило. А перед Солнышкиным, за стайкой парящих медуз, уже разливалось голубое сияние - это курсант приводил в порядок свою ледяную линзу. Он навёл её на край полыньи и смотрел, не вынырнет ли к его учителю еще одна поклонница таланта. И вдруг из полыньи, жмурясь и вертясь во все стороны под лучом света, вылетела человечья голова. Барьерчик сел на кнехт, но голова сердито крикнула: "Держи!" - и на лёд вместо нерпы весь в пупырышках выбрался Солнышкин. Правда, под лучом он мгновенно обсох и согрелся, и только пятки пощипывало от холода. - Тяни, - шёпотом приказал Солнышкин и сам стал вытаскивать из воды буксир. Сообразив, в чём дело, Барьерчик потянул канат, с которого сбегали быстрые холодные капли. Плавали-Знаем видел, как Солнышкин прыгал в воду, но подумал: "Тоже за камбалой на компот? Поплавай, поплавай". Теперь он закачал головой: "Однако долго плавает! Наверное, большую камбалу взял на крючок. Борщик ждёт не зря!" - и направился посмотреть, не вынырнул ли Солнышкин с другой стороны. Но тут на всю акваторию в морозном воздухе прозвучали слова, бросившие капитана к шахматной доске. Откуда-то из Антарктиды отчётливо донеслось: - Слушайте наш ход!
ЗАЧЕМ ТАК СЕРДИТЬСЯ?
В тот самый момент, когда Солнышкин нырнул в прорубь, окружённый детворой Морячок быстро зашагал в радиорубку, открыл дверь, и ворвавшийся за ним Соскин крикнул: - Вот это да! На столе, рядом с аппаратурой, стояла шахматная доска, а на ней готовые к бою костяные киты, дельфины, пингвины, морские коньки. - Сыграем! - крикнул Соскин и посмотрел на малышей. Когда отец возвращался с путины, Соскин все вечера проводил с ним за шахматами. Малыши промолчали, а Морячок сказал: "Сыграем!" - открыл иллюминатор, и Соскин увидел перед собой громадную шахматную доску с ледяными фигурами, по которой прохаживался Плавали-Знаем в ожидании первого хода. - Идёт! - сообразил Соскин и, кивнув на лёд, сказал: - Только фигуры бить! По-настоящему! Морячок включил микрофон, и в воздухе раздалось: - Фигуры бить по-настоящему! - По-настоящему, по-настоящему, - согласился Плавали-Знаем, однако на миг задумался: как хорошо слышно из Антарктиды! Он забыл о Солнышкине, о "Светлячке". Начинался настоящий межконтинентальный матч! Соскин наклонился над доской, продиктовал первый ход, и облепившая Морячка детвора увидела в иллюминатор, как Плавали-Знаем продвинул по льду вперёд крепенькую сияющую фигурку. За первым ходом последовал второй, а на третьем Соскин сразу же смахнул у себя с доски чёрного пингвина белым и сказал: - Бито. Плавали-Знаем остановился перед фигурой на своём поле, почесал в затылке, а Соскин крикнул в микрофон: - Бито! Бито! И Плавали-Знаем двинул ломиком по фигурке так, что от неё во все стороны полетели брызги. Морячок засиял и махнул рукой детворе: "Не шуметь!" Через несколько минут разлетелась вторая ледяная фигура, а когда очередь дошла до третьей, Плавали-Знаем, переглянувшись с Уточкой, стал быстро отодвигать её в дальний угол.
- Нечестно! - раздался звонкий голос. Схватив доску, возмущенный Соскин вылетел на верхнюю палубу. - Нечестно! - крикнул он. - Так мы не договаривались! - Что нечестно? - спросил Плавали-Знаем. - Я вашу фигуру бил морским коньком! - крикнул Соскин и потряс зажатой в пальцах фигуркой. Плавали-Знаем едва не сел на лёд. Так опростоволоситься! Он играл с каким-то малышом в то время, когда в эфире наверняка его искала Антарктида. Багровея, он показал пальцем в небо: - Вон! Вон! - Ну зачем же так сердиться? - сказал появившийся рядом Молодцов. - Всё было по-честному. Соскин парень серьёзный. Надо учиться играть. А идти мы и сами пойдём. Уже скоро тихий час. Лейтенант спустился по трапу, а за ним дети, окружив со всех сторон Морячка, тянули его к берегу Камбалы. - А пончики, пончики! - закричал выбежавший следом Борщик и стал рассовывать детям в руки горячие пахучие пончики. Во время этого матча, не замеченный капитаном, Солнышкин вернулся на палубу, оделся и побежал вслед за командой. На прощанье он помахал Борщику. Боцмана Буруна на палубе не было.
ПОДАРОК БОЦМАНА БУРУНА
Борщик не уходил с палубы по нескольким причинам. Во-первых, потому, что ему было приятно видеть, как дымятся в руках у ребят его пончики. Во-вторых, на льду находился Морячок, и имело смысл поглядывать, как бы с ним снова чего-нибудь не случилось. И в-третьих, на носу "Святлячка" наконец опять появился похудевший Супчик, и Борщик приглашал его в гости. А Буруна не было на палубе по одной-единственной причине. Он давно готовился к своему дню рождения и решил угостить экипаж на прощанье настоящей морской бражкой. Ещё на островах Фиджи боцман заложил в бочонок - в тот самый дубовый бочонок, с которым часто появлялся на палубе, - толчёных кокосовых орехов, ананасов, фиг, засыпал всё это сахаром и, закупорив, сунул под койку. А рядом посадил для охраны Верного. Поэтому-то пёс редко появлялся на палубе. Ночью он охранял остров старого Робинзона, днём - бочонок боцмана. Иногда боцман прислушивался к бульканью в бочонке, с удовольствием думая: "Шипит!" Иногда с ещё большей радостью: "Бурлит!" И представлял, как будет угощать друзей шипучим напитком. Правда, в последнее время пёс отсаживался подальше и почему-то поглядывал на бочонок с опаской. Дело в том, что во время аврала боцман подвинул заветный бочонок к горячим трубам и пузырьки внутри него стали собираться бунтующими, гудящими стайками. Трубы грели, крепкие пузырьки дружно толкались в стенки бочонка: "Раз-два, взяли!" - и собирались с силами, чтобы с грохотом выбить дно. Не хватало только хорошего удара, который сдвинул бы их с места. Сейчас бочонок уже задиристо гудел, как маленький, но крепкий вулкан, и встревоженный Верный, отыскав боцмана, потянул его за штанину.
