Коул Дамарис. Знак драконьей крови

   В шатре Фелеи Пэшет наблюдал, как Тайлек угрюмо сутулится на своем кресле. Пэшет небрежно подошел и встал рядом с Тайлеком, наблюдая за ходом сражения в грани магического кристалла. В воздухе витало зловещее молчание.
   Два дня назад Фелея вдруг впала в ярость. Мечась из стороны в сторону по тесному пространству шатра, она издавала неистовые крики, звучащие контрапунктом к грому схватки за тонкими стенами.
   - Она соединяется! Соединяется в этот самый миг! Грязная, незаконнорожденная девчонка крадет мою власть!
   Даже Пэшет уловил что-то, несмотря на то что он не был подготовлен, он ощутил внезапный рост и резкое высвобождение энергии где-то поблизости. И сегодня, два дня спустя, его изуродованные руки все еще отзывались болью на одно только воспоминание об этом.
   Заглянув Тайлеку через плечо, он заметил его скрытный жест. Тайлек нежно погладил мягкую кожу на своем запястье и незаметно и быстро прикоснулся к щеке.
   Пэшет улыбнулся. Прошло четыре дня, а Тайлек еще не оправился от пережитого страха. Наказание, которому подвергла его Фелея, надломило что-то внутри волшебника.
   Тем временем внимание Пэшета снова вернулось к светящемуся камню - за два дня диспозиция ничуть не изменилась. Его солдаты по-прежнему оставались на этой стороне ущелья. Они не завоевали преимущества. Хуже того, они начинали утрачивать свое рвение.
   Дождь и недостаток места для свободного маневрирования позволяли только небольшой группе его солдат сражаться с такой же небольшой группой мятежников. Каждая группа сражалась под прикрытием, которое обеспечивали действующие и с той, и с другой стороны маги. Каждая группа часто сменялась свежими войсками. Но не только дождь выводил из себя людей. Несколько раз повстанцы одерживали верх и могли попытаться овладеть небольшим плацдармом на чужой стороне ущелья, но всякий раз они использовали передышку для отдыха или замены своей группы свежими бойцами. Похоже, занимаемая ими позиция их вполне устраивала. Пэшету порой начинало казаться, что все они полягут на этом мрачном каменистом плато, сражаясь с противником, который не выказывал никакого желания завершить битву.
   Вглядевшись в крошечные фигурки, перемещающиеся в кристалле, Пэшет узнал своего гнома, который стоял рядом со старинным неприятелем Тайлека Медвином. Это он насылал магию, которая ставила в тупик лучших адептов Тайлека.
   Особый гнев вызывали в нем новые способности его гнома. Знай он с самого начала, что это крошечное создание обладает таким могуществом, все могло пойти совсем по-другому. Джаабен мог остаться жив, да и он не был бы сейчас в таком положении. Ему не хватало времени. Несколько раз за последние два дня он ловил на себе взгляды Тайлека и читал в его черных глазах свой смертный приговор. Он был уверен, что Тайлек не станет ничего предпринимать до тех пор, пока Фелея не одержит победу, но лишь только это случится...
   И Пэшет, и Тайлек подпрыгнули, когда Фелея, слегка зевнув, села прямо в своем кресле. Она смотрела в сторону моста, словно видела все там происходящее даже сквозь стены шатра. Фелея напряженно прислушивалась, медленно вставая.
   - Она приближается.
   Тайлек напряженно прижался к спинке своего стула, когда Фелея, сделав два шага, остановилась возле него. Пэшет задержал дыхание. Голосом холодным, как сияние ее лиловых глаз, Фелея приказала:
   - В этот раз я не потерплю никаких ошибок, Тайлек, потому слушай меня внимательно. Девчонка вошла в соединение и возвращается после полета, во время которого происходила связь. Сейчас она слаба, и ей потребуется время, чтобы восстановить силы и полностью вернуться мыслями в этот мир. В этот раз я ее не упущу. Я пошлю ей вызов, и она не сможет отказать мне.
