Коржиков Виталий
Ледовые приключения Плавали-Знаем (Приключения Солнышкина - 3)

   Виталий Коржиков
   Ледовые приключения Плавали-Знаем.
   НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ КОРРЕСПОНДЕНТА РЕПОРТАЖИКА
   Корреспондент Североокеанского радио Репортажик летел по срочному вызову с Камчатки в Океанск на совещание весёлых корреспондентов. Пристегнувшись к креслу крепкими ремнями, он осматривался вокруг - не подвернётся ли и здесь, на высоте 10000 метров, что-нибудь весёленькое - и думал, чем бы удивительным потешить своих коллег. Мысли всплёскивали одна за другой, глазки Репортажика вспыхивали, как огоньки в табачной трубке, но тут же гасли. Рассказать, как при извержении вулкана в воздух взлетела целая гора консервных банок? Уже рассказывали! Или про то, как юнга Рыбкин поймал на удочку кита? Так об этом трубили во всех столичных газетах! Круглое лицо Репортажика растянулось в зевоте: вздремнуть бы. Он потянулся, взглянул в иллюминатор и приоткрыл в удивлении рот. Внизу, у острова Камбала, среди растущего на глазах ледяного поля семечком торчало маленькое судёнышко, вокруг которого расторопными мурашами бегали несколько фигурок и толкали судно то спереди, то сзади. Кто-то пробовал ворошить лёд багром. Кто-то разогнался и с таким звуком врезался в борт лбом, что Репортажику показалось, будто по самолёту шлёпнули из зенитки. Но ледяное поле не дрогнуло. - Всё! Сели! Зимуют! - крикнул Репортажик и потёр руки. - Вот это репортаж! - Вот это репортаж! - повторил он и вытащил из-под кресла пишущую машинку. Перед глазами, как на табло, мгновенно возникло название "Необыкновенная зимовка". Но тут же мысленно зачеркнув его, Репортажик заложил в машинку лист бумаги и стал энергично выстукивать указательными пальцами: "Ледовая эпопея у острова Камбала". "Самолёт летел на высоте 10000 метров. В салоне было тепло. Но за бортом стоял такой мороз, что хрустели отмороженные носы и уши..." Тут Репортажик остановился. О себе в этом репортаже тоже не надо забывать. Стоило отметить, что хотя он и не участвовал в этой эпопее, но всё-таки присутствовал! Ему тоже хотелось броситься вниз с парашютом, толкать в борт судно, катать по льду бочки, и он начал так: "Я летел на высоте 10000 метров. Впереди змейкой колебалась стюардесса, разносившая обед. Из чашек с бульоном струился пар, а за иллюминатором выл ветер. И внизу, среди льдов, окруживших пароход "Светлячок", разворачивалась настоящая эпопея". Дальше снова затрещал мороз, захрустели уши и носы и началась героическая зимовка. Репортажик перечитал корреспонденцию, и едва к приземлившемуся самолёту подали трап, мимо работников аэропорта пронёсся энергичный румяный колобок с пишущей машинкой под мышкой и, сев в такси, помчался в сторону Океанского радиоцентра.
   СПАСИТЕЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ
   Пока предприимчивый Репортажик мчался в сторону радиоцентра в Океанске, у маленького острова Камбала неожиданно нахлынувший мороз действительно вытворял чудеса. Волны застывали мгновенно, как холодец на блюде, вмораживая в лёд беззаботный пароходец, по мостику которого бегал капитан и, свешиваясь через борт, кричал на корму: "Дружно!", а глядя на нос: "Взяли!" Полкоманды с разбегу бросалось на борт сзади, половина ухала спереди. Но морозец покрякивал, лёд поскрипывал, а поддаваться не поддавался: его становилось только больше - с мокрых матросских подбородков срывались капли и застывали у ног остренькими бугорками. - Ну всё, - вздохнул капитан и махнул рукой. - Всё! Он мрачно осмотрел горизонт. Льдина, разрастаясь, кружилась вместе с пароходом, будто готовилась к конкурсу бальных танцев, потом ткнулась краем в берег и примёрзла. - Сели! - сказал капитан. - Плавали, знаем! - И загрохотал по трапу сапогами - теми самыми сапогами, в которых несколько месяцев назад с попугаем на плече топал по палубе знаменитого парохода "Даёшь!". "Даёшь!", как известно, качался с Солнышкиным и Перчиковым у берегов Антарктиды, а Плавали-Знаем, подсчитывая выговоры, прогуливался по набережным Океанска. Правда, на какое-то время он забыл свою поговорку и даже согласился с тем, что кое-куда он не плавал, а кое-чего не знал, и купил себе стопку учебников... Но в это время в пароходстве возникла суматоха. На остров Камбала срочно требовалось доставить партию свежего кефира. А в Океанске не было ни одного свободного капитана: тот - у берегов Африки, другой - в Арктике, третий - в Антарктиде, И ни единого матроса на горизонте! И вдруг несколько инспекторов сразу увидели с балкона глядевшего в морскую даль бравого капитана! А в коридоре пароходства сошлись курсанты мореходного училища Барьерчик и Уточка. - Ныряешь? - спросил Барьерчик. Он мечтал поскорей отправиться в кругосветное плавание, сдал досрочно экзамены, и его крепкий лоб и подбородок так и тянулись навстречу будущим штормам. - Курсирую! - уточнил румяный Уточка, раскланиваясь налево и направо. - Ну-ну! - усмехаясь, кивнул Барьерчик. - Ну-ну! - с пренебрежением сказал Уточка и вскинул утиный носишко: в коридор влетел курсант Упорный, а из отдела кадров выбежал взъерошенный инспектор и, обхватив за плечи всех троих, закричал: - Выручайте, ребята! Через полчаса, простучав чёрными ботинками по трапу "Светлячка", курсанты в чёрных бушлатах вытянулись перед неожиданно вышедшим навстречу начальником их училища. - Товарищ начальник! - крикнул было Уточка, но начальник отмахнулся: "Начальник на судне один - капитан!"
   В городе он был известен и как композитор, песни которого распевали все курсанты, под чьи марши выходил на праздники весь Океанск. И сейчас композитор выбрался в отпуск, чтобы на простом рабочем пароходике окунуться в шум ветров, грохот волн и весёлую музыку команд. Звуки вокруг так и просились в его будущие песни! И через несколько часов, позвякивая бутылками, "Светлячок" торопился по океану. Сверкали спасательные круги, от борта к борту носились курсанты, а с мостика над морскими барашками весело раздавалось необыкновенно звонкое: "Плавали, знаем!" Рядом с капитаном, закатав рукава, поводил длинным носом боцман, на левой руке которого синело: "Дружба - закон моря", а на правой лучиком сияло: "Вася". Оба смотрели то на карту, то на горизонт и иногда перебрасывались короткими фразами: - Выгрузимся? - В срок. И не только выгрузимся! Загрузимся! - Чем? - Пустыми бутылками! Заберём до единой! - сказал капитан и усмехнулся: - И мы ещё докажем кое-что этим Солнышкиным, Перчиковым и Моряковым! Но последней бутылки пришлось ждать очень долго. Пока камбальчане попивали кефир, полетел первый снег, пока собирали бутылки, скрипнул первый мороз, а когда поднажал второй, оказалось, что одной бутылки не хватало. Детсадовец Соскин смотрел в неё, будто в подзорную трубу, как вокруг "Светлячка" нарастал сахарный лёд. И когда последний ящик с бутылками звякнул в трюме, вокруг парохода приплясывало такое ледовое поле, что к нему примерзали подмётки. Теперь Плавали-Знаем, спускаясь в кубрик, так грохотал сапогами, что бутылки в ящиках жалобно дребезжали. "Всё! Всё! - качал головой капитан. И вдруг он остановился. Из маленького динамика на стене доносился бойкий знакомый голос: "Внизу было так холодно! Но экипаж маленького "Светлячка" вёл борьбу за жизнь судна. Он не сдавался! Я видел, как он готовится к небывалой зимовке, и надеюсь ещё когда-нибудь рассказать о его настоящей эпопее!" Плавали-Знаем протёр ухо, глаза его сверкнули, как два восклицательных знака, и, щёлкнув пальцами, он рассмеялся: - Ах, Репортажик! Вот это Репортажик! Ну молодец! "Небывалая зимовка"! Это было спасение. И какое! В голове Плавали-Знаем пронёсся целый вихрь событий: зимовка на льдине! Самолёты! Встреча героев! Слава! "Челюскин", "Георгий Седов"!.. И "Светлячок"! Вместо выговора - настоящая слава! И капитан тут же выбил на машинке приказ: "В связи с невозможностью вырваться из ледового плена, объявляю открытой зимовку".
   УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПЛАВАЛИ-ЗНАЕМ
   "Светлячок" ещё вздрагивал от курсантских ударов, заиндевелые якорьки подпрыгивали в клюзах, а в кубрик к капитану бежали боцман и начальник училища. От обоих пахло морской травой, ветром, бодрым морозцем, но лица их были как две перепуганные тучки: сели! И вдруг, споткнувшись о порог, они изумлённо посмотрели на капитана: лицо его сияло, он был полон загадочного величия. - Ну, что? - спросил он ещё загадочнее. - Вмёрзли! - выпалил Васька. - Крепко? - спросил Плавали-Знаем. - Ещё не совсем, - сказал начальник училища. Румянец на его щёчках засиял ярче. - Ещё не совсем, - повторил он. - И есть маленькая идея... Плавали-Знаем перебил его: - Идея есть у меня! - Какая? - Васька пошмыгал носом в сторону камбуза. Плавали-Знаем вскинул вверх указательный палец: - Вмёрзнуть ещё крепче! Васька и начальник ошалело переглянулись и снова посмотрели на сияющего капитана: странные шутки! Плавали-Знаем с улыбкой наклонился к ним: - Славы хотите? - А кто не хочет! - Васька пожал плечами, хотя определённая слава о нём шла давно. - Смотря какой, - осторожно сказал начальник училища. От славы воспитателя он бы не отказался, от славы композитора - тем более! - Ну хотя бы славы зимовщиков! - сказал капитан. У Васьки брови полезли вверх. А начальник училища усмехнулся: "Мужественный товарищ! Хорошо шутит!" Но Плавали-Знаем многозначительно кивнул: "То-то..." - и вскинул голову: - Зимовка! Нужна необыкновенная зимовка! Такая, о которой сообщило радио! - А что! - согласился Васька. - Был бы компот! Начальник училища озадаченно почесал в затылке. Он собирался что-то сказать, но капитан опередил его: - Ваше дело - песни, моё - зимовка! "И в самом деле, - подумал начальник, - конечно, моё дело - песни". Здесь он только гость, и вмешиваться в капитанские дела с его стороны было бы бестактно. - Это может быть удивительная эпопея, - сказал Плавали-Знаем и подмигнул будущим зимовщикам: - Плавали, знаем! Может! С льдины снова донеслось: "Раз-два! Взяли!" Кто-то вскрикнул, врезавшись в борт лбом, - за иллюминатором вспыхнуло. И Плавали-Знаем рассмеялся: - С такими ребятами всё может быть! Свистать всех наверх!
   НАДО БРАТЬСЯ ЗА ДЕЛО
   Но свистать кого-либо не было необходимости. Уточка и Барьерчик выбивали ботинками по трапу известную курсантскую мелодию: "Семь часов - пора на ужин!", и с чёрных бушлатов во все стороны сыпался иней. Лобастый Барьерчик прикрывал ладонью фосфоресцирующую в темноте шишку, но бросал взгляд на дверь камбуза, откуда в морозную ночь уплывали дурманящие запахи щей, сваренных коком парохода "Светлячок" Супчиком. Курсанты ввалились в столовую и, увидев в руках тоненького седого кока дымящуюся супницу, хотели броситься к столу, но услышали бодрый голос капитана: - Ну как? Вмерзаем? - Вмерзаем! - в один голос ответили курсанты. Плавали-Знаем прошёлся по столовой и сказал: - Отлично! - Что отлично? - спросил суровый Барьерчик. - Вмерзаем! - весело сказал капитан. Курсанты посмотрели друг на друга, на энергично мазавшего горчицей хлеб Ваську, на озадаченного начальника, но прочитать на их лицах что-либо определённое было трудно. Васька ахал от горчичного огонька, начальник что-то прикидывал в уме, а Супчик сам застыл от неожиданности с дымящейся супницей. Слова капитана были куда удивительней, чем его, Супчика, щи. - Всё отлично, - повторил капитан, принимая супницу из рук изумлённого кока. - Значит, зимуем! Оба курсанта и Супчик разом спросили: - Как? - Необыкновенно! - сказал Плавали-Знаем. - Главное - необыкновенно. А остальное уже зависит от нас с вами. Надо вспомнить, как зимовали другие. Кого вы помните из зимовщиков? Чёрненький кудрявый Уточка хотел было сказать, что зимовка ему не нужна: ему светит место штурмана в рыбкиной конторе - у рыбачков на юге; но из желания блеснуть перед начальством выложил: - Ну, Амундсен. Начальник - хоть и был в отпуске - одобрительно кивнул. - Мало ли кого помним - Скотта, Седова, Нансена, - сказал Барьерчик. - Какие имена! А?! - Плавали-Знаем поднял вверх палец. - Какие люди! Не согласиться с этим было трудно. Это звучало! - А без зимовки кем бы они были? Уточка, присаживаясь к столу, мигнул: намёки капитана обещали кое-что поважнее штурманского места в рыбкиной конторе. Барьерчик хмуро опустился рядом, и курсанты заработали ложками. А Плавали-Знаем, что-то замурлыкав, мечтательно посмотрел сквозь переборку, услышал, как похрустывает у курсантов за ушами, и захохотал: - Хрустели от мороза! Да с такими носами и ушами мы выдержим любую зимовку! Выдержим! Плавали, знаем! - Он хотел было подцепить вилкой кусок мяса, но отодвинул тарелку и вслух подумал: - Надо браться за дело!
   НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ПЛАНЫ
   Обычно Супчик, сложив руки на фартуке, с удовольствием слушал весёлый хруст горбушек, посвистывание обсасываемых косточек, плюханье ложек, и не было для него в жизни музыки прекрасней, чем эта аппетитная симфония. Не было ничего дороже морской тельняшки и чести морского повара. Свои обеды он оценивал по особой штормовой шкале; аппетит 6 баллов, аппетит 8 баллов, аппетит 10 баллов! Нет, не было большего счастья, чем наблюдать, как вся команда дружно налегает на ложки-вёсла, как всё похрустывает в крепких молодых зубах, как поднимается настоящий флотский, штормовой аппетит. Но сейчас кок только озадаченно мигал. Надвигался шторм совсем иного рода! Над Супчиком, над всей командой прогремели слова: "Надо браться за дело!" - А мы чем заняты? - спросил Васька, посасывая кость. Плавали-Знаем посмотрел на него с негодованием и, помолчав, повернулся к экипажу: - Итак, что прежде всего нужно для настоящей зимовки? На минуту в столовой воцарилась такая тишина, что стало слышно, как за иллюминатором думают звёзды, а с острова донёсся собачий лай. Васька закричал: - Собаки! Нужны собаки! Какая без собак зимовка?! Супчик хихикнул, но Плавали-Знаем, торжественно загнув мизинец, сказал: - Правильно, у всех зимовщиков были собаки! - А что с ними делать? - спросил Барьерчик. - Что делать? - с усмешкой спросил Плавали-Знаем. Он уже почти летел на собачьей упряжке в нерпичьей шубе - как Амундсен! А начальник училища, тоже воскликнувший: "Что делать?!", услышал мелодию - звон упряжки, песню ветра и - шутить так шутить! - сказал: - Меха нужны, полярные меха! Шубы, шапки, унты! - Шубы, шапки, унты! - повторил Плавали-Знаем и загнул второй палец. - Лёд! - подавшись вперёд, крикнул Уточка. Плавали-Знаем с удивлением посмотрел на него. Но Уточка, задрав крепенький нос, объяснил: - Настоящий лёд! Айсберги, глыбы, торосы! И Плавали-Знаем, оценив всю важность предложения, загнул третий палец. - Солонинка нужна! - язвительно подумал вслух Супчик. - Зимовщики ели солонинку. А я - на тебе! - он всплеснул руками, - как назло, перед рейсом получил свежую говяжью ногу. Может, обменяем? Васька с тревогой посмотрел на него, и Супчик рассмеялся: - Шучу, шучу! - А при чём тут шутки? Обменять, и никаких разговоров! - приказал капитан. Кок, всё ещё не принимая приказания всерьёз, вздохнул: - Ружьецо бы для охоты... - Все великие полярники вели дневники, - заметил угрюмый Барьерчик, которому эта зимовка была как снег на макушку. Мечтал о кругосветке, а застрял у Камбалы! - Дневники, обязательно дневники! - Плавали-Знаем собрал все пальцы в кулак и, поднявшись над столом, подмигнул: - И вы увидите, наш "Светлячок" когда-нибудь поднимут на пьедестал! Он собирался сказать ещё что-то, но в это время дверь с грохотом распахнулась, и весь в клубах пара, стряхивая иней, в столовую ввалился курсант Упорный, который выполнял обязанности радиста, а сейчас в одиночку подталкивал "Светлячок" с кормы. - Кажется, есть возможность! - крикнул он. Но Плавали-Знаем широко улыбнулся и остановил его движением руки: - Есть, есть возможность! Как следует закусить и выспаться. - Но... - покраснел Упорный. - И никаких "но"! Ужинать и спать. Завтра начинается... - Он