ПОПЛЫЛИ
Солнышкин встретил команду Морякова, когда она уже была на обратном пути. - Дело сделано, - сказал капитан. - Но последний удар ломом будет ваш. - И он показал Солнышкину на совсем тоненькую полоску льда, которую оставили, чтобы юные экскурсанты могли вернуться домой. Солнышкин увидел шеренгу ребят, которые дружно шагали с громадными алыми раковинами и кокосовыми орехами в руках. Вместе с ними шёл к берегу Морячок, а сзади переваливался, будто нашёл наконец Свою родную стаю, спасённый Солнышкиным пингвин. Солнышкин хотел спросить, куда это они, но пингвин махнул крылышками, показал - туда, и побежал догонять малышей. А Морячок даже не смог помахать, потому что за руки его держали сразу несколько ребят, и он только мигал, не находя объяснения своему поступку. Скоро они скрылись за пригорком, а на берегу остался один непослушный Соскин. Солнышкин хотел уже взяться за работу, но Соскин опередил его. Он стукнул по перемычке каблуком - и громадная льдина оторвалась от берега, закачалась и поплыла. - Что, поплыли? - спросил удивлённо Молодцов. - Кино кончилось? Соскин свистнул, засмеялся на всю Камбалу и бросился удирать: за ним громадными шагами бежал Молодцов. - Кончилось, - сказал Солнышкин и, грустно посмотрев вслед пингвину и Морячку, пошёл к пароходу, на палубу, под которой в боцманской каюте, возле горячей трубы, набирался сил дубовый подарочек Буруна.
ГЛАВНАЯ РОЛЬ ЧЁРНОГО КОТА
Плавали-Знаем вдруг почувствовал перемену ветра, задрал нос и заметался: льдина плыла! Она превращалась в дрейфующую станцию. - Провели! Потеряют координаты! Сорвут матч! Он в волненье взлетел на палубу и разволновался совсем. На судне стояла подозрительная тишина. Чего-то не хватало. Он заглянул в кубрик - там не было Барьерчика. Зашёл на камбуз - там не было Супчика. Он хотел позвать Ваську и вспомнил - Васька сбежал. Он перегнулся через борт и пересчитал скулящих собак - одного бобика не хватало. В это время, глядя из рубки на сломанный перешеек, Упорный рассмеялся и сказал: - Поплыли! Так вот где была зарыта собака... - Собака? - вскинулся Плавали-Знаем. - Ну да! - Где? Упорный махнул рукой в непонятном направлении - к пожарному ящику. На красном пожарном ящике сидел чёрный кот, будто выбрал самое удобное для съёмки место. - Опять ты! - сказал капитан. - Ну держись! Он проворно схватил кота за шкирку, размахнулся и швырнул его за борт. Кот описал дугу и, влетев в открытый иллюминатор радиорубки Перчикова, издал перед микрофоном отчаянное "мяу!", на которое ринулась вся собачья свора. Льдина дрогнула. В каюте Буруна подпрыгнул и ударился о стенку бочонок. И в тот же момент рвануло так, что кота снова вытряхнуло из рубки на лёд, а Плавали-Знаем, слетев с палубы, плюхнулся около своего ледяного изображения, и льдина стала колоться. На "Светлячке" Барьерчик влетел на мостик и схватился за штурвал.
А по коридору "Даёшь!" мчалась перепуганная взрывом команда. - Мина, мина! - кричал боцман. - Кровь, кровь! - кричал бежавший по коридору Борщик, и с его носа срывались красные капли.
КРОВЬ КОКА БОРЩИКА
Ещё несколько минут назад Борщик обнимал прибежавшего на угощение Супчика. - Борщик! - радовался Супчик. - Супчик! - улыбался расплывающийся от счастья Борщик. Он угощал друга пирожками, расспрашивал про компот из камбалы и советовал обо всём случившемся написать "Заметки кока Супчика". - Так никто не поверит, - сказал Супчик. - Пусть попробуют не поверить. Я тогда всё расскажу в "Рассказах кока Борщика". Он уже отпустил для голодной команды "Светлячка" пакет муки, бутыль масла, баранью ногу и провожал друга к трапу, но Супчик вспомнил, что на "Светлячке" кончилась соль, и спросил, не даст ли Борщик и соли. - Сколько угодно! - крикнул Борщик и выбежал с камбуза не только с солью, но с банкой любимого малинового варенья. Он уже протянул их Супчику: "Держи!" Но в этот миг над палубой пролетел кот, а в следующий - раздался взрыв, и пакет соли рванулся куда-то на льдину, а банка с малиной врезалась Борщику в нос. - Мина, мина! - кричал боцман. - Кровь! - кричал кок. - Шлюпки к спуску! Искать пробоину! Заводить пластырь! - командовал, пробегая по коридору, Моряков. Однако у каюты боцмана он остановился, принюхался и открыл дверь. По каюте, играя пузырями, плескалась бражка. Матрац и простыни прилипли к потолку, а в стенах торчали куски бочонка, который так и не дождался дня рождения своего хозяина. - Ничего себе мина! - сердито сказал капитан. - Цирковые номера! - Угощение... - краснея, пролепетал Бурун. - Ничего себе угощение! А кок всё продолжал кричать: "Кровь! Кровь!", и выбежавший с бинтом Челкашкин стал уже делать ему перевязку, но вдруг провёл рукой по лицу Борщика, лизнул палец и сказал: - Какая-то сладкая у тебя кровь, Борщик. Много варенья ешь. И кок покраснел ещё больше, чем старый Бурун. Но что касается "циркового номера", то он действительно получился. От взрыва, от рассыпанной соли, от собачьего лая суда качнулись, протянутый Солнышкиным трос ударил снизу по надрезанной Барьерчиком льдине, и, расколовшись пополам, она пошла дробиться на части. Мачты "Светлячка" шевельнулись, лёд на нём тоже дрогнул, раскололся, как скорлупа, - и маленький весёлый пароход, словно встряхнувшись, закачался на чистой воде. Шахматное поле, по которому на четвереньках полз получивший неожиданный мат Плавали-Знаем и прыгал Уточка, разлетелось на клетки. Ледяные фигуры качались, стукали друг друга лбами, и во все стороны, сверкая, сыпались ледяные искры.