   Фелея молчала, остановив взгляд на шее Тайлека. Его рука непроизвольно взлетела вверх, и он сжал в кулаке медальон. Фелея кивнула:
   - Вспомни, что этот медальон означает для тебя, Тайлек, и, может быть, ты поймешь, что Знак Драконьей Крови имеет такое же важное значение для Нориссы. Этот Знак - то, чего я хочу. Когда она откликнется на мой вызов и наша битва начнется наверху, ее тело будет беспомощно стоять на земле. Сорви с ее шеи Знак Драконьей Крови и повесь поверх моего. - Она мрачно улыбнулась, и предвкушение триумфа засияло в ее глазах. - Я привяжу к себе ее Компаньона еще до того, как она испустит дух!
   Тайлек быстро кивнул в знак того, что все понял. Пэшет тоже кивнул, хотя не разделял опасений Тайлека. Только его въевшаяся в кровь привычная осторожность помогла ему скрыть внезапно вспыхнувшую безумную надежду.
   Затем Фелея окуталась малиново-красной дымкой и исчезла.
   37
   Возвращение оказалось более болезненным, чем соединение. Они прожили множество жизней и дважды прикоснулись к каждому из многих миров. В экстазе полета Норисса жила только чувствами и жизнью Корматха. С ним она не могла жить никакой иной жизнью, кроме сна. Захваченная радугой волшебного света, которая не могла существовать в действительности, она измерила глубины времени и ощутила биение его сердца.
   Теперь она возвращалась назад, и в этом не было ничего, кроме страха. Корматх вел ее узкими темными тоннелями, не позволяя ей снова потянуться к сверкающим огням других миров. Она упрашивала его, но он не слушал.
   - Ты должна вернуться. Ты должна жить, иначе я не увижу снов.
   Норисса вдруг вспомнила о той своей части, оставшейся где-то далеко, которая чахла без забот и ласки, и ее тут же бросило в эту холодную, глинистую сущность, скрытую в сердце горы.
   Но не успела она как следует укрепиться в своем теле, как ее снова потянуло наружу. На этот раз она двигалась вместе телом, преодолевая сопротивление камня и тяжесть темноты. Где-то там пульсировали могучие силы, и ее притягивало туда. Внезапно ее окружило облако бледного света, а свежий воздух готов был раздавить. Нориссу опустило ниже, и в ушах загудело что-то неразборчивое и бессвязное.
   Когда голова перестала кружиться, она поняла, что легкие прикосновения, которые она ощущает, это прикосновения чужих рук, а шум распался, превратившись в отдельные голоса. Она подняла голову и увидела лица. Солдаты. Труженики войны, закованные в блестящие латы, призванные защитить их от смерти, которую они сами призывали на свои головы. Солдаты приблизились к ней вплотную, и Корматх отодвинулся. Он не покинул ее совсем, но увлек с собой несколько мыслей из ее сознания, и теперь там оказалась болезненная пустота.
   Кто-то протянул ей вина. Она выпила и потребовала еще. Принесли еду, и она наелась, не сдерживая себя. Она заполнила свою пустую оболочку, и вспышки памяти постепенно восстанавливали внутри нее неустойчивый и шаткий костяк ее прошлой жизни. Особенно яркими были воспоминания о старой женщине, бьющейся в лапах крылатых чудовищ, о схватке не на жизнь, а на смерть на берегу холодной реки, о неотступном зове чего-то неведомого.
   Затем перед ней появились знакомые лица - лица из плоти и крови, и она узнала Медвина и Байдевина. Ей хотелось протянуть руку и прикоснуться к ним, но она не смогла заставить себя оторваться от трапезы. Вместо этого она проникла в их головы торопливым приветствием и увидела там, какой им видится она сама. Зрелище было ужасным: спутанные в беспорядке волосы, платье превратилось в изодранный и бесформенный балахон, наброшенный на исцарапанные плечи, черное от пыли лицо выглядело настолько худым, что походило на посмертную маску, если бы не лихорадочно блестящие глаза.
