Ларен знала, что ее долг перед Таби - постараться вернуться, выяснить, кто предал их, возвратить мальчику то, что он утратил, и свои права тоже следовало восстановить. Но все это принадлежало будущему, а Ларен жила этой минутой и не знала, хочется ли ей обрести потерянное, ведь сейчас рядом с ней лежал Меррик, и она желала его.
Пришла пора и Ларен отведать чуточку счастья, она получит его, если только Меррик согласится - на одну ночку.
- Да, - повторила Ларен, ее голос охрип от возбуждения, - вернись, Меррик.
Меррик подчинился, склонил голову к ней. Ларен вновь обхватила руками его лицо, провела кончиками пальцев по его лбу, носу, подбородку. Меррик чувствовал на губах ее горячее дыхание, слышал, как часто стучит ее сердце. Ларен хотела его, да, она, несомненно, призывала его. В тот миг Меррику казалось, что Грунлиг Датчанин - просто комар по сравнению с ним.
- Иди ко мне, - попросила она, и тогда Меррик коснулся ее, теперь он чуть приоткрыл рот, чтобы Ларен узнала его вкус. Их языки соприкоснулись, и Ларен вздрогнула, но и Меррика словно лихорадка била, он не мог определить, кто из них дрожит сильнее, да и какая разница.
- Открой рот, - потребовал он и почувствовал ее жар, когда Ларен повиновалась. - Ларен! - позвал он, и больше ни слова, только ее имя, но Ларен тут же откликнулась, она не испытывала страха. Она мечтала о нем, она была невинна.
"Она девственна", - вспомнил Меррик и отшатнулся.
- Погоди, послушай минутку, прежде чем я забуду себя и тебя. - Глаза Ларен в потемках казались нежными, точно масло, которое мать готовила по утрам. Она хотела его, она казалась такой покорной. Она звала его, она сама попросила... Меррик заставил себя отвернуться от Ларен и приказал своим губам выговорить (никогда еще слова не давались ему с таким трудом):
- Хочешь стать моей шлюхой?
Он намеренно использовал самое грубое слово, рассчитывая испугать Ларен, вынудить ее отказаться от него, пусть она хотя бы призадумается, ради богов, не может же она согласиться на такое? Ларен полна гордости, даже высокомерия, она не отдастся человеку, женой которого не может стать. Где бы Ларен ни родилась, чьей бы дочерью она ни была - купца в долине Рейна, или сапожника из деревеньки на Сене, во Франции, какого-нибудь местного сеньора на раскаленных равнинах испанской Кордовы - в любом случае Ларен заслуживает большего, чем Меррик в состоянии дать ей. Она не должна превратиться в сосуд для его похоти.
Вся гордыня, все высокомерие Ларен прозвучали в ее голосе, когда она ответила:
- Нет, я не собираюсь становиться шлюхой. Я говорила только об этой ночи. Я прошу научить меня тому, что мне следует знать. Однажды в жизни я хочу испытать эти чувства, и довольно с меня. К тому же я вовсе не уверена, что подобные чувства и ощущения действительно существуют. Возможно, они действуют лишь до определенного момента, - женщина пошла на все ради человека, который даровал ей эту радость, а потом все удовольствие проходит, но мужчина по-прежнему требует своего. Так что же? Я решила научиться этому и прошу тебя, чтобы ты занялся мной, Ну вот, теперь она позволила Меррику овладеть ею. Ему следовало бы напомнить Ларен, что он мог получить от нее все, что хотел, в ту минуту, когда уводил ее из дома Траско, и она ничем не смогла бы помешать ему. Ларен находилась в его власти, с самого начала и вплоть до этой минуты. Вместо этого он спросил только:
- А если после сегодняшнего урока ты вновь захочешь меня?
Ларен покачала головой даже прежде, чем ответила:
- Но мне нужно позаботиться о гораздо более серьезных вещах. Нет, только на одну ночь. Я хочу тебя сегодня, хочу знать, что чувствую, почему дыхание мое учащается, когда ты подходишь ко мне близко и касаешься меня, почему во мне возникает желание броситься тебе на шею и целовать тебя и гладить всей рукой и копчиками пальцев и никогда не выпускать.
Он мог бы удавить Ларен в эту минуту, он хотел бы заставить ее взять свои слова обратно - не все, разумеется, о боги, не все... Он представил себе, как было бы хорошо целовать Ларен, целовать ее и никогда не выпускать из рук, и понял, что эта мысль полностью поглотила его. Он решил, что сумеет доставить Ларен такое наслаждение, что она забудет о своих глупостях, забудет о "более серьезных вещах", - что может быть важнее для нее, чем ее господин? Да, Ларен позабудет обо всем, кроме Меррика и тех чувств, которым он научит ее.
Навсегда. Нет, нет. Это невозможно. Надо образумиться.
Он ни к чему не принуждал Ларен. Правду говоря, он, скорее, уступал ей. Тут Меррик чуть не расхохотался, прислушиваясь к своим оправданиям. Чего только не придумает мужчина, лишь бы проникнуть внутрь женщины!
Ларен вновь прогнулась под ним, теперь она покусывала мочку уха Меррика, запустила руки в его волосы, потянула, поцеловала в подбородок, отыскала губы и опять принялась целовать, проникая языком в рот, не слишком глубоко, все было внове для нее, и она не знала, как ей следовало действовать. Но даже это прикосновение кружило голову Меррику.
- Мне нравятся твои губы, Меррик. Я никогда не думала так много ни об одном мужчине, но, когда мы рядом, я хочу только одного - целовать тебя, касаться твоего лица. - И она опять принялась ласкать его, гладя кончиками пальцев его щеки ч подбородок, расправляя темно-русые брови, вновь и вновь осыпая Меррика поцелуями, - он уже растворился в ней, в ее прикосновении, ее тепле, нежном вкусе девичьих губ.
Он хотел Ларен больше, чем любую другую женщину, за исключением разве что Гуннвор - ему тогда сравнялось двенадцать лет, а Гуннвор снизошла к нему с высоты своих четырнадцати, позволила ему целовать себя, и обнимать, и прижиматься к ней, а потом она обхватила обеими руками его жезл и поглаживала его до тех пор, пока он не изверг семя, не однажды, а дважды, - и Меррик поклялся убить в ее честь всех драконов земли.
Но это совсем другое. Меррик давно вырос, и Гуннвор осталась детским воспоминанием.
Он сошел с ума, и сам сознавал это, рассудок его пошатнулся, северный ветер развеял способность викинга судить здраво. На миг он увидел самого себя и свое безумие, вспомнил силу, таившуюся под нежностью и покорностью Ларен, успел оценить происходящее - он и Ларен, сестра Таби; в один краткий миг Меррик понял, что принять дар Ларен - значит погубить все. Губы Ларен слились с его губами, Меррик резко втянул в себя воздух, дрожа и задыхаясь от наслаждения.