ТУДА! ИМЕННО ТУДА!
Плавали-Знаем то цеплялся за ледяную фигуру, то пытался удержать ногой уползающий лёд. А мимо него с льдины на льдину прыгали лохматые артисты и отчаянно лаяли:
"Гав-гав! Мёрзли зря! А кино не было!" Где-то на берегу сердитая старуха лупила свою собачонку и приговаривала: - Вся облезла! Будешь знать, как сниматься в кино! А льдины плыли и плыли. Пароходы двинулись в открытое море. И командир на вертолётной станции сказал: - Смотри, уходят. Наверное, закончили съёмки. Попрощаемся! - И, запустив винт, вертолётчики отправились вдогон. Оттуда-то, с вертолёта, и заметили Плавали-Знаем, который крепко обнимал похожую на него ледяную фигуру. - Смотри, играет до конца, - сказали вертолётчики, сбросили верёвку и, выдернув из примёрзших унтов ухватившегося за неё актёра, опустили на палубу "Даёшь!". Унты уплывали к острову Камбала, и Плавали-Знаем босиком бросился в рубку, но, увидев Морякова, закричал: - Стойте! Я попал не туда! А Моряков коротко сказал: - Туда! Именно туда! Прошу ко мне в каюту. Плавали-Знаем прошёл к нему, высоко вздёрнув голову, в одних носках, и громко захлопнул за собой дверь. Потом наступила тишина, среди которой слышались слова: "Стыдно, стыдно! А ведь могли бы учиться, могли бы!" И даже прозвучало: "Бывалый моряк..." Через какое-то время дверь очень тихо отворилась, и с потупленной головой, в моряковских шлёпанцах Плавали-Знаем вышел в коридор и направился на камбуз. А на доске объявлений появился полученный недавно приказ, кончавшийся словами: "Бывшего капитана "Светлячка" от командования отстранить. Исполняющим обязанности назначить штурмана Барьерчика. Начальник пароходства Юркин".
ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ
Солнышкин стоял на корме с кинокамерой, снимая грандиозную картину крушения льдов. От заката всё вспыхивало, становилось жарким, алым - и льды, и чайки, и нерпы, весь океан. Солнышкин стал наводить видоискатель на "Светлячок", как вдруг перед объективом на палубе заплясала какая-то весёлая фигура, за ней вторая, и обе, размахивая руками, стали кричать: - Ура! Идём, идём! Это выбрались из кубрика закончивший песню начальник училища и Репортажик. Казалось, начальник дирижировал всем вокруг - и льдинами, и нерпами, и кораблями. Но, посмотрев на Солнышкина, он протянул руки и закричал: - Вот с кем мы споём! - Он узнал того самого юнгу, которого когда-то просил подрасти. Теперь и Солнышкину стало понятно, чьи это были руки и чьи это песни распевали даже нерпы. - Споём! Обязательно споём, Солнышкин! - кричал начальник. - В училище! Солнышкин развёл руками. Подхватить хорошую песню он был готов и сейчас, а в училище ещё надо поступить, надо готовиться, и он вздохнул: - Из-за ерунды потеряно столько времени! Целые сутки! - Ну не из-за такой уж ерунды, и не так уж много, - сказал за спиной Перчиков. - Всё, больше не возьмусь за такое пустое дело. - За какое? - Спасать дураков! - сказал Солнышкин. - Ха! - сказал Перчиков. - Во-первых, не все дураки, а во-вторых, возьмёшься! Сердце не выдержит! - Выдержит! - сказал Солнышкин. И тут он увидел встающую на дыбы льдину, по которой среди шахматных фигур метался на четвереньках какой-то малый в курсантской одежде. Фигуры раскачивались и стукали его по спине. Это был Уточка. - Человек за бортом! - крикнул Солнышкин. Бросив в низ висевший рядом спасательный круг и оттолкнув Перчикова, он перемахнул через борт сам и, прыгая с льдины на льдину, побежал к терявшему последние силы скульптору. - Давай руку! - крикнул Солнышкин. - Прыгай ко мне! Но Уточка только мигал, боясь оторвать руки от качающейся льдины. - Брось! - крикнул Солнышкин. Уточка вцепился в льдину ещё сильней. Ближняя фигура покачнулась и с размаху двинула своего создателя по самой макушке, зацепив краем Солнышкина. Изо рта Уточки только вылетело "пых", и он упал. А Солнышкин сказал "ох", но удержался, взвалил на себя курсанта и, перебираясь по льдам, понёс его к пароходу.