   - Где ты была? Что случилось? Как ты покинула нас? - на нее обрушились вопросы, на которые она не могла и не хотела ответить.
   Она узнавала свой старый знакомый мир слишком быстро, чтобы это можно было передать на словах. В мокрой одежде, слегка опьянев от вина и еды, она сидела на горе мехов и подушек. Кажется, в палатке. Еда по-прежнему казалась безвкусной, но ее желудок, по крайней мере, начинал признавать ее материальную тяжесть. Ее слух продолжал терзать глухой и тяжелый звук словно что-то мощно барабанило по крыше и по тонким стенам палатки. Часть ее разума все еще продолжала искать способ вернуться, спрятаться в сияющем ореоле, окружающем разум Корматха; каким образом могла ее утешить мирская красота, после того как она побывала в его снах? Осталось ли в ее мире что-то такое, ради чего стоило жить?
   Ответ внезапно взорвался в ее мозгу. Вызов. Она узнала его, узнала и в воспоминаниях о сражении на берегу реки, в лесу, в воспоминаниях о страхе, который терзал ее во сне.
   Фелея!
   Норисса повернулась в том направлении, откуда доносился зов, уверенная, что никто, кроме нее, не может его услышать. Она осознала сразу многие вещи - голод, который продолжал ворочаться в ее животе, довольство Корматха, который слегка шевельнулся в своем убежище, и многое другое.
   С сожалением она проглотила последний кусочек, который оставался во рту, и отодвинула поднос. Когда она попыталась встать, толпа собравшихся вокруг нее людей придвинулась еще ближе, и Медвин, положив ей на плечи свои твердые ладони, усадил ее обратно на подушки. Его лицо было серым от усталости, а вокруг рта залегли жесткие морщины, но голос его все еще оставался нежным и мягким:
   - Не думай о Фелее. Она до сих пор не проявляла себя, а что касается сражения, то тут мы полностью владеем ситуацией. Известие о твоем возвращении придаст нашим воинам новые силы. Они готовы атаковать и уничтожить эту шайку изменников.
   Норисса испытывала огромное искушение остаться. Здесь было еще много еды, здесь было уютно и была возможность выспаться и, может быть, увидеть сон, но неистовый полет обострил ее чувствительность до предела, и она все время ощущала биение множества жизней вокруг. За время ее отсутствия что-то произошло, что-то, что теперь мощно и непреодолимо воздействовало на ее новые чувства. Палатка была полна причин, по которым стоило жить. Но Норисса взяла руки Медвина в свои, поцеловала их и слегка прикоснулась к его разуму и к разуму Байдевина тоже вызовом Фелеи, который все еще звенел в воздухе. Глаза Байдевина наполнились пониманием, и с помощью Медвина Норисса встала и вышла из палатки.
   Лишь только она появилась на открытом пространстве, ее тотчас же принялись полосовать струи мерзкого дождя. Почти непроизвольно, не задумавшись ни на секунду, Норисса подняла руку и произнесла только одно слово. Дождь сразу перестал, и солдаты приветствовали ее дружными криками. Норисса почти не заметила этого, она стояла на каменном мосту, вглядываясь в гору камней на плато впереди. Там стояла в ожидании темная фигура женщины с золотыми волосами, и Нориссу потянуло к ней.
   "Хорошо, пусть это закончится здесь". Норисса прошептала молитву, обращенную к тому из богов, кто склонен был ее выслушать, и почувствовала, как ее существо следует ее стремлению навстречу Фелее.
   Норисса поднялась высоко над землей. На вершине плоской, черной и словно спекшейся скалы она встретилась лицом к лицу со своим врагом. Фелея улыбнулась почти дружелюбно, спокойно стоя под ударами ветра. Ее бледная красота особенно четко вырисовывалась на фоне черных грозовых туч.
