Страница:
– Ну и не считая чванливых женщин, как вам нравится возвращение в Англию?
Тори почесала за ухом.
– Это не совсем то, о чем я мечтала.
– Очень дипломатичный ответ. Но я все пойму. Вы можете сказать мне правду.
Тори нахмурилась.
– Город временами смущает меня, а иногда даже пугает, тем более что я так отвыкла от людей и шума... – Она покопалась в пакете и насыпала зерен для внезапно оживившейся стайки птиц. – А вот Уайтстоун похож на сказочную страну, о которой я когда-то читала в книгах. Я так счастлива, что мне довелось его увидеть. Скажите, вам самой нравится здесь?
– Да, я люблю это место, – просто ответила Николь. – Когда Дерек первый раз привез меня сюда, я сразу почувствовала себя так, будто вернулась к себе домой.
– Вероятно, здесь вам не хватает моря?
– Мне не хватает приливов и отливов.
Тори повернулась к Николь с нескрываемым изумлением.
– Подумать только – мне тоже! Я не думала, что кто-нибудь это поймет. Мне не хватает их постоянства. Я прожила с ними много лет – и вот теперь все это ушло в прошлое.
Николь дружески похлопала ее по руке.
– Я чувствую то же самое. Но знаете, что помогает? Я гляжу вдаль, через поля. Чередующиеся холмы и долины подобны волнам. А весной, когда оживает трава и распускаются листья, просто хочется плакать – так ослепительна эта красота. Все становится так же зелено, как воды вокруг вашего острова.
– В самом деле?
Николь кивнула.
– Мы как-нибудь возьмем вас летом на побережье. Я получаю от моря все, что мне нужно, и потом возвращаюсь сюда, полная впечатлений. – Она мечтательно улыбнулась.
– Я с удовольствием поеду с вами. Это звучит так замечательно!
– Аманда обычно возила мальчиков к морю, когда они были маленькими. – Николь покопалась в кульке и кинула в рот несколько леденцов, но они прилипли к ее варежкам, и ей пришлось откусывать их зубами.
– Грант, должно быть, унаследовал свою серьезность от отца, – высказала Тори неожиданно пришедшую ей в голову мысль, – ведь леди Стенхоп такая добродушная и веселая.
Николь засмеялась:
– Раньше она была совсем не...
Тори слегка угадала опущенное слово. Если леди Стенхоп могла измениться, возможно, Грант тоже может?
И как раз в этот момент Николь перешла на серьезный тон:
– Так вы поговорили с Грантом?
Тори покачала головой.
– Он совсем не показывается.
– Боюсь, что он сперва должен осмыслить все это сам. Мужчине, относящемуся к своим обязательствам так, как Грант, нужно время для такого прыжка. Зато если он решится, то уж навсегда.
– А что, если это не будет навсегда? – с сомнением произнесла Тори.
Николь вскинула брови.
– Я имею в виду, – продолжала Тори, – что, если мы даже не сможем быть вместе? Мы ведь такие разные. Грант хочет, чтобы я изменилась, а я решительно против этого. Я не только не могу измениться – я не хочу изменяться! – Она свирепо сверкнула глазами. – Я против условностей. Туфли не являются обязательной принадлежностью. Если мне придется играть с детьми, что, я надеюсь, будет часто, я всегда буду возвращаться такой же перепачканной, как они. Я никогда не смогу ходить на прогулки, как степенные английские леди. В день мне обязательно нужно пробегать хоть несколько миль...
Одна из птиц, приблизившись к Тори, стала клевать зерна вблизи ее ботинка, и она высыпала на нее остаток зерна в награду за храбрость.
– Ну а Грант... Вы знаете, я никогда не слышала, чтобы он смеялся. Никогда! Я думаю, с ним нужно что-то делать. Просто не представляю, чтобы я могла выйти замуж за такого мрачного человека, как он! – Тори хотела сказать, что Грант просто обязан стать менее угрюмым, но сдержалась. Неужели она становится мудрее? Или это от сознания, что ее любви, оказывается, недостаточно для двоих и вряд ли может быть достаточно? – Видите ли, я просто не представляю жизни без смеха. – Она вздохнула. – Сегодня я смотрела на Гранта и думала, что его лицо словно застыло. И все же мне не хватает его. Не странно ли?
– Ничуть не странно, потому что вы любите его, – уверенно произнесла Николь. – И скоро вы с удивлением откроете, что любовь сглаживает все шероховатости в отношениях.
– Но разве это не должно исходить от обеих сторон?
– Уже исходит, даже если вы пока этого не осознаете. Возьмите, к примеру, моего отца. После смерти моей матери у него ушли годы на то, чтобы понять: он снова может полюбить. Вот тогда-то он и догадался, что любит Марию. Теперь они муж и жена.
– И как долго она его ждала?
– Около шестнадцати лет.
Лицо Виктории вытянулось.
– Но я не хочу ждать и неделю! Если за это время он не подойдет ко мне, я просто отодвину его в прошлое, и как только я это сделаю, он исчезнет из моего сознания навсегда.
Глава 23
Тори почесала за ухом.
– Это не совсем то, о чем я мечтала.
– Очень дипломатичный ответ. Но я все пойму. Вы можете сказать мне правду.
Тори нахмурилась.
– Город временами смущает меня, а иногда даже пугает, тем более что я так отвыкла от людей и шума... – Она покопалась в пакете и насыпала зерен для внезапно оживившейся стайки птиц. – А вот Уайтстоун похож на сказочную страну, о которой я когда-то читала в книгах. Я так счастлива, что мне довелось его увидеть. Скажите, вам самой нравится здесь?
– Да, я люблю это место, – просто ответила Николь. – Когда Дерек первый раз привез меня сюда, я сразу почувствовала себя так, будто вернулась к себе домой.
– Вероятно, здесь вам не хватает моря?
– Мне не хватает приливов и отливов.
Тори повернулась к Николь с нескрываемым изумлением.
– Подумать только – мне тоже! Я не думала, что кто-нибудь это поймет. Мне не хватает их постоянства. Я прожила с ними много лет – и вот теперь все это ушло в прошлое.
Николь дружески похлопала ее по руке.
– Я чувствую то же самое. Но знаете, что помогает? Я гляжу вдаль, через поля. Чередующиеся холмы и долины подобны волнам. А весной, когда оживает трава и распускаются листья, просто хочется плакать – так ослепительна эта красота. Все становится так же зелено, как воды вокруг вашего острова.
– В самом деле?
Николь кивнула.
– Мы как-нибудь возьмем вас летом на побережье. Я получаю от моря все, что мне нужно, и потом возвращаюсь сюда, полная впечатлений. – Она мечтательно улыбнулась.
– Я с удовольствием поеду с вами. Это звучит так замечательно!