Всего на несколько минут убегал Солнышкин в каюту перезарядить плёнку, но за это время на льду произошли большие перемены. Льдина вспыхивала радужным светом. Сверкая миллионами холодных искорок, на шахматном поле возле "Светлячка" высились десятки ледяных фигур в капитанских фуражках и надменно смотрели друг на друга. Между ними бродил чёрный кот и подмигивал Солнышкину. По другую сторону "Светлячка" приподнималась на ластах стая нерп, которыми из иллюминатора дирижировали две довольно знакомые руки. Солнышкину даже показалось, что сейчас зазвучит давно знакомая песня "Бури нас всех позовут", но нерпы пели другую хорошую песню - про кругосветное плавание. А на корме "Светлячка" вспыхивал чёткий ровный луч. Солнышкин взбежал выше, на мостик, и увидел крепыша в курсантской одежде, который наводил на лёд похожий на кастрюлю прожектор. В стороне от него сердитый кок Супчик лил из чайника на лёд кипяток и горстями сыпал из мешка крупную соль. - Вот это да! - сказал Солнышкин. Но это было не всё! От острова Камбала тянулась возглавляемая Молодцовым такая весёлая стайка пингвинов, что спасённый Солнышкиным пингвиненок, то и дело смотревший за борт, скатился по трапу и, переваливаясь с боку на бок, заторопился навстречу родным братьям. Следом за дружком на лёд бросился Морячок. Пингвинята окружили его со всех сторон, и каждый старался подержать за руку! Солнышкин посмотрел на Морячка, прошёлся взглядом по шахматной доске, на которую всё летели горсти соли, окинул глазом всю льдину и замигал: льдина напоминала что-то такое, о чём немедленно - просто мгновенно - захотелось доложить капитану. Это могло внести существенные поправки во все капитанские планы. Солнышкин бросился по трапу вниз, но капитан и сам уже выходил из каюты.
ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
Моряков вышел в тельняшке, такой крепкий и стройный, что и Солнышкин от гордости за капитана выпрямился, как наполненный ветром парус. Капитан остановился у борта и в недоумении повернул лицо к сверкавшим ледяным истуканам: - Что это? Что это ещё за остров Пасхи? - Остров Плавали-Знаем! - сказал Солнышкин и в самых весёлых словах выложил капитану всё, что знал сам. - Не может быть! - сказал Моряков. - Ого! Ещё как может! - Ну и художества! Ну и Чарли Чаплин! Капитан в гневе прошёлся по палубе. Подумать только: люди отклонились от курса, отложили прекрасный проект, диссертацию из-за каких-то дурацких затей! Он метал громы и молнии. - Но и вы хороши! - Он сурово посмотрел на Солнышкина. - Всё шуточки да забавы. Кино, матч! А от вас можно бы ждать уже более масштабного решения. - А без шуточек нет флота, - сказал Солнышкин, которому как раз и не терпелось выложить кое-что масштабное. - Да? - уже веселей спросил Моряков, глядя на горизонт. - Ну что ж, раз случилась такая весёлая шутка, так и выход из неё попробуем найти весёлый! А? Хорошо бы иметь карту льдины! Солнышкина словно подхватило ветром. Через несколько минут он уже спускался по лестнице с мачты, размахивая листком из походного блокнота, на котором была вычерчена вся льдина с двумя пароходиками посередине. Её-то он и собирался показать капитану. - Молодцом! - Капитан посмотрел на карту. Льдина, как родинка, приросла к Камбале. Моряков собирался что-то сказать, но обратил внимание на приближающуюся стайку пингвинов, впереди которой вышагивали Молодцов и Морячок. Чем ближе цепочка подходила к пароходу, тем становилось понятней, что это не пингвины, а румяные детсадовские малыши. Моряков сурово посмотрел на них и уже во второй раз задал сегодня один и тот же вопрос: - Что это такое? - Дети! - При чём тут дети, когда команде предстоит решение таких важных вопросов! - Моряков взмахнул картой. - Одни помехи! Однако насчёт помех Моряков поторопился. Во-первых, снимают фильм у острова Камбала не каждый год. И Молодцов вёл детсадовцев на экскурсию: как-никак пароход прибыл из тропиков, в его каютах качались пальмы, сияли раковины небывалой величины. И во-вторых, встречи с малышами, как оказалось, могут принести пользу не только малышам, но и видавшим виды взрослым.
ХОД ПЕРВЫЙ, ХОД ПЕРВЫЙ, ХОД ПЕРВЫЙ!
Два десятка румяных, как снегири, малышей подрастали прямо на глазах, когда лейтенант Молодцов, оглянувшись, заметил, что один из них всё ещё сидит у берега и что-то ковыряет лопаткой. Молодцов оставил детвору под наблюдением антарктического пингвина и Морячка и, быстро вернувшись к Соскину, потянул его за рукав. Но через несколько минут Соскин снова отстал и стал ковырять лопаткой во льду.