   - Ты быстро научилась пользоваться могуществом Компаньона, сестричка. Очень жаль, что ты не успеешь насладиться своими крадеными сокровищами. Это могущество должно было стать моим после смерти Бреанны, и я намереваюсь забрать его у тебя. - Ее мягкий взгляд подчеркивал бритвенную остроту угрозы, притаившейся в ее словах.
   В любое другое время Норисса ослабела бы под этим взглядом, но теперь она только улыбнулась в ответ:
   - Что, если я добровольно отдам тебе Компаньона, тетя? Будет ли этого достаточно? Утолишь ли ты свою жажду?
   Фелея от удивления перестала улыбаться, и глаза ее настороженно сузились. После недолгого молчания дружелюбие снова прозвучало в ее голосе.
   - Ну, разумеется, дитя мое! Обладая Компаньонами Л'ерита и г'Хайна я бы владела, и малым, и великим. Мое кольцо власти стало бы совершенным.
   - Ты уверена, что тебе этого хватит? - настаивала Норисса. Ограничишься ли ты одним кольцом? И тебе не захочется получить второе, третье?.. Может быть, ты жаждешь обладать кольцом из колец?
   Глаза Фелеи стали холодны как лед, и Норисса почувствовала жестокое удовлетворение, услышав гневные нотки в словах Фелеи:
   - Отдай мне то, что я ищу, и я пощажу твоих людей.
   - А меня ты пощадишь, тетя?
   Фелея бессильным жестом развела руками:
   - Увы, дитя мое, это не в моей власти. Я должна перехватить освободившегося Компаньона в момент твоей смерти.
   Норисса почувствовала, как растет напряжение ее противницы. Пламя ее собственного гнева тоже начинало разгораться, но следующие слова были холодны как камень, на котором они стояли:
   - Ты лжешь, Фелея! Даже нося в своем чреве дитя, моя мать сумела пережить рассоединение с Компаньоном и остаться в живых. Почему должна умереть я?
   Последовала долгая тишина, глаза Фелеи почернели от ненависти.
   - Потому что я так хочу!
   Злая багровая волна ринулась на Нориссу. Она бы непременно сбросила ее вниз, если бы Норисса не была заранее готова к нападению. Норисса метнула навстречу этой волне свою собственную ярость и с такой силой, что Фелея вынуждена была призвать Другого.
   Норисса обернулась в сущность Корматха, и вместе они взмыли в затянутое облаками небо.
   38
   Драконы!
   Пэшет не отрываясь наблюдал за действом, разворачивающимся в небе над его головой. Черные облака бороздили два чудовищных существа. Они летали широкими кругами, пикируя и поднимаясь выше, причем каждый старался подобраться к противнику со стороны уязвимого брюха. Мощные крылья со свистом рассекали воздух, и драконы дерзко с вызовом ревели. Чудовище, которое оседлала Фелея, внезапно резко накренилось, развернулось и приблизилось к противнику снизу и сзади. Золотые с медными краями полированные чешуи засверкали в свете пламени, вырвавшегося из пасти дракона, и его тело блеснуло на фоне темных облаков как расплавленное золото заката, выплеснувшееся в небо. Сгусток огня вылетел из горла чудовища и попал в горло второго дракона. Дракон заревел от боли и стал падать вниз, напоминая собой быстро стекающую со стекла поблескивающую черноту. Снабженные на сгибах изогнутыми когтями крылья с усилием били воздух, едва наполняясь стремительными ветрами, дующими над долиной, и только совсем близко от земли падение дракона превратилось в неуклюжее, но плавное скольжение. Пэшет успел заметить, что огромные черные крылья, тень от которых накрыла чуть не всю долину, сверкают с нижней стороны золотым блеском.
   Описав над плато небольшой круг, черный дракон начал подниматься все выше, в свою очередь длинно плюнув струей огня.