не договорил, что начинается, и открыл иллюминатор. Золотой ободок сверкнул, как рамка будущего портрета. В ночной синеве колыхалось ледяное поле. Рядом, на острове Камбала, помигивали наивные огоньки. Как спортсмены, по небесным дорожкам бежали спутники. Под ними торопились за рыбкой сейнеры. А над "Светлячком" пели ветры, и, сияя адмиральскими звёздами, поднималась Большая Медведица. Где-то на берегу лаяли камбальские собаки, не зная, какие необыкновенные события ждут их завтра. А на борту вмёрзшего в лёд пароходика человек в капитанской фуражке сказал: - Завтра начинаем с собак. Он сказал "завтра", хотя для себя и на сегодня оставил кое-какие необыкновенные дела.
   ВОДА, ВОДА, ВОДА...
   Едва команда "Светлячка" улеглась спать и в кубрике забулькала сонная тишина, Плавали-Знаем подошёл к Ваське и, тряхнув его за плечо, сказал: - Шланги - наверх, брандспойты, - наверх, сам - наверх! И всю ночь всей команде слышался сквозь сон шум воды, виделись штормовые волны. Барьерчику снилось, что зелёная волна перекатывает его через горизонт. Уточку крутило в зелёном водовороте, и он сам тащил себя вверх за кудри. А начальнику виделся океан. Он плыл по нему на новеньком пианино, одной рукой держа лакированный штурвал, а другой - выстукивал по клавишам какую-то булькающую мелодию. Ему страшно хотелось записать её на бумаге, но отпустить штурвал было ещё страшней. Но больше всех неприятностей эта вода доставила Супчику. Сначала ему снилось, что в котёл налилось очень много воды, суп получается жидким и Васька кричит: "Это же не супчик, это бульончик!" А потом раздался голос капитана: "Для славы надо работать!" А ему не нужна была слава. Был бы погуще суп, чтобы не сказали, что Супчик кормит хуже Борщика! А вода всё лилась, плюхала. И наконец, открыв глаза, Супчик скатился с койки и заорал: - Братцы, мы на дне! По иллюминаторам в самом деле катились зелёные струи, сквозь которые едва пробивались солнечные лучи. Команда бросилась в коридор, вышибла дверь и, вылетев на палубу, с криком пронеслась под уклон по сверкающему льду и вывалилась на поле. Моряки от удивления вытянули шеи: вместо вчерашнего уютного "Светлячка" перед ними задирало нос обросшее льдами судно. На вантах качался лёд, с мачт свисали сосульки, и влажный ледяной бугор, как осьминог, расползался с рубки по всей палубе. А на баке, рядом с мокрым Васькой, с брандспойтом в руках, стоял Плавали-Знаем и поливал судно водой. - Ну как? - спросил он ошарашенный экипаж. - Вот это да, вот это лёд! ~ воскликнул Уточка и пробежался вдоль "Светлячка". - Грандиозно... - сказал начальник. Хорошо или плохо - он промолчал, но всё равно это было грандиозно. Это, что ни говори, пахло настоящей зимовкой! Сбоку на льдине лежало стадо нерп и, задрав носы, таращило пуговичные глазки на небывалое зрелище. А вдали, на берегу, вокруг человека в милицейской форме толпился народ, смотрел на заледенелый фрегат, на пляшущую среди льда команду и качал головами. Плавали-Знаем усмехнулся. Слава уже летала над палубой "Светлячка". Нужно было стараться дальше. И через некоторое время толпившиеся на берегу жители Камбалы увидели процессию, которая направлялась от фантастического судна к острову. Экипаж "Светлячка" приступал к операции "Собака".