- Соскин, не ковыряй лёд! - строго сказал лейтенант и вытер ему платком нос. Но Соскин продолжал своё дело. - Соскин, не ковыряй лёд! - хором крикнули дети так, что эти слова долетели до обдумывающего будущий матч Плавали-Знаем, который уже поглядывал, как бы сфотографироваться рядом с детьми, да ещё с пингвином. Но, услышав, что Соскин ковыряет лёд, тоже погрозил пальцем и сказал: - Не ковыряй лёд, Соскин! - И сказал это так, что малышам показалось, будто два десятка ледяных истуканов тоже погрозили Соскину пальцем. А Моряков, смотревший в бинокль, вдруг заохал: - Молодец! Ну молодец, Соскин! - И приказал Борщику, у которого на камбузе кипело ведро компота и шипели пухлые, как сам кок, пончики: - Угостить детей! - А экипажу скомандовал: - Солнышкин, Перчиков, Бурун, Челкашкин за мной! И едва все собрались в капитанской каюте, капитан положил на стол составленную Солнышкиным карту и ткнул в неё пальцем: - Что это такое? - Льдина, - сказал Солнышкин. - Крым! - крикнул удивлённо Бурун, заметивший то, что Солнышкин разглядел с самого начала. - Правильно! Крым! - подтвердил Моряков. Он не зря столько времени простоял на морозе в одной тельняшке: льдина по форме сразу ему напомнила жаркий Крым. - А это что? - и Моряков показал пальцем на узенькую полоску льда возле самого берега. - Перекоп! - крикнул Солнышкин. - Перекоп! - Любой школьник знал эту полоску земли, которую штурмовали когда-то красные бойцы. - Совершенно верно, - сказал Моряков. - Перекоп. Именно на Перекопе ковырял лёд своей маленькой лопаткой детсадовец Соскин. - Значит, что мы будем делать? - спросил Моряков. - Штурмовать Перекоп! - крикнул Солнышкин. - Ход первый, ход первый, ход первый! - пропел Морячок. - Именно! - сказал Моряков и словно рассек пальцем узкую полоску льда. Рассечём перешеек и уведём "Светлячок" вместе с льдиной. Просто и гениально! - И весело! - крикнул Солнышкин. Чубчик его закачался радостным огоньком, а лицо загорелось, и Челкашкин бросил на него насторожённый взгляд. - Но мы и сами торчим в льдине, - сказал вдруг Челкашкин. - Обдумаем, - поднимаясь, сказал Моряков. - А пока - идём! - Идём! - Солнышкин подмигнул заглянувшему в дверь Борщику: - Освободим "Светлячок"! Спасём твоего Супчика! Он уже видел, как качается льдина, как свистят над "Светлячком" ветры и кричат чайки! - Идём! - сказал Челкашкин. - Идём все! Кроме Солнышкина. - Почему? - Солнышкин взвихрился. - Почему, кроме Солнышкина? - Потому что он весь горит, - сказал Челкашкин. - У него температура. "Это от волнения!" - хотел сказать Солнышкин, но, посмотрев в иллюминатор, что-то заметил и сказал: - Ладно, я остаюсь! "Солнышкин зря не останется", - подумал перехвативший его взгляд Моряков и сказал: - Он проведёт беседу с детьми. - Только подальше от них, у него тридцать семь и пять, - вмешался Челкашкин. Рядом раздалось весёлое потрескивание Морячка: - Беру детей на себя. Доверьте детей Морячку. Я останусь с Солнышкиным. - И я! - попросил Бурун, у которого была причина задержаться на судне. - И я! - сказал Борщик. Моряков кивнул: "Добро!". И через несколько минут на голубоватый лёд с парохода "Даёшь!" сошли несколько человек. Команда уже спускалась по трапу, когда вдруг выскочил Васька и, схватив ломик, закричал: - И я! И я иду с вами! "Не выдержали, - глядя им вслед, подумал Плавали-Знаем, - пошли менять вещички на "Крепыша"? Уж если пошли с Васькой - точно, добывать "Крепыша". Он захохотал и стал обходить собственные ледяные изображения, похлопывая их со всех сторон и думая: "Скоро начнём игру", не зная, что игра, совсем другая игра, уже начата и первый ход сделан.
ХОД ВТОРОЙ
Солнышкину не давала покоя, его торопила одна мысль, одна картина - луч в руках курсанта! Он необыкновенно отчётливо представил себе его яркий свет и тут же услышал: - Ход второй, ход второй, ход второй! - Это - тоже совершенно чётко сказал Морячок и, счастливый оттого, что ребята со всех сторон держали его за руки, запел: - "Вперёд, вперёд, ломая лёд!" - Казалось, он тоже связывал с этим лучом какой-то план. - Ломая-то ломая, - подумал вслух Солнышкин, - да как? Что я, Землячок? Поддел спиной, и готово? - Ход второй, ход второй! - крикнул Морячок. Солнышкин остановился. Какая-то мысль замерцала в слове "поддел". "Поддел... Поддел..." Он вдруг представил себе льдину, провёл по ней взглядом от лунки, которую выдолбил с друзьями, до лунки, которую успел заметить возле "Светлячка", мысленно опустил канат в одну и, протянув под водой, вытащил в другую... А там только бы надеть трос на кнехт "Светлячка" - полный вперёд! Лицо его запылало. Бравый матрос даже услышал голос капитана: "Ай да Солнышкин!" Он распахнул иллюминатор и выглянул. Луч из рук курсанта всё падал на лёд. И там, где Солнышкин только что мысленно намечал линию, пролегала проплавленная чёткая полоса, возле которой важно прохаживался чёрный кот. Повесив на шею Морячку кинокамеру, Солнышкин выбежал на корму и, сбрасывая одежду, крикнул: - Боцман! Буксир! - Куда ты? - запричитал Борщик. - Буксир! - повторил Солнышкин. Глаза у него горели. - Смажься маслом! Чтобы не простудиться! - крикнул Борщик и бросился за бутылью. - Простудиться?... - улыбнулся Солнышкин. - Это после Антарктиды! После ежедневной закалки холодной водой! Он подмигнул выбежавшему Морячку: "Будь что будет!" - и с верёвкой-выброской, к которой боцман привязал буксир, нырнул в прорубь. - Солнышкин! - крикнул Борщик, протягивая бутыль масла. Но Солнышкина уже не было. Над ним колыхалось матовое ледяное поле, кое-где темнели пятна - это лежали нерпы, потом на льдине зачернели два громадных восклицательных знака - в том самом месте, где стоял Плавали-Знаем, и Солнышкин, словно почувствовав себя Землячком, так поддел спиной льдину, что капитана подбросило. А перед Солнышкиным, за стайкой парящих медуз, уже разливалось голубое сияние - это курсант приводил в порядок свою ледяную линзу. Он навёл её на край полыньи и смотрел, не вынырнет ли к его учителю еще одна поклонница таланта. И вдруг из полыньи, жмурясь и вертясь во все стороны под лучом света, вылетела человечья голова. Барьерчик сел на кнехт, но голова сердито крикнула: "Держи!" - и на лёд вместо нерпы весь в пупырышках выбрался Солнышкин. Правда, под лучом он мгновенно обсох и согрелся, и только пятки пощипывало от холода. - Тяни, - шёпотом приказал Солнышкин и сам стал вытаскивать из воды буксир. Сообразив, в чём дело, Барьерчик потянул канат, с которого сбегали быстрые холодные капли. Плавали-Знаем видел, как Солнышкин прыгал в воду, но подумал: "Тоже за камбалой на компот? Поплавай, поплавай". Теперь он закачал головой: "Однако долго плавает! Наверное, большую камбалу взял на крючок. Борщик ждёт не зря!" - и направился посмотреть, не вынырнул ли Солнышкин с другой стороны. Но тут на всю акваторию в морозном воздухе прозвучали слова, бросившие капитана к шахматной доске. Откуда-то из Антарктиды отчётливо донеслось: - Слушайте наш ход!