   Зрелище повергло Пэшета в благоговейный трепет. Он впервые в жизни наблюдал воздушную битву огромных чудовищ, управляемых такими крошечными наездниками, что их вовсе не было видно на чешуйчатых спинах, особенно в те моменты, когда широкие крылья поднимались вверх широкими взмахами. Да, за право повелевать этими силами можно было без колебаний заплатить любую цену! И сразу ему стало понятнее стремление Тайлека завладеть и держать при себе Знак Драконьей Крови.
   Вспомнив о Тайлеке, Пэшет несколько пришел в себя и вспомнил о том, где он находится и что должен делать. Сам он все еще стоял у входа в большой шатер Фелеи, в то время как Тайлека поблизости не было. Он помнил, как они вместе выбежали вслед за Фелеей и поспели как раз вовремя, чтобы лицезреть ослепительное явление Нориссы на вершину скалы, где ее поджидала Фелея. Пэшет помнил вспышку гнева госпожи и ударившие в небо фонтаны огня, голубого и красного, которые, достигнув облаков, превратились в бронированных чудовищ из кошмарных снов. Пэшет вспомнил и о том, чем он сам рискует. Оглядевшись в поисках своего собственного врага, он обнаружил Тайлека, который короткими перебежками двигался к подножью скалы, на которой неподвижно стояли обе женщины. Все его внимание было приковано только к этим фигурам, даже тогда, когда он начал взбираться по крутому склону, он не отвел глаз от вершины. Пэшет побежал вслед за ним.
   Колдун успел забраться довольно высоко, когда Пэшет начал карабкаться вверх. Грозный рев, сравнимый разве только со звуками, которые издавали драконы в небе, огласил плато. Пэшет посмотрел вниз и увидел, что вся равнина превратилась в поле битвы. Армия повстанцев врезалась в самую середину боевых порядков его войск, и адепты Тайлека еле управлялись с магией, которую насылали на них гном и старый маг. Пэшет отвернулся от этого зрелища и вложил все силы в трудный подъем.
   Сначала, правда, подниматься было просто. У подножья скалы многие камни были раздроблены и выщерблены, длинные каменные уступы встречались во множестве, и за них было удобно хвататься руками и опираться на них ногами. Несмотря на свои сожженные руки, которые Пэшет перебинтовал кусками ткани, он настигал Тайлека.
   Отчасти это происходило от того, что подъем Тайлека замедлился, а затем и вовсе прекратился. Колдун стоял на последнем каменном уступе, выше которого начиналась сплошная отвесная стена, сложенная из огромных, неповрежденных каменных глыб, между которыми не было ни единой трещинки, за которую можно было бы зацепиться.
   Другой причиной, по которой Пэшет поднимался вверх быстрее Тайлека, были его гнев и ярость, которые толкали его вверх и вперед гораздо быстрее, чем он рассчитывал. В его мозгу постоянно возникала картина гибели Джаабена, он видел его изломанное, дымящееся тело с перебитой ногой, нелепо повернутой под неестественным углом. Шея была сломана, и голова неудобно склонилась к плечу, огненная борода слиплась от крови. Воспоминание об этом заставило Пэшета содрогнуться, и на мгновение он утратил сосредоточенность. Его сапог внезапно поехал по гальке, нога соскользнула, и он чуть не упал, ухватившись за обломанный край камня. Острый камень больно врезался в его чувствительную ладонь, и Пэшет выругался. Когда ему снова удалось обрести под ногами надежную опору, Пэшет вытащил свой длинный нож и срезал с ладоней бинты. Теперь его открытые раны ничто не защищало, но зато теперь ткань, туго стягивающая пальцы рук, не станет мешать ему ухватиться за малейшую шероховатость или трещину в скале.