Как он хотел ее! Один раз, пусть это будет только один раз, и он навсегда освободится от ее девчоночьих мечтаний, и она тоже избавится от него. Она сама сказала...
Да, он освободится от нее, Ларен не будет больше занимать все его помыслы, все чувства, если он и станет еще тревожиться о ней, то лишь потому, что она сестра Таби.
Глаза Меррика потемнели от желания, он старался не утратить власть над собой. Язык его глубоко, резко проникал в рот Ларен, он целовал ее с мужской требовательностью, без снисхождения. На миг Ларен сжалась под его натиском, и Меррик тут же смягчил прикосновение, негодуя на себя. Он принялся быстро раздевать Ларен, не заботясь о целости ее платья, и когда он сам наконец избавился от своей одежды, то стал целовать ее груди, ощупывая их руками, сжимая в ладонях, стараясь не потерять голову от их полноты, от шелковистости нежной кожи. Он даже закрыл глаза от невыносимого счастья, которое подарила ему Ларен, он радовался не только прикосновению к ее груди, но и тому, как она поглаживала ему спину, плечи и бока, прижимала к себе, тихонько стонала, ничуть не боясь его. Ларен неотрывно целовала Меррика, вот ее губы пощипывают кожу у него на плечах и тут же язык лижет в том месте, где только что тронули губы.
Рука Меррика опустилась вниз, к впалому животу Ларен, ощупывая ее худенькое тельце, все еще выступающие кости, но это уже не имело значения, она осталась в живых. Пальцы Меррика продвигались дальше, они уже отыскали глубинную женскую плоть, и, к его величайшему восторгу, Ларен вздрогнула. Ларен хотела его, теперь он твердо знал это, она доверилась ему хотя бы в этом, она вручила ему свое тело.
Руки Меррика слегка тряслись. Он поглядел на чувствительную плоть Ларен, мечтая отведать ее вкус, но боясь напугать, оттолкнуть Ларен. Он не мог допустить, чтобы она отшатнулась от него в такой миг, он бы просто не перенес этого.
Меррик прикрыл глаза, чтобы не глядеть на прозрачную кожу, под которой отчетливо билось сердце - для него, для него одного. Его губы сомкнулись на соске Ларен, и она прогнулась под ним дугой, отдаваясь всецело, ее руки блуждали по спине Меррика, по его плечам и ягодицам. Она старалась поощрить ,его, не зная, как это сделать, и ее неведение казалось ему более прельстительным, чем искусные движения опытных женщин, чьими ласками он утешался до сих пор. Губы Меррика скользнули по животу Ларен и дальше, он уже не тревожился, напугает ли это Ларен или возмутит, он должен был вкусить ее аромат, исследовать ее тайны и пальцами, и языком.
Меррик широко развел ноги девушки и пристроился между ними. Он старался не глядеть на нее, хотя и пришлось, когда раздвинул заветные складки и начал ласкать ее руками и ртом.
Ларен замерла, застыла. Через мгновение она уже кричала от мощного, доселе неведомого ей чувства.
Меррик поспешно зажал ей рот рукой, продолжая неистово ласкать ее, голова Ларен бессильно моталась, она окончательно утратила власть над собой, и Меррик понял, что не может более ждать ни минуты, не то его семя прольется на живот девушки. Но, ради всех богов, должен же он войти в нее, оказаться там, глубоко внутри, чтобы она крепко держала его, когда его страсть наконец достигнет вершины и принесет освобождение.
Меррик с силой вторгся в нее. Он почувствовал острую боль, с трудом протискиваясь в узкое лоно, хотя Ларен стала уже влажной и податливой, однако он догадался: она еще не вполне готова принять его, но остановиться Меррик уже не мог, он рвался вперед, нажимая все сильнее и резче, пока наконец с громким стоном не прорвал пелену ее девственности. Он успел закрыть поцелуем рот Ларен в тот самый миг, когда с ее уст сорвался крик боли, он знал: если Эрик услышит этот стон, он поймет, что до сих пор, до этой ночи, все было притворством. Меррик наполнил собой Ларен, коснулся матки и остановился на миг, дрожа и задыхаясь. Он хотел выйти из нее, снова приласкать ее языком, целовать, но боялся, что не совладает с собой. Меррик застонал, напрягся и еще глубже проник в Ларен, потом чуть отклонился назад, и снова вперед, и снова назад еще раз. Больше не потребовалось, он почувствовал, как изливается его семя в чрево Ларен.
Сердце Меррика отчаянно билось, на миг ему показалось, что он умрет в этот миг высшего торжества. Он хотел выйти из Ларен, он знал, что ей сейчас больно, но ее руки сомкнулись на спине Меррика, и она продолжала удерживать его. Меррик помог Ларен повернуться на бок, заглянул ей в лицо, по-прежнему оставаясь в ней, уже не так глубоко, - он все еще ощущал биение ее сердца и внутренний жар. Меррик поцеловал нежный рот Ларен, провел пальцем по ее бровям, откинул со лба влажную прядь волос.
- Мне жаль, что я причинил тебе боль, - прошептал он, - это все из-за твоей девственности. Мне пришлось порвать пленку.
- Ты сделал это, - отозвалась она. Меррик понимал, что не мог доставить Ларен настоящее наслаждение, разве что самую малость, до того как он так поспешно и глубоко вторгся в нее, потеряв рассудок.
- Ну, вот ты и получила меня, Ларен, однако ты не испытала такого наслаждения, как я, и меня это огорчает. Если ты решила, что это единственная ночь, тогда мне придется заняться тобой вновь, когда ты отдохнешь, и показать тебе, что на самом деле происходит между мужчиной и женщиной.
Ларен ответила не сразу. Она крепко прижималась к Меррику, и, хотя он уже вышел из нее, он по-прежнему оставался совсем рядом. Она коснулась губами его теплого тела и прошептала:
- Я бы не против, только все болит и кровь идет - это не надолго, а, Меррик?
Меррик не ответил, оторвавшись от Ларен, он поднялся и покинул спальню, не заботясь о своей наготе.
Кого это могло интересовать - в зале висел дым и все спали. Меррик прихватил масляную лампу и вернулся к себе.
Поднеся лампу поближе, чтобы осмотреть Ларен, он негромко выругался и приказал:
- Лежи смирно. Надо посмотреть, сильно ли я тебя поранил.
Затем он заглянул Ларен в лицо и заметил не только боль, но и страх. Серо-голубые глаза казались почти что черными при свете лампы, на лбу проступили капельки пота. Меррик произнес - пожалуй, чересчур резко:
- Не смотри так убито. С тобой все будет хорошо. Женщина не погибает от этого, в следующий раз тебе даже понравится.