ЗАЧЕМ ТАК СЕРДИТЬСЯ?
В тот самый момент, когда Солнышкин нырнул в прорубь, окружённый детворой Морячок быстро зашагал в радиорубку, открыл дверь, и ворвавшийся за ним Соскин крикнул: - Вот это да! На столе, рядом с аппаратурой, стояла шахматная доска, а на ней готовые к бою костяные киты, дельфины, пингвины, морские коньки. - Сыграем! - крикнул Соскин и посмотрел на малышей. Когда отец возвращался с путины, Соскин все вечера проводил с ним за шахматами. Малыши промолчали, а Морячок сказал: "Сыграем!" - открыл иллюминатор, и Соскин увидел перед собой громадную шахматную доску с ледяными фигурами, по которой прохаживался Плавали-Знаем в ожидании первого хода. - Идёт! - сообразил Соскин и, кивнув на лёд, сказал: - Только фигуры бить! По-настоящему! Морячок включил микрофон, и в воздухе раздалось: - Фигуры бить по-настоящему! - По-настоящему, по-настоящему, - согласился Плавали-Знаем, однако на миг задумался: как хорошо слышно из Антарктиды! Он забыл о Солнышкине, о "Светлячке". Начинался настоящий межконтинентальный матч! Соскин наклонился над доской, продиктовал первый ход, и облепившая Морячка детвора увидела в иллюминатор, как Плавали-Знаем продвинул по льду вперёд крепенькую сияющую фигурку. За первым ходом последовал второй, а на третьем Соскин сразу же смахнул у себя с доски чёрного пингвина белым и сказал: - Бито. Плавали-Знаем остановился перед фигурой на своём поле, почесал в затылке, а Соскин крикнул в микрофон: - Бито! Бито! И Плавали-Знаем двинул ломиком по фигурке так, что от неё во все стороны полетели брызги. Морячок засиял и махнул рукой детворе: "Не шуметь!" Через несколько минут разлетелась вторая ледяная фигура, а когда очередь дошла до третьей, Плавали-Знаем, переглянувшись с Уточкой, стал быстро отодвигать её в дальний угол.
- Нечестно! - раздался звонкий голос. Схватив доску, возмущенный Соскин вылетел на верхнюю палубу. - Нечестно! - крикнул он. - Так мы не договаривались! - Что нечестно? - спросил Плавали-Знаем. - Я вашу фигуру бил морским коньком! - крикнул Соскин и потряс зажатой в пальцах фигуркой. Плавали-Знаем едва не сел на лёд. Так опростоволоситься! Он играл с каким-то малышом в то время, когда в эфире наверняка его искала Антарктида. Багровея, он показал пальцем в небо: - Вон! Вон! - Ну зачем же так сердиться? - сказал появившийся рядом Молодцов. - Всё было по-честному. Соскин парень серьёзный. Надо учиться играть. А идти мы и сами пойдём. Уже скоро тихий час. Лейтенант спустился по трапу, а за ним дети, окружив со всех сторон Морячка, тянули его к берегу Камбалы. - А пончики, пончики! - закричал выбежавший следом Борщик и стал рассовывать детям в руки горячие пахучие пончики. Во время этого матча, не замеченный капитаном, Солнышкин вернулся на палубу, оделся и побежал вслед за командой. На прощанье он помахал Борщику. Боцмана Буруна на палубе не было.
ПОДАРОК БОЦМАНА БУРУНА
Борщик не уходил с палубы по нескольким причинам. Во-первых, потому, что ему было приятно видеть, как дымятся в руках у ребят его пончики. Во-вторых, на льду находился Морячок, и имело смысл поглядывать, как бы с ним снова чего-нибудь не случилось. И в-третьих, на носу "Святлячка" наконец опять появился похудевший Супчик, и Борщик приглашал его в гости. А Буруна не было на палубе по одной-единственной причине. Он давно готовился к своему дню рождения и решил угостить экипаж на прощанье настоящей морской бражкой. Ещё на островах Фиджи боцман заложил в бочонок - в тот самый дубовый бочонок, с которым часто появлялся на палубе, - толчёных кокосовых орехов, ананасов, фиг, засыпал всё это сахаром и, закупорив, сунул под койку. А рядом посадил для охраны Верного. Поэтому-то пёс редко появлялся на палубе. Ночью он охранял остров старого Робинзона, днём - бочонок боцмана. Иногда боцман прислушивался к бульканью в бочонке, с удовольствием думая: "Шипит!" Иногда с ещё большей радостью: "Бурлит!" И представлял, как будет угощать друзей шипучим напитком. Правда, в последнее время пёс отсаживался подальше и почему-то поглядывал на бочонок с опаской. Дело в том, что во время аврала боцман подвинул заветный бочонок к горячим трубам и пузырьки внутри него стали собираться бунтующими, гудящими стайками. Трубы грели, крепкие пузырьки дружно толкались в стенки бочонка: "Раз-два, взяли!" - и собирались с силами, чтобы с грохотом выбить дно. Не хватало только хорошего удара, который сдвинул бы их с места. Сейчас бочонок уже задиристо гудел, как маленький, но крепкий вулкан, и встревоженный Верный, отыскав боцмана, потянул его за штанину.