   ПЕРВЫЕ ШАГИ МУЖЕСТВЕННОЙ ЭКСПЕДИЦИИ
   Впереди экспедиции со свёртком костей торопился Васька. За ним деловито шагал Уточка. В бушлате, с маленьким рёбрышком в кулаке топал Барьерчик. А замыкал шествие Супчик, в белом халате и колпаке, с завёрнутой в простыню громадной, как дубина, говяжьей ногой на плече. Снег хрустел под крепкими флотскими ботинками, а ветер перебрасывал на морозце крепкие морские слова. - Живём! - подлетал Васькин голос. - С каждого двора по собаке - и "Светлячку" упряжка! - А если на острове нет собак? - усомнился Барьерчик, которому эта затея не нравилась. - Тогда кто ночью лаял? Я? - отозвался Уточка. - Собаки есть. На каждом порядочном острове свои собаки! - заверил он. Не доходя до мыса Перчикова, искатели удачи, махнув друг другу на прощанье, рассыпались вдоль побережья и скрылись в ближайших проулках.
   Васька взбежал на курносый пригорок и осмотрелся. Восточный ветер развевал его сингапурские в клеточку брюки, прокуренные гаванской сигарой, и доносил носораздирающие запахи жареной рыбы. Аппетит разыгрывался на все десять баллов. Но необходимость подсказывала совсем другое направление туда, где запахов было поменьше и любой порядочный Бобик, увидев щедрую кость, мог бы дружески повилять хвостом. Васька посмотрел налево, направо: посёлок состоял из одной длинной улицы с проулками, отгороженной сетями, на которых ещё болтались заскучавшие морские звёзды и старые рыбьи хвостики. Вдоль сетей двигались Барьерчик и Уточка. Нужно было торопиться: всем собак могло и не хватить. Васька увидел каменный дом, с порога которого смотрел большой серый мопс. - Настоящий вожак! - обрадовался Васька и уже зашуршал газетой, но пёс предупреждающе зарычал, и Васька махнул рукой: "Дурак, от собственного счастья отказывается!" И тут он заметил деревянный домик с собачьей будкой и, прохрустев по снежку, стал вытаскивать из свёртка приманку. - Ну и кость! - сказал он, привлекая к себе внимание. - Вот это кость! Он перенёс через забор ногу и вдруг, дёрнувшись изо всех сил, заорал во всю боцманскую глотку: "Кость! Ко-о-ость!", потому что ему в голень вцепился гревшийся под забором пёс, которому Васька наступил на хвост. - У, развели собак! - взвыл Васька и, услышав лязг зубов, бросился бежать. Вылетая из дворов, за ним катилась лохматая собачья свора. Васька пригнулся. На бегу, на минуту замешкавшись, он заметил застрявших в сетях Барьерчика и Уточку, услышал крик: "Помогите!", подумал: "Ну нет, каждый спасается как может". И, представив себе, что сейчас здесь будет твориться, припустил ещё сильней.
   ДЛЯ КИНО - ЧТО УГОДНО!
   Неожиданно для самого себя Васька проскочил в распахнутую калитку, из которой внимательно смотрел на гостя маленький чёрный кобелёк. А ещё внимательней - на кость в его руке. - Вот это умница, - сказал Васька, - вот это я люблю! - И протянул кость псу: - Самое вкусное отдаю! Едва кобелёк взял кость, боцман схватил его под мышку и бросился со двора. Но, не сделав и шага, он увидел приближающуюся фигуру в милицейской форме и, завертевшись волчком, влетел в стоявшую во дворе единственную на весь остров красную телефонную будку, которую на Камбале выгрузили по ошибке. К будке подходил единственный на весь остров сержант милиции Молодцов. И, побледнев от волнения, Васька стал набирать застрявший в памяти телефонный номер и усердно кричать: - "Светлячок! "Светлячок"? Дайте капитана. Красный от мороза сержант остановился. Глаза его широко раскрылись от удивления. - Работает? Говорит? - А как же! - сказал Васька. - Так проводов-то нет! - сказал Молодцов. - Так беспроволочная, - сообразил Васька, - через спутник! Молодцов поднял глаза, посмотрел вверх и качнул головой: - Ну, кино! Сегодня он произнёс эту фразу уже второй раз. В первый раз она вырвалась у него, когда, заступая на пост, он увидел обрастающий льдом "Светлячок". А сейчас - у молчавшей десять лет телефонной будки. - Кино, и всё! - повторил он. И вдруг, обратив внимание на странный груз под мышкой у Васьки, спросил: - А зачем у вас мой кобелёк? Васька смущённо закрутил носом и вдруг выпалил: - Так для кино! На что Молодцов изумился уже бесконечно: - Так что, и вправду у нас на Камбале снимают кино? Вот зачем на пароходе устраивали такие декорации! - А вы не знали! Цветное, фантастическое, в двух сериях! Молодцов рассмеялся: "Вот это да! Кто бы подумал!" И замахал руками: - Берите Бобика! Если надо, мы вытащим всех бобиков в посёлке. Но почти все собаки острова сидели уже вокруг Васьки, высунув языки, и прислушивались. Теперь-то они кое-что поняли! И на мордах у всех было написано одно: почему это берут в артисты милиционерского Бобика? Сниматься в кино хотела каждая собака! Даже без косточки. Даже даром. - Берите, берите! - сказал Молодцов, счастливый оттого, что его Бобик станет первым на острове киноартистом, взял под козырёк и вдруг, насторожившись, быстро направился к замаячившей вдали какой-то подозрительной фигуре.