- Я так хотела этого, я хотела разгадать эту тайну вместе с тобой, и вот теперь я знаю ответ, хотя он - совсем не то, чего я ожидала. Я прекрасно понимаю, что не умру от потери крови, ты бы не дал воли своей страсти, если б боялся прикончить меня. Но мне больно, очень больно, и я не чувствую ничего, кроме удивления и разочарования.
"Она всегда говорит правду", - припомнил Меррик, на миг онемев. Кровь медленно струилась по ее бедрам, она уже понемногу останавливалась, хотя Ларен не могла этого чувствовать, лужица собиралась на одеяле под ней. Меррик на миг опустил взгляд на самого себя и увидел, что тоже Перепачкался в крови Ларен и собственном семени. Тяжело вздохнув, он произнес:
- Все не так уж страшно. А теперь - молчи.
Ларен почувствовала, как мягкая влажная тряпка проникает внутрь нее, смывая кровь, очищая, затем Меррик с силой прижал ткань к ране.
Ларен отвернулась, не выдержав пристального взгляда Меррика, он вновь возился с ней, стараясь облегчить ее муки. Она не догадывалась, о чем думает Меррик, какие чувства испытывает. Ларен прошептала:
- Когда ты глядел на меня, когда ты до меня дотрагивался - это было так странно. Ты поцеловал меня, и я почувствовала твой язык внутри, у себя во рту, а потом и в других местах, и мне показалось, что какой-то кусочек мира навсегда принадлежит мне и все теперь будет хорошо, - тут она резко вздохнула и попыталась вырваться. Меррик опустил ладонь ей на живот, удерживая Ларен на месте.
- Не двигайся! - приказал он, оборачивая влажную ткань вокруг пальца и проникая внутрь Ларен, чтобы проверить, сильно ли он повредил ей. - Спокойнее, спокойнее, не напрягайся так, попытайся расслабиться. Я скоро закончу.
Ларен лежала молча, словно окаменев, Меррик понимал, что каждым движением причиняет ей боль, хоть он и старался, видят боги, изо всех сил старался обращаться с ней как можно осторожнее. Если б его чертовы пальцы могли сделаться тоньше!
Меррик вытащил палец и с облегчением убедился, что кровотечение прекратилось. Прополоскав тряпку, он сел рядом с Ларен, сложил ткань, прижал ее к пострадавшему месту и остался сидеть, удерживая там влажную ткань. Он поднял глаза - лицо Ларен сильно побледнело, глаза опухли от слез, волосы разметались, упав на лицо.
Она сама хотела его, она отдалась по доброй воле. Он делал, что мог, конечно же, он старался не причинять ей боль, и все же он вошел в нее раньше, чем сумел пробудить в ней ответную страсть. Меррик вновь припомнил, как Ларен вскрикнула, когда он зажал ее рот поцелуем. Боги, боги, заставить женщину пережить подобное... Он содрогнулся при, одном воспоминании и сказал Ларен:
- Ты быстро поправишься. Я больше не трону тебя сегодня ночью. В другой раз, Ларен, завтра или через несколько дней, когда ты будешь вполне здорова.
Ларен открыла глаза и посмотрела на Меррика в упор, не отводя взгляда. Он повторил:
- Извини.
- Почему ты просишь прощения? Я сама попросила тебя сделать со мной все это. Ты поступил как человек добрый и великодушный, ты не совершил ничего постыдного для Мужчины. Мне очень совестно, потому что я лежу без одежды, а я такая костлявая, некрасивая, и знаю, как противно выгляжу, поэтому не хочу, чтобы ты глядел на меня. Пожалуйста, накрой меня чем-нибудь, Меррик!
Меррик накинул одеяло на Ларен, укрыв вместе с ней и свою правую руку, которой он по-прежнему крепко прижимал влажную ткань к свежей ране.
- Ты вовсе не уродлива, - возразил он, - я запрещаю тебе так говорить.
Ларен улыбнулась ему, потянулась к его лицу, но, так и не притронувшись к нему, уронила руку.
Меррик огорчился, что Ларен не приласкала его, что их тела больше не соприкасаются.
- Ну вот, - промолвил он, глядя в сторону, - кровь больше не идет. Тебе еще больно? Она кивнула, тоже отводя глаза.
- К утру все пройдет, - пообещал Меррик, вставая. Он выбросил пропитавшуюся кровью ткань в каменный чан с водой и снова улегся в постель. Молча он притянул к себе Ларен, вынуждая ее прижаться лицом к его плечу.
- Не ворочайся, - попросил он, - мне нравится, когда ты рядом.
- Мне тоже, - отозвалась Ларен, не сумев солгать в эту минуту. На миг руки Меррика сомкнулись на ее спине, но он тут же разжал объятия, и Ларен догадалась, что он вспомнил о ее больной спине, о еще не заживших рубцах. Ларен предпочла бы, чтобы Меррик сильнее прижал ее к себе, пусть даже ей будет больно, но не смогла сказать об этом вслух. Она уткнулась лицом в грудь Меррику, впитывая его запах, кожей ощущая прикосновение его волос, словно пытаясь отведать их вкус.
Теперь Ларен понимала, что жизнь ее изменилась окончательно и безвозвратно. Меррик держал ее в своих объятиях, Меррик проник глубоко внутрь нее, и отныне псе будет по-другому. То, к чему она себя готовила в последние годы, утратило всякое значение. Она могла думать только о Меррике.
А как же Таби? Как же ее маленький брат? Она должна позаботиться о нем. Ларен прикрыла глаза, призывая забытье, но не могла отрешиться от огромного враждебного мира, ожидавшего ее за порогом спальни. Пальцы ее судорожно сжались, и Меррик протяжно вздохнул, оттого что Ларен дернула пучок волос у него на груди.
Сорок серебряных монет и два серебряных браслета. Боги, боги, если б только она могла довериться Меррику, поручить его чести и себя и Таби!
Ночь выдалась холодная, звезды ярко сияли над головой, светил острый серп месяца. Ларен неторопливо возвращалась в большой дом. Ей бы выйти за широкие ворота усадьбы, и идти, идти без оглядки, ведь тут, в доме Меррика, ее ждет неотвратимая беда.
Ларен вздрогнула, припомнив, как Эрик остановил ее поутру, на глазах у собственной жены и множества своих людей. Ухватив ее рукой под подбородок, он заставил Ларен приподнять лицо, его ладонь была грубой, а прикосновение болезненным. Он произнес:
- Мегот сказала мне, что на одеяле в спальне Меррика остались следы крови, и на тряпке, которая валялась в каменном чане с водой, - тоже. Значит, ты не солгала мне. У тебя в самом деле месячные, а он все-таки попользовался тобой, мой сластолюбивый братец. - Тут он выпустил Ларен и добавил через плечо:
- Ты по-прежнему костлява, как зимняя курица, так что скоро ты Меррику прискучишь. Тогда ты достанешься мне. Я подожду.