ПОПЛЫЛИ
Солнышкин встретил команду Морякова, когда она уже была на обратном пути. - Дело сделано, - сказал капитан. - Но последний удар ломом будет ваш. - И он показал Солнышкину на совсем тоненькую полоску льда, которую оставили, чтобы юные экскурсанты могли вернуться домой. Солнышкин увидел шеренгу ребят, которые дружно шагали с громадными алыми раковинами и кокосовыми орехами в руках. Вместе с ними шёл к берегу Морячок, а сзади переваливался, будто нашёл наконец Свою родную стаю, спасённый Солнышкиным пингвин. Солнышкин хотел спросить, куда это они, но пингвин махнул крылышками, показал - туда, и побежал догонять малышей. А Морячок даже не смог помахать, потому что за руки его держали сразу несколько ребят, и он только мигал, не находя объяснения своему поступку. Скоро они скрылись за пригорком, а на берегу остался один непослушный Соскин. Солнышкин хотел уже взяться за работу, но Соскин опередил его. Он стукнул по перемычке каблуком - и громадная льдина оторвалась от берега, закачалась и поплыла. - Что, поплыли? - спросил удивлённо Молодцов. - Кино кончилось? Соскин свистнул, засмеялся на всю Камбалу и бросился удирать: за ним громадными шагами бежал Молодцов. - Кончилось, - сказал Солнышкин и, грустно посмотрев вслед пингвину и Морячку, пошёл к пароходу, на палубу, под которой в боцманской каюте, возле горячей трубы, набирался сил дубовый подарочек Буруна.
ГЛАВНАЯ РОЛЬ ЧЁРНОГО КОТА
Плавали-Знаем вдруг почувствовал перемену ветра, задрал нос и заметался: льдина плыла! Она превращалась в дрейфующую станцию. - Провели! Потеряют координаты! Сорвут матч! Он в волненье взлетел на палубу и разволновался совсем. На судне стояла подозрительная тишина. Чего-то не хватало. Он заглянул в кубрик - там не было Барьерчика. Зашёл на камбуз - там не было Супчика. Он хотел позвать Ваську и вспомнил - Васька сбежал. Он перегнулся через борт и пересчитал скулящих собак - одного бобика не хватало. В это время, глядя из рубки на сломанный перешеек, Упорный рассмеялся и сказал: - Поплыли! Так вот где была зарыта собака... - Собака? - вскинулся Плавали-Знаем. - Ну да! - Где? Упорный махнул рукой в непонятном направлении - к пожарному ящику. На красном пожарном ящике сидел чёрный кот, будто выбрал самое удобное для съёмки место. - Опять ты! - сказал капитан. - Ну держись! Он проворно схватил кота за шкирку, размахнулся и швырнул его за борт. Кот описал дугу и, влетев в открытый иллюминатор радиорубки Перчикова, издал перед микрофоном отчаянное "мяу!", на которое ринулась вся собачья свора. Льдина дрогнула. В каюте Буруна подпрыгнул и ударился о стенку бочонок. И в тот же момент рвануло так, что кота снова вытряхнуло из рубки на лёд, а Плавали-Знаем, слетев с палубы, плюхнулся около своего ледяного изображения, и льдина стала колоться. На "Светлячке" Барьерчик влетел на мостик и схватился за штурвал.
А по коридору "Даёшь!" мчалась перепуганная взрывом команда. - Мина, мина! - кричал боцман. - Кровь, кровь! - кричал бежавший по коридору Борщик, и с его носа срывались красные капли.
КРОВЬ КОКА БОРЩИКА
Ещё несколько минут назад Борщик обнимал прибежавшего на угощение Супчика. - Борщик! - радовался Супчик. - Супчик! - улыбался расплывающийся от счастья Борщик. Он угощал друга пирожками, расспрашивал про компот из камбалы и советовал обо всём случившемся написать "Заметки кока Супчика". - Так никто не поверит, - сказал Супчик. - Пусть попробуют не поверить. Я тогда всё расскажу в "Рассказах кока Борщика". Он уже отпустил для голодной команды "Светлячка" пакет муки, бутыль масла, баранью ногу и провожал друга к трапу, но Супчик вспомнил, что на "Светлячке" кончилась соль, и спросил, не даст ли Борщик и соли. - Сколько угодно! - крикнул Борщик и выбежал с камбуза не только с солью, но с банкой любимого малинового варенья. Он уже протянул их Супчику: "Держи!" Но в этот миг над палубой пролетел кот, а в следующий - раздался взрыв, и пакет соли рванулся куда-то на льдину, а банка с малиной врезалась Борщику в нос. - Мина, мина! - кричал боцман. - Кровь! - кричал кок. - Шлюпки к спуску! Искать пробоину! Заводить пластырь! - командовал, пробегая по коридору, Моряков. Однако у каюты боцмана он остановился, принюхался и открыл дверь. По каюте, играя пузырями, плескалась бражка. Матрац и простыни прилипли к потолку, а в стенах торчали куски бочонка, который так и не дождался дня рождения своего хозяина. - Ничего себе мина! - сердито сказал капитан. - Цирковые номера! - Угощение... - краснея, пролепетал Бурун. - Ничего себе угощение! А кок всё продолжал кричать: "Кровь! Кровь!", и выбежавший с бинтом Челкашкин стал уже делать ему перевязку, но вдруг провёл рукой по лицу Борщика, лизнул палец и сказал: - Какая-то сладкая у тебя кровь, Борщик. Много варенья ешь. И кок покраснел ещё больше, чем старый Бурун. Но что касается "циркового номера", то он действительно получился. От взрыва, от рассыпанной соли, от собачьего лая суда качнулись, протянутый Солнышкиным трос ударил снизу по надрезанной Барьерчиком льдине, и, расколовшись пополам, она пошла дробиться на части. Мачты "Светлячка" шевельнулись, лёд на нём тоже дрогнул, раскололся, как скорлупа, - и маленький весёлый пароход, словно встряхнувшись, закачался на чистой воде. Шахматное поле, по которому на четвереньках полз получивший неожиданный мат Плавали-Знаем и прыгал Уточка, разлетелось на клетки. Ледяные фигуры качались, стукали друг друга лбами, и во все стороны, сверкая, сыпались ледяные искры.