   ОШИБКА СЕРЖАНТА МОЛОДЦОВА
   Фигура с громадной дубинкой на плече росла с каждым шагом. И Молодцов на всякий случай решил зайти в тыл. Он обогнул дом, перепрыгнул через забор и налетел на Супчика, у которого со лба падали крупные капли, будто он целый день плясал у раскалённой плиты! - Супчик?! - сказал Молодцов. Супчика знали на Тихом океане так же хорошо, как Борщика. - Ага! - сказал кок. - А это что у вас? - Сержант с любопытством посмотрел на дубинку. - Нога! - сказал Супчик. - Что?! - Говяжья нога! - Так что вы с ней здесь делаете? - с интересом спросил Молодцов. Заподозрить в чём-нибудь кока, который приносил для команды даже собственную петрушку и укроп, не могли бы на тысячу миль вокруг. - Меняю на солонину! - сказал кок. - Нам на "Светлячке"... - На "Светлячке"? Для кино? - Молодцов приподнял фуражку, хлопнул себя по лбу. - Для кино будет всё! И, взвалив дубинку себе на плечо, зашагал прямо к маленькому дворику. Там вокруг высокого очкастого чудака ходили десятка два румяных ребятишек. - Привет детсаду! - крикнул Молодцов. - Привет! - закричали ребятишки. А один, вцепившись в шинель сержанта, закружился на нём, как на карусели. - Отставить, Соскин! - сказал Молодцов и, протянув чудаковатому директору детского сада руку, стал, к удивлению Супчика, что-то рассказывать про кино, про своего Бобика и про солонину. Он потряс в воздухе говяжьей ногой, и заведующий детсадом, который очень любил фантастические фильмы, сказал: - Поменять могу, только солонины не держим. Мясо - на консервы или на детскую питательную смесь. Есть "Малыш", есть "Крепыш". Что угодно?
   - Ну? - спросил Молодцов у кока. И Супчик, что-то обдумав, согласился: - Давайте смесь! "Крепыша" с "Малышом" вместе. Взвалив мешок с детским питанием на плечо, кок потопал к славному пароходу. - "Конечно, аппетит будет балла на три", - думал он, но для общего дела он был готов и на это.
   КТО СЫГРАЕТ ГЛАВНУЮ РОЛЬ...
   Нужно сказать несколько слов и о курсантах, которых Васька заметил в самом неуютном положении. Лай прокатился, как цунами, и курсант Барьерчик, выбираясь из сетей, отряхиваясь, краснел от стыда: "Ничего себе, нашёл горизонт!" - и недоумевал, как это он влип в такое пёсье дело. А курсант Уточка переживал, что не может его выполнить. Во-первых, когда думаешь, как бы собаки не достали тебя, не очень-то думается, как достать собаку. А во-вторых, все лучшие собаки достались Ваське! Хоть бы увидеть одного порядочного пса! Но тут распахнулось окно и какая-то юркая старушка со словами: "Пшёл, артист! Ишь блох нахватался!" - вышвырнула маленького курносого пса прямо Уточке на голову. - Пёс! - чуть не захлебнулся от радости Уточка. - Пёс!