   Из ран на ладонях потекла кровь. Поглядев на знак бога Маелунна, выжженный на коже ладони, Пэшет начал молиться, прося этого бога о помощи. Запах измены должен был давно привлечь внимание этого божества, и теперь Пэшет просил у него немного такой силы, которой обладал Тайлек, чтобы уравнять шансы на победу в их борьбе. Вспоминая о своих способностях, которые все так же пребывали внутри него в зачаточном состоянии, Пэшет впервые пожалел о том, что в свое время ему не хватило дерзости, чтобы обучиться магическому искусству под руководством Фелеи. Теперь он пони мал - хотя было уже поздно, - что его и Тайлека разделяли не способности или какой-то особенный дар, а всего лишь умение контролировать и направлять эти способности. Тайлек был достаточно мудр, чтобы первым понять это и не позволить ему, Пэшету, развить в себе эти способности и научиться управлять ими. Именно теперь маг собирался воспользоваться одним из своих многочисленных умений, чтобы избегнуть возмездия.
   Пэшет видел, как руки Тайлека задвигались, рисуя в воздухе какие-то знаки, а губы зашевелились, произнося неслышные слова. Заклинание подействовало незамедлительно: Тайлек отделился от скалы и начал медленный полет к вершине. Пэшет уже хотел распрощаться с надеждами на справедливое возмездие, как вдруг рассыпающий искры зеленоватый шар пронесся мимо него и ударил в камень рядом с Тайлеком, обдав Пэшета градом раскаленных осколков. В горле его появился резкий металлический привкус, и он чуть не задохнулся от неожиданности. Очевидно, это было делом рук одного из волшебников, действующих на стороне повстанцев. Кто-то из них прорвался!
   Внезапный взрыв ударил Тайлека о валун, и теперь маг скользил вниз, прямо в руки Пэшета, в облаке пыли и мелкой каменной крошки. Пэшет увидел, как Тайлек извивается и корчится, пытаясь за что-нибудь ухватиться, чтобы замедлить свое стремительное движение. В конце концов ему удалось зацепиться за выступ камня, и он рывком остановился.
   Пэшет заморгал, не веря своим глазам. Тайлек очутился прямо над ним, на расстоянии всего каких-нибудь двух локтей. До него доносились стоны волшебника, и Пэшет улыбнулся. Должно быть, Маелунн все-таки услышал его!
   Он начал осторожно подниматься вверх, остановился и спрятал лицо, когда ярко-красное крылатое чудовище с ревом пронеслось над самой головой, изрыгая из глотки пламя. Черный дракон преследовал его по пятам с такой стремительностью, что поднятый его крыльями ветер едва не оторвал Пэшета от склона горы. Когда Пэшет осмелился продолжить подъем, Тайлек уже был довольно далеко от него. На миг колдун обернулся, и Пэшет увидел в его глазах страх.
   Тем временем Тайлек, удалившись на расстояние, которое считал безопасным, прочел левитативное заклинание и снова взлетел. Но и в Пэшете проснулась какая-то сила. Крушение надежд, горе от потери брата овладели им с такой силой, что нечто, долго спавшее в глубине его души, наконец проснулось. С этим пробуждением все его существо как бы расправило крылья. У него была эта сила, и он по-настоящему жаждал дотянуться до Тайлека. Перед глазами его все потемнело и заволоклось красной пеленой. А поле зрения сузилось настолько, что он видел перед собой одного только Тайлека.
   Руки Пэшета отозвались резкой болью, причем правая саднила сильнее. От прикосновения к холодному камню раны снова начали гореть как в огне, и что-то вонзилось в правую ладонь. Пэшет даже не остановился, ни на миг не прервал движения. Тем временем полет Тайлека замедлился и вскоре вовсе остановился, почему - Пэшет не знал. Маг беспомощно завис над крутым склоном, но и только, и Пэшет рванулся вверх, воодушевленный испугом в глазах противника. Его пальцы коснулись каймы плаща колдуна, и Пэшет схватился за него всей рукой, сжав в горсти плотную ткань и подтягиваясь. Тайлек попытался ударить его кулаком, промахнулся и взмахнул рукой опять. Пэшет перехватил его за запястье и, вложив в усилие всю свою ярость, принялся стаскивать мага вниз, на камни. В словах, которые выкрикивал ему в лицо Тайлек, он узнал магическое заклинание и сильно ударил Тайлека кулаком в рот, все еще чувствуя в ладони что-то обжигающе-холодное.