– Аманда обычно возила мальчиков к морю, когда они были маленькими. – Николь покопалась в кульке и кинула в рот несколько леденцов, но они прилипли к ее варежкам, и ей пришлось откусывать их зубами.
– Грант, должно быть, унаследовал свою серьезность от отца, – высказала Тори неожиданно пришедшую ей в голову мысль, – ведь леди Стенхоп такая добродушная и веселая.
Николь засмеялась:
– Раньше она была совсем не...
Тори слегка угадала опущенное слово. Если леди Стенхоп могла измениться, возможно, Грант тоже может?
И как раз в этот момент Николь перешла на серьезный тон:
– Так вы поговорили с Грантом?
Тори покачала головой.
– Он совсем не показывается.
– Боюсь, что он сперва должен осмыслить все это сам. Мужчине, относящемуся к своим обязательствам так, как Грант, нужно время для такого прыжка. Зато если он решится, то уж навсегда.
– А что, если это не будет навсегда? – с сомнением произнесла Тори.
Николь вскинула брови.
– Я имею в виду, – продолжала Тори, – что, если мы даже не сможем быть вместе? Мы ведь такие разные. Грант хочет, чтобы я изменилась, а я решительно против этого. Я не только не могу измениться – я не хочу изменяться! – Она свирепо сверкнула глазами. – Я против условностей. Туфли не являются обязательной принадлежностью. Если мне придется играть с детьми, что, я надеюсь, будет часто, я всегда буду возвращаться такой же перепачканной, как они. Я никогда не смогу ходить на прогулки, как степенные английские леди. В день мне обязательно нужно пробегать хоть несколько миль...
Одна из птиц, приблизившись к Тори, стала клевать зерна вблизи ее ботинка, и она высыпала на нее остаток зерна в награду за храбрость.
– Ну а Грант... Вы знаете, я никогда не слышала, чтобы он смеялся. Никогда! Я думаю, с ним нужно что-то делать. Просто не представляю, чтобы я могла выйти замуж за такого мрачного человека, как он! – Тори хотела сказать, что Грант просто обязан стать менее угрюмым, но сдержалась. Неужели она становится мудрее? Или это от сознания, что ее любви, оказывается, недостаточно для двоих и вряд ли может быть достаточно? – Видите ли, я просто не представляю жизни без смеха. – Она вздохнула. – Сегодня я смотрела на Гранта и думала, что его лицо словно застыло. И все же мне не хватает его. Не странно ли?
– Ничуть не странно, потому что вы любите его, – уверенно произнесла Николь. – И скоро вы с удивлением откроете, что любовь сглаживает все шероховатости в отношениях.
– Но разве это не должно исходить от обеих сторон?
– Уже исходит, даже если вы пока этого не осознаете. Возьмите, к примеру, моего отца. После смерти моей матери у него ушли годы на то, чтобы понять: он снова может полюбить. Вот тогда-то он и догадался, что любит Марию. Теперь они муж и жена.
– И как долго она его ждала?
– Около шестнадцати лет.
Лицо Виктории вытянулось.
– Но я не хочу ждать и неделю! Если за это время он не подойдет ко мне, я просто отодвину его в прошлое, и как только я это сделаю, он исчезнет из моего сознания навсегда.
Глава 23
– Скажи, я хорошо справляюсь с обязанностями новоиспеченной графини? – вкрадчиво спросила Гранта Николь, прежде чем он успел ускользнуть из гостиной со своим утренним кофе. – Как ты думаешь?
– Ты справляешься прекрасно. – Грант потянул себя за воротник, мечтая, чтобы в комнате поскорее появился кто-нибудь еще. Он предполагал, что этот разговор может произойти там, где ему вовсе не хотелось бы, и это было тревожно – так же тревожно, как оказаться в потерявшем управление мчащемся экипаже, не имея представления о месте его конечной остановки.
– Ты считаешь, я любезно веду себя с гостями?
– Самым любезным образом.
– Но я надеюсь, ты не думаешь, что любезная хозяйка позволит одному из ее гостей быть невежливым с другим?
«Ага, кажется, экипаж приближается к краю скалы и уже обречен», – подумал Грант.
– А потому, – продолжала Николь, – эта хозяйка говорит тебе: перестань быть ослом и веди себя как джентльмен, коим ты себя считаешь. Это вопиющая грубость с твоей стороны – обходиться с Викторией так, как ты это делаешь. И этот человек, который всегда кичился своими безупречными манерами, позволяет себе подобные ляпсусы! Просто поверить не могу! Ты меня очень озадачиваешь, Грант.
– Но я очень занят. – Он оправдывался, точно школьник, только что получивший выговор. Первым его желанием было сказать ей, чтобы она лучше шла заниматься своими собственными делами; однако Грант знал: если только он это сделает, Дерек еще в течение часа будет прочищать ему мозги.
– Все ожидают твоего присутствия, тем более сегодня.
– Ах ты, Господи! Что же это за важная дата такая?
– Новый год! – Николь решительно пошла прочь, и Грант услышал, как она сердито бормочет, что он болван.
Какая досада! Не успел улизнуть, а был так близок к успеху. На завтра у них с Викторией был намечен отъезд в Белмонт.
Для Гранта находиться рядом с ней, зная, что он ей не угоден, было адовой мукой. Разделить с ним ложе и после этого сделать выбор в пользу другого замужества! Все это время он избегал ее, но мысли о ней, как и прежде, неотступно тревожили его ум. И вот теперь ему придется общаться с ней.
Однако вечером, присоединившись к собравшимся, он случайно взглянул на Викторию и пришел в недоумение. И почему, собственно, он ее избегал?
Виктория была в бордовом атласном платье, которое он как-то упустил из виду, хотя сам его покупал. Сейчас, надетое на ней, оно просто сияло. Губы выглядели чувственно красными; она сидела в одних чулках, а ее туфли отсутствовали. Когда Грант обвел взглядом комнату, то обнаружил их заткнутыми в угол, за шторы.
Он смотрел, как Виктория бессознательно скользит пальцами по граням хрустального бокала, смеясь над историями, которые ей рассказывает Николь. Захваченный зрелищем, он подумал, что никогда еще не видел никого столь желанного и ничего столь живого. Недаром накануне старые склочницы так на нее смотрели. Тогда он с удивлением отметил в их придирчивых взглядах с трудом скрываемую зависть. Это неожиданное открытие поразило его. Не потому ли сам он критиковал Йена за чересчур легкий нрав?
Его размышления прервал веселый звон колокольчика, возвещавшего, что в честь Нового года семья по традиции устроила роскошный обед.