ТУДА! ИМЕННО ТУДА!
Плавали-Знаем то цеплялся за ледяную фигуру, то пытался удержать ногой уползающий лёд. А мимо него с льдины на льдину прыгали лохматые артисты и отчаянно лаяли:
"Гав-гав! Мёрзли зря! А кино не было!" Где-то на берегу сердитая старуха лупила свою собачонку и приговаривала: - Вся облезла! Будешь знать, как сниматься в кино! А льдины плыли и плыли. Пароходы двинулись в открытое море. И командир на вертолётной станции сказал: - Смотри, уходят. Наверное, закончили съёмки. Попрощаемся! - И, запустив винт, вертолётчики отправились вдогон. Оттуда-то, с вертолёта, и заметили Плавали-Знаем, который крепко обнимал похожую на него ледяную фигуру. - Смотри, играет до конца, - сказали вертолётчики, сбросили верёвку и, выдернув из примёрзших унтов ухватившегося за неё актёра, опустили на палубу "Даёшь!". Унты уплывали к острову Камбала, и Плавали-Знаем босиком бросился в рубку, но, увидев Морякова, закричал: - Стойте! Я попал не туда! А Моряков коротко сказал: - Туда! Именно туда! Прошу ко мне в каюту. Плавали-Знаем прошёл к нему, высоко вздёрнув голову, в одних носках, и громко захлопнул за собой дверь. Потом наступила тишина, среди которой слышались слова: "Стыдно, стыдно! А ведь могли бы учиться, могли бы!" И даже прозвучало: "Бывалый моряк..." Через какое-то время дверь очень тихо отворилась, и с потупленной головой, в моряковских шлёпанцах Плавали-Знаем вышел в коридор и направился на камбуз. А на доске объявлений появился полученный недавно приказ, кончавшийся словами: "Бывшего капитана "Светлячка" от командования отстранить. Исполняющим обязанности назначить штурмана Барьерчика. Начальник пароходства Юркин".
ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ
Солнышкин стоял на корме с кинокамерой, снимая грандиозную картину крушения льдов. От заката всё вспыхивало, становилось жарким, алым - и льды, и чайки, и нерпы, весь океан. Солнышкин стал наводить видоискатель на "Светлячок", как вдруг перед объективом на палубе заплясала какая-то весёлая фигура, за ней вторая, и обе, размахивая руками, стали кричать: - Ура! Идём, идём! Это выбрались из кубрика закончивший песню начальник училища и Репортажик. Казалось, начальник дирижировал всем вокруг - и льдинами, и нерпами, и кораблями. Но, посмотрев на Солнышкина, он протянул руки и закричал: - Вот с кем мы споём! - Он узнал того самого юнгу, которого когда-то просил подрасти. Теперь и Солнышкину стало понятно, чьи это были руки и чьи это песни распевали даже нерпы. - Споём! Обязательно споём, Солнышкин! - кричал начальник. - В училище! Солнышкин развёл руками. Подхватить хорошую песню он был готов и сейчас, а в училище ещё надо поступить, надо готовиться, и он вздохнул: - Из-за ерунды потеряно столько времени! Целые сутки! - Ну не из-за такой уж ерунды, и не так уж много, - сказал за спиной Перчиков. - Всё, больше не возьмусь за такое пустое дело. - За какое? - Спасать дураков! - сказал Солнышкин. - Ха! - сказал Перчиков. - Во-первых, не все дураки, а во-вторых, возьмёшься! Сердце не выдержит! - Выдержит! - сказал Солнышкин. И тут он увидел встающую на дыбы льдину, по которой среди шахматных фигур метался на четвереньках какой-то малый в курсантской одежде. Фигуры раскачивались и стукали его по спине. Это был Уточка. - Человек за бортом! - крикнул Солнышкин. Бросив в низ висевший рядом спасательный круг и оттолкнув Перчикова, он перемахнул через борт сам и, прыгая с льдины на льдину, побежал к терявшему последние силы скульптору. - Давай руку! - крикнул Солнышкин. - Прыгай ко мне! Но Уточка только мигал, боясь оторвать руки от качающейся льдины. - Брось! - крикнул Солнышкин. Уточка вцепился в льдину ещё сильней. Ближняя фигура покачнулась и с размаху двинула своего создателя по самой макушке, зацепив краем Солнышкина. Изо рта Уточки только вылетело "пых", и он упал. А Солнышкин сказал "ох", но удержался, взвалил на себя курсанта и, перебираясь по льдам, понёс его к пароходу.