Ларен все еще дрожала, не от холодного ветра, поднимавшегося с залива, но от этих слов. Она боялась Эрика, она до смерти боялась его. И ненавидела его: он совершал свои подвиги на глазах у Сарлы и смеялся над ее унижением.
Он совсем не похож на Меррика. Меррик в жизни не поднимал руку ни на Ларен, ни на кого-нибудь из дружинников. Она знала, что Меррик бывает жестоким и беспощадным, что он может убить мгновенно и без сожаления, и врагу не стоит рассчитывать на пощаду, но он никогда не причинял боль слабому, тем более тому, кто зависел от него.
Ларен осторожно вошла в дом. Большие двери остались распахнутыми, и Ларен с порога различала всех мужчин, женщин и детей, сидевших внутри, слышала разом десяток шумных бесед, хохот и споры, видела, как сцепились двое драчунов, однако Меррика она не находила, а искала она именно его, она всегда искала глазами Меррика, не чувствуя себя в безопасности до той минуты, пока не обнаруживала его. Сегодня она почти не встречалась с Мерриком, он работал в поле до самой темноты, а потом отправился в банный домик вместе со своими людьми - все они хохотали, шутили, тузили друг друга. На взгляд Ларен, события прошедшей ночи не оставили на нем ни малейшего отпечатка, и это казалось ей обидным. Впрочем, на что она надеялась? Она должна сама отвечать за свои чувства и свои поступки, Меррик тут ни при чем.
В тот вечер Ларен не бралась готовить еду, и Сарла не стала ее просить: она чувствовала, что с Ларен что-то случилось, но ничего не сказала, только ласково похлопала девушку по руке. Ларен вместе со служанками помогла накрыть на стол и трудилась наравне с другими, пока все не приготовила. Затем она вышла из дому и теперь бродила вокруг, ненавидя саму себя за нерешительность. Распрямив плечи, Ларен наконец заставила себя войти в дом. Никто и не посмотрел в ее сторону, даже Таби, заливавшийся счастливым смехом: Кенна учил его каким-то борцовским приемам. Ларен положила себе в тарелку немного мяса и капусту, тушенную с горохом и яблоками - забавное сочетание, но довольно вкусное.
Она успела лишь прожевать первый кусок, когда Эрик окликнул ее:
- Иди сюда, малышка, мы все хотим послушать новую историю!
Новую историю. Ларен оглядела мгновенно вспыхнувшие интересом лица. Мужчины ждали сказку с таким же волнением, как и женщины, и дети начали уже потихоньку собираться вокруг нее, совсем рядом стоял Таби, зажав в кулачок подол ее рубахи.
Весь день Ларен готовилась к этому часу. Да, она расскажет им новую историю и тогда поймет, как ей поступить. Ларен оглядела людей Торагассона все они, кроме угрюмой, раздраженной Летты, с напряженным вниманием смотрели на нее. Летта, как и Ларен, следила за Мерриком, который подозвал к себе Таби и теперь помогал малышу вскарабкаться к себе на колени, слегка щекоча его и улыбаясь в отпет на веселое повизгивание. В глазах Летты Ларен различала затаенный, неутолимый гнев.
Ларен широко улыбнулась всем, не забыв и Летту.
Глава 13
Два года Ларен сумела прожить благодаря своему уму и удачливости, но запас везения уже подходил к концу, когда она встретила Меррика. Теперь она не может проиграть, оступиться, слишком многое лежит на весах, и все решится в ближайшие минуты. Ларен понимала: ни сорок серебряных монет, ни два браслета не спасут ее. Жестом она подозвала детей, усадила их в кружок. Ларен хотелось заговорить как можно быстрее и покончить с этим, но она уже знала, что начинать рассказ надо очень медленно, чтобы привлечь внимание слушателей и удержать его, пока история выстраивается точно большой дом.
- Я расскажу вам о викинге по имени Рольф, который жил в Норвегии много лет тому назад. Гордым он вырос, бесстрашным и сильным, воином, не знавшим поражений, как многие северные богатыри Рольф был еще молод, в самом расцвете лет, красив лицом и крепок телом.
У Рольфа было два брата, оба красивые, сильные, радеющие о чести воина. Все они были красивы лицом и крепки телом. Рольф был из них старшим, но он тоже совершал набеги, потому что любил веселые битвы, и с каждым летом его богатство умножалось. Раднор, средний брат, стал торговцем и разъезжал повсюду со своими товарами. Он был хитер, и ум у него был проворнее, чем у любого араба на восточном базаре. В скором времени богатство его сравнялось с богатством Рольфа. Младший, Ингор, был земледельцем. Хозяйство его процветало, потому что он знал колдовские слова, помогавшие росту хлеба, и потому Ингор тоже с каждым летом становился богаче.
Рольф возвращался домой из похода, он поднимался на ладье по огромной реке Сене. Он привел с собой дюжину рабов, шестерых мужчин и шестерых женщин, захваченных в трех маленьких поселениях, на свое несчастье устроившихся чересчур близко к реке.
Один из пленников был гордый и сильный воин, ни в чем не уступавший викингам, захватившим его в плен. Ему просто не повезло, и победители понимали это. Он был болен с тот день, когда они пришли, и все же он бился с ними, пока не рухнул на землю, поверженный и ранами, и сжигавшей его лихорадкой. Он был одет наряднее, чем все остальные пленники, и это викинги тоже отметили, однако пленник не сказал, кто он и как его имя. Все видели, что он человек одаренный и умеет резать руны, но никто не мог угадать в нем наследника гордого рода, обладавшего огромным богатством и властью в той области Франции. Он случайно оказался в деревне в тот роковой день, потому что хотел навестить художника, у которого он учился.
И теперь этот человек стал рабом, как и все остальные пленники. Рольф ценил его и держал при себе, он дозволял ему резать руны и был изумлен, когда увидел, что его пленник может не только писать, но и украшать резьбой драгоценные камни и дерево. Соседи прослышали о его ремесле и отовсюду стали стекаться в дом Рольфа. Радпор, средний брат, захотел купить этого раба, но Рольф отказал ему.
От гостей, собиравшихся в доме Рольфа, раб получил много серебра. По их просьбе он украшал резьбой спинки стульев и шкатулки для женских украшений, делал и перстни и ожерелья. Скоро мастер прославился и скопил столько серебра, сколько было нужно, чтобы уплатить Рольфу выкуп и вернуть себе свободу.