Вначале были поданы салат, суп из спаржи; за ними последовали кремы, соусы, утята с крыжовником, тушеная оленина и жареный гусь. Все вполне подходило для Камиллы, и она с жадностью поглощала каждое блюдо, а под конец в два счета разделалась с оранжерейным виноградом, ананасом и пудингами. Грант понимал, что она, вероятно, имела слабое представление о приличии – леди не пристало уничтожать все подряд. Конечно, он мог вообразить себе степень голода, который должен был заставлять ее терять чувство меры, но здесь явно срабатывали какие-то другие механизмы. Очевидно, прогулки по снегу тоже дали о себе знать.
Виктория выглядела просто неотразимой – так она радовалась за Камиллу, – и Гранту нравилось это наблюдать. А вот что ему не нравилось, так это видеть, как его ловят на том, что он на нее смотрит.
Закончив обед, все вернулись в гостиную. Потом проведывали Джеффри, пока Нэнни не настояла, чтобы они ушли, потому что ребенку время спать. После этого Николь, Аманда и Камилла сели за карты, а Виктория, извинившись, сказала, что хочет пойти спать. Грант тоже посчитал свое дальнейшее присутствие необязательным и отправился в детскую взглянуть на Джеффри. Раньше он не замечал за собой особенной любви к детям, но когда держал мальчика на руках и увидел, как ребенок, подняв глаза, посмотрел на него, в душе его что-то сдвинулось.
Грант застал Викторию в детской, в кресле-качалке. Она укачивала малыша и что-то тихо ему напевала.
– Грант? – Виктория вздрогнула.
– Прости, я не хотел тебя беспокоить...
– Ты и не беспокоишь, – сказала Виктория. – Я просто решила попрощаться с мальчиком. Я не знаю, когда снова его увижу. – Она указала на соседнее кресло. – Почему ты не садишься?
– Но я...
– Это глупо, Грант. Мы оба достаточно взрослые. После того что мы прошли, я надеюсь, мы могли бы остаться друзьями.
– Мы с тобой не можем быть друзьями.
– Вот как? – Виктория заметила, что Джефф, свернувшись клубочком, уснул у нее на руках, и, подойдя к плетеной кроватке, бережно опустила в нее ребенка.
– Считай, что я ничего не сказал.
– Ты не можешь делать подобные заявления и ничего не объяснять.
– Я отказываюсь спорить с тобой в детской моего племянника. – Грант, повернувшись, вышел из комнаты, и Виктория последовала за ним. Когда Грант внезапно остановился, она едва не налетела на него.
– Ты не уйдешь от меня просто так. Говорить мне, что мы не можем быть друзьями, и не говорить почему это уж слишком!
Грант понемногу начинал закипать. Что он должен ей объяснить? Почему они не могут быть друзьями? Да просто потому, что он не может спокойно находиться рядом с ней. Потому что его единственное желание – целовать ее и гладить ее прелестное маленькое тело. И еще потому, что он чертовски устал отказывать себе в этом.
Внезапно Грант схватил ее руку и, положив себе на грудь, удерживал там, как в капкане. Не объяснять ей надо, а показать! И тут же он обхватил ее за затылок, впутывая пальцы ей в волосы, грубо притягивая к себе, накрывая ртом ее губы. Воспоминания о том, как он ее трогал, были так же в нем живы, как и прежде. Но были ли ее губы когда-нибудь так же роскошны? Как он мог держать себя в узде и не поцеловать их?
Когда она застонала от одного лишь касания их губ, тело Гранта пронзила голодная дрожь, слишком сильная, чтобы ее игнорировать. Не раздумывая больше, Грант прижал ее руки к стене и наклонился над ней. Он ощущал под губами ее грудь, сотрясающуюся в такт с дрожью ее тела и частым дыханием.
– Виктория, ты сводишь меня с ума, – прохрипел он, приближая к ней свои повлажневшие губы. Он, упиваясь, покусывал через платье кончики ее сосков, и судорожный вздох Тори превратился в тихий вскрик. Она придвинула свои бедра к его отвердевшей мужской плоти. Когда Грант покусывал ее грудь зубами, тело ее всякий раз извивалось все неистовее.
Грант чувствовал, что должен овладеть ею прямо здесь, у стены, иначе он, несомненно, погибнет.
– Я хочу тебя, Виктория, – произнес он, снова посягая на ее рот, чтобы приглушить ее крики. С каждым толчком ее языка пульсирующая мужская плоть становилась все тверже.
Грант освободил ей руки, потом зажал в кулаке шелк ее платья, задирая его вверх.
Тори судорожно вздохнула и, хватая Гранта за грудь и бедра, не в силах удержаться от ласк, принялась гладить его.
Но неожиданно она замерла и, оторвавшись от его губ, пробормотала:
– Погоди. Я что-то слышу.
– Не бойся, там нет ничего, дорогая. – Грант снова поцеловал ее, собирая и комкая юбки, но когда Виктория прижалась к нему всем телом, он вдруг увидел краем глаза, что в коридор вошел его брат.
Дерек загородил рукой глаза, будто пораженный ярким светом.
– Черт побери, я прошу прощения и ухожу. Извини, брат.
Однако по голосу Дерека Грант догадался, что он улыбается.
Тори откинула голову к стене.
– Где-нибудь есть скала поблизости, чтобы я могла с нее броситься?
– Я только радуюсь, что он не увидел нас двумя минутами позже, – пробормотал Грант низким рокочущим голосом.
– О, так ты уверен, что я продолжила бы?
– А разве нет?
Тори поджала губы.
– Не суть важно. Если я что-то испытываю, это еще ничего не значит. И как это тебе еще не расхотелось меня целовать – ты ведь ясно обозначил свои чувства ко мне.
– Равно как и ты свои. – Грант нахмурился. – Подождешь минуту, пока я сделаю мои чувства ясными?
– Посуди сам. Ты считаешь, что то, чем ты занимался со мной, было ошибкой. – Тори начала нервно постукивать по его груди кончиками пальцев. – А еще ты сказал, что я всегда буду тебе помехой и что тебя бросает в дрожь при мысли о том, как я буду вести себя в Англии.
Лицо Гранта напряглось.
– Так тебе Йен разболтал это? Я набью ему...
– Не стоит. Я подслушала ваш разговор.
– Весь целиком? – Грант покраснел, внезапно почувствовав себя очень неуютно.
«Интересно, что там еще было сказано?» – подумала Тори, Она пыталась прочитать это в его глазах, но они были закрыты.
– Достаточно и того, что я услышала. Ты сказал, что собираешься жениться на мне и что к этому тебя привели твои ошибки.
Гранта передернуло.
– И потом, когда ты говорил мне, что мы должны пожениться, то, по сути, подтвердил все, что было тобой сказано прежде. – Тори покачала головой. – Как могло так получиться, чтобы то, что мне представлялось таким замечательным, для тебя было ошибкой?
– Потому что... потому что, сделав это, я злоупотребил доверием твоего дедушки, а также нарушил собственную клятву. Но я хотел тебя так безумно, что повернулся спиной к своему обещанию, к своей чести.
– Ты хотел меня... безумно?
– А разве ты не видела, что я полностью потерял над собой контроль! – Голос Гранта вновь окреп. – Или ты забыла, как я еще оставался в тебе, а моя плоть уже отвердевала снова?
Тори почувствовала, как у нее загорелось лицо от воспоминаний.
– Я не знала, – прошептала она. – Может, я была для тебя просто очередным увлечением? Откуда мне было знать, если я не имела никакого опыта?
– Ни одна женщина не могла меня соблазнить и никогда не соблазняла так, как ты, Виктория, – признался Грант.
Она почувствовала непередаваемое удовольствие от этих слов, но потом лицо ее вновь омрачилось.
– Это не отменяет всего остального, что ты мне говорил.
– С тех пор как я смог увидеть тебя здесь, с моей семьей, для меня многое прояснилось. Там, на корабле, ты вытворяла множество бесстыдных вещей и делала это, просто чтобы поддразнить меня. Теперь я знаю, почему ты так себя вела.
Что было, то было. Действительно, тогда она делала много чего лишнего.
– А пожилые женщины сегодня утром? Ты видел, как они смотрели на меня. Тебя это не смущает?
– Они смотрели на тебя так потому, что ты была растрепанная, запыхавшаяся и живая, – пояснил Грант. – Они о таком и мечтать не смели. – Он сдвинул брови, осененный внезапной догадкой. – Погоди, значит, ты знала, что я собираюсь просить тебя выйти за меня замуж?
Тори молчала, разглядывая подол своей юбки.
– Так вот почему ты высказала мне предложение найти себе кого-то еще? – Грант нахмурился.
– Наконец-то ты понял! – Тори посмотрела ему в глаза. – Ты уязвил мою гордость. Ты ранил меня слишком больно, и я не видела возможности выйти за тебя замуж.
Она подумала, что Грант будет взбешен, но он, казалось, просто углубился в мысли.
– Ты не могла сказать ничего, что огорчило бы меня больше. Ты играла на моих страхах.
– А как еще я должна была действовать?
Грант схватил ее руку и поцеловал кончики пальцев.
– Мы должны пожениться. Я больше не могу задирать твои юбки и брать тебя в коридоре.
– Пожениться? И тогда ты сможешь?
– Тогда в этом просто не будет нужды. – Губы Гранта сложились в ленивую соблазнительную улыбку, и Тори почувствовала, что грудь ее слишком тесна для сердца. – Если б мы делили постель ночью, то к утру насытились бы оба. – Он тут же тряхнул головой и пробормотал себе под нос: – Хотя я не думаю, что когда-нибудь смогу тобой насытиться.
В ответ у нее родились слова, которые она была беспомощна сдержать.
– Я люблю тебя!
Грант издал низкий звук, потом поцеловал ее долгим, страстным поцелуем, но не вернул ее слов. Тори оттолкнула его.
– Я сказала, что люблю тебя. Эти слова равны вопросу и заслуживают какого-то ответа.
Грант опустил голову.
Это было подобно пощечине – узнать, что он не чувствует того же. Впрочем, это и так ясно, но все-таки она ожидала услышать хоть что-то. Он мог бы сказать, что в нем растет это чувство, что он когда-нибудь может ее полюбить. «Ну просто дай мне чуточку больше, чтобы я могла удержаться!» – кричал ее разум. Отсутствие этих слов было подобно удару, такому резкому, что Виктория не знала, хватит ли ей сил оставаться на ногах.
– Выходит, ты меня не любишь?
– Я восхищаюсь тобой, – пробормотал Грант, – уважаю тебя...
Она содрогнулась.
– Ни то, ни другое не отвечает на мой вопрос.
– Почему ты так ухватилась за это?
– Потому что мы не подходим друг другу, – гневно сказала Тори. – Мы разные, как огонь и вода. Но ничто так не сглаживает различий, как любовь. Николь очень точно сказала: без любви отношения двух таких несхожих людей никогда не выжили бы.
Грант ждал, пока она выговорится.
– Я люблю шутки – ты нет. Я по натуре оптимист – ты пессимист. Я импульсивна – ты человек донельзя предсказуемый. – Тори перехватила его пристальный взгляд. – Я ужасно хотела тебя и с радостью приняла это чувство; ты же боролся с ним всем своим существом. Наши отношения лишены непринужденности, в них нет эмоций...
Осенившая Гранта догадка отразилась у него на лице. – Ты судишь по отношениям Дерека и Николь.
Тори гордо подняла подбородок.
– Их случай – исключение, – попытался образумить ее Грант. – Чтобы прийти к тому, что они имеют, им пришлось пройти через круги ада.
– Мне тоже. Ну и что? Все, что мы имеем, – похоть, и только. На одном этом брак не построишь.
– Зато это чертовски хорошее начало! Тори покачала головой:
– Нет, Грант. Для такой пары, как мы, необходима любовь.
– Любовь? – Его чуть перекосило от этого слова.
– Да. А на сделку я никогда не пойду.
– Черт побери, Виктория! Нельзя же иметь все сразу!
– Почему нет? – Она сама удивлялась своим словам. – Я столько всего пропустила в жизни. Зачем же мне лишать себя этого?
– Ты ничего не добьешься таким способом. Я спрашивал тебя после Кейптауна и спрашиваю сейчас: но если ты скажешь «нет», я больше никогда не стану тебя просить.
– Стало быть, или по-твоему – или ничего?
– Да, – без колебаний ответил Грант.
– А я говорю: или по-моему – или ничего!
У Гранта сузились глаза и вытянулись губы.
– Мы шли к этому ощупью, продирались тернистым путем, – с горечью проговорил Грант, – а теперь ты решила возводить препятствия на нашем пути. – Тори никогда не видела его таким разъяренным. – Между нами больше никогда ничего не будет, Виктория.
Ударив кулаком по краю двери, он повернулся и зашагал прочь, оставив на стене раскрошившуюся штукатурку.
«Ну вот мы и пришли к тому, с чего начали. Как тогда, с первого листа. И теперь она выбрасывает эту проклятую книгу».
Грант никогда не был так раздосадован, наговорив с три короба. Виктория окончательно сбила его с толку. И что заставляет людей так цепляться за эту любовь? Перечеркнуть все, и из-за чего? Из-за какого-то несущественного слова, выражающего слюнявые эмоции! Эта любовь, черт бы ее побрал, вечно вносила беспорядок в его жизнь.
Злясь на Викторию, Грант ураганом вылетел из дома. Время тянулось медленно, и когда наконец перевалило за полночь, ему ничего не оставалось, как вернуться обратно. Усадьба уже спала, и тишина казалась такой же пустой, как его собственные чувства, но Грант продолжал лелеять свой гнев. Лучше гнев, чем пустота.
С того дня как они встретились с Викторией, ни одна ночь не приносила ему отдохновения, но сегодняшняя оказалась самой худшей. Грант пил бренди, вспоминая происшедшее тогда на острове и анализируя события. Только когда на небе занялась заря, он наконец поднялся, чтобы умыться и переодеться.
Все еще злясь на себя, он поднялся по лестнице, чтобы выпить кофе. К его удивлению, Дерек уже был в гостиной. Когда он опустил газету, Грант увидел Николь у него на коленях – ее рука проникла между расстегнутыми пуговицами его рубашки и, устроившись там, медленно водила кругами по груди. Его еще не остывшее раздражение начало вскипать снова.
– Отныне читать следует непременно вдвоем? – ехидно поинтересовался он.
Николь повернула голову и без тени смущения посмотрела на него.
– А как же! И тебе того желаем.
– Чертовски нетипичная пара. – Грант рассеянно отпил кофе. – Даже странно, что это именно вы. Тем более...
– Могу я попросить тебя сделать кое-что? – перебивая его, обратился Дерек к жене.
Николь вскочила на ноги.
– Не стоит. Я просто позволю вам потолковать вдвоем. – Она поцеловала мужа в макушку. – Пойду освобожу Нэнни от суматошного младенца. Думаю, у меня будет более забавное утро, чем у вас.
Когда Николь ушла, Дерек сложил газету.
– Ты ужасно выглядишь, Грант.
– И не лучше себя чувствую.
– Насколько я понимаю, вы с Викторией так ни к чему и не пришли. – Дерек налил себе еще кофе, несомненно, рассчитывая на долгий разговор. – А ведь еще вчера казалось, что эта ночь определенно будет за тобой.
Грант сверкнул глазами.
– Если что-то и решилось, то только одно: я заброшу ее в Корт и первый раз за много месяцев буду спать хорошо.
– Ну, если ты так считаешь...
– Что ты хочешь этим сказать?
– Почему бы тебе просто не предложить ей выйти за тебя замуж?
– Я предлагал.
Дерек удивленно посмотрел на него, а потом сдавленно крякнул.
– И она сказала «нет»?
Грант в раздражении поднялся, но Дерек успел схватить его за руку.
– Извини. Она хоть объяснила причину?
– Да. Она не хочет выходить замуж без любви. – Грант буквально выплюнул последнее слово. – Она, видишь ли, хочет того же, что у вас с Николь.
– Я не понимаю, в чем проблема – ты ведь любишь Викторию, это знают все, кроме тебя.
– С чего ты взял? Я вовсе ее не люблю.
– Продолжай говорить себе это дальше.
– Передо мной уже есть один пример. Твоя любовь превратила тебя в слабоумного.
Дерек снисходительно улыбнулся и, подняв свою чашку, произнес:
– Такое слабоумие заслуживает много добрых слов.
– Вот уж не знаю. Она сводит меня с ума. Я не могу ни о чем другом думать, совсем не сплю и не ем. – Грант вцепился в чашку так, что у него побелели пальцы. – Дальше так жить невозможно! Если это любовь, то я положительно обойдусь без подобного несчастья.
Дерек протянул руку, чтобы забрать у Гранта чашку, пока он ее не раздавил.
– Это потому, что ты скрещиваешь меч с тем, с чем тебе не следует бороться. Просто скажи ей, что ты ее любишь.
– Нет. Любовь – это что-то приятное. Это не то захватывающее, лихорадочное чувство, которое выворачивает меня наизнанку, когда я оказываюсь около нее.
– Приятное? – невесело засмеялся. – Между мной и Николь стояло такое, что не приведи Бог, но мы с ней любим друг друга, вне всякого сомнения. А тебе это досталось чертовски легко. Тебя любит очаровательная, умная девушка. От тебя только и требуется – принять ее любовь.
– Я и принимал. Я просил ее выйти за меня замуж, а она выдвигает все новые требования. – Грант пробежал рукой по волосам. – Я, видите ли, должен был просто сказать ей, что люблю ее. Я и впрямь мог повести себя таким образом, – он вдруг заговорил взволнованным голосом, будто наконец пришел к верному выводу, – но ей этого никогда не увидеть.
– Ты лучше присмотрись к себе, – посоветовал Дерек. – Если ты способен вести себя подобным образом...
Грант ударил кулаком по столу.
– Да, ты прав – она умная. Лучшего способа двигать меня к безумию не придумаешь. Знает, что я неэмоциональный человек – даже бесстрастный, и просит единственную вещь, которую я не могу ей дать.
Дерек с иронией посмотрел на все еще стиснутый кулак Гранта:
– Гм... бесстрастная натура. Ты не хочешь произвести переоценку? Да, иногда говорить с тобой, все равно что со стеной. Но помнишь, как ты взъярился, когда однажды я сказал тебе, что не поплыву в кругосветку? Мне хотелось, чтобы ты набросился на меня. Я молился, чтобы ты, наконец, вышел из себя.
– Ты справляешься прекрасно. – Грант потянул себя за воротник, мечтая, чтобы в комнате поскорее появился кто-нибудь еще. Он предполагал, что этот разговор может произойти там, где ему вовсе не хотелось бы, и это было тревожно – так же тревожно, как оказаться в потерявшем управление мчащемся экипаже, не имея представления о месте его конечной остановки.
– Ты считаешь, я любезно веду себя с гостями?
– Самым любезным образом.
– Но я надеюсь, ты не думаешь, что любезная хозяйка позволит одному из ее гостей быть невежливым с другим?
«Ага, кажется, экипаж приближается к краю скалы и уже обречен», – подумал Грант.
– А потому, – продолжала Николь, – эта хозяйка говорит тебе: перестань быть ослом и веди себя как джентльмен, коим ты себя считаешь. Это вопиющая грубость с твоей стороны – обходиться с Викторией так, как ты это делаешь. И этот человек, который всегда кичился своими безупречными манерами, позволяет себе подобные ляпсусы! Просто поверить не могу! Ты меня очень озадачиваешь, Грант.
– Но я очень занят. – Он оправдывался, точно школьник, только что получивший выговор. Первым его желанием было сказать ей, чтобы она лучше шла заниматься своими собственными делами; однако Грант знал: если только он это сделает, Дерек еще в течение часа будет прочищать ему мозги.
– Все ожидают твоего присутствия, тем более сегодня.
– Ах ты, Господи! Что же это за важная дата такая?
– Новый год! – Николь решительно пошла прочь, и Грант услышал, как она сердито бормочет, что он болван.
Какая досада! Не успел улизнуть, а был так близок к успеху. На завтра у них с Викторией был намечен отъезд в Белмонт.
Для Гранта находиться рядом с ней, зная, что он ей не угоден, было адовой мукой. Разделить с ним ложе и после этого сделать выбор в пользу другого замужества! Все это время он избегал ее, но мысли о ней, как и прежде, неотступно тревожили его ум. И вот теперь ему придется общаться с ней.
Однако вечером, присоединившись к собравшимся, он случайно взглянул на Викторию и пришел в недоумение. И почему, собственно, он ее избегал?
Виктория была в бордовом атласном платье, которое он как-то упустил из виду, хотя сам его покупал. Сейчас, надетое на ней, оно просто сияло. Губы выглядели чувственно красными; она сидела в одних чулках, а ее туфли отсутствовали. Когда Грант обвел взглядом комнату, то обнаружил их заткнутыми в угол, за шторы.
Он смотрел, как Виктория бессознательно скользит пальцами по граням хрустального бокала, смеясь над историями, которые ей рассказывает Николь. Захваченный зрелищем, он подумал, что никогда еще не видел никого столь желанного и ничего столь живого. Недаром накануне старые склочницы так на нее смотрели. Тогда он с удивлением отметил в их придирчивых взглядах с трудом скрываемую зависть. Это неожиданное открытие поразило его. Не потому ли сам он критиковал Йена за чересчур легкий нрав?
Его размышления прервал веселый звон колокольчика, возвещавшего, что в честь Нового года семья по традиции устроила роскошный обед.
Вначале были поданы салат, суп из спаржи; за ними последовали кремы, соусы, утята с крыжовником, тушеная оленина и жареный гусь. Все вполне подходило для Камиллы, и она с жадностью поглощала каждое блюдо, а под конец в два счета разделалась с оранжерейным виноградом, ананасом и пудингами. Грант понимал, что она, вероятно, имела слабое представление о приличии – леди не пристало уничтожать все подряд. Конечно, он мог вообразить себе степень голода, который должен был заставлять ее терять чувство меры, но здесь явно срабатывали какие-то другие механизмы. Очевидно, прогулки по снегу тоже дали о себе знать.
Виктория выглядела просто неотразимой – так она радовалась за Камиллу, – и Гранту нравилось это наблюдать. А вот что ему не нравилось, так это видеть, как его ловят на том, что он на нее смотрит.
Закончив обед, все вернулись в гостиную. Потом проведывали Джеффри, пока Нэнни не настояла, чтобы они ушли, потому что ребенку время спать. После этого Николь, Аманда и Камилла сели за карты, а Виктория, извинившись, сказала, что хочет пойти спать. Грант тоже посчитал свое дальнейшее присутствие необязательным и отправился в детскую взглянуть на Джеффри. Раньше он не замечал за собой особенной любви к детям, но когда держал мальчика на руках и увидел, как ребенок, подняв глаза, посмотрел на него, в душе его что-то сдвинулось.
Грант застал Викторию в детской, в кресле-качалке. Она укачивала малыша и что-то тихо ему напевала.
– Грант? – Виктория вздрогнула.
– Прости, я не хотел тебя беспокоить...
– Ты и не беспокоишь, – сказала Виктория. – Я просто решила попрощаться с мальчиком. Я не знаю, когда снова его увижу. – Она указала на соседнее кресло. – Почему ты не садишься?
– Но я...
– Это глупо, Грант. Мы оба достаточно взрослые. После того что мы прошли, я надеюсь, мы могли бы остаться друзьями.
– Мы с тобой не можем быть друзьями.
– Вот как? – Виктория заметила, что Джефф, свернувшись клубочком, уснул у нее на руках, и, подойдя к плетеной кроватке, бережно опустила в нее ребенка.
– Считай, что я ничего не сказал.
– Ты не можешь делать подобные заявления и ничего не объяснять.
– Я отказываюсь спорить с тобой в детской моего племянника. – Грант, повернувшись, вышел из комнаты, и Виктория последовала за ним. Когда Грант внезапно остановился, она едва не налетела на него.
– Ты не уйдешь от меня просто так. Говорить мне, что мы не можем быть друзьями, и не говорить почему это уж слишком!
Грант понемногу начинал закипать. Что он должен ей объяснить? Почему они не могут быть друзьями? Да просто потому, что он не может спокойно находиться рядом с ней. Потому что его единственное желание – целовать ее и гладить ее прелестное маленькое тело. И еще потому, что он чертовски устал отказывать себе в этом.
Внезапно Грант схватил ее руку и, положив себе на грудь, удерживал там, как в капкане. Не объяснять ей надо, а показать! И тут же он обхватил ее за затылок, впутывая пальцы ей в волосы, грубо притягивая к себе, накрывая ртом ее губы. Воспоминания о том, как он ее трогал, были так же в нем живы, как и прежде. Но были ли ее губы когда-нибудь так же роскошны? Как он мог держать себя в узде и не поцеловать их?
Когда она застонала от одного лишь касания их губ, тело Гранта пронзила голодная дрожь, слишком сильная, чтобы ее игнорировать. Не раздумывая больше, Грант прижал ее руки к стене и наклонился над ней. Он ощущал под губами ее грудь, сотрясающуюся в такт с дрожью ее тела и частым дыханием.
– Виктория, ты сводишь меня с ума, – прохрипел он, приближая к ней свои повлажневшие губы. Он, упиваясь, покусывал через платье кончики ее сосков, и судорожный вздох Тори превратился в тихий вскрик. Она придвинула свои бедра к его отвердевшей мужской плоти. Когда Грант покусывал ее грудь зубами, тело ее всякий раз извивалось все неистовее.
Грант чувствовал, что должен овладеть ею прямо здесь, у стены, иначе он, несомненно, погибнет.
– Я хочу тебя, Виктория, – произнес он, снова посягая на ее рот, чтобы приглушить ее крики. С каждым толчком ее языка пульсирующая мужская плоть становилась все тверже.
Грант освободил ей руки, потом зажал в кулаке шелк ее платья, задирая его вверх.
Тори судорожно вздохнула и, хватая Гранта за грудь и бедра, не в силах удержаться от ласк, принялась гладить его.
Но неожиданно она замерла и, оторвавшись от его губ, пробормотала:
– Погоди. Я что-то слышу.
– Не бойся, там нет ничего, дорогая. – Грант снова поцеловал ее, собирая и комкая юбки, но когда Виктория прижалась к нему всем телом, он вдруг увидел краем глаза, что в коридор вошел его брат.
Дерек загородил рукой глаза, будто пораженный ярким светом.
– Черт побери, я прошу прощения и ухожу. Извини, брат.
Однако по голосу Дерека Грант догадался, что он улыбается.
Тори откинула голову к стене.
– Где-нибудь есть скала поблизости, чтобы я могла с нее броситься?
– Я только радуюсь, что он не увидел нас двумя минутами позже, – пробормотал Грант низким рокочущим голосом.
– О, так ты уверен, что я продолжила бы?
– А разве нет?
Тори поджала губы.
– Не суть важно. Если я что-то испытываю, это еще ничего не значит. И как это тебе еще не расхотелось меня целовать – ты ведь ясно обозначил свои чувства ко мне.
– Равно как и ты свои. – Грант нахмурился. – Подождешь минуту, пока я сделаю мои чувства ясными?
– Посуди сам. Ты считаешь, что то, чем ты занимался со мной, было ошибкой. – Тори начала нервно постукивать по его груди кончиками пальцев. – А еще ты сказал, что я всегда буду тебе помехой и что тебя бросает в дрожь при мысли о том, как я буду вести себя в Англии.
Лицо Гранта напряглось.
– Так тебе Йен разболтал это? Я набью ему...
– Не стоит. Я подслушала ваш разговор.
– Весь целиком? – Грант покраснел, внезапно почувствовав себя очень неуютно.
«Интересно, что там еще было сказано?» – подумала Тори, Она пыталась прочитать это в его глазах, но они были закрыты.
– Достаточно и того, что я услышала. Ты сказал, что собираешься жениться на мне и что к этому тебя привели твои ошибки.
Гранта передернуло.
– И потом, когда ты говорил мне, что мы должны пожениться, то, по сути, подтвердил все, что было тобой сказано прежде. – Тори покачала головой. – Как могло так получиться, чтобы то, что мне представлялось таким замечательным, для тебя было ошибкой?
– Потому что... потому что, сделав это, я злоупотребил доверием твоего дедушки, а также нарушил собственную клятву. Но я хотел тебя так безумно, что повернулся спиной к своему обещанию, к своей чести.
– Ты хотел меня... безумно?
– А разве ты не видела, что я полностью потерял над собой контроль! – Голос Гранта вновь окреп. – Или ты забыла, как я еще оставался в тебе, а моя плоть уже отвердевала снова?
Тори почувствовала, как у нее загорелось лицо от воспоминаний.
– Я не знала, – прошептала она. – Может, я была для тебя просто очередным увлечением? Откуда мне было знать, если я не имела никакого опыта?
– Ни одна женщина не могла меня соблазнить и никогда не соблазняла так, как ты, Виктория, – признался Грант.
Она почувствовала непередаваемое удовольствие от этих слов, но потом лицо ее вновь омрачилось.
– Это не отменяет всего остального, что ты мне говорил.
– С тех пор как я смог увидеть тебя здесь, с моей семьей, для меня многое прояснилось. Там, на корабле, ты вытворяла множество бесстыдных вещей и делала это, просто чтобы поддразнить меня. Теперь я знаю, почему ты так себя вела.
Что было, то было. Действительно, тогда она делала много чего лишнего.
– А пожилые женщины сегодня утром? Ты видел, как они смотрели на меня. Тебя это не смущает?
– Они смотрели на тебя так потому, что ты была растрепанная, запыхавшаяся и живая, – пояснил Грант. – Они о таком и мечтать не смели. – Он сдвинул брови, осененный внезапной догадкой. – Погоди, значит, ты знала, что я собираюсь просить тебя выйти за меня замуж?
Тори молчала, разглядывая подол своей юбки.
– Так вот почему ты высказала мне предложение найти себе кого-то еще? – Грант нахмурился.
– Наконец-то ты понял! – Тори посмотрела ему в глаза. – Ты уязвил мою гордость. Ты ранил меня слишком больно, и я не видела возможности выйти за тебя замуж.
Она подумала, что Грант будет взбешен, но он, казалось, просто углубился в мысли.
– Ты не могла сказать ничего, что огорчило бы меня больше. Ты играла на моих страхах.
– А как еще я должна была действовать?
Грант схватил ее руку и поцеловал кончики пальцев.
– Мы должны пожениться. Я больше не могу задирать твои юбки и брать тебя в коридоре.
– Пожениться? И тогда ты сможешь?
– Тогда в этом просто не будет нужды. – Губы Гранта сложились в ленивую соблазнительную улыбку, и Тори почувствовала, что грудь ее слишком тесна для сердца. – Если б мы делили постель ночью, то к утру насытились бы оба. – Он тут же тряхнул головой и пробормотал себе под нос: – Хотя я не думаю, что когда-нибудь смогу тобой насытиться.
В ответ у нее родились слова, которые она была беспомощна сдержать.
– Я люблю тебя!
Грант издал низкий звук, потом поцеловал ее долгим, страстным поцелуем, но не вернул ее слов. Тори оттолкнула его.
– Я сказала, что люблю тебя. Эти слова равны вопросу и заслуживают какого-то ответа.
Грант опустил голову.
Это было подобно пощечине – узнать, что он не чувствует того же. Впрочем, это и так ясно, но все-таки она ожидала услышать хоть что-то. Он мог бы сказать, что в нем растет это чувство, что он когда-нибудь может ее полюбить. «Ну просто дай мне чуточку больше, чтобы я могла удержаться!» – кричал ее разум. Отсутствие этих слов было подобно удару, такому резкому, что Виктория не знала, хватит ли ей сил оставаться на ногах.
– Выходит, ты меня не любишь?
– Я восхищаюсь тобой, – пробормотал Грант, – уважаю тебя...
Она содрогнулась.
– Ни то, ни другое не отвечает на мой вопрос.
– Почему ты так ухватилась за это?
– Потому что мы не подходим друг другу, – гневно сказала Тори. – Мы разные, как огонь и вода. Но ничто так не сглаживает различий, как любовь. Николь очень точно сказала: без любви отношения двух таких несхожих людей никогда не выжили бы.
Грант ждал, пока она выговорится.
– Я люблю шутки – ты нет. Я по натуре оптимист – ты пессимист. Я импульсивна – ты человек донельзя предсказуемый. – Тори перехватила его пристальный взгляд. – Я ужасно хотела тебя и с радостью приняла это чувство; ты же боролся с ним всем своим существом. Наши отношения лишены непринужденности, в них нет эмоций...
Осенившая Гранта догадка отразилась у него на лице. – Ты судишь по отношениям Дерека и Николь.
Тори гордо подняла подбородок.
– Их случай – исключение, – попытался образумить ее Грант. – Чтобы прийти к тому, что они имеют, им пришлось пройти через круги ада.
– Мне тоже. Ну и что? Все, что мы имеем, – похоть, и только. На одном этом брак не построишь.
– Зато это чертовски хорошее начало! Тори покачала головой:
– Нет, Грант. Для такой пары, как мы, необходима любовь.
– Любовь? – Его чуть перекосило от этого слова.
– Да. А на сделку я никогда не пойду.
– Черт побери, Виктория! Нельзя же иметь все сразу!
– Почему нет? – Она сама удивлялась своим словам. – Я столько всего пропустила в жизни. Зачем же мне лишать себя этого?
– Ты ничего не добьешься таким способом. Я спрашивал тебя после Кейптауна и спрашиваю сейчас: но если ты скажешь «нет», я больше никогда не стану тебя просить.
– Стало быть, или по-твоему – или ничего?
– Да, – без колебаний ответил Грант.
– А я говорю: или по-моему – или ничего!
У Гранта сузились глаза и вытянулись губы.
– Мы шли к этому ощупью, продирались тернистым путем, – с горечью проговорил Грант, – а теперь ты решила возводить препятствия на нашем пути. – Тори никогда не видела его таким разъяренным. – Между нами больше никогда ничего не будет, Виктория.
Ударив кулаком по краю двери, он повернулся и зашагал прочь, оставив на стене раскрошившуюся штукатурку.
«Ну вот мы и пришли к тому, с чего начали. Как тогда, с первого листа. И теперь она выбрасывает эту проклятую книгу».
Грант никогда не был так раздосадован, наговорив с три короба. Виктория окончательно сбила его с толку. И что заставляет людей так цепляться за эту любовь? Перечеркнуть все, и из-за чего? Из-за какого-то несущественного слова, выражающего слюнявые эмоции! Эта любовь, черт бы ее побрал, вечно вносила беспорядок в его жизнь.
Злясь на Викторию, Грант ураганом вылетел из дома. Время тянулось медленно, и когда наконец перевалило за полночь, ему ничего не оставалось, как вернуться обратно. Усадьба уже спала, и тишина казалась такой же пустой, как его собственные чувства, но Грант продолжал лелеять свой гнев. Лучше гнев, чем пустота.
С того дня как они встретились с Викторией, ни одна ночь не приносила ему отдохновения, но сегодняшняя оказалась самой худшей. Грант пил бренди, вспоминая происшедшее тогда на острове и анализируя события. Только когда на небе занялась заря, он наконец поднялся, чтобы умыться и переодеться.
Все еще злясь на себя, он поднялся по лестнице, чтобы выпить кофе. К его удивлению, Дерек уже был в гостиной. Когда он опустил газету, Грант увидел Николь у него на коленях – ее рука проникла между расстегнутыми пуговицами его рубашки и, устроившись там, медленно водила кругами по груди. Его еще не остывшее раздражение начало вскипать снова.
– Отныне читать следует непременно вдвоем? – ехидно поинтересовался он.
Николь повернула голову и без тени смущения посмотрела на него.
– А как же! И тебе того желаем.
– Чертовски нетипичная пара. – Грант рассеянно отпил кофе. – Даже странно, что это именно вы. Тем более...
– Могу я попросить тебя сделать кое-что? – перебивая его, обратился Дерек к жене.
Николь вскочила на ноги.
– Не стоит. Я просто позволю вам потолковать вдвоем. – Она поцеловала мужа в макушку. – Пойду освобожу Нэнни от суматошного младенца. Думаю, у меня будет более забавное утро, чем у вас.
Когда Николь ушла, Дерек сложил газету.
– Ты ужасно выглядишь, Грант.
– И не лучше себя чувствую.
– Насколько я понимаю, вы с Викторией так ни к чему и не пришли. – Дерек налил себе еще кофе, несомненно, рассчитывая на долгий разговор. – А ведь еще вчера казалось, что эта ночь определенно будет за тобой.
Грант сверкнул глазами.
– Если что-то и решилось, то только одно: я заброшу ее в Корт и первый раз за много месяцев буду спать хорошо.
– Ну, если ты так считаешь...
– Что ты хочешь этим сказать?
– Почему бы тебе просто не предложить ей выйти за тебя замуж?
– Я предлагал.
Дерек удивленно посмотрел на него, а потом сдавленно крякнул.
– И она сказала «нет»?
Грант в раздражении поднялся, но Дерек успел схватить его за руку.
– Извини. Она хоть объяснила причину?
– Да. Она не хочет выходить замуж без любви. – Грант буквально выплюнул последнее слово. – Она, видишь ли, хочет того же, что у вас с Николь.
– Я не понимаю, в чем проблема – ты ведь любишь Викторию, это знают все, кроме тебя.
– С чего ты взял? Я вовсе ее не люблю.
– Продолжай говорить себе это дальше.
– Передо мной уже есть один пример. Твоя любовь превратила тебя в слабоумного.
Дерек снисходительно улыбнулся и, подняв свою чашку, произнес:
– Такое слабоумие заслуживает много добрых слов.
– Вот уж не знаю. Она сводит меня с ума. Я не могу ни о чем другом думать, совсем не сплю и не ем. – Грант вцепился в чашку так, что у него побелели пальцы. – Дальше так жить невозможно! Если это любовь, то я положительно обойдусь без подобного несчастья.
Дерек протянул руку, чтобы забрать у Гранта чашку, пока он ее не раздавил.
– Это потому, что ты скрещиваешь меч с тем, с чем тебе не следует бороться. Просто скажи ей, что ты ее любишь.
– Нет. Любовь – это что-то приятное. Это не то захватывающее, лихорадочное чувство, которое выворачивает меня наизнанку, когда я оказываюсь около нее.
– Приятное? – невесело засмеялся. – Между мной и Николь стояло такое, что не приведи Бог, но мы с ней любим друг друга, вне всякого сомнения. А тебе это досталось чертовски легко. Тебя любит очаровательная, умная девушка. От тебя только и требуется – принять ее любовь.
– Я и принимал. Я просил ее выйти за меня замуж, а она выдвигает все новые требования. – Грант пробежал рукой по волосам. – Я, видите ли, должен был просто сказать ей, что люблю ее. Я и впрямь мог повести себя таким образом, – он вдруг заговорил взволнованным голосом, будто наконец пришел к верному выводу, – но ей этого никогда не увидеть.
– Ты лучше присмотрись к себе, – посоветовал Дерек. – Если ты способен вести себя подобным образом...
Грант ударил кулаком по столу.
– Да, ты прав – она умная. Лучшего способа двигать меня к безумию не придумаешь. Знает, что я неэмоциональный человек – даже бесстрастный, и просит единственную вещь, которую я не могу ей дать.
Дерек с иронией посмотрел на все еще стиснутый кулак Гранта:
– Гм... бесстрастная натура. Ты не хочешь произвести переоценку? Да, иногда говорить с тобой, все равно что со стеной. Но помнишь, как ты взъярился, когда однажды я сказал тебе, что не поплыву в кругосветку? Мне хотелось, чтобы ты набросился на меня. Я молился, чтобы ты, наконец, вышел из себя.