   Тайлек застонал, сжав окровавленные губы. Качнувшись от удара, он все же ухитрился схватить Пэшета за свободную руку и удерживал ее. Так, держа друг друга за руки, они балансировали на узком выступе, стараясь выразить всю ненависть при помощи взглядов. Внезапно Пэшет почувствовал ослабление силы, поддерживающей его. Это было очень слабое изменение, но Тайлек тоже заметил его и улыбнулся. Его "сырая", только что пробудившаяся магия исчерпала свои ресурсы, изливаясь неуправляемым потоком, в то время как Тайлек снова доказал свое превосходство, умело справившись как с заклинанием, так и с контролем.
   Пэшет закрыл глаза, собирая свою ненависть в единый комок, пытаясь почерпнуть из нее еще хоть немного силы. В последний момент ему удалось высвободить свою правую руку. Выхватив свой нож, он занес его над Тайлеком. Тайлек проворно поднял вверх обе руки, чтобы защититься от смертельного удара. Это была ошибка. Прошел всего лишь миг, прежде чем он понял свою ошибку, но этого мига хватило Пэшету. Его правая рука скользнула по груди мага, пока пальцы не нащупали под рубашкой твердый амулет. Он сорвал его, с треском разрывая ткань, но все заглушил протяжный вой Тайлека, исполненный смертной тоски. Завладев амулетом, Пэшет оттолкнул все еще темноволосого колдуна от себя.
   В высохшем неподвижном теле, которое с сухим стуком ударилось о камни у подножья горы, уже не осталось ничего от Тайлека, колдуна и волшебника.
   В следующий момент Пэшет почувствовал острую боль в животе, и шипящий луч зеленого пламени разрезал его пополам.
   39
   Она - свободна! Легкая паутина на крыльях ветра пустоты! Медленно она поднялась выше, и свет прошел сквозь нее, не задержавшись ни на миг и не отразившись. Слившись с Корматхом, она погрузилась в успокоение сна другого мира.
   Эти другие миры, о которых она мечтала и тосковала, долгой чередой проносились перед ней. Приливы и отливы песен и красок, искры белого пламени в черных провалах - все они звали и манили к себе. Порой она оборачивалась к Корматху, спеша поскорее узнать, какое новое чудо он покажет ей в следующий раз, но Корматх безмятежно распространился вокруг нее. Он не направлял и не руководил. Он протек в ее разум и растекся там безбрежным и тихим озером. Норисса выбирала слова. Норисса раскачивалась на грани своего мира, и ей не терпелось увидеть мир новый, с разбега окунувшись в него с головой. Ах, если бы только она сумела порвать эту последнюю связующую нить, которая никак не отпускала ее! Что-то она не доделала в своем мире.
   Обернувшись в тот мир, который она готова была покинуть, Норисса обнаружила старый ночной кошмар, нависший над ним. Сразу же к ней вернулась память о том, что уже было и что ей еще предстоит совершить. И еще она поняла, почему Корматх изо всех сил боролся за свои сны. Очень давно его род вступил в союз с ее родом, родом людей, уступив им часть своей силы и могущества в обмен на опьяняющий наркотик сновидений. Он и теперь молчал, поскольку спящий не несет ответственности за то, что привидится ему во сне, и за свои поступки, которые он совершит, а потому он и свободен от всякого контроля за этими действиями и событиями. В обмен на его могущество Норисса должна освободить его от упреков. Сейчас она делила с ним радость двух сердец, но впоследствии ей придется нести ответственность за две жизни. Где-то внизу растеклись по равнине две армии Сайдры - изменники и те, что остались верны. Обе принадлежали ей, и она не должна позволить тому, кто добывал свое счастье и радость из чужих жизней, не испытывая при этом угрызений совести и не держа ни перед кем ответа, уничтожить всех этих людей.