Он предложил Рольфу все свои деньги, но Рольф отказал ему. Он оставил рабу деньги, но сказал, что не отпустит его. Он сказал также своему рабу, что восхищается его искусством и хочет, чтобы тот остался с ним и полюбил свой новый дом и новую родину.
Пришла пора и Ларен отведать чуточку счастья, она получит его, если только Меррик согласится - на одну ночку.
- Да, - повторила Ларен, ее голос охрип от возбуждения, - вернись, Меррик.
Меррик подчинился, склонил голову к ней. Ларен вновь обхватила руками его лицо, провела кончиками пальцев по его лбу, носу, подбородку. Меррик чувствовал на губах ее горячее дыхание, слышал, как часто стучит ее сердце. Ларен хотела его, да, она, несомненно, призывала его. В тот миг Меррику казалось, что Грунлиг Датчанин - просто комар по сравнению с ним.
- Иди ко мне, - попросила она, и тогда Меррик коснулся ее, теперь он чуть приоткрыл рот, чтобы Ларен узнала его вкус. Их языки соприкоснулись, и Ларен вздрогнула, но и Меррика словно лихорадка била, он не мог определить, кто из них дрожит сильнее, да и какая разница.
- Открой рот, - потребовал он и почувствовал ее жар, когда Ларен повиновалась. - Ларен! - позвал он, и больше ни слова, только ее имя, но Ларен тут же откликнулась, она не испытывала страха. Она мечтала о нем, она была невинна.
"Она девственна", - вспомнил Меррик и отшатнулся.
- Погоди, послушай минутку, прежде чем я забуду себя и тебя. - Глаза Ларен в потемках казались нежными, точно масло, которое мать готовила по утрам. Она хотела его, она казалась такой покорной. Она звала его, она сама попросила... Меррик заставил себя отвернуться от Ларен и приказал своим губам выговорить (никогда еще слова не давались ему с таким трудом):
- Хочешь стать моей шлюхой?
Он намеренно использовал самое грубое слово, рассчитывая испугать Ларен, вынудить ее отказаться от него, пусть она хотя бы призадумается, ради богов, не может же она согласиться на такое? Ларен полна гордости, даже высокомерия, она не отдастся человеку, женой которого не может стать. Где бы Ларен ни родилась, чьей бы дочерью она ни была - купца в долине Рейна, или сапожника из деревеньки на Сене, во Франции, какого-нибудь местного сеньора на раскаленных равнинах испанской Кордовы - в любом случае Ларен заслуживает большего, чем Меррик в состоянии дать ей. Она не должна превратиться в сосуд для его похоти.
Вся гордыня, все высокомерие Ларен прозвучали в ее голосе, когда она ответила:
- Нет, я не собираюсь становиться шлюхой. Я говорила только об этой ночи. Я прошу научить меня тому, что мне следует знать. Однажды в жизни я хочу испытать эти чувства, и довольно с меня. К тому же я вовсе не уверена, что подобные чувства и ощущения действительно существуют. Возможно, они действуют лишь до определенного момента, - женщина пошла на все ради человека, который даровал ей эту радость, а потом все удовольствие проходит, но мужчина по-прежнему требует своего. Так что же? Я решила научиться этому и прошу тебя, чтобы ты занялся мной, Ну вот, теперь она позволила Меррику овладеть ею. Ему следовало бы напомнить Ларен, что он мог получить от нее все, что хотел, в ту минуту, когда уводил ее из дома Траско, и она ничем не смогла бы помешать ему. Ларен находилась в его власти, с самого начала и вплоть до этой минуты. Вместо этого он спросил только:
- А если после сегодняшнего урока ты вновь захочешь меня?
Ларен покачала головой даже прежде, чем ответила:
- Но мне нужно позаботиться о гораздо более серьезных вещах. Нет, только на одну ночь. Я хочу тебя сегодня, хочу знать, что чувствую, почему дыхание мое учащается, когда ты подходишь ко мне близко и касаешься меня, почему во мне возникает желание броситься тебе на шею и целовать тебя и гладить всей рукой и копчиками пальцев и никогда не выпускать.
Он мог бы удавить Ларен в эту минуту, он хотел бы заставить ее взять свои слова обратно - не все, разумеется, о боги, не все... Он представил себе, как было бы хорошо целовать Ларен, целовать ее и никогда не выпускать из рук, и понял, что эта мысль полностью поглотила его. Он решил, что сумеет доставить Ларен такое наслаждение, что она забудет о своих глупостях, забудет о "более серьезных вещах", - что может быть важнее для нее, чем ее господин? Да, Ларен позабудет обо всем, кроме Меррика и тех чувств, которым он научит ее.
Навсегда. Нет, нет. Это невозможно. Надо образумиться.
Он ни к чему не принуждал Ларен. Правду говоря, он, скорее, уступал ей. Тут Меррик чуть не расхохотался, прислушиваясь к своим оправданиям. Чего только не придумает мужчина, лишь бы проникнуть внутрь женщины!
Ларен вновь прогнулась под ним, теперь она покусывала мочку уха Меррика, запустила руки в его волосы, потянула, поцеловала в подбородок, отыскала губы и опять принялась целовать, проникая языком в рот, не слишком глубоко, все было внове для нее, и она не знала, как ей следовало действовать. Но даже это прикосновение кружило голову Меррику.
- Мне нравятся твои губы, Меррик. Я никогда не думала так много ни об одном мужчине, но, когда мы рядом, я хочу только одного - целовать тебя, касаться твоего лица. - И она опять принялась ласкать его, гладя кончиками пальцев его щеки ч подбородок, расправляя темно-русые брови, вновь и вновь осыпая Меррика поцелуями, - он уже растворился в ней, в ее прикосновении, ее тепле, нежном вкусе девичьих губ.
Он хотел Ларен больше, чем любую другую женщину, за исключением разве что Гуннвор - ему тогда сравнялось двенадцать лет, а Гуннвор снизошла к нему с высоты своих четырнадцати, позволила ему целовать себя, и обнимать, и прижиматься к ней, а потом она обхватила обеими руками его жезл и поглаживала его до тех пор, пока он не изверг семя, не однажды, а дважды, - и Меррик поклялся убить в ее честь всех драконов земли.
Но это совсем другое. Меррик давно вырос, и Гуннвор осталась детским воспоминанием.
Он сошел с ума, и сам сознавал это, рассудок его пошатнулся, северный ветер развеял способность викинга судить здраво. На миг он увидел самого себя и свое безумие, вспомнил силу, таившуюся под нежностью и покорностью Ларен, успел оценить происходящее - он и Ларен, сестра Таби; в один краткий миг Меррик понял, что принять дар Ларен - значит погубить все. Губы Ларен слились с его губами, Меррик резко втянул в себя воздух, дрожа и задыхаясь от наслаждения.
Как он хотел ее! Один раз, пусть это будет только один раз, и он навсегда освободится от ее девчоночьих мечтаний, и она тоже избавится от него. Она сама сказала...
Да, он освободится от нее, Ларен не будет больше занимать все его помыслы, все чувства, если он и станет еще тревожиться о ней, то лишь потому, что она сестра Таби.
Глаза Меррика потемнели от желания, он старался не утратить власть над собой. Язык его глубоко, резко проникал в рот Ларен, он целовал ее с мужской требовательностью, без снисхождения. На миг Ларен сжалась под его натиском, и Меррик тут же смягчил прикосновение, негодуя на себя. Он принялся быстро раздевать Ларен, не заботясь о целости ее платья, и когда он сам наконец избавился от своей одежды, то стал целовать ее груди, ощупывая их руками, сжимая в ладонях, стараясь не потерять голову от их полноты, от шелковистости нежной кожи. Он даже закрыл глаза от невыносимого счастья, которое подарила ему Ларен, он радовался не только прикосновению к ее груди, но и тому, как она поглаживала ему спину, плечи и бока, прижимала к себе, тихонько стонала, ничуть не боясь его. Ларен неотрывно целовала Меррика, вот ее губы пощипывают кожу у него на плечах и тут же язык лижет в том месте, где только что тронули губы.
Рука Меррика опустилась вниз, к впалому животу Ларен, ощупывая ее худенькое тельце, все еще выступающие кости, но это уже не имело значения, она осталась в живых. Пальцы Меррика продвигались дальше, они уже отыскали глубинную женскую плоть, и, к его величайшему восторгу, Ларен вздрогнула. Ларен хотела его, теперь он твердо знал это, она доверилась ему хотя бы в этом, она вручила ему свое тело.
Руки Меррика слегка тряслись. Он поглядел на чувствительную плоть Ларен, мечтая отведать ее вкус, но боясь напугать, оттолкнуть Ларен. Он не мог допустить, чтобы она отшатнулась от него в такой миг, он бы просто не перенес этого.
Меррик прикрыл глаза, чтобы не глядеть на прозрачную кожу, под которой отчетливо билось сердце - для него, для него одного. Его губы сомкнулись на соске Ларен, и она прогнулась под ним дугой, отдаваясь всецело, ее руки блуждали по спине Меррика, по его плечам и ягодицам. Она старалась поощрить ,его, не зная, как это сделать, и ее неведение казалось ему более прельстительным, чем искусные движения опытных женщин, чьими ласками он утешался до сих пор. Губы Меррика скользнули по животу Ларен и дальше, он уже не тревожился, напугает ли это Ларен или возмутит, он должен был вкусить ее аромат, исследовать ее тайны и пальцами, и языком.
Меррик широко развел ноги девушки и пристроился между ними. Он старался не глядеть на нее, хотя и пришлось, когда раздвинул заветные складки и начал ласкать ее руками и ртом.
Ларен замерла, застыла. Через мгновение она уже кричала от мощного, доселе неведомого ей чувства.
Меррик поспешно зажал ей рот рукой, продолжая неистово ласкать ее, голова Ларен бессильно моталась, она окончательно утратила власть над собой, и Меррик понял, что не может более ждать ни минуты, не то его семя прольется на живот девушки. Но, ради всех богов, должен же он войти в нее, оказаться там, глубоко внутри, чтобы она крепко держала его, когда его страсть наконец достигнет вершины и принесет освобождение.
Меррик с силой вторгся в нее. Он почувствовал острую боль, с трудом протискиваясь в узкое лоно, хотя Ларен стала уже влажной и податливой, однако он догадался: она еще не вполне готова принять его, но остановиться Меррик уже не мог, он рвался вперед, нажимая все сильнее и резче, пока наконец с громким стоном не прорвал пелену ее девственности. Он успел закрыть поцелуем рот Ларен в тот самый миг, когда с ее уст сорвался крик боли, он знал: если Эрик услышит этот стон, он поймет, что до сих пор, до этой ночи, все было притворством. Меррик наполнил собой Ларен, коснулся матки и остановился на миг, дрожа и задыхаясь. Он хотел выйти из нее, снова приласкать ее языком, целовать, но боялся, что не совладает с собой. Меррик застонал, напрягся и еще глубже проник в Ларен, потом чуть отклонился назад, и снова вперед, и снова назад еще раз. Больше не потребовалось, он почувствовал, как изливается его семя в чрево Ларен.
Сердце Меррика отчаянно билось, на миг ему показалось, что он умрет в этот миг высшего торжества. Он хотел выйти из Ларен, он знал, что ей сейчас больно, но ее руки сомкнулись на спине Меррика, и она продолжала удерживать его. Меррик помог Ларен повернуться на бок, заглянул ей в лицо, по-прежнему оставаясь в ней, уже не так глубоко, - он все еще ощущал биение ее сердца и внутренний жар. Меррик поцеловал нежный рот Ларен, провел пальцем по ее бровям, откинул со лба влажную прядь волос.
- Мне жаль, что я причинил тебе боль, - прошептал он, - это все из-за твоей девственности. Мне пришлось порвать пленку.
- Ты сделал это, - отозвалась она. Меррик понимал, что не мог доставить Ларен настоящее наслаждение, разве что самую малость, до того как он так поспешно и глубоко вторгся в нее, потеряв рассудок.
- Ну, вот ты и получила меня, Ларен, однако ты не испытала такого наслаждения, как я, и меня это огорчает. Если ты решила, что это единственная ночь, тогда мне придется заняться тобой вновь, когда ты отдохнешь, и показать тебе, что на самом деле происходит между мужчиной и женщиной.
Ларен ответила не сразу. Она крепко прижималась к Меррику, и, хотя он уже вышел из нее, он по-прежнему оставался совсем рядом. Она коснулась губами его теплого тела и прошептала:
- Я бы не против, только все болит и кровь идет - это не надолго, а, Меррик?
Меррик не ответил, оторвавшись от Ларен, он поднялся и покинул спальню, не заботясь о своей наготе.
Кого это могло интересовать - в зале висел дым и все спали. Меррик прихватил масляную лампу и вернулся к себе.
Поднеся лампу поближе, чтобы осмотреть Ларен, он негромко выругался и приказал:
- Лежи смирно. Надо посмотреть, сильно ли я тебя поранил.
Затем он заглянул Ларен в лицо и заметил не только боль, но и страх. Серо-голубые глаза казались почти что черными при свете лампы, на лбу проступили капельки пота. Меррик произнес - пожалуй, чересчур резко:
- Не смотри так убито. С тобой все будет хорошо. Женщина не погибает от этого, в следующий раз тебе даже понравится.
- Я так хотела этого, я хотела разгадать эту тайну вместе с тобой, и вот теперь я знаю ответ, хотя он - совсем не то, чего я ожидала. Я прекрасно понимаю, что не умру от потери крови, ты бы не дал воли своей страсти, если б боялся прикончить меня. Но мне больно, очень больно, и я не чувствую ничего, кроме удивления и разочарования.
"Она всегда говорит правду", - припомнил Меррик, на миг онемев. Кровь медленно струилась по ее бедрам, она уже понемногу останавливалась, хотя Ларен не могла этого чувствовать, лужица собиралась на одеяле под ней. Меррик на миг опустил взгляд на самого себя и увидел, что тоже Перепачкался в крови Ларен и собственном семени. Тяжело вздохнув, он произнес:
- Все не так уж страшно. А теперь - молчи.
Ларен почувствовала, как мягкая влажная тряпка проникает внутрь нее, смывая кровь, очищая, затем Меррик с силой прижал ткань к ране.
Ларен отвернулась, не выдержав пристального взгляда Меррика, он вновь возился с ней, стараясь облегчить ее муки. Она не догадывалась, о чем думает Меррик, какие чувства испытывает. Ларен прошептала:
- Когда ты глядел на меня, когда ты до меня дотрагивался - это было так странно. Ты поцеловал меня, и я почувствовала твой язык внутри, у себя во рту, а потом и в других местах, и мне показалось, что какой-то кусочек мира навсегда принадлежит мне и все теперь будет хорошо, - тут она резко вздохнула и попыталась вырваться. Меррик опустил ладонь ей на живот, удерживая Ларен на месте.
- Не двигайся! - приказал он, оборачивая влажную ткань вокруг пальца и проникая внутрь Ларен, чтобы проверить, сильно ли он повредил ей. - Спокойнее, спокойнее, не напрягайся так, попытайся расслабиться. Я скоро закончу.
Ларен лежала молча, словно окаменев, Меррик понимал, что каждым движением причиняет ей боль, хоть он и старался, видят боги, изо всех сил старался обращаться с ней как можно осторожнее. Если б его чертовы пальцы могли сделаться тоньше!
Меррик вытащил палец и с облегчением убедился, что кровотечение прекратилось. Прополоскав тряпку, он сел рядом с Ларен, сложил ткань, прижал ее к пострадавшему месту и остался сидеть, удерживая там влажную ткань. Он поднял глаза - лицо Ларен сильно побледнело, глаза опухли от слез, волосы разметались, упав на лицо.
Она сама хотела его, она отдалась по доброй воле. Он делал, что мог, конечно же, он старался не причинять ей боль, и все же он вошел в нее раньше, чем сумел пробудить в ней ответную страсть. Меррик вновь припомнил, как Ларен вскрикнула, когда он зажал ее рот поцелуем. Боги, боги, заставить женщину пережить подобное... Он содрогнулся при, одном воспоминании и сказал Ларен:
- Ты быстро поправишься. Я больше не трону тебя сегодня ночью. В другой раз, Ларен, завтра или через несколько дней, когда ты будешь вполне здорова.
Ларен открыла глаза и посмотрела на Меррика в упор, не отводя взгляда. Он повторил:
- Извини.
- Почему ты просишь прощения? Я сама попросила тебя сделать со мной все это. Ты поступил как человек добрый и великодушный, ты не совершил ничего постыдного для Мужчины. Мне очень совестно, потому что я лежу без одежды, а я такая костлявая, некрасивая, и знаю, как противно выгляжу, поэтому не хочу, чтобы ты глядел на меня. Пожалуйста, накрой меня чем-нибудь, Меррик!
Меррик накинул одеяло на Ларен, укрыв вместе с ней и свою правую руку, которой он по-прежнему крепко прижимал влажную ткань к свежей ране.
- Ты вовсе не уродлива, - возразил он, - я запрещаю тебе так говорить.
Ларен улыбнулась ему, потянулась к его лицу, но, так и не притронувшись к нему, уронила руку.
Меррик огорчился, что Ларен не приласкала его, что их тела больше не соприкасаются.
- Ну вот, - промолвил он, глядя в сторону, - кровь больше не идет. Тебе еще больно? Она кивнула, тоже отводя глаза.
- К утру все пройдет, - пообещал Меррик, вставая. Он выбросил пропитавшуюся кровью ткань в каменный чан с водой и снова улегся в постель. Молча он притянул к себе Ларен, вынуждая ее прижаться лицом к его плечу.
- Не ворочайся, - попросил он, - мне нравится, когда ты рядом.
- Мне тоже, - отозвалась Ларен, не сумев солгать в эту минуту. На миг руки Меррика сомкнулись на ее спине, но он тут же разжал объятия, и Ларен догадалась, что он вспомнил о ее больной спине, о еще не заживших рубцах. Ларен предпочла бы, чтобы Меррик сильнее прижал ее к себе, пусть даже ей будет больно, но не смогла сказать об этом вслух. Она уткнулась лицом в грудь Меррику, впитывая его запах, кожей ощущая прикосновение его волос, словно пытаясь отведать их вкус.
Теперь Ларен понимала, что жизнь ее изменилась окончательно и безвозвратно. Меррик держал ее в своих объятиях, Меррик проник глубоко внутрь нее, и отныне псе будет по-другому. То, к чему она себя готовила в последние годы, утратило всякое значение. Она могла думать только о Меррике.
А как же Таби? Как же ее маленький брат? Она должна позаботиться о нем. Ларен прикрыла глаза, призывая забытье, но не могла отрешиться от огромного враждебного мира, ожидавшего ее за порогом спальни. Пальцы ее судорожно сжались, и Меррик протяжно вздохнул, оттого что Ларен дернула пучок волос у него на груди.
Сорок серебряных монет и два серебряных браслета. Боги, боги, если б только она могла довериться Меррику, поручить его чести и себя и Таби!
Ночь выдалась холодная, звезды ярко сияли над головой, светил острый серп месяца. Ларен неторопливо возвращалась в большой дом. Ей бы выйти за широкие ворота усадьбы, и идти, идти без оглядки, ведь тут, в доме Меррика, ее ждет неотвратимая беда.
Ларен вздрогнула, припомнив, как Эрик остановил ее поутру, на глазах у собственной жены и множества своих людей. Ухватив ее рукой под подбородок, он заставил Ларен приподнять лицо, его ладонь была грубой, а прикосновение болезненным. Он произнес:
- Мегот сказала мне, что на одеяле в спальне Меррика остались следы крови, и на тряпке, которая валялась в каменном чане с водой, - тоже. Значит, ты не солгала мне. У тебя в самом деле месячные, а он все-таки попользовался тобой, мой сластолюбивый братец. - Тут он выпустил Ларен и добавил через плечо:
- Ты по-прежнему костлява, как зимняя курица, так что скоро ты Меррику прискучишь. Тогда ты достанешься мне. Я подожду.
Ларен все еще дрожала, не от холодного ветра, поднимавшегося с залива, но от этих слов. Она боялась Эрика, она до смерти боялась его. И ненавидела его: он совершал свои подвиги на глазах у Сарлы и смеялся над ее унижением.
Он совсем не похож на Меррика. Меррик в жизни не поднимал руку ни на Ларен, ни на кого-нибудь из дружинников. Она знала, что Меррик бывает жестоким и беспощадным, что он может убить мгновенно и без сожаления, и врагу не стоит рассчитывать на пощаду, но он никогда не причинял боль слабому, тем более тому, кто зависел от него.
Ларен осторожно вошла в дом. Большие двери остались распахнутыми, и Ларен с порога различала всех мужчин, женщин и детей, сидевших внутри, слышала разом десяток шумных бесед, хохот и споры, видела, как сцепились двое драчунов, однако Меррика она не находила, а искала она именно его, она всегда искала глазами Меррика, не чувствуя себя в безопасности до той минуты, пока не обнаруживала его. Сегодня она почти не встречалась с Мерриком, он работал в поле до самой темноты, а потом отправился в банный домик вместе со своими людьми - все они хохотали, шутили, тузили друг друга. На взгляд Ларен, события прошедшей ночи не оставили на нем ни малейшего отпечатка, и это казалось ей обидным. Впрочем, на что она надеялась? Она должна сама отвечать за свои чувства и свои поступки, Меррик тут ни при чем.
В тот вечер Ларен не бралась готовить еду, и Сарла не стала ее просить: она чувствовала, что с Ларен что-то случилось, но ничего не сказала, только ласково похлопала девушку по руке. Ларен вместе со служанками помогла накрыть на стол и трудилась наравне с другими, пока все не приготовила. Затем она вышла из дому и теперь бродила вокруг, ненавидя саму себя за нерешительность. Распрямив плечи, Ларен наконец заставила себя войти в дом. Никто и не посмотрел в ее сторону, даже Таби, заливавшийся счастливым смехом: Кенна учил его каким-то борцовским приемам. Ларен положила себе в тарелку немного мяса и капусту, тушенную с горохом и яблоками - забавное сочетание, но довольно вкусное.
Она успела лишь прожевать первый кусок, когда Эрик окликнул ее:
- Иди сюда, малышка, мы все хотим послушать новую историю!
Новую историю. Ларен оглядела мгновенно вспыхнувшие интересом лица. Мужчины ждали сказку с таким же волнением, как и женщины, и дети начали уже потихоньку собираться вокруг нее, совсем рядом стоял Таби, зажав в кулачок подол ее рубахи.
Весь день Ларен готовилась к этому часу. Да, она расскажет им новую историю и тогда поймет, как ей поступить. Ларен оглядела людей Торагассона все они, кроме угрюмой, раздраженной Летты, с напряженным вниманием смотрели на нее. Летта, как и Ларен, следила за Мерриком, который подозвал к себе Таби и теперь помогал малышу вскарабкаться к себе на колени, слегка щекоча его и улыбаясь в отпет на веселое повизгивание. В глазах Летты Ларен различала затаенный, неутолимый гнев.
Ларен широко улыбнулась всем, не забыв и Летту.
Глава 13
Два года Ларен сумела прожить благодаря своему уму и удачливости, но запас везения уже подходил к концу, когда она встретила Меррика. Теперь она не может проиграть, оступиться, слишком многое лежит на весах, и все решится в ближайшие минуты. Ларен понимала: ни сорок серебряных монет, ни два браслета не спасут ее. Жестом она подозвала детей, усадила их в кружок. Ларен хотелось заговорить как можно быстрее и покончить с этим, но она уже знала, что начинать рассказ надо очень медленно, чтобы привлечь внимание слушателей и удержать его, пока история выстраивается точно большой дом.
- Я расскажу вам о викинге по имени Рольф, который жил в Норвегии много лет тому назад. Гордым он вырос, бесстрашным и сильным, воином, не знавшим поражений, как многие северные богатыри Рольф был еще молод, в самом расцвете лет, красив лицом и крепок телом.
У Рольфа было два брата, оба красивые, сильные, радеющие о чести воина. Все они были красивы лицом и крепки телом. Рольф был из них старшим, но он тоже совершал набеги, потому что любил веселые битвы, и с каждым летом его богатство умножалось. Раднор, средний брат, стал торговцем и разъезжал повсюду со своими товарами. Он был хитер, и ум у него был проворнее, чем у любого араба на восточном базаре. В скором времени богатство его сравнялось с богатством Рольфа. Младший, Ингор, был земледельцем. Хозяйство его процветало, потому что он знал колдовские слова, помогавшие росту хлеба, и потому Ингор тоже с каждым летом становился богаче.
Рольф возвращался домой из похода, он поднимался на ладье по огромной реке Сене. Он привел с собой дюжину рабов, шестерых мужчин и шестерых женщин, захваченных в трех маленьких поселениях, на свое несчастье устроившихся чересчур близко к реке.
Один из пленников был гордый и сильный воин, ни в чем не уступавший викингам, захватившим его в плен. Ему просто не повезло, и победители понимали это. Он был болен с тот день, когда они пришли, и все же он бился с ними, пока не рухнул на землю, поверженный и ранами, и сжигавшей его лихорадкой. Он был одет наряднее, чем все остальные пленники, и это викинги тоже отметили, однако пленник не сказал, кто он и как его имя. Все видели, что он человек одаренный и умеет резать руны, но никто не мог угадать в нем наследника гордого рода, обладавшего огромным богатством и властью в той области Франции. Он случайно оказался в деревне в тот роковой день, потому что хотел навестить художника, у которого он учился.
И теперь этот человек стал рабом, как и все остальные пленники. Рольф ценил его и держал при себе, он дозволял ему резать руны и был изумлен, когда увидел, что его пленник может не только писать, но и украшать резьбой драгоценные камни и дерево. Соседи прослышали о его ремесле и отовсюду стали стекаться в дом Рольфа. Радпор, средний брат, захотел купить этого раба, но Рольф отказал ему.
От гостей, собиравшихся в доме Рольфа, раб получил много серебра. По их просьбе он украшал резьбой спинки стульев и шкатулки для женских украшений, делал и перстни и ожерелья. Скоро мастер прославился и скопил столько серебра, сколько было нужно, чтобы уплатить Рольфу выкуп и вернуть себе свободу.
Он предложил Рольфу все свои деньги, но Рольф отказал ему. Он оставил рабу деньги, но сказал, что не отпустит его. Он сказал также своему рабу, что восхищается его искусством и хочет, чтобы тот остался с ним и полюбил свой новый дом и